Текст книги "Истины, которые мы сжигаем"
Автор книги: Джей Монти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)
Сэйдж едва вздрагивает, как будто знает, что я не причиню ей вреда. Не физически, во всяком случае.
Она доверяет мне. Она не боится.
Думаю, я всегда знал, что она не боится меня, и, возможно, в первую очередь, это я и нахожу наиболее интересным в ней.
– Ты можешь мне доверять, – говорит она, возвращая мне это с большей страстью, обхватывая ладонями мое лицо и заставляя смотреть ей в глаза. Как они могут быть такими привлекательными? Они умоляют меня дать ей что-нибудь, что угодно. – Ты можешь доверять мне, Рук, – во второй раз это звучит мягче. Девушка, пытающаяся из-за угла задобрить дикое животное и не быть укушенной.
Никто, ни одна душа не делала этого для меня раньше.
Не вынуждала меня открыться.
Парням не нужно спрашивать, потому что они все понимают.
Никто не делал этого раньше, потому что им было все равно.
Меня тошнит от мыслей о моем отце, о том, почему я такой, какой есть.
– Ты слышала слухи, – я поднимаю руки, обхватываю ее запястья и убираю их от своего лица. – Ты знаешь, почему у меня синяки. Ты знаешь, почему на мне кровь.
Печаль нарастает в ее глазах, на поверхности радужек появляются слезы. Мне невыносимо даже смотреть на нее, когда я рассказываю.
– Так твой отец все-таки бьет тебя?
– Бьет, поколачивает – иногда по выходным он использует плетку. Да, Сэйдж, мой отец бьет меня. Подумаешь! Есть дети, которые голодают, – типичный Рук, преврати это в шутку. Пошути, чтобы справиться с тем, что ты сделал с собственной семьей.
Что ты можешь сделать с Сэйдж, если она подойдет слишком близко.
– А шрамы у тебя на груди? Это тоже он?
Я киваю, не желая произносить эти слова вслух.
– Но он, он всегда ходит на воскресную мессу и всегда выглядит таким...
– Каким? Приятным? – я приподнимаю брови. – Благочестивый мужчина, у которого трагически погибла жена? Вне дома он, конечно, такой. Но внутри он заставляет меня расплачиваться за то, что я родился. Маски остаются масками, неважно как плотно они приклеены.
Из всех людей я ожидаю, что именно она поймет это. Независимо от того, насколько хорошо вы знаете кого-то снаружи, вы понятия не имеете, каким извращенным он может быть внутри.
На что человек действительно способен.
А мой отец способен практически на все, кроме убийства. Я просто терпеливо жду того дня, когда он поддастся и этому.
Это избавит нас обоих от боли.
Слезы все-таки текут по ее лицу, увлажняя темные ресницы, когда она моргает.
Я качаю головой, крепче сжимая ее запястья.
– Не испытывай жалости ко мне. Мне это не нужно.
– Почему бы тебе не рассказать кому-нибудь, – шепчет она, застыв передо мной, отчаянно пытаясь понять, что заставляет отца так сильно ненавидеть своего сына.
И вот он, вопрос, который раскрывает истинную правду.
Почему я не даю ему отпор? Почему бы мне не рассказать кому-нибудь?
Любой другой постарался бы сбежать от такого родителя, как Теодор Ван Дорен.
Но они не знают его так, как знаю я. Они не знают, что я с ним сделал.
– Потому что я этого заслуживаю, – я убираю от нее руки, смотря вниз в ее печальные глаза. – Я говорил тебе, что я нехороший человек. Мой отец раньше был кем-то добрым, кем-то хорошим. Я превратил его в монстра, и я сталкиваюсь с последствиями этого. Он наказывает меня. Заставляет меня платить за то, что я сделал. Он единственный, кто может сделать это.
Я знаю, что она в замешательстве. Я знаю, она не до конца понимает, о чем я говорю.
Но это не останавливает ее от разговора об этом.
– Я не могу поверить, что ты не видишь, что он с тобой делает. Я не могу поверить, что ты действительно считаешь, что у него есть основания жестоко обращаться с тобой! Никто не заслуживает такого, что бы ты ни сделал. В твоей жизни есть нечто большее, чем быть боксерской грушей для собственного отца. В твоей жизни есть нечто большее, чем злость или черная метка в городе, который не находит времени, чтобы понять тебя. Ты можешь иметь большее, – она умоляет меня увидеть это, как будто ее ласковые слова излечат от многолетнего жестокого обращения или обусловленности.
Я восхищаюсь ее попыткой, потому что это больше, чем сделал кто-либо другой.
– Ты заслуживаешь большего, Рук.
– Мне не нужно большее, – я провожу рукой по ее щеке, баюкая ее голову, когда большим пальцем вытираю слезы, которым не нужно проливаться из-за меня. Зная, что однажды она оглянется назад и увидит, что они были потрачены впустую на парня, который их не заслуживал. – Я совершил нечто ужасное, нечто постыдное, и пути назад нет. Я никогда не забуду этого. Я обречен вести жалкую жизнь из-за своих поступков. Я осужден. Просто есть некоторые вещи, которые не заслуживают прощения, Сэйдж.
Она никогда не сможет заставить меня взглянуть на это по-другому. Потому что единственный человек, который может простить меня, мертв. Я никогда не обрету спасения, пока не окажусь на глубине шести футов.
– Я в это не верю, Рук, – она хватает меня за толстовку, прижимаясь ко мне всем телом, обнимая меня крепко. Пытаясь выжать из меня все страдания.
Я смотрю вниз, на ее макушку, и мое сердце совершает забавную вещь: усиливает биение, но болит. Страдает.
– Я отказываюсь в это верить. В тебе все еще есть хорошее. Я вижу это. Я знаю, что оно есть.
Никто, кто знал меня после несчастного случая, никогда не говорил мне ничего подобного. Шок волнами проходит сквозь меня из-за сказанного, все эти чувства всплывают на поверхность. Те, что я похоронил.
В тебе все еще есть хорошее.
Все вокруг занимались пустой болтовней. Они распускали слухи о моем рождении, называя меня антихристом, демоном, дьяволом. Они воспользовались тем, что произошло, трагедией, которая жила в моих венах, как яд, и сделали только хуже.
Они взяли мальчика, который уже ненавидел себя, и заставили его возненавидеть весь мир.
Я хочу верить ей, и, возможно, какая-то часть меня, которая была давно похоронена, действительно верит, что во мне есть что-то хорошее.
Что я могу надеяться и мечтать. Что, возможно, я мог бы даже быть с Сэйдж навсегда. Что, в конце концов, у нас все получится.
Но когда ты убиваешь собственную мать, все хорошее, что тебе дано, умирает вместе с ней.
11. О, КАК ПАДАЮТ ПАДШИЕ
Сэйдж
Есть только одна хорошая вещь, на которую ты можешь рассчитывать в Уэст Тринити Фоллс, и это легендарные вечеринки. Соседний город, расположенный в тридцати минутах езды от Пондероза Спрингс, наш главный соперник и наша полярная противоположность, но они знают, как веселиться.
Пока мы растем на тронах богатых семей и старинных фамилий, которые ведут нас по жизни, они борются за каждую унцию денег, которую имеют. Они – неправильная версия нас по другую сторону железнодорожных путей.
Пустошь.
Место, где таким хорошим девушкам, как я, не следует появляться, но когда ты растешь в богатстве, когда у тебя есть все, ты всегда ищешь большего, раздвигаешь границы просто немного дальше, когда дело касается наркотиков, вечеринок и выпивки.
Появление здесь всегда заканчивается какой-нибудь катастрофой в виде драки или полицейской облавы, но студенты продолжают появляться. Для детей, ищущих неприятности, трудно держаться подальше от места, построенного на них.
Домашние вечеринки, наркотики и рейвы. Если это весело и незаконно, то Уэст Тринити делает это.
Это последнее место на земле, где я хотела бы оказаться сегодня вечером.
Наблюдаю, как мой «парень» готовится нюхать, пока мы окружены его друзьями-дикарями, которые такие же испорченные, как и он. Я была на одном из таких рейвов на моем втором году обучения в старшей школе, и там пахло так же.
Травкой, алкоголем и сексом.
Они используют заброшенный дом зеркал для этого мероприятия, точно так же, как это было раньше.
Импровизированный танцпол у главного входа до краев заполнен телами, в то время как в коридорах зеркальные лабиринты. Найти дорогу в туалет в состоянии алкогольного опьянения практически невозможно.
Моя голова болит от разноцветно-радужных лазерных стробоскопов, пронизывающих комнату сквозь тонкую завесу тумана прямо над движущимися телами. Хаус-музыка и крики вибрируют вокруг, и, что еще хуже, я абсолютно трезва, к большому недовольству Истона. Он притащил меня сюда, чтобы я могла расслабиться; он сказал, что в последнее время я была слишком напряжена, и подумал, что рейв-вечеринка это то, в чем я нуждаюсь.
Короче говоря, он хотел, чтобы я напилась, чтобы он мог потрахаться, учитывая, что я не прикасалась к нему с самого Хэллоуина, а это было пять месяцев назад.
Впрочем, это не значит, что он не получает этого на стороне. Если он думает, что я не замечаю его перепихонов с другими девушками за моей спиной, то он такой же глупый, как я всегда и предполагала.
Я тереблю светящиеся в темноте браслеты, которые собираются то вверху, то внизу моих рук, зная, что если я останусь здесь достаточно надолго, то мой разум начнет отдаляться. Проверяя, чтобы убедиться, занят ли Истон, я достаю телефон, мой желудок переворачивается, когда я вижу имя напротив зеленого значка сообщения.
Утренняя звезда.
Изначально Рук поставил «Дьявол» в качестве своего контактного имени, но позже я изменила без его ведома.
Утренняя звезда: Еще не готова свалить?
Я: Хотела бы. Но должна остаться до конца. Он уже расспрашивает, куда я в последнее время постоянно ухожу. Украдешь меня позже?
Утренняя звезда: Уже запланировал.
Я набираю свой ответ, когда он пишет мне снова.
Утренняя звезда: Тебе лучше не пахнуть им.
Я фыркаю, закатывая глаза, зная, что он, вероятно, надерет мне задницу за это.
Я: Как это первобытно с твоей стороны.
У меня еще никогда не было такого большого секрета. Да, моя прошлая травма – это скрытая правда, но если люди узнают об этом, единственный человек, которому это причинит боль, – это я. Если кто-то узнает о Руке, падение будет болезненным.
Какая-то часть меня ненавидит это – прятаться в домике у озера. Я хочу ходить на настоящие свидания, в настоящие кинотеатры, может быть, поужинать не едой на вынос. Я хочу от нас большего, чем страстные поцелуи в школьных кладовках для швабр. И все же, какими бы замкнутыми и скрытными мы ни были для внешнего мира, это самые настоящие отношения, которые у меня когда-либо были.
Однако, я не могу отрицать, насколько это забавно – прятаться. Украденные прикосновения и горячие взгляды. Все всегда такое заряженное, когда мы рядом друг с другом, даже если нас разделяет целый кабинет.
– Детка, потанцуй со мной, – воркует Истон, хватая меня за талию. – Тебе в любом случае придется поработать над неуклюжестью перед нашим первым танцем.
Мои брови приподнимаются, я засовываю телефон в задний карман, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет достаточно близко, чтобы услышать его. Я смотрю на него, наблюдая, как с каждой секундой расширяются его зрачки.
– Ты можешь говорить потише? Ты сказал мне, что подождешь, прежде чем что-то рассказать, Истон.
Он обхватывает мое тело, притягивая меня в пространство его насыщенного аромата одеколона. Раньше я не возражала против него, пока не полюбила натуральный мускус, запах дыма и пота.
– Это даже не имеет значения, Сэйдж. До выпуска осталось два месяца. Они все равно скоро узнают.
Мой желудок скручивает, рвота рвется наружу из моего горла.
Мой крайний срок приближается быстрее, чем я могу себе представить. Я хочу больше дней с Руком, но в то же время я желаю, чтобы все застыло, как оно есть. Мой эгоизм вот-вот выйдет на свет.
Мой выбор врать ему в лицо не будет воспринят с легкостью.
Я в ужасе от того, как будет выглядеть выражение его лица. Как оно будет скручиваться и искажаться от гнева, от большей ненависти, чем кто-либо заслуживает. Не будет никаких объяснений, никаких разговоров с ним. Он бросит меня к волкам.
От одной этой мысли у меня перехватывает дыхание.
Я не хочу давать ему еще одну причину ненавидеть весь мир и людей в нем.
– Не хочу спорить, детка. Пойдем потанцуем, – бормочет он мне на ухо, прижимаясь губами к моей шее, заставляя меня отшатнуться от него.
– Я не в настроении. Я просто пойду присяду, – я прижимаю ладони к его груди, увеличивая расстояние между нами, хотя его руки отказываются сдвигаться с моей талии.
Все это кажется неправильным.
Он ощущается неправильно.
Эта детская синева его глаз, которой все всегда делают комплименты, при таком освещении такая мрачная, что можно подумать, будто он совсем другой человек. Он смотрит на меня сверху вниз, выглядя точно так же, как его отец, и ведет себя так же, как он.
– Ты хочешь, чтобы я держал рот на замке по поводу помолвки? Тогда ты потанцуешь со мной.
Сейчас он одержал надо мной верх. Он всегда будет иметь надо мной превосходство. Это лишь краткий обзор того, как будет выглядеть наше будущее. Каждый раз, когда я буду отказываться делать то, что он хочет, он будет использовать свою силу против меня.
Истон, наконец, оказался в месте силы, где я не могу дотянуться до него.
Я позволяю ему увлечь меня на танцпол, и он проталкивается сквозь толпу, затягивая меня в самый центр. Как только он находит место, которое ему нравится, притягивая меня к своей груди, я прижимаюсь к нему спиной.
Какой-то плейлист хаус-музыки направляет наши тела, в основном его, и я позволяю движениям его бедер вести мои. Я прилагаю минимальное количество усилий, чтобы не раздражать его. Я не уверена, то ли это из-за дымки, то ли мне действительно хочется плакать, но мои глаза жжет, когда я наблюдаю за всеми остальными парами, едва способными удержать друг от друга руки.
– Ты будешь подчиняться мне, Сэйдж, – шепчет он сквозь музыку. – Я буду ломать тебя, пока ты не станешь идеально прирученной женой, которая будет стоять рядом со мной и следовать за каждым моим шагом. Понимаешь? Ты будешь подчиняться.
Я пытаюсь не обращать внимания на его голос, вдыхая через нос и выдыхая через рот. Я полностью игнорирую его и заставляю себя перенестись в другое место.
Это будет моя жизнь, буду закрывать глаза и прокручивать все воспоминания с Руком, потому что это будет все, что у меня останется. Воспоминания. Я просто надеюсь, что этих месяцев, проведенных с ним, мне должно хватить на целую жизнь, полную страданий.
Знакомая песня звучит в моих ушах.
По моему телу пробегает слабость с ознобом. С моих губ срывается вздох, я вспоминаю последний раз, когда я слышала ее.
Это было что-то из плейлиста Рука, играющее через динамики в доме, пока я была уложена на кухонный островок, а его рука похоронена между моих обнаженных бедер. Иногда разум может быть опасной штукой, и мой не исключение.
Видение кажется таким реальным, я могу чувствовать его, все его тело практически поглощает мое собственное.
Мои глаза открываются, когда ритм, тяжелый и бьющий между ног, снижается, в нескольких футах от себя я вижу парня, наблюдающего за мной.
Его лицо скрыто от меня светодиодной маской, которая мигает световыми импульсами. Глубокое оранжевое сияние пронзает насквозь мою душу, и иксы там, где должны быть глаза, кажется, смотрят прямо сквозь меня.
Моя грудь расширяется со вздохом от шока, по спине пробегает дрожь беспокойства, но это длится всего секунду, прежде чем улетучиться.
Я думаю, что он, возможно, смотрит на одну из других девушек, окружающих меня, но его фигура остается неподвижной в море людей, глаза прикованы ко мне и только ко мне, не отрываясь от моего онемевшего тела.
На нем черная толстовка и темные джинсы, и с такого расстояния я не могу увидеть какие-нибудь отчетливые черты. Но это глубокое ощущение вибрирует у меня в животе, чувство возбуждения омывает меня.
Даже если он не Рук, я могу представить, что это он. Я могу притвориться, чтобы нахождение на этом танцполе не ощущалось так ужасно.
Медленно и дразняще он наклоняет голову влево, совсем на чуть-чуть, регулируя линию обзора, чтобы лучше видеть меня сквозь толпу. Но в то же время он словно искушает меня. Как будто я подняла бы его маску и увидела, что его брови приподняты в немом вопросе.
– Ты станцуешь для меня?
Мое тело покачивается в такт музыке, увлекшись иллюзией, что Рук здесь, со мной. Что он одновременно и парень передо мной, и тот, что позади меня. Я танцую, как марионетка на ниточках, некоторые мои движения скрыты светом стробоскопов. Я танцую так, словно Рук наблюдает, и он мой кукловод.
Слегка вращая головой, я позволяю волосам рассыпаться по плечам, делаю вдох, когда мои руки прослеживают контуры моего тела. Я смотрю вниз на белое мини-платье, забрызганное неоново светящейся краской, вихри и узоры, украшающие мои бедра и руки.
Я извиваюсь в разные стороны, двигая верхней частью тела так же сильно, как и нижней. Руки обхватывают меня спереди, погружаясь в мягкую плоть моего живота. Но эти руки ощущаются слишком нуждающимися. Они не прямолинейны и точны, не знают, куда идти без карты.
Снова поднимая голову, я ожидаю, что парень в маске все еще там, но, как и видение в моем сознании, он исчез.
У меня внезапно пересыхает во рту. Ощущение легкости, которое у меня было, исчезло, и я снова ощущаю себя камнем, который вот-вот пойдет ко дну океана.
– Мне нужно в туалет, – хриплю я, отталкивая руки Истона от своего тела и игнорируя его просьбы остаться.
Тела натыкаются на меня со всех сторон, только усиливая скопление воды. Здесь происходит слишком много всего, слишком много людей, слишком много звуков. У меня такое чувство, что я могу умереть от сердечного приступа прямо посреди танцпола, и никто этого даже не заметит, настолько все они поглощены собственным ощущением экстаза.
Я наваливаюсь на дверь, ведущую в коридор, и, тяжело дыша, вылетаю через нее, мгновенно испытывая облегчение. По воздуху я ощущаю, что здесь меньше людей. Это охлаждает мою кожу, помогая мне избавиться от пота, который стекает по моему телу.
Тихие стоны удовольствия доносятся до меня, привлекая мое внимание к нескольким разным парам дальше по коридору, их тела прижимаются к стеклам зеркал, пока они хватаются за плечи своих партнеров.
Неоновые светодиоды, подсвечивающие зеркала, освещают только искривленные в наслаждении лица, которое они все испытывают. В одной из пар у обоих штаны спущены до щиколоток, пока парень толкается в нее с такой силой, что я даже отсюда вижу, как сотрясаются ее бедра.
Я внезапно чувствую опустошение, нуждаясь в чем-то, что, как я знаю, может дать мне только один человек.
– Блядь! – голос другого парня гремит между панелей зеркал. Его дыхание кажется влажное и горячее, когда он хлопает рукой по стеклу. Другой сильной ладонью он крепче сжимает волосы девушки, ее рот открыт, она стоит на коленях и смотрит на него снизу вверх.
Трудно не смотреть, не быть любопытной.
Я всматриваюсь в дальний конец коридора, слегка подпрыгивая, когда вижу, что парень в оранжевой маске вернулся. Высокая, крупная фигура. Он смотрит на меня.
Мы стоим, уставившись друг на друга, пока стоны рикошетом отдаются между нашими телами.
И вот снова в нем чувствуется некая узнаваемость, но не настолько, чтобы у меня было оправдание стоять здесь и слушать, как люди трахаются, пока мы пялимся друг на друга.
Танец был безобидным плодом моего воображения, думала я. До этого момента.
Пока я не наблюдаю, как он делает шаг. Это возвращает меня к реальности, напоминая, что я не знаю этого человека, и неизвестно, что он от меня хочет. Он мог бы сделать миллион разных вещей, в том числе превратить меня в кожаный костюм.
Я разворачиваюсь, направляясь в противоположную сторону, и иду быстрее, чем следовало бы, потому что не знаю, каким путем мне идти.
Мое тело врезается в одно из зеркал сильнее, чем мне хотелось бы.
– Дерьмо, – шиплю я, потирая плечо, на которое пришлась большая часть удара. Отражение говорит мне, что он все еще преследует меня, так что у меня не так много времени, чтобы зализать свои раны.
Я борюсь с нарастающей паникой, которая отличается от той, что я обычно чувствую, когда тону. Эта совершенно другая.
Она похожа на зыбучий песок, обволакивающий мои ноги, вокруг которых словно кишат муравьи, засасывающий меня глубже в мягкую, зернистую почву.
Вот что делает зыбучий песок – он поглощает людей. Он засасывает их, отказываясь оставлять что-либо, пока вы не оказываетесь в ловушке под тяжестью песка, превращаясь в ничто, кроме осадка.
Я вижу его тело в каждом зеркале. Темная маска с оранжевыми светодиодами множится, как мне кажется, на сотни, и такое ощущение, что его надвигающаяся фигура блокирует мне все пути к отступлению. Хуже всего то, что пока я практически бегу трусцой на каблуках, он едва двигается, как будто знает, что ему не нужно пытаться поймать меня.
Как будто он уже поймал меня.
Мое горло сжимается, страх подползает, используя острые когти.
Поворачивая налево, держу руку вытянутой, все еще двигаясь быстро, но стараясь снова не врезаться в какие-нибудь тупики. Страх скручивает мои внутренности, пока я ориентируюсь быстрее, звуки его шагов позади меня эхом отдаются в моей голове. Я не знаю, куда иду. У меня нет реального плана.
Поэтому вместо того, чтобы продолжать паниковать, я решаю посмотреть правде в глаза. Я отказываюсь признавать поражение перед этим страхом, зная, что такие парни, как он, вероятно, получают удовольствие, выводя меня из себя. Я разворачиваюсь, бросая пристальный взгляд на этого пацана в маске.
– Чувак, отвали. Следить за людьми – это гребаное сумаш… – я останавливаюсь, замечая, что разговариваю сама с собой, потому что, кажется, он снова испарился.
Неужели кто-то накачал меня наркотиками, и я просто не поняла этого? Неужели это все просто воздействие ЛСД или галлюцинация? Был ли вообще парень в маске?
Я провожу рукой по волосам, смеясь над собой, чтобы справиться с тем, что я блядь брежу.
– Ты официально сходишь с ума, – разговоры с самой собой только подтверждают этот факт. Мой мочевой пузырь сильно сжимается, заставляя вспомнить, куда я шла, и я поворачиваюсь в прежнем направлении.
Кровь стынет в жилах, все мои функционирующие органы напрягаются, когда я чувствую резкое давление на свой рот. Сила, с которой сжимает рука, заставляет меня всхлипывать от боли. Я слишком напугана, чтобы оторвать взгляд от груди этого человека, но когда я это делаю, мои глаза расширяются от ужаса. Мой скальп покалывает, а мои кости трещат.
Свет оранжевой маски проникает в меня, задерживаясь только на одно спокойное мгновение перед тем, как отбросить меня назад с помощью чрезмерно агрессивного захвата. Мое горло пытается стать домом для моих криков, но это всего лишь заброшенный дом.
Пустующий.
Дискомфорт сжимает мою спину, когда она соприкасается с чем-то твердым, и мы оба оказываемся в искусственно освещенной комнате. Я с трудом перевожу взгляд на окружающую обстановку.
Состаренная белая плитка на полу, зеркальная стена над раковинами и ряды кабинок справа от меня. Смерть в туалете рейв-дома – последнее, что стоит у меня в списке желаний, и после того, как шок от нападения проходит, во мне просыпается адреналин.
Взмахивая ногой, я целюсь прямо в член в надежде застать его врасплох достаточно надолго, чтобы разбежаться, но он умен. Как будто он знает, что я собираюсь сделать, еще до того, как я это сделаю.
Рука, которая не зажимает мне рот, хватает меня за бедро, предотвращая мою попытку нанести удар. С такой непринужденной силой он отпихивает мою ногу обратно вниз, поднимая один палец.
Он покачивает им туда-сюда, как стрелками на часах, оскорбляя меня даже без слов.
Схватив за предплечье, он практически тащит меня к одной из кабинок. При этом я изо всех сил пытаюсь бороться с ним, как дикая кошка. Мои ногти царапают его грудь и руки, но, кажется, это только заставляет его тянуть сильнее.
Мое телосложение не приспособлено для того, кто может так легко меня одолеть. Он едва прикладывает усилия, затаскивая меня в тесное пространство кабинки.
Колючая, жалящая боль пронзает мою щеку, когда его большие заталкивают мое тело в дверь. Я прижимаюсь к уродливой зеленой стене, ужас сжимает мое сердце, пожирая его живьем, совсем как зыбучий песок.
Его тело прижимается к моему, надавливая на мою спину.
– Я сказал тебе не пахнуть им, – его голос расплавленно-горячий, он льется из отверстий в маске. – Сейчас ты воняешь.
Облегчение наводняет мою систему; знакомая природа того, что я ощущала ранее, не было чем-то выдуманным. Я знаю его. Как будто я могла когда-нибудь забыть, как он звучит или чувствуется.
Однако, хотя я и нахожу утешение в том, что это Рук и что я в безопасности, прямо сейчас я нахожусь на грани его ярости, а он непредсказуем, когда злится.
– Рук, – выдыхаю я. – Что ты здесь делаешь?
Вместо ответа он лишь сильнее вжимается в меня.
– Ты заставила меня смотреть, как он прикасается к тебе.
– Заставила тебя? Что ты…
– Ты заставила меня. Ты сделала невозможным смотреть куда-либо, кроме как на тебя. Без усилий существовала в комнате, полной гребаного мусора, выглядя при этом святой, божественной и ангельской, ты практически вынуждала меня испортить тебя. Ты заставила меня смотреть, как он трется о тебя, вдыхая тебя, – звериный рык исходит изнутри него, когда он вдыхает мой запах, ощущаясь менее парнем и более монстром.
– Я с тобой, – шепчу я, вкладывая в это больше значения, чем когда-либо прежде. – Я всегда с тобой. Даже когда я с ним, я все равно с тобой.
– Я не могу не смотреть на тебя, Сэйдж. Но я больше не могу смотреть на тебя с ним. Я в конечном итоге убью его, поставлю клеймо своего имени на твоей заднице как раз перед тем, как перережу ему горло прямо у тебя на глазах. Меня тошнит от того, что он прикасается к тебе.
Сила его хватки поражает меня до глубины. Прямо сейчас он так серьезен, что я понимаю: он не шутит. Я попросила его сделать единственное, что такой человек, как он, ненавидит: делиться с парнем, которого он терпеть не может, с жадностью скрывая его в тени, чтобы я могла сохранить еще то немногое, что у нас есть. Я знаю, это неправильно, но так ли это на самом деле плохо? Я действительно такая плохая раз хочу иметь что-то для себя?
Я не могу продолжать так с ним поступать. Я не могу продолжать врать.
Но и терять его я тоже не хочу.
Так что остается только один вариант.
Истина.
– Рук, я…
Безудержный смех и голоса доносятся до туалета, а затем дверь с грохотом распахивается. Она ударяется о стену позади, но группу парней, которые только что ввалились внутрь, это даже не волнует.
– Ист, эта малышка брюнетка, которая пялится на тебя там, сплошной трах. Я кувыркался с ней несколько ночей назад.
– Я пропущу мимо твои грязные объедки, Ди. Я сам способен зацепить свою собственную киску.
Я благодарна Руку за давление, которое он оказывает на мою спину, иначе у меня бы подкосились колени. Это не то, чего я хотела от этого разговора с ним, и меньше всего я хочу, чтобы Истон нашел нас и рассказал ему, прежде чем я успею все объяснить.
– Кажется, у нас компания, ТГ, – бормочет Рук мне на ухо, пластик маски впивается мне в щеку. – Как насчет того, чтобы разыграть для них шоу, как ты разыграла его для меня, хмм?
Мое тело немного тает, когда я чувствую, как он прижимается к моей заднице, ощущая его затвердевшую длину под тканью нашей одежды. Внезапно в животе появляется ноющая боль, вызывая импульс между моих бедер.
Мое платье задирается достаточно, чтобы обнажить заднюю часть ног. Я дрожу от ощущения покалывания, когда его джинсы трутся об меня. Прикусываю нижнюю губу, когда его руки опускаются на мои бедра.
– Я хочу, чтобы ты загладила свою вину передо мной, Сэйдж. Я хочу, чтобы ты стала моей хорошенькой маленькой шлюшкой и встала на колени, – начинает он, создавая для меня фантазию разыгрываемого акта, от которой мои соски напрягаются, а ядро сочится. – И извинись за то, что заставила меня наблюдать за тобой и за ним. Сделай это для меня своим горячим ртом.
Хватка на моей талии усиливается, когда он плавно разворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к нему. Я слышу, как за моей спиной все смеются над тем, что кто-то не смог правильно сделать линию кокса. Паника возвращается, но не из-за страха перед реакцией Истона на то, что он увидит меня тут – из-за страха потерять Рука до того, как у меня появится шанс действительно обладать им.
Но Рук снова притягивает меня к себе, заставляя все остальное, кроме него, исчезнуть. Он захватывает мой подбородок между пальцами, удерживая меня.
– На колени, шлюшка, – из-за маски трудно разглядеть выражение его лица, но его голос не оставляет места для несогласия. Я практически вижу, как его глаза прожигают меня сквозь маску. – И не вставай, пока я не закончу.
Я не могу рассказать ему прямо сейчас. Я также не могу порвать с Истоном прямо сейчас. Но я могу сделать это, и я хочу загладить свою вину перед ним. Я хочу подарить ему это.
Поэтому я делаю то, что мне сказали.
Я опускаюсь на корточки, по очереди становясь на колени, холодный кафель обжигает мою кожу. Я поднимаю глаза и смотрю на него сквозь маску, потому что знаю, как сильно ему нравится, когда я смотрю на него, пока он трахает меня в рот.
– Вот так? – невинно спрашиваю я, облизывая нижнюю губу, ожидая его ответа, пока мои ладони скользят по его бедрам.
У меня слюнки текут от нетерпения. Задача состоит в том, чтобы доставить ему удовольствие, возможность получить его похвалу, от этого у меня поджимаются пальцы на ногах. Я работаю быстро над его пуговицей и молнией, запуская руку ему в джинсы.
Растираю его напряженный член через его боксеры, я дразню и его и себя. Это прикосновение напоминает, каково это, когда он внутри меня, растягивает меня, массирует мои стенки, пока я не превращаюсь в лужицу блаженства.
Мурашки пробегают по позвоночнику, когда я освобождаю его, и мое тело гудит, когда я любуюсь им. Мой язык разведывает обстановку, щелкая по украшающей его вертикальной штанге, которая только добавляет ему сексуальной привлекательности. Отчетливые вены, обвивающие его член, пульсируют, пока я не тороплюсь.
– Сэйдж все еще не позволяет тебе трахнуть ее? – я слышу отголосок снаружи.
– Эта высокомерная сука едва позволяет мне прикоснуться к ней.
– Шлюшка, вероятно, трахается с каким-нибудь другим чуваком, мужик.
Рук опускает руку на мою голову, пробирается к затылку, хватая прядь моих волос и удерживая ее. Моя кожа нагревается и покалывает, когда я слушаю, как они говорят дерьмо обо мне, в то время как я сосредотачиваюсь на том, чтобы доставить ему удовольствие.
Соблазнительно и не отводя глаз от его светящегося лица, я плюю на твердую, красную головку, размазывая рукой слюну вверх и вниз по всей длине. Я смазываю его так, чтобы он плавно скользил по моему горлу.
– Может, он вытрахает из нее суку, – шутит Истон, заставляя ребят вокруг него смеяться.
