Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Глава 21
Нью-Йорк. 9 сентября 1997 года

Ричард жил в лофте на Бликер-стрит. Под его жилищем располагался ночной клуб под названием «Биттер Энд». Рэйчел поразило огромное свободное пространство под прозрачной крышей. В одном углу была зона для посиделок, в другом – стояла двуспальная кровать, а в еще одном располагались обеденный стол, кухня и отгороженная ширмой раскладушка, которая, как догадалась Рэйчел, была приготовлена для нее. А между этим всем простиралась обширная площадь деревянного пола.

– Тут замечательно кататься на скейте, – прокомментировала Рэйчел. – Ты поэтому приобрел лофт?

– Я всего лишь снимаю его, – ответил Ричард. – Но правда ведь тут здорово? Мне нравится это место.

– Ты отлично выглядишь, – улыбнулась Рэйчел, бросая взгляд на сшитые из шотландки брюки старого друга. Он сочетал их с черной футболкой. А сам он был коричневым от загара, волосы выгорели на солнце. Завершали образ модные очки в ярко-синей оправе. – Как же я рада тебя видеть!

– Ты тоже прекрасна, как всегда. – Он расцеловал Рэйчел в обе щеки. – Как давно мы не виделись!

Пока Ричард наполнял кофейник, Рэйчел освежилась в маленькой старомодной ванной, где трубы были ровесницами века, а бачок, наполняясь, громко журчал.

– Итак, что новенького? – спросил Ричард, когда она вернулась. – Давай рассказывай всё.

По телефону она уже сказала ему, что обручена, и теперь показала кольцо, на что Ричард отреагировал восхищенными стонами:

– О, великолепно!

– Алекс сам выбирал, – с гордостью уточнила Рэйчел и уселась за стол.

– Он знает толк в ювелирке. Помню, когда вы встречались еще только пару месяцев, он купил тебе те жемчужные серьги с бриллиантовой крошкой. Меня особенно впечатлило, что он выбрал именно клипсы, которые ты всегда носишь, а не серьги, и не промахнулся с твоим стилем.

– У него наметан глаз, – согласилась Рэйчел. – А я научила его еще и чеки хранить.

– W? Я очень рад за вас обоих. Но где же мое приглашение?

Рэйчел засмеялась:

– Подготовкой к свадьбе занимается моя мама, но можешь не беспокоиться – ты точно в списке приглашенных.

– Расскажи-ка мне, как он делал предложение. Вставал на одно колено?

– Не совсем, – мотнула головой Рэйчел. – Мы ездили на выходные в Париж, и все шло прекрасно до тех пор, пока наш кеб с визгом не затормозил в тоннеле Альма прямо перед тем, что осталось от «мерседеса» Дианы, и это все круто поменяло.

– О боже! – Ричард с беспокойством потянулся через стол и погладил руку Рэйчел. – Это, должно быть, потрясло вас.

– Это было ужасно. Особенно фотографы, щелкающие своими камерами… – Она умолкла. – Мне до сих пор это снится по ночам. Просто беспокойные сны, в которых я мечусь с чувством, что должна сделать что-нибудь, чтобы помочь, но не знаю что.

Пока она говорила, ей вспомнился сон, который она видела несколько ночей назад.

– В одном сне я тянула Диану за руку, стараясь вытащить из разбитой машины, но ее пальцы постоянно выскальзывали.

Ричард помешал свой кофе.

– Однажды я помог людям, выжившим в страшной автокатастрофе, и увиденное преследовало меня много лет. Не стоит недооценивать силу воздействия этого происшествия.

Он был первым человеком, который, услышав историю в тоннеле, не потребовал кровавых подробностей, и Рэйчел была ему за это признательна.

– Как бы то ни было, похороны Дианы остались в прошлом, и жизнь в Соединенном Королевстве возвращается в привычное русло, если не считать, что мой магазин наполовину пуст. Расскажи мне об этих торгах, что ты устраиваешь.

Он потер руки и широко улыбнулся:

– Ван дер Хейдены были одним из самых влиятельных семейств Нью-Йорка наряду с Рокфеллерами, Вандербильтами и Дюпонами. Это была эра джаза, когда Луи Армстронг и Джелли Ролл Мортон играли танцевальную музыку, а белые из тех, что побойчее, похаживали в подпольные бары пить коктейли, в «Коттон клаб» или в «Савой» в Гарлеме. А какие тогда носили платья… – Он чмокнул кончики пальцев. – Я для тебя припас лакомый кусочек!

* * *

Они шли вдоль тенистой, засаженной деревьями Бликер-стрит, фасады домов на которой оплетали похожие на гигантских змей металлические пожарные лестницы. Местные кафе выносили веранды прямо на тротуары. Перейдя улицу, Рэйчел и Ричард миновали еще пару зданий в северном направлении и обогнули площадь Вашингтона. Вокруг маленьких столиков сгрудились игроки в шахматы, которые в своей сосредоточенности не замечали ничего вокруг, и повсюду попадались уличные артисты: музыканты, жонглеры, мимы и танцоры брейк-данса. Все они смотрелись неуместно на фоне исторических зданий, которые окружали парк и мемориальную арку с северной стороны, но явно считали это место своей территорией.

Ричард привел Рэйчел к ангару, располагавшемуся в переулке. Он отпер дверь и пропустил подругу внутрь. В помещении рядами стояли полные одежды вешалки, накрытые полиэтиленовой пленкой, и на каждый рейлинг был приклеен номер.

– Сейчас я принесу тебе список, – пообещал Ричард и исчез в конторке.

Рэйчел, снедаемая волнением от возможности взглянуть на эту коллекцию поближе, вдохнула застоявшийся пыльный запах. Описание Ричарда было многообещающим.

– Что-то из этого идет лотами, а что-то по отдельности, – сказал он. – Целевая цена указана с краю. Хочешь пока посмотреть самостоятельно? А мне нужно еще кое-что доделать по административной части.

– Жду не дождусь, – выдохнула Рэйчел.

Она приподняла пленку с первого вешала и обнаружила там несколько необычных вещей от известных кутюрье 1920-х годов: гарнитур от Пиге из светло-вишневого шелкового платья, драпированного шифоновыми шарфами с серебряными листьями, и дамских шаровар; черное платье от Вионне из крепа с кружевным лифом; вечернее платье из бархата кораллового цвета от Чарльза Фредерика Уорта, украшенное нитками жемчуга, спускающимися вдоль рукавов, как крылышки феи; пышное платье для танцев от Шанель из черного с розовым шифона. Рэйчел засомневалась, что она сможет себе позволить хотя бы одно из них, но все же отметила понравившиеся вещи, прикинув, какую цену сможет поставить за них у себя в магазине, а потом подсчитав, сколько она будет в состоянии заплатить за покупки в долларах с учетом аукционной комиссии, курса валют, платы за доставку и таможенной пошлины.

Она взяла калькулятор и ходила вдоль каждого ряда вешал, производя подсчеты и соображая, что из вещей может вписаться в ее бюджет. В коллекции были плащи, костюмы, шляпы, туфли, украшения на платья, даже кое-что из первых купальников и идущих в наборе с ними пляжных халатов. Потрясающе!

Когда час спустя Ричард появился из своей конторки, он расхохотался, увидев покрывшийся карандашными пометками список.

– Почему бы тебе не взять всё сразу? – предложил он.

– Я бы с удовольствием. Для меня это какой-то рай земной. Мне хотелось бы переродиться в кого-нибудь из представительниц рода ван дер Хейденов, чтобы у меня был такой гардероб.

– Есть еще кое-что, чего ты еще не видела, – сказал Ричард. – Piece de resistance[9]9
  Основное блюдо (фр.)


[Закрыть].

Заинтригованная Рэйчел пошла следом за ним к отдельной стойке, на которой висел полноразмерный чехол на молнии. Ричард расстегнул молнию и вытащил из чехла платье, при виде которого Рэйчел потеряла дар речи. Оно было из креп-жоржета цвета слоновой кости. Его украшали нити кристаллов, на бедрах располагался тугой пояс, а на спине – вырез до самой талии.

– Это оригинальная вещь 1928 года от Молино. Его надевала актриса Гертруда Лоуренс. Правда оно божественно? – Он повертел наряд, чтобы Рэйчел разглядела его с обеих сторон.

По всей поверхности платья были аккуратнейшим образом вручную нашиты сотни малюсеньких кристаллов. Рэйчел держала наряд на вытянутых руках. Внутренний голос подсказывал ей, что он будет впору.

– Зачем ты мне показал его? – вздохнула она. – Это то самое свадебное платье. Мой окончательный выбор. Но, даже не глядя на твои прайс-листы, я понимаю, что никогда не смогу купить такое.

– Примерь, – настаивал Ричард. – Можешь переодеться за той шторкой.

Рэйчел не смогла устоять. Когда она просунула голову в горловину, ткань под собственной тяжестью идеально села по фигуре.

– Его как будто специально сшили для тебя в ателье Молино, – сказал Ричард, подводя Рэйчел к зеркалу в полный рост. Ее восхитили аккуратная посадка на бедрах, вырез горловины, проходящий под ключицами, глубокий вырез сзади, открывающий лопатки и позвоночник.

– Это было жестоко, – сказала она со слабой улыбкой. – Из-за тебя мне теперь не захочется никаких других платьев, – что бы она сейчас ни надела, ничто не смогло бы сравниться с этим нарядом.

– Прости, – широко улыбнулся Ричард. – Я куплю тебе коктейль, чтобы загладить вину.

Они пошли в «тихий» бар на Бликер-стрит – тесное помещение с кирпичными стенами, в которое можно было попасть, пройдя по длинному коридору и поднявшись по задней лестнице. Ричард заказал Рэйчел «Мотоциклетную коляску» – коктейль времен сухого закона из ликера «Куантро», коньяка и лимонного сока, и она осторожно сделала глоток. Первым делом они обсудили лоты, за которые она собиралась делать ставки, и Ричард предложил ей отправить покупки в Лондон совместно с ним, чтобы сэкономить.

На следующий день они беседовали об общих друзьях, и в конце концов разговор вернулся к Диане и ее преследованию прессой по обе стороны океана.

– Мне она нравилась, – сказал Ричард. – В ней было столько шарма, но кто бы мог подумать, что ее будут боготворить посмертно? И только попробуй сказать что-нибудь в осуждение – народ заводится с полоборота.

– Алекс считает, что авария могла быть специально подстроена спецслужбами, – сообщила Рэйчел. – Он снимает об этом документальный фильм.

– Я слышал нечто подобное. – Ричард ушел в свои мысли. – Думаю, такое возможно. И это было бы ужасно, правда?

Они поели димсамов в китайском ресторане, расположенном через улицу от лофта Ричарда, а когда вернулись в квартиру, уставшая Рэйчел упала на свою раскладушку и уснула через несколько секунд.

* * *

Утром на аукционе Рэйчел почему-то разволновалась, что было ей несвойственно. Она решила делать ставки на двадцать четыре разных лота, на что могло уйти До десяти тысяч долларов из кредитных денег. Ричард дал ей табличку, которую она должна была поднимать, если собиралась делать ставку. Она не умела подавать едва заметные знаки или поднимать мизинец, как делают некоторые ребята, чтобы привлечь внимание аукциониста.

Начало оказалось неплохим. Ей удалось купить за сто долларов большой лот бижутерии, в котором было несколько бус из черного, розового и кремового жемчуга. К изумлению Рэйчел, ей перепали платье для танцев от Шанель и черное креповое от Вионне по тем ценам, на которые она ориентировалась, а также несколько лотов повседневных вещей, пальто и жакетов. В общей сложности она приобрела четырнадцать лотов из намеченных ею, причем значительно дешевле предела, который она сама себе установила.

Платье от Молино шло последним, и Рэйчел решила подождать и посмотреть, хотя начальная цена в восемьсот долларов с ходу вычеркивала ее из числа претендентов. Кто-то в конце зала – участник торгов под номером 54 – оставил его за собой, предложив 2500 долларов, и Рэйчел вздохнула. Ей нужно было стереть эту вещь из своей памяти, прежде чем начинать искать свадебное платье.

Она подписала все необходимые документы и оформила денежный перевод, а Ричард заверил ее, что товар придет в магазин в середине ноября, задолго до рождественского подъема продаж.

– В посылке будет еще кое-что, – сообщил Ричард. – Но это просто взаймы. На Новый год ты сможешь вернуть это обратно.

– О чем ты вообще говоришь?

Он показал ей свою табличку с номером 54.

– Это я взял платье от Молино. И ты наденешь его на свадьбу. Теперь тебе точно придется меня пригласить.

Рэйчел бросилась Ричарду на шею и едва не расплакалась.

– Это лучший свадебный подарок, какой ты только мог сделать. Я не могу тебе описать, как много это для меня значит.

По дороге в аэропорт Рэйчел не могла сдержать улыбку, представляя себя в день свадьбы в платье от Молино. Поездка оказалась успешной во всех отношениях, и она с нетерпением ждала прибытия посылки в Брайтон. Вытащив «Филофакс», она принялась зарисовывать приходившие в голову варианты эффектного оформления витрины вещами ван дер Хейденов, чтобы все местные жители знали о ее новых шикарных приобретениях.

Глава 22
Нью-Йорк. Июль 1927 года

Был влажный, жаркий и абсолютно безветренный вечер. Мэри в свободном белом платье из хлопка с вышивкой абрикосового цвета сидела возле окна, обмахиваясь веером. Немного раньше Эрнест предупредил по телефону, что зайдет к ним, и она помахала ему рукой, когда он появился из-за угла дома. Несмотря на изнуряющую жару, он был в костюме и при галстуке, а на голове красовалась шляпа-котелок. Мэри посмеялась над его подчеркнуто английским видом.

– Ты еще не совсем испекся? – крикнула она другу, поднимавшемуся по ступенькам и коснувшемуся шляпы в знак приветствия Мэри.

– Как кусок жареной свинины, – широко улыбнулся он, когда горничная открыла ему дверь.

– Эрнест, здорово! Что будешь пить? – поприветствовал его Жак. – У Мэри мятный джулеп, а я сижу с vin rouge[10]10
  Красное вино (фр.).


[Закрыть]. — Язык у него заплетался, и Мэри понимала, что он уже пьян, хотя было только начало седьмого. Она вздохнула.

– Мятный джулеп – это, наверное, что-то вкусное. – Эрнест положил свой котелок и попросил у Мэри разрешения снять пиджак. Потом он закатал рукава рубашки и подсел на стул возле хозяйки дома.

Она справилась о Доротее, на что Эрнест ответил, что, к сожалению, ее здоровье все еще оставляет желать лучшего, а потом добавил:

– И в связи с этим у меня для вас есть новость.

Мэри внимательно изучала его. Эрнест был необычно хмур и избегал встречаться с ней взглядом.

– Не томи нас, – подстегнула она друга, а Жак тем временем протянул ему напиток.

Эрнест сделал глоток.

– Думаю, вам известно, что я всегда разрывался между британской и американской сторонами своей личности, – проговорил он. – Недавно со мной связался отец и спросил, не смогу ли я вернуться в Лондон и принять руководство фирмой, чтобы он мог постепенно отойти от дел. Моя сестра Мод тоже в Лондоне и тоже хочет, чтобы я был рядом. Поэтому я ответил, что приплыву в течение нескольких недель, как только всё улажу.

– Ты не можешь уехать! – воскликнул Жак. – С кем мы будем проводить наши турниры по бриджу? Серьезно, топ ami[11]11
  Мой друг (фр.).


[Закрыть], мы будем ужасно по тебе скучать.

Мэри ощутила ком в горле. Ее уже охватывала тоска по Эрнесту.

– А как Доротея относится к переезду? – поинтересовалась она.

Эрнест кашлянул:

– На самом деле Доротея и я… боюсь, мы решили развестись.

Все потрясенно замолчали. В голове Мэри мысли вертелись вихрем. Уоллис была во Франции, по ту же сторону Атлантики, что и Лондон.

– Ты едешь не из-за… – начала говорить она, но осеклась, вспомнив, что не посвящала в это дело Жака.

– Мы уже давно были несчастны в нашем браке, и недавние обострения в наших отношениях оказались непреодолимы. Это будет к лучшему для всех, кого это непосредственно касается, – произнося это, Эрнест разглядывал свои колени и был явно смущен.

– Уоллис сейчас в Европе. Может, вы там случайно встретитесь, йи язвительно сказала Мэри. От одного лишь упоминания имени Уоллис взгляд Эрнеста сделался масленым, и это взбесило Мэри. Первой ее мыслью было: «А как же я?» Эрнест стал ее поверенным с тех самых пор, как она рассказала ему о выкидышах. И до того момента, как Уоллис вломилась между ними, она чувствовала, что может рассказать ему о чем угодно. У них была общая любовь к книгам, и он хорошо влиял на Жака, сдерживая его тягу к спиртному личным примером. Он был ее страховкой, плечом, на которое можно опереться, и просто не мог взять и уехать в Лондон. Она этого не позволит.

Потом в уме Мэри всплыло кое-что, что она до сих пор четко не осознавала: «Если уж он оставляет свою жену, то это должно быть ради меня». Она даже удивилась, когда эта мысль полностью оформилась, насколько очевидной она была. В ее воображаемой жизни Эрнест был ее идеальным мужем, человеком, который приходился ей одновременно другом и любовником. Он спрашивал ее мнение так, как никогда не делал Жак; для него не существовало таких тем, на которые ей не разрешалось говорить; с ним не было беспокойных ночей, когда она лежала без сна, слушая пьяный храп мужа. Порой она представляла себе его лицо, когда они занимались любовью с Жаком, и каждый раз чувствовала укол вины. Но она никогда не думала, что они могут быть вместе, потому что у Эрнеста была Доротея, а теперь Уоллис заворожила его, и он бежит в Европу по ее следу. Та, конечно, будет относиться к нему с презрением, как и ко всем своим поклонникам. Она вырвет его сердце, бросит на пол и наступит каблуком.

– Я считала тебя джентльменом в большей степени, – резко сказала Мэри. – Но, полагаю, ошибалась.

– Мэри! – с упреком воскликнул Жак. – То, что происходит у Эрнеста с женой, не нашего ума дело.

– Просто меня удивляет, насколько легко его оказалось провести, – продолжала она, понимая, что Жак понятия не имеет, о чем она говорит. – Вы, мужчины, бываете такими наивными.

– Эй, а что я такого сделал? – вскричал Жак, а весь вид Эрнеста говорил о том, что тот готов был провалиться сквозь землю.

– Ты меня разочаровал и низко пал в моих глазах, – сказала Мэри Эрнесту, а он в ответ пробормотал что-то похожее на извинение.

– Кто-нибудь мне скажет, что происходит? – спросил Жак.

Мэри встала.

– Пусть Эрнест тебя просветит, – бросила она. – У меня разболелась голова, и я удаляюсь. Прощайте, мистер Симпсон.

Эрнест поднялся со стула, но Мэри не задержалась, чтобы подать ему руку, а выбежала из комнаты.

Она была так разгневана, что почти рыдала. Почему Уоллис всегда получает то, что хочет? Это просто несправедливо.

Через неделю после отъезда Эрнеста Мэри получила письмо от Уоллис с Лазурного Берега. Они с тетей Бесси подружились с молодым юристом из Филадельфии, который хоть и имел очень степенный вид, на деле оказался выдающимся танцором. Когда он выходил на площадку, все вокруг расступались, чтобы полюбоваться чарльстоном или медленным фокстротом в его исполнении. Также она упоминала в своем письме весьма занятного ирландца, развлекавшего их за ужином. По всему было ясно, что она не держится за Эрнеста. Мэри порвала письмо на мелкие кусочки и бросила в пепельницу.

* * *

25 октября на первой полосе газеты «Нью-Йорк таймс» напечатали заметку о смерти дяди Сола. Мэри не без любопытства прочитала некролог. Она знала, что дядя Сол управлял железнодорожной компанией, но никогда не слышала о том, что он отвечал за строительство продолжения железнодорожной ветки «Сиборд Эйрлайн» до Южной Флориды. Она ехала по этой самой ветке, когда навещала Уоллис в Пенсаколе. Многие уважаемые бизнесмены написали о его огромном вкладе в развитие транспортной инфраструктуры страны и его богатстве, оцененном примерно в пять миллионов долларов. Это, конечно, означало, что Уоллис приедет из Франции домой. Она наверняка очень рассчитывает получить наследство, поскольку дядя Сол никогда не был женат и у него не было собственных детей.

К тому времени как Уоллис вернулась, дядя Сол уже лежал в фамильном склепе, а его завещание было зачитано родственникам. Уоллис встретила на перроне ее мать Элис. Она рассказала дочери об условиях завещания, и та поспешила поделиться услышанным с Мэри по телефону:

– Ты можешь в это поверить? Большую часть состояния он завещал приюту для обнищавших женщин благородного происхождения. Я получу только мизерный трастовый фонд. И лишусь даже его в том случае, если повторно выйду замуж.

– Зачем же он так поступил? – посочувствовала Мэри. – Почему было не позаботиться о собственной плоти и крови?

Уоллис вздохнула:

– Потому что он так и не простил меня за то, что я против его воли ушла от Уина. Зато мне теперь больше не придется выслушивать его нудные нравоучения. Он меня ни в грош не ставил, как и всех женщин вообще. По его разумению, мы все – слабые создания без принципов и здравого смысла.

На памяти Мэри Уоллис ездила к дяде Солу только тогда, когда ей нужно было его задобрить и упросить дать ей денег то на одно, то на другое: новое платье, поездку в Европу, развод. Возможно, он был сыт этим по горло.

– Разумеется, я подам апелляцию, – подытожила Уоллис. – Так запросто он не отделается.

– Ты теперь возвращаешься в Америку? – спросила Мэри.

– Ненадолго. Мне нужно в Уоррентон в начале декабря – закончить связанные с разводом дела. Еще я хотела полюбопытствовать, можно ли будет воспользоваться вашим гостеприимством на Рождество? А в Европу я отправлюсь сразу после Нового года.

Мэри ответила не сразу. Уоллис понятия не имела, как сильно сердилась на нее подруга. Можно было с легкостью придумать какой-нибудь предлог, сказать, что к ним приезжают родственники Жака, но Мэри не устояла перед обаянием Уоллис. И сама не заметила, как произнесла:

– Да, конечно, ты можешь остановиться у нас.

Весь первый день после приезда Уоллис Мэри не интересовалась у нее насчет Эрнеста. Слышать о нем было для нее подобно невыносимой пытке. Но вскоре любопытство взяло верх.

– Ты знала, что Эрнест в Лондоне и что он разводится с Доротеей? – спросила она, внимательно наблюдая за реакцией.

– Он такой душка, – ответила Уоллис с отрешенной улыбкой, склонив при этом голову набок. – Настойчиво продолжает просить меня выйти за него замуж, а я все никак не могу определиться. Я очень тепло отношусь к нему. Он добрый, и это, конечно, было бы разительным контрастом по сравнению с моим бывшим мужем. Но я не уверена, что он подходит мне по темпераменту.

– А я не уверена, что тебе в этом плане вообще кто-то подходит, – ответила Мэри, не удержавшись от колкости.