Текст книги "Королева скандала"

Автор книги: Джилл Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Глава 61
Фэрфорд, Коннектикут. 15 ноября 1937 года

Мэри стояла на пристани на Ист-Ривер в Нью-Йорке и дожидалась прибытия Эрнеста из Саутгемптона. С сентября она жила в Штатах, поскольку шесть месяцев ей пришлось провести в городе Рино, чтобы развестись с Жаки. Теперь уже необходимые юридические документы были готовы и все приготовлено к предстоящей свадьбе с Эрнестом.

В действительности он ни разу не предлагал ей выйти за него замуж. Предложения на одном колене не было, просто, когда в апреле состоялся развод с Уоллис, Эрнест деловым тоном заявил, что ноябрь – неплохой месяц для того, чтобы пожениться, и Мэри ответила: «Да, хорошо». Они обсудили только практические вопросы. Казалось, он уже давно принял то, что они однажды поженятся, а Мэри была рада, что не наседала на него с этим вопросом.

Она ужасно скучала без Эрнеста те два месяца, что они провели в разлуке. Ее не отпускала тупая боль. Помимо этого, ее преследовал необъяснимый страх, что Уоллис из вредности попытается помешать им пожениться. В том случае, если найдется какая-нибудь юридическая формальность, какая-нибудь решающая палка, которую можно вставить им в колеса, лишь бы помешать Мэри и Эрнесту обрести свое счастье, Уоллис почти наверняка этим воспользуется.

Уоллис вышла замуж за Дэвида в июне. Церемония прошла во французском замке. Про себя Мэри порадовалась, что к ним не приехал почти никто из их прежних подхалимов и не было ни одного члена британской королевской семьи. Герман Роджерс был ее посаженым отцом, Сесил Битон фотографировал, а одета Уоллис была в платье от Мейнбохера цвета «голубая Уоллис». Этот цвет модельер изобрел специально для нее. Однако все высшее общество, которое она так надеялась расположить к себе, оказалось неизбежно занято именно в день свадьбы, 3 июня.

Медовый месяц молодожены провели в Австрии в замке Вассерлеонбург, и даже оттуда в то время, которое должно было стать самым счастливым в жизни Уоллис, она написала Эрнесту и сказала, как сильно по нему скучает:

«Я так много думаю о нас, хотя всеми силами пытаюсь не делать этого. Мне хочется, чтобы ты написал мне, если у тебя есть желание хоть что-нибудь мне сказать».

Мэри прочитала это письмо и просто не могла поверить своим глазам. «Он больше не твой, – проворчала она. – Оставь его в покое!»

Новоиспеченные герцог и герцогиня Виндзорские, как их теперь титуловали, должны были получить щедрое содержание от английской короны и были вольны жить так, как им хотелось, но им не следовало возвращаться в Англию без разрешения нового короля. Мэри находила это требование логичным: Георгу не нужен был рядом брат, некогда привлекательный юноша, который мог вмешаться во что угодно, когда бы ему ни вздумалось. Супруги обосновались в Париже, и это означало, что Мэри можно было не бояться случайной встречи с ними на ужине, куда ее пригласили, или в театре, куда взял билеты Эрнест. Теперь ей оставалось провести собственную свадьбу, и можно было навсегда вычеркнуть Уоллис из своей жизни. В солидном возрасте сорока одного года она наконец будет вместе с мужчиной, которого любила на протяжении последних тринадцати лет и с которым она надеялась вместе состариться.

Эрнест помахал ей рукой, спускаясь по трапу, и его лицо озарила улыбка. Последние несколько шагов он пробежал бегом и поднырнул под веревочное ограждение, чтобы поскорее обнять и крепко прижать к себе любимую.

* * *

Мэри и Эрнест остановились в «Уолдорфе», совершая последние приготовления к свадьбе. Каждый раз, когда им нужно было выйти из отеля, приходилось проталкиваться сквозь строй фотографов, которые стреляли своими вспышками и наперебой выкрикивали вопросы о Уоллис и Эдуарде.

– Вы общаетесь с герцогом и герцогиней Виндзорскими?

– Уоллис расстроена тем, что не получила королевского титула?

– Не чувствует ли Эрнест себя виноватым в том, что отречение произошло?

– Без комментариев, – каждый раз кричала Мэри и живо взмахивала рукой.

Эрнест хотел перехитрить прессу, твердо вознамерившись не допустить появления фотографий с их свадьбы в газетах. Поэтому местом проведения свадьбы они выбрали не Нью-Йорк, а загородный клуб «Фэйрфилд Лоун» в Коннектикуте, недалеко от дома Баки – сестры Мэри. 19 ноября из «Уолдорфа» их забрали на двух лимузинах – один для женщин, второй для мужчин – и они двинулись на север. Мэри то и дело оборачивалась, чтобы посмотреть, не едет ли за ними кто-нибудь, но, похоже, фотографы возле отеля не успели так быстро попрыгать в машины, чтобы вовремя сесть им на хвост.

Условия в загородном клубе были самыми простыми. Неудобные складные стулья, маленькие столики, покрытые видавшими виды белыми скатертями, скудные украшения из орхидей и мимоз едва ли придавали обстановке подобающий свадьбе торжественный вид, но для Мэри это не имело никакого значения. Их с Эрнестом поженили возле камина, и мировой судья то и дело запинался, читая свою речь, потому что ему еще никогда не приходилось кого-нибудь женить. Сердце Мэри пело от счастья, когда она повторяла слова: «…в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии». У нее не было никаких сомнений в том, что они будут жить вместе, и она сделает все от нее зависящее, чтобы ее новый муж чувствовал себя счастливым.

* * *

Обратно из Америки они плыли на «Королеве Мэри» – великолепном лайнере, который только в прошлом году совершил свой первый рейс. В ту зиму все лондонское общество изъявляло бурное желание оказать гостеприимство Симпсонам, но Мэри и Эрнест тяготели к литературной компании и стали хорошими друзьями мистера и миссис Сэйкеверелл Ситуэлл. Также им нравилось общаться с компанией любителей оперы и балета, с которой они познакомились в Ковент-Гардене. Хотя приятели-американцы, которые раньше составляли костяк коктейльных вечеринок Уоллис, прислали им с Эрнестом свадебные подарки и восторженные поздравления, Мэри продолжала опасаться их.

По выходным они навещали друзей за городом, в том числе Элеанор и Ральфа. Уоллис по-прежнему отказывалась возвращать написанный Ральфом портрет Мэри. Было похоже на то, что она увезла его во Францию вместе со всем своим имуществом. Ральф прислал ей составленное юристом письмо с требованием вернуть полотно, но она его проигнорировала, а юридические сложности, касающиеся возбуждения судебного дела за границей, удержали его от дальнейшего преследования.

– Поверить не могу, что Уоллис и Эдуард встречались в октябре с Гитлером, – покачала головой Элеанор. – О чем они думают?

– Они пытаются убедить себя в том, что сохраняют какую-то значимость в мире, – ответила Мэри. – Он был единственным главой страны, предложившим им официальный визит. Наивно до крайности.

– Это не просто наивность, – продолжала Элеанор. – Я думаю, за этим стоят определенные амбиции. Не секрет, что они оба симпатизируют фашистам. Я слышала, это уже общеизвестно, – она глянула в другой конец комнаты, где Ральф с Эрнестом увлеченно беседовали о чем-то своем, – что у Уоллис роман с фон Риббентропом.

Мэри кивнула:

– Я всегда это подозревала из-за того, с какой регулярностью он присылал ей розы. Кто тебе сказал?

– Я слышала у Нэнси Астор. – Элеанор понизила голос. – И думаю, что об этом знает весь Лондон. Говорят, Констанция Спрай, флористка, рассказала одной клиентке, что фон Риббентроп всегда просил семнадцать роз для каждого букета, которые он отправлял Уоллис, потому что именно столько раз они были в постели.

Мэри вспомнила необычайно большие букеты. Она никогда не считала, но в каждом из них могло с легкостью оказаться по семнадцать бутонов.

– Она всегда прятала карточки, которые были в букетах, но я украла одну, и там было написано: «Увидимся в Берлине». Наверное, они уже тогда планировали поездку.

– Неужели вы так никогда и не помиритесь? – Элеанор испытующе посмотрела на Мэри. – Вы так долго были близкими подругами.

Мэри энергично замотала головой:

– Она омерзительно повела себя со мной. Просто омерзительно. Я никогда ее не прошу.

* * *

Весной 1938 года сбылась долгожданная мечта Мэри. Эрнест повез ее в Италию, чтобы провести запоздалый медовый месяц. Они гуляли по древним достопримечательностям Рима, посещали музеи Флоренции и скользили в гондоле по Гранд-каналу в Венеции. Просто удивительно, насколько на одной волне они с Эрнестом чувствовали себя, думала Мэри. Они останавливались подле одной и той же картины, восхищались интерьером одной и той же церкви и неизменно соглашались друг с другом. Их союз был единством взглядов и одновременно великой взаимной страсти.

Вернувшись из путешествия, они купили дом в Холланд-парке – просторное здание с большим количеством места для приема гостей и наняли дизайнера интерьеров, чтобы обставить и украсить его. Работы должны были продлиться несколько месяцев, поэтому на это время они остались жить в «Альбион гейт». И именно там в начале апреля 1939 года однажды утром Мэри проснулась, чувствуя себя ужасно больной. Весь день ее рвало, а ее новая питомица – шотландский терьер по кличке Диана – лежала, свернувшись калачиком на кровати рядом с хозяйкой.

– Это, наверное, из-за коктейлей, которые были вчера вечером у Ситуэллов, – сказала она Эрнесту. – Я сбилась со счета, сколько я выпила.

Состояние Мэри не улучшилось и через два дня, и Эрнест настоял на том, чтобы пригласить врача.

– Я возьму у вас анализ крови, миссис Симпсон, – сказал врач после того, как задал Мэри кучу вопросов. – Для беспокойства причин нет. Я приду к вам через несколько дней, когда получу результаты.

Мэри никак не могла перестать беспокоиться: вдруг с ней приключилось что-то ужасное. Может быть, от того количества алкоголя, что она вливала в себя, что-то случилось с одним из внутренних органов. Она не считала себя алкоголиком вроде Жака, но они с Эрнестом дома каждый вечер любили выпить чего-нибудь спиртного, а если случалось, что они куда-то шли, то присоединиться ко всеобщему веселью и выпить бокал было простой данью вежливости.

– У меня для вас новости, – сказал доктор во время второго визита. Эрнест, сидя в кресле с мрачным видом, подался вперед, а Мэри крепко скрестила пальцы.

– По всей видимости, – продолжал врач, – вы беременны.

– Беременна? – остолбенев от изумления, сказала Мэри. Она смотрела на Эрнеста, открыв рот, а он был ошеломлен не меньше ее. – Но мне же сорок два года. Через пару месяцев будет сорок три.

Врач кивнул:

– В силу вашего возраста мы будем делать дополнительные проверки во время беременности. Я думаю, ваш акушер-гинеколог проведет вам кесарево сечение, чтобы не рисковать вашим здоровьем на последних неделях.

– А какой срок? – спросила она, все еще не решаясь поверить. – У меня прервались три беременности на сроке до двенадцати недель, поэтому я бы не хотела…

Доктор посмотрел в свой ежедневник и посчитал дни.

– На данный момент вы беременны тринадцать недель, – объявил он. – Риск еще остается, поэтому я советую вам не принимать это близко к сердцу. Ребенок должен родиться в октябре.

Мэри снова посмотрела на Эрнеста, боясь радоваться раньше времени. Он вскочил с кресла, обнял ее и начал исступленно целовать. «Для него все по-гфутому, – подумала Мэри, – у него уже есть дочь». Но его восторг не имеет ничего общего с ее чувствами. Она десятилетиями хотела ребенка, но уже давно оставила на это всякую надежду. Это было чудо. Подарок от Бога. Даже в самых дерзких мечтах она не думала, что ей еще может так повезти.

* * *

«Я слышала, у тебя скоро ожидается прибавление в семействе, – написала Уоллис Эрнесту летом. – Какая безответственность со стороны Мэри! В ее годы надо уже быть осторожнее. Зато она уже может не бояться за свою фигуру».

Мэри засмеялась вслух, когда прочитала письмо. Бывшая подруга явно злилась, что Мэри подарит Эрнесту ребенка, – они надеялись, это будет сын, – что сама Уоллис сделать так и не смогла.

Вскоре после этого Мэри позвонила Глэдис Скэнлон – давняя подруга Уоллис – и спросила, когда ожидается рождение малыша и когда они с Эрнестом собираются переезжать в свой новый дом в Холланд-парке. Мэри была готова побиться об заклад, что она звонила разведать. Это явно Уоллис велела ей всё разузнать.

«Ее это касаться не должно», – подумала Мэри и нарочно отвечала неопределенно.

Глава 62
Париж. 17 декабря 1997 года

Рэйчел вышла из метро в центральной части Парижа, и ее телефон запищал, сигнализируя о пришедших сообщениях. Она поставила картину на тротуар и стала просматривать сообщения в надежде получить какие-нибудь известия об Алексе. Мама и Николь написали по сообщению, также было несколько пропущенных звонков от отца Алекса, но от месье Бельмона не было ни слова. Рэйчел поняла, что была недоступна все время, что провела в Булонском лесу.

Вернувшись в отель, она прислонила портрет к стене, сняла испачканное пальто и грязные боти-льоны и принялась разминать одеревеневшие руки. Шея ныла от долгого напряжения, которое Рэйчел испытывала, неся картину перед собой и слегка отклоняясь назад, чтобы компенсировать вес ноши.

Она упала на кровать и принялась отвечать на сообщения. Николь хотела уточнить цену одного из платьев в магазине и заодно узнать, нет ли новостей. Мать интересовалась, когда они надеются вернуться. А отец Алекса явно всё больше нервничал. Было почти пять вечера, и в полиции должны были в конце концов определиться, будут ли они выдвигать против Алекса обвинения или нет. Рэйчел написала ответы всем троим, разделась и пошла в душ, прихватив с собой мобильный, чтобы не пропустить звонок.

Как только она переступила порог душевой кабины, в номере раздался звонок гостиничного телефона. Рэйчел прямо в полотенце бросилась к аппарату.

– Здесь к вам пришли, – услышала она голос администратора на ресепшн. Рэйчел догадалась, что это, скорее всего, месье Бельмон. Толком не вытеревшись, она натянула на себя платье и прямо босиком поспешила вниз. Но внизу, к ее удивлению, стоял улыбавшийся во весь рот Алекс. Лицо его покрывала щетина, одежда была грязной, а волосы сальными. Рэйчел бросилась ему на шею. Она испытала такое облегчение, что едва сдержала слезы.

– Можно ли считать, что обвинения тебе не предъявили? – вставила Рэйчел между поцелуями.

– К сожалению, нет. Пару недель меня не будут беспокоить обвинениями. Но я на свободе, мне можно улететь домой и жениться. – Он крепко прижал к себе Рэйчел. – Господи, как же здорово снова тебя видеть!

Рэйчел повела его наверх в свой номер. Ее распирало желание тут же заняться с ним сексом, но она сдержалась.

– Можно, я сначала помоюсь? Я весь пропах кутузкой. Такой специфический душок вроде смеси запаха человеческого тела и прогорклого растительного масла.

– Хорошо. А я пока сообщу твоему отцу, что тебя отпустили.

– Ты рассказала папе? – Алекс нахмурился.

– Да, и он весь день сидел у телефона с залогом наготове на тот случай, если бы понадобилось. Более того, он ни разу не назвал тебя идиотом за то, что ты позарился на это сердечко.

– Правда? – Алекс был удивлен, но явно доволен. – Тогда мне, наверное, надо самому ему позвонить.

Рэйчел слушала их разговор. Тон был скорее деловым, чем эмоциональным, но Алекс поблагодарил отца больше чем один раз. И это было хорошо.

Она заметила, что Алекс смотрит на большую картонную упаковку.

– Что это? – спросил он с подчеркнуто четкой артикуляцией.

– Картина, – ответила Рэйчел. – И нам надо придумать, как доставить ее домой. Так что я рада, что ты здесь и сможешь мне помочь.

– Ты не против, если мы переночуем здесь, а завтра утром поедем? – спросил Алекс. – Мне хватит и короткого отдыха.

– Хорошо, – согласилась Рэйчел. – Я забронирую билеты.

Пока Алекс пел в душе себе под нос, она попросила администратора на ресепшн дать ей номера телефонов авиакомпаний «Бритиш Эйруэйз», «Эйр Франс» и железнодорожной компании «Евростар» и позвонила всем по очереди. Мест на утренние рейсы уже нигде не было. В основном все было разобрано деловыми людьми, летевшими на ранние встречи. В «Евростар» предложили места на девятичасовой поезд, но он прибывал в Лондон только в половине первого дня. К тому же Рэйчел вспомнила, с каким трудом добиралась с другого конца города накануне. Был еще один самолет, садившийся в аэропорту Гатвик примерно в это же время, и Рэйчел забронировала два места на нем.

– Оставить бороду или сбрить? – прокричал Алекс из ванной.

– Оставь на сегодняшний вечер, – было бы любопытно заняться с ним любовью, когда у него такой немного суровый вид. – А к свадьбе, пожалуй, сбрей.

– Как пожелаешь.

* * *

Поздно вечером они прошлись под руку до бистро, которое нашла Рэйчел. Они заказали бутылку бордо и по большой тарелке беф бургиньон. Пока ужинали, Рэйчел рассказала, как встречалась с Джоном Старки и что он рассказал ей о приезде Дианы и Доди.

– Это интересно, – кивнул Алекс, с аппетитом поглощая ужин. – Теперь многое проясняется.

– Хорошо, – сказала Рэйчел, – потому что я обещала, что ты заплатишь ему ту сумму, на которую вы договаривались.

Алекс добродушно рассмеялся:

– Тебе тоже заплатить за то, что провела интервью?

– Я предоставлю тебе возможность накормить меня ужином, – уступила Рэйчел.

Отвечая на ее вопросы, Алекс описал, какое потрясение испытал, когда его задержали в аэропорту и отвезли в полицию.

– Там все было очень прилично, – рассказывал он. – Питание три раза в день, отдельная камера, чистое постельное белье. Это скорее камера предварительного заключения в полицейском участке, чем тюрьма, так что я почти все время был предоставлен сам себе, кроме тех часов, что они меня допрашивали. Самым худшим был первый день, когда я не смог позвонить тебе.

Внезапно он сделался печальным и обиженным, и Рэйчел поняла, что он вспомнил все те неприятные слова, которые они раздраженно говорили друг другу.

– Чем ты занимался, чтобы скоротать время? – спросила она. Алекс был таким энергичным и деятельным человеком, что Рэйчел не могла себе представить его запертым в замкнутом пространстве без телефона и компьютера.

Он усмехнулся:

– Ты обрадуешься, если узнаешь, что я писал речь, которую собираюсь произнести на свадьбе?

– Хорошо. Значит, ты не терял времени даром.

Он нежно взял ее за подбородок и легонько сжал щеки, так что губы слегка вытянулись вперед.

– Еще я очень много думал. О том, каким же я был придурком в последнее время. И о том, что не понимаю, как ты меня терпишь. Прости меня, Рэйчел. Я тебя не стою.

Рэйчел заглянула Алексу в глаза и поняла, насколько тяжело ему было вот так открыться. Внешне он выглядел очень уверенным в себе, способным четко сформулировать любую мысль и хладнокровным. Обычно он никому не показывает свою ранимость, даже ей.

– Я серьезно, – продолжил Алекс, будто бы боясь, что она ему не поверила. – Я плакал как ребенок, когда узнал, что ты приехала в Париж помочь мне. Я бы мог предположить, что ты отправишь сердце через «Федэкс» или что-то вроде этого. Но я никогда бы не подумал, что ты сама возьмешь и приедешь. Месье Бельмон рассказал мне и про твои доблестные попытки выгородить меня. Ты удивительная.

– Я тоже вела себя ужасно. – Рэйчел сжала его запястье. – Ты был прав, когда сказал, что я отношусь предвзято и презрительно ко всей истории с Дианой.

– Я понимаю, откуда это пошло, – сказал Алекс. – Реакция средств массовой информации была чрезмерной. Я брал интервью у одного психолога относительно последовавшего за аварией народного оплакивания, и он сообщил мне, что они уже дали этому название: «синдром Дианы». Еще он сказал, что есть разные мнения на этот счет. Одни говорят, что к лучшему изменился сам национальный характер британцев. И в силу этого изменения все державшие горе в себе смогли открыто проявить свои чувства. Другие считают это массовой истерией вроде процесса над салемскими ведьмами. И я поверить не могу, что из всех людей именно мы с тобой из-за этого ссорились.

– Я не отношусь ни к тем ни к другим.

– Пойми, мы – народ, работающий на телевидении, – очень чувствительные творческие личности, но, помимо этого, мы еще и азартные игроки. Тут крутятся огромные деньги, поэтому ставки высоки, и работать нам приходится в большом напряжении. Но в следующий раз, когда какая-нибудь программа затянет меня до такой степени, разрешаю тебе запихать меня под холодный душ.

Алекс явно очень хотел дать ей понять, что между ними не осталось никаких неясностей. Рэйчел же думала, что еще никогда она не любила его больше, чем сейчас.

Глава 63
Париж. 18 декабря 1997 года

На следующее утро они проснулись рано. Рэйчел потянулась к Алексу и, поцеловав его, сказала:

– С днем свадьбы, любимый!

Они позавтракали прямо в номере круассанами с вишневым джемом, одновременно готовясь к отъезду.

– У нас будет по дороге время остановиться в тоннеле Альма? – спросила Рэйчел. Впервые с раннего утра 31 августа у нее появилось желание вернуться на это место.

– Уйма времени, – сказал Алекс. – На электричке до аэропорта всего час езды.

Они выглядели немного странно: Алекс с картиной, а Рейчел с двумя большими сумками и своей дамской сумочкой. Они вышли на станции «Альма-Марсо» и прошли по улице над тоннелем, где еще лежало множество цветов и записок на разных языках: французском, английском, итальянском, японском и многих других, – а также стихи и рисунки в память о Диане. Алекс прислонил картину к стене, а Рэйчел поставила сумки на землю.

– Ты думаешь, ее все-таки убили? – спросила она, прочитав несколько записок. – К какому выводу ты пришел?

– Даже не знаю. – Он поднял воротник своей кожаной летной куртки 1940-х годов – это был подарок Рэйчел из запасов магазина. – На многие вопросы так и не нашлось ответов.

Рэйчел взглянула на Алекса. По его тону она заподозрила, что он знает больше, чем собирается сказать ей.

– Но именно на этой ноте мне придется закончить программу. Возможно, что-нибудь еще всплывет со временем.

Рэйчел перегнулась через парапет и посмотрела на машины внизу, влетавшие на скорости в тоннель. Ей вдруг вспомнились вспышки фотокамер возле покореженного «мерседеса», и дрожь пробежала по телу.

– Если бы она погибла, подорвавшись на мине, это имело бы хоть какой-то смысл.

– Жизнь хаотична. – Алекс приобнял Рэйчел за плечи. – Весь смысл заключается в наших умозрительных заключениях и связях, которые мы проводим от каждого события.

Они постояли еще немного, а потом Алекс глянул на часы:

– Идем. Нам еще надо попасть на свадьбу.

* * *

Как только они подошли к терминалам вылета в аэропорту Шарль-де-Голль, Рэйчел поняла, что у них проблема. Через громкоговоритель что-то объявили, упомянули Гатвик и произнесли слова «retarde»[21]21
  Задерживается {фр.)


[Закрыть] и «brouillard»[22]22
  Туман (фр.).


[Закрыть]. Через мгновение то же самое повторили по-английски: их рейс задерживался из-за тумана.

Рэйчел чуть не пнула сама себя. Рейсы во вторник тоже шли не по расписанию из-за тумана. Почему ей не пришло в голову, что сегодня может произойти то же самое? Ее сердце учащенно забилось.

Алекс быстро направился к информационной стойке, а Рэйчел, не отставая, пошла следом. Он говорил по-французски, объясняя женщине за стойкой, что им нужно попасть в Англию, потому что в пять у них бракосочетание.

Женщина посмотрела в монитор, а потом обратилась к старшему. Все лондонские аэропорты были закрыты. Ближайший открытый был только в Восточном Мидландсе.

– Это Ноттингем. За сколько мы сможем добраться из Ноттингема до Брайтона? – спросила Рэйчел, чувствуя, что начинает паниковать.

– За четыре часа, если повезет с поездами… – неуверенно ответил Алекс. – Или можно взять такси. Но я думаю, это будет дольше.

– Поезд – наш единственный шанс.

Они взяли билеты на рейс до Восточного Мидланд-са, сели на свои места и сидели в самолете, а драгоценные минуты продолжали уходить. Объявили, что надо подождать, пока взлетную полосу подготовят для взлета. Алекс и Рэйчел продолжали просчитывать свои дальнейшие действия.

– Если мы доберемся до Ноттингема к часу, мы все еще можем успеть, – сказал Алекс. – Времени переодеваться у нас уже не будет, но мы сможем домчаться до регистрационного офиса прямо в том, в чем есть.

Он написал сообщение Кенни, чтобы тот направил гостей сразу в ресторан, если они не успеют.

Рэйчел опустила взгляд на свое платье. Оно было достаточно элегантным, но не шло ни в какое сравнение с нарядом от Молино. Она почистила, насколько смогла, ботильоны и пальто, но они все равно выглядели не совсем опрятно. Ладони вспотели. Рэйчел подумала о том, сколько денег ее родители выложили за свадебный лимузин, цветы и приглашения, а также фотографа…

По истечении получаса, к их великой радости, самолет все-таки взмыл в небо над Парижем.

– Приносим извинения за задержку, – сказал командир экипажа по внутренней связи. – Новое время прибытия в аэропорт Восточный Мидландс – тринадцать часов тридцать минут.

– Черт! Ну, сегодня мы не поженимся, – пожал плечами Алекс и позвал стюардессу. – Не могли бы вы принести нам бутылку шампанского?

Как только Рэйчел свыклась с мыслью, что успеть на собственную свадьбу им не суждено, нервное напряжение начало отпускать ее, и она почувствовала, как по венам разливается теплый сироп. Это не конец света. Небо на землю не рухнуло.

– За то, что не поженились! – Они подняли стаканчики с шампанским и чокнулись – к изумлению сидевших рядом пассажиров.