Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Глава 17
Брайтон. 7 сентября 1997 года

Когда Рэйчел сказала матери по телефону, что им с Алексом довелось оказаться в тоннеле Альма сразу после аварии, та захотела услышать подробности, что-нибудь такое, о чем больше никто не знает. Рэйчел всю неделю наблюдала у людей подобную реакцию. Все относились к произошедшему собственнически и старались перещеголять других, проявляя свою осведомленность в вопросах, связанных с арестом папарацци, воздушными подушками и ремнями безопасности, а также хронологией событий. Рэйчел описала матери все увиденное в тоннеле, после чего тема их с Алексом помолвки показалось ей неуместной, и она переключилась на взлом магазина. Но, как оказалось, мать была уже в курсе того, что Алекс сделал Рэйчел предложение. Она узнала это по телефону от Николь еще в воскресенье днем. И теперь мать высказала идею отметить это событие, собравшись у нее дома вместе с родственниками жениха.

* * *

Родители Рэйчел жили в Хоуве, и нареченные шли к их дому пешком по набережной. Ни Алекс, ни Рэйчел больше не упоминали о поездке в Нью-Йорк, но она тяготила обоих и осложняла их отношения. Море серо-металлического оттенка было покрыто зыбью, периодически появляющиеся лучи солнца грели обветшалые деревянные павильоны старой Западной пристани. Чайки по-прежнему кружили повсюду, хотя в этом не было особого смысла, поскольку исчезли вечно подкармливающие их туристы со свернутыми из газет кулечками, из которых падали крошки. Архитектура построек напоминала о благородных временах, когда мимо них прохаживались дамы в платьях Викторианской эпохи с зонтиками от солнца, держа под руку кавалеров в цилиндрах и жилетах. Рэйчел нравилось, что в Брайтоне можно было ощутить историю и, будто шагнув через портал, оказаться в XIX веке.

Когда они пришли, в родительской гостиной уже толпились гости. Оглядевшись вокруг, Рэйчел подумала, что нельзя представить более непохожих родственников, чем у них с Алексом. Ее родители вместе с братом, сестрой и их супругами хлестали «Вдову Клико» и практически сразу принялись поддразнивать их с Алексом.

– Ты не можешь быть обручена, – пошутил отец. – Алекс не приходил ко мне спрашивать разрешения.

– Разрешения? – парировал Алекс. – Я надеялся переговорить с вами насчет приданого.

Сестра спросила со смешком:

– Рэйчел, а брачный договор будет? Ты же не можешь рисковать своим платьем от Шанель, которое он заберет в случае развода.

– Он его мерил, – ответила Рэйчел, – и оно не подошло по размеру.

Стульев на всех не хватило, поэтому молодое поколение расселось на кремовом с зелеными пятнами длинноворсовом ковре. Рэйчел, приезжая к родителям и видя этот ковер, всегда думала: «Как же я его ненавижу!» Перед ними на кофейном столике стояло большое блюдо с копченым лососем и серым хлебом.

Отец Алекса и его мачеха сидели бок о бок на диване с такими прямыми спинами, как будто кол проглотили. У обоих были темные волосы, посеребренные сединой, и оба были одеты во что-то скучное и бесформенное. Ни один из них ничего не пил, и Рэйчел заметила, что они украдкой посматривают на часы, будто бы решая, как бы улизнуть пораньше.

Эта парочка выглядела смешно, но это еще ни о чем не говорило. Несмотря на то что Рэйчел встречалась с ними уже не один десяток раз, она так и не смогла себе представить, о чем они говорят, когда остаются вдвоем. Все разговоры с ними складывались из общих фраз, и они никогда не делились ничем личным.

Рэйчел было жаль Алекса, который вырос, не познав веселого товарищеского духа, к которому она привыкла в своей семье. Удивительно, что, несмотря на такую холодность его окружения, став взрослым, он обладал так хорошо развитыми навыками общения.

– Когда у тебя нет ни братьев, ни сестер, приходится больше внимания уделять дружбе, – однажды объяснил он. – Я решил, что должен изучить людей, чтобы лучше понимать их.

Ему это удалось, потому что приятелей у него было бесконечное количество, которое, подобно Вселенной, продолжало разрастаться. Где бы они ни оказались вместе, Алекс всегда заводил новые знакомства. И у него хватало энергии, чтобы поддерживать их и приглашать новых знакомых на встречи, с легкостью вовлекая их в свою сеть деловых и личных связей. Этот навык очень пригодился ему в работе на телевидении. Он любил людей. Круг знакомств Рэйчел был гораздо меньше и значительно более замкнут.

– Когда думаете жениться? – спросила мать Рэйчел.

Влюбленные переглянулись, и Алекс ответил:

– Мы еще не обсуждали этот вопрос. Не знаю, как ты, дорогая, – он приобнял Рэйчел, – а я всегда представлял себе свадьбу на Рождество: спящая под снегом земля, мерцающие огоньки, ты, укутанная в меха, подъезжаешь на санях, как Снежная королева…

– Что? Уже на это Рождество?! – ужаснулась Рэйчел. Она была по горло занята спасением своего магазина.

– А к чему вам долгая помолвка? – заметила мать. – Вы оба достаточно взрослые, чтобы понимать, чего хотите.

– Просто я, наверное, не смогу ничего организовать в течение следующих трех месяцев, – сказала Рэйчел. – И потом, Алекс, я думала, что ты большую часть времени будешь в Париже.

– Я все организую! – Мать весело хлопнула в ладоши. – Просто скажите мне, чего вам хочется. Единственное, я не уверена, что смогу гарантировать снег. – После того как мать ушла в этом году на пенсию, у нее появилось слишком много свободного времени, и потому она так загорелась замаячившим на горизонте новым делом.

Рэйчел открыла рот и собралась сказать, что все это очень поспешно, но Алекс ее опередил.

– Это просто замечательно! Как ты считаешь, милая? – воскликнул он.

– Я не многое могу позволить себе прямо сейчас, – сказала она. – Если бы мы перенесли свадьбу на следующий год, мое финансовое положение было бы стабильнее…

– Мы с папой все оплатим, – перебила мать. – Отец невесты всегда оплачивает свадьбу дочери.

– И мы поможем, – подала голос Венди.

У Рэйчел появилось ощущение, что ей выкручивают руки. Надо было сначала самим все обсудить с Алексом. У нее было свое представление о том, как должна выглядеть ее свадьба, и она не была уверена, что маме удастся организовать всё именно так. Но было бы грубостью прямо ей об этом сказать.

– Вы все очень добры. Мы об этом подумаем, – уступила она.

Когда тема свадьбы была исчерпана, разговор переключился на Диану, и мать Рэйчел спросила у Алекса, думает ли он, что авария произошла по вине Анри Поля – водителя.

– Это еще предстоит узнать, – ответил Алекс. – Непосредственные свидетели рассказывают странные вещи. Один утверждает, что видел, как перед «мерседесом» маячил мотоцикл, якобы ослепивший водителя яркой вспышкой за долю секунды до аварии.

– Ты имеешь в виду фотовспышку? – уточнила мать, расширив глаза.

– Свидетель полагает, что гораздо ярче. И, что интересно, британские спецслужбы когда-то уже планировали устранить югославского президента Слободана Милошевича, ослепив ярким светом его водителя на опасном участке дороги. – Алекс говорил эмоционально, и все отвлеклись от своих бесед, чтобы послушать его. – Я не утверждаю категорично, что спецслужбы имели отношение к трагедии, но чем больше информации о смерти Дианы я узнаю, тем больше интересных моментов нахожу. А ведь я только начал! По правде сказать, я считаю как минимум возможным, что ее именно убили.

– Чушь! – припечатал Алекса его отец. – Какой-то а-ля шпионский детектив. Лично я читал, что было сделано три независимых анализа крови водителя и все они показали наличие большого количества алкоголя. Делу конец.

– Да, пап, но несколько свидетелей видели, как какой-то мотоцикл обогнал в тоннеле «мерседес», но никто не может пойти дальше и сказать, кто же это был. И похоже, перед «мерседесом» была другая машина, из-за которой водителю Дианы и Доди пришлось уйти в левый ряд на въезде в тоннель. Об этом была статья в сегодняшнем «Журнал ьдю Диманш».

Отец фыркнул:

– О, ну раз об этом написали в газете, это, конечно же, правда.

Он посмотрел на Венди, но она сосредоточилась на поедании копченого лосося.

Внезапно общая атмосфера переменилась. Рэйчел и раньше доводилось слышать, как Алекс спорил с отцом, и она знала, что каждый из них был слишком упрям, чтобы уступить. Пытаясь отвлечь их, она, взяв бутылку шампанского, спросила:

– Кому-нибудь освежить?

– Да! Мне! – Сестра сунула Рэйчел свой бокал, а потом взяла бутылку, чтобы подлить шампанского всем, кто сидел на ее стороне комнаты.

– Странно, что никто не видел, как Анри Поль пил, – продолжал Алекс уже в более спокойной манере, но Рэйчел поняла, что он раздражен. – На видео из «Ритца» шофер абсолютно твердо стоит на ногах. И оба телохранителя никогда бы не позволили ему везти принцессу, если бы почуяли хоть намек на запах алкоголя. Но ты думаешь, что знаешь лучше…

Мать Рэйчел решила вмешаться и разрядить обстановку.

– Это такая трагедия, что мы до сих пор не можем понять, как это случилось, – сказала она. – И я уверена, что Алексу и Рэйчел еще тяжелее, потому что они были там. И тем не менее у нас намечается радостное событие, которое ждет нас всех впереди.

Но отец Алекса еще не сказал своего последнего слова и потому не успокоился.

– Я считаю, ты зря бросился искать заговоры в обычной аварии по вине пьяного водителя. Ты только выставишь себя идиотом и испортишь репутацию.

– У меня одного здесь свежий незашоренный взгляд! – проворчал Алекс. – Я собираюсь проверить все версии, внимательно расспросить всех свидетелей и посмотрю, что удастся выяснить. А ты…

– Алекс, – остановила его Рэйчел, положив руку ему на бедро.

Он посмотрел ей в глаза и сдержался. Вздохнув, он обвел взглядом всех собравшихся и поднял бокал.

– Простите меня. И спасибо семье Уэйнрайт за оказанный мне теплый прием. Давайте поднимем тост за счастливые семьи!

Его отец, и Венди подняли свои стаканы с фруктовым соком, не обращая внимания на сквозившую в голосе Алекса иронию. Вскоре после этого они объявили, что им пора по своим делам.

– Утром рано вставать, – извинилась Венди. – Спасибо, что позвали нас. Рэйчел, дай мне знать, если я смогу чем-то помочь в подготовке к свадьбе.

* * *

Пока они, будучи слегка навеселе, возвращались вечером домой, Рэйчел размышляла над случившимся разногласием. Обычно Алекс старался не спорить с отцом, чьи суждения были непоколебимы, и возражать не имело никакого смысла. Может быть, он всё еще расстраивался из-за ее поездки в Нью-Йорк? Может, поэтому он был в таком ершистом настроении?

Ее огорчило, что отец Алекса не сильно обрадовался их помолвке. Венди произнесла все положенные слова, и сердце у нее было спокойно, но они не были близки с Алексом. Он нежно относился к мачехе, ему нравилось подтрунивать над ней по поводу ее пристрастия к подносам и шторкам с аккуратными фестончиками, но общего у них почти ничего не было.

– Как думаешь, я нравлюсь твоему отцу? – спросила Рэйчел, просовывая руку под локоть жениху. – Он никак не выказал ни положительного, ни отрицательного отношения. Мне кажется, ему все равно.

– Я думаю, он вообще не любит женщин в полной мере, – ответил Алекс. – Даже Венди. Он скорее терпит ее, чем любит.

– Тебе не надо было поддаваться на его провокацию.

Она стиснула руку любимого и детским голоском процитировала то, что когда-то ее мама говорила им с сестрой и братом: «Мишкам гризли меда не положено».

Алекс резко прокрутил ее и прогнул назад через руку, как в танго.

– Господи, иногда ты умеешь просто взбесить, – пробормотал он и впился в ее губы долгим и яростным поцелуем.

Глава 18
Нью-Йорк. Весна 1926 года

Уоллис приехала к дому номер девять на площади Вашингтона. Бледность ее лица не скрывали даже слой пудры и румяна. Она скинула пальто и, поморщившись, протянула его горничной. Затем ее хрупкая фигурка проплыла в сторону гостиной.

Мэри всполошилась:

– Что с тобой? Ты что, не уходишь с вечеринок?

Уоллис опустилась на стул.

– Все гораздо скучнее. В Сиэтле мне в срочном порядке сделали полостную операцию, как только я сошла с судна из Китая, и с тех пор у меня не всё в порядке. Я собираюсь сходить к врачу, пока буду в Нью-Йорке. Но хватит об этом. – Она сделала пренебрежительный жест рукой. – Как там Жаки? И как поживаешь ты, моя милая, дорогая Мэри?

Мэри соврала, сказав, что все прекрасно. Ей не хотелось говорить о выкидышах, она еще не была к этому готова. Дела на работе у Жака шли хорошо, и они часто ходили в театры или в джазовые клубы вроде знаменитого «Коттон клаба» или недавно открывшегося танцевального зала «Савой» в Гарлеме.

– Может, сходим на танцы, – предложила она. – Это очень весело.

– Не думаю, что смогу сейчас танцевать, – сказала Уоллис, положив руку на живот. – Но я жажду хорошего общения. Клянусь тебе, мои приятели в Уоррентоне каждую неделю рассказывают одно и то же и ждут, что я буду каждый раз громко хохотать. Мне нужен кто-нибудь действительно остроумный и забавный, тот, кто снова заставит меня думать. Вот почему мне пришлось приехать и сдаться вам на милость.

– Я изо всех сил постараюсь быть для тебя интересной. Но сначала я хотела бы побольше узнать, что у тебя происходит. Как там в Китае? И есть ли тот счастливец, что поведет тебя к алтарю, как только завершится развод?

Уоллис покачала головой:

– Нет. Никого. Мне тридцать лет, и я одна на всем белом свете. В Китае было интересно пожить, но у всех оказавшихся там американцев и европейцев те же проблемы с локтями, что и у Уина. – Она согнула руку в локте, изобразив, будто заливает в горло алкоголь из воображаемого стакана.

– Да ты, наверное, просто скрываешь его от меня, – поддразнила ее Мэри. – Ты самый большой в мире романтик. Ты бы столько не выдержала, не влюбившись, да?

Уоллис улыбнулась с отрешенным взглядом:

– Я была влюблена до того, как уехала. Он меня жестоко обманул. Но я обнаружила, что лучшее средство от сердечной боли – это сделать так, чтобы от причины твоей печали тебя отделял океан.

Мэри догадалась, что речь шла об аргентинском дипломате Фелипе Эспиле. До нее доходили слухи, что он отказался жениться на Уоллис и закрутил роман с более молодой девушкой из богатой аристократической семьи. Должно быть, впервые Уоллис не удалось завоевать объект своего обожания, и это, конечно, не могло не причинять ей боли.

– Мне жаль, – сказала Мэри. – Но я рада, что ты нашла способ исцеления. Наверное, стоит запатентовать его.

Уоллис засмеялась:

– Неплохая мысль. Мне же надо найти хоть какой-то способ себя обеспечить.

Вскоре между ними установились легкие дружеские отношения, похожие на прежние, но более сдержанные. Они были уже не девочки-подростки, а тридцатилетние женщины, и у каждой из них имелись душевные шрамы, которые им не хотелось бередить. Им было весело примерять наряды друг друга, обсуждать брачные союзы бывших знакомых, ходить по магазинам на Пятой авеню, делать укладки в салонах и обедать в хороших ресторанах, где Уоллис заказывала рыбное филе или котлету из ягненка, но ела мало. Когда они ужинали дома, она флиртовала с Жаком, но Мэри это уже не раздражало. Это была просто игра, и у Жака в совершенстве получалось оказывать Уоллис ответные знаки внимания, не оставляя при этом ни малейшего сомнения в своей преданности Мэри.

Им обоим нравилось слушать истории Уоллис о Дальнем Востоке, а в один из вечеров та поведала им о домах чансань, где девочек учат искусству любви.

– Мы с Уином были в таком заведении в Шанхае, – сказала она друзьям. – Нас привели в роскошную комнату, украшенную золотыми решетчатыми орнаментами, с мебелью из красного дерева. Мы сидели там, и к нам привели девушек, одетых в очень простые шелковые платья голубого или белого цветов. Было хорошо видно, что под этой одеждой у них больше ничего нет.

Жак и Мэри сгорали от любопытства.

– Они говорили по-английски? Ты с ними разговаривала? – спросила Мэри.

– Их всех учат немного говорить по-английски, чтобы они могли развлекать иностранных гостей, но одна из них говорила свободнее, и Уин расспросил ее, каким особым техникам их учат. – Глаза Уоллис сияли. Она явно наслаждалась эффектом, который производила своими рассказами. – Девушка рассказала про возбуждающий массаж фанг-чунг, эротические танцы, которым их обучают, и об особой технике сжимания мышц, называемой сингапурским захватом.

– Я слышал про это, – отреагировал Жак, предоставив Мэри гадать, что бы это значило и где он мог про это слышать. Ее по-прежнему тяготила мысль о женщинах, которые были у него до знакомства с ней, но он терпеть не мог вспоминать военные годы и резко менял тему разговора, если об этом заходила речь.

Уоллис продолжала:

– Девушки выстраиваются перед гостями, а потом расходятся по закрытым комнатам на верхнем этаже с тем клиентом, который их выбрал.

– Боже, как увлекательно! – воскликнула Мэри. – А как ты думаешь, что это за девушки? Они, наверное, все из очень бедных семей.

– Не обязательно, – пояснила Уоллис, – некоторые обеспеченные родители посылают туда своих дочерей, чтобы те научились ублажать своих будущих мужей. Все девушки очень красивые, со скромными личиками и все такое. – Она изобразила прелестную китаянку, склонив голову, отведя глаза и опустив ресницы.

Мэри стало интересно, может, и сама Уоллис училась этим техникам соблазнения, но она постеснялась спросить.

– Мне бы тоже хотелось сходить с тобой в дом чансань, Уолли. Вот это приключения у тебя были!

В компании Уоллис блистала, как может только она, но, когда они оставались вдвоем, Мэри замечала, что подруга измотана и, похоже, плохо спит по ночам. Иногда она морщилась от боли, но сильнее всего Мэри ощущала глубокое, как океан, ее одиночество. Извечное желание защитить подругу усилилось, как никогда. Бедняжка Уоллис осталась с разбитым сердцем, расстроившимся браком и без семейных денег, на которые можно было бы рассчитывать, потому что дядя Сол по-прежнему отказывался ее поддерживать. Она получала небольшое содержание от Уина, но в целом ее положение было ужасно уязвимым.

– Ты можешь приезжать сюда, когда пожелаешь, – сказала Мэри. – Считай площадь Вашингтона своим вторым домом.

* * *

Все лето и осень Уоллис держала данное слово и приезжала раз в несколько недель. Они вместе отметили День благодарения, и Мэри сочла за благо пригласить ее и на Рождество тоже. Никто не должен быть один в такое время, и Жак никогда не возражал против присутствия Уоллис. Мэри подозревала, что муж только радовался, когда Уоллис ее развлекала, потому что у него появлялось время, чтобы провести его с друзьями – французами и итальянцами, жившими неподалеку.

В рождественский вечер Мэри, Жак и Уоллис сидели в компании родственников и друзей, попивая коктейли, когда в комнату вошла горничная и сообщила о посетителе: «К вам мистер Симпсон».

Мэри не без удовольствия пошла поприветствовать гостя:

– Я так рада, что ты тоже заглянул к нам. Ты без Доротеи?

– К сожалению, она неважно себя чувствует, поэтому осталась дома с девочками. Я пришел вручить тебе этот подарок, Жаки. – Он протянул бутылку шотландского виски.

Жак захохотал:

– Бурбон против скотча! Надо как-нибудь вечером устроить соревнование.

– Если присутствие леди не против правил, то я бы охотно к вам присоединилась, – вставила Уоллис. – Мы будем пробовать каждый по очереди до тех пор, пока не попадаем со стульев.

Жак представил ее Эрнесту, и тот слегка поклонился.

– Мы должны придерживаться правил ведения боя, – улыбнулся он. – Но вас мы с радостью принимаем.

– Чем вы занимаетесь, мистер Симпсон, в свободное от склонения людей к употреблению дьявольского напитка время? – Она устремила на него сияющие глаза, и он присел с ней рядом и рассказал о том, что занимается морскими перевозками.

– В офисе вашей компании есть работа, на которую я могла бы устроиться? – продолжила Уоллис. – Я бедная, одинокая женщина, нуждающая-ся в деньгах и практически ничего не умеющая. Не могу ни печатать, ни шить, ни обслуживать столики и ужасно плохо разбираюсь в цифрах. Но я должна зарабатывать около семидесяти пяти тысяч долларов в год. Может, у вас найдется подходящая вакансия для меня?

Все дружно рассмеялись.

– Я непременно узнаю, – пообещал Эрнест.

– Какой чудесный костюм! – воскликнула Уоллис и погладила лацкан пиджака. На Симпсоне был двубортный костюм в узкую полоску с жилетом. – Я верно определила английский крой?

– Сэвил Роу, – ответил он, – и тот же портной, что обслуживает моего отца и еще раньше обслуживал его отца.

– Люблю ваши британские традиции: вся эта пышность и формальность, правила и эталонность. Все ужасно культурно.

– Согласен с вами, – сказал Эрнест. – Я очень горжусь своей английской половиной.

Мэри, сузив глаза, наблюдала, как он рассказывал ее подруге об особенностях своей национальности. Уоллис пустила в ход все свое очарование, заставляя его поверить в то, что он самый интересный человек в этой комнате и ей нельзя упустить ни одного сказанного им слова. Она придвинулась к нему ближе, хитро склонив голову. «Прямо как девушки чан-сань», – подумала Мэри. Ей это не понравилось. Эрнест был ее другом, и ей ни с кем не хотелось его делить.

Спустя час Эрнест встал и объявил, что должен возвращаться к своей хворой жене. Мэри сунула руку под рождественскую елку, где лежал завернутый в бумагу роман под названием «И восходит солнце», написанный журналистом Эрнестом Хемингуэем, который она приготовила своему другу в качестве подарка на Рождество. Они встретились в холле, где Эрнест надевал пальто, и Мэри протянула ему сверток.

– Я очень надеюсь, что тебе понравится, – сказала она, внезапно застеснявшись. – Меня больше всего впечатлил его реалистичный стиль.

Эрнест сердечно ответил:

– Если ты получила от этой книги удовольствие, я уверен, что и мне она понравится. Мы с тобой еще ни разу не разошлись во мнениях насчет книг, правда? Спасибо! Я буду дорожить ею.

* * *

Через восемь дней, как раз после Нового года, Уоллис заявила, что кое-куда идет.

– Встречаешься с кем-то из европейских друзей или из китайских? – поинтересовалась Мэри.

– Нет. На самом деле меня пригласил пообедать ваш мистер Симпсон. Думаю, он пытается найти мне работу.

Мэри была шокирована:

– Он же женатый человек, Уолли! Вы не можете обедать с ним вот так, наедине. Слухи разлетаются по Манхэттену быстрее, чем ты думаешь, и ты испортишь себе репутацию.

Уоллис бросила на Мэри полный сожаления взгляд.

– О Мэри, на дворе 1927 год, бога ради! – воскликнула она. – Мужчины и женщины могут дружить, и это не будет поводом для каких-то там домыслов. Мне понравился ваш мистер Симпсон, и я не думала, что ты будешь против, если я снова увижусь с ним. – Ее глаза сузились. – Мне кажется, тебе и самой с ним приятно. Я видела, как ты давала ему сверток в рождественский вечер.

Мэри смутилась.

– Нам обоим нравится читать, и мы часто обмениваемся книгами, – сказала она, слегка покраснев.

Уоллис улыбнулась:

– Тогда ладно. Так какое платье мне лучше надеть: голубое или янтарно-желтое?

Уоллис не было уже три часа, и Мэри в кислом настроении ходила по квартире взад-вперед. Она была не против поделиться с подругой домом, гардеробом или подругами, но это было уже слишком. Эрнест нравился ей самой, это правда, но, в отличие от Уоллис, на нее можно было положиться.