Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Глава 37
Брайтон. 22 октября 1997 года

Вернувшись в Брайтон, Рэйчел перенесла одежду Сьюзи из машины в квартиру и разложила ее на спинке дивана. Наряд от Мейнбохера она повесила на мягких плечиках в дверном проеме и стала рассматривать искусный крой и безупречные швы.

У нее было несколько справочников по истории моды, и в одном из них даже имелись фотографии, иллюстрировавшие разные стили, которые появлялись в журналах «Vogue» в разные годы. Рэйчел нашла в оглавлении Мейнбохера и, как она и предполагала, обнаружила десятки посвященных ему статей. Она просматривала их одну за другой, и в разделе, посвященном 1934 году, увидела тунику с юбкой – тот самый наряд – на Уоллис Симпсон. Рэйчел присмотрелась к линиям цветочного орнамента, и они оказались идентичными. Это была вещь из осенней коллекции дизайнера, вдохновленной Востоком.

«Могло ли случиться так, что этот наряд принадлежал Уоллис?» – думала Рэйчел. Его размер вполне мог бы подойти миссис Симпсон. Рэйчел решила написать по электронной почте Ричарду и спросить его мнение, потому что в том случае, если это предположение подтвердится, Сьюзи могла бы выручить за него значительно больше на аукционе, чем в «Забытых мечтах».

Она дождалась, пока загрузится компьютер, и зашла в электронную почту.

«Привет, Рич! — напечатала она. – Я только что разжилась вещами, среди которых есть Мейнбохер 1934 года: туника с розовым принтом в китайском стиле и юбка той же расцветки.

В моем воговском альбоме есть изображение Уоллис Симпсон в таком же наряде. Ты не знаешь кого-нибудь в главном офисе компании, кто мог бы сказать, принадлежали эти вещи Уоллис или нет?»

В тот вечер Рэйчел пыталась дозвониться Алексу в Париж, чтобы рассказать ему, как прошел день, но постоянно слышала только сообщение автоответчика. Даже в одиннадцать вечера, когда он должен был находиться в номере отеля, из телефонной трубки раздавалось раздражающее «не могу ответить на ваш звонок». Ей ужасно не хотелось ложиться спать, не поговорив с ним. Это было одно из их правил. Когда бы ни случалось им расставаться, вечером перед сном они всегда беседовали. Если даже его мобильный заблокировали из-за отрицательного баланса, он должен был позвонить ей по телефону в номере отеля. А она сама не могла связаться с ним, потому что он не сказал ей, где остановился.

Едва проснувшись на следующее утро, она снова позвонила Алексу на мобильный. На сей раз он ответил, но сказал, что бежит на встречу. На фоне были слышны звуки уличного движения и его шаги по тротуару.

– Я вернулся поздно и не захотел будить тебя, – произнес он тоном, который даже отдаленно не напоминал извиняющийся. Она думала признаться, что едва смогла заснуть, поскольку волновалась, что с ним что-то случилось, но потом ей показалось, что это прозвучит чересчур истерично. Поэтому она сказала:

– Ничего страшного, милый. Хорошего тебе дня.

И он почти сразу резко отключился, потому что добрался до места назначения.

Этот разговор привел Рэйчел в уныние. Казалось, что Алекс отдаляется от нее с каждым днем, и она не представляла, как удержать его, когда он работал так подолгу. Им было необходимо побыть вместе, расслабиться, чтобы никто не мешал, но когда они смогут позволить себе так провести время, было сложно сказать. Возможно, когда-нибудь в следующем году.

Она попробовала подбодрить себя, надев любимый наряд: платье 1940-х годов с принтом, изображавшим водоросли в бледно-серых и синевато-серых облачках и ярко-розовых тропических рыбок, плывущих сквозь подводную растительность. Она дополнила платье ярко-розовым кардиганом и туфлями с открытым носком, не обращая внимания на тучи, грозившие дождем. Правильно выбранная одежда обычно поднимала ей настроение, а именно с этим образом у нее были связаны особые воспоминания, потому что эти вещи она надела в тот вечер, когда они с Алексом учились танцевать сальсу на Кубе в ночном клубе на крыше здания. Он двигал ногами быстрее, чем она, его рука лежала на ее талии, и они танцевали вдвоем под зажигательный ритм духового оркестра под бескрайним звездным небом. Рэйчел отметила про себя, что надо когда-нибудь выбраться потанцевать в Брайтоне. В округе было полно клубов сальсы.

В магазин забежала Николь в джинсах, черной с красным футболке и парке с отороченным мехом капюшоном.

– Я принесла печенье с изюмом, – сказала она, доставая из большой сумки сверток. – Шикарное. Хочешь есть?

– Нет, спасибо, – ответила Рэйчел, ставя чайник. Когда Николь сняла парку и села, Рэйчел заметила, что ее футболка была из первого тура группы «Клэш» по Америке в 1979 году. На ней была изображена статуя Свободы, опутанная толстыми веревками.

– У Алекса тоже такая, – заметила Рэйчел и увидела, что футболка сильно велика Николь.

– А это его и есть, – сказала Николь. – Я взяла у него на время пару месяцев назад, и он так и не спросил о ней. Ты ведь не заявишь на меня в полицию?

Рэйчел усмехнулась:

– Можно было бы. Мы почти не видимся, а если и видимся, то все время спорим.

Она решила рассказать Николь об их недавних ссорах. Все-таки та знала Алекса еще со студенческих времен и могла подсказать что-нибудь дельное. Если повезет, она скажет, что Рэйчел принимает всё слишком близко к сердцу и что всё будет хорошо, как только закончатся съемки.

Но, слушая рассказ Рэйчел, Николь выглядела все более встревоженной и, когда история подошла к концу, сказала:

– О нет! Я уже видела его таким раньше, но я на самом деле верила, что у вас всё по-другому.

– Каким ты его видела? – Сердце Рэйчел упало.

– Погруженным в работу, потом идущим на конфликты со своей девушкой и эмоционально отстраненным. Похоже, он впадает в панику, когда отношения становятся серьезными. – Она взяла одно из своих печений.

Рэйчел подала ей чашку с чаем и села, чувствуя дурноту:

– Я уверена, что частично в этом была моя вина, потому что я недостаточно поддерживала его идею с программой. Все шло прекрасно до поездки в Париж. Раньше мы почти не ссорились.

Николь жевала печенье, а между бровей у нее пролегла морщинка.

– Он ведь никогда не пойдет на консультацию по вопросам взаимоотношений, правда? – проговорила она. – А это как раз то, что ему нужно.

Рэйчел не могла себе такого представить.

– Когда он обращается к специалистам, чтобы они прокомментировали какой-нибудь вопрос для программы, он говорит, что они более свихнувшиеся, чем все мы. Он считает, что они идут в психиатрию, чтобы скрыть собственные неврозы.

– Тебе надо предпринять что-нибудь. Мы не можем позволить Алексу всю жизнь действовать по этой нездоровой схеме. Он показывает себя лучшим, самым внимательным парнем, и девушки не могут поверить своему счастью до того момента, когда он резко выключает свою любовь и самоустраняется, оставляя их ни с чем. – Николь взяла чашку и подула на чай, чтобы немного остудить его.

– Стало быть, ты его уже видела таким? – Рэйчел было только в общих чертах известно о любовных историях Алекса, случившихся с ним до знакомства с ней. Они сошлись на том, что нет ничего хорошего в том, чтобы копаться в прошлом, да и сама она не горела желанием вываливать ему всю подноготную о своих романтических неудачах.

– И далеко не один раз, – ответила Николь. – Он даже помолвлен уже был. Ты знала об этом?

Рэйчел потрясенно покачала головой. О таком ему стоило бы рассказать ей, даже несмотря на запрет обсуждать прочие подробности из прошлого. Она автоматически взяла печенье и начала грызть его.

– Ее звали Анна, – поведала Николь. – Она была безутешна, когда он струсил и разорвал помолвку за считаные недели до свадьбы.

По лицу Николь прошла тень, причину которой Рэйчел не смогла разгадать. Получала ли она удовольствие оттого, что делилась этими новостями? Радовалась ли она тому, что у Рэйчел с Алексом не все шло гладко? Может быть, она просто завидовала их счастью, когда у нее разорвались последние отношения? Нет, Николь была не такая. Она, наверное, что-то неправильно истолковала.

– Я знала, что с Анной у них ничего не получится, – продолжала Николь, – потому что он ее обманывал. А это ведь всегда недобрый знак, правда?

Она умолкла и прямо посмотрела на Рэйчел.

– Ты в порядке? Что-то ты бледная. Прости, не надо было мне это рассказывать тебе сейчас. Не самый подходящий момент.

Обняв себя за плечи, Рэйчел поглаживала рукава кардигана.

– Не думала, что Алекс такой ненадежный тип. Я не выношу таких после последних отношений.

– Господи, какая же я бестактная! Алекс вовсе не отвратительный обманщик. Просто в прошлом у него с этим не складывалось. Может быть, это наложило легкий отпечаток на следующие отношения. Тебе не о чем беспокоиться. Я никогда не видела его влюбленным в кого-то так сильно, как в тебя. Честное слово.

Николь рьяно пошла на попятную, пытаясь сгладить нанесенный урон, но Рэйчел сидела молча, замкнувшись в себе. Ей нестерпимо хотелось, чтобы Николь поскорее ушла.

Ей было странно слышать, что человек, которого, как ей казалось, она знала вдоль и поперек, был таким черствым, что она и вообразить себе не могла. Та же холодность проявилась во время интервью со Сьюзи. Рэйчел почти безоговорочно верила в то, что Алекс ее любит, но, возможно, когда-то точно так же верила и Анна. Способен ли Алекс разлюбить безо всякой видимой причины? Может ли быть такое, что у него уже наметилась следующая девушка?

* * *

Вернувшись вечером домой, Рэйчел включила компьютер. Она уже ненавидела себя за то, что собиралась сделать, но Николь заронила в ее душу сомнение, которое она никак не могла развеять. Она зашла в электронную почту Алекса, радуясь, что она не была защищена паролем. Разве это не говорило о том, что ему было нечего скрывать? Но она все равно собиралась проверить всего один раз, а потом навсегда забыть обо всех своих подозрениях. Это было недостойно ее.

Среди обычного спама в ящике были письма от членов съемочной группы. Они касались оборудования и времени съемок. Многие из них были набросаны в сокращенном виде и не имели для нее никакого смысла, вроде «PAL 700, перенос на VHS, покадровый тайм-код». Было несколько сообщений от какого-то Паскаля, но она быстро вычислила, что это был один из информаторов во Франции. Множество друзей мужского пола писали ему и жаловались, что не виделись с ним уже целую вечность, и спрашивали, когда же он сможет выбраться, чтобы хорошенько посидеть в пабе, на что он отвечал им, что позвонит сразу же, как только узнает, кто убил Диану.

А потом Рэйчел заметила, что имя Николь проскакивает регулярно, раз в несколько дней. Она поколебалась, прежде чем открыть одно из ее сообщений. «Спасибо, что оплатил вчера вечером счет. Ты меня портишь», – говорилось в нем. Рэйчел глянула на дату и поняла, что речь шла о прошлой пятнице, когда он пришел домой поздно. Она открыла другое письмо. Там фраза «Ты лучший» сопровождалась целой строкой поцелуев, будто Николь нажала на клавишу «х» и упорно не желала отпускать ее. Рэйчел стало не по себе. Она прочла еще три сообщения от Николь, и все они доказывали, что их пятничные встречи были регулярными и на тот момент Алекс был гораздо ближе с Николь, чем с ней.

Внезапно Рэйчел вспомнила случай на новогодней вечеринке десять месяцев назад. Было почти четыре часа утра, и она уже собиралась идти спать, хотя в гостиной еще тусовался народ. Она пошла на кухню за стаканом воды, но остановилась в дверях, увидев, что Алекс и Николь стоят и обнимаются. В их объятиях не было никакого намека на секс. Просто два товарища, оба в изрядном подпитии, кое-как поддерживают друг друга. Рэйчел и раньше видела, как они обнимаются, и это не вызывало у нее ни малейшего беспокойства, но эти объятия длились долго. В конце концов она театрально кашлянула, и они отпрыгнули друг от друга.

Может, зря она не обеспокоилась из-за этого эпизода? Могла ли у Алекса быть интрижка с Николь?

Глава 38
Лондон. Октябрь 1934 года

На следующее утро после приезда Мэри Уоллис ворвалась в ее спальню в голубом чайном платье и бросилась на кровать, как бывало еще в школьные годы, когда Уоллис оставалась ночевать в доме Керков.

– Хорошо спала, дорогая?

– Как убитая. – Мэри зевнула и потянулась. – Клянусь тебе, это чудесно – быть здесь. Я скучала по вам с Эрнестом.

– Мы просто в восторге оттого, что ты снова к нам приехала. Скажи, что ты думаешь о нашем новом домочадце? О том другом, что появился здесь, помимо тебя. – Уоллис красиво раскинула платье, спрятав ноги.

– Принц Уэльский? Кажется, ты общаешься с ним без формальностей. Почему ты зовешь его Дэвидом?

– Так его называют родственники. И это имя ему нравится больше, чем Эдуард.

– Бедняга явно влюблен. Это твой очередной трофей, Уолли. Но неужели тебя ничего не беспокоит?

Уоллис загадочно улыбнулась;

– Он сказал мне, что любит меня, а я посоветовала ему не делать из себя посмешище.

– И все-таки ты поощряешь его, приглашая сюда? Эрнесту, наверное, непросто расслабиться в своем собственном доме, ведь теперь здесь того и гляди споткнешься о твоего страдающего от любви принца.

– Мы с Эрнестом обсуждали это, и мне кажется, ему льстит, что в его жену влюблен принц. А кому бы такое не польстило? – Она рассматривала свои тщательно ухоженные ногти. – В любом случае скоро он выбросит меня из своей жизни, как выбросил Тельму и Фреду Дадли Уард еще до нее. Так что я просто наслаждаюсь своим временем под солнцем.

– Ты писала, что быть сразу подле двух мужчин крайне утомляет, и вчера вечером я своими глазами увидела, что ты имела в виду. Каждый из них ждет, что ты будешь уделять внимание только ему. И когда же тебе вообще удается отдохнуть? – Мысленно Мэри отметила, что Уоллис выглядит уставшей и похудевшей. Она всегда теряла вес от нервного напряжения.

Уоллис села, поджав под себя ноги.

– Мама учила меня, что женщина должна быть интересной и уметь развлечь, а я получаю от этого удовольствие! Но бывают моменты, когда меня просто не хватает на всё. К примеру, в эту субботу я должна буду помочь принцу принять гостей на званом обеде в Форте, а Эрнесту в это же время взбрело в голову поехать на машине в Бат. Я знаю, что ты любишь архитектуру и всякое такое, и поэтому подумала, не сможешь ли ты поехать с ним? Но только если сама хочешь…

– С большим удовольствием. Знаменитый Бат из романов Джейн Остин. Мне всегда хотелось увидеть его.

«Так вот зачем я понадобилась здесь Уоллис, – язвительно подумала Мэри, – помочь ей фокусничать по жизни». Но, к счастью, она была совсем не против развлечь Эрнеста, пока Уоллис будет потворствовать принцу. Будет весело.

За завтраком Уоллис предложила Эрнесту, чтобы они с Мэри отправлялись в Бат без нее.

– Будешь присматривать за Питером Пэном, да? – справился Эрнест.

Мэри повернулась к Уоллис, приподняв бровь:

– За Питером Пэном?

– Потому что он вечный ребенок, – с широкой улыбкой объяснила Уоллис.

* * *

В Бате Мэри очаровали поднимавшиеся из реки Эйвон каменные террасы медового цвета. Пока путешественники бродили по источникам, бювету и аббатству, Эрнест не расставался с путеводителем «Бедекер», но заглянул в него всего раз, чтобы посмотреть дату. Все остальное было ему уже известно.

– Здесь я постоянно думаю о героях романа «Доводы рассудка» Джейн Остин, – призналась ему Мэри. – Самодовольный сэр Уолтер Эллиот и миссис Клэй, коварный Уильям Эллиот и закипающая страсть между капитаном Уэнвортом и Анной – все это разыгрывалось на этом вот самом фоне. Это так захватывающе – побывать здесь!

Перед тем как продолжить свои изыскания, они пообедали в кафе на углу крытого рынка постройки XIX века.

– Я будто попала на съемочную площадку, – воскликнула Мэри. – Как же повезло здешним жителям!

От долгого хождения у нее начала болеть спина, но все происходившее казалось ей таким волшебным, что ей и в голову не пришло просить Эрнеста сократить прогулку.

На обратном пути он устроил Мэри еще один сюрприз. Когда сгустились сумерки, он свернул с дороги в поле.

– Узнаешь это место? – спросил он, указывая на неподвижные черные силуэты, вырисовывающиеся на фоне оранжево-розового неба.

– Стоунхендж, – тихо произнесла Мэри. – О господи!

Она вышла из машины и пошла к камням, чувствуя, как покалывает кожу.

– Предполагают, что этим камням пять тысяч лет, – сообщил Эрнест, – Вероятно, они служили астрономическим календарем, но не поддается объяснению, как те, кто это построил, перемещали такие огромные глыбы без помощи механизмов.

Мэри положила руку на один из камней и представила себе всех тех людей, кто молился здесь на протяжении тысячелетий, глядя на восходящее или заходящее солнце.

– Мистическое место, – сказала она Эрнесту, – и внушающее благоговение. У меня даже голова кружится. – Она взяла его под руку и почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь. – Спасибо тебе, что привез меня сюда. Особое место.

На Брайнстон-Корт они вернулись уже к ужину. Горничная сказала, что Уоллис звонила и предупредила, что ее задержали в Форте и она сможет вернуться только к утру, поэтому просила передать, что бы они ужинали без нее.

Мэри с удивлением глянула на Эрнеста, но на его лице не дрогнул ни один мускул.

За ужином она все же не удержалась от того, чтобы не заговорить об этом:

– Конечно, очень лестно, что Уолли так много значит для наследника престола, но я боюсь, как бы ситуация не вышла из-под контроля. В Нью-Йорке люди, которым особо нечем заняться, уже распускают слухи.

Эрнест отправил в рот полную ложку супа и только затем ответил:

– То, что говорят люди, я и в грош не ставлю, но то, что другой мужчина покупает моей жене драгоценности и одежду, мне действительно чуждо. Она утверждает, что в этом, наоборот, есть справедливость, поскольку сопровождает его на мероприятиях, и для каждого из них у нее должен быть новый наряд.

– Можно, наверное, и так на это посмотреть.

– Я бы предпочел платить за это самостоятельно, но мой бизнес еще борется с последствиями краха. – Он многозначительно взглянул на Мэри. – Ты лучше меня знаешь Уоллис и ее беспокойство насчет денег.

Мэри кивнула. Она отлично помнила страдания Уоллис, когда ей приходилось вымаливать у дяди Сола очередную подачку.

– Так что, если она чувствует себя увереннее, когда богатый принц финансирует ее не отличающийся бережливостью образ жизни, пока мои доходы не вернутся на прежний уровень, я полагаю, что должен смириться со всем тем, что шепчут за моей спиной. – Он покончил с супом и, увидев, что Мэри тоже закончила, позвонил, чтобы горничная принесла основное рыбное блюдо.

Мэри ответила, только когда прислуга удалилась из комнаты.

– Тебе, наверное, одиноко, когда она остается на ночь в Форте? – У Мэри в голове не укладывалось, что подруга позволяет себе такие вещи. Присутствует ли там компаньонка? Что Уоллис будет делать, если ослепленный любовью принц зайдет ночью к ней в комнату?

– Такое случилось впервые. Я думаю, она посчитала это уместным, поскольку ты составила мне компанию. – Эрнест отправил в рот большой кусок рыбы, уставившись в пространство перед собой, а потом сменил тему.

Глава 39
Лондон. Ноябрь 1934 года

Коктейльные вечера у Уоллис обретали все большую известность и стали пользоваться таким спросом, что ей часто приходилось отказывать тем, кто пришел без приглашения, чтобы участников было не больше двадцати. Она сама смешивала коктейли в серебряном шейкере, приноровившись отмерять верные пропорции на глаз.

Мэри стояла в стороне и наблюдала за подругой, исполнявшей роль хозяйки. Уоллис старалась никого не обделить вниманием, не забывала справляться о детях, хворых родителях и новых деловых предприятиях. И гости вращались вокруг нее, как планеты вокруг Солнца.

– Я решительно заявляю, что ты самая известная хозяйка салона в Лондоне, – сделала подруге комплимент Мэри, когда подошла к бару, чтобы наполнить бокал.

– Только благодаря тому, что они надеются повстречать здесь принца Уэльского, – призналась Уоллис. – Видишь, как они входят в комнату и начинают оглядываться, а потом по их лицам пробегает тень разочарования, если его нигде не видно.

Это было верно в отношении одного из новых гостей, появившегося в один из вечеров, – немецкого дипломата по имени Иоахим фон Риббентроп. Он даже не попытался скрыть своего разочарования:

– Миссис Симпсон, я знаю из достоверных источников, что принц Уэльский завсегдатай вашего салона. Скажите, он прибудет позже?

Уоллис с улыбкой протянула ему мартини с джином и двумя оливками.

– Сегодня после обеда у него назначена официальная встреча, – сообщила она. – Вы выбрали неподходящий день, чтобы почтить нас своим присутствием.

– Я очень надеялся увидеться с ним. Ну, возможно, в другой раз.

– Только если вы обещаете не обсуждать политику весь вечер напролет. У себя на коктейльном вечере я не желаю слушать про жилье для рабочих и пороки иудейской веры. – Уоллис повернулась к Мэри. – Могу я представить вам свою старинную школьную подругу, миссис Мэри Раффрей? Вы можете обсуждать с ней любые темы несерьезного характера, – распорядилась она и направилась через гостиную встречать только что прибывшего гостя, оставив их вдвоем.

Мэри Риббентроп сразу не понравился. У него был слишком большой лоб, который занимал добрую половину лица, а также очень близко посаженные глаза.

– Вы живете в Лондоне, миссис Раффрей? – спросил он.

– Нет, я здесь в гостях. Греюсь в лучах, исходящих от блистательной светской жизни Уоллис.

Он не улыбнулся в ответ:

– И сколько вы здесь пробудете? – Вопрос был задан грубо, но Мэри списала такую прямолинейность на особенности немецкой речи.

– До тех пор, пока они не выгонят меня вон. А как долго это продлится, я не имею никакого представления. А что привело в Лондон вас, мистер Риббентроп?

Все время, что они разговаривали, он то и дело погладывал через плечо Мэри, и взгляд его блуждал по гостиной, будто бы он искал того, кто больше заслуживает его внимания, но тут он посмотрел на свою собеседницу в упор.

– Я работаю на герра Гитлера и еду в то место, куда он велит мне.

– Как интересно! Что он за человек? – спросила Мэри.

Фон Риббентроп улыбнулся:

– Он гений, который спасет нашу страну. Нам очень повезло, что он у нас есть. Я увидел одного человека, с которым должен переговорить. Вы позволите? Хорошего вам вечера, миссис Раффрей.

Он зашагал прочь, поразив Мэри своей грубостью.

– Ты давно знаешь Риббентропа? – поинтересовалась она у Уоллис на следующее утро.

– До вчерашнего вечера я встречалась с ним всего один раз у Эмеральды Кунард. Он вроде бы какой-то шпион. Правда эффектно? Мне кажется, он очарователен.

Мэри, разумеется, так не казалось.

Позже в тот же день Уоллис доставили огромный букет нежно-розовых роз. Прочитав карточку, она улыбнулась и бросила ее в горящий камин.

– Риббентроп, – сказала она. – Правда они милые?

Однажды и воскресенье в конце ноября Эрнест спросил за завтраком, хотят ли Уоллис и Мэри поехать с ним в резиденцию Петуорт. Хотя сам дом был закрыт для посещений, вокруг него был парк, созданный по проекту талантливейшего ландшафтного дизайнера по прозвищу Умелый Браун.

– С удовольствием, – тут же ответила Мэри, и они с Эрнестом повернули головы в сторону Уоллис.

– Я бы просто осталась дома и побездельничала, – сказала она, потягиваясь. – Поезжайте вдвоем. Повеселитесь!

Было ясно, но холодно, и Мэри куталась в пальто, меховую муфту и шляпку, пока они ехали по возвышенности Саут-Даунс, с которой открывались восхитительные виды на серебрящуюся внизу полоску моря. Они неспешно прогуливались по территории резиденции, и Эрнест объяснял Мэри, что раньше эти земли были регулярным парком, но в 1750-х Умелый Браун убедил собственников предпочесть более естественный стиль. Он предложил S-образный пруд, большие покрытые травой лужайки, извилистые тропинки, которые вместе создавали потрясающий ландшафт.

Два ирландских сеттера с блестящей шерстью насыщенного рыжего оттенка скачками подбежали к ним. Эрнест гладил псов, а они терлись головами о его ноги. Мэри огляделась в поисках хозяина собак и увидела женщину в твидовом костюме и накинутом на голову шарфе. Подойдя ближе, она крикнула:

– Не поощряйте их! Они думают, у вас есть что-нибудь вкусное.

В каштановых волосах, дружелюбном выражении лица и великосветском произношении этой женщины было что-то знакомое, но Мэри никак не могла узнать ее.

– Простите, – сказала незнакомка, – вы ведь Мэри Керк из Балтимора?

– Да-а, – осторожно призналась Мэри.

– Элеанор Джессоп, – представилась женщина. – Мы знакомы по школе «Олдфилде». Я училась там в 1913-м и 1914-м.

– Англичанка Элеанор! – воскликнула Мэри. – Господи боже мой, как ты? – Она протянула руку для рукопожатия. – Эрнест, это наша с Уоллис школьная подруга.

Эрнест тоже пожал руку, и Мэри объяснила, что он муж Уоллис.

– Так вы до сих пор общаетесь? – удивилась Элеанор.

– Я сейчас приехала к ней в Лондон погостить. Мы с Эрнестом просто решили прокатиться по окрестностям.

Взгляд Элеанор скакал с Мэри на Эрнеста и обратно, выдавая явное любопытство.

– Можно пригласить вас на чай? Я живу в миле отсюда вниз по дороге, ведущей к Восточному Лэ-вингтону.

Мэри взглянула на своего спутника и сказала:

– Мне уже довольно прохладно, поэтому я бы не отказалась от чая.

– Я полагаю, вы приехали сюда на машине. У вас найдется место сзади для трех пассажиров? – показала Элеанор на собак.

Эрнест казался не очень довольным, и Мэри поняла, что он опасается за кожаные сиденья автомобиля, которые собаки могут поцарапать, но в действительности они только немного их запачкали. Элеанор говорила, куда ехать, и они свернули к симпатичному особняку с круглой парковочной площадкой перед центральным входом.

– Какой великолепный дом! – отметил Эрнест. – Восемнадцатый век?

– Да. Он принадлежит семье моего мужа уже многие поколения. Заходите, пожалуйста.

После того как они сели в просторной гостиной перед камином с боковыми колоннами, Мэри начала согреваться. Горничная принесла поднос с чаем и домашними лепешками, и Мэри с Элеанор принялись вспоминать былые времена в «Олдфилдсе», своих однокашниц и сестер Ноланд.

Эрнест разглядывал комнату. Его взгляд упал на портрет Элеанор, на котором ее волосы были собраны в тугой пучок, и он подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть картину.

– Чертовски хорошая работа, – сказал он. – Художник искусно передал сходство.

Элеанор улыбнулась, порадовавшись комплименту:

– Его написал мой муж Ральф Харгривз. Он был бы восхищен, услышав ваши слова. Простите, что его нет. Он сейчас рисует где-то в другом месте, и я не увижу его до самых сумерек. Останьтесь, пожалуйста, подольше, и вы с ним познакомитесь.

– Возможно, в другой раз. – Эрнест посмотрел на часы. – Уоллис ждет нас к шести.

Перед отъездом Мэри обменялась с Элеанор адресами и телефонными номерами. Мэри сообщила подруге, где остановилась на Брайнстон-Корт и где живет в Нью-Йорке.

– Если будете в Лондоне, заезжайте к нам на коктейльный час, – предложил Эрнест. – В шесть почти каждый вечер.

Элеанор ответила:

– К сожалению, мы не бываем в Лондоне, но я бы хотела, чтобы вы приехали еще и остались у нас подольше. Мэри, я была так рада тебя видеть!

В машине на обратном пути Мэри рассказала Эрнесту, как очень похоже Уоллис удавалось копировать произношение Элеанор и как они вытягивали из нее разные сведения о принце.

– Теперь так смешно об этом вспоминать, – смеялась Мэри.

Вернувшись на Брайнстон-Корт, Мэри тут же нашла Уоллис.

– Отгадай, кого мы встретили? Помнишь Англичанку Элеанор?

– А, эту, – произнесла Уоллис, скорчив гримаску. – Она по-прежнему скучна, как посудомойка?

– Напротив, – пришел на выручку Мэри Эрнест. – Она очаровательна, живет в великолепном особняке прекрасного содержания.

– Особняки. Скукота… – Уоллис изучала свой коктейльный бар. – Давайте-давайте, вы двое! У вас есть пять минут, чтобы переодеться, до того как приедет Питер Пэн и начнет поглощать мартини.

Прохода мимо столика в холле, Мэри заметила новый букет нежно-розовых роз точно такого же оттенка, какие ранее прислал Риббентроп. Она посмотрела, нет ли карточки, но рядом с цветами ничего не было.