Текст книги "Истины, которые мы сжигаем"
Автор книги: Джей Монти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
– Ну, твоя пизда мне не врет. А вот твой рот – да.
Вокруг воцаряется тишина. Наш адреналин снижается, напряжение сходит.
Я лезу в карман, достаю сигареты, захватываю одну губами и прикуриваю.
– Ты прав. Я действительно солгала тебе, – говорит она, заправляя волосы за уши, обнажая раскрасневшиеся щеки.
– Избавь от этого...
– Нет, теперь моя очередь говорить, – перебивает она меня. – Я действительно солгала. В тот день в актовом зале, когда я сказала тебе, что мы с Истоном практически созданы друг для друга. Когда я сказала тебе, что всего лишь использовала тебя. Все это было ложью.
Это было то, что я хотел услышать, когда это случилось. Эти слова были тем, на что я надеялся, когда впервые услышал об их помолвке.
Сейчас мне поебать. Теперь это ничего не изменит. Весь тот ущерб был нанесен.
Сэйдж подходит ближе ко мне.
– Помолвка была выгодна моему отцу. Стивен Синклер давал ему деньги, и для того, чтобы продолжать получать их, Стивен требовал, чтобы мы с Истоном поженились. Я предполагаю, причина в том, что он хотел все контролировать. Когда я начала влюбляться в тебя, я клянусь своей сестрой, что собиралась оставить все это дерьмо позади после выпускного и быть с тобой.
Ее глаза застилает тонкая пелена слез, пока она держится за последние остатки своей гордости.
– Я так сильно хотела быть с тобой, Рук, – первые несколько слезинок падают, ее голос срывается. – Но Истон узнал о нас. Он узнал и ясно дал понять, что, если я не соглашусь на этот брак, они заставят Рози сделать это насильно, а я не могла так с ней поступить.
Она пытается вытереть свои щеки, но слезы текут слишком быстро, в этом действительно нет никакого смысла.
– Я уже была разрушена. Кейн уже сломал меня. Приучил меня к тому, что происходит в таком типе жизни. Розмари не была приученной – она была свободна и счастлива. У меня не было причины разрушить это, потому что в таком случае мне требовалось быть эгоисткой. Я достаточно уже ею была. Я просто пыталась защитить ее. Пыталась защитить тебя.
Я сомневаюсь во всем. В своей интуиции, в своем сердце, в своем разуме.
Границы честности и обмана размыты, зло и праведность снова смешались из-за грязи, просачивающейся из-под земли Пондероза Спрингс. Это заставляет меня усомниться, действительно ли она когда-нибудь лгала мне, если я потратил год своей жизни, ненавидя единственную девушку, которая зажгла во мне интерес и сохранила его.
Мне все равно.
Мне все равно.
Я…
– Кейн сделал что? – рявкаю я, нахмурив брови, проделывая оставшийся путь. Я позволяю своему гневу выйти на передний план, затмевая боль в моей груди на данный момент. Не желая смотреть в лицо тому, что может оказаться правдой. Не прямо сейчас.
Это слишком много, чтобы принять за один раз, и я даже не уверен, что верю ей. С ней никогда не знаю, чему верить.
– Это то, что ты...
– Сэйдж, – ворчу я. – Если тебе когда-нибудь не было наплевать на меня, ответь на гребаный вопрос. Что сделал с тобой Кейн?
Оцепенение застывает на ее лице. Как будто она отделяет свои эмоции от разума в попытке сказать это.
– Мужчина, о котором я рассказывала тебе в доме у озера, тот, кто прикасался ко мне, когда я была маленькой, – она кивает головой. – Это был Кейн.
Я чувствую себя так, словно горячее масло льется прямо на мою кожу, шипя и обжигая. Моя кровь бежит так быстро, что у меня начинает кружиться голова. Чем выше поднимается мой гнев, тем ниже становится моя боль, и мне нужно, чтобы она исчезла.
Потому что эта боль, которую я испытываю к ней, я хочу, чтобы она исчезла.
Мне нужно, чтобы она прекратилась.
Все это время я пытался вырезать ее из себя, хотя на самом деле я просто пытался разорвать связь, которую я создал с ней. Каждый раз, когда Тэтчер вонзал лезвие в мою кожу, это была лишь попытка не чувствовать эту боль по ней.
Ее боль. Ее печаль. Ее гнев.
Я чувствовал все это, как будто это было моим собственным, и в какой-то степени так оно и было.
И я ненавидел ее за то, что она разрушила нечто настолько сильное. Связь, которую мое сердце отчаянно пыталось отстаивать, отрицая, что она могла быть фальшивой. То, что у нас было, было настоящим.
И хотя Сэйдж остается равнодушной к своей травме, я – нет.
– Каждую ночь с десяти до тринадцати лет, пока он не уехал в академию, – она замолкает. – Но он это не то, что важно. Мне уже все равно.
Она оказалась настолько измученной собственной травмой, что ее не волнует то, что происходит с человеком, который травмировал ее, а только с тем, который забрал ее сестру. Она смирилась, вынуждена работать с человеком, который лишил ее невинности еще до того, как она поняла, что это такое.
С человеком, который украл ее крылья.
Я теперь почти ни в чем не уверен, кроме того, что хочу носить кишки Кейна в виде ожерелья.
– Ты идешь со мной.
– Зачем? Куда мы пойдем? – спрашивает она.
Я ловлю ее взгляд, видя девушку, которая возродила себя из последней искры, из ее собственных угасающих угольков.
Феникс.
Та, кто не оправдывается за то, в кого она превратилась, не извиняется, если ты подходишь к ней слишком близко и обнаруживаешь, что тебя обожгли.
Они вырвали ей крылья, но она заменила их на пепел и вечные крылья, сотворенные из самого горячего голубого пламени.
И чтобы она могла летать, я собираюсь срезать цепи, удерживающие ее прикованной к земле.
Но сначала…
– Есть теория, которую мне нужно проверить.
26. ВСЕ НАШИ СЕКРЕТЫ
Рук
– Нам нужно поговорить.
Дверь, которую я распахнул настежь, отскакивает от стены.
Я смотрю на Тэтчера, который уселся у изголовья кровати, ноги скрещены, и в молчании приподнимает бровь поверх книги.
– Нет необходимости хлопать дверьми, – говорит Алистер, откидываясь на спинку кресла, отворачиваясь от стола, за которым он сидел сгорбившись до нашего громкого появления. – Почему она здесь?
Я смотрю в сторону от себя и вижу Сэйдж, стоящую со скрещенными руками, с выражением фрустрации и замешательства на лице.
– Я бы сама хотела узнать, – бормочет она.
После того, как я угрожал проколоть все четыре шины ее машины и притащить ее сюда против ее воли, она согласилась поехать со мной.
Она знает, я не блефую и не принимаю отказа.
Мне это нужно.
Мне нужно понять, есть ли у меня просто иммунитет к ее нечестности или она на самом деле говорила правду. Я не могу больше рисковать с ней. Я не пережил бы еще одно предательство с ее стороны, ни снова, только не она.
– Ты в порядке? – бормочет Сайлас, сканируя ее лицо, а затем оглядывая ее тело сверху вниз. Без сексуального подтекста, он просто проверяет, чтобы понять, есть ли у нее какие-то травмы, но меня это раздражает. Он делает целенаправленные шаги в ее сторону, и я инстинктивно преграждаю ему путь.
Он останавливается, его ботинки касаются кончиков моих. Наши взгляды встречаются, и возникает невысказанный вызов, который происходит между нами двумя. Я не стал бы с ним драться, не из-за чего-то подобного, потому что знаю, это произошло не от желания, а от тоски.
Однако я все еще не собираюсь позволять ему нянчиться с Сэйдж, потому что она напоминает ему Роуз.
– Она в порядке, – ворчу я. – Ты принимаешь свои лекарства? – я не в состоянии остановить самого себя. Я не мог спросить его на кладбище – эмоции были слишком сильными, слишком свежими.
Но сейчас это совсем не он.
Он удерживает мой взгляд, не двигаясь.
– Мне не нужна нянька, Рук.
– Я не собираюсь повторяться. Ты принимаешь...
– Да.
Мы еще не закончили. Я знаю, что это не так, и я планирую сопротивляться этому, как только то, ради чего я сюда пришел, будет сделано.
Я оглядываюсь через плечо на Сэйдж.
– Я хочу, чтобы ты рассказала им в точности то же самое, что ты рассказала мне о Кейне. Все.
– Почему я должна...
– Сэйдж, – шепчу я ее имя, словно какое-то смертоносное, прекрасное заклинание. Темное и уединенное проклятие. – Хоть раз просто сделай, что я сказал.
Я знаю, она хочет воевать со мной, это то, что у нее прекрасно получается. Но она всегда хочет доказать самой себе, доказать мне, что она, наконец, говорит правду. Это требует некоторого времени, но она делает, как я прошу.
Я отхожу в сторону и наблюдаю за тем, как ее губы движутся. Как ее язычок щелкает, когда она произносит слова, в которых есть буква «л». Пытаясь уловить изменение в ее цвете глаз – что-нибудь, что покажет мне то, что я, возможно, мог упустить в первый раз.
Я никогда не чувствовал себя таким хладнокровным. Таким расчетливым. Это не то решение, в направлении которого я могу действовать взрывоопасно. Даже несмотря на то, что я хочу этого. Даже несмотря на то, что все, что я хочу сделать, – это поверить ей, чтобы я мог вырвать сердце Кейна Маккея прямо изнутри его груди и съесть его сырым.
Эту теорию я и хочу проверить.
Я хочу понять, уловит ли Алистер предательство в ее тоне, сможет ли Тэтчер увидеть прямо сквозь стены, которые она выстроила вокруг себя, ее истинные мотивы. Даже Сайлас – заметит ли он в Сэйдж генетическую привычку, которая была и у Роуз, когда она говорила маленькую невинную ложь.
Мне нужно понять, единственный ли я, кто не заметил сигналов. Единственный ли я, кто был так чертовски ослеплен россыпью веснушек цвета корицы на ее щеках или ее изогнутым луком Купидона, настолько отвлекся нашей связью, что у меня даже не было шанса почувствовать ее вранье.
Они обладают непредвзятым видением ее.
Они не разделяют ту связь, которая есть у меня с ней, и, возможно, этого будет достаточно для них, чтобы сказать, реально ли она говорит правду или играет с нами.
Играет со мной.
Она рассказывает им все о Кейне. О своем отце. И когда она переходит к части своего детства, эта боль возвращается.
– Грустная история, правда, – Тэтчер начинает говорить первым, поправляя свои очки, когда пододвигается к краю своей белой кровати. – Но грусть не означает, что я должен поверить тебе. Это может быть одной большой паутиной, которую ты плетешь, чтобы мы доверились тебе, и хотя мои друзья, несмотря на их несогласие, обладают сердцами… – он делает паузу. – Я – нет.
Сэйдж выпрямляется во весь рост. Сильная. Непоколебимая, даже когда Тэтчер пытается ее допросить.
– Я рассказала это вам не для жалости или потому, что это грустно. Мне это не нужно ни от кого из вас, – она убеждается, что я последний, с кем устанавливается зрительный контакт после сказанного. – Я говорю вам для того, чтобы помочь. Чтобы в конце концов мы все получили то, что хотим. Справедливость для моей сестры.
– С чего бы это тебе помогать нам? Почему бы тебе просто не согласиться на сделку, сдать нас и поджать хвост?
Этот вопрос волнует всех нас. То, насчет чего я думал с тех пор, как она рассказала мне. Мы были не совсем друзьями в старшей школе, и она всегда выражала свою неприязнь к нам и нашей анархии.
– Из-за Рози, – вздыхает она. – Она видела что-то в каждом из вас, даже если вы пытались это глубоко запрятать. Даже если я сама этого не замечала. Она была хороша в том, чтобы видеть то, что под завалом. Она делала это со мной, и неудивительно, что она проделывала это с вами. Неоднократно она просила меня посмотреть на все ее глазами, а я игнорировала ее. Я слушала, что говорит этот город и его дерьмовые жители вместо того, чтобы увидеть все своими глазами. Я здесь не для того, чтобы дружить с вами или налаживать отношения. Я здесь, потому что это то, чего бы она хотела, и я обязана сделать это. Я должна ей возместить то, что она заслуживает, и мой долг перед ней – защитить тех, о ком она заботилась, то есть вас. Каждого из вас.
Воспоминания причиняют острую боль.
Они вибрируют в воздухе, разрезая каждого из нас по-разному. Память о Розмари жива и витает в пространстве. Ее энергия, ее присутствие, это та самая причина, по которой мы все это делаем. Потому что это гребаное преступление в отношении энергии, которая была отнята у этой планеты.
Одна из последних хороших вещей в этом больном, извращенном мире исчезла в мгновение ока.
Я смотрю на ее сестру, на ее остекленевшие глаза и прямую осанку, она держится так стойко, хотя я вижу, как сильно она хочет развалиться на части. И мои руки трясутся, потому что они хотят подхватить ее. Я хочу отрицать это, но не могу.
Я отчаянно хочу снова увидеть девушку под маской. Счистить эти застывшие слои и раствориться в ней.
Но я не могу.
Не прямо сейчас.
– Кейн должен исчезнуть, – говорю я. – Я хочу его смерти.
– А до тех пор тебе нужно оставаться под защитой, – добавляет Сайлас, прожигая дыру в лице Сэйдж.
Моя челюсть сжимается. Сайласу не нужно защищать ее. Она не его, чтобы защищать.
– Мне не нужно, чтобы кто-то защищал меня. Я могу справиться с Кейном. Затрагивая его, вы только привлечете больше внимания, чем это необходимо.
Тэтчер встает.
– Если будет кровь, рассчитывайте на меня.
Моя кровь начинает закипать. Хладнокровие, которое когда-то охватывало меня, рассеивается. Моя ярость начинает всплывать на поверхность, мне нужна расправа. Все способы, которыми я могу сломить его, начинают просачиваться в мой мозг.
– Мы не будем делать ничего безрассудного прямо сейчас, – вмешивается Алистер, делая то, что он делает – контролирует. – Я не говорю, что это не должно произойти. Нам просто нужно убедиться, что мы идем на это с ясной головой, а не под влиянием наших эмоций.
Его темные глаза вспыхивают в направлении меня.
Это тот момент, когда я понимаю, насколько глубоко я в собственном дерьме. Потому что, даже если слова Алистера имеют смысл, я не хочу слушать. Даже если мне придется в одиночку пойти за этой мразью, я сделаю это. Даже если я не хочу, даже если я нуждаюсь в них.
Я буду пытать эту жалкую пародию человека до тех пор, пока он не начнет звать свою мать на помощь и умолять меня даровать ему милосердие смерти.
Даже если это означает взять вину на себя. Я сделаю это.
Потому что никто, даже я, не заслуживает такого рода боли, надежно скрывающейся в ее душе от того, что он с ней сделал.
– Мы сделаем это, – продолжает Сайлас, – и я хочу, чтобы ты осталась в доме моих родителей, пока это не закончится.
В комнате становится тихо, и мое кровеносное давление стремительно растет.
– Нихрена подобного, – рычу я. – Она не останется с тобой.
Его голова резко поворачивается ко мне, так быстро, что я почти слышу щелчок.
– Не забывай, Рук. Это моя девушка умерла, за мою девушку мы мстим.
Я подхожу к нему, стараясь изо всех сил напомнить себе, что он скорбит. Что он проходит через что-то невероятно печальное. Но это не работает.
– Не забывай, Сайлас, – шиплю я, – твоя девушка не Сэйдж, и она не нуждается в твоей защите.
– Ага? Ты что ли это сделаешь?
Я отстраняюсь от него. О чем, блядь, он говорит прямо сейчас?
Я знаю, он потерял Роуз и пытается ухватиться за те кусочки от нее, которые еще остались. Но это, это переходит ту грань, о которой я не подозревал.
Испепеляющая жестокость в его пристальном взгляде, которую я не припомню, чтоб видел раньше, и это заставляет считать его больше угрозой, чем братом.
Сэйдж, может, и не подружка – мы можем ненавидеть друг друга, – но это наше.
И она моя.
– Ты, блядь…
– Стоп, – громко говорит Сэйдж, смотря на нас обоих. – Позвольте мне прояснить это отчетливо для каждого. Я не девица в беде, и я не позволю вам подвергать себя риску из-за чего-то, с чем я могу справиться. Я могу убить своих собственных демонов, и я не нуждаюсь в вашей или чьей-либо еще руке, протягивающей мне нож для этого.
Феникс.
Вот она, пылающая, яркая, разрушительная.
Они пытались превратить ее в прах, и посмотрите на нее сейчас.
Чертовски сильная.
– Все, блядь, просто успокойтесь. Мы сможем поговорить об этом, когда у каждого будет шанс переварить это, – говорит Алистер. – Я действительно думаю, что твое пребывание у Сайласа, хорошая идея. Это лучший способ присматривать за тобой.
– Я не нуждаюсь...
– Дело не в том, чтобы защитить тебя, – огрызается он, взгляд темнеет. Я знаю, это потому, что он еще не смирился с тем, что случилось с Брайар. – Это в самом низу списка моих гребаных приоритетов. Я еще не знаю, стоит ли полностью доверять тебе. Это стратегия страховки. Мы можем следить за каждым твоим шагом, так что, если ты хоть подумаешь о сотрудничестве с этим федералом, мы об этом узнаем.
***
Проливной дождь льет с черного как смоль неба. Я наблюдаю, как он падает, со своего места в крытом пространстве внутреннего двора Тэтчера. Удары молнии на мгновение освещают облака, показывая иммерсивный66 сад скульптур, расположенный прямо за подземным бассейном, прежде чем снова воцаряется темнота.
Я закрываю глаза как раз в тот момент, когда гром сотрясает землю, позволяя себе поддаться мягкому постукивающему звуку.
– Давай, малыш. Пойдем потанцуем.
Я смотрю на проливной дождь, затем вверх на маму. В уголках ее глаз появились морщинки, как всегда происходит, когда она улыбается. Темные волны каштановых волос спадают за ее плечи, развеваясь за спиной .
Я не хочу сегодня танцевать.
Мне грустно, и все, что я хочу делать , – это оставаться в доме , подальше от остального мира.
– Но, мама, идет дождь, – бормочу я.
Она приседает на корточки, чтобы быть на уровне меня . Заправляя прядь моих отрастающих волос за ухо, она поглаживает ладонью мою щеку. Когда она так делает, мне хочется спать , потому что именно это она делает каждый вечер перед сном.
– У тебя сегодня был трудный день, да?
Я киваю.
Дети в церкви сегодня были особенно подлыми. Они все стояли вокруг меня, выкрикивая гадости о моем родимом пятне, придираясь ко мне, потому что я отличаюсь от них. Если бы я знал, что они будут такими жестокими, я бы не стал ничем делиться в воскресной школе.
Я бы просто промолчал .
– Дождь сразу все это смоет. Вся печаль и боль ускользнут с твоих плеч, очистив тебя. Лучшее время для танцев под дождем.
– Папа сказал, что мне просто нужно стать жестче.
Она смеется.
– Твой папа, должно быть, забыл, каково это, когда дразнят, потому что я открою тебе секрет, малыш. Твой папа не всегда был таким суровым. Он был мальчиком, прямо как ты, и носил очки, над которыми дети смеялись . Просто потому, что он отличался. Но это то, что мне понравилось в нем, то, что я люблю в тебе. Быть отличным от других означает, что порой ты будешь чувствовать себя одиноко. Но когда ты найдешь людей, которые примут эти отличия, они будут с тобой всю жизнь.
А потом мы танцевали под дождем.
Мы позволили дождю стекать по нашей коже, и я помню, что ощущал себя так, будто я скорее плавал, чем находился под ливнем. Я не заходил внутрь, пока не промок до нитки.
Я много чего почувствовал, когда моя мама умерла.
Но одиночество не было одним из этого.
Потому что у меня были они, и в момент, когда мы все встретились, я почувствовал, что меня поняли. Мне никогда не приходилось оправдываться, чтобы вписаться, они просто поняли меня. Они приняли меня. Шрамы, травмы и все такое. И прямо как говорила моя мама, они будут со мной всю жизнь.
– Сколько? – спрашивает Алистер, когда выходит в патио, Тэтчер и Сайлас следуют за ним.
– Девять дюймов67, – я убираю сигарету от губ. – Это когда твердый. Или тебе также нужно знать размер без стояка?
Он закатывает глаза, выхватывая сигарету у меня из рук, и делает длинную затяжку, прежде чем снова заговорить.
– Сколько ты уже трахаешь Сэйдж?
Я прислоняюсь головой к стене, понимая, что этот разговор должен был состояться. Я знаю, пришло время рассказать им, но я просто не знаю, с чего начать.
Скрывать ее от них никогда не было злым умыслом или тем, что я не хотел, чтобы они узнали. Я думаю, это было потому, что я боялся сказать это вслух. Если я расскажу о нашей истории, о ней, в таком случае это станет реальным.
И это делает потерю ее еще более реальной.
– Мы хотели подождать, чтобы ты сам нам все рассказал, но нам нужно знать, что это значит для тебя, до того, как мы убьем кого-то за нее. Я не собираюсь добавлять еще одно тело в свой список из-за быстрого перепихона.
Я не удивлен, что они уже поняли.
Когда вы знаете друг друга на том уровне, на котором знаем мы, вы не упускаете почти ничего.
Мы знаем язык тела друг друга, интонацию, наши эмоции. Все это взаимосвязано – мы чувствуем друг друга. Так было всегда, сколько я себя помню.
– Мы не убиваем кого-то за нее. Как сказал Сайлас, это все также за Роуз.
– Но для тебя это не так, – говорит Тэтчер. – Это из-за Сэйдж, и, пожалуйста, не пытайся это отрицать. Я устал притворяться, что не знаю.
Я смотрю на Сайласа, его сдержанное поведение, поникшие плечи. Тот психически неуравновешенный взгляд, который был в его глазах ранее, исчез, но у меня такое чувство, что это не так.
Я видел, как он принимал лекарства на годовщину смерти Рози и каждое утро до этого в общежитии. Он принимал их по расписанию, но что-то все еще не так, и убедить его обратиться к врачу за новым медикаментозным лечением будет непросто.
Но с ним никогда не было легко.
– Сколько, – снова произносит Алистер, но на этот раз это не вопрос.
Я вздыхаю, почесывая затылок, знаю, что мне нужно сказать, но не знаю, как это объяснить.
– С начала выпускного года. Не предполагалось, что это будет что-то серьезное, я просто хотел закрутить принцессу в маленький клубок хаоса. Показать ей, что она ничуть не лучше, чем я, чем мы. Но потом она начала меняться, это начало меняться. Она оказалась не такой, как я ожидал. Лучше.
Трудно пытаться подобрать слова того, чем мы были. Как можно объяснить, что кто-то был всем и ничем одновременно?
Что она была первой после парней и Роуз, которой мне захотелось открыться. Чтобы она увидела меня всего, знала все. Потому что я думал, она примет это.
Я думал…
– Разве она не была помолвлена с Истоном во время выпускного года?
Я скрежещу зубами.
– Да, но я не знал об этом до самого конца. Я знал, что она все еще встречалась с ним, и я позволял этому продолжаться, потому что ей нужно было дождаться выпускного, чтобы порвать с ним. Ее родители слетели бы с катушек, я просто не знал почему. Я думал, это из-за меня. Я совершенно не обладал репутацией, как у Истона.
– Так вот почему торчащая палка из его задницы была особо раздражающей, – насмехается Алистер. – Так что произошло?
Все.
Ничего.
– Я узнал о помолвке, и она… – нахуй уничтожила меня. – Она порвала со мной. Выплюнула какое-то дерьмо о том, что я просто был этапом, что она никогда не планировала уходить от Истона.
– Так вот почему ты появился у моей двери? Я резал тебя из-за нее? – говорит Тэтчер тоном, близким к гневу, но с ним я никогда не знаю наверняка.
– Да, – я провожу руками по лицу с раздражением. – Я пытался вырезать ее. Я хотел наказать себя за то, что был таким, блядь, тупым, за то, что доверял ей. Но она как яд, чертова опухоль, мужик. Она просто продолжала заново расти, – я выпускаю тяжелый вздох. – Сейчас я не знаю, чему верить или что думать. Она созналась во всем о Кейне и рассказала мне, что ее принудили к помолвке. Очевидно, ее отец получал деньги от Стивена, а в обмен за это он требовал жену для своего сына. Потом Истон узнал о нас и угрожал взамен забрать Роуз. Так что она сделала выбор, и с тех пор мы ненавидели друг друга.
И вот она.
Моя истина, которая сгорает, превращаясь в дым.
Мой прелестный яд полностью на виду.
Произнесение этого вслух делает именно то, что я и предполагал.
Заставляет меня чувствовать себя еще большим идиотом.
Дураком, который влюбился в девушку, которой было насрать на него, и наихудшая часть в том, что я знал. Я знал, Сэйдж была опасным созданием. Что она была обмотана лентой предосторожности.
Безупречно создана.
Создана для обмана.
Утонченно окрашенная лягушка с неоновыми узорами, ошеломляющая медуза с биолюминесцентным свечением, экзотическая гусеница. Все создано для того, чтобы привлечь внимание и отпугивать опасность.
Я знаю, что она из себя представляет, и все равно гонюсь за ней, без понятия, насколько велик ущерб, который она мне нанесет.
– Какой был смысл скрывать это от нас? – спрашивает Алистер.
Я забираю у него сигарету обратно, наполняя легкие смолой.
– Какой смысл от твоего вранья о Дориане?
Они не единственные, кто может видеть ложь насквозь.
– Что ты собираешься делать, когда он выйдет из реабилитационного центра из-за проблем с наркотиками, которых у него никогда не было? Твои родители не смогут вечно держать его взаперти. Что ты собираешься сказать Брайар, когда она узнает правду? У всех нас есть свои секреты, и они выходят наружу, когда готовы, но не надо стоять здесь и делать вид, как будто у тебя их тоже нет.
– Не будь мудаком, – говорит он. – Я не злюсь насчет тебя и Сэйдж. Я злюсь, что ты посчитал нужным скрывать это.
– Я просто не думал, что вы поймете.
– Нам и не нужно, Рук. Для нас в этом никогда не было необходимости.
Дождь усиливается, с неба льет, как из ведра. Этот шторм назревал весь день, и вот он наконец здесь, с раскатами молнии и грома.
– Если я скажу «нет», ты все равно убьешь Кейна?
Я смотрю на них на всех.
Каждый из них представляет собой часть моей жизни, без которой я бы не знал, что делать.
Это дисфункционально, и мы не всегда сходимся во взглядах. Мы ссоримся, наверное, чаще, чем делаем что-либо еще. Но они – мой дом. Темный, кровавый, с призраками, но все еще мой дом.
Остановившись на Алистере, я пристально смотрю на него. Старший брат, которого у меня никогда не было.
– Если бы это произошло с Брайар?
– Он бы уже был мертв.
Я киваю, зная, какой будет его реакция, зная его ответ еще до того, как он его произнес.
– Это означает, что это будет моя проблема. Я возьму вину на себя, если дерьмо пойдет не по плану. Я буду защищать вас всех от последствий, если они будут.
– Ты никого не убьешь в одиночку, – говорит Тэтчер. – Делиться – значит проявлять заботу, но, просто чтобы внести ясность, я не в восторге от Сэйдж, и я не доверяю ей.
– Есть кто-нибудь, от кого ты в восторге? – я приподнимаю бровь, пошучивая.
– Нет. Человеческий вид омерзителен мне.
Я коротко смеюсь, прежде чем посмотреть на Сайласа, который не прекращает смотреть на меня с тех пор, как пришел.
– Си, я знаю...
– Ты любишь ее? – прямо спрашивает он.
Я знаю, что такое любовь. Я испытывал ее к своей маме и в какой-то момент к своему отцу – иногда я все еще испытываю. Я чувствую ее по отношению к ребятам, даже если никогда не произношу эти слова вслух любому из них. Я осознаю, что это за чувство.
Но ничего не ощущается так, как с Сэйдж. Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного, как с ней, и это усложняет вопрос.
– Я не знаю, что я чувствую по отношению к Сэйдж, – молния бьет с силой, сотрясая землю. – Но что бы это ни было, оно мое.
