Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

– Это только потому, что у нее очень бледные щеки. Там и не заметно ничего.

Мать фыркнула, показывая, что она явно другого мнения.

– Мы, конечно, не можем запретить тебе видеться с нею, но я надеюсь, что ты в этом сезоне воспользуешься возможностью завести новых подруг. Может быть, у кого-то из них даже окажутся братья, на которых стоит обратить внимание. Правда ведь, хорошо?

Мэри постояла, уперев руки в бока, и с чувством провозгласила:

– Я никогда не оставлю Уоллис. Никогда! – Она развернулась и, топая ногами, вышла из комнаты, напоследок громко хлопнув дверью.

Глава 7
Балтимор. Апрель 1916 года

«Моя дражайшая Мэри, ты ни за что не поверишь, но ЭТО случилось. Знаешь, что я имею в виду под ЭТИМ? Я влюбилась по самые уши…»

Прочитав начало письма, Мэри открыла рот от изумления. Всего неделю назад Уоллис уехала к двоюродной сестре Коринн в Пенсаколу во Флориде. Когда она только успела влюбиться?

«Знаю, что ты не поверишь. Мне самой не верится, потому что я знакома с ним всего тридцать шесть часов, но я сразу поняла, как только он приехал вчера на обед. Он только вошел в гостиную Коринн, и у меня закружилась голова. Я никогда не чувствовала себя такой живой. Говорят, что в такие моменты сердце пропускает один удар, но мое сердце замерло так надолго, что я удивляюсь, как не лишилась чувств».

Мэри быстро читала письмо подруги и вдруг почувствовала, как кольнуло ее собственное сердце. «Я не могу ревновать Уолли, – подумала она. – Одна из нас должна была влюбиться первой, и я всегда знала, что это будет она».

«Наверное, мне стоит сначала рассказать тебе все о нем, и ты поймешь, что я не совсем лишилась рассудка. Его зовут Эрл Уинфилд Спенсер, и он летчик. Поднимает в воздух “Кертиссы Н-91 “ здесь, на авиабазе. Для этого ну жно быть невероятно смелым и умным, потому что все говорят, что этими самолетами дьявольски сложно управлять. Он загорелый, стройный. У него черные волосы, борода, а взгляд такой глубокий, что мне хочется в нем утонуть. Ты же знаешь, что мне всегда нравились мужчины постарше. Так вот, он на двадцать лет старше меня. И на мой взгляд, это то, что надо. Он уже зрелый и опытный, хотя выглядит еще молодо».

Так значит, ему за тридцать? Для Мэри он был уже стар до безобразия.

«Мы проговорили с ним весь обед, а потом он спросил, можно ли послать за мной на следующий день. Я приняла как можно более беззаботный вид и ответила, что не знаю, какие планы на мой счет у моих кузенов, а он ответил, что ему все равно, коль скоро эти планы подразумевают и его присутствие! Так он снова пришел на следующий день в своей элегантной белой форме летчика с золотыми полосками на плечах, остался на ужин, и мы с ним беседовали без остановки. Он сказал, что научит меня играть в гольф. Мы-то знаем, что игра меня ни капельки не интересует, но какой это замечательный предлог, чтобы провести время вместе без свидетелей! Жду не дождусь, когда увижу его снова. Он ушел всего полчаса назад, и мне надо попытаться уснуть, но я просто не могла не рассказать тебе…»

Это лишь одно из ее увлечений, подумалось Мэри.

Как Филипп Ноланд. Уоллис не может серьезно влюбиться в того, кого видела только два раза. Однако подруги всегда считали, что любовь с первого взгляда возможна. Мать Мэри рассказывала, что именно так произошло у нее с отцом.

«Ты сразу же поймешь, когда ЭТО случится с тобой, – заканчивала свое письмо Уоллис. – Ведь ЭТО так же не похоже на то, когда парень тебе просто нравится, как персики не похожи на соленые огурцы».

Мэри не очень понравились последние строчки. Почему Уоллис так в этом уверена? Неужто любовь и впрямь предсказуема?

Баки сидела в кресле на противоположном конце малой столовой и вышивала.

– Как ты думаешь, возможно ли влюбиться в того, кого ты видела всего дважды? – спросила Мэри сестру.

Баки подняла глаза:

– О боже, что, Уоллис влюбилась? И кто на этот раз?

– Летчик из Пенсаколы.

Баки тихонько хмыкнула:

– Я не представляю себе Уоллис женой военного летчика. Ей такое точно не понравится. Они вечно переезжают с места на место и живут на военных базах в одинаковых маленьких домиках. А еще существует множество правил, касающихся даже жен, которые они должны соблюдать. Уоллис не из тех девушек, что подчиняются правилам, не так ли?

Мэри пожала плечами:

– Мне кажется, она смогла бы ради того самого мужчины.

Баки покачала головой:

– Я бы никогда не вышла замуж за летчика. Эти самолеты очень опасны. Я слышала, что топливный бак расположен прямо за головой пилота, так что в случае аварии и возгорания топлива у них нет ни единого шанса спастись. Большинство из них погибают на месте, а если и выживают, то остаются жутко безобразными от ожогов.

Мэри передернуло.

– Надеюсь, Уоллис не разобьет себе сердце тем, что выйдет замуж за того, кто сделает ее вдовой, – заметила она.

– Насколько я знаю Уоллис, скоро она найдет себе кого-нибудь еще, – проговорила Баки и, поджав губы, вернулась к своему рукоделию.

Весь день Мэри представляла себе, как Уоллис учится играть в гольф под солнцем Флориды, а за ее спиной стоит загорелый офицер и склоняется к ней, показывая, как правильно держать клюшку. С притворным энтузиазмом она написала Уоллис ответ, – как эффектно он, по ее словам, выглядит! – но на самом деле у нее на сердце лежал камень. Весь день она была в унылом настроении, совершенно не в духе, а за ужином не смогла заставить себя хоть как-то поддерживать общую беседу и, сославшись на головную боль, ретировалась к себе в комнату.

«Наверное, я сумасшедшая, – ругала она себя. – Зима прошла для бедной Уолли ужасно, и совершенно справедливо, что хоть сейчас она может немного развеяться».

Мэри, не раздеваясь, лежала на кровати. Поразмыслив надо всем этим, она поняла, что ее терзает не зависть к счастью подруги. Она, наоборот, этому рада. Все дело в том, что она боится потерять Уоллис, которая больше не будет ее самой близкой подругой на свете, и принять это тяжело. Но Уоллис должна была вернуться через три недели, и, возможно, к тому времени она уже думать забудет о своем авиаторе.

* * *

Уоллис написала, что остается еще на пару недель, чтобы подольше побыть с любимым Уином. А когда это время подошло к концу, она решила задержаться еще на две недели, а потом еще на одну. С каждой отсрочкой Мэри чувствовала, как подруга отдаляется всё дальше и дальше. Невозможно было описать в письмах, как Мэри грустила вдали от Уоллис. В Балтиморе у нее было много других знакомых девушек, и она проводила время со старой школьной приятельницей Рене Дюпон, но ни у кого из них не было задора Уоллис.

В начале июня Уоллис наконец вернулась, сразу же позвонила Мэри и спросила, можно ли ей приехать.

– Мне столько нужно тебе рассказать, – затараторила она. – Все, чего нельзя было написать в письмах.

Уже через час девушки сидели в креслах-качалках на заднем крыльце дома Керков и потягивали лимонад из высоких стаканов. Кожу Уоллис позолотило флоридское солнце, и никогда раньше Мэри не видела подругу такой воодушевленной. Улыбка не сходила с ее губ, а глаза светились радостью.

– Мы так здорово провели время, как никогда, Мэри! Я и не думала, что встречу человека, который будет обладать сразу всеми нужными качествами.

– А Уин богат? – поинтересовалась Мэри. – Это ведь всегда было для тебя на первом месте.

Уоллис кивнула:

– Офицерам хорошо платят, и с годами он пойдет на повышение. Нам дадут дом на базе от Военно-морского ведомства, который можно оформить на свой вкус. Все женщины на базе дружат между собой, а по выходным в отеле «Сан-Карлос» устраивают приемы с танцами и морем напитков…

Мэри перебила, не дослушав:

Ты так говоришь, будто собираешься за него замуж.

Уоллис с озорным блеском в глазах поднесла палец к губам в предостерегающем жесте и прошептала:

– Пару недель назад он сделал мне предложение.

Мэри задохнулась от ужаса:

– Вы ведь едва друг друга знаете!

– Да, понимаю, но я никогда и ни в чем не была так уверена.

– И что же он сказал? Рассказывай все как есть. Ты согласилась сразу?

Уоллис хихикнула:

– Я сказала, что ему придется встретиться с моей матерью, тетей Бесси, дядей Солом и с тобой. И если вы все одобрите эту партию, у него появится шанс. Ты одобришь, ведь правда, милая моя Мэри?

– Ну конечно. Если ты любишь его, мне не останется ничего другого.

Все две недели, что предшествовали приезду Уина в Балтимор, Уоллис только о нем и говорила, как будто благодаря переживанию заново каждого врезавшегося в память момента, проведенного с ним вместе, ей становилось легче справиться с отчаянной тоской по нему. Она рассказала Мэри, как они гуляли по пляжу в Пенсаколе и собирали ракушки, как ходили в кинематограф и сидели в последнем ряду, держась за руки, как убегали из отеля «Сан-Карлос», сидели в его «форде» и целовались.

– С открытыми губами или нет? – спросила Мэри, а Уоллис усмехнулась:

– Ну конечно с открытыми!

Мэри изобразила улыбку. Ей пришлось приложить еще больше усилий, чтобы удержать ее на лице, когда Уоллис поведала ей о профессиональной подготовке Уина.

– Он родился в Чикаго и окончил Военно-морскую академию в Аннаполисе. Полетами увлекся, когда служил в Атлантике. Старшие по чину офицеры пытались отговорить его от этого, но он был твердо уверен, что это работа как раз для него. Стать летчиком очень сложно, но, когда он взялся за дело, все в один голос признали, что он просто создан для полетов.

– Но это ведь ужасно опасно?

– Так и есть. Двое летчиков с его базы разбились только за время моего пребывания там. Я волнуюсь каждый раз, когда он поднимается в воздух, но он говорит, что хорошо знает свой самолет и сможет выйти из любой сложной ситуации. Он проверяет каждую гайку и болт перед тем, как взлететь.

– А что будет, если Америка тоже станет участвовать в войне? – спросила Мэри. О такой вероятности говорили с тех самых пор, как немцы потопили пассажирский лайнер «Лузитания» в прошлом году. – Его могут отправить на фронт во Францию.

Уоллис содрогнулась.

– Я буду всячески его поддерживать, но все-таки надеюсь, что этого не произойдет. – Настроение Уоллис переменилось. – Мне так хочется, чтобы ты поскорее познакомилась с ним! Я уверена, что ты будешь его обожать.

– Может быть, у него найдется друг для меня, – робко предположила Мэри. Летом у нее было много кавалеров, но все они оказались временными. Она бы с радостью рассказала Уоллис о каждом из них, но никак не могла вставить хоть слово. К тому же в сравнении с Уином все они казались скучными. Летчиков среди них не было.

– А было бы весело, да? – засмеялась Уоллис. – Я обязательно спрошу у него.

Двумя неделями позже приехал Уин, и после того, как парочка навестила всех родственников Уорфилдов, дошла очередь и до Мэри. Ее пригласили в загородный клуб Балтимора, где Уоллис и Уин уселись на задней веранде с видом на поле для гольфа под ручку, как королевская чета на выезде.

– Мисс Керк, – проговорил Уин, поднимаясь, чтобы поприветствовать Мэри, – заявляю со всей ответственностью: вы прекрасны – в точности как рассказывала Уоллис. У вас великолепные волосы! Прошу, садитесь. – Он подвинул к ней стул. – Не желаете ли коктейль?

– Чай со льдом было бы прекрасно. Привет, Уолли!

Уин подозвал официанта, передал ему заказ, попросив бурбон со льдом для себя, и стал делиться с девушками впечатлениями о Балтиморе.

– Здесь такой свежий воздух летом по сравнению с Пенсаколой. Тамошний бриз всегда с примесью авиационного топлива. Зато на Южном побережье можно наблюдать, как на закате в заливе играют дельфины. Это зрелище, от которого я не устану никогда.

Мэри смотрела на него, и ей сразу стало понятно, что в нем привлекло Уоллис. Он был на голову выше всех здешних молодых людей с их напыщенной манерой говорить и туповатой застенчивостью. Уин – человек, умудренный жизненным опытом, с морщинками в уголках смеющихся глаз. С ним Уоллис сделалась мягче, по-девичьи нежной и обаятельной.

Мэри никогда не видела ее такой раньше.

Они рассказали, что утром зашли к дяде Солу и тот дал им свое согласие на свадьбу. Мэри это не удивило. Она представляла, как он обрадовался, что ему больше не придется поддерживать Уоллис финансов©.

– Столь безупречный джентльмен, – добавил Уин. – Такой благородный! Мы намерены пожениться в самое ближайшее время. Возможно, осенью.

– Ты ведь будешь подружкой невесты, правда, Мэри? – взмолилась Уоллис.

– Конечно! С удовольствием!

Они обсудили предстоящую свадьбу, и Мэри заметила, что влюбленные часто не могут отвести взгляд друг от друга, а Уин постоянно трогает Уоллис за руку, прикасается к ее пальцам, к волосам, как будто не в силах выпустить ее из рук. От этой мысли Мэри вспыхнула и стала обмахивать себя веером, чтобы остудить пылающие щеки.

– Сразу после свадьбы ты переедешь в Пенсаколу? – спросила она, и Уоллис подтвердила, что именно так и сделает, и добавила, что Мэри может приезжать к ним всегда, когда захочет.

Когда Мэри вернулась домой, мать спросила ее о будущем муже Уоллис, и девушка не нашла для описания более подходящих слов, кроме как «он очаровательный». За внешним лоском ей не удалось разглядеть его характера, но, вероятно, это потому, что не предоставилось возможности свободно поговорить с ним. Не оставалось никаких сомнений: он без ума от Уоллис. Почему же тогда Мэри так сдержанна в проявлении радости? Может быть, ей просто не хочется терять подругу?

В ту ночь девушка лежала в постели без сна и в какой-то момент почувствовала, как по щеке скатилась слеза, затем еще одна. Значит, Уоллис уже точно выходит замуж. Она первой среди дебютанток их сезона свяжет себя узами брака. Через несколько месяцев она уедет в Пенсаколу и больше не вернется. У Мэри было чувство, что это положит конец и ее собственному девичеству.

* * *

Бракосочетание состоялось 8 ноября в балтиморской церкви Христа, всего через семь месяцев после знакомства Уоллис и Уина. Невеста в платье из белого панбархата, расшитом мелким жемчугом, держала в руках букетик из белых орхидей и ландышей. Мэри и пять других подружек невесты были в светло-лиловых платьях с широкими бархатными поясами синего цвета. Вокруг алтаря и везде, где только возможно, стояли и лежали белые розы и хризантемы, наполнявшие своим сладким, почти до головокружения, ароматом обширное пространство церкви. Уин был при полной парадной форме, как и его шаферы и брат Думареск.

Прием для веселой толпы гостей устроили пышный, с ужином и танцами. Общение между Спенсерами и Уорфилдами, к величайшему облегчению Уоллис, прошло гладко. Мэри хорошо провела время, но ее не оставляло скрытое чувство утраты. Она наблюдала, как Уин, доев десерт, к которому не притронулась его молодая жена, пригласил ее на первый танец. Мэри почувствовала, что их дружба с Уоллис больше никогда не будет такой близкой, как прежде.

Когда новобрачные садились в машину, чтобы умчаться прочь, гости осыпали их белыми лепестками роз. Уоллис повернулась ко всем спиной и бросила свой букет в сторону Мэри. Это был верный бросок, и Мэри оставалось только поднять руки и поймать букет.

Она вдохнула пьянящий аромат ландышей и с благодарностью улыбнулась подруге.

Уоллис послала ей воздушный поцелуй и прокричала: «Ты следующая!» – а потом села в машину, и Уин, убедившись, что длинный шлейф платья оказался полностью внутри, захлопнул дверь.

Вот и всё. Она уехала. Уоллис умчалась дальше, оставив прежнюю жизнь позади, и Мэри почувствовала себя ограбленной.

Глава 8
Брайтон. 1 сентября 1997 года

Рэйчел владела магазином под названием «Забытые мечты» в районе Норт-Лейнс всего в пятнадцати минутах ходьбы от квартиры, где жила. Там продавалась ретроодежда с начала 1900-х годов и до 1950-х, а также обувь, сумки, шляпы, ремни, ювелирные украшения и безделушки. Рэйчел любила моду этого периода, сама одевалась в стиле тех лет и поэтому была ходячей рекламой собственных товаров. Старая одежда была ее страстью. Иногда Рэйчел казалось, что она чувствует присутствие призраков в ткани, которая хранила следы чьих-то давным-давно прожитых жизней, и ей нравилось думать о предыдущих хозяевах вещей, сочинять их истории: «брошенная невеста», «женщина в красном», «угрюмая старая дева».

Первое время после открытия магазина клиенты сетовали на высокие цены на то, что они считали секонд-хендом, но теперь они поняли, что Рэйчел продает предметы антиквариата, которые можно носить, а не кучу поношенного барахла. «Забытые мечты» работали уже десять лет и поначалу казались весьма ненадежным бизнесом с огромными займами в банке и пугающей задолженностью по кредитной карте, но последние несколько лет магазин начал приносить прибыль. Для того чтобы выйти на этот уровень, Рэйчел пришлось стать трудоголиком и лично контролировать все стороны своего бизнеса. Лишь недавно она взяла сотрудницу по имени Николь на неполный рабочий день. Это было палкой о двух концах: Николь неразумно и чересчур щедро раздавала скидки покупателям, но в то же время только благодаря ей Рэйчел смогла провести выходные с Алексом в Париже.

В понедельник утром Рэйчел, одетая в узкую юбку-карандаш и блузку в горошек с коротким рукавом, шла на работу. Перед мысленным взором у нее стояло то, что осталось от машины принцессы. О чем думала зажатая внутри Диана? Понимала ли она, что умирает? Она должна была слышать слова папарацци, осознавать, что это были за ослепительные вспышки и громкие хлопки. Думать о том, что все это стало последним, что услышала принцесса, было ужасно.

Рэйчел повернула за угол на Норт-Лейне и уже издалека заметила, что с витриной ее магазина что-то не так. Исчезли бледно-сиреневое атласное платье от Люсьен Лелонг с американской проймой и расписанный вручную зонтик от солнца времен короля Эдуарда, в то время как все остальное находилось в полнейшем беспорядке. Это Николь оставила витрину в таком неприглядном виде? Рэйчел ускорила шаг. Подойдя к магазину, она увидела, что в витрине все перевернуто, вещи перемешаны и свалены в одну кучу, а кремовая ткань, которая использовалась в качестве фона, сорвана.

С громко бьющимся сердцем хозяйка магазина вставила ключ в замочную скважину, повернула его и толкнула дверь, которая, приоткрывшись лишь на дюйм, застряла. Заглянув в образовавшуюся щель, Рэйчел поняла, что дверь изнутри закрыта на цепочку.

– Кто там? – закричала Рэйчел и забарабанила по двери. – Николь, это ты?

Ответа не последовало. Рэйчел попыталась просунуть в щель руку и сбросить цепочку, но та была специально укреплена так, чтобы такой номер не проходил, и женщина только поцарапала костяшки пальцев. Разглядев, что внутри по всему полу разбросана одежда, Рэйчел поняла: магазин взломан.

– Я вызываю полицию, – крикнула Рэйчел и вытащила из сумочки мобильный телефон. Дрожащим голосом она продиктовала диспетчеру адрес и сказала:

– Они, должно быть, еще находятся внутри, потому что на двери цепочка, а другого выхода из магазина нет, – но, еще не закончив фразу, Рэйчел вспомнила про окно в туалете, которое выходило в переулок позади здания.

Диспетчер велел ей ждать приезда группы реагирования на месте, но для Рэйчел ожидание в неизвестности было невыносимо. Она быстро обошла здание и увидела, что ее подозрения оправдались: окно туалета было открыто настежь. Оно располагалось в десяти футах над землей, но злоумышленник пододвинул под него один из стоявших вдоль всего переулка мусорных контейнеров и, должно быть, взобрался по нему.

Рэйчел подтянула повыше узкую юбку, сняла туфли на шпильках и не без труда влезла на бак. От него исходил ужасный запах отходов, забродивших за жаркие выходные: кислая, застоявшаяся, крепкая вонь. В окне стояло ударостойкое стекло, но кто-то умудрился просверлить в нем отверстия – Рэйчел четко их разглядела – и вынуть фрагмент, достаточный для того, чтобы просунуть в него руку и повернуть ручку на раме. Грабитель пришел подготовленным. Похоже, действовал профессионал.

Рэйчел понимала, что надо подождать, но ей не терпелось оценить ущерб.

– Полиция может быть здесь в любую секунду, – прокричала она на тот случай, если внутри оставался еще кто-нибудь. Дав им время уйти через дверь, женщина вскарабкалась на карниз. В левую голень впилось множество осколков. А когда она наклонилась и стала извлекать их, по ноге потекли струйки крови. До этого момента Рэйчел держала туфли в руке, но теперь она снова надела их, поправила юбку и с бешено бьющимся сердцем тихонько прошла в помещение магазина.

Оно изменилось до неузнаваемости. Ни одна вещь не лежала там, где хозяйка оставила ее в пятницу вечером. Вешалки были перевернуты, и разные предметы одежды валялись скомканными на полу. Стеклянные шкафы-витрины разбиты, их полки пусты. Любимая лампа Рэйчел в стиле ар-деко тоже была сломана, грациозная девушка-манекен в платье с бахромой слетела со стойки и лежала на боку. Рэйчел уже собралась было поднять ее, как вспомнила, что ей нельзя ничего трогать.

Несколько минут она, тяжело дыша, пробиралась на цыпочках по разгромленному помещению и осматривалась. Было очевидно, что все ювелирные изделия похищены, так же как и дорогие вечерние платья и пальто. Грабителя не заинтересовали расшитые кардиганы, кружевные блузки и юбки с характерным для 50-х годов орнаментом. Он оставил без внимания стеклянные флаконы от духов, плетеные вечерние сумочки, основную часть кожаных перчаток и босоножек на высоком каблуке.

Но больше всего Рэйчел расстроил бессмысленный разгром. Ей стоило большого труда создать интерьер, производящий нужное впечатление, подобрать подходящий по атмосфере свет. Ради этого она развесила на стенах нитки бус и веера, украсила стоячую вешалку шалями и боа из перьев, а кто-то все это бесцеремонно сорвал. Разбилось зеркало в серебряной оправе в стиле ар-нуво – к семи годам неудач. Кто-то разрушил ее милый уголок. Она понимала, что это вряд ли сделали для того, чтобы нанести ей личную обиду, но ощущение создавалось такое, словно это было именно так.

Рэйчел позвонила на мобильный Алексу в надежде услышать какие-то слова сочувствия, но сразу попала на автоответчик. Алекс уехал на встречу в Лондон и, должно быть, еще не вернулся. Она не стала оставлять ему сообщение об ограблении и нажала отбой. В это же время снаружи подъехала полицейская машина. Рэйчел пробралась к двери, стараясь ни на что не наступать, сняла цепочку и впустила двоих полицейских.

* * *

– У вас есть страховка? – спросила молодая женщина в полицейской форме с блокнотом наготове. Судя по ее возрасту, опыта у нее было немного. Такое пухлое симпатичное личико могло принадлежать шестнадцатилетней выпускнице школы. Зато оно выражало сочувствие.

Рэйчел кивнула. У нее была хорошая страховка.

– Это славно, – сказала женщина. – По крайней мере, сможете обратиться за выплатой. И все-таки обидно, не так ли?

– Сигнализация была выключена? – осматриваясь вокруг, уточнил мужчина постарше.

Тут Рэйчел неожиданно поняла, что не видела мигающую снаружи лампочку, как это бывает обычно, когда сигнализация работает. Она подошла к пульту управления и нахмурилась, увидев зеленую лампочку.

– Похоже, ее не включили, – заключил полицейский. – Вы уходили последней?

У Рэйчел перехватило дыхание:

– Моя сотрудница Николь была здесь в субботу.

– В кассе оставались наличные?

– Нет, мы всегда в конце дня относим деньги в банк.

В банке, который обслуживал Рэйчел и находился в двух кварталах от магазина, имелся банкомат, работающий на прием купюр.

– Нам надо поговорить с Николь, – по-деловому сказал полицейский. Для него это была лишь очередная рабочая обязанность.

Рэйчел набрала номер своей сотрудницы и по заспанному голосу Николь поняла, что разбудила ее.

– Наш магазин взломали, – сказала Рэйчел, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, – и полиция хочет поговорить с тобой. Ты смогла бы приехать сюда?

– О нет! – почти истерично взвизгнула Николь. – Ну, это не конец света, – постаралась успокоить ее Рэйчел. – Такое иногда случается.

– Господи, ты меня убиваешь, – заплакала Николь. – Я поздно закрылась в субботу и не отнесла выручку в банк. В кассе было больше двух косарей.

Рэйчел метнулась к кассовому аппарату и заглянула в ящик. Там было пусто. Деньги забрали.

Прибывшая в магазин Николь, разговаривая с полицейскими, никак не могла перестать плакать, и разобрать ее слова сквозь рыдания было нелегко.

– Прости меня, я думала, что включила сигнализацию, но сейчас не могу вспомнить, слышала ли я ее тиканье. Выйти после включения надо всего за две минуты. Я безумно спешила поскорее убраться.

Полицейские переглянулись.

– Вы могли бы показать нам, как вы ее включаете? – попросил полицейский.

Николь продемонстрировала, и оказалось, что сигнализация прекрасно работает: тиканье раздалось сразу же и продолжалось до тех пор, пока Рэйчел не ввела код для отключения.

Рэйчел не могла заставить себя встретиться глазами с Николь. В условиях страховки было ясно прописано: когда в магазине никого нет, сигнализация должна быть включена.

– Грабители могли отключить сигнализацию? – спросила она у полицейских.

– Провода нигде не перерезаны, – ответил мужчина, – а это значит, что они могли отключить ее, только зная код. Вы ведь не оставляете тут нигде бумажку с записанным кодом, верно?

Рэйчел покачала головой.

– Не думаю… – Она закусила губу. – Послушайте, у меня ведь совсем небольшой бизнес, и я не знаю, можно ли… – Она сомневалась, стоит ли наглеть до такой степени, чтобы попросить их подделать показания. – Что еще могло произойти с сигнализацией? Может быть, вы закроете на что-нибудь глаза?

Полицейский нахмурился, собираясь сделать Рэйчел строгое внушение по этому поводу, но его молодая коллега заговорила первой:

– Я очень вас понимаю. Все это весьма печально, но я советую вам не лгать страховщикам, и надеюсь, они вас поддержат. Если вы вовремя делали страховые взносы, у вас все будет хорошо.

Они попросили Рэйчел обойти магазин, прикинув, что именно пропало, и как можно скорее составить полный список украденного.

Лицо Николь блестело от слез, а в глазах была мольба о прощении.

– Можно я помогу? – упрашивала она. – Все-таки это моя вина.

– Нет, не стоит беспокоиться, – ответила Рэйчел, стараясь, чтобы ее тон был не слишком тяжелым и обвиняющим. – Я не могу ничего делать до тех пор, пока по всему магазину не снимут отпечатки пальцев, а потом я лучше разберусь тут сама. – Увлекательное, но бессмысленное занятие – подсчет товарных остатков – не даст ей расплакаться. Нельзя терять концентрацию.

Пока женщина – эксперт по дактилоскопии – посыпала все темно-серым порошком, Рэйчел изучила напечатанные мелким шрифтом условия договора со страховой компанией и убедилась, что была права: возможно, ей ничего не заплатят. У нее все перевернулось внутри. Теперь ей предстояло подсчитать свои убытки.

Рэйчел обрадовалась, когда женщина-эксперт наконец ушла и можно было проверить уцелевший товар. Она разделила его на кучки – неповрежденное, нуждающееся в чистке, поврежденное, но которое возможно починить, не подлежащее восстановлению – и принялась составлять список. Очень скоро она поняла, что унесли все самое ценное: наряды от именитых дизайнеров, за каждый из которых можно было выручить более сотни фунтов стерлингов, бальные и свадебные платья, длинные пальто, – ничего не осталось. От ювелирных изделий не уцелело и самой малости. Большая часть из них, конечно, предназначалась для украшения одежды, но все они были хорошего качества. Вор, будь то мужчина или женщина, знал, что делает. Получилось, что в общей сложности Рэйчел лишилась товара на семнадцать с лишним тысяч фунтов стерлингов, не считая двух тысяч наличными. И в ее бизнесе нельзя было просто пойти к оптовому поставщику и пополнить товарные запасы. Чтобы собрать такую коллекцию, как была, у Рэйчел ушли годы усердных поисков по огромному количеству магазинов, антикварных рынков и аукционов. Ее нельзя было восстановить за одну ночь.

Во второй половине дня поглощенная подсчетом убытков Рэйчел услышала звук открывающейся двери и, к своей неописуемой радости, увидела на пороге магазина Алекса с портфелем в руке и с выражением сочувствия на лице. Она вскочила и бросилась к нему, чтобы обнять.

– Откуда ты?!

– Мне позвонила Николь и все рассказала. Я прыгнул в первый же поезд. Бедняжечка моя.

Он поцеловал любимую в лоб и погладил по волосам. – Насколько все плохо?

– Очень плохо. – Рэйчел почувствовала ком в горле. – Я лишилась своих лучших экземпляров.

– Мне так жаль… Николь убита горем. Похоже, думает, что все это из-за нее.

– На самом деле так и есть.

Рэйчел прижалась к Алексу. Его знакомые черты и запах, от которого ей всегда становилось спокойнее.

– Не будь с ней слишком строгой. Все ошибаются, – сказал он, склонив голову набок. Он знал Николь гораздо дольше, потому что они вместе учились в художественном колледже и некоторое время даже жили в одной квартире. Рэйчел с Алексом познакомились на ее дне рождения восемнадцать месяцев назад. – Ты сможешь все уладить?

– Страховая не заплатит мне из-за того, что сигнализация была выключена. Туго придется. – Беспокойство, как железный обруч, сдавливало грудь Рэйчел.

– Все будет хорошо, – утешал ее Алекс, – ты блестящий предприниматель. – Он огляделся вокруг. – Давай я помогу тебе прибраться. У тебя есть веник и совок?

Он принялся подметать рассыпанные по полу мелкие осколки стекла и стирать отовсюду темно-серый порошок для дактилоскопии. Пока Алекс работал, Рэйчел суммировала цифры, и от результатов все внутри у нее переворачивалось. В тот день с ее счета должны были списать арендную плату, и до четырнадцатого числа предстояло заплатить налог, при этом Рэйчел лишалась недельной выручки, а то и больше.

Она не знала, как остаться на плаву в такой ситуации. Все заработанное за последние десять с лишним лет может быть потеряно из-за единственной оплошности Николь.

Алекс заметил выражение лица любимой и с беспокойством во взгляде спросил:

– Тебе нужны деньги, чтобы продержаться? Я могу помочь.

Рэйчел покачала головой и отвернулась, чтобы он не увидел слез, навернувшихся ей на глаза. Бизнес был ее, и проблемы тоже решать ей. Рэйчел казалось неправильным брать у него деньги, даже несмотря на то, что они собирались пожениться. Рэйчел всегда высоко ценила свою финансовую независимость и не хотела полагаться на мужчину в том, что касалось денег.

– Благодарю, но я справлюсь.

– Просто дай мне знать.

Тут он заметил поврежденную ногу Рэйчел:

– Милая, да ты ранена!

Хозяйка магазина опустила взгляд и увидела засохшую струйку крови, напоминавшую маленького червячка, у себя на голени.

Алекс присел, чтобы рассмотреть ранку, и осторожно пощупал ногу.