Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Глава 4
Париж. 31 августа 1997 года

Рэйчел стояла возле машины и смотрела на толпу папарацци с большими черными камерами в руках и запасными фотоаппаратами, висящими на ремнях поверх курток. Разбитый автомобиль почти не был виден, поскольку тоннель тускло освещался лампами дневного света, висящими по обеим сторонам, а от фотовспышек рябило в глазах.

– Ты уверен, что это Диана? – Рэйчел приходилось почти кричать, чтобы ее голос не потонул в общем шуме.

Алекс, казалось, горел желанием поскорее вернуться к месту происшествия.

– Я мельком видел светлые волосы. Там с нею врач, – ответил он.

– Она сильно пострадала?

– Не знаю. Кто-то из фотографов слышал, как она разговаривала.

Рэйчел захлестнуло отвращение:

– Представляешь, каково ей оказаться в таком положении?

Вокруг машины рыскала целая стая мужчин, похожих на отряд спецназа во время штурма, только вместо оружия у них были фотокамеры.

Алекс мотнул головой и выпустил ладонь Рэйчел из своей руки:

– Пойду гляну, не могу ли я чем-нибудь помочь. Может быть, им нужен переводчик.

Алекс свободно говорил по-французски, поэтому его предложение не было лишено смысла. Людей прибавлялось с каждой минутой, и все, тесня и толкая друг друга, стремились к изуродованной машине, чтобы получше разглядеть. Где же полиция? Кто-то должен наладить движение.

Внезапно Рэйчел охватила ярость, и она быстрым шагом направилась к фотографам, стоявшим ближе всего к ней.

– Laisse la tranquille![2]2
  Оставьте ее в покое! (фр.).


[Закрыть] — закричала она на стоявших перед ней мужчин.

Один из них затараторил по-французски в ответ, явно ругаясь, и поднял фотоаппарат, собираясь снять что-то поверх головы Рэйчел.

– Arrete![3]3
  Стойте! (фр.).


[Закрыть] — Она подняла руку. Бедная Диана! Рэйчел не являлась приверженкой монархии. В семидесятых она была панком и носила футболку с надписью «Боже, храни королеву», и у нее были короткие выбеленные волосы, но в то же самое время ее всегда восхищала обаятельная принцесса, оживившая умирающую монархию. Королевская свадьба была словно ставшая явью сказочная мечта любой маленькой девочки.

Не найдя больше подходящих фраз на французском, Рэйчел обрушилась на фотографов уже по-английски.

– Она же ранена! Это грязно и мерзко! Прекратите! – негодовала женщина.

Рэйчел протолкнулась вперед, пытаясь помешать навязчивым объективам, и в этот момент увидела пострадавшую. Та в неестественной позе с вывернутой назад головой скорчилась на коленях в проеме между передними и задними сиденьями. Должно быть, тело принцессы скрутило силой удара. Лицо закрывала кислородная маска, но прическа безошибочно выдавала Диану. О чем она думала, находясь там в таком беззащитном положении?

– Вы, негодяи! – выпалила Рэйчел, обращаясь к стае папарацци. – Arrete!

Других пассажиров и водителя не было заметно, но Рэйчел показалось, что она видела чью-то руку, затылок и ноги, расположенные под ненормальным углом к телу, и что-то темное и блестящее, что могло оказаться не чем иным, как кровью. Передняя левая часть автомобиля превратилась в груду покореженного металла. Рэйчел отвернулась, не в силах больше смотреть. Ее мутило от запаха бензина и дикого ужаса всего происходящего. Сирена возвестила о том, что прибыли первые полицейские машины. Повернув голову в сторону въезда в тоннель, Рэйчел увидела, что полицейские оцепляют периметр. Мигающая огнями машина «скорой помощи» подлетела и с визгом затормозила на другой стороне проезжей части. Бригада медиков выскочила из автомобиля и начала пробираться через толпу к месту аварии. Кое-кто из папарацци не спешил посторониться, и Рэйчел крикнула: «Да расступитесь бога ряди!» Несколько человек, стоявших рядом, поддержали ее.

Видимо,(Кто-то из полицейских включил мощные лампы, и место происшествия осветилось жутким ярким светом. Пространство вокруг сразу сделалось неприятным, замкнутым со всех сторон. Рад грубых бетонных опор разделял два противоположных направления проезжей части. Стены были из текстурированного бетона в ямочку, потолок оказался черным от выхлопных газов, коптивших его десятилетиями.

Рэйчел увидела Алекса возле искореженной машины, и ещпоказалось, что он разговаривает с принцессой. Возможно, пострадавшей женщине стало бы чуточку спокойнее от звуков родной английской речи. Алекс привык общаться с известными людьми по работе. Слишком многие ходили перед звездами на цыпочках в благоговейном страхе, но он всегда говорил начистоту, и знаменитости, видимо, это ценили.

Полицейские отгоняли папарацци к выходу тоннеля. Один из них упирался и спорил, отказываясь отдать камеру. Рэйчел отправилась обратно к такси, где за рулем уже сидел водитель. Она надеялась, что Алекс тоже придет сюда, потому что ей очень не хотелось, чтобы полицейские причислили его к этой стае.

Как по заказу, появился Алекс с мрачным выражением лица. Он открыл дверь такси, сел и сообщил:

– Она всё еще в этой мясорубке. Крышу срезают.

– Que se passe-t-il?[4]4
  Что там происходит? (фр.).


[Закрыть] — вклинился в беседу водитель.

Алекс объяснил ему по-французски.

– Кто там еще в машине? – спросила Рэйчел. – Господи, это ведь не ее сыновья?

Алекс стиснул колено Рэйчел.

– Нет, там Доди аль-Файед, телохранитель и их водитель. Доди и водитель погибли.

Летом газеты пестрели новостями о том, что принцесса встречается с аль-Файедом – сыном египетского бизнесмена, владельца универмага «Хэрродс». Весть о его смерти шокировала Рэйчел. Она уже открыла рот, чтобы спросить, откуда Алекс узнал об этом, но не смогла пересилить себя. Ей было невыносимо слышать ужасные подробности.

Машины и мотоциклы начали освобождать тоннель. К такси подошел полицейский, и Алекс вышел, оставив дверь открытой, чтобы поговорить с ним. Рэйчел слышала, как полицейский спрашивал их имена, и видела, как он записывает их в блокнот. Алекс объяснил, что они здесь в отпуске, но завтра уже улетают домой, и сообщил название и адрес отеля. Полицейский спросил, смогут ли они зайти в штаб криминальной полиции на набережной Ор-февр, прежде чем уедут, и настаивал на том, что они должны дать показания, хотя даже не видели, как произошла авария.

Водитель развернулся и выехал из тоннеля в обратном направлении. Рэйчел глянула на часы: был почти час ночи. Они простояли в тоннеле около получаса. Машина «скорой помощи» оставалась на прежнем месте. Это значило, что Диану еще не вытащили из разбитого автомобиля. Она, наверное, уже закоченела там.

– Ты переводил для принцессы? Как она?

Алекс покачал головой:

– Врач достаточно хорошо знает английский. Похоже, у нее разбита голова и, возможно, сломана нога.

– И сердце тоже разбито, если, конечно, у них с Доди было все серьезно. Она будет в шоке.

Весь остаток пути до отеля они проехали молча, держась за руки, а оказавшись в номере, Алекс сразу же включил телевизор. На каждом канале показывали, как Диану увозят на «скорой помощи» в больницу Питье-Сальпетриер, где, как утверждал комментатор, принцессу уже ждут лучшие специалисты. Рэйчел скинула туфли на шпильках, весь вечер сдавливавшие ей ноги, и слушала новости, пока смывала в ванной макияж и чистила зубы. Потом переоделась в шелковое платье в стиле тридцатых годов.

Вернувшись в спальню, она обнаружила, что Алекс вертит в руках какой-то маленький серебристый предмет. Он протянул руку и показал вещицу Рэйчел:

– Это выпало из машины, когда врач осматривал Диану. Никто не заметил, поэтому я подобрал его.

Рэйчел взяла то, что лежало на ладони Алекса. Это было крошечное сердечко, на одной стороне которого было выгравировано число XVII, а на другой – буква «J». Ощутимый вес и беловатый оттенок металла говорили о том, что это скорее платина, чем серебро.

– Как ты думаешь, это ее? – спросила она.

– Других женщин в машине не было, – пожал плечами Алекс.

Рэйчел продолжала внимательно рассматривать сердечко.

– Лучше отдай это полицейским, когда придем завтра в участок, – сказала она, и Алекс кивнул:

– Да, отдам.

На экране телевизора показывали машину «скорой помощи», въезжающую на территорию больницы.

Рэйчел откинулась на подушку и закрыла глаза. Она до сих пор ощущала запах бензина. Что за странная ночь: сначала предложение, а потом этот ужас. Все произошедшее произвело на Рэйчел эффект разорвавшейся бомбы.

Глава 5
Париж. 31 августа 1997 года

– Просыпайся, Рэйчел!

Она медленно приходила в себя после глубокого сна. Алекс гладил ее по плечу.

– Она умерла, – проговорил он, и слова будто застревали у него в горле. На заднем фоне Рэйчел слышала французскую речь. По телевизору диктор излагал факты с оттенком грусти в голосе.

Кто умер? Рэйчел посмотрела на часы, стоявшие возле кровати. Шесть утра. События предыдущих нескольких часов сверкнули у нее в голове, и она посмотрела на Алекса:

– Ты имеешь в виду Диану?

Он кивнул в ответ, не отрывая взгляда от экрана.

Нереальность происходящего заставила Рэйчел встряхнуться и сесть на кровати.

– Но почему? Ты ведь сказал, она разговаривала в машине.

По телевизору транслировали пресс-конференцию. Выступал человек, и подпись на французском сообщала, что это сэр Майкл Джей – посол Соединенного Королевства Великобритании во Франции. Он говорил по-английски: «Смерть принцессы Дианы Уэльской повергла нас в сильнейший шок и большое горе». Перевод его слов на французский шел в ввде бегущей строки внизу экрана. Врач пояснил, что у принцессы были сильнейшие повреждения внутренних органов и, несмотря на то что ее привели в сознание на месте и прооперировали, как только она была доставлена в больницу, спасти ее было уже нельзя.

– Просто не верится, – дрожащим голосом пробормотал Алекс.

Рэйчел обратила внимание, что он не раздевался и не ложился в постель.

– Бедная, – проговорила она едва слышно. – Все эти фотографы снимали, как она умирает. Абсурд какой-то.

По телевизору кто-то что-то рассказывал на французском, и Алекс стал слушать.

– Ее телохранитель жив, но серьезно пострадал. А насчет двоих других – водителя и Доди аль-Файеда – я был прав. Они оба погибли.

Бегущая строка подтвердила слова Алекса.

– Господи, бедные ее мальчики! – воскликнула Рэйчел. Она потихоньку начала осознавать последствия произошедшего. – Сообщил ли им кто-нибудь?

Рэйчел не помнила, сколько лет было сыновьям Дианы. Должно быть, подростки, немногим больше одиннадцати.

Алекс слушал ее только краем уха. Все его внимание было направлено на экран.

– Ведущий новостей сказал, что принц Чарльз и королева уже знают, а мальчикам всё расскажут утром. – Слова опять застревали у него в горле. Его собственная мать умерла, когда ему было двенадцать, и он по сей день ощущал отголоски того ужасного события, ранившего его душу.

Рэйчел обняла Алекса и погладила по спине, а он повернулся к ней совершенно потрясенный:

– Не понимаю, почему они не смогли спасти ее. Что, черт подери, они делали?!

Рэйчел непонимающе покачала головой. Женщина на пару лет младше ее самой, мать. Трагедии, подобные этой, происходят постоянно, но не с известными всему миру личностями. Люди из поколения родителей Рэйчел рассказывали, что могли вспомнить, чем они занимались, когда услышали новость о том, что застрелили Джона Ф. Кеннеди. Трагедия с Дианой определенно должна была стать особой меткой для их с Алексом сверстников, и она, Рэйчел, была на месте событий.

– Ты слышал, что она сказала в машине? Она понимала, насколько серьезно изувечена?

– Сам я не слышал, – ответил Алекс, – но один из фотографов рассказал, что она повернулась посмотреть, как там Доди, и вскрикнула: «Боже мой!» А потом она сказала: «Оставьте меня в покое», – когда кто-то из них попытался помочь. Это все, что я знаю.

– Она ведь не истекала кровью, правда?

Только маленькая струйка крови на лбу. На одежде, насколько мне удалось разглядеть, ничего не было.

Алекс был там настолько близко, что мог бы протянуть руку и дотронуться до принцессы, если бы пожелал, и он смог достаточно хорошо рассмотреть других находившихся в машине людей, чтобы понять, что двое из них были мертвы. Рэйчел подумала, что Алекс, наверное, в шоке.

Она встала с кровати, налила в чайник воды из-под крана в ванной и включила его. В номере на подносе лежали пакетики чая PG Tips и кофе Nescafe, а также картонные коробочки с молоком длительного хранения. Рэйчел положила по чайному пакетику в чашки и ждала, пока вскипит вода, не переставая смотреть на экран телевизора. Ей никак не удавалось поверить в реальность происходящего. Показали тоннель. Он все еще был закрыт для движения, но внутри уже работала уборочная машина. Больница, кишащая представителями прессы всех мастей. Архивные кадры королевской семьи, стоящей у подножия замка Балморал.

– Говорят, это все из-за папарацци, – сказал Алекс. – Они гнались за «мерседесом» принцессы от отеля «Ритц», где она ужинала с Доди. Возможно, один из них бросился наперерез, и водителю пришлось уходить от столкновения.

Рэйчел налила в одну из чашек молока, заметив, что у нее дрожит рука, и передала напиток Алексу.

– Эти камеры с длинными, как пулеметы, объективами. Фотографы просто озверели. Преступники! – Она непроизвольно содрогнулась, и немного чая из ее чашки выплеснулось на блюдце.

– Весьма безвкусный способ зарабатывать себе на жизнь, это уж точно.

Некоторое время они молча смотрели на экран, прихлебывая чай, отдающий легким металлическим привкусом. Никак не получалось смириться с тем, что знаменитые образы ушли в прошлое. Леди Ди в бронежилете на фоне африканского поселка, она же в вечернем платье в театре на балете или в одном из этих старомодных костюмов-двоек, которые всегда надевала на приемы и без которых не обходится жизнь королевской семьи в наше время. Вот бы это оказалось ошибкой: была неправильно установлена личность пострадавшей. Только бы она осталась жива!

Вслух Рэйчел произнесла:

Как бы мне хотелось, чтобы это было не так.

Чтобы какая-нибудь санитарка в морге вдруг заметила, что у Дианы дрожат ресницы, появились признаки слабого дыхания. Она бросилась бы к врачам, и тем удалось бы вернуть принцессу к жизни.

Алекс покачал головой:

– Наверняка врачи испробовали абсолютно все, что только известно медицине. На них смотрел весь мир. Ее спасение стало бы для них успехом всей жизни. Увы, единственное, чего я не могу понять, это почему они так долго не могли доставить ее в больницу. Это было сделано только через два часа после аварии. Это и могло стать решающим между жизнью и смертью.

У Рэйчел пробежали мурашки по коже. Если бы они только могли повернуть время вспять и действовать по-другому… Если бы только могли…

* * *

На следующий день Алекс и Рэйчел планировали побродить по Монпарнасу, но из-за недосыпа оба чувствовали себя слегка оглушенными. Поэтому они просто заказали себе саfе аи lait[5]5
  Кофе с молоком (фр.).


[Закрыть] в уличном кафе. Алекс подкрепился омлетом, а Рэйчел есть совсем не хотелось. Покончив с завтраком, они направились в штаб криминальной полиции давать показания.

После получасового ожидания в переполненной приемной, где ощущался стойкий запах чеснока, Рэйчел пригласили в переговорную комнату без окон. Несмотря на стройность, ей с трудом удалось протиснуться между стоявшим по центру столом и стульями. Рэйчел подала молодой сотруднице полиции свой паспорт для ксерокопирования и назвала ресторан, где они с Алексом ужинали, бар, где потом танцевали, тесно прижавшись друг к другу, и наконец отель, в котором остановились. Женщина с трудом могла связать два слова по-английски, но Рэйчел отказалась от предложения подождать переводчика и пустила в ход свои познания во французском, оставшиеся со школьных времен. Она сказала, что видела принцессу только издали, потому что вокруг толпились фотографы. Ей ужасно хотелось выразить, как отвратительно было их щелканье затворами камер, но все, что она смогла сказать, это: Les photographes etaient horribles[6]6
  Фотографы были ужасны (фр.).


[Закрыть].

Допрос Рэйчел закончился раньше, чем Алекса, и, выйдя обратно в приемную, она села его дожидаться. Когда, пользуясь случаем, она принялась листать путеводитель, к ней склонился улыбающийся француз и спросил:

– Можно почитать вашу юбку?

На Рэйчел была юбка-клеш в стиле пятидесятых годов с рисунком в виде старых французских газет, наложенных на изображения достопримечательностей Парижа. Рэйчел подумала, что юбка с таким принтом очень подходит для поездки в этот город, но сейчас ей казалось, что это перебор. Она вежливо улыбнулась и вернулась к своему путеводителю.

Алекса не было целую вечность – по крайней мере, целый час точно. И когда наконец он вышел из кабинета, то выглядел бледным и напряженным.

– Пойдем отсюда скорее, – прошептал он, схватил Рэйчел за руку и поднял со стула.

– Как все прошло? – поинтересовалась она, когда они вышли на улицу под теплые лучи солнца.

– Отвратительно! Полицейский был настроен довольно неприязненно. Мне пришлось указать на карте, где точно я стоял, и сказать им, где находился каждый из папарацци. Он показал фотографии семи задержанных, но я смог узнать только двоих. Я же не разглядывал их специально.

– Ну конечно… – Рэйчел взяла любимого под руку. – Ты отдал им маленькое сердечко?

Алекс откашлялся.

– Мне не захотелось, – буркнул он. – Полицейские были настроены враждебно, и последнее, что мне надо, это чтобы меня обвинили в причастности к преступлению.

Рэйчел забеспокоилась:

А что, если на записях видеонаблюдения будет видно, как ты подобрал его?

– Почем мне знать. – Алекс искоса взглянул на Рэйчел. – Мне кажется, у меня есть некоторое время, чтобы придумать объяснение. Амнезия, деменция или что-нибудь вроде того.

– Если что, я подтвержу, – попыталась пошутить Рэйчел.

Алекс вынул из кармана сердечко.

– Можешь положить к себе в сумочку? – спросил он. – Боюсь, я его потеряю.

Рэйчел сунула сердечко в кошелек, в застегивающееся на молнию отделение для мелочи.

Администратор в отеле равнодушно сообщил им, что, поскольку они не выехали из номера до полудня, с них возьмут дополнительную плату еще за одни сутки.

– В таком случае я лягу поспать, – заявил Алекс. – Ты как? Я лично совершенно измотан.

Рэйчел не стала спорить. Ложиться спать, когда до отъезда в аэропорт оставалось всего пять часов, могло показаться жутко досадным, но у нее все плыло перед глазами от усталости.

Оказавшись в номере, Алекс тут же включил телевизор, и они увидели принца Чарльза и двух сестер принцессы Дианы. Рэйчел часто заморгала, пытаясь сдержать слезы, которые подступили, как только она представила, будто погибла ее собственная сестра.

– Чарльз – последний, кого Диана хотела бы там видеть, – прокомментировал Алекс, снимая брюки. Он откинул одеяло, улегся и через несколько секунд уже спал.

Рэйчел с минуту разглядывала спящего: его рыжеватые волосы, взъерошившиеся от подушки, сильную спину, упругий изгиб икры. Потом она вытащила из-под руки Алекса пульт от телевизора и не стала смотреть, как Мохаммед аль-Файед выходит из больницы с поникшей головой. Бедняга. Во всех новостных выпусках говорили только о Диане, а о Доди и ее водителе вспомнили только потом. Рэйчел передернула плечами и выключила телевизор.

Глава 6
Балтимор. Октябрь 1914 года

– Мисс Мэри, это вас! – прокричала экономка.

Мэри вскочила с места в малой столовой и, прижимая к груди большой конверт, бросилась в коридор.

– Здравствуй, Уолли, – проговорила она в похожий на подсвечник микрофон, прижимая к уху цилиндрическую телефонную трубку. – Пришло письмо? – и в ожидании ответа закусила губу.

– Ну конечно пришло, – раздался низкий голос подруги. – И сейчас у меня в руке приглашение на первый бал бакалавров! – Уоллис с трудом сдерживала свое возбуждение. – Я полагаю, у тебя тоже такое есть?

– Да! – Мэри облегченно выдохнула: – О, слава богу!

Она беспокоилась, что Уоллис может не получить престижного приглашения, потому что ее мать была небогата и они жили в квартире, расположенной не в самой лучшей части города. Но у дальних родственников Уорфилдов были нужные связи, и поэтому Уоллис идет на бал. А это значит, что светская жизнь для нее не будет зарублена на корню.

– Нам столько всего надо обсудить! Может, мне приехать к тебе?

– Да, но поспеши! Осталось всего шесть недель!

Мэри была еще в утреннем пеньюаре, с волосами, накрученными на папильотки. Но готовиться к визиту Уоллис не было нужды, потому что та так много времени проводила в доме Керков, что практически жила там. Она оставалась у подруги ночевать не реже раза в неделю, к тому же девушки каждый день проводили по несколько часов вместе.

Как только Уоллис прибыла, подруги бегом бросились наверх, в комнату Мэри, чтобы ее сестры не мешали им спокойно поговорить. Первым делом они рассмотрели приглашения, а потом с головой погрузились в главную тему: в чем пойти на бал. Поскольку Европа была охвачена войной, в этом сезоне всех дебютанток попросили отказать себе в удовольствии участвовать в обычных для такого случая «состязаниях на элегантность» и отбросить всяческие «причуда ради увеселения». Мэри и Уоллис согласились, но это еще больше осложнило выбор наряда: нельзя выглядеть чересчур модно, но все же хотелось быть эффектными, как выразилась Уоллис.

– Мы с матерью едем завтра к Фюхселю, – сказала Мэри. – Я хотела поехать сегодня, чтобы не разобрали лучшие платья, но сегодня она пьет чай с подругой. Поедешь с нами? Поможешь мне выбрать. Мы и тебе можем подобрать что-нибудь… – Она умолкла: мать Уоллис никак не может позволить себе покупки в самом фешенебельном магазине города.

– Конечно поеду с вами, но я уже решила, что надену. Смотри, – Уоллис сунула руку в кармашек и вытащила фотографию из журнала, – это Ирен Кастл в мюзикле «Смотрите под ноги» на Бродвее. Видишь, какое милое у нее платье!

У платья Ирен был атласный лиф и шифоновая юбка ниже колен, которую по кругу украшала вы-шивка атласными лентами с перламутровым отливом.

– Божественно, – выдохнула Мэри. – Не платье, а мечта! Но если надеть такое, то чем тогда прикрыть плечи?

– На плечи можно набросить шифон белого цвета, вот так. – Уоллис показала руками. – Я закажу маминой портнихе. – По лицу девушки пробежала тень. – Но сначала мне надо уговорить дядю Сола расстаться с деньгами. Я использую все свое южное очарование и подчеркну, как важно для нашей семьи, чтобы я блистала в свой первый выход в свет. О боже милостивый! Я ведь могу найти там богатого мужа и уже не буду обузой для дяди.

Мэри рассмеялась. Они часто обсуждали качества, которыми должны были обладать их будущие мужья. Мэри мечтала о ком-нибудь добром, разделяющем ее интерес к чтению и музыке, чтобы меняться книгами и вместе ходить на концерты. А Уоллис не скрывала, что ей нужен состоятельный муж, и Мэри понимала почему. Дядя Сол – брат покойного отца Уоллис – был скуп, доводил порой Уоллис с матерью почти до бедности и помогал деньгами в последний момент, когда они уже задолжали за аренду или поставщик угля вот-вот должен был отказаться их обслуживать. А богатый муж обеспечил бы Уоллис финансами, чего она так жаждала. Само собой разумеется, что их будущие супруги должны быть красивыми и обаятельными, уметь одеваться с безупречным вкусом и блистать остроумием.

Исчерпав тему нарядов и обсудив все до мельчайших деталей, девушки перешли к вопросу, кого взять с собой на бал. Каждая дебютантка могла пригласить двух или трех партнеров. Обычно из числа родственников. Уоллис уже точно решила насчет двоюродного брата Генри и мужа двоюродной сестры Лилии.

– Я скажу Генри, что если меня никто не пригласит, он должен будет танцевать со мной каждый танец, – утверждала она. – Ни за что не хочу стоять у стенки. Только не на глазах у всех.

– Ради бога, ты никогда не будешь стоять у стенки, – запротестовала Мэри. – Я не знаю ни одной другой девушки, у которой было бы столько поклонников, как у тебя. Картер Осборн танцевал бы с тобой все танцы напролет, если бы ему предоставили такую возможность.

Подруги обсудили, кто из знакомых им юношей точно мог бы пригласить их на танец, а кого пришлось бы слегка подтолкнуть. Приглашенные гости должны были знать, что им необходимо вмешиваться, как только появляется хоть малейшая опасность того, что девушкам придется пропустить танец.

– Пока что это будет самый важный вечер в нашей жизни, – драматично провозгласила Уоллис. – А может быть, и вообще самый важный.

* * *

Наступил вечер 7 декабря, и все шло в точности по их тщательно продуманным планам. Они подъехали к театру «Лирика» со своими сопровождающими и с букетами в руках. Уоллис выглядела восхитительно, и когда Мэри подошла к ней, чтобы поприветствовать, она заметила на щеках подруги румяна, что считалось несколько «преждевременным».

– Мисс Уорфилд, вы прекрасно выглядите. – улыбнулась Мэри.

– Ты тоже, малышка. Давай веселиться!

Внутри театра было настоящее царство флоры.

Коробки с любимыми цветами девушек составили в ряд так, что получилась одна длинная гирлянда, от которой исходил пьянящий аромат. Стулья в зале убрали, чтобы освободить место для танцев, а сцену оформили в виде волшебной беседки в лесу. Там должны были подать ужин. Грянул оркестр, начался первый танец, и следующие несколько часов Уоллис и Мэри почти не видели друг друга, беспрерывно кружась по залу то с одним, то с другим кавалером. Они танцевали уанстеп, фокстрот и немецкий вальс под песни «Когда вы носили тюльпан», «Край моей любимой», «Цин-цин». Последнюю композицию, «Аромат любви», сыграли уже после одиннадцати вечера, но веселье на этом не закончилось. Вся молодежь, включая Уоллис и Мэри, попрыгала в автомобили и помчалась в загородный клуб Балтимора, где протанцевала до тех пор, пока на небе не забрезжил рассвет, подобный гигантскому мазку розово-оранжевой краски.

На следующий день Уоллис лежала на кровати Мэри, и подруги с энтузиазмом смаковали подробности бала.

– Я три раза танцевала с Картером Осборном, – сказала Уоллис, скорчив гримасу. – Мне повезло, что я не осталась совсем без ног.

Мэри улыбнулась:

– Он так нежен с тобой, что мог бы сразу же стать твоим поклонником.

Уоллис сморщила нос:

– Мне понравилась его машина… – Картер управлял «паккардом». – Но сам он немного ростом не вышел, ты не находишь? И болтает без умолку.

– А как тебе Артур Стамп? Он высокий и немногословный. Я ехала в загородный клуб на его «форде», и мне показалось, он хорошо водит.

– Ну да, Артур симпатичный. Но мне кажется, ему не хватает смекалки. Он, как сказала бы моя мама, «нудный, как морская качка».

– Уолли, ты, похоже, разочарована. Вечер оказался не таким волшебным, как ты себе представляла?

– Мне кажется, я хотела влюбиться, а там не оказалось никого подходящего, – подумав, проговорила подруга. – Ведь правда? Все они хорошие парни, но ни один из них не оказался именно тем самым.

Мэри залилась смехом:

– Нам же только по восемнадцать. Не думаю, что нас уже можно считать старыми девами.

* * *

На протяжении всего светского сезона с декабря по апрель подруги каждую неделю бывали по крайней мере на одном балу, званом ужине, обеде или танцевальном вечере, и вокруг каждой из них собрались воздыхатели: Тони Биддл, Рэгги Хатчинсон, Брайан Дэнси, Харви Роуланд и многие другие. Время от времени девушки приглашали пару молодых людей к Мэри после ужина, чтобы поболтать за бокалом чего-нибудь прохладительного. Уоллис в такие моменты была в своей стихии, Мэри тоже получала удовольствие от этих вечеринок. Она стала чувствовать себя увереннее, разговаривая с молодыми людьми, проводила больше времени в их обществе и пыталась следовать примеру Уоллис, расспрашивая их о спорте, машинах или о том, какую профессию они для себя выбрали. Мистер и миссис Керк не докучали молодежи своим присутствием в гостиной, но, если компания вела себя слишком шумно или засиживалась до наступления комендантского часа, хозяин дома стучал ботинком по потолку.

По традиции родители каждой дебютантки давали званый вечер в честь выхода дочери в свет. Мать Мэри устроила шикарный обед в загородном клубе Балтимора, а Уоллис, как она ни умоляла, не удалось убедить дядю Сола оплатить подобное мероприятие в свою честь.

– Я не могу допустить лишние траты в военное время, – сказал он, и даже слезы племянницы не заставили его уступить.

Подружки редко вспоминали о войне. Европа была далеко, поэтому доводы дяди Сола о том, что сейчас «не время для празднеств», не казались девушкам убедительными.

– Америка даже не участвует в этой войне, – ворчала Уоллис. – Он просто невыносим.

– Ну и ладно, – утешала ее Мэри, – ты и без званого вечера самая знаменитая дебютантка сезона, и кто угодно подтвердит, что ты лучше всех одеваешься. Миллисент Бичем позеленела от зависти, когда увидела твое платье из золотой ткани.

– Миллисент? – Уоллис подняла бровь, и ее глаза шаловливо блеснули. – Нельзя высоко оценить ее умение одеваться, согласись? Она в этом своем многослойном платье была похожа на призовой кочан капусты на деревенском празднике.

Мэри хохотала так, что закашлялась, и Уоллис хлопала ее по спине, пока она не перестала во все стороны брызгать слюной.

* * *

Летом 1915 года, пока девушки строили планы на грядущий светский сезон, неожиданно сдала, а потом преставилась бабушка Уоллис по отцовской линии. Семья официально была в трауре. А это означало, что Уоллис предстояло носить черное и выпасть из светской жизни на шесть месяцев. Она кусала губы от досады при мысли о том, сколько балов и ужинов пропустит.

– Я буду рассказывать все в мельчайших подробностях, – обещала Мэри. – Но без тебя все будет не так. Эта зима станет скучной.

Немного позже в тот же день, после того как Уоллис отправилась домой, Мэри случайно услышала, что родители о чем-то говорят с ее старшей сестрой Баки в столовой. Девушка остановилась возле двери, чтобы послушать.

– Надеюсь, этой зимой Мэри найдет себе новых подруг, – сказала Баки, – потому что Уоллис определенно не самая подходящая для нее компания.

– Я согласна, – поддержала мать. – Эта дружба даже может помешать нам выдать Мэри замуж за мужчину из хорошей семьи. Генри, как ты считаешь?

– Вполне, – пробормотал отец. Это был его обычный ответ в тех случаях, когда он не желал ничего обсуждать.

Мэри ворвалась в комнату с негодующим криком:

– Как вы смеете говорить такие вещи о бедной Уоллис! Она не виновата в том, что у нее умерли и отец, и отчим! У них с матерью не много денег, но их семья очень даже приличная!

– Семья-то, может быть, и приличная, а вот сама Уоллис… пользуется дурной репутацией. Я знаю, что она флиртует с каждым юношей и заставляет их всех ходить по струнке, как собачек. Не подобает так относиться к кому бы то ни было.

– Неправда! – вскричала Мэри, сжав кулаки. Впервые в жизни – не считая детских лет – ей захотелось ударить сестру.

– Милая, она пользуется румянами, – сказала мать. – Хорошие девочки не красятся. Ты же знаешь. Это создает двусмысленное впечатление.