Текст книги "Истины, которые мы сжигаем"
Автор книги: Джей Монти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
Мгновенная реакция, он хватает мое запястье рукой, крепко сжимая его.
– Не придумывай оправданий для меня. Я знаю, что я сделал, – его челюсть подергивает, когда он скрежещет зубами, и я улавливаю одну единственную слезинку, вытекающую из уголка его глаза. – Я знаю, кто я такой.
Я использую свою вторую руку, чтобы прикоснуться к нему, и влажная капля пропитывает кончик моего пальца. Презренный ангел, наполненный таким большим гневом и ненавистью, но внутри он все еще тот самый ангел. Тот, кто потерял все, когда был изгнан с небес из-за немилости своего отца.
Потому что Рук не только потерял маму, он также потерял и отца в тот день. Все, что он когда-то знал, сгорело вместе с той машиной, и он сделал лучшее, что мог, с тем, что у него было.
Он выстроил себя в хаосе и боли, чувствуя, что лучше править во тьме, чем быть проклятым при свете.
– Ты человек – вот, кто ты есть. Тот, кто чувствует боль и скорбь. Тот, кто не заслуживает того, через что ты позволяешь другим заставлять тебя проходить. Ты не дьявол, Рук.
Стены рушатся, и впервые я ничего не вижу, только его уязвимость. Его глаза такие ясные и искренние, что у меня перехватывает дыхание. Я вижу в нем все, кем он является, и это так красиво.
Он отпускает мое запястье, хватая меня сзади за шею. Собирает мои волосы у основания и сжимает, с небольшим усилием притягивая меня к своей груди, удерживая меня там, окутывая своим запахом.
– Я никогда не хотел быть таким, – шепчет он.
Наступает тишина.
Впервые за долгое время.
Тут не о чем говорить. Нет аргумента для выигрыша. Я знаю, что за пределами этого пространства нас ждет суровая реальность, но она не должна наступить до утра. Поскольку прямо сейчас я позволяю ему обнимать меня. Я позволяю себе влюбиться в него.
Беззастенчиво влюбиться, даже если я никогда не буду способна сказать это вслух.
И это несовершенно. Это уродливо, сломлено, и когда солнце пронзит облака, он вполне может вернуться к ненависти ко мне. Я знаю это.
Но это мы, и прямо сейчас, в этот жестокий момент отчаяния, этого достаточно.
28. КОГДА КАИН УБИЛ АВЕЛЯ72
Рук
«Грэйвярд».
По выходным здесь оживленно и несет незаконной деятельностью. Это место, где богатенькие дети получают свою дозу, проживая жизнь настолько опасно, насколько это возможно, не боясь каких-либо последствий. Хаос среди толпы ревет приблизительно так же громко, как двигатели на треке.
Это живой, дышащий зверь, который питается адреналином.
Бои. Наркотики. Секс.
Это единственное место для того, чтобы найти неприятности, когда ты их активно ищешь.
– Я не подписывался быть стадным мулом, – бросает Тэтчер, помогая Алистеру тащить бесчувственное тело Кейна на пустой трек.
– Прекрати скулить, – ругается Алистер сквозь стиснутые зубы.
Вместе они кидают его на асфальт, его повисшая голова ударяется о твердую поверхность, его глаза дергаются, когда он начинает приходить в себя. Удара Алистера, нанесенного ему сбоку по голове, было достаточно, чтобы вырубить его, предоставляя нам как раз предостаточно времени, чтобы доставить его сюда без проблем – ну, кроме того факта, что он мертвый груз и тяжелый.
Этой ночью «Грэйвярд» пустует. Но тут все еще есть этот стойкий запах жженой резины и масла, который я так сильно люблю. Это обычная среда, и все живут своей спокойной жизнью, предвкушая, когда придет время, чтобы сбежать сюда в анархию, но хаос сосуществует с нами в повседневной жизни.
Этой ночью «Грэйвярд» – это алтарь для чудовища, которое ответит за свои преступления. Даже если он не хочет признаваться в них добровольно. Он заплатит за то, что прикоснулся к ней, ценой своей жизни.
Очнувшись, он мгновенно осознает свое затруднительное положение. Веревки, связывающие его руки и ноги, удерживают его на земле. И я сомневаюсь, что он сможет уползти от меня достаточно быстро. Он и так уже слишком долго избегал наказания за его извращенное преступление.
Алистер подходит ко мне, кладя руку на плечо.
– Он весь твой.
Я прикусываю спичку во рту, большим пальцем постукивая по бедру. Мне не нужно его одобрение, но я ценю его поддержку.
Тэтчер делает глубокий вдох, затем сплевывает на грудь Кейна, после чего смотрит на меня.
– Тебе лучше заставить его истекать кровью за попытку застрелить меня.
Я насмехаюсь, слегка ухмыляясь, качая головой.
Ладно, возможно, похищение Кейна из его квартиры прошло не так гладко. Он наставил пистолет на Тэтча прямо перед тем, как его вырубили. И у меня такое чувство, что Тэтчер не забудет этого в ближайшее время.
Кейн пытается закричать за скотчем на губах, преуспевая только в напоминании мне, что он все еще дышит тем же воздухом, что и она. Я разрываюсь между желанием, чтобы он поскорее умер, и желанием продлить его пытку так долго, как только сможет выдержать его человеческое тело.
Я поворачиваю голову, смотря на Сайласа. Он долго стоит неподвижно, просто наблюдая за мной, прежде чем поднять с земли комплект цепей и протянуть их мне.
– Заставь его умолять об этом, – просто говорит он, бросая увесистые звенья мне в руки.
Я киваю, понимая, о чем он говорит, не нуждаясь в подробном объяснении. С глубоким вздохом я разминаю шею, фокусируясь на теле Кейна.
Он не тупой – я вижу, как он пытается найти способ выбраться отсюда. Для меня это еще лучше, потому что не имеет значения, к какому решению он придет, от меня никуда не деться. Я – его расплата.
Каждый раз, когда я смотрю на него, безумие во мне лишь разгорается с большей яростью. Внутричерепное давление повышается, и все, что я вижу, – это образы маленькой версии Сэйдж. Ее крошечное тельце, свернувшееся в плотный клубок, когда она беззвучно плачет, уткнувшись в простыни, чувствуя себя испорченной и опустошенной.
Все ее мечты о будущем, вся радость, которая приходит от пребывания в блаженном неведении о тьме, ожидающей тебя в жизни, – все это было украдено у нее.
Она нуждалась в спасителе.
А когда никто так и не появился, она стала своим собственным спасителем, выкованная из злодеяний, которые с ней сотворили. Она стала такой, какой должна была стать, чтобы обезопасить себя.
Я – мы – лучше всех знаем, каково это.
Лучше, чем кто-либо другой.
Сэйдж никто не нужен, чтобы убить своих демонов. Я знаю это.
Но ее внутреннему ребенку нужно, и даже если она, возможно, молилась об ангеле, а не о яростном мужчине с рогами, я все равно собираюсь сделать то, что никто другой не был в состоянии.
Защитить ее.
Мои ботинки глухо стучат по треку, когда я направляюсь к его телу. Я не спеша оглядываю его с головы до ног, прежде чем заговорить.
– Прежде чем я сниму скотч с твоего рта, я хочу исключить несколько вопросов, – я присаживаюсь на корточки слева от его головы. – Почему я здесь? Что ж, Кейн Маккей, ты мерзкий гребаный педофил.
Его глаза расширяются, он тут же трясет башкой, когда пытается опровергнуть мои заявления против него.
– Нет, нет, – я наклоняю голову, цокая языком. – Ложь тебе не поможет. Ничего тебе не поможет. Так что, когда я сниму это, не трать впустую свои последние слова на попытки убеждения меня в обратном.
Я лезу в задний карман и достаю два предмета, которые взял с собой специально для этого момента. Один из них – моя зиппо, а другой – плоскогубцы, которые я позаимствовал из коллекции инструментов Тэтчера.
Он не будет счастлив, что они вот-вот станут очень-очень грязными.
– Давай посмотрим, что еще… Не делай этого, бла-бла-бла. Тебе не нужно этого делать, бла-бла! – я похлопываю его по груди плоскогубцами. – Что ты собираешься со мной сделать? Хороший вопрос, Кейн. Мой любимый.
Я щелкаю моей зиппо, удовлетворяющий свист наполняет воздух, заставляя мои пальцы покалывать от предвкушения.
Пламя горит ровно, непоколебимо, терпеливо.
– Я собираюсь убить тебя, – я смотрю ему прямо в глаза, когда говорю это, потому что, даже несмотря на то, что он не заслуживает того, чтобы уйти как мужчина, я хочу, чтобы он увидел, насколько именно моя душа является темной. Я хочу, чтобы он знал, что это будет болезненно.
– Теперь, когда у нас есть ответы на все эти вопросы, – я резко срываю скотч с его рта, – давай приступим к работе.
Как только я убираю скотч, он начинает орать, так пронзительно и гнусаво, что у меня от этого звенит в ушах.
– Так мы орем, хах? – я открываю свой рот, расширяя легкие, и выпускаю оглушительный крик. Он полон ярости и голода, пока его переполнен страхом. Их слияние воедино, витающее в воздухе, заставляет меня скалить зубы. – Ты вырос здесь, Кейн, не умирай идиотом. Ты знаешь, что не имеет значения, как громко будет на «Грэйвярде». Никто не придет к тебе.
Ему требуется мгновение, чтобы перестать вопить, но я в настроении быть терпеливым сегодня ночью. Я смотрю на жетон у него на груди, который прикреплен к серебряной цепочке, и поднимаю его, дергая за цепь, пока она не срывается с его шеи.
– Ты не можешь взять мужской жетон, ты гребаный сопляк, – шипит он, голос трещит от слишком чрезмерного использования.
– Ты ни черта не мужчина. Ты мерзкая свинья, которая охотится на маленьких девочек, – выплевываю я. – Так что я возьму то, что захочу, блядь.
Я запихиваю его в карман толстовки, оставляя там вместе с идеей о том, что я собираюсь с ним сделать после того, как все закончится.
– Это то, что она сказала тебе? – он прерывисто смеется. – Она делала практически все, чтобы получить больше внимания, чем Роуз. Включая ложь. Вот что она делает, она лжет. Устраивает грандиозное шоу, так она обладает всем миром, который ест у ее ног. Ты лишь очередная пешка в ее игре.
Я скрежещу зубами, подводя черту в разговоре о жертве, над которой он надругался. Я не собираюсь позволять ему говорить о ней в подобном роде.
Он никогда не будет способен даже пробормотать ее имя снова.
– Что я говорил о лжи, Кейн? – я хлопаю ладонью по его лбу, его башка ударяется об асфальт.
– Они придут за ней. Не имеет значения, убьешь ты меня или нет. Они знают, что она причастна. Они не позволят никому из вас выбраться живым.
Я использую плоскогубцы, чтобы схватить его язык, надавливая так, чтобы сжать эту влажную губку, прежде чем вытащить ее из его рта.
– Пусть. Их ждет та же участь, – шиплю я. – И я надеюсь, в следующий раз они пришлют подкрепление получше, а не такого как ты.
Снова щелкая зажигалкой, я подношу пламя к его языку. Естественно, он начинает бороться, пытаясь избежать жара, но я упираюсь коленом ему в грудь, так сильно вдавливая коленную чашечку в его тело, что знаю: ему трудно дышать.
Зиппо стремительно сжигает его слюну, высушивая ткани до того, как начнется процесс сжигания. Прямое пламя на розовую мышцу ускоряет процесс, изменяя цвет на слабо-белый. Он воет от мучительного страдания.
– Прямо сейчас я поджариваю тысячи нервных окончаний, а это даже не часть той боли, что ты причинил ей, – я добавляю унижение к травме, мое тело остается неподвижным, пока я прижигаю его плоть.
Запах прогорклый, но мне он нравится.
Гнойные очаги начинают вскипать, желтая жидкость из них начинает просачиваться слишком быстро из-за чрезвычайного жара. Она стекает ему в горло, он задыхается от собственной заразы. Слезы текут из его глаз, когда он пинается ногами, все еще сопротивляясь мне.
Но он ничего не может сделать.
Я – пламя, которое никогда не погаснет, и я не остановлюсь, пока от него не останется ничего, кроме пепла.
Как только мышца начинает чернеть, я отдергиваю зажигалку, чувствуя, насколько горяч металл на моей собственной ладони, но я использую эту короткую вспышку боли, чтобы подпитать мое стремление к мести.
Кусочки его языка падают ему на подбородок, буквально куски расплавленной ткани падают на его шею.
Я встаю, бросаю плоскогубцы и засовываю свою зажигалку обратно в джинсы. Оставляя его страдать, пока я неторопливо иду к цепям и навесному замку, тихонько насвистывая, когда подбираю их с земли.
Они звенят и звякают, когда я тащу их за собой по треку.
Кейн скулит и пытается откатиться, сражаясь против судьбы, все еще не понимая, чем все это закончится. Полагаю, я могу понять: когда ты смотришь смерти в лицо, вполне естественно отвести взгляд.
Я только не могу поверить этому городу и людям, которых они посадили на троны. Коронуя преступников и зло.
Между тем, они очерняли меня, когда я был ребенком.
Скрывая насильника. Покрывая торговцев секс-услугами, да ну нахуй, а.
И несмотря на это, мальчик, который видел, как его мама сгорает заживо прямо у него на глазах, был антагонистом. Он был Люцифером. Он был злодеем.
Не этой ночью.
– Б-боже, п-по-жалуйста, – скулит он, прося помощи у святого духа, между тем, как сам совершал подобные ужасающие поступки.
Это лицемерие, и оно меня бесит.
– Он не слышит, – хмыкаю я, подбирая один железный конец и начиная закручивать в форме восьмерки вокруг его скрещенных ног. – Сейчас он оставил тебя поболтать со мной.
Как только я намотал их достаточное количество раз, я защелкиваю навесной замок на скобах, фиксируя их на месте. Я смотрю на свое творение, как гордый Скаут-орел73, который только что получил свой первый значок за этот узел.
Я встаю над ним еще раз, мои ноги по обе стороны от его тела. Просто наблюдая, как он сотрясается от слез, качая головой туда-сюда, безмолвно умоляя меня, моя бровь приподнимается, и я насмехаюсь, видя большое мокрое распространяющееся через его джинсы пятно.
– Ты готов? – спрашиваю я, игриво наклоняя голову. – Ад уже заждался.
Пятясь от его тела, я разворачиваюсь, держа другой конец цепи в левой руке, ощущая каждую частичку злобы, пока иду к своему мотоциклу.
Когда подхожу к нему, я закрепляю абордажный крюк, который соединяет конец звеньев с рамой моего байка, оглядываюсь на этого ублюдка, просто чтобы в последний раз увидеть, как он выглядит невредимым, а затем взбираюсь на байк и завожу двигатель.
Адреналин стучит внутри моего черепа, как барабан. Мои ноги вибрируют от силы того, что подо мной. Я бросаю быстрый взгляд в сторону, видя всех парней, прислонившихся к сетчатому забору, наблюдающими за мной непоколебимыми взглядами.
Я смотрю вперед на четыре поворота трека, зная, что Кейн, вероятно, не переживет и одного круга, но молча надеюсь, что он выживет, чтобы его страдания продолжились.
Выкручиваю запястье назад, стреляя топливом прямо в двигатель, и мой мотоцикл движется вперед. Это занимает всего несколько секунд перед тем, как провисание цепей исчезает, и я чувствую, как вес тела Кейна тащится за мной.
Его крики длятся дольше, чем я ожидал, но я заглушаю их мыслями о ней.
Прошлой ночью я позволил себе быть слабым. В безмолвном пространстве того момента моя стена окончательно рухнула перед Сэйдж, и часть меня желала, чтобы я мог остаться там подольше. Внутри трещин хаоса, там, где было ощущение умиротворения.
Я все еще могу чувствовать, как ее теплая кожа крепко прижимается к моему телу, пока мы стояли на кухне. В этом не было ничего сексуального. Это даже не ощущалось физически.
Это было нечто глубинное, глубоко внутри меня, что было выманено наружу, успокаиваясь запахом ее недавно вымытых волос. Никогда в жизни я не был так близок к прощению. И даже несмотря на то, что потребовалось бы больше, чем ночь в темноте на кухне, чтобы исцелить мои внутренние раны, чтобы помочь мне преодолеть своих демонов и научиться прощать себя, в тот момент этого было достаточно.
Однако я не мог оставаться там. Не навсегда. Я не живу в мире, где это было возможно.
Не имеет значения, кем мы были. Что произошло той ночью или насколько слабым я был. Потому что прямо сейчас, я – это воплощение каждой частички моей репутации. Гротескная, ужасная душа, жаждущая мести. Это все, что меня волнует.
Хочу быть уверенным, что никто и никогда больше не запятнает ее крылья.
Мое дыхание становится прерывистым к тому времени, как я пересекаю финишную черту, замедляюсь до полной остановки там, где стартовал. Мой пульс скачет в горле, когда я опускаю подножку, оставляя двигатель урчать.
Тело Кейна переворачивалось, когда я ехал, отскакивало и рикошетило от дорожного покрытия из-за силы натяжения. Я удивлен, видя, что все его конечности все еще прикреплены к туловищу. Когда я подхожу ближе, лишь вижу, насколько сильный ущерб нанесла неумолимая плата.
Длинный, густой след из крови и кожи отмечает его путь, петляющий по всему кругу трека. Части его скальпа отделились от кости, свисая с головы. Я наклоняюсь, осматривая его дрожащий и изуродованный вид.
Его шмотки разодраны, обнаженная плоть расписана от трения об асфальт. Часть его голени пробила кожу, толстая белая кость торчит наружу. Обширные участки порванной ткани и мышц рассредоточены по всему его телу, но я все еще вижу, как его грудь пытается подниматься и опускаться.
Кажется, этого недостаточно, но человеческое тело может выдержать так много всего. Если бы я мог, то восстанавливал бы его снова и снова, только чтобы находить новые способы разрывать его на части.
– П-п-пожал… – булькает он, задыхаясь и захлебываясь багровой жидкостью, которая заливает изнутри его легкие. Тонет.
Волна победы накрывает меня.
Сайлас просил меня об одной детали.
Заставить его умолять, и я сделал именно это.
Я провел его через столько страданий, что он умоляет о смерти, но, как любит говорить Тэтчер, смерть нужно заслужить.
– Последний кружок.
29. ВРЕМЯ ВЫБРАТЬ СТОРОНУ
Сэйдж
Это просто один день. Ты можешь справиться с одним днем.
Я говорю это сама себе, зная, что проходила через обстоятельства тяжелее, чем это. Я потратила месяцы своей жизни, заключенная в психиатрической клинике, где со мной плохо обращались и издевались. Я потеряла свою сестру-близнеца в ужасном убийстве и прошла через наихудшие из вообразимых вещей, когда была юной девочкой.
Я пережила все из этих травмирующих обстоятельств, и, несмотря на это, этот «Весенний Ланч» в честь моего отца ощущается как последняя капля для меня.
– Сэйдж, – слышу я, готовясь к урегулированию еще одного скучного разговора с очередным человеком, которого не волнует, что я хочу сказать.
Одно и то же с каждой новой компанией людей.
Как ты?
Как в университете относятся к тебе? На чем ты специализируешься?
Некоторые из них задвигают шутку, по их мнению, оригинальную, о том, что университет – это лучшие годы моей жизни. Мой отец периодически хвалит мои академические успехи и говорит о том, каким блестящим должно быть мое будущее.
Но я вижу по их глазам, о чем они реально хотят спросить меня. Их не волнует ничего из этого.
Они хотят знать, стабильна ли я психически, как я переживаю потерю Рози, как уход матери повлиял на меня как на женщину. Я могу читать их, они тонкая бумага в этом свете. Но вместо того, чтобы на самом деле спросить меня, они молчат, ожидая, когда я уйду, чтобы сделать собственные выводы.
Я прищуриваюсь, поворачивая голову, и вижу Коннера Годфри, моего консультанта из университета. Он встает рядом со мной с улыбкой на лице и бокалом шампанского.
– Ты выглядишь несчастной, и я подумал, что это могло бы помочь.
– Спасибо, – просто отвечаю я, прижимая край бокала с шампанским к губам.
Посещение этого нелепого мероприятия не было моей идеей. Это было условием, когда я разговаривала с Кейном в церкви. Я не узнала никакой новой информации, и чтобы сохранить его благосклонность, я должна была прийти, надев что-нибудь красивое и сыграть роль поддерживающей дочери.
– Я не знала, что вы дружите с моим отцом, – говорю я, поддерживая разговор, не желая предполагать что-то о нем, но также озадачена, почему он здесь. Из того, что я о нем знаю, он живет спокойной жизнью с женой и двумя детьми, переехав сюда всего несколько лет назад.
– Мы общались мимоходом. Мы вместе со Стивеном закончили аспирантуру, – говорит он, очаровательно улыбаясь. – Он, собственно, устроил меня работать в Холлоу Хайтс. Не обязательно же быть родом из богатой семьи.
– Я никогда бы не подумала, что фамилия Годфри где-то в конце списков.
– Я слышу это гораздо чаще, чем ты могла бы представить.
Не в состоянии остановиться и ни о чем не заботясь, я откровенно говорю:
– Стивен всегда был напыщенным мудаком? – я бросаю на него взгляд, наблюдая, как он продолжает улыбаться и посмеивается.
– Он всегда был… – он на мгновение задумывается. – Целеустремленным. Но нет, были времена, веришь или нет, когда он вваливался в нашу общую квартиру пьяным в стельку. Но его отец был очень строг с ним касательно передачи ему семейного бизнеса. Я думаю, за эти годы он сделал именно то, что мы все стремимся сделать, – заставил родителей гордиться.
Он прав. Я не верю, что Стивен способен на что-то иное, кроме самообладания и дисциплины. Однако, казалось бы, он передал эту традицию своему сыну, превратив его в еще одного мужчину, подпитываемого токсичной маскулинностью и властностью.
– Не все из нас стремятся к этому, – честно говорю я. – Иногда все наоборот.
У меня нет причин врать или поддерживать имидж. И хотя я не стала бы бегать везде и кричать, что мой отец замешан в торговле секс-группировки и является причиной смерти моей сестры, я не буду притворяться, что люблю его в целях защиты Рука. Больше нет.
Это заставляет его на секунду сделать паузу, прежде чем он кивает, принимая мой ответ и воспринимая его гораздо лучше, чем кто-либо другой.
– У всех нас есть что-то, что движет нами, и не имеет значение что это, до тех пор, пока это делает нас лучшими людьми, в конце концов.
– Это хороший совет. Когда-нибудь думали о том, чтобы стать советником? – я приподнимаю бровь в его сторону, ухмыляясь, а он улыбается, демонстрируя свою белоснежную улыбку.
Я могу совершенно не знать, кто я или чего хочу для себя – я уже не думаю, что в этом есть смысл, потому что мы должны расти, меняться, исцеляться, – но я знаю, что движет мной.
Это убеждение, что я никогда не стану, как они, все эти люди, окружающие меня. Я отказываюсь становиться той, кем они хотят, чтобы я была. Я никогда и никому не позволю пытаться лепить из меня тот образ, который они себе представляют, больше никогда.
И это кажется гораздо более важным, чем незнание того, кто я.
– Вот ты где, – слышу я, как произносит мой отец. – Моя прекрасная дочь. Я купил это платье для тебя в Париже на твой шестнадцатый день рождения.
Я опускаю взгляд на черное шифоновое платье в стиле Хепберн. Оно плавится на мне, потому что его подогнали по моей фигуре, а также из-за жары от нахождения весь день на улице. Я знала, что длинные рукава заставят меня потеть, но я считаю, когда о коротких рукавах и тонких бретельках не может быть и речи, ты довольствуешься тем, что у тебя есть.
К тому же, я надела это платье не просто так.
– Не приписывай себе эту заслугу. Розмари купила его для меня, – я оглядываюсь на него с таким резким взглядом, что он может перерезать его горло.
– Я оставлю вас наедине, – говорит Коннер, прежде чем прочистить горло. – Сэйдж, было приятно пообщаться с тобой.
Я смотрю, как он исчезает в вечеринке, оставляя меня наедине с отцом впервые больше, чем за год.
Я смотрю на Фрэнка в его пыльно-розовом пиджаке и кремовых брюках, стыдясь того, что я вообще состою в родстве с этим человеком. Это ощущается неправильным, стоять рядом с ним, демонстрируя свою поддержку, в то время как я знаю, кого он из себя представляет.
Убийца. Мошенник. Жадная до денег свинья.
Это та роль, которую я больше не хочу играть. Моя семья умерла в тот же день, что и Рози, и когда все будет сказано и сделано, я хочу разорвать все имеющиеся связи моего родства с Донахью.
– Тебе не нужно все так усложнять, Сэйдж, – вздыхает он, открывая дверь на задний двор. – Я все еще твой отец.
Я смотрю на него не в состоянии скрыть выражение отвращения.
– Мой отец? – я усмехаюсь. – Отец – это мужчина, который сделал бы все что угодно для защиты семьи, которую он построил. Ты низкий, немощный мужик, причем абсолютно бесхребетный. Ты для меня никто, кроме как человек, который убил мою сестру.
Я ищу в его глазах хоть какое-то сожаление или грусть, но ничего не вижу. Он ничего не сделал, только отдал мне половину своих хромосом и разрушил мою жизнь. Вот и все. И скоро он перестанет быть даже этим.
Он станет трупом.
– Ах, я вижу, ты нашел ее! – появляется Стивен Синклер с улыбкой на лице, он входит в мое пространство, как будто ему разрешили, и целует меня в щеку. – Так рад тебя видеть, прошло много времени. Прости, что не останавливался поболтать в кампусе. Со всеми этими беспорядками в прошлом семестре, приходилось тушить пожары направо и налево.
Я приподнимаю левый уголок рта в полуулыбке, не упуская подразумеваемое заявление о буквально разгоравшихся пожарах. Я не уверена в причастности Стивена ко всему этому, но было бы наивно полагать, что он, по крайней мере, не осведомлен о том, что делал Рук и его друзья.
– С большой властью приходит большая ответственность, – говорю я с издевкой.
– Цитирование Вольтера74. Я всегда говорил Истону, что ты была слишком умна для своего же блага. Я ненавижу тот факт, что ничего не сложилось между вами двумя. Вы были так хороши вместе.
Ничего не сложилось? Вот что он рассказывает?
Я имею в виду, если кто-то и был благодарен за прекращение отношений с Истоном, так это я, но ничего не сложилось?
Он ведет себя так, как будто не внес меня в черный список в ту же секунду, когда меня затащили в психушку. Эпизод моего психического состояния стал бы пятном на репутации его семьи, а он не мог этого допустить.
– На самом деле, это из «Человека-паука», – я наклоняю голову, делая глоток своего напитка. – Мэри намного умнее меня. Я думаю, они подходят друг другу гораздо лучше, чем мы. Он куда более покладистый в отношениях с ней.
Я знала, откуда эта цитата, но я в настроении поумничать. Он вместе с его семейством не заслуживают ни капли моего уважения.
Стивен – не единственный человек в этом пространстве, который может играть грязно. Если он хочет копать, ему лучше взять гребаную лопату, потому что я гарантирую, моя яма в конце будет глубже, чем его. Я многое потеряла в этом году, но мой острый, как бритва, язык не значится в этом списке.
Он смеется, и это действительно звучит правдоподобно. Как будто мой вызов ему – это самое смешное, что он испытал за последние годы.
– Может быть, ты и права, – говорит он, немного успокаиваясь. – Однако, у меня есть некоторые дела на восточном побережье, которые требуют присутствия в ближайшие несколько недель. Я попросил твоего отца присоединиться ко мне и Истону. Я думаю, тебе действительно стоит подумать о том, чтобы поехать с нами. Это могут быть приятные небольшие каникулы, и, возможно, вы с Истоном смогли бы возобновить отношения.
Мой мозг переходит в режим повышенной готовности. Это больше не игра в «кто кого перехитрит».
Что он делает с моим отцом?
Я с подозрением скрещиваю руки перед собой.
– Дела? – спрашиваю я, стараясь сохранить легкость в голосе, переводя взгляд с одного на другого. – Какие дела? Вы декан университета. Я думала, ваши дела состоят из бюджетирования обучения и планировании блюд питания на университетский ланч.
Он внимательно смотрит на меня.
– Я не знал, что ты так заинтересована во внутренних механизмах моей работы, Сэйдж. Планируешь занять мое место однажды?
– Просто сохраняю свою свободу выбора.
Я раскусила тебя, хочу сказать я.
И по тому, как меняется язык его тела, лишь немного, я могу сказать, он понимает это.
Да поможет мне бог, если я узнаю, что он причастен к тому, что случилось с Рози, тогда не будет никакого выжидания, как мы ждем с моим отцом.
Я убью его перед полицейским департаментом и надену на себя наручники.
– Если хочешь знать, – выдыхает он, – это возможность финансирования. Мы рассматриваем в большей степени дотации на стипендию, чтобы способные, молодые студенты из малообеспеченных семей могли посещать занятия, не беспокоясь о финансовом бремени. Такие, как твоя подруга Брайар.
Я прищуриваю глаза, когда он произносит ее имя. Он так полон дерьма, что оно начинает просачиваться у него из ушей. Мужики Синклеры – это кучка мудаков из поколения в поколение.
– Настолько гуманно с вашей стороны, Стивен, – говорю я. – Было приятно наверстать упущенное, но мне нужно сбегать в комнату для маленьких девочек, – я наклоняю свой бокал с шампанским в их сторону перед тем, как развернуться на пятках и направиться в противоположном направлении.
Я отхожу от него и направляюсь к французским дверям, через которые просачивается весь обслуживающий персонал.
Они все выглядят несчастными, расхаживая в своих белых жилетах и с серебряными подносами. В одном из них я узнаю одного из парней, который заманил в ловушку меня, Брайар и Лайру в «Вызове».
Не такое уж редкое явление для людей из Уэст Тринити Фоллс работать на жителей Пондероза Спрингс. Для них они просто наша обслуга, люди, которые убирают за нами беспорядок. Странно, что я просто никогда раньше не замечала, как много из них работают на богатых, пытаясь обеспечить себе жизнь.
Могу только представить, что они думают о нас. Держу пари, они сидят и думают о том, как нам повезло, как легко нам все досталось, и в какой-то степени они, возможно, правы.
Но трагедия не различает бедных и богатых. Она приходит к любому, и ей все равно, живешь ли ты в особняке или в квартире, полной тараканов. Она сжирает нас всех.
Не торопясь возвращаться на вечеринку, я скитаюсь по коридорам. Я знаю этот дом как свой собственный, поскольку провела здесь больше времени, пока росла, чем мне бы хотелось.
Я захожу в кабинет, мои пальцы скользят по пыльным книгам, прежде чем я выхожу на террасу. Я стою неподвижно, смотря вниз со своего места на втором этаже на всех гостей, толпящихся на задней лужайке. Наглядное воплощение всего, что я презираю в своем воспитании.
Я чувствую запах свежих цветочных композиций в легком ветре, букетов из гортензий, фиалок и орхидей. Все они элегантно расставлены по периметру просторной зеленой лужайки, закатное солнце отражает цвет их лепестков.
Большие белые балдахины стратегически установлены для укрытия гостей, пока они едят. Круглые обеденные столы были безупречно декорированы каким-то дизайнером, который никогда, на самом деле, не получит одобрения за это. Все женщины в своих огромных шляпах и мужчины в пиджаках дополняют эстетику, словно идеально подобранные украшения.
Все упорядочено. Здесь нет детей, радостно бегающих вокруг и наслаждающихся солнцем, или слишком громкого звучания смеха.
Все это организовано так, чтобы звучать и выглядеть как богатство.
Все эти лица, в окружении которых я росла, мне хорошо знакомы, и все же до сих пор ни одного единственного искреннего разговора не состоялось ни с кем из них. Я вижу Лиззи, стоящую рядом со своей матерью и отцом, и задаюсь вопросом, ввалился ли он прошлой ночью пьяный и пахнущий духами другой женщины. Мне интересно, скрывает ли она все еще, кто она в действительности, под этим сшитым на заказ белым платьем.
