Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Глава 30
Лондон. 13 июня 1931 года

Мэри очень хотела найти могилу своего предка из Керков в Вестминстерском аббатстве, поэтому одним субботним днем, пока Уоллис была на примерке платья, Эрнест повез ее туда в своем желтом автомобиле марки «Лагонда». Они зашли в собор через Большие Западные ворота, и как только они оказались там, по телу Мэри пробежали мурашки и на мгновение ей показалось, что она вот-вот задохнется.

– Я и не думала, что он такой огромный… такой величественный! – воскликнула она и тут же смутилась: как же могло быть иначе, ведь все британские короли и королевы были коронованы здесь, начиная с 1066 года, и многие из них здесь же и покоятся.

Эрнест развеселился:

– Мы здесь, в Англии, знаем толк в пышности и церемониале. Это по нашей части.

Он провел Мэри по собору и указал на ребристый, похожий на паутину свод в капелле Генриха VII, французские орнаменты на больших круглых окнах, отметив высоту и стройность пропорций здания. Они остановились возле уголка поэтов и рассматривали мемориалы писателей от Чосера и Драйдена до Диккенса и соотечественника Мэри – Генри Джеймса. Они бродили долго-долго, но найти могилу Керка никак не могли, что не мешало им упиваться каждым моментом.

Поскольку Мэри выказала такой интерес к истории монархии, 6 июня Эрнест организовал для них троих просмотр торжественного развода караулов с выносом знамени, из окна здания Адмиралтейства, откуда открывался замечательный обзор. В начале процессии выехали король Георг V и королева Мария в парадных каретах, а потом Мэри зачарованно наблюдала за смотром войск в парадной форме, сверкающей золотом.

– Это все могло быть твоим, Мэри, – поддразнила ее Уоллис. – Только представь себе… – Она повернула голову к Эрнесту. – Мэри была без ума от принца Уэльского, когда мы еще учились в школе.

– Мэри все еще остается замужней женщиной, дорогая. Я не думаю, что нам подобает устраивать здесь сватовство, – упрекнул Эрнест жену.

Мэри рассказала Эрнесту о сложных отношениях с мужем, когда они остались вечером вдвоем. Ей понравилось, что Эрнест не начал ничего советовать, а просто выслушал и посочувствовал. Уоллис же была непреклонна и настаивала на разводе и поиске нового мужа в самое ближайшее время, то есть желательно с ее непосредственной помощью.

* * *

Июнь пролетел в суетливой череде приглашений и походов по гостям, и у Мэри почти не было времени вспоминать о Жаке. Уоллис попросила ее помочь с выбором кое-какой новой мебели для дома на Брайнстон-Корт, и они часами бродили по магазину Хила на Тоттенхэм-Корт-роуд, сидели на кроватях с пологом на четырех столбиках, чтобы проверить, насколько они удобны, и смотрели на новые стулья из хромированного металла и кожи, спроектированные представителем стиля баухаус Мисом вандер Роэ.

– Очень стильно, сказала Мэри, присев на один такой стул, – но не совсем удобно. Мне нравится, когда больше набивки.

– Глянь-ка сюда, махнула рукой Уоллис на туалетный столик в стиле рококо. – Я уже видела такие раньше, – сказала она. – Смотри.

Она скользнула рукой в перчатке по внутренней стороне столешницы до определенной точки, нажала на потайной механизм, и откуда ни возьмись резко выдвинулся ящичек. Он был около пятнадцати сантиметров в длину, десяти в ширину и пяти в глубину, и, когда Мэри надавила на него, чтобы убрать, он исчез, как и не бывало. Никто бы и не догадался, что он там был.

– Как здорово придумано! – заметила Мэри. – Но что тут можно хранить?

– Секреты, конечно, – усмехнулась Уоллис. – Они есть у всех. Даже у тебя, Мэри.

Она засмеялась, хотя для нее это слово имело скорее отрицательное значение. Мэри вспомнила про сифилис, которым наградил ее Жак, и о том, что он не хотел рассказывать ей о войне. В ее жизни секреты редко означали что-то хорошее.

Супруги Симпсон оказали Мэри такой радушный прием, что она начала подумывать о том, чтобы переехать в Лондон после развода и снять квартиру неподалеку от Брайнстон-Корт. Ей было одинаково хорошо с каждым из них. С Эрнестом у нее были общие интеллектуальные интересы, а с Уоллис – любовь к оживленной беседе. Не сочтут ли они это посягательством на свою территорию? Мэри была уверена: не сочтут.

И вот однажды вечером она шла из своей комнаты в гостиную, намереваясь поужинать вместе с дорогими друзьями, и через открытую дверь услышала разговор.

– Принеси мне, пожалуйста, выпить, дорогой, – попросила Уоллис. Звякнуло стекло, и послышалось приглушенное бормотание Эрнеста, а потом Уоллис продолжила: – А где наша надоедливая чума?

Мэри остановилась в коридоре как громом поражённая.

– Перестань! – шепотом одернул жену Эрнест. – Она может услышать.

Беседа продолжилась вполголоса. Мэри почувствовала, что побагровела. Она развернулась и на цыпочках прошла в ванную, заперла дверь и села на край ванны. Кровь стучала у нее в ушах.

Может, Уоллис имела в виду кого-то другого? Нет. Это наверняка о ней. Она была надоедливой чумой. Ей никоим образом не дали понять, что она засиделась. Неужели Эрнест тоже так думает? Эта ужасно. Мэри была так уязвлена, что захотела срочно собрать чемодан и уехать в тот же вечер, но тогда они поймут, что она слышала. Поэтому она решила сослаться на тоску по дому и приблизить день отъезда.

Она побрызгала на щеки холодной водой, заново накрасила губы, сделала глубокий вдох и пошла к хозяевам дома, нарочно покашливая, чтобы они узнали о ее приближении.

– Ты определенно не можешь уехать так быстро, – запротестовал Эрнест весьма искренне. – Я хотел показать тебе на этой неделе Кентерберийский собор. А на следующей неделе мы собирались в Париж, и ты просто обязана увидеть его.

– О да, пожалуйста, поедем в Париж, Мэри, – умоляла Уоллис. – Мы походим по модным домам и посмотрим на осенние новинки.

Мэри не могла найти в себе силы посмотреть кому-то из них в глаза. Она настаивала на том, что пришло время решить дела с Жаком, но Уоллис ответила:

– Ну что изменят какие-то десять дней? Съездим в Париж, и ты сможешь отплыть из Шербура, а я отправлюсь на Лазурный Берег. – Уоллис собиралась провести отпуск с друзьями на юге Франции, а Эрнест должен был вернуться в Лондон на работу.

Тон, которым супруги приводили свои доводы, был решительным, а их желание, чтобы она осталась, казалось вполне искренним, поэтому Мэри позволила себя уговорить. Но, лежа той ночью в постели, она вспомнила небрежно брошенные Уоллис слова, и по щекам скатились две слезы унижения, а обида осколком разбитого бокала мучительно зашевелилась в сердце.

* * *

Эрнест и Уоллис, будто почувствовав эмоциональную отстраненность Мэри, выказывали ей свое гостеприимство и внимание в последние дни ее пребывания в Лондоне. Они старались угождать ей во всем, и каждый из них подчеркивал, как рад визиту Мэри и как сильно надеется, что она скоро приедет еще. «Угрызения совести», – решила она.

Мэри подумала, что правильно поступила, позволив уговорить себя, как только приехала в Париж и увидела засаженные деревьями широкие бульвары, легендарную Эйфелеву башню и букинистов, торговавших антикварными книгами на берегах Сены, где Эрнест вскоре пропал с концами. Мэри еще никогда не бывала в стране, где родился Жак, и она с удовольствием слушала лившуюся отовсюду французскую речь, сидя за столиком уличного кафе с большой кружкой кофе с молоком и особой булочкой, называемой французами круассаном.

На второй день пребывания их пригласила Глория Вандербильт на чудеснейший обед. Глория была сестрой-близнецом Тельмы Фернесс, и она была такой же темноволосой жгучей смуглянкой, как сестра. Еще там была ее семилетняя дочь, которую тоже звали Глория, и Мэри с удовольствием беседовала с девочкой о ее куклах и их пошитой вручную одежде.

Когда друзья вышли от Глории и собрались переходить улицу, Мэри шла чуть впереди. Внезапно раздался визг шин, кто-то что-то закричал, и Мэри увидела, что прямо на нее несется такси. Она не успела ни отскочить, ни как-то отреагировать, прежде чем последовал тяжелый удар. Ее подбросило в воздух и швырнуло на обочину.

«Это ведь странно, что я не чувствую боли?» – подумала Мэри и потеряла сознание.

Глава 31
Париж. 2 июля 1931 года

Мэри почувствовала, что куда-то движется, и приоткрыла глаза. Она увидела незнакомого мужчину в форменной одежде. Все это было странно. Мэри лежала на какой-то движущейся тележке. Когда тележка обогнула угол, Мэри перекатилась на левый бок и поняла, что кто-то держит ее за руку и крепко сжимает. Она приоткрыла глаза пошире.

– О Мэри! Господи, я думала, ты умерла, – плакала Уоллис. По ее щекам катились слезы. – Не умирай, пожалуйста.

Мэри попыталась заговорить, но это оказалось не так-то легко.

– Не… – умудрилась прошептать она и в изнеможении снова закрыла глаза.

Когда она очнулась в следующий раз, то явно была уже в больнице, и с носилок ее переложили на хрустящую белую постель. Белье было холодным и пахло дезинфицирующим средством и крахмалом. Ей хотелось остаться одной и заснуть, но врач распорядился, чтобы ей сделали рентген. Он говорил с американским акцентом, и Мэри стало интересно, не пробыла ли она в беспамятстве так долго, что ее уже успели отправить обратно в Америку.

– Где я? – с трудом выговорила она, и медсестра в белом головном уборе ответила:

– Вы в американской больнице в Нейи. Ваши друзья сочли, что так лучше. Весь персонал здесь говорит по-английски.

Мэри кивнула. Это было хорошо.

После рентгена ее перевезли в отдельный кабинет, где доктор посветил ей в глаза, взял кровь из вены на руке и всю ее прощупал и истыкал. А ей хотелось только спать, и в какой-то момент она сказала им об этом. Еле теплящееся сознание Мэри уловило, что Уоллис и Эрнест спрашивали врача о ее состоянии, и она напрягла все силы, чтобы услышать ответ.

– Поврежден позвоночник… срочная операция по удалению одной почки… состояние критическое… подождать и посмотреть.

Всегда практичный Эрнест задавал какие-то вопросы, а Уоллис, кажется, плакала. Бедная Уолли!

Мэри снова уснула и проснулась в мертвой тишине ночи. Не было слышно ни звука, кроме тихого гудения медицинского оборудования. Небо за окном было черным, и нигде не было видно признаков приближающегося рассвета. Она повернула голову и увидела, что Уоллис по-прежнему была с ней и сидела на стуле возле кровати.

– Мэри, дорогая моя, – прошептала она. – Ты тут. Я так рада, что ты пришла в себя. У тебя что-нибудь болит?

Мэри качнула головой и сжала пальцы Уоллис:

– Спасибо, что ты рядом.

– Конечно я рядом! – воскликнула Уоллис. – Ты мой самый лучший друг, и мне было бы невыносимо потерять тебя. Ты хоть представляешь, как сильно нужна мне? Наверняка нет. – Она снова заплакала. В тусклом свете, попадавшем из больничного коридора, Мэри было видно, что глаза подруги опухли.

Она снова сжала руку Уоллис.

– Ты меня не потеряешь.

Всхлипывая, Уоллис наклонилась к кровати.

– Обещай мне, – только и смогла выговорить Уоллис, уткнувшись в плечо Мэри, и ее слова прозвучали глухо.

– Я обещаю, произнесла Мэри, прежде чем ужасная усталость опустилась на нее, как занавес, и она снова уснула.

Открыв глаза, Мэри увидела пробравшиеся в помещение косые полоски яркого солнечного света и поняла, что уже наступило утро.

– Здравствуй, Мэри, – услышала она мужской голос и с удивлением обнаружила, что на стуле радом с ней сидит Эрнест. Тут Мэри осознала, что на ней только больничная сорочка.

– А где Уоллис? – выговорила женщина. Губы ее спеклись, а горло пересохло.

– Она ушла, чтобы переодеться, но она скоро вернется. Она ужасно терзается. Мы все. Я отправил телеграмму твоей матушке и Жаки, и он собрался прибыть сюда на первом же пароходе, но я убедил его подождать, когда будет больше известно о твоем состоянии. Но он дал телеграмму своей тете Минни и попросил ее приехать и поухаживать за тобой. Она придет сегодня немного позже.

Мэри нахмурилась. Она ввдела тетю Жака всего один раз, когда та приезжала к ним в Нью-Йорк. Тетушка ей понравилась, но они были едва знакомы.

И все-таки Минни была ее ближайшей родственницей по эту сторону Атлантики.

– Тебе принести чего-нибудь? – спросил Эрнест.

– Воды, – попросила Мэри, и он налил ей стакан из стоявшего возле кровати кувшина, поднес к ее губам и держал, пока она отпила глоток. Увидев лицо Эрнеста вблизи, Мэри заметила коричневые круги у него под глазами. Волновался ли он за нее? Эрнест всегда умел хорошо владеть собой, и разгадать его мысли было нелегко.

– Напугала ты нас, дорогуша, – сказал он, стараясь придать голосу легкости. – Я очень рад, что ты осталась с нами.

– Ты же меня знаешь, – постаралась ответить в том же духе Мэри, – я не люблю уходить первой с хорошей вечеринки.

* * *

К тому времени как приехала тетя Минни в пышном темно-коричневом платье, подметавшем пол, врачи уже объявили Мэри вне опасности. Срочной операции на почках не понадобилось, поскольку они снова заработали нормально, однако врач предупредил, что выздоровление будет долгим и мучительным из-за травмы позвоночника. У Мэри были швы на руках и ногах, огромный синяк на лбу, и все тело у нее болело.

– Поезжай к друзьям и наслаждайся отпуском, – сказала она Уоллис. – А со мной все будет хорошо. Если я все еще буду здесь, когда ты поедешь обратно в «Лондон, заскочи ко мне и принеси коктейль.

– Да, поезжайте, – добавила тетя Минни. – Я сниму квартиру недалеко от больницы и буду с ней до тех пор, пока она не поправится настолько, что сможет перенести морское путешествие до дома.

– Я не могу… У меня такое чувство, что это моя вина, – настаивала Уоллис. – Это я должна была быть на ее месте.

Мэри улыбнулась.

– Это какая-то неправильная логика, Уолли, – произнесла она, – По-твоему, ты должна была идти первой и тебя должны были сбить? Приз за идиотизм достается тебе! Нет уж, я настаиваю, чтобы ты ехала и продолжала свой отпуск. А я буду писать и сообщать о своем состоянии во всех подробностях.

Позже этим же днем две медсестры поддерживали Мэри, а она опустила ноги с кровати на пол и попыталась впервые встать. Весь нижний отдел спины пронзила боль, от которой закружилась голова, а в ноги, особенно в правую, будто втыкали иголки и булавки. Мэри хотела поставить одну ногу впереди другой, но сигналы из мозга словно застревали где-то по пути и до ног не доходили. В конце концов ей удалось сделать один шаг, а потом она упала обратно на кровать.

– Сегодня один шажок, завтра два, – успокоила ее Минни. – Мы справимся. Никогда не надо бояться.

В тот вечер Эрнест зашел попрощаться. На следующее утро он должен был возвращаться в Лондон на работу. Все вышли из палаты, и у Мэри с Эрнестом появилась возможность переброситься словечком наедине.

– Что ты будешь делать, когда вернешься в Нью-Йорк? – спросил Эрнест. – Я имею в виду твой брак.

За сорок восемь часов, что прошли с момента аварии, от Жака уже пришло несколько полных чувства телеграмм, в которых он говорил, как сильно любит ее и никак не может потерять, и обещал всё на свете только за то, чтобы она вернулась.

– Посмотрю, возможно ли как-то исправить ситуацию, – ответила Мэри.

Он кивнул, кашлянул, но в глаза ей не посмотрел.

Глава 32
Западный Суссекс. 21 октября 1997 года

Во вторник утром Рэйчел согласилась подбросить Алекса до дома Сьюзи, расположенного неподалеку от Чичестера. Оператор и звукорежиссер ехали в это время из Лондона и везли все необходимое для съемок оборудование. Рэйчел ездила на «лянче» 1938 года выпуска с плавно изогнутыми колесными арками и похожими на рыбьи жабры диагональными решетками на крыльях. Это была красивая машина серо-коричневого цвета со светло-серыми кожаными сиденьями, но в финансовом отношении она была сродни бездонной яме, часто и подолгу стояла на ремонте и в то утро отказалась заводиться.

– Ради всего святого, когда ты уже сменишь ее на что-нибудь другое, что на самом деле будет ездить? – гневно засопел Алекс, глядя на часы.

– Пока я не поставлю на нее новый двигатель, много за нее не попросишь. Ценными были оригинальные пластинки с номерами, но я продала их, чтобы заплатить за последний ремонт кузова. К тому же я просто люблю свою машину.

Лучше всего, когда «лянча» не заводилась, было проявить терпение. Многократными попытками можно было перегрузить двигатель, поэтому Рэйчел просто подождала несколько минут, мотор провернулся, и они смогли уехать.

Насмотревшись на последствия аварии в Париже, Рэйчел чувствовала легкую нервозность перед каждой поездкой. Ей вспоминалось то, что осталось от «мерседеса» Дианы и Доди после столкновения со стеной в тоннеле. Он смялся, как папиросная бумага в кулаке. Чтобы отвлечь себя от этих мыслей, Рэйчел включила радио, настроив его на волну с легкой музыкой. И пока она тихонько подпевала группе «Флитвуд Мэк» и дуэту Саймона и Гарфункеля, Алекс что-то усердно строчил в блокноте.

Рэйчел вдруг вспомнилось, как она впервые повезла Алекса на машине. Это был серый январский день, и они, поддавшись внезапному порыву, поехали в городок Уитстабл, чтобы поесть устриц в ресторане на пляже. Алекс заказал бутылку дорогого вина, и они несколько часов сидели и болтали, незаметно пьянея. А потом им пришлось искать гостиницу, где переночевать, потому что Рэйчел не могла сесть за руль: ее опьянение было значительно сильнее допустимого. Дул сильный ветер, а они шли по темным улицам, обнявшись, и хохотали во весь голос, когда очередной порыв налетал на них, и тогда Рэйчел поняла со всей ясностью, что влюблена. Это одновременно вскружило ей голову и напугало. Она оглянулась на Алекса и улыбнулась приятному воспоминанию.

Когда они остановились на подъездной дорожке, захрустев гравием, Сьюзи вышла из дома им навстречу, и Рэйчел представила ей Алекса. Телевизионная команда уже ждала в доме.

– Вам когда-нибудь приходилось выступать на телевидении? – спросил Алекс, заходя в холл. Сьюзи ответила, что никогда, и это словно бы удивило его.

– Вы подобрали себе идеальный образ. Мне очень нравится простой вырез на вашем платье и этот замечательный красноватый оттенок. Он очень выгодно подчеркивает цвет ваших волос. На экране будет смотреться бесподобно.

– Спасибо.

Сказанное Алексом было правдой. Терракотовый цвет платья Сьюзи отлично сочетался с мелированными в яркий блонд короткими прядями волос, чем-то напоминавшими прическу Дианы.

Алекс остановился в отделанном деревянными панелями коридоре.

– Это дуб? – спросил он. – Мне очень нравится, как изгибаются перила лестницы. Дизайн дома напоминает стиль сэра Джона Соуна. Я не ошибся?

– Я думаю, это был скорее подражатель, чем сам великий мастер, а со временем добавились еще разные детали. Так что вернее будет сказать, что это мешанина. – Сьюзи обвела взглядом интерьер, явно им гордясь.

– Я бы так не сказал… Ну хорошо, теперь давайте определимся, где вы будете сидеть во время интервью. У вас есть предложения? Вы не возражаете против мини-экскурсии по дому?

Сьюзи с радостью согласилась показать ему всё, а Рэйчел пошла следом за ними и с восхищением рассматривала те части дома, которые ей не доводилось видеть раньше. В главной гостиной были венецианские окна от пола до потолка, выходившие на обширную лужайку. Также там располагались огромный камин с резными мраморными колоннами с обеих сторон, длинный обеденный стол, за которым запросто могло разместиться человек двадцать. Над ним висел гобелен с изображением единорога в лесу. В малой столовой был оборудован мягкий уголок у окна. Лежавшие там голубые подушечки так и приглашали удобно устроиться на них с интересным романом или утренней газетой. Как заметила Рэйчел, ни в одной из комнат не было телевизора. И все помещения, за исключением кухни, были оформлены в стиле XVIII века.

Они выбрали место в углу гостиной под портретом, на котором, как объяснила гостям Сьюзи, была изображена ее бабушка – женщина в коричневом закрытом платье с брошью-камеей на воротничке. Волосы ее были собраны в строгий пучок.

– Его написал мой покойный дед, – сказала Сьюзи, и Рэйчел увидела в уголке картины подпись: «Р. Харгривз» и дату: «’32».

Рэйчел была уверена, что Алекс понравился Сьюзи. Она была спокойна, когда он рассказывал хозяйке дома о том, что им предстоит делать, и посмеивалась над его шуточками, к которым, как догадалась Рэйчел, он прибегал в общении со всеми своими собеседниками.

– Если я задам какой-то вопрос дважды, – предупредил Алекс, – не думайте, что это ранний склероз. Просто отвечайте, как будто я спрашиваю об этом впервые, а позже мы выберем лучший вариант.

Оператор Алекса Кенни проверил уровень освещения, а звукорежиссер Пит прикрепил на ворот платья Сьюзи маленький микрофончик.

– Позвольте, я припудрю вам лоб и нос, – сказал Алекс и слегка похлопал по ее липу огромной пуховкой. – Излишний блеск нам ни к чему.

– Мне лучше выйти? – спросила Рэйчел на тот случай, если Сьюзи будет стесняться.

– Ты мне не помешаешь, если только не будешь прерывать меня вопросами или критическими замечаниями, – улыбнулась Сьюзи.

Включили камеру, и Алекс сел за кадром, чтобы оттуда задавать вопросы собеседнице.

– Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с принцессой Дианой, – начал он.

– Я знала ее всю жизнь, – ответила Сьюзи со свойственным представителям высшего общества выговором ближних к Лондону графств. – Наши матери вместе в первый раз в жизни вышли в свет в 1953 году. В то время эта фраза означала нечто совсем иное, чем сейчас, – усмехнулась она.

– Они были дебютантками, – подытожил Алекс.

– Да, и они оставались подругами даже после того, как вышли замуж и у них появились дети. Они жили не по соседству. Спенсеры оставались в Норфолке, но время от времени мы ездили к ним в гости, а они к нам. В основном летом. Мы с Дач были ровесницами и любили играть в куклы. И обе мы обожали животных, это нас и связывало.

– Дач – так вы называете Диану?

Рэйчел с восхищением наблюдала Алекса за работой и уже представляла себе, какую роль каждый вопрос сыграет в окончательной версии программы.

– Ее все звали Дач, когда она была маленькой. Я думаю, это было сокращением от «дачесс» – герцогиня. И ей это шло.

– Вы сохранили дружбу, даже будучи уже взрослыми?

Сьюзи кивнула.

– Диана была невероятно верным другом. Если она узнавала, что ты болеешь, то всегда посылала цветы и корзины с фруктами, а еще она писала очень трогательные записки. Конечно, после замужества она была ужасно занята, и поэтому на протяжении долгих лет мы с ней едва виделись, но недавно стали вместе работать в организации «Миссия против проказы».

– Расскажите об этом, – задал следующий вопрос Алекс, и Сьюзи с жаром заговорила о возможности однажды искоренить болезнь и поддержать тех, кто страдает ею на сей день. Рэйчел поняла, что эту часть интервью он не будет использовать в своей программе, и почувствовала себя обманутой за Сьюзи.

– Весть о ее смерти, должно быть, стала ужасным потрясением, – сказал Алекс. – Вы могли бы рассказать нам, как узнали об этом?

Сьюзи потупилась и, прежде чем ответить, некоторое время собиралась с силами.

– Я не смотрю телевизор и не читаю газет, поэтому я ничего не знала до тех пор, пока мне не позвонила подруга, чтобы выразить соболезнования. Поначалу я не могла поверить. Я была уверена, что она, скорее всего, ошиблась, но потом позвонила в Кенсингтонский дворец, и там всё подтвердили.

Сьюзи говорила совсем тихо, и звукорежиссер глянул на Алекса, но тот легонько качнул головой. Это был не самый подходящий момент для повторного дубля.

– Когда вы с ней разговаривали в последний раз?

Собеседницу Алекса явно переполняли эмоции, потому что ее голос дрожал:

– За пару недель до того, как она погибла. Она была счастлива. Сказала, что у нее самое прекрасное лето в жизни.

– Благодаря Доди аль-Файеду? s<– Думаю, да, – медленно кивнула Сьюзи.

– Она была влюблена в него?

Сьюзи нахмурилась:

– Она определенно радбвалась жизни. Это все, что я знаю.

– Как вы думаете, они были помолвлены? – Тон Алекса располагал к доверительной беседе.

Понятия не имею. – По тому, как интервьюируемая начала теребить рукав, Рэйчел стало ясно, что Сьюзи почувствовала себя неуверенно.

Алекс спросил:

– Вы можете предположить, что Диана была беременна?

– Нет, конечно! – Она кинула на него гневный взгляд. – Неужели вы думаете, что мать наследника престола может позволить себе небрежность в таких вопросах? Она была гораздо умнее, чем многие из вас допускают… – Сьюзи мотнула головой. – Как бы то ни было, я не хочу говорить об этом. Мы можем перейти к следующему вопросу?

Алекс знаком попросил Кенни выключить камеру.

– Давайте ненадолго прервемся. Сьюзи, вы замечательно поработали: говорите естественно, и вам удается не обращать внимания на камеру. Большинство людей на первых порах дико стесняются, а у вас получается великолепно. Я понимаю, как вам сейчас трудно. – Алекс придвинулся ближе. – Хотите воды, прежде чем мы продолжим?

Она отрицательно покачала головой.

– Я хотела вас кое о чем спросить. – Она посмотрела на Алекса. – Рэйчел говорила мне, что вы были в тоннеле и подходили к машине, чтобы переводить для Дианы. Вы не могли бы рассказать мне, что вы говорили ей? В каком она была состоянии?

– Конечно, – согласился Алекс. Он умолк, чтобы собраться с мыслями, и начал рассказывать: – Когда я подошел, она была в сознании. Она дышала через кислородную маску, которую врач, случайно оказавшийся на месте аварии, надел ей на лицо, и ее ресницы дрожали. Время от времени она приоткрывала глаза. Врач сказал ей, что она попала в аварию, а я добавил от себя: «Не беспокойтесь, ваше королевское высочество. У вас нет серьезных ранений».

Сьюзи негромко вскрикнула, и по ее щеке скатилась слезинка.

– Продолжайте, – прошептала она.

– Доктор заверил ее, что машина «скорой помощи» уже в пути. Я тогда подумал, что она должна была осознавать присутствие папарацци и ее беспокоило появление фотографий, поэтому я сказал, что полиция оцепила место аварии и изымает фотопленки.

После этих слов Сьюзи заплакала уже по-настоящему, и Рэйчел поспешила дать ей носовой платок. Ее удивило, что Алекс не рассказал ей об этом еще тогда.

– Потом я просто повторял ей, чтобы она не беспокоилась и что с ней все будет в порядке. Так я подбадривал ее до того момента, пока ее не забрала «скорая».

Сьюзи высморкалась.

– Она должна была порадоваться, что вы обратились к ней «ваше королевское высочество». Возмутительно, что ее лишили титула после развода. Простите за то, что развела сырость. Мне до сих пор тяжело это принять.

– Боли она не чувствовала, – тихо добавил Алекс.

Это было последней каплей. Сьюзи разразилась рыданиями, закрыв лицо руками. Алекс положил руку ей на плечо и дал выплакаться.

– Может, мне пойти приготовить всем чаю? – предложила Рэйчел. Сидеть и наблюдать за страданиями Сьюзи со стороны было невыносимо. В то же время она прекрасно знала, что Алекс не погладит ее по головке, если она будет вмешиваться. Это было его дело.

Сьюзи согласно кивнула, промокнув глаза платочком и явно изо всех сил стараясь взять себя в руки.

Рэйчел вышла из комнаты, а когда вернулась с подносом пятью минутами позже, Сьюзи уже пришла в себя и подправила макияж, и интервью продолжалось. Пит поднес палец к губам, когда она на цыпочках вошла в комнату и с негромким позвякиванием поставила поднос с чашками на стол.

Алекс подобрался к самым противоречивым вопросам.

– Из-за отношений Дианы с Доди многие источники предполагают, что ее могли убить те, кто не хотел, чтобы она выходила замуж за мусульманина. Что вы думаете на этот счет?

Рэйчел закрыла глаза. Откуда Сьюзи это знать?

– Она на самом деле боялась, что ее могут устранить, но не из-за религиозной принадлежности ее избранника. Тема ее развода вызвала слишком уж горячий интерес, и она стала нервничать из-за того, что «серые человечки», как она их называла, однажды попытаются от нее избавиться. Но это было просто смешно.

– Она никогда не упоминала о том, что кто-нибудь в ее присутствии выражал недовольство мусульманством?

– Нет, исключено.

Алекс заглянул в записную книжку и перевернул страницу.

– Прилетев в Париж, Диана и Доди отправились на виллу Виндзор – старый дом герцогини Виндзорской. Как вы предполагаете – зачем?

Сьюзи закрыла рот рукой, и казалось, она вот-вот снова расплачется. Алекс продолжал задавать вопросы.

– Вы не думаете, что они с Доди собирались жить там?

– Я не знаю, зачем вы спрашиваете меня об этом… Откуда же я знаю?

Она резко встала и потянула за микрофон. Пит подскочил к ней и помог снять устройство, опасаясь, что она его сломает.

– Я не хотел расстроить вас. – Алекс встал и положил руку ей чуть выше локтя.

– Боюсь, это все, что я могу рассказать вам.

С крайне расстроенным видом Сьюзи отняла руку и выбежала из комнаты.

Рэйчел побежала за ней.

– Сьюзи, что такое?

Алекс тоже последовал за ними.

– Может, сделать перерыв на полчаса? У меня осталось всего несколько вопросов.

Сьюзи поспешно поднималась по лестнице. На площадке второго этажа она обернулась.

– Я больше не буду отвечать ни на какие вопросы. Не надо было вообще на это соглашаться. Пожалуйста, уйдите.

Она скрылась в спальне и с силой захлопнула дверь. Рэйчел посмотрела на Алекса. Он быстро листал свои записи, хмурясь от напряжения.

Давайте заканчивать, ребята, – сказал он Питу и Кенни. – Это все.

* * *

На обратном пути Рэйчел сидела за рулем, сосредоточив все внимание на дороге. Случившееся крайне огорчило ее. Она закрыла магазин на весь день в надежде, что сумеет пополнить ассортимент товаров, а в итоге возвращалась с пустыми руками из-за того, что Алекс расстроил Сьюзи своими бестактными вопросами.

Сам он тоже не пытался поднять ей настроение или просто предпочел сделать вид, что не заметил ее печали. Всю обратную дорогу он сидел на заднем сиденье и отвечал на звонки: принимал какие-то решения, договаривался о встречах, сверял время вылета. Оказалось, что тем же вечером он летит в Париж, чтобы на следующее утро брать у кого-то интервью.

В каком-то месте его беседа прервалась на полуслове, потому что пропала связь, и, прокричав в трубку: «Алло! Алло!» на протяжении нескольких минут, он сдался.

– Ты не рассказывал мне, что говорил Диане в машине, – проговорила Рэйчел. – Должно быть, Сьюзи это показалось очень трогательным. – Может, он выдумал это? Уж больно гладко и благовидно все это звучало.

Алекс принял озадаченный вид.

– Да я говорил тебе тем вечером в отеле.

– Если бы ты говорил, я бы запомнила.

Он пожал плечами.

– Это была сумасшедшая ночь. Я вот уже не помню всего, о чем мы тогда говорили.

Рэйчел молчала, и Алекс продолжил:

– Мне кажется, Сьюзи что-то знает, но не говорит нам. У тебя не создалось такого впечатления? Рэйчел не ответила. Все интервью оказалось для нее мучением. У нее было ощущение, что Алекс ужасно манипулировал Сьюзи и будто бы специально пытался заставить ее плакать перед камерой. Он ведь, конечно, не этого хотел? А если этого, то значит, он не тот человек, за которого Рэйчел его принимала.