Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Королева скандала: [роман]
Джилл Пол

Посвящается удивительной Лор, чью помощь в создании этого романа невозможно переоценить.

Тебя никогда не забудут

Gill Paul

ANOTHER WOMAN’S HUSBAND

Глава 1
Париж. 31 августа 1997 года

Рэйчел положила голову Алексу на плечо, а ее рука скользнула ему на бедро. Сидеть в объятиях Алекса было не очень комфортно. Жесткий ремень безопасности в такси и тесное платье из китайского шелка только усиливали ощущение неудобства, но это нисколько ее не беспокоило. За окном на фоне ночного неба расплывались огни Парижа. Рэйчел вдохнула запах Алекса и почувствовала, что счастлива до безумия. Ее сердце едва не разрывалось от восторга. Много ли бывает в жизни таких моментов?

Чуть раньше этим же вечером в строгой и стильной обстановке гостиничного номера она красила губы алой помадой, глядя в миниатюрное золотое зеркальце. Алекс маячил у нее за спиной. Внезапно он с необычной интонацией в голосе произнес:

– Милая, сегодня вечером я хотел попросить тебя кое о чем, но… не знаю… Может, лучше в ресторане?..

Он выглядел взволнованным, неуверенным и совсем на себя не похожим.

Рэйчел подняла бровь и улыбнулась:

– Что с тобой? Язык проглотил?

Алекс отвернулся к окну, затем снова посмотрел на нее:

– Нет, пожалуй, лучше потом…

Она устремила на него полный беспокойства взгляд:

– Бога ради, говори уже, раз начал.

Алекс мерил шагами комнату, что-то теребя в кармане брюк.

– Дело в том, что… – Он сделал над собой усилие: – Господи, Рэйчел, как ты смотришь на то, чтобы мы поженились? То есть выходи за меня. Пожалуйста!

Сказанное так потрясло женщину, что она уставилась на Алекса, раскрыв рот:

– Ты серьезно?

Алекс никогда не упускал возможности поддразнить возлюбленную, но по поводу такого важного события в их жизни наверняка шутить бы не стал.

– Конечно. – Он достал маленькую темносинюю коробочку, в каких обычно продаются ювелирные украшения, и протянул Рэйчел.

Она была готова разрыдаться. В свои тридцать восемь лет, после тех ужасов, которые ей пришлось испытать в предыдущих отношениях, Рэйчел уже и не думала, что такой счастливый момент когда-нибудь настанет. Мужчина, которого она отчаянно любила, просил ее провести остаток жизни с ним. Это так тронуло новоиспеченную невесту, что она никак не могла найти подходящих слов.

– Откроешь? – спросил Алекс.

Внутри оказалось антикварное кольцо с бриллиантами. Два приличной величины камня в маркази-товом обрамлении блестели в оправе из розового золота. Выглядело это великолепно.

У Рэйчел сорвалось с языка первое, что пришло в голову:

– Я бы хотела детей. А ты? – Закусив губу, она тут же подумала, что ее слова, должно быть, напрочь лишены романтики. Звучит как деловое предложение.

– Конечно, – согласился Алекс. – Я тоже.

– А что, если мы сделаем наших деток высокотехнологичным способом – в пробирке, в клинике репродукции?

– Обязательно, – кивнул Алекс. Рука его дрожала, когда он надевал кольцо на палец любимой, и в этот момент Рэйчел осознала, как сильно он волнуется. Это явно говорило о многом. Она прильнула к нему, обвив руками за пояс. Алекс и Рэйчел всегда чувствовали, что физически созданы друг для друга: например, когда она стояла к нему вплотную, ее голова оказывалась как раз на нужной высоте, чтобы лечь ему на плечо.

– Ну что, самое время попрактиковаться в создании детей, миссис Грин? – проговорил Алекс слегка охрипшим голосом. Он принялся расстегивать пуговицы на ее платье, сидевшие рядком на плече.

– И кто сказал, что я должна взять твою фамилию? – Рэйчел поцеловала любимого. – Мне кажется, это ты должен взять мою.

Он потянул ее в спальню. По счастью, столик в ресторане был забронирован заранее.

Вспоминая все это в такси, Рэйчел подумала, что, в сущности, так и не дала Алексу согласия, однако они уже были обручены. Она рассматривала кольцо на пальце, поворачивая руку то под одним углом, то поддругим. Это был самый дорогой подарок, который только может сделать мужчина. Они с Алексом жили вместе уже полтора года, но он ни разу не заводил разговора о свадьбе, и у Рэйчел сложилось впечатление, что он относится к числу тех независимых мужчин, которые не остепеняются никогда. Но, по всей видимости, она была не права.

Они ехали по набережной Сены, с обеих сторон засаженной деревьями. На противоположном берегу на фоне черного неба светились, как на глянцевой открытке, знакомые очертания Эйфелевой башни. Такси мчалось под уклон к бетонному въезду в тоннель, но, как только въехало внутрь, водитель вдруг выкрутил руль и резко затормозил. Рэйчел швырнуло вперед, ремень безопасности сдавил ключицу, а потом голову рывком откинуло назад.

Какого!.. – воскликнул Алекс, а водитель выругался по-французски.

Через лобовое стекло Рэйчел увидела, что дорога перекрыта кое-как припаркованными мотоциклами. Мигание проблесковых маячков сначала натолкнуло женщину на мысль, что здесь разворачивается какое-то театрализованное представление.

– Un accident[1]1
  Авария (фр.).


[Закрыть], — пояснил шофер и выключил счетчик.

Алекс отстегнул ремень и открыл дверь.

– Пойду гляну, что там происходит, – сказал он. Не иначе инстинкт телепродюсера подсказывал ему, что тут пахнет «жареным».

Рэйчел, слишком поздно опомнившись, не успела его задержать. Ей не хотелось, чтобы Алекс ходил и разглядывал пострадавших. Она смотрела, как он подходит к столпившимся людям. Как только глаза женщины немного привыкли к мельканию спецсигналов, она поняла, что толпа состоит из фотографов и вспышки света производят их камеры. Похоже, в аварию попала знаменитость. Алекс разговаривал с мужчиной в кожаной куртке и с мотоциклетным шлемом в руках.

Водитель такси тоже вышел из машины, оставив Рэйчел в одиночестве. Приоткрыв дверь, она высунулась наружу, пытаясь получше разглядеть происходящее. Ее поразило, сколько шуму производили фотокамеры. Их трескотня, усиленная эхом в тоннеле, напоминала пулеметные очереди. Где-то поодаль сигналила машина, и повсюду стоял удушающий запах бензина и гари.

Рэйчел увидела, что Алекс спешит к ней с крайне потрясенным видом. Он ничего не говорил, пока не подошел ближе, чтобы шум не помешал ей расслышать его слова:

– Господи Иисусе, Рэйчел! Там принцесса Диана!

Глава 2
Штат Виргиния. Июль 1911 года, ферма Бурланд в предместьях города Миддлбурга

Мэри Керк сидела на своей узкой кровати и листала модный журнал. Вокруг болталось с полдюжины ее соседок. Четыре из них, не успев переодеться после парной игры в теннис, ходили в белых теннисных футболках, а еще две обмахивали себя и стонали, что изнемогают от жары. Они жили вместе в гостевом домике для девушек в летнем лагере под началом мисс Шарлотты Ноланд. В помещении отсутствовал потолочный вентилятор, и поэтому здесь было душно, влажно и пахло пропитавшейся потом спортивной обувью и накрахмаленным бельем.

Дверь открылась, и на пороге показалась мисс Катерина Ноланд, сестра Шарлотты, в сопровождении худенькой, но ширококостной темноволосой девушки, которая разглядывала всех оценивающим взглядом. Мэри тоже стала изучать новенькую. Та не была красавицей, но привлекала к себе внимание другим: хорошо скроенным, хоть и простым, платьем, а также гордой осанкой при, в общем-то, весьма невысоком росте.

– Это Бесси Уоллис Уорфилд, – представила девушку Катерина. – С сегодняшнего дня она – с нами, и я хочу, чтобы вы оказали ей дружественный прием.

– Уоллис, – поправила Катерину новенькая неожиданно низким для пятнадцатилетней девушки голосом. – Все называют меня Уоллис.

Остальные девушки начали представляться, и Мэри, когда очередь дошла до нее, улыбнулась и спросила:

– А разве Уоллис не мужское имя?

Васильковые, со смешинкой глаза впились в ее лицо.

– Меня назвали в честь деда, – ответила Уоллис. – А тебя? Тебя назвали в честь Пресвятой Девы?

Мэри хихикнула:

– Нет. Ничего подобного. Мое имя – всего лишь результат недостатка воображения у моих родителей.

– Ты похожа на Мэри Пикфорд. – Уоллис улыбнулась, и ее глаза засияли. – Только волосы у тебя темнее: скорее темно-рыжие, чем рыжий блонд. Не всем так везет с тезками.

Услышав комплимент, Мэри раскраснелась. Она никогда еще не бывала в кино, но Мэри Пикфорд красовалась во всех журналах и была умопомрачительно прекрасна.

Мисс Катерина подвела Уоллис к кровати, стоявшей в углу комнаты, и попросила девочек показать новой соседке, где что находится. Позже все они должны были встретиться на пикнике на поляне. Мэри показала Уоллис, где можно повесить платья и куда сложить нижнее белье.

– Где живут твои родители? – спросила она, наблюдая, как новенькая распаковывает вещи.

– Мама в Балтиморе, а папа умер, когда я была еще младенцем, – сухо ответила Уоллис.

Мэри была поражена. Как это, должно быть, ужасно – жить без отца!

– А отчего он умер? – поинтересовалась она, в следующий же миг пожалев о своей бестактности.

Но Уоллис, казалось, восприняла слова соседки спокойно.

– Туберкулез, – ответила она. – Мама снова вышла замуж за человека по фамилии Рэсин. И он хороший. Купил мне Булли – французского бульдога, и аквариум с тропическими рыбками.

– А у тебя есть братья и сестры?

– Нет. Я одна. А у тебя?

– Я средняя из трех сестер. Баки старшая, а Анна младшая.

– Проклятие! – воскликнула Уоллис. – Хоть бы у кого-то из нас были братья! Они бы представили нас своим друзьям. Я учусь в школе для девиц, а теперь вот приехала в лагерь для девиц и понятия не имею, как, черт возьми, можно познакомиться с парнем при таком положении дел. Тут где-нибудь можно встретить хоть одного?

От услышанных грубых слов Мэри пришла в сильное возбуждение, но не подала вида. Дома за «проклятие» и «черта» ее сразу же хорошенько отчитали бы. С этой девушкой было гораздо интереснее, чем с любой другой, более благонравной, в этом лагере.

– Я здесь всего на день дольше тебя, поэтому еще не успела начать охоту за молодыми людьми, – проговорила она. – Но я слышала, что нас будут приглашать на чаепития в семьи, живущие поблизости отсюда, и в некоторых из них должны быть сыновья.

– Чем еще мы будем заниматься следующие два месяца? – ухмыльнулась Уоллис. Девчонки здесь, видимо, только и делают, что катаются верхом, плавают и играют в теннис до упаду.

* * *

Пикник организовали на идущей под уклон поляне, на одном краю которой возвышался белый особняк с портиком, а на другом находилось спокойное голубое озеро, которое змеилось вдаль на добрых две мили, образуя своими изгибами бухты и узкие заливы. Куда бы ни падал взгляд, везде расстилались зеленые поля, рассеченные полосами буйно зеленеющих деревьев. В воздухе не чувствовалось ни дуновения, и в полуденном зное сонно гудели насекомые.

Девочки бродили вдоль расставленных по поляне столов с ножками в виде козел, тщательно изучая угощения, состоявшие из холодных телячьих отбивных на косточках, обернутых мятой бумагой, картофельного салата, запеченного окорока с маринованными овощами, изысканных пирожных, лимонада, чая и кофе. Сестры Ноланд присматривали за всем и прохаживались вокруг, непринужденно общаясь. Соблюдать застольный этикет было целым искусством. Есть аккуратно и при этом вести беседу, не разговаривая с набитым ртом, – не самая простая задача. Мэри заметила, что Уоллис справляется с ней только благодаря тому, что вообще почти ни к чему не притрагивается.

Новые подруги направились к воде, подставив лица легкому бризу.

– Скажи мне, кто для тебя идеальный кавалер? – спросила Уоллис.

Мэри не стала задумываться.

– Английский принц Эдуард, – ответила она. – Я без ума от него. Только подумай: девушка, которая выйдет за него замуж, однажды станет королевой.

– Неплохо. – Уоллис одобрительно кивнула головой. – А ты бы не растерялась, если бы он сейчас показался вон оттуда? – Она кивнула на край поляны. – Как у тебя с реверансами?

Мэри слегка присела в реверансе и хихикнула:

– Мне кажется, я бы тотчас лишилась чувств.

– Не волнуйся. Я бы с ним заговорила. Рассказала бы ему, что ты самая замечательная девушка на свете, и одолжила бы ему нюхательной соли, чтобы он смог привести тебя в чувство после того, как подхватит на руки.

Девушки рассмеялись.

Мисс Шарлотта сзывала всех собраться вместе, но только что завязавшаяся дружба между Мэри и Уоллис отвлекла их от всего на свете, и они уходили всё дальше от группы.

– Ты когда-нибудь задумывалась, как это – целоваться с молодым человеком? – любопытствовала Уоллис. – Я не понимаю, надо ли в это время держать губы закрытыми или, наоборот, слегка приоткрыть. Я тренировалась на своей руке, но так и не поняла, как лучше. Попробуй ты.

Мэри поцеловала собственную руку сначала с сомкнутыми губами, а потом с приоткрытыми.

– Не знаю, – неуверенно произнесла она. – Я полагаю, что нужно просто не противиться тому, что делает молодой человек.

Уоллис расхохоталась, запрокинув голову:

– Мэри Керк, так ты навлечешь на себя целый ворох неприятностей!

Мэри вспыхнула:

– Разумеется, я вообще не стану целоваться с молодым человеком до помолвки!

– Моя бабушка говорила: «Никогда не позволяй мужчине целовать тебе руку, если хочешь, чтобы он на тебе женился». И еще: «Ни за что не выходи замуж за янки».

– Мне бы такое и в голову не пришло, – сказала Мэри со своим идеальным южным акцентом.

– А что бы вам в голову пришло? – спросила возникшая за спиной девушек мисс Шарлотта. – Вы присоединитесь к нашей компании, или у вас здесь узкий круг?

– Простите, мисс Шарлотта! – тут же выпалила Мэри.

– Все хорошо. Я рада, что вы подружились, – улыбнулась наставница, переводя взгляд с одной девушки на другую.

Мэри гордилась тем, что Уоллис стала ее подругой. Новенькая девушка, безусловно, была сообразительной, искушенной и потому самой интересной в лагере.

Проживающая неподалеку семья Тэбб пригласила нескольких девушек, включая Мэри и Уоллис, на воскресный ужин, и когда девочки прибыли на место в экипаже сестер Ноланд, им подавали руку, помогая сойти, два брата – Ллойд и Проссер. Семнадцатилетний Ллойд был симпатичнее и обходительнее пятнадцатилетнего Проссера, отличавшегося подростковой неуклюжестью. Уоллис тут же увлекла Ллойда беседой, внимательно следя за каждым его словом. А Проссер предложил принести Мэри шипучей воды с вишневым сиропом.

– Хорошо, благодарю, – ответила Мэри. Она была рада, что ее не оставили без внимания, но не особо понимала, как нужно разговаривать с человеком противоположного пола. Чем он интересуется? Если бы Уоллис и Ллойд стояли поближе, она могла бы подслушать, о чем говорят они. Со стороны казалось, что подружка легко находит темы для разговора.

– Ваша семья давно живет в этих местах? – расспрашивала Мэри Проссера. – Что именно производится на ферме ваших родителей? Вы тоже будете работать там, когда придет время? – Мэри было откровенно скучно, в то время как со стороны Уоллис и Ллойда доносился смех. Над чем они только смеются? Мэри вздохнула с облегчением, когда Проссер предложил присоединиться к остальной компании, что они и сделали, но тема общего разговора сбила девушку с толку.

Ллойд сказал:

– Мы с мисс Уорфилд спорили о Тае Коббе и Нэпе Лажуа. Она думает, что в его статистике прошлого сезона не все чисто и что лучшим отбивающим должен был стать Нэп.

– Согласен, – присоединился к беседе Проссер. – Слышали об игре в Сент-Луисе? Там он совершенно точно заработал восемь за восемь.

Мэри показалось, будто она оказалась в какой-то стране, где все говорят на незнакомом языке. Только через некоторое время она поняла, что речь шла о бейсболе, и девушка удивленно раскрыла рот, услышав, как свободно Уоллис владеет бейсбольной терминологией. Откуда она узнала обо всем этом?

– Я читала в газетах, – объяснила Уоллис позже. – Все молодые люди любят бейсбол, поэтому я была уверена, что это станет подходящей темой.

Ллойд и Проссер изъявили желание назавтра покататься вместе с девушками на лодке, и Уоллис, не советуясь с Мэри, дала согласие, условившись встретиться с молодыми людьми в половине третьего, сразу после обеда. Она уже придумала, как объяснить свое отсутствие, и сказала обеим мисс Ноланд, что они с Мэри идут собирать ягоды.

– Сейчас я вам дам корзинки, – просияла мисс Катерина. – Попросим повара испечь на ужин ягодный пирог.

По дороге к месту встречи с братьями Тэбб девушки собрали по несколько пригоршней черники, намереваясь пособирать еще на обратном пути.

Молодые люди уже ждали их и помогли забраться в лодку. Как только Мэри расположилась на корме, опустив пальцы в воду, ей показалось, что она очутилась в новом чарующем мире. Неважно, что Уоллис чувствовала себя увереннее. Мэри было достаточно роли тихони и возможности смеяться над грубоватыми шутками парней. Ее приятно волновало уже одно то, что у нее, кажется, появился первый в жизни кавалер. Проссер был милым и внимательным, и Мэри нравилось смотреть, как играли его мускулы, когда он налегал на весла.

Это была первая из множества последующих встреч четверки в те долгие праздные летние дни. Обе мисс Ноланд не задавали лишних вопросов, когда Уоллис извинялась за отсутствие, и старались поощрять дружбу.

Однажды четверо друзей устроили пикник. Уоллис и Ллойд вместе углубились в лес, а Проссер лежал на боку, опершись на локоть, и не сводил глаз с Мэри, которая тоже полулежала на траве.

– Ты самая прекрасная девушка из всех, что я видел, – сказал он. – Везучий я парень.

– Спасибо, – скромно улыбнулась Мэри.

– Мне точно досталась самая красивая из вас двоих, я не сомневаюсь, – добавил Проссер.

– Ты очень добр. Но Уоллис тоже симпатичная.

– Но не такая, как ты. – Проссер придвинулся ближе к Мэри. Взгляд его сделался нежно-масленым. – Можно я тебя поцелую? Просто один маленький поцелуй!

Мэри резко выпрямилась:

– Конечно нет! Негодяй! За кого ты меня принимаешь?

Парень пристыженно пожал плечами:

– Твоя подружка всегда разрешает Ллойду себя целовать.

– Я тебе не верю. Это низкая ложь! – Лицо Мэри залила краска.

Возвращаясь в лагерь после свиданий, Уоллис и Мэри обычно делились друг с другом впечатлениями о парнях. Мэри не терпелось рассказать Уоллис о том, что наговорил про нее Проссер. Вот она разъярится, узнав, какую возмутительную напраслину тот на нее возвел!

Но потом Мэри почему-то так и не сказала подруге об этом ни слова. Где-то в глубине души она понимала, что сказанное Проссером может быть правдой.

Глава 3
Балтимор. Осень 1912 года

Осенью 1912 года Уоллис и Мэри прибыли в школу-пансион «Олдфилде» в Балтиморе. У них и у пятидесяти двух других достойнейших дочерей Мэриленда начинались последние два года учебы. Девушки пришли в восторг оттого, что будут жить в одной комнате и что мисс Розали Ноланд – еще одна сестра из управлявшей летним лагерем семьи – станет их наставницей.

Уоллис сильно увлеклась Филиппом – тридцати – пятилетним братом Розали, Катерины и Шарлотты Ноланд, который давно занял место Ллойда Тэбба в сердце мисс Уорфилд. А Мэри продолжала обмениваться письмами нежного невинного содержания с Проссером. Он писал ей об урожае и здоровье животных на ферме, а она в ответ рассказывала ему о том, какую шляпку только что купила или какой роман прочитала.

В комнате девушек были обои с цветочным рисунком, две кровати с металлическими спинками и умывальник с двумя кувшинами из дельфтского фарфора. На двери комнаты висела табличка с девизом школы: «Кротость и учтивость во все времена», и вскоре подруги обнаружили, что эти слова красовались на каждой двери просторного здания середины XIX века и давали небольшой повод для веселья.

– Разрешите мне со всей кротостью передать вам сливки для кофе? – дурачилась за завтраком Уоллис.

– Могу ли я со всей учтивостью предложить вам масла? – подыгрывала ей Мэри.

Искрометный юмор Уоллис помог ей приобрести признание среди воспитанниц школы. Она мастерски изображала шотландское «рыканье» директрисы Нэн Мак-Каллок: «Никаких разговор-р-ров перед сном, девочки. И чтобы не гр-р-резили о мальчиках». Уоллис могла изобразить и хорошую английскую речь. Одна из девушек – Элеанор Джессоп, была из Англии. Она приехала в Балтимор на год вместе с родителями, и пока ее отец налаживал здесь бизнес, Элеанор каждый день посещала школу «Олдфилде», не оставаясь на ночь. Уоллис внимательно слушала, как говорит однокашница, и просила ее повторять фразу «мой отец не умеет грести веслами» до тех пор, пока не научилась произносить гласные так же изысканно, как это делала Элеанор.

Случалось, что Мэри заставала Уоллис увлеченно болтающей или гуляющей на площадке с другой девушкой и чувствовала быстрый укол ревности, хотя в глубине души понимала, что для этого не было никакого повода. Уоллис непременно махала ей рукой, приглашая присоединиться к компании, и ясно показывала, что Мэри была ее лучшей подругой, избранной ею.

– Каково это – иметь сестер? – спросила однажды Уоллис.

Мэри задумалась.

– Они могут раздражать, – наконец проговорила она. – Брать без спросу одежду или книги, а моя старшая сестра Баки еще пытается поучать. Но все же в этом есть и выгоды.

– А меня ты воспринимаешь как сестру? – допытывалась Уоллис. – Мы с тобой так же близки, как вы с Баки и Анной?

Мэри уверенно покачала головой:

– Мы с тобой гораздо ближе. Им я не рассказала бы и половины того, чем делюсь с тобой.

– Значит, мы можем быть назваными сестрами, – сказала Уоллис и взяла Мэри за руку. – Сестрами, которые выбрали друг друга, а не вынуждены быть ими просто потому, что родились в одной семье. Мне очень нравится эта мысль. У меня мало родственников. Только мама, мистер Рэсин, тетя Бесси, дядя Сол и несколько двоюродных сестер – вот и всё.

– Конечно я буду твоей названой сестрой, – просияла Мэри. – С огромным удовольствием!

* * *

Уоллис была достаточно дисциплинированной девушкой. Она прекрасно училась, нравилась преподавателям, и ее никогда не ругали, как других учениц. Мэри считала, что подругу отличает от остальных богатое воображение. Уоллис не только постоянно придумывала что-нибудь интересное, но всегда претворяла свои замыслы в жизнь. Именно ей удалось как-то раздобыть рыбий жир и неотступно следить за тем, чтобы каждое утро они с Мэри, зажимая носы, проглатывали по полной ложке, потому что Уоллис вычитала в какой-то журнальной статье, будто рыбий жир помогает сбросить лишний вес. Причем это не было необходимо самой Уоллис. Она была худая, как черенок от лопаты, а вот у Мэри имелась некоторая склонность к полноте. Это Уоллис пришло в голову использовать отбеливатель, чтобы избавить Мэри от веснушек. В результате кожа на носу подруги стала красной и болезненной. И тогда Уоллис сочинила нелепую историю о теннисной ракетке и внезапно открывшейся двери, чтобы объяснить мисс Ноланд появление изъяна на лице Мэри. И конечно же, Уоллис попросила Элеанор Джессоп составить список мест в Англии, где можно увидеть принца Эдуарда, чтобы у Мэри появилась возможность однажды повстречать своего кумира.

– Он учится в Оксфордском университете, – поведала подругам Элеанор, – и играет в поло за университетский клуб. Если верить газетам, то он просто обожает поло.

– Точно! – подмигнула Уоллис подруге. – Мэри, тебе надо научиться мастерски играть в поло, появиться на матче – у них ведь это матчем называется? – и поразить его своей красотой. Тут я сочувствую бедному Проссеру. Его сердце впервые в жизни будет разбито.

– О боже мой, все совсем не так, – воспротивилась Мэри, залившись краской. – Мы с тобой еще слишком молоды, чтобы всерьез думать о таком.

– Моя мама всегда считала, что и щенячью любовь надо воспринимать всерьез. Она говорила: «Если ты наступишь на хвост щенку, ему будет так же больно, как и взрослому псу».

Мэри не поняла, шутила подруга или нет, но ей стало стыдно от мысли, что она завлекала Проссера. И она написала ему письмо, где попыталась тактично объяснить, что очень ценит дружбу с ним, но не более того. К несчастью, мисс Мак-Каллок застала Мэри в тот момент, когда она улизнула из школы, чтобы отправить послание. Переписка с мальчиками была строго запрещена, и директриса решила поднять вопрос на общем сборе на следующее утро.

– Вы все – молодые благовоспитанные женщины. Наступит время, когда вы выйдете замуж, и у вашего супруга не должно будет возникнуть ни малейшего сомнения в том, что он для вас единственный… – Мисс Мак-Каллок обвела взглядом комнату, и ее соколиный взор остановился на каждой девушке. – Я подозреваю, что вы не осознаете всю серьезность переписки с молодым человеком, который не приходится вам родственником. Это занятие может повлечь за собой самые тяжелые последствия, и к нему ни в коем случае не следует относиться легкомысленно. – Она сделала паузу для большей убедительности. – До моего сведения дошло, что одна из воспитанниц школы «Олдфилде» отправляла письма мальчику, с которым познакомилась в летнем лагере. Сейчас я обращаюсь ко всем на тот случай, если вы также вовлечены в подобные скверные переписки, и прошу сознаться в этом сейчас, чтобы мы могли вовремя исправить положение.

Уоллис первой подняла руку и своей смелостью подала пример остальным девушкам. Руки поднимались и поднимались до тех пор, пока не остались только две ученицы, не совершившие проступка. Лицо мисс Мак-Каллок покраснело, и на секунду показалось, что она вот-вот зальется слезами, но ей удалось совладать с собой.

– Я хочу побеседовать с каждой девушкой, поднявшей руку, – проговорила она. – Наедине.

У себя в кабинете.

Девушки по очереди заходили в кабинет директрисы и через несколько минут возвращались оттуда с опущенными глазами. Побывав в кабинете, Уоллис направилась прямо к Мэри и описала состоявшийся разговор.

– Она спрашивала, кому я писала, – ухмыльнулась Уоллис. – И надо было видеть ее лицо, когда я ответила, что это был не кто иной, как брат сестер Ноланд. Она пробормотала: «Он должен был понимать», – так что, как я полагаю, нашей переписке будет положен конец, – пожала плечами Уоллис. – Ну и ладно. Все равно для меня он слишком старый.

Скандальное разоблачение, которое не коснулось всего лишь двух учениц, дало повод для интересных разговоров на несколько недель. Девочки по секрету обсуждали письма и показывали друг другу фотографии. Эта тема объединила даже тех девушек, которые никогда особенно не дружили между собой. Словом, событие заметно оживило жизнь в «Олдфилдсе» зимой 1912/1913 годов.

Когда 4 апреля 1913 года мисс Розали Ноланд вошла в класс во время урока английской истории и попросила Уоллис пройти с ней в кабинет мисс Мак-Каллок, первое, о чем подумала Мэри, было: «Что же натворила Уоллис на этот раз? Какое правило нарушила?» Она понятия не имела, что именно могло произойти, но поскольку в школе было великое множество правил, сложно было прожить хотя бы день без того, чтобы не отступить от нескольких из них.

Десятью минутами позже мисс Ноланд вернулась и попросила Мэри тоже пройти с ней.

– Почему нас вызывают? – шепотом спросила Мэри у мисс Ноланд, пока они шли по коридору.

– Ты нужна подруге, – мягко ответила мисс Ноланд.

И это было странно.

Мэри вошла вслед за наставницей в их с Уоллис комнату и обнаружила, что подруга запихивает одежду в кожаную дорожную сумку и безутешно рыдает. Глаза ее покраснели, а лицо блестело от слез.

Мэри бросилась к Уоллис, обхватила ее руками и притянула к себе.

– Боже мой, что случилось? – спросила она.

– Мистер Рэсин ум-мер, – заикаясь, выдавила из себя Уоллис. Дыхание ее было неровным, грудь судорожно поднималась и опускалась.

– О нет!

– П-почему к семнадцати годам я лишилась двух отцов? – причитала Уоллис. – Что со мной не так?

Она прижалась к Мэри и плакала, забыв обо всем. Ее худенькое тело содрогалось, и слезы катились из глаз и впитывались в платье Мэри.

Мэри не знала, что надо сказать. Уоллис, должно быть, в ужасе. Кто позаботится о ней и о ее матери? Теперь, когда нет мистера Рэсина, который оплачивал обучение падчерицы в школе, Уоллис, возможно, не сможет закончить учебу. В груди у Мэри все так болезненно сжалось, будто горе было ее собственным, и она еще крепче обняла Уоллис.

– Я всю жизнь буду твоим другом, – обещала она. – Твоей названой сестрой. Всегда и навечно, до самого скончания времен.