Текст книги "Истины, которые мы сжигаем"

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Каждая влиятельная фамилия в Пондероза Спрингс присутствует сегодня, все здесь для того, чтобы отпраздновать переизбрание моего отца.

То, что он обеспечил себе жалостью и пропитанными кровью деньгами.

Когда я смотрю на их украшения и дизайнерские шмотки, кажется, что я впервые вижу их теми, кем они все являются. Один большой мираж из успешности и счастья. Издалека вы можете увидеть жизнь, о которой люди мечтают, но на самом деле, когда вы подойдете поближе, картина станет яснее.

Это все спектакль.

Шоу, которое они устраивают, пока заняты выкапыванием ям глубиной в шесть футов, чтобы закопать в них свои секреты. Демонстрируя могиле все свои скелеты, бесчестные поступки и отвратительные скандалы, оставляя впитываться в землю всю эту злобу.

Я не верю в призраков и привидений.

Но если какой-то город и проклят из-за грехов его жителей, то это Пондероза Спрингс. Он заставляет почву поглощать их зло, обогащая землю зловещими удобрениями. Сейчас это настолько очевидно для меня, что я могу чувствовать это, когда хожу тут.

– Я поцеловал тебя в первый раз прямо здесь.

Отвращение поражает меня, как автобус.

– Ты угрожал отрезать мне волосы ножницами, если я этого не сделаю, – говорю я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Истона. На нем накрахмаленная рубашка на пуговицах и темно-синие слаксы, его светлые волосы аккуратно зачесаны назад, придавая ему некий непринужденный тип привлекательности, тот, который я бы была способна отметить, если бы уже не знала, насколько отвратительным человеком он является.

– Кажется, мы помним все по-разному, – язвит он, засовывая руки поглубже в карманы.

– Мы многое помним по-разному.

Так много историй между нами двумя, подходящих под отношения, прежде чем мы даже поняли, что это означает. Когда мы были юными, он был другим. Мы были друзьями. Он был веселым и умным, всегда придумывал, чем бы заняться. Лазание по деревьям, езда на велосипедах, поедание мороженого.

Мы выросли вместе.

И я не уверена, когда он изменился, когда он стал тем, кем является сейчас.

Из друзей с самого рождения мы превратились во врагов.

Возможно, обстоятельства сложились бы иначе, если бы я смогла полюбить его. Может быть, я не стала бы бороться с этой жизнью так упорно, как я это делала. Возможно, я бы поддалась и стала той, в ком он нуждался, но даже будучи подростком, я понимала, что не хочу этого для себя.

Я делаю глоток своего игристого напитка.

– Что случилось с твоим лицом?

Пестрая повязка прикреплена к левой стороне его лица, защищая какую-то рану от инфекции.

Он скрежещет зубами, тянется вверх, дотрагиваясь до бинта и цокает.

– Я думал, ты закончила прикидываться дурой, Сэйдж.

Я хмурю брови, не имея ни малейшего представления, о чем он говорит.

– Ты реально не знаешь? – спрашивает он, усмехаясь. – Рук, твой психически ебанутый дружок сжег мне половину лица. Потребовалось два трансплантата кожи, чтобы исправить это, и все равно я буду ходить как урод.

– Почему у меня такое чувство, что ты сделал что-то, чтобы заслужить это?

Я начинаю уходить, когда чувствую, как рука Истона хватает меня за предплечье, притягивая ближе в его пространство. Я слегка теряю равновесие и вынуждена прислониться к его груди.

Вспышки наших прошлых отношений поражают меня, как удары хлыста, и инстинктивно я хочу сломать ему пальцы за то, что прикоснулся ко мне.

Он не имеет права.

Он никогда не имел, и мне стыдно, что в какой-то момент я думала, что оно у него было.

Его рот наклоняется к моему уху, заставляя мой желудок скручиваться.

– Нам раньше было хорошо вместе. Мы были счастливы. У тебя все еще может быть это, Сэйдж. Тот образ жизни, который ты всегда хотела, внимание, известность. У тебя все еще может быть все из этого. Все, что тебе нужно сделать, это вернуться ко мне.

Нет ничего, к чему стоит возвращаться, потому что я никогда ничего не оставляла. Все, что было у нас с Истоном, было фальшивкой. Обманом. Личность, которой я должна была быть для того, чтобы справиться с натиском жизни в этом городе.

– Отвали от меня, Истон, – цежу я.

На секунду, на краткий миг, я вижу мальчика, которого знала раньше. Того, с кем я дружила. До того, как он однажды проснулся другим человеком, мужчиной, который считал, что я была собственностью, тем, кого заботило только то, как его воспринимали.

– Было время, когда ты умоляла меня прикоснуться к тебе, Сэйдж Донахью. Время до Рука, до всего этого. Ты знаешь меня, ты выросла со мной. Я знаю, что мы могли быть счастливы, если бы ты просто впустила меня. Позволь мне показать тебе.

Паника охватывает меня, когда он придвигается ближе, я пытаюсь выдернуть руку из его хватки, но она только усиливается.

– Тебе лучше убрать от нее руки, Синклер, – я знаю этот голос. – Пока у тебя не расплавилась вторая половина лица.

Рук.

Его присутствие – темное облако в этот жаркий день, и меня поражает, насколько сильно мне не хватало тени. То, как он прислонился к дверному проему, скрестив руки, опровергает мои ожидания относительно того, насколько именно далеко он готов зайти, чтобы посеять хаос.

Хотя отец Рука присутствует на большинстве из таких сборищ, его сын никогда раньше не показывался среди такого рода толпы. Он не соответствует тому обществу, в котором они все живут. Тому, в котором жила я.

Я отдергиваю руку от Истона, отступая от него.

– Слышал о твоем несчастном случае, поджаренный. Нужно научиться быть более осторожным около мотоциклов – они нагреваются, – ухмыляется Рук, лишь подливая масло в уже ревущий огонь.

Мое сердце слегка подпрыгивает, когда я смотрю на него.

Его серебряное ожерелье на цепочке ловит солнечный свет, а мое внимание направлено на его обнаженную грудь, где у рубашки расстегнуты несколько пуговиц. Чернила, украшающие его кожу, частично видны, этого достаточно, чтобы заставить меня облизать губы, достаточно, чтобы заставить меня хотеть большего.

Он приподнимает одну темную бровь, давая мне понять, что он прекрасно осведомлен о том, что я трахаю его глазами.

Темно-фиолетовая парадная рубашка натянута на его широких плечах, черные брюки соответственно растянуты на подтянутых мышцах его бедер – это не то, что я привыкла видеть на нем. Но это начинает становиться тем, к чему я могу привыкнуть.

– Ой, – Истон дуется. – Все еще ревнуешь, что я трахнул ее первым или ты все еще расстроен тем, что она здесь, где ей самое место, вместо того, чтобы играть с тобой в притворство?

Рук отталкивается от дверного косяка, заполняя пространство своим присутствием. Я не упускаю то, как Истон отступает, как он всегда и делает.

– Вот тут ты заблуждаешься, Синклер, – говорит он. – Она никогда не притворялась, что получает удовольствие со мной.

Его бунт заставляем мое сердце ныть.

Ему всю его жизнь говорили, что он дьявол. Это была роль, с которой он смирился, та, что была его щитом от боли и остального в мире. Он всегда будет таким, это никогда не изменится.

И я научилась принимать его внутренних демонов.

Однако, это не значит, что он не способен на большее.

Истон поворачивается ко мне.

– Это та жизнь, которую ты хочешь? Влачить жалкое существование? Быть изгоем? Я знаю, ты не хочешь этого для себя, Сэйдж. Выбери меня, ты знаешь, что я прав. Ты выберешь меня, и все твои проблемы исчезнут, но если ты пойдешь с ним, я не могу гарантировать, что ты не попадешь под перекрестный огонь.

С тех пор, как я вернулась, мне говорили о том, что я впала в немилость. Что я стала кем-то совершенно иным, а не той, что была раньше. Но я думаю, это потому, что я становлюсь той, кем всегда должна была быть.

И я хочу сделать это, стоя рядом с человеком, с которым мне всегда предназначено было быть.

Этот момент – это зарождение моего вечного проклятия. Вместо того чтобы скрывать это, я впервые признаю публично, чего я хочу. Я показываю ему, что именно я хочу для себя.

Я спокойно прохожу мимо Истона, зная, что моих действий будет достаточно, чтобы дать ему ответ. Я чувствую, как его осуждающий взгляд пронзает меня, когда я в очередной раз изгнана из их самодовольного рая.

Но они не смогли вышвырнуть меня оттуда, откуда я сошла добровольно. Не в этот раз.

Я встаю рядом с Руком, не уверенная, что значит мое место рядом с ним, но уверенная, что в любом случае хочу быть тут.

Я смотрю на него, адское пламя глаз пылает. И я знаю, что если он снова падет из Рая, как молния с небес, я буду громом, что последует за ним. Я останусь там с ним в вечном пламени до тех пор, пока это будет его пламя, облизывающее мое тело.

Он мой Люцифер, и пришло мое время показать ему, что я могу быть его Лилит.

30. НАКАЗАНИЕ

Рук

Я никогда ничего не боялся.

Я говорил себе, что если страх когда-нибудь возникнет, я столкнусь с ним лицом к лицу с улыбкой и спичкой.

Но как только меня охватывает капля тревоги, я поступаю совершенно противоположно. Я разворачиваюсь в обратную сторону и убегаю.

Я никогда ничего не боялся.

До нее.

– Какого черта ты делаешь здесь?

Дверь бильярдной громко захлопывается за ней, загоняя нас внутрь помещения, пахнущего тиковым деревом. Я слышу, как потрескивает камин, требуя растопки, но игнорирую это.

– Что я за мужчина, если позволил тебе явиться на праздничную вечеринку твоего отца без пары? – спрашиваю я в шутку.

– Рук, – ругается она, скрестив руки перед собой в защите.

Я не планировал появляться.

Но этот страх, начавший гноиться. Это такая редкая эмоция, что я узнал ее почти сразу же.

Я думал о том, что ее отец был здесь. Истон, все люди, которыми она когда-то окружала себя, словно подобием щита, которые повернулись спиной, и я не боялся того, что они могли бы с ней сделать. Они слабые. Трусы.

Я нервничал насчет того, что она может с ними сделать.

Что случилось бы, если бы ее отец подтолкнул ее слишком далеко, если бы Истон продолжил то, что, как знаю, он хотел сделать на террасе. Я знаю, приливы эмоциональных волн захлестывающих ее, насколько сильно ее терпение подвергается испытанию, находясь здесь. Все, что потребовалось бы, – это один крошечный кремень, и она превратилась бы в неудержимый дикий огонь.

Опаляющий все и вся на своем пути.

Я могу чувствовать это.

Ее гнев. Ее надломленное самообладание. Ее отчаяние.

Так что я подумал, что нет лучшего способа для утоления ее внутренней враждебности, чем дать ей именно то, к чему она стремилась.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Несколько вещей.

Я иду к ней, не торопясь, заставляя ее задаваться вопросом, что я задумал. Она наблюдает за мной скептическим взглядом, что меня не удивляет. Я известен своей непредсказуемостью.

– И это не могло подождать?

Ухмылка прорывается на мое лицо, ноги останавливаются, как только касаются кончиков ее каблуков. Запах ее духов ударяет мне прямо в лицо, вызывая боль в паху.

– Это все что мы делаем, ТГ, – говорю я приглушенным тоном, вынимая спичку изо рта. – Ждем, чтобы сделать наш ход, пережидая федералов, ждем, чтобы убить твоего отца.

Я прикасаюсь красным кончиком спички к ее коже, проводя шероховатой поверхностью по ее ключице, прямо там, где у нее шрам. Такой же я ношу на себе.

Тот, который я сделал себе сам для того, чтобы судьба знала, что мы вместе в этой жизни.

Она нервничает.

Я чувствую, как нервозность накатывает на нее волнами, пока она стоит здесь, задаваясь вопросом, что я, возможно, мог задумать на этот раз. Собираюсь ли я причинить ей боль? Собираюсь ли я покончить с этим раз и навсегда? И мой личный фаворит – собираюсь ли я прикоснуться к ней?

– Мне надоело ждать.

– Что насчет полиции? Что насчет Кейна? – ее брови хмурятся в беспокойстве, но ее глаза горят от волнения.

– С этим разобрались, – выдыхаю я, проводя линию от ее шрама к центру груди. – Теперь нас ничто не остановит.

– Это то, что ты пришел сказать мне?

– Это одна из вещей.

– А вторая?

Я наслаждаюсь моментами, как этот, когда я могу подловить ее такой.

С раскрасневшимися щеками и неуверенной в себе. Только я тот, кто может заставить ее так волноваться. Я хочу, чтобы мир увидел, насколько она сильная женщина. Как гребаная сила, с которой нужно считаться.

Наблюдение, как люди съеживаются возле нее, делает меня твердым. Даже если она сама этого не видит в себе, я вижу. Несмотря на то, что она думает, что потеряла силу, люди все еще боятся ее, и я чертовски люблю это в ней.

Я люблю то, что я единственный, кто может сломить ее. Единственный, кто способен забраться ей под кожу и похоронить себя внутри.

Мои руки опускаются на ее тело, скользят под округлости ее задницы и плавно приподнимают ее, притягивая к своей талии.

Ее рот едва приоткрывается, с губ срывается вздох.

– Чт… что ты делаешь?

Я иду с ней к бильярдному столу, усаживая на край мягкого зеленого войлочного материала.

– Извиняюсь, – бормочу я, отодвигаясь на дюйм и пристально смотря на нее.

– Рук, тебе не за что извиняться.

Не спеша, я опускаю одно колено на пол с глухим стуком, другое следует его примеру, подготавливаюсь к тому, что мне нужно сделать. Я провожу руками вниз по ее ногам, обхватывая ладонями икры и нежно массируя их большими пальцами.

– Есть, – говорю я, смотря вверх на нее со своего места на полу.

Мой алтарь.

Мое спасение.

– За то, что не верил в тебя, за то, что не верил в нас. За то, что не видел сквозь ложь и не боролся, чтобы сохранить тебя, когда должен был, – я расстегиваю пуговицы на рубашке, стягивая ее с плеч и позволяя упасть ей на пол.

– Сделай больно. Заставь меня заплатить.

Я был настолько поглощен собственным страхом быть преданным, быть раненым, потерять ее, что позволил себе ненавидеть ее. Я не считался с тем, что мое сердце пыталось сказать мне все это время – что она другая.

Что она моя.

Я позволил себе ненавидеть ее, и из-за этого она прошла через ад в одиночестве.

Это единственный известный мне способ постараться искупить вину.

Я жду секунду, прежде чем чувствую под своим подбородком кончик ее туфли, поднимающий мою голову. Я смотрю вверх на нее, приподнимая бровь, мои глаза встречаются с ее.

Она излучает контроль, ее плечи подняты, когда она пристально смотрит вниз на меня.

Мой феникс.

– Мне не нужна твоя боль, Рук Ван Дорен. Я хочу, чтобы ты дал мне слово.

Я никогда не хотел ничего больше, чем хочу ее прямо сейчас. Я хочу, нахрен, поглотить ее. Я сделаю что угодно, чтобы получить ее.

– Скажи мне, какое, – говорю я, – и оно твое. Они все твои, детка.

Как соблазнительница, она подтягивает обе ноги на стол, широко расставляя их, отчего ее платье задирается на бедрах, оставляя ее полностью раскрытой для меня.

– Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что перестанешь причинять себе боль.

Воздух в моих горящих легких густой и тяжелый. Ее сладкого аромата достаточно, чтобы в нем утонуть, он заставляет мою голову кружиться и вызывает эйфорию. Я следую за ее бледными пальцами, когда они находят ее центр, дразняще поглаживая вверх и вниз ее прикрытую щелочку.

– Ты хочешь искупить вину передо мной? Ты хочешь прикоснуться ко мне, пироман?

Я молил бы Бога, чтобы иметь возможность прикоснуться к ней прямо сейчас.

– Тогда пообещай мне. Больше никаких порезов. Больше никакой боли, – она сильнее надавливает на свой центр, маленький всхлип срывается с ее губ. – Обещай, что придешь ко мне. Мы сможем помочь друг другу. Я смогу помочь тебе.

Темное, влажное пятно образуется на ее тонких трусиках, и у меня текут слюнки, в груди ноет. Ее сиськи поднимаются и опускаются в устойчивом ритме, а ее вздохи начинают становится более беспорядочными.

Вожделение и страдание кружат у меня в голове.

Может ли ее быть достаточно, чтобы привести меня к прощению? Может ли ее быть достаточно, чтобы помочь мне отпустить?

Я не дурак. Я не верю в сказки, и долгое время я отказывался потакать самому себе в извращенном бреде о том, что она любит меня в ответ.

Но боль, которую я преследую, ничто по сравнению с болью от невозможности прикоснуться к ней. Невозможности обладать ей. Я мог бы научиться прощать себя, но я не хочу быть без нее.

Только не снова.

– Это не будет привлекательно, – говорю я хриплым голосом. – Моя боль – уродливый, всепоглощающий зверь, Сэйдж. Ты сможешь справиться с чем-то подобным?

– Ты не единственный, кто причиняет себе боль, когда становится слишком тяжело, Рук.

Я следую за ее руками, когда она убирает их от центра, тянется за спину, расстегивая молнию на платье, которое скрывает ее от меня. Она не торопится раздеваться, вытаскивая руки из рукавов и стягивая черный материал вниз, пока он не опускается на талию.

Я провожу языком по нижней губе, когда она соблазнительно стягивает его со своих ног и, закончив, отбрасывает ногой на пол. Мои глаза не могут понять, куда смотреть в первую очередь. На разгорающуюся голубизну ее глаз, на изящные изгибы, вырисовывающие ее бедра, или на упругие сиськи идеального пыльно-розового оттенка, умоляющие о моих губах.

Она была моим величайшим страданием. Та, которая распорола такую глубокую дыру внутри меня, что я никогда не думал, что смогу ее заполнить. Я привык к пустоте в своей душе.

Но она также и мое единственное спасение.

Единственный алтарь, которому я когда-либо рискнул поклониться.

Наконец я нахожу, куда смотреть, потому что она опускает руки перед собой, обнажая белесые шрамы, которые там находятся.

Они начинаются у основания запястья, перемещаясь вертикально вверх по рукам, пока не останавливаются прямо внизу изгибов ее локтей.

– Мой отец сделал выбор, и я тоже сделала, – выдыхает она. – Он хотел оставить меня, но я хотела убедиться, что он не получит ни одну из нас. Мы не должны страдать в одиночку, Рук.

Я встаю.

Она никогда не сможет привести меня в Эдемский Сад или к жемчужным вратам Рая. Слишком поздно для этого.

Но мы можем создать свой собственный мир. Наше собственное спасение на наших условиях. Наш собственный небесный город в царстве вечного огня.

Я хватаю ее запястья, загибая пальцы вокруг, рассматривая затянувшуюся кожу. Все эти швы, вся эта кровь, которую она, должно быть, потеряла. Она была совсем одна, такая чертовски несчастная, что хотела покончить со всем этим. Я бы никогда больше ее не увидел. Я бы потерял ее навсегда.

Это ощущается, как стремительный удар по яйцам, как резкий удар ножом в живот.

– Ты больше не нелетающая птица, Сэйдж. Ты феникс. Они пытались потушить твой огонь, но ты им не позволила. Ты возродила себя из этого пепла без помощи меня или кого-либо еще. Только ты.

Я лезу в передний карман, вытаскивая изящную золотую цепочку, и птичка в середине ловит свет.

– Умирать легко. Но можешь ли ты гореть ради меня?

Я не просто спрашиваю.

Я умоляю.

Она тянется, хватая висящий кулон, и проводит пальцем по позолоченному крылатому существу.

– Где ты это взял? – шепчет она, одинокая слезинка катится вниз по ее щеке, и у меня возникает плотский порыв слизать ее с нее. Поймать ее печаль и проглотить ее целиком, чтобы ей никогда больше не пришлось этого испытывать.

– Я переплавил его из жетона Кейна, – говорю я. – Как напоминание о том, что он никогда не сможет прикоснуться к тебе снова. Никто не сможет. Нет, пока ты не позволишь им.

Я вижу вопрос в ее глазах. Она хочет знать, что произошло, что я сделал, но она знает, что лучше оставить его невысказанным прямо сейчас.

Я беру металлическую подвеску и надеваю ей на шею, застегивая сзади так, что она идеально ложится в центре между ее ключиц. Она опускает взгляд на нее, пристально смотря мгновение, и сперва я не уверен, нравится ли ей он. Этот жуткий подарок.

Но когда она снова смотрит на меня, ее губы слегка приоткрываются, она дает мне свой ответ:

– Рук, я бы хотела, чтобы ты прикоснулся ко мне сейчас.

Мне не нужно, чтобы она говорила что-то еще. Это единственное разрешение, в котором я нуждался.

Я увлекаю своим телом ее за собой, заползая на стол и забираясь на нее. Моя талия между ее молочных бедер, и я прижимаюсь губами к ее губам, впитывая их красный цвет, пока они не набухнут от моих поцелуев.

Она стонет в меня, когда наши языки сплетаются, поглощая друг друга, изливая каждый отдельный кусочек грубой эмоций. Все мучения, все страдания в одиночестве, вся любовь.

У меня болит грудь. Мое сердце пульсирует, оживая впервые более чем за год. Приятно вознаграждать себя, а не наоборот. Эти раскаленные цепи, которые годами сковывали мое тело, начинают спадать сами собой.

Такие убогие, неполноценные, освобождающие каждую частицу меня.

Я двигаюсь губами ниже, неуверенный. Чувствительная кожа на ее шее на вкус больше как клубника или мед, но в любом случае этот вкус на моем языке является единственным, который я никогда не хочу забывать.

Чем ниже я спускаюсь, тем больше фиолетовых и красных отметок оставляю на ней. Я хочу отметить каждый квадратный дюйм ее тела, пока она не покроется мной целиком. Я никогда бы не прожил еще одного дня, позволяя всему этому чертову миру не знать, что она моя.

– Твои губы ощущаются так хорошо, – она хнычет, когда мои руки нащупывают ее сиськи. Мягкие и упругие, теплые и манящие мои пытливые пальцы. Я мучительно играю с ее сосками.

Я слишком долго отрицал правду, что она всегда была моей. И теперь я схожу с ума от мысли о том, чтобы обладать ею полностью, владеть каждым ее дюймом.

– Сейчас будет еще лучше, – шепчу я, оставляя затяжной поцелуй чуть выше ее трусиков. – Блядь, я скучал.

– По мне или?

– По тебе. Я скучал по тому, чтобы попробовать тебя на вкус, – я двигаюсь губами по ее обнаженному телу, – я скучал по тому, чтобы трахнуть тебя, я ни о чем другом не думал с тех пор, как ты ушла. Я больше ни к кому не прикасался. Я трахаю только тебя.

Одним махом я опускаю пояс ее трусиков вниз по ее ногам.

Я абсолютно изголодался по ней. У меня слюнки текут при виде ее блестящей, розовой киски, влажной и готовой для меня. Я слишком долго отказывал себе в том, чтобы ощутить ее пизду на своем языке. Я хочу свою дозу.

Располагаю свое тело между ее ног, вынуждая ее бедра раздвигаться, чтобы освободить место для моих плеч, я провожу языком от вершины ее клитора к отверстию. Она дергается подо мной, пытаясь прижаться своим сочащимся центром к моему лицу в погоне за трением, в погоне за удовольствием.

С радостью подчиняясь, я припадаю ртом к ее клитору, посасывая чувствительный бутон с достаточным нажимом, чтобы она это почувствовала. Я медленно кружу кончиком языка вокруг, дразня нас обоих. Я способен играть всего несколько секунд, прежде чем начинаю пожирать запретный плод между ее бедер.

Ее пальцы зарываются в мои волосы, подталкивая меня ближе к центру, желая большего. Мой горячий язык щелкает и кружит по ее скользким складочкам, и я затягиваюсь ей, как будто это мой последний прием пищи на земле.

Я использую ее соки, чтобы легко ввести два пальца в ее тесную дырочку, чувствуя, как она сжимается вокруг меня, когда я двигаю ими туда-сюда.

– Все эти хлюпающие звуки для меня? – я стону в ее лоно, мой голос вибрирует на ее чувствительном бутоне. – Как это чертовски мило с твоей стороны, детка.

Я прижимаю язык к ее клитору, разрешая ей тереться об меня, позволяя ей контролировать давление и ритм. Разрешая ей использовать меня до тех пор, пока она не будет готова сломаться.

Маленькие морщинки образуются на ее лбу, стоны становятся сильнее, все ее тело извивается и скручивается, позвоночник выгибается над столом. Мой член тяжелеет и пульсирует, отчаянно желая почувствовать, как ее стенки сжимаются вокруг меня.

Я знаю, она близко.

Я всегда знаю.

Потому что я знаю свою девочку.

Я чувствую, как ее соки стекают по моему подбородку, покрывая меня ее влагой, настолько святой, что ее могло бы быть достаточно, чтобы очистить мир от его грехов. Свободной рукой я размазываю ее смазку вниз к ее заднице, массируя узкое отверстие подушечкой пальца.

– Ты будешь хорошей шлюхой и позволишь мне трахнуть и эту дырочку тоже?

Часть меня поддразнивает.

Другая часть – одичавшая, без всякой сдержанности претендует на каждую дырочку.

Она хнычет, кивая головой, пока я продолжаю играть, проталкивая кончик пальца внутрь и постанывая от того, насколько она тугая.

– Скажи это. Попроси меня.

Приподнимаясь на локтях, с раскрасневшимся лицом от удовольствия, она смотрит вниз на меня между своих бедер.

– Я хочу, чтобы ты трахнул меня в задницу, – ее голубые глаза наполнены такой большой потребностью, что я не могу отказать ей. – Пожалуйста.

– Блядь, – стону я, возвращаясь к ее губам, засовывая язык ей в рот и позволяя ей попробовать себя на вкус. – Я так чертовски слаб перед тобой, Сэйдж.

Я провожу рукой вниз по своему телу, освобождаясь от штанов, и приподнимаюсь на коленях. Обхватываю себя ладонью и надрачиваю свою длину, наблюдая, как несколько капель предэякулята просачиваются на кончике.

– Рук, пожалуйста, малыш. Ты нужен мне, – стонет она, потираясь об меня.

Я бережно раздвигаю ее ноги намного шире, подтягивая ее вплотную к своим бедрам, затем скольжу руками под ее задницу, чтобы приподнять ее вверх к себе.

Инстинктивно ее ноги ложатся мне на плечи, каблуки все еще украшают ее ступни.

Я использую ее гладкость для смазки своего члена перед тем, как направляю себя к ее заднице.

– Ты позволяла кому-нибудь еще трахнуть тебя сюда, шлюшка? – спрашиваю я, скрежеща зубами, когда пробиваюсь внутрь нее. Чувствую, как ее стенки пытаются вытолкнуть меня, отвергая мой размер, но я продолжаю давить.

– Н-нет, нет, только ты, – она агрессивно трясет головой, глаза плотно зажмурены, пока она пытается вместить меня. – Блядь, это обжигает.

Я использую большой палец, чтобы стимулировать ее клитор, пытаясь облегчить ее раскрытие.

– Ты должна расслабиться, малышка. Впусти меня, – шепчу я, медленно продвигаясь внутрь все глубже и глубже по мере того, как трахаю ее клитор большим пальцем. – Вот так, это моя девочка. Блядь, ты ощущаешься невероятно. Чувствуешь, как я растягиваю твою задницу? Формирую твои стенки для моего члена?

– Я чувствую… – ее накрывает стон, который овладевает всем ее телом. – Настолько заполнена, так приятно.

Когда только я полностью войду в ее задницу, я не уверен, каким образом смогу вырваться из-за того, насколько насильственно она сжимается вокруг меня.

Но потихоньку я начинаю двигать бедрами, немного ускоряя движения большим пальцем, пока делаю это. Я не могу сдержать ухмылку, которая расползается по моему лицу, чувствуя, как она расслабляется вокруг меня настолько, что я могу двигаться быстрее.

– Ты такая хорошенькая маленькая шлюшка, Сэйдж. Принимаешь меня так хорошо.

Вскоре я толкаюсь внутрь нее с большей силой, и я вижу, как нарастает напряжение на ее лице. Мои бедра шлепают по ее коже, снова и снова, когда я толкаю себя глубже в нее.

Мое собственное освобождение наступает на пятки, скручивает мое нутро, но мне все равно. Я просто хочу посмотреть, как она кончит.

Я хочу увидеть, как эйфория разливается на ее коже, взрываясь сквозь нее от головы до пальцев ног. Мне было бы все равно, если бы я больше никогда не кончил, если это будет означать, что я смогу видеть это лицо до конца своей жизни.

Только этого было бы достаточно.

– Блядь, блядь, – ругается она, впиваясь ногтями в мои бедра. – Рук!

– Так тесно, так чертовски хорошо, – ворчу я, когда мои удары становятся более неустойчивыми, неконтролируемыми, чувствуя ее спазмы под собой.

Этого недостаточно. Я хочу больше. Я хочу все это.

Я хочу ее сломленной и основательно оттраханной. Такой слабой, чтобы мне пришлось выносить ее с этой дурацкой вечеринки, где никто ее не понимает.

Окруженной всеми этими людьми, которые посадили ее в клетку, потому что они боялись того, что она могла бы сделать, если бы они позволили ей иметь свободу действий.

– Кончай еще раз, – рычу я, хватая ее ноги за щиколотки и раздвигая их так, чтобы они упали на стол, оставляя ее открытой для меня.

Я ввожу средний и безымянный пальцы в ее пизду, продолжая вколачиваться своей длиной в ее второе отверстие.

– Слишком, – она задыхается. – Дерьмо, это слишком.

Двигая пальцами внутрь и наружу, я ускоряю темп, когда делаю это, убеждаюсь, что полностью растираю то самое губчатое местечко внутри нее.

– Я сказал, кончай, – приказываю я, чувствуя, как мои органы пронзают меня насквозь как раз тогда, когда она переходит на беззвучный крик, удовольствие охватывает ее полностью.

Ее спина выгибается дугой над столом, пытаясь отстраниться от меня, но я продолжаю вливать свое семя в ее глубины, все еще двигая пальцами.

Прозрачная жидкость выплескивается на нижнюю часть моего живота, ее пизда омывает меня, когда ее сотрясает второй оргазм. Я жестко стону, когда она сжимает сильнее.

Комната наполняется прерывистым дыханием, пока мы оба остаемся в этом состоянии блаженства, ее тело продолжает содрогаться от кульминации.

Не вынимая себя из нее, я наклоняюсь, прижимаясь нежными поцелуями к растерзанной коже ее шеи. Эмоции смешиваются с кайфом от моего вожделения, когда мой язык кружит вокруг оставленных мной меток, пробуя на вкус соленый пот на ее коже.

Вместо вопроса, как в прошлый раз, я делаю заявление, которое не подлежит обсуждению.

– Я сохраню тебя, – говорю я пересохшим голосом, отчаянно нуждающимся в увлажнении.

Ее пальцы погружаются в мои волосы, слегка подергивая их за концы, и я чувствую, как ее губы растягиваются в улыбке.

– Ты всегда обладал мной, Рук. Всегда.