Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Глава 50
Лондон. 28 марта 1936 года

Мэри с ужасом думала о том моменте, когда увидит Уоллис вместе с Эрнестом. Не выдаст ли какой-нибудь ее невольный взгляд или жест то, что они были любовниками? Не скрутит ли ее от ревности, когда она обнимет свою самую давнюю подругу?

Но беспокоилась она зря, потому что, как только Эрнест показался на пороге, супруги начали ссориться, не обращая внимания на присутствие Мэри.

– Почему ты не дал мне знать, что Мэри приезжает раньше? – вскинулась Уоллис. – Я уже распланировала выходные, и сейчас слишком поздно просить хозяек приемов вносить изменения в рассадку за столами, чтобы она могла поучаствовать.

– Я могу занять Мэри в твое отсутствие, – парировал он. – Не вижу никакой проблемы.

– Проблема в том, что тебя ждут у Уиграмов сегодня строго в семь тридцать вечера. Мы что, бросим Мэри ужинать в одиночестве?

– Я нисколечки не возражаю, – вмешалась Мэри, но никто из них ее не слушал.

– Пусть мне лучше вырвут все зубы, чем я пойду к Уиграмам. Я отлично представляю, что там будет: ты млеешь от счастья возле Питера Пэна на дальнем конце стола, а все вокруг потихоньку перешептываются с соседями и бросают полные сожаления взгляды в мою сторону. Я не поеду, Уоллис.

Мэри никогда не слышала, чтобы Эрнест с кем-то разговаривал так гневно. Обычно он неизменно бывал мягким и любезным. Глаза Уоллис тоже пылали яростью. Она подошла к нему, сжав кулаки, будто собиралась ударить.

– Твой король желает, чтобы ты присутствовал, – прошипела она, – поэтому ты будешь присутствовать.

Эрнест резко рассмеялся:

– Ты уже и говоришь от его имени? Как удобно. Передай его величеству, что я нездоров, или придумай еще что-нибудь. – Он повернулся и вышел из комнаты.

Уоллис метнула взгляд на Мэри и пошла следом, и спор продолжился сначала в коридоре, а потом в их спальне за закрытой дверью. Мэри радовало, что Эрнест не давал себя в обиду, и было интересно, поступал ли он так только в ее присутствии?

Его неповиновение подарило ему день свободы, и Уоллис уехала на прием одна, надев роскошное колье с рубинами и бриллиантами и такой же браслет в сочетании с простым платьем из черного атласа. А Эрнест тихо поужинал с Мэри.

– Прости за то, что пришлось лицезреть все это, – сказал он. – Мое общение с женой в последнее время стало весьма сложным. Я часто остаюсь на ночь в джентльменском клубе «Гарде», если она дома, просто ради того, чтобы избежать стычек.

– Я и не предполагала, что все настолько плохо. – Мэри осмелилась накрыть ладонью его руку, сначала удостоверившись, что дверь в столовую закрыта. – Это, должно быть, невыносимо.

– Конечно, долго так продолжаться не может, – согласился Эрнест. – Так или иначе, как-то это должно разрешиться.

* * *

Уоллис вернулась на следующий день с новостью, что все они, включая Мэри, на следующей неделе приглашены в Виндзорский замок. Король желает показать им резиденцию.

Мэри посмотрела на Эрнеста и только после этого ответила:

– Мне было бы очень интересно посмотреть замок.

Помимо архитектуры, ей ужасно хотелось взглянуть на отношения между Уоллис и королем, узнать, как они ведут себя в присутствии Эрнеста. Мэри искала хоть какой-то знак, который подсказал бы ей, в каком направлении будут развиваться события.

– Если Мэри хочет поехать, то я тоже поеду, – выразил согласие Эрнест, дав своим тоном понять, что это единственная причина, по которой он пошел на уступку.

В субботу утром все трое отправились в Виндзорский замок и прибыли туда к обеду. Лакеи поспешили открыть двери машины и забрать багаж, а Мэри встала, раскрыв рот, пораженная размерами здания, даже не замечая легкого дождика.

Эрнест, встав рядом с ней, произнес:

– Это место выбрал и построил здесь первый замок еще Вильгельм Завоеватель около 1080 года.

Благодаря расположению на холме это место на берегу Темзы стало самым удобным для обороны.

– Он на самом деле такой старый? – удивилась Мэри. Она считала, что от зданий, построенных в ту эпоху, давно должны были остаться одни руины.

– С течением времени его много раз изменяли и совершенствовали, особенно во времена Георгов Третьего и Четвертого, в начале девятнадцатого века. Многое из того, что мы видим сейчас, было сделано при них.

Уоллис уже была у входа внутрь.

– Не копайтесь там, вы двое, – прокричала она. – Ваш король ждет.

Войдя внутрь, Мэри онемела от окружившего ее великолепия. Бесконечные коридоры и невероятно высокие потолки, украшенные резьбой по дереву, купались в позолоте. Вдоль стен висели огромные портреты, написанные маслом, а под ногами расстилался роскошный ковер. Лакей отворил дверь, пропуская их в приемную таких немыслимых размеров, что в ней свободно поместилась бы вся манхэттенская квартира Мэри. С потолка свисали хрустальные в золоте люстры, а мебель казалась бесценной.

Король стоял у окна в дальнем конце и кивнул им, подзывая подойти ближе.

– Пакостная погода, – сказал он. – А я надеялся взять собак на прогулку. Может, позже распогодится.

Уоллис поспешила к нему и, поцеловав в щеку, взяла под руку и что-то зашептала на ухо. Эрнест поклонился, а Мэри сделала реверанс.

– Добро пожаловать, – произнес король. – Я ряд, что вы смогли приехать. Жить здесь одному чересчур просторно. Уоллис предположила, что вам будет интересно посмотреть коллекцию живописи.

– Да, в самом деле, ваше величество, – отозвался Эрнест.

– Вы любите живопись, миссис Раффрей? – обратился король к Мэри.

– Да, очень даже, – ответила она, украдкой бросив взгляд на Эрнеста и быстро ему улыбнувшись, вспомнив их вылазки в художественные галереи прошлым летом.

Принесли аперитивы, и они расселись напротив гигантского камина. Мэри продолжала разглядывать обстановку и гадать, когда прибудут остальные гости. И только когда они прошли в просторнейшую столовую и сели за один край стола, она поняла, что будут только они вчетвером. Это было очень странно.

Мэри ужасно смущалась, разговаривая с королем, но Уоллис поддерживала беседу, не боясь касаться даже весьма противоречивых вопросов.

– Я слышала, международный комитет наконец одумался и Олимпийские игры все-таки разрешили проводить в Берлине, – задала она тему. – Было бы полнейшим безумием запрещать проведение на этом этапе, поскольку ни один другой город уже не успеет создать необходимую инфраструктуру. Я уверена, что немцы отлично справятся с организацией.

– Да, их можно ставить в пример, когда дело касается планирования и строительства, – согласился король. – Герр Гитлер знает, как заставить рабочих работать и сделать так, чтобы все шло наилучшим образом.

Эрнест откашлялся.

– Я полагаю, разногласия возникли из-за того, что исключили спортсменов еврейской национальности, – произнес он. – И, как я понимаю, Рейх пошел на уступки, но я буду крайне удивлен, если в сборной Германии есть евреи. Не самое лучшее время, чтобы быть евреем в этой стране.

– Они имеют право восстановить равновесие в составе своего населения, – возразил король. – Соотношение еврейских граждан и арийцев уже почти не поддается контролю. И Гитлер хотя бы дает еврейским гражданам право уехать в те страны, где их примут.

Мэри читала критику суровой политики Гитлера в американских газетах и рискнула высказаться:

– Мне кажется, это достаточно жестоко, что еврейские семьи вынуждены бросать свои дома и имущество. Даже самые богатые могут забрать с собой совсем немного.

– Фон Риббентроп уверяет нас, что политика строгая, но справедливая, – сказала Уоллис. – Правда ведь, милый? – Она улыбнулась королю.

Мэри не поверила своим ушам, что она называет его «милым» в присутствии Эрнеста. Может, оговорилась? И когда это политические взгляды Уоллис стали такими суровыми? Возможно, это чье-то влияние. Может быть, Риббентропа?

Эрнест сосредоточил все внимание на тарелке с супом, и разговор пошел дальше.

После обеда король подал знак одному из ожидавших слуг, и тот принес, перекинув через руку, рулон ткани.

– Подарок для вас, миссис Раффрей, – сказал король.

Мэри уставилась на ткань, онемев от неожиданности. Шерстяная ткань прекрасного качества с рисунком ярких оттенков фиолетового, теплого розового и абрикосового цветов была очень мягкой на ощупь.

– О боже мой… – начала говорить Мэри.

– Она привезена из Индии. Я подумал, что этот материал еще больше подчеркнет ваш эффектный цвет волос. Уоллис подсказывает мне, что ее портниха может сшить вам из него наряд любого фасона.

– Ваше величество, я крайне польщена, – пролепетала Мэри. – Это невероятно щедро с вашей стороны.

– Вовсе нет, – улыбнулся король, довольный реакцией. – Каждый друг Уоллис также и мой друг. А теперь кто желает пройти в проекционный зал посмотреть «Гранд Нэшнл»?

Ежегодные скачки на лошадях прошли неделей раньше, но у короля они были записаны на пленку со звуком, чтобы его гости тоже смогли увидеть это событие. Их проводили по коридору, а потом вверх по лестнице в комнату с бархатными креслами, установленными в четыре ряда перед экраном. Мэри завороженно смотрела, как слуга взял бобину с пленкой, вставил ее в проектор и заправил, намотав конец на вторую бобину. Послышался треск, а потом на экране появилось изображение рывками двигавшихся лошадей и их тренеров, переминавшихся возле барьера на старте.

Король комментировал происходящее, объяснял стратегии всадников, описывал степень сложности каждого барьера и вкратце рассказал биографию жокея, ставшего фаворитом забега, Фульке Уол-вина.

– Любитель, я вам скажу… Бывший военный из девятого уланского полка. Вы посмотрите, как финишировал! На двенадцать корпусов раньше. Надо было ставить деньги на него. Ставки десять к одному.

– Денег у тебя и без того хватает, милый. – Уоллис погладила его по руке.

Мэри посмотрела на Эрнеста, но тот не шелохнулся.

После просмотра скачек король спросил, не желают ли они полюбоваться картинами.

– У нас есть Рембрандт, Рубенс, ван Дейк, Гейнсборо… – Он повернулся к Мэри. – Какую живопись вы предпочитаете, миссис Раффрей?

Она мимоходом широко улыбнулась Эрнесту.

– Я поклонница современного американского искусства, но мне также нравится и портретная живопись. Эти портреты Рембрандта, на которые смотришь – и кажется, что герой вот-вот сойдет с полотна и заговорит с тобой, – они безупречны.

Король пошел рядом с Мэри, Уоллис держалась по другую сторону, а Эрнест двигался позади.

– В таком случае я должен показать вам портрет матери Рембрандта. Я уверен, что вам понравится.

Уоллис возразила:

– Дэвид, может, пусть лучше Эрнест с Мэри побродят вдвоем, чем мы будем устраивать им официальную экскурсию. Я тебе гарантирую, они абсолютно благонадежны.

Щеки Мэри залились краской: если бы только она знала!..

Уоллис улыбнулась ей:

– Ты ведь не собиралась улизнуть с Рембрандтом подмышкой, правда?

– Я об этом подумала, – пошутила Мэри, – но потом заметила тех стражей с ружьями у парадной двери.

– С нами все будет в порядке, – перебил ее Эрнест. – Не смеем вас задерживать.

Когда они остались одни, Мэри вздохнула с облегчением. Их четверку было сложно описать словами. Уоллис постоянно изображала веселость, Эрнест был молчалив и сердит, король, казалось, не замечал никакого напряжения в обстановке, а сама Мэри терзалась чувством вины.

Все было так, будто они уже стали разными парами после того, как общение Уоллис с королем стало своей близостью напоминать отношения, какие обычно бывают между мужьями и женами. Если Уоллис разведется с Эрнестом и выйдет замуж за короля, сможет ли Мэри стать женой Эрнеста? Останутся ли они друзьями в будущем?

Для чего их всех пригласили в эти выходные? Может быть, чтобы проверить, насколько легко их взаимоотношения смогут принять новую форму, которая будет устраивать всех?

Мэри тешила себя этой мыслью на протяжении всего их пребывания в замке. Мэри и Эрнест, Уоллис и Дэвид… Может, именно так все и было предначертано?

Глава 51
Лондон. Апрель 1936 года

Вернувшись на Брайнстон-Корт, Мэри с Уоллис стали проводить все время вместе: делали покупки, завтракали или обедали, укладывали волосы у парикмахера, встречались с друзьями. Мэри решила заказать из подаренной королем ткани костюм – тунику и юбку вроде наряда Уоллис от Мейнбохера, поскольку свободный крой хорошо смотрелся на ее не очень стройной фигуре.

– Надеюсь, мистер Бохер не узнает, что мы собираемся скопировать один из его фасонов, иначе он будет иметь зуб на меня, – сказала Уоллис, но с удовольствием одолжила свой оригинал портнихе, чтобы она сделала выкройку.

Под разными предлогами Уоллис каждый вечер убегала проведать короля, украсив себя великолепным колье, браслетом или брошью, которыми он ее одарил, и оставляла Мэри ужинать с Эрнестом. Мэри такой расклад подходил как нельзя лучше, потому что она наслаждалась обществом каждого из них в отдельности, но чувствовала себя неловко, когда они оба оказывались в одной комнате.

Двадцатого апреля у Мэри был сороковой день рождения, и друзья условились, что Уоллис возьмет ее на официальный обед в «Ритц», а Эрнест организует развлечение на вечер. Когда официант провожал их к столику, Мэри заметила, что несколько гостей ресторана, повернув головы, смотрели на Уоллис и та приветственно помахала рукой компании, сидевшей за одним столом. В Лондоне она явно стала известной личностью. Они сели за столик, и Уоллис заказала два бокала шампанского.

– Идеальный напиток во второй половине дня, – сказала она. – От шампанского невозможно опьянеть слишком сильно. За тебя, Мэри. Я надеюсь, следующее десятилетие твоей жизни будет чудесным.

У Мэри был с собой подарок, который Уоллис преподнесла ей чуть раньше: коричневая лайковая сумочка с черепаховой застежкой V-образной формы. Этот аксессуар придавал облику Мэри изысканности, и за непринужденной беседой она поглаживала обновку, вдыхая запах новой кожи.

– Как там Эрнест? – спросила Уоллис. – Думаешь, «положение» его очень расстраивает? – Это слово стало их новым условным обозначением.

Мэри сморщила нос:

– Ты знаешь Эрнеста. Он никогда не говорит о чувствах.

– Неужели он тебе ничего не сказал? Прямо совсем ничегошеньки?

Мэри покачала головой:

– Я так понимаю, он предоставляет сделать выбор тебе. Если ты хочешь быть рядом с королем Англии, он, вероятно, считает, что не сможет тебе помешать.

Уоллис произнесла с сожалением в голосе:

– Эх, если бы он ударил кулаком по столу года два назад. Некоторые мужчины так бы и сделали, но Эрнест явно чтит монархию.

– А ты разве не почитаешь своего короля? – лукаво улыбнулась Мэри.

Уоллис фыркнула, пригубив шампанское, и поднесла к липу салфетку. Она смеялась и кашляла одновременно.

– Вот смотри, что ты наделала! – хихикала она. – Мне в нос ударили пузырьки.

Через два часа подруги вышли из отеля, и, как только они переступили порог, улица огласилась звуками, похожими на стрельбу, и яркими вспышками. Мэри вцепилась в руку Уоллис, перепугавшись, что их обстреливает какой-то сумасшедший.

– Не бойся, – сказала Уоллис. – Это фотографы. Просто продолжай идти и смотри строго вперед.

Они сели в такси под непрекращающимся обстрелом ярких всполохов и громких хлопков, производимых фотоаппаратами.

– И часто такое происходит? – спросила Мэри взволнованно. – Откуда они узнали, что ты там?

– Наверное, им позвонил кто-нибудь из гостей ресторана. Неприятно, когда о каждом твоем телодвижении начинают писать в газетах. «Подруга короля миссис Симпсон завтракает в „Ритце"», – напишут они. Кому это интересно?

– Я всегда была уверена, что ты как-то прославишься, Уолли, но сомневаюсь, что кто-то из нас мог бы подумать о таком.

В тот вечер Эрнест попросил Мэри одеться официально, потому что он приготовил для нее сюрприз. Они взяли такси до Ковент-Гардена, и через некоторое время Эрнест ввел ее в главное фойе Королевской оперы.

– Надеюсь, ты получишь удовольствие от оперы, – улыбнулся он. – Это одна из моих страстей.

Эрнест забронировал ложу, и когда они поднимались по роскошной лестнице, встретили одну из подруг Уоллис, Эмеральду Кунард, которая с удивлением посмотрела сначала на Эрнеста, а потом на Мэри.

– Уоллис занята сегодня вечером, – объяснила Мэри, – и Эрнест пригласил меня, потому что сегодня у меня день рождения. Я достаточно невежественна, когда дело касается оперы, так что, надеюсь, он будет объяснять мне всё по мере развития сюжета.

– Как мило! Желаю вам хорошо провести время, – взорвалась в сентиментальном восторге Эме-ральда. Ее глаза сверкали над острым носом и ярко накрашенным бордовой губной помадой ртом.

Когда они прошли дальше, Эрнест шепнул Мэри, прикрыв рот программкой:

– Обычно я не из тех, кто распускает сплетни, но я слышал, что миссис Кунард влюблена в дирижера оперы сэра Томаса Бичема. Положение ее достаточно безнадежно, поскольку он не оставит свою жену.

– Эрнест! – в шутку укорила его Мэри. – Ты заставляешь меня пересмотреть свое мнение о тебе.

Грянул оркестр, и они сразу умолкли, с первых секунд растворившись в завораживающей музыке «Богемы» Пуччини.

* * *

На следующее утро Мэри сидела в чайном платье и писала благодарственные записки Эрнесту и Уоллис за то, что сделали ее день рождения особенным. Уоллис она написала, что будет всегда бережно хранить сумочку, которую можно назвать самой стильной из тех, что у нее когда-нибудь были.

«Ты выбрала такую, что подойдет буквально к любому образу, а классический стиль никогда не позволит ей выйти из моды».

А Эрнесту черкнула следующее:

«Дорогой мой, вчера вечером меня так переполняли эмоции, что я думала, меня разметает по священным коврам оперного театра. Грусть по обреченной любви Рудольфо и Мими. Восторг от величественной красоты музыки. Радость находиться рядом с тобой, держась рука об руку. Разочарование оттого, что не могу не таясь обнять и поцеловать тебя. Беспокойство по поводу шаткости нашего положения. Волнение, что в любой момент Уоллис догадается, как сильно я люблю тебя и желаю, чтобы ты был моим. Но несмотря на все это, я не представляю себе лучшего способа отметить свой день рождения. Благодарю тебя от всего сердца за то, что ты превратил этот день в такое знаменательное событие. Навсегда твоя Мэри».

На одном конверте она написала рабочий адрес Эрнеста, а на втором адрес Форта Бельведер, куда Уоллис уехала на следующие два дня. Потом она остановилась и на секунду задержала взгляд на двух конвертах. Она ведь не могла?.. Внутри у нее все сжалось в тугой комок, а кровь застучала в ушах. Это было сиюминутным решением. Безумно. Неправильно.

И все же это могло сработать. Безвыходная ситуация, в которой оказались они четверо, могла разрешиться.

Она положила письмо для Эрнеста в конверт с адресом Форта Бельведер, а письмо Уоллис во второй конверт. И, не откладывая, чтобы не передумать, позвала горничную и попросила ее отправить письма как можно скорее.

Глава 52
Брайтон. 15 декабря 1997 года

Проснувшись утром, Рэйчел попыталась дозвониться до Алекса, но попала лишь на автоответчик, поэтому она предположила, что Алекс уже летит в Париж. Невозможность поговорить с ним и помириться после субботней ссоры тяготила ее, но вечер признаний, проведенный с Николь, не давал совсем раскиснуть. Она была рада слышать, что Алекс был внимателен к давней подруге в тяжелый момент, но тем самым сделал еще больнее Рэйчел, не проявив к ней доброты в похожей ситуации. Может быть, он считал ее достаточно сильной и думал, что поддержка ей не нужна, но все же он мог бы проявлять больший интерес к ее борьбе за спасение магазина.

Рэйчел надеялась, что он позвонит, но не стала бы переживать, если бы этого не случилось, поскольку они должны были увидеться уже вечером. Ей было любопытно узнать, как прошло интервью на вилле Виндзор. Верна ли ее догадка, что Диана получила браслет с платиновым сердечком именно там? Расскажет ли садовник Алексу о картине, которую Диана приезжала забрать по просьбе Сьюзи?

Позвонили из полиции и сообщили, что студия «Газель Филмз» приобрела многие костюмы у дилера в восточной части Лондона. А тот, в свою очередь, купил их еще у кого-то, кого они пытаются найти. Рэйчел спросили, сможет ли она приехать на съемочную площадку, чтобы опознать свои вещи. В ответ она сказала, что не может закрыть магазин, и попросила прислать ей по электронной почте фотографии. Она смогла бы узнать свои вещи и так.

Вернувшись вечером домой, Рэйчел включила компьютер. Это была довольно старая машина «Ай-би-эм», которая поддерживала только низкую скорость передачи данных, и загрузка более пятидесяти изображений от «Газель Филмз» заняла около часа. Когда они все были наконец получены, ей удалось опознать четырнадцать своих вещей. Она написала об этом сотруднику полиции, который общался с ней по этому делу, и сказала, что будет рада прийти к какому-нибудь взаимовыгодному решению, которое позволит не прерывать съемки. «Готова рассмотреть их предложение», – написала она с радостной мыслью, что оно непременно должно ей понравиться, поскольку кинокомпания находится не в самом выгодном положении.

Алекс так и не появился. Рэйчел посмотрела расписание рейсов и увидела, что последний самолет из Парижа прилетает в половине двенадцатого ночи, а это значило, что Алекс доберется до дома только хорошо за полночь. Она решила не дожидаться.

Уснула она быстро, но отчего-то проснулась около трех утра и пощупала кровать рядом с собой. Алекса не было.

– Ты вернулся? – крикнула она в пустоту квартиры и, не получив ответа, снова погрузилась в сон.

Когда Алекс не объявился к девяти утра во вторник, Рэйчел начала волноваться. Даже если он не успел на последний ночной рейс, он мог бы вылететь с первым утренним и к этому времени быть уже дома. Она позвонила ему на мобильный, но тот был выключен, и ей не удалось даже оставить сообщение. Со всё возрастающим беспокойством она позвонила оператору Кенни.

– У тебя нет никаких известий от Алекса? – спросила она.

– Нет, ни слова, – ответил он. – Я ждал, что он позвонит мне и скажет, что да как, но с воскресенья от него ни слуху ни духу. Я сейчас позвоню остальным ребятам из группы, уточню, есть ли у кого-нибудь какая-то информация, и перезвоню.

– Спасибо, Кенни. – Сердце Рэйчел учащенно забилось. Это было не похоже на Алекса. Следующий, кому она позвонила, была Николь.

– Тебе, наверное, Алекс тоже не звонил? Он ушел в самоволку в Париже, – обрисовала ситуацию Рэйчел.

– Надеюсь, он не попал в аварию.

Рэйчел почувствовала, как ее охватывает паника. Лучше бы она этого не говорила.

– Вряд ли. Может, он опоздал на самолет и у него разрядился мобильный. Можно тебя попросить открыть магазин, а я пока подожду его дома?

– Конечно, – сразу же согласилась Николь, явно обрадовавшись, что Рэйчел снова ей доверяет.

Дальше Рэйчел позвонила отцу Алекса из тех соображений, что если он попал в Париже в аварию, французские власти связались бы с ним как с ближайшим родственником.

– Я с ним на этой неделе вообще ни разу не разговаривал, – сказал он ей. – Он небось напал на какой-нибудь след по своей безумной теории заговора и ударился в расследование, не думая о том, что все за него будут волноваться.

Слова отца тут же напомнили Рэйчел о вилле Виндзор, ради которой Алекс и поехал в Париж. Она загрузила компьютер, открыла его электронную почту и нашла письмо от французского информатора Паскаля о встрече с садовником, которого звали Джон Старки.

Рэйчел написала Паскалю, не знает ли он, где Алекс, и в ожидании ответа сидела, не сводя глаз с экрана. У нее было плохое предчувствие. Алекс никогда не пропадал так надолго. Через пять бесконечно долгих минут от Паскаля пришло сообщение, в котором говорилось, что Алекс не приехал на встречу с садовником и не выходил на связь с воскресенья.

Где он был последние двадцать четыре часа? Рэйчел мысленно перебрала все возможные варианты. Попал в аварию и лежит без сознания в одной из больниц Лондона или Парижа? Сел на рейс позже и приедет в любой момент? На него напал один из папарацци, по следу которого он шел? А может, ее подозрения, что он крутит роман на стороне, были верны, просто она заподозрила не ту женщину? Рэйчел вновь охватила паранойя. Может быть, он провел ночь с любовницей и до сих пор был у нее, решая, как сказать ей, Рэйчел, о том, что свадьбы не будет?

Все-таки он должен быть в Париже, решила она. Ведь если он не сел на самолет в понедельник утром, то пошел бы на работу в видеомонтажную, и Кенни знал бы. Как заявить о пропаже человека в Париже? Она нашла в Интернете сайт британского посольства в Париже и увидела там номер, на который можно было позвонить и узнать о судьбе британского гражданина.

По телефону ответили очень быстро и уверенным тоном, что вселяло надежду; записали приметы Алекса и обещали перезвонить, как только наведут справки. Для них это была задача, с которой они каждый день имели дело. Все действия уже были отлажены.

На нервной почве Рэйчел почувствовала дурноту. Она принялась подметать деревянные полы в квартире, не переставая прокручивать в голове все возможные сценарии. Может, он ранен? Объявится ли он до свадьбы?

Через полчаса зазвонил телефон, и она бросилась к нему, больно ударившись большим пальцем на ноге о кофейный столик.

– Мисс Уэйнрайт? – спросил чей-то голос. – Я звоню сообщить вам информацию об Александре Грине. Боюсь, он был арестован вчера в Париже и сейчас содержится под стражей в полиции.

Телефонная трубка чуть не выпала у нее из рук. Такой вариант никак не мог прийти ей в голову.

– Арестован? Но за что?

– Его обвиняют в краже драгоценности, совершенной в тоннеле Альма в ночь гибели принцессы Дианы. Боюсь, они настроены не слишком оптимистично.

– О господи!

Это дурацкое сердце! Почему он не отдал его им в полицейском участке тогда, на следующий день после аварии? Надо было ей послушать свой внутренний голос. Она ведь знала, что из-за этого будут неприятности.

– Мы проследим, чтобы юридические формальности были соблюдены, и свяжемся с вами, как только у нас появится дальнейшая информация.

Рэйчел мгновенно приняла решение:

– Я лечу в Париж. Где его содержат?

Сотрудник консульства попытался отговорить ее от этой идеи, сказав, что ей не разрешат с ним увидеться и что ей не стоит вмешиваться в правовой процесс.

– Я еду, – твердо повторила она. – Дайте мне, пожалуйста, адрес.

Ей ответили, что Алекс в Управлении криминальной полиции в здании на набережной Орфевр, где они тогда были. Рэйчел пошла в спальню собрать сумку для поездки с ночевкой и удостовериться, что платиновое сердце никуда не делось из застегнутого на молнию кармашка в кошельке.