Текст книги "Истины, которые мы сжигаем"
Автор книги: Джей Монти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)
31. ФЕНИКС
Сэйдж
Еще один день.
У нас был план, и наконец пришло время его осуществить.
Время ожидания было долгим, и его завершение липнет к воздуху, как гниющее мясо. Оно преследует повсюду, донимая меня.
Я хотела сделать это сегодня, но нам пришлось ждать Алистера, который проводил день с Брайар у ее дяди на его дне рождения. Нужно было убедиться, что существует баланс между местью и любовью.
За время, проведенное рядом с ними, я усвоила, что у Алистера была потребность в нахождении рядом, когда что-то идет не так. Не только потому, что у него были проблемы с контролем или необходимость быть главным, но и потому, что, если дела шли плохо, он хотел быть тем, кто возьмет вину на себя. Быть тем, кто вытащит их из неприятностей и убережет от любого повреждения. Вот кто он для них.
Старший защитник.
Защитник.
Их постоянная тень.
И я уважаю его за это, даже если он все еще не оттаял ко мне. На самом деле, никто из них в действительности не оттаял, особенно Тэтчер. Он ясно дал понять, что он не мой фанат.
Но это нормально, потому что Рук является им.
Рук загорелся мной, и я намерена быть кислородом, продолжающим подпитывать это пламя.
После «Весеннего Ланча» прошло несколько дней, и я не думаю, что был момент, который он провел вне моего тела. И меня это более чем устраивает.
Даже среди всей этой суматохи и хаоса, которые происходят вокруг нас, мы нашли наше собственное маленькое убежище между трещин, живя и дыша моментами, где были только мы.
Я просто не осознавала, как много я раньше упускала из-за того, что мы не могли быть вместе на публике. Теперь я могу открыто пялиться на него, когда он входит в помещение, или сидеть рядом с ним в аудитории, если захочу.
Мы вместе.
И я никогда не чувствовала себя более живой, даже во времена, когда я проходила через столько горя. Я знаю, что у меня есть он, и мне больше не придется сталкиваться с тьмой в одиночку, потому что он – свет, который никогда не гаснет. И весь мой.
Меня удивляет, как мы все еще живем такой нормальной жизнью, все время разрабатывая такие зловещие планы. Что, несмотря на происходящее беззаконие, мы способны создавать нечто прекрасное из этого.
– Это займет всего минуту, обещаю. Мне просто нужно переодеться, – говорю я Лайре, которая идет за мной по тротуару к дому Сайласа.
Рук хочет, чтобы я все еще оставалась там, лишь до тех пор, пока Фрэнк не встретит свой конец.
– Что плохого в том, что на тебе сейчас надето? Мы просто идем в «У Тилли».
– Я весь день ходила в этой юбке, и мне отчаянно нужны леггинсы. Это займет максимум две секунды.
Я знала, то, что я нашла в шкафу Лайры, было тем, что я унесу с собой в могилу. Это был ее секрет, который нужно сохранить, ее правда, которую нужно сжечь. Я знаю, это всплывет в итоге, но пока не пришло время этого, я буду держать ее одержимость при себе, как и обещала.
Последние несколько дней все шло так гладко, и я должна была ожидать, что что-то пойдет не так.
Я должна была это предвидеть.
Но ничего не могло подготовить меня к тому, что нас ожидало, или насколько кардинально это меняет курс всего.
Когда дверь открывается, за ней происходят три вещи.
Первая.
Мама Сайласа, Зои, сидит на диване, Калеб и Леви находятся рядом, утешая ее, в то время как крупные слезы текут по ее лицу.
Вторая.
Скотт Хоторн, утонченный, мягкосердечный отец, вышагивает, протирая дыру в полу. Кто бы ни был на другом конце телефонного звонка, он противостоит буре, частью которой я не хочу быть.
Третья.
На полу возле двери кровь. Ее недостаточно, чтобы подтвердить чью-то смерть, но достаточно, чтобы заставить вас беспокоиться.
– Сэйдж! – Зои задыхается, вставая. – Ты слышала что-нибудь от Си?
– Нет, что происходит? С ним все в порядке? – спрашиваю я, охваченная беспокойством.
О нет.
Нет, нет, нет.
Именно сейчас я замечаю, что Скотт щеголяет с белой повязкой на руке, сквозь которую просачивается кровь.
– Что случилось? – спрашиваю я, почти боясь услышать ответ.
– Сайлас в острой фазе75 психотического эпизода, один из первых с тех пор, как он был маленьким мальчиком. Он поддался своему психозу и начал верить, что это его реальность.
– Но его лекарства, я думала, они помогают...
– Так было, – всхлипывает Зои. – Но он перестал их принимать. Мы понятия не имели до сегодняшнего дня, когда отец заикнулся ему о том, что его симптомы ухудшились, и он признался, что перешел с таблеток на витаминную добавку. Мы никак не могли знать об этом.
Я оборачиваюсь к Лайре. Мой первый инстинкт – позвонить Руку, он ведь знает, что делать, верно?
Чувство вины скручивает меня изнутри.
Отчасти это моя вина. Я дала ему слишком много времени, чтобы он признался Руку в том, что произошло между нами. Но последние несколько дней с ним все было в порядке. Он казался в порядке. И теперь мы здесь.
Все, что для этого потребовалось, – щелчок пальцем.
– Я пытался помешать ему уйти, но он был слишком погружен в свои мысли. Я боролся с ним, пытаясь удержать его дома достаточно долго, чтобы вызвать скорую, но он... – Скотт поднимает раненую руку, подтверждая произошедшее действиями, а не словами. – Он просто продолжал говорить о том, что голоса говорили ему, что ему нужно сделать, чтобы он мог... – он задыхается от слов, печаль обеспокоенного отца берет вверх над ним. – Чтобы он мог вернуть Роуз.
Это может означать так много всего, и в то же время, мы, возможно, не имеем представления об этом, потому что все, что прямо сейчас происходит внутри Сайласа, происходит между Сайласом и его демонами, что-то, что никто из нас не способен постичь.
Шизофрения – непредсказуемое психическое заболевание, то, которое не знает пощады к своим жертвам, и Си не исключение.
Мои руки дрожат, когда я достаю телефон из кармана.
– Мы не знаем, где он, куда направляется, что он способен с собой сделать, – Скотт, отчаявшись, проводит рукой по лицу.
– Мой мальчик, – Зои рыдает, слезы продолжают литься, когда она идет к своему мужу за утешением, которое может прийти только от того, что Сайлас окажется невредимым дома. – Скотт, наш малыш.
Он притягивает ее к своей груди, крепко удерживая ее тело, как будто его руки могут защитить ее от боли за пределами их объятий.
– Я собираюсь позвонить Руку, – нервно говорю я. – Может быть, у него будет лучшее представление о том, где он может быть.
Я нажимаю на его имя в своем телефоне, который по-прежнему записан, как «Люцифер».
– Мы уже позвонили ему. Он был первым, с кем мы связались, – говорит Скотт только тогда, когда я слышу, как гудок прерывается.
Я слышу дыхание Рука на другом конце.
Я чувствую его панику. Его беспокойство. Его боль.
– Мы намереваемся вернуть его, – говорю я им, не зная, что еще я могу сказать, чтобы сделать лучше.
– Не говори им того, в чем ты не уверена, ТГ, – говорит Рук в мое ухо, заставляя мою грудь пульсировать.
Мы с Лайрой выходим из дома и направляемся к машине.
– Рук, я должна тебе кое-что сказать, – бормочу я. – Мне следовало бы сказать это раньше, я знаю, и это моя вина. Я знаю, это моя вина...
Я боюсь сказать то, что мне нужно сказать.
Потому что я знаю, что когда я это сделаю, он возненавидит меня.
А я не могу допустить это снова. Он не может ненавидеть меня.
Я только что вернула его.
Одной из последних вещей, о которых Роуз говорила со мной, был ее страх, что Сайлас ее возненавидит, и тогда я подумала, какое это безумие. Что она боится чего-то настолько глупого.
Но теперь я понимаю.
– Мне так жаль, но Сайлас...
– Он рассказал мне.
Облегчение и замешательство накрывают меня.
– Обо всем? – хриплю я.
– Все. Он даже включил часть о том, что ты выдвинула ему ультиматум, – он выдыхает. – Это не твоя вина.
Я проскальзываю на пассажирское сиденье машины Лайры, не желая больше ничего, кроме как оказаться перед ним, чтобы он мог видеть меня, произносящей это.
– Это и не твоя вина, Рук. Ты думал, что он принимает свои лекарства. Никаким образом ты или кто-либо еще не могли знать, что он их подменил.
Я знаю, в каком он состоянии морально. Я знаю, что все, что он делает, – это обвиняет себя за то, чего он не мог предвидеть. Он наказывает себя, желая причинить себе боль за то, что не заметил сигналов или не распознал это раньше.
– Это не твоя вина, – бормочу я в динамик, надеясь, что он сможет это понять ради себя самого.
– Он мой лучший друг, Сэйдж. Я знал, что что-то было не так, но просто не хотел соглашаться с этим. А теперь...
На заднем плане раздается громкий хлопок, как удар кулаком по чему-то твердому, сопровождаемый бормочущим голосом Тэтчера, что-то насчет того, чтобы успокоиться.
– Сейчас мы ничего не можем с этим сделать, Рук. Но ты прав, он твой лучший друг. Ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой. Куда он направляется? Куда он пошел бы прямо сейчас?
Сомнительная затея, потому что мы не знаем, кто Сайлас, когда он находится в состоянии психоза, но если кто-то и должен знать, то это Рук. Я бы приняла любой исход потребности Рука в боли прямо сейчас, но мне нужно, чтобы он в первую очередь сосредоточился на поисках Сайласа.
Потому что да, он его лучший друг.
Но он также одна-единственная любовь моей сестры. Она бы никогда не простила меня, если бы с ним что-то случилось, и я бы никогда не простила себя.
– Рук, – говорю я с чуть большей силой. – Куда мог пойти Сайлас?
Молчание.
– Фрэнк. Он идет к Фрэнку.
Рук
Я знал, что с ним не все в порядке.
Я знал это задолго до этого момента.
Я знал это задолго до того, как он сказал мне, что пытался поцеловать Сэйдж во время галлюцинации.
Я знал, что с ним не все в порядке, и ничего не сделал, потому что смотрел, как он принимает лекарства. Я видел, он принимал их, и доверился им в том, что они сделают свою работу. Чтобы защитить его от голосов, от которых я не мог его защитить.
Но он принимал гребаные витамины неизвестно сколько времени. Я никак не могу понять, почему он совершил что-то настолько безрассудное. Почему он рискует усугубить свою болезнь еще больше из-за скорби по Роуз. Я думал, что сделал достаточно, прочитал достаточно об этом. Я думал, я подготовлен к такому возможному исходу, который сопутствует шизофрении.
Нет. Я не был готов.
– Сайлас…
– Заткнись, нахрен! Заткнись, – я слышу крик моего друга. – Я знаю, что ты сделал. Они знают. Мы знаем. И я должен что-то с этим сделать. Если я сделаю это, я верну ее, ты понимаешь? Я могу вернуть ее.
Он стоит спиной ко мне, но я вижу Фрэнка, сидящего на полу в гостиной, со лба у него капает кровь. Он поднимает руки, словно в молитве.
– Она ушла, – его голос дрожит. – Я сожалею о том, что сделал, но она ушла. Мое убийство ничего не изменит.
Неверно.
Убив его, мы накормим Цербера в наших душах. Фрэнк носит предзнаменование смерти, как густой одеколон. Его время вышло. Он коррумпировал и одурачил достаточно людей, и пришло время для носителей смерти выполнить свое предназначение.
Но это не будет концом.
Это не закончится.
Мы не можем просто передать эту информацию ФБР или полиции, как планировали изначально. Не тогда, когда мы знаем, что Кейн был грязным – мы понятия не имеем, сколько из них вовлечено в «Ореол». Было бы ошибкой обратиться к ним.
Однако, в связи с этим встает вопрос, что нам делать с пропавшими девушками?
Мы могли бы прожить жизнь с кровью, пропитывающей наши руки, со зловонием смерти, навечно приставшим к нашим душам. Это было решение, с которым мы все смирились, но можем ли мы сознательно закрывать глаза на то, что еще больше девушек похищают и продают в сексуальное рабство?
Я не могу говорить за всех нас, но я знаю свой ответ.
– Нет, нет, – бормочет Сайлас, пистолет дрожит в его руках. – Я знаю, я знаю, что он сделал. Я знаю, что сделал я. Да, я знаю, что я должен сделать, просто… – он сжимает руками голову. – Тихо! Тихо!
Как будто он ведет разговор с множеством людей и не может понять, кому ответить первым. Все его слова сыпятся друг за другом, и все, что он говорит, не имеет никакого смысла. Он загнан в войну внутри собственного разума, и я понятия не имею, как помочь ему в этой битве.
Нет меча. Нет щита. Нет оружия.
У меня ничего нет.
– Сайлас, – спокойно говорю я, шагая дальше в пространство, Тэтчер следует за мной. – Это всего лишь я, мужик.
Я ненавижу относиться к нему как к некому дикому животному, потому что это не так. Он просто застрял в ловушке и не видит выхода.
Ему просто нужна помощь.
Он резко поворачивается, смотрит на меня, но это выглядит так, как будто он на самом деле не видит меня.
– Рук, – говорит он, – они не позволят мне ждать. Я не могу больше ждать. Мы теряем время.
Я киваю.
– Все в порядке. Нам не нужно ждать. Ты не должен ждать.
Я иду к нему ближе, желая выхватить пистолет из его рук. Я стоял перед множеством мишеней, пока Сайлас стрелял по окружающим меня предметам. Я никогда бы не усомнился в его меткости и не собираюсь отказывать ему в смерти Фрэнка, но я боюсь того, что он сделает после того, как выстрелит в него.
– Позволь нам помочь тебе, хорошо? Вот почему мы здесь. Мы здесь, чтобы помочь, – я стараюсь сохранить голос ровным, несмотря на мои нервы.
Я продолжаю идти, пока не оказываюсь прямо перед ним, сосредоточившись только на нем.
Я никогда не был в доме Донахью, только видел его снаружи, когда мы подбрасывали Рози, и когда я помогал Сэйдж смыться ночью. Можно подумать, будто я должен был привыкнуть, что в обычных местах таятся зловещие вещи.
– Не позволяй ему убить меня, пожалуйста. Он сошел с ума, ты не можешь позволить ему убить меня. Ты должен помочь мне, – кричит Фрэнк со своего места на полу.
Сайлас агрессивно трясет головой, смотря направо от меня, где никого нет, только двухместное кресло.
– Он мой друг. Он не стал бы это делать, – говорит он, – он не стал бы.
– Эй, эй, Сайлас, посмотри на меня, – говорю я ему, пытаясь удержать его в реальности, боясь прикоснуться к нему, потому что не уверен, поможет это ему или навредит.
– Что они говорят? Поговори со мной.
– Они... – он зажмуривает глаза, съеживаясь, как будто ему больно. – Они говорят мне, что ты собираешься остановить меня. Что ты не хочешь, чтобы я вернул Роуз. Они хотят, чтобы я… – он снова открывает глаза, смотрит на меня, и я клянусь, все, что я вижу, – это его крики о помощи. – Они хотят, чтобы я убил тебя.
Я чувствую, как Тэтчер сдвигается за моей спиной, мы оба отворачиваемся от кухни.
– Если бы я мог вернуть Рози, клянусь богом, я бы это сделал, Сайлас. Я бы сделал все, что угодно, – говорю я, имея в виду каждое слово. – Но я не могу. Никто ничего не может сделать, чтобы вернуть ее. Голоса – это твой разум разыгрывает трюки с тобой. Они не реальные, понимаешь? Они только в твоей голове.
Я так злюсь, что эти ситуации внутри его сознания отнимают его у меня, и я ничего не могу с этим поделать. Я не могу бороться с ними. Я просто чувствую себя бесполезным и не могу бороться с ними за него. Не прямо сейчас.
Я пообещал, что присмотрю за ним. Я пообещал себе, что не допущу, чтобы с ним что-то случилось.
И посмотрите, чему я позволил случиться.
– Ты не можешь этого сделать. Они не позволят тебе…
Мои руки поддергивает несколько раз, прежде чем я поворачиваю голову в сторону Фрэнка.
– Если ты еще раз откроешь свой рот, я выжгу твои гребаные глаза, это ясно? – огрызаюсь я.
– Пожалуйста, Рук. Ты знаешь меня с тех пор, как ты был мальчишкой. Не делай этого. Если ты позволишь мне выжить, я расскажу тебе все, что знаю. Здесь, в Пондероза Спрингс, замешано больше людей. Так много, что вы не имеете ни малейшего представления. Я был просто жертвой их организации. У руля более влиятельные люди. Вы можете бросить их всех в тюрьму, включая меня, только не убивайте меня.
– Фрэнк, – киплю я, смотря на него вниз жестким взглядом. – Что тебе не понятно? Нам не нужно, чтобы ты разъяснял что-либо из этого. Ты ни к чему мне живым, понимаешь? Лучшее, что ты можешь сделать для меня прямо сейчас, – это умереть.
Он трясет головой, крупные слезы льются вниз по его раздутому лицу.
– Пожалуйста, я никогда не хотел смерти Роуз, она была моей маленькой девочкой...
– Он сказал молчать! – кричит Сайлас, всаживая приклад пистолета в голову Фрэнка, вызывая громкий стук, после чего он обрушивается на пол, теряя сознание. Его глаза закрыты, а тело обмякло, но я все еще вижу, как вздымается его грудь, давая понять, что он еще жив.
Сомнение накрывает меня, как волна: сможем ли мы выяснить, кто еще связан с «Ореолом», без инсайдера? Я имею в виду, мы зашли так далеко.
Мы зашли слишком далеко.
И если бы мне нужно было предположить, думаю, нам не понадобится искать кого-то еще, кто замешан в этом.
Они придут за нами.
Очень скоро.
Сайлас продолжает расхаживать, бессвязно бормоча самому себе и кому бы то ни было еще, кого он видит в этой комнате прямо сейчас. Я подхожу немного ближе, нерешительно протягивая руку.
– Конец, Сайлас. Это конец, хорошо? Фрэнка больше нет, видишь, – я указываю на пол, где переизбранный мэр Пондероза Спрингс все еще лежит неподвижно. Я знаю, что он без сознания, но Си это не нужно знать. – Мы сделали это. Все кончено, и теперь мы можем оказать тебе некую помощь, – непринужденно говорю я. – Просто отдай мне пистолет, и я обещаю тебе, все будет хорошо. Мне просто нужно, чтобы ты доверился мне.
Он выглядит так, словно испытывает физическую боль, его тело дрожит, а голова трясется, и я ничего не могу сделать, чтобы избавить его от страдания, которое он испытывает прямо сейчас.
– Нет, нет, это неправильно. Она должна была вернуться, – он проводит рукой по лицу, смотря позади меня вправо, вместо того чтобы смотреть на меня. – Что ты имеешь в виду? – произносит он, нахмурив брови. – Ты обещаешь? Ага, если ты пообещаешь, я сделаю это.
Весь мой мир, кажется, ошеломленно останавливается, когда Сайлас переводит взгляд на меня, и все, что я вижу, – это внутреннее опустошение. Ничего, кроме суровой пустоты, которая смотрит на меня в ответ, когда он поднимает дуло пистолета к своей голове.
Я чувствую, как у меня пересыхает во рту, а внутри все переворачивается.
Круглые, тяжелые слезы текут из уголков его глаз.
– Не поступай так со мной, Сайлас, – требую я, вторгаясь в его пространство. – Позволь мне помочь тебе.
Слезы падают на пол, когда он качает головой, втягивая нижнюю губу между зубами.
– Ты не можешь мне помочь. Единственный способ, которым ты можешь мне помочь, – это если я покончу с собой. Ты должен понять, я должен это сделать.
– Нет, – выдавливаю я, вцепляясь в его плечо, – ты не оставишь меня. Я не позволю тебе. Ты должен знать – это не ты, они нереальные. Это реальность, Сайлас. Мы реальные.
Что-то внутри него ломается, поэтому, как только его рука дергается, я вынимаю пистолет из его пальцев, притягивая в свою собственную хватку.
Его голова падает мне на плечо, а тело практически обмякает в моих руках.
– Я так устал, Рук, – шепчет он.
– Я знаю, – говорю я, поглаживая его по спине.
Устал от голосов.
Устал от его болезни.
Устал от всего этого.
В какой-то момент я должен был спросить себя, не причинили ли мы ему больше вреда, чем пользы, выясняя, что случилось с Роуз. Мы знали, что месть не вернет ему ее, не заставит никого из нас скучать по ней меньше, и все это, похоже, прямо сейчас еще больше ломает Сайласа.
– Сынок, мне нужно, чтобы ты опустил пистолет, и чтобы все подняли руки вверх.
Ты, должно быть, блядь, издеваешься надо мной.
Все еще держа пистолет в руке, я поднимаю его и поворачиваюсь, встречаясь взглядом с детективом Финном Бреком, который держит свое оружие у головы Тэтчера, обхватив его за шею, прижимая к своей груди и удерживая его неподвижно.
Тэтчер все еще немного выше, эта ситуация выглядела бы довольно комично, если бы его жизнь не была в опасности.
– Почему люди постоянно направляют на меня оружие? – Тэтчер вздыхает, закатывая глаза, как будто это всего лишь незначительное неудобство, а не вопрос жизни и смерти.
Они стоят перед открытой кухней, Финн, как я полагаю, вошел через заднюю дверь. Скорее всего, потому что Фрэнк позвал его до того, как Сайлас его усмирил.
Я оставляю пистолет прицепленным на Финна, вполне осознавая, что, если он сделает ход, я, скорее всего, нанесу удар.
– Ты либо опускаешь оружие и сдаешься добровольно, либо я пристрелю твоего друга прямо здесь, расквитавшись за моего напарника, – говорит он, глаза вспыхивают злобой.
Я не утруждаюсь отрицанием этого, потому что только один из нас сможет выбраться, а я не собираюсь выходить из этого киской.
– А я-то все это время думал, что ты один из лучших. Что-то есть в здешней воде, что заставляет всех превращаться в предательские куски дерьма? Или вы все родились прямо в секс-рабстве и педофилии? – спрашиваю я, вопросительно наклоняя голову.
Я хотел бы удивиться, что он был замешан в этом с его более, чем мертвым напарником. Тот, который превратился в суп. Серная кислота – чудотворница для человека, пытающегося избавиться от тела.
Но я не шокирован. В этом городе каждый по уши в чем-то аморальном. Каждый утопает в этом.
– Не смотри на меня свысока из-за дерьма, которое ты не можешь понять, парень.
Задняя дверь тихо приоткрывается, и я вижу это краем глаза. Я никогда не был девицей в беде, и никогда не нуждался в спасении, но в данный момент я не против небольшой помощи.
– Ты прав. Я не могу понять, как мужик, у которого есть семья, отбрасывает ее подальше ради чего, некой быстрой грязной наживы? Кто теперь выглядит как мальчик?
– Это гораздо больше. Вы даже не коснулись поверхности того, насколько далеко простирается «Ореол» и в кого он вонзился своими когтями. Даже если вы сможете найти способ выбраться из этого, они не остановятся, пока вы все не умрете. Они знают вас. Они знают ваши имена. Ваши семьи, вашу жизнь. Я оказываю вам одолжение, – смеется он, – заканчивая с этим здесь и сейчас, пока люди гораздо страшнее меня не пришли охотиться на вас.
– Это закончится не так, как ты думаешь, – говорю я ему, удерживая Сайласа за плечи, не позволяя ему никуда двинуться.
– Да? Как тебе кажется, у кого здесь больше контроля? – он усмехается, сжимая Тэтча немного крепче, заставляя моего друга угрожающе щуриться, уставая от того, что к нему прикасается кто-то, кого он не знает. – У федерала, чей напарник был убит компанией разъяренных детей из университета? Или у офицера с наградами, пытающийся защитить мэра города?
Плохие вещи случаются, когда озлобленных людей оставляют горевать. Происходят вещи еще хуже, когда хорошие люди вынуждены защищать тех, кто им дорог.
– Моя ставка на девушку с ножом.
Лайра направляет серебряный край лезвия в шею Финна сбоку, погружаясь в вену, словно разрезает спелый фрукт. Кровопотеря мгновенная. Кровь хлещет из открытой раны, когда она выдергивает его из отверстия.
Алая жидкость, воняющая металлом, каскадами стекает по плечу Тэтчера, проливаясь вниз по его рубашке, словно стремительный водопад. В его глазах дикий взгляд, который я раньше никогда не видел, когда он наблюдает, как она стекает по нему, капая с воротника его рубашки.
Рука Лайры тверда, когда она бросает нож на пол. На ее лице нет ни страха, ни паники; она выглядит так, как всегда – пассивной и не обращающей внимания на то, что происходит в мире. Кровь покрывает ее крошечную бледную руку, и вместо того, чтобы посмотреть на человека, которого она только что убила, когда он падает, она просто отступает назад, позволяя его телу удариться об пол, и остается сосредоточенной на Тэтчере. Ее пристальный взгляд ни разу не переместился с него, ни на секунду.
– Это была новая рубашка, – вздыхает он, его грудь вздымается, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на нее, мертвое тело единственный предмет между ними.
– Она была уродливой. Кровь преобразила ее, – говорит она, поднимая на него свои впалые глаза. С окровавленной рукой и фиолетовыми мешками под глазами от недостатка сна, она напоминает мне персонажа Тима Бертона76 – вьющиеся волосы, слишком большие для ее лица глаза, нездорово бледная кожа.
– Он мертв? – доносится из кухни, и только голоса достаточно для меня, чтобы обратить все свое внимание в ее сторону.
Я никогда не верил в Рай или Ад.
В судьбу или предназначение.
Я никогда не стоял на улице и не загадывал желания на падающие звезды.
Нет, я никогда не верил ни во что из этого, но я поистине верю в нее.
– Мой отец мертв? – вздыхает она, в ее глазах пляшут невинные маленькие демоны, и я никогда не видел хаос в подобного рода прекрасном формообразовании.
Такой поразительный оттенок голубого, перекликающийся с огнем, с которым я люблю играть.
Это судьба? Это предначертание?
В детстве, еще до смерти моей мамы, я часами сидел, уставившись в открытое пламя, отказываясь отводить от него взгляд. Слишком поглощенный, слишком увлеченный тем, как дым кружился клубами, а искры жалили мою кожу.
И то же самое пламя танцует в уголках ее глаз. Такое горячее, такое чертовски голубое, и я хочу сгореть в них заживо.
Может быть, я всегда видел ее в огне.
Или, может быть, я просто был рожден в пламени.
– Пока нет, – говорит Тэтчер. – Нам нужно навести тут порядок, Рук.
– Забирай Сайласа, выходите с Лайрой и убирайтесь на хрен отсюда. Когда появится полиция, я не могу допустить, чтобы ты была вся в крови, – говорю я, приближаясь к Сэйдж.
– Что ты собираешься делать?
– Все, что нужно. Мне просто надо, чтобы ты убралась отсюда до того, как это произойдет.
Я подхожу к ней, руками обхватываю ее лицо, притягивая ее губы к своим. Я утопаю в ее прикосновениях ради уединенного момента среди беспредела. Мой кусочек рая внутри моего собственного ада.
– Ты доверяешь мне? – шепчу я ей в губы.
Она кивает, обхватывая пальцами мое запястье.
– Всегда.
Я увожу ее дальше в кухню, осматриваясь вокруг в поисках необходимых мне материалов. Швыряю медную сковороду на плиту, открываю ее холодильник и хватаю какой-то случайный замороженный кусок мяса, до того, как подхватываю растительное масло.
У нас нет времени на то, чтобы избавиться от двух тел. У нас нет времени на то, чтобы убрать наши улики из этого места. Слишком много задействованных переменных, а нам нужно избавиться от этого беспорядка сейчас же.
– Что мы будем делать? – спрашивает она, наблюдая, как я включаю все конфорки на максимум, размещая сковороду с мясом на одну из них.
Я разливаю целую бутылку масла по всей плите, сковороде, вдоль кухонной стойки. Наш лучший выход из этого положения заставить этот пожар выглядеть, как случайность, как будто люди, погибшие в нем, не были убиты, они просто попали в ловушку пламени.
Это было оно.
Момент, которого мы все так долго ждали.
Рим строился не за один день, это то, что Алистер постоянно говорит мне, когда я становлюсь нетерпеливым.
Но он сгорел дотла за один день.
– Сжигать. Все это. До гребаного основания. И это не мы, – говорю я, смотря на нее, понимая, если что-то пойдет не так прямо сейчас, я сделаю все, чтобы защитить ее от этого.
Она никогда не была невинной Евой из сада.
Она всегда была моей Лилит. Равной мне. Моей королевой. Фениксом.
Я лезу в передний карман, вытаскивая спички.
– Это твое возмездие. Ты поджигаешь тлеющие угли и восстаешь из пепла. Тебе никогда не нужно было ничего, кроме спички.
