Текст книги "Истины, которые мы сжигаем"

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

2. И…

НАЧАЛИ!

Сэйдж

– Вы слышали о том, что она сделала, верно? Вот в чем причина, почему у нас новый директор в этом году. Она трахалась весь второй год старшей школы! – Мэри вскидывает руки в воздух, идеально надув губки, и клей-карандаш выпадает из ее рук на пол моей комнаты. – А я тем временем тут надрываю свою милую задницу. Я прохожу все возможные курсы повышения квалификации, руковожу двумя кружками, не говоря уже о черлидинге. Я должна быть президентом студенческого совета, черт возьми!

За последние две недели я только и слышу от нее о том, как Стейси подтасовала результаты голосования в прошлом году, как она переспала с директором – кажется, еще вчера это был учитель. Это начинает звучать как скрежет ногтей по меловой доске, и если я не буду осторожна, у меня из барабанных перепонок потечет кровь.

– Как будто это имеет значение, Мэри, – светлый хвостик Лиз, как у литтл пони, покачивается у нее за спиной, когда она полностью сосредотачивается на телевизоре, на каком-то футбольном матче, происходящем на фоне личного кризиса нашей подруги. – Это просто пост президента студенческого совета. Это не конец света.

– Боже мой, Лиззи, скажите мне, что ты только что этого не говорила. Девушка, которая три дня плакала после победы в отборочном матче чемпионата штата, потому что не забила?

Бесконечная игра «кто кого переплюнет». Все это катится по наклонной со скоростью восемьдесят миль в час. Я устала это слушать – если она и дальше продолжит зацикливаться, это станет для нее катализатором в этом году.

– Вы можете взять себя в руки на пять секунд? – говорю я, смотря прямо на них и щелкая жвачкой с фруктовым вкусом. – Ты же гребаная Тёрджит, ради всего, блядь, святого. Ты вытираешь свою загорелую задницу стодолларовыми купюрами. Возьми себя в руки.

Строгое воспитание не так популярно, но оно подготавливает тебя к той жизни, которую ты собираешься провести в таком городе, как этот.

Им следовало бы понимать это.

Я знаю, Мэри хочется огрызнуться в ответ, отпустить какое-нибудь язвительное замечание, которое она еще даже не придумала, но она этого не сделает. Потому что, какой бы она ни была, она знает, что я всегда могу стать еще хуже.

Потому что я Сэйдж Донахью.

Богатую сучку закачали прямо через мою пуповину еще в утробе матери. Я капитан группы поддержки и всеобщая любимица.

Людоедка.

Бессердечная.

Я стала всем тем, что мне было нужно, чтобы выжить по стандартам Пондероза Спрингс и даже больше.

Лиззи Фланниган и Мэри Тёрджит являются идеальными подругами для мира, в котором я живу. Поверхностные до мозга костей, но отлично подходящие для создания определенного имиджа.

Большинство маленьких девочек ищут подруг со схожими вкусами. Им нравятся одни и те же куклы или они любят играть в переодевания, но когда в тебе воспитывают привычку обращать внимание на то, как тебя воспринимают другие, ты начинаешь искать тех, кому есть что терять.

Моя мама рано научила меня: твой имидж – это все. Твоя репутация здесь поможет тебе или сломает тебя где угодно. Ты делаешь то, что должно быть сделано, независимо от последствий.

Ты улыбаешься, независимо от того, что с тобой делают. Независимо от причиняемой боли, потому что никому нет до этого дела.

Даже женщине, которая родила меня.

Я научилась очень хорошо скрывать свое внутреннее «я» от окружающих, позволяя им видеть только то, что я хочу, чтобы они видели, и заслуживаю доверие настолько, что стала своего рода коллекционером.

Я знаток тайн, костей, захороненных под половицами чужих шкафов. У меня здесь есть компромат почти на всех, и они знают, что если перейдут мне дорогу, мне не потребуется много времени, чтобы пролить на них свет.

В седьмом классе Лиззи прибежала ко мне, рыдая, и изливала душу о том, что ее отец – заядлый алкоголик, который слишком много времени проводит в командировках, а на обратном пути обязательно заходит во все подпольные клубы. Она была такой раскрасневшейся, такой расстроенной, но ее мать просто сидела, зная все это, зная о каждом его поступке, и не проронила ни единого слова.

В ту ночь она поклялась, что никогда не позволит мужчине проявить к ней неуважение, отказавшись выходить замуж за того, кто может растоптать ее подобным образом. Лично я не считаю это проблемой, потому что я также знаю, что Лиззи вообще не нравятся мужчины.

Во время пьяной вечеринки с ночевкой, когда Мэри была в отключке, Лиз захотелось поделиться новыми секретами. Я уважаю ее за то, что она могла это сказать, и ненавижу за то, что она знает, что должна это скрывать. Но здесь она была бы распята.

А Мэри? О, Мэри.

Она очень умная и, возможно, однажды станет нейробиологом, если сможет пройти тест на наркотики. Потому что, насколько мне известно, к употреблению Аддералл⁶ перорально относятся неодобрительно, если он не прописан.

Всю свою жизнь она заботилась о своих оценках, держась за свой интеллект превыше всего остального в ней. И если кто-нибудь когда-нибудь поставит все это под угрозу? Мне жаль того, кто это сделает. В первый год старшей школы она получила С⁷ за тест по математике. Для кого-то это не имеет большого значения, но для нее? Для ее родителей? С таким же успехом это могло быть исключение из школы.

Поэтому, когда ее глаза отказывались открываться от многочасовой учебы, она нашла свой счастливый билетик. Теперь в свободное время она исчезает, чтобы встретиться с сомнительными дилерами под трибунами футбольного поля.

У каждого из нас есть груз на плечах, каждый из нас находится под собственным маятником, который раскачивается все ближе и ближе каждый раз, когда мы оступаемся.

Это и есть причина, по которой они никогда не попытаются свергнуть меня с престола Мисс Пондероза Спрингс. Они боятся, что я выдам их секреты. Потому что Сэйдж, которую они знают, безжалостна, когда дело доходит до получения того, что я хочу.

В этом есть своя сила. Знать все секреты, всю правду.

Еще больше силы в том, что ни одна душа не знает ни одного моего.

Чем больше у меня секретов обо всех остальных, тем меньше вероятность, что они узнают мои. А мои так и останутся похороненными.

– Да, ты права, – она вздыхает, натянуто улыбаясь. – Просто небольшая истерика. Это просто действует на нервы, – она поднимает свой клей-карандаш и продолжает приклеивать пластиковые буквы к тонкому белому листу картона, мысленно придумывая, как бы меня убить. – Не знаю, поступлю ли я в Холлоу Хайтс.

Я усмехаюсь.

– Тогда поступай в любой другой университет Лиги Плюща в стране. Этот не единственный в мире, Мэри.

– Ты не хуже меня знаешь, что там ты могла бы специализироваться на уборке помещений и зарабатывать шестизначные суммы. Главное – поступить, Сэйдж.

У меня такое чувство, что я физически должна поднять руку и вцепиться в свои глазные яблоки, чтобы они не закатились.

Деньги, деньги, деньги.

Это всеобщее любимое увлечение здесь. Это все, что их волнует.

Они едят, срут, дышат ими.

Деньги все исправят, потому что за них можно купить молчание.

– Да, да, Холлоу Хайтс это, Холлоу Хайтс то. Неужели никто не хочет видеть солнце? Неужели всем так нравится жить в месте, где всегда серо и сыро? – жалуюсь я, скатываясь с кровати и направляясь в смежную ванную.

Я накручиваю на палец несколько выбившихся прядей, затем открываю выдвижной ящик, беру свой любимый бальзам и наношу его на губы. Несмотря на то, что уже вечер, мой макияж по-прежнему безупречен: черная, как смоль, подводка стрелок создает безупречный образ кокетливого взгляда Мэрилин Монро. Красный матовый оттенок ложится на мои губы, согревая кожу. Все это на мне создает хорошо отполированную маску.

Для девочек я выгляжу самовлюбленной, смотря в зеркало на свое отражение, но это лишь для того, чтобы проверить, смогу ли я найти трещины в фасаде.

– Сучка, о, пожалуйста, да твоя рыжая задница начнет гореть, как только ты выйдешь за пределы Орегона, – шутит Лиззи, заставляя меня усмехнуться своему отражению в зеркале.

– Что ты хочешь этим сказать? – я поворачиваюсь к ним, положив руку на бедро. – Все-таки красный – мой фирменный цвет, – говорю я, подмигивая для большей убедительности.

Мы смеемся все вместе фальшивым смехом, полным пластика. И этот звук отдается эхом так глубоко в моей груди, что я начинаю удивляться, возможно, у меня действительно внутри такая пустота, как считают люди.

Раздается громкий гул двигателей дорогих спортивных тачек. Они урчат и грохочут за французскими дверьми моего балкона так, что даже Лиз отрывает взгляд от плазменного экрана на стене.

Глаза Мэри загораются.

– Похоже, твоя правонарушительная близняшка вернулась домой, – она хихикает, вскакивая с пола и бросается к дверям. Она приоткрывает их ровно настолько, чтобы слышать, что происходит внизу, и выглядывает сквозь панели, чтобы видеть. – И она привела своих друзей, – напевает Мэри.

Я достаю телефон из заднего кармана, проверяя время.

– Воу, они умеют определять время. Сегодня она не опоздала к комендантскому часу.

Это никогда не прекратится, и это никогда не перестанет меня раздражать.

Постоянное напоминание обо всем, от чего я держусь подальше, чего меня заставляют избегать. Все вольности, которые есть у Розмари, потому что именно я нахожусь под микроскопом.

Я та, кто пытается быть собранной. Чтобы не развалиться на части.

Лиз подходит к дверям балкона рядом с Мэри, и, поскольку я ужасно любопытна, я следую за ней, заглядывая им через плечи, чтобы посмотреть вниз, на мой передний двор и на три дорогих автомобиля, припаркованных в ряд перед бордюром.

– Черт, – шепчет Мэри, когда мы наблюдаем, как моя сестра выскальзывает с пассажирского сиденья, ожидая, пока Сайлас обойдет свой «Додж Челленджер» спереди и подойдет к ней. Он обнимает ее за плечи и ведет к нашей входной двери. – Это действительно несправедливо, что он такой горячий, – скулит она, восхищаясь золотистой кожей Сайласа Хоторна, которая безупречна в любое время дня, но ночью в этой белой футболке за этот вид можно умереть.

– Этому парню нужен предупреждающий знак, – добавляет Лиззи, быстро переводя взгляд на меня, словно желая убедиться, что я не стану ее отчитывать.

– Скорее смирительная рубашка, – бормочу я, раздраженно перекидывая волосы через плечо.

Видите ли, это происходит каждый раз, когда они показываются, чтобы подбросить Розмари. Как стая голодных собак, никогда не появляется только один из них. Они собираются, словно бездомные в поисках объедков. Однако, мои подруги не могут удержаться и стоят у этого окна, они просто жаждут мельком взглянуть на криминально-безумных и психопатически-горячих парней Пондероза Спрингс. Конечно, мы бы не стали заводить с ними разговор при личной встрече, как из-за их безрассудного поведения, так и потому, что быть замеченным с кем-либо из них – это черная метка на репутации на всю оставшуюся жизнь.

Это гребаное социальное самоубийство.

Это не те мальчики, которых вы приводите домой к мамочке и папочке. На них забавно смотреть, но ни в коем случае лучше не соприкасаться с ними.

Что-то вроде того, как ты восхищаешься дикими животными в природе. Смотришь, оцениваешь, оставляешь их в покое. Ты не должна забирать их домой и держать их в качестве питомцев. Тем не менее, моя сестра-близнец не возражает быть растерзанной одним из них, когда они укусят, потому что все знают, что некоторых существ невозможно по-настоящему приручить.

Мы едва слышим, о чем они разговаривают друг с другом у входной двери, но прошло уже больше десяти минут, и мне становится скучно. Сколько бы Роуз ни пыталась это объяснить, я никогда не пойму, почему он.

На самом деле, нет, это ложь.

Все потому, что он – единственный человек, которого она не должна была выбирать, а она всегда старалась поступать прямо противоположно тому, что от нее ожидали, в свою очередь, превращая мою жизнь в сущий ад. Мои родители разочаровались в ней, решив, что она не стоит того, чтобы лепить из нее что-то, поэтому много лет назад их внимание переключилось непосредственно на меня.

Я – их главное сокровище.

Резкий звук сигнала отвлекает мое внимание, как удар резинки по влажной коже. Я вижу платиновый блонд волос Тэтчера за милю, даже в темноте. Девушки мечтают иметь волосы такого натурального светлого оттенка.

– Рози, дорогая, если я пообещаю вернуть его в целости и сохранности, не могла бы ты, пожалуйста, отпустить нашего друга на ночь? – его быстрый и чистый голос рассекает ветер, словно скальпель по коже.

Я слышу тихий смех своей сестры, и это почти странно, потому что это все равно что слышать свой собственный настоящий смех, который уже очень давно не вырывался из моего горла.

– Я видела в криминальной документалке, что психопатия является генетической, – говорит Лиззи, пока мы все наблюдаем за ним.

– Ген психопатии – это всего лишь миф, этот факт не был научно доказан. Это зависит от твоего окружения, от того, как тебя воспитывали, и от некоторых психических особенностей, но ты не можешь передать это своим детям, – добавляет Мэри.

– И как ты думаешь, на что было похоже его окружение, Мэри? Обнимашки и вечера семейных игр? – спрашиваю я. – Все знают, что Тэтчер Пирсон очень скоро превратится в дорогого папочку. Я просто хочу увидеть, поймает ли его кто-то сверкающим на солнце.

Они громко смеются над моим комментарием, понимая, что я права. Я не верю, что серийные убийцы передают своим детям что-то, кроме душевных травм. Но я знаю, каково это, когда тебя воспитывают как монстра. В конце концов, ты сдаешься и превращаешься в него.

Окна рядом стоящей машины опускаются, позволяя мне мельком увидеть Алистера Колдуэлла на водительском сиденье.

– Жаль, что он так сильно ненавидит этот мир. Из него получился бы идеальный трофейный парень, – говорю я, качая головой.

Я имею в виду, что его семье принадлежит большая часть города – мы смотрелись бы отлично, если бы он не был ебанутым на все сто процентов.

– А Истон Синклер уже не так идеален? Ты видела рой девушек, которые вьются вокруг него, как мухи, готовые забрать его прямо из твоих рук?

– Вроде тебя, Мэри? – я приподнимаю ухоженную бровь, глядя на нее, и она отворачивает свое покрасневшее лицо, пытаясь придумать, как бы отступить и возразить.

Я отлично понимаю, что Мэри неравнодушна к Истону с дошкольного возраста, и в тот момент, когда мы расстанемся, она будет рядом, раздвинув ноги, готовая собрать осколки. Не то чтобы меня это волновало – Истон рядом по той же причине, что и они.

Временный вариант до выпускного.

– Шучу, – добавляю я в конце, слегка ухмыляясь.

Затем, словно взрыв, Рук Ван Дорен просовывает свое стройное тело в пассажирское окно Алистера и высовывается наружу, садясь на дверную раму, широко ухмыляясь со свисающей спичкой на его розовых губах.

– Ромео, Ромео, где ты, Ромео? – дразнится он. – Ты увидишь его завтра. У нас есть кое-что, с чем нам нужно разобраться сегодня вечером, – его шутливый голос звучит в воздухе, когда он барабанит руками по крыше машины. Он ни к чему не относится серьезно.

– Да, болван, это определенно утешит ее сегодня вечером, – раздается в ответ голос Сайласа.

– Простите, я должен был солгать? Мы же не собираемся печь кексы.

Свет уличных фонарей отражается от его бледной кожи, желтовато-оранжевое сияние согревает его лицо, сверкая вокруг. Эти мальчишеские черты делают его таким непритязательным, а его растрепанные волосы и дерзкий взгляд напоминают мне о диких мустангах. Свободный, безрассудный, опасный. Я слышала, как, по меньшей мере, пять девушек жаловались, что завидуют его длинным ресницам, которые обрамляют его пылающие адским огнем глаза.

Я никогда не видела их вблизи, но все их так описывают.

Карие глаза кого угодно, но его? Они обжигают тебя.

Что меня всегда восхищает и одновременно выводит из себя в Руке, так это то, насколько он непредсказуем.

Никогда не знаешь, что от него можно ожидать. Улыбка, коктейль Молотова, удар ножом в спину, смех. Единственный мальчик в их компании, к которому ты не можешь подготовиться, – это он. Все знают, что Тэтчер невероятно умен и что, если бы ему представилась возможность, он мог бы запереть тебя в своем подвале и поиграть в доктора Ганнибала с твоими частями тела.

Боже, и если ты не в курсе о проблемах Алистера с гневом, вылезай из-под гигантского гребаного камня, под которым спишь, и посмотри на него. Он практически купается в одеколоне с ароматом гнева.

И, конечно, все знают, что Сайлас тихоня. Шизофреник мало говорит, потому что он слишком занят своими мыслями.

Единственный, кого моя сестра смогла расколоть.

Но Рук, он идентичен элементу, с которым он так нежно себя ассоциирует. Он ничего не делает намеренно, всегда по наитию, вероятно, исходя из того, что ему кажется правильным в данный момент. Мальчик никогда ни о чем не задумывается дважды.

Я восхищаюсь этим, потому что у него хватает на это смелости. Я нахожу это глупым, потому что в конечном итоге он может погибнуть, а быть таким сумасшедшим весело только тогда, когда у тебя есть деньги и власть, чтобы избежать последствий.

Психопат.

Мститель.

Шизофреник.

И дьявол.

Парни Холлоу.

Раздраженная и уставшая от слежки я отхожу от балкона.

– Я пойду возьму что-нибудь выпить. Постарайтесь не кончить до моего возвращения.

Спускаясь по ступенькам и проходя через нашу гостиную, я слышу, как эхом отдается голос моей матери. Я замедляю шаги, чтобы она не услышала, как я подхожу. Я иду, пока не оказываюсь у входа в кухню, слушая, как она разговаривает по телефону.

– Я просто не знаю, что мне теперь делать, Шерри. Я имею в виду, она безнадежна! В детстве она всегда была непослушной, но спать с Сайласом Хоторном? Боже, я не могу представить, что думают люди в церкви, когда видят нас. Она тусуется с парнем, которого в городе называют антихристом, – жалобно скулит она.

У меня звенит в ушах, пока она продолжает.

– Мы пытались посадить ее под домашний арест, но она просто сбегает. Тьфу, и какой вес! Ты бы видела, сколько она прибавила в весе с тех пор, как встретила его. Это ужасно!

Вода у моих ног начинает подниматься.

В моей голове раздается сигнал о наводнении, и я знаю, что сейчас произойдет.

Если бы она просто держалась от него подальше, как я ей говорила, этого бы не случилось. Наша собственная мать не говорила бы так о своей дочери. Вода не поднималась бы так быстро, и мои легкие не дрожали бы.

– С Сэйдж все в порядке. Я имею в виду, что, по крайней мере, у нас есть один ребенок, который заботится об имидже нашей семьи. Главное, чтобы она не испортила его, – ее шаги удаляются от меня, и я понимаю, что она направляется в противоположную сторону, к кабинету.

Мое сердце бешено колотится в груди, ногти впиваются в ладони. Каждый раз, когда Роуз совершает ошибку, каждый раз, когда она нарушает правила, это как будто погружает мою голову все глубже и глубже под воду.

Я тону. Я чувствую это.

Когда происходят ужасные вещи, некоторые люди превращаются в изящные, нежные желтофиоли, которые растут по углам и ждут, когда их сорвет принц Чарминг.

А некоторые люди становятся воинами.

Они куют себя из железа, создавая слои брони, чтобы защитить то, что осталось. Они становятся жесткими.

Подлыми.

Яростными.

С завистью к тем, кто способен восстановить себя без горьких осколков стекла от травмы.

Входная дверь открывается, и ветер отбрасывает за плечи ее темно-рыжие волосы, которые из-за краски для волос на несколько тонов темнее моих собственных. Ее улыбка осветила бы целую гребаную комнату, если бы можно было превратить ее в электричество, и это должно делать меня счастливой.

Но нет.

– Ха, – говорю я, скрещивая руки на груди. – Я думала, мусор выносят только по вторникам.

Розмари поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Огромная толстовка с капюшоном, принадлежащая ее парню, скрывает ее маленькую фигуру. Улыбка исчезает, и она вздыхает.

– Прибереги свои язвительные замечания для подруг, – она натягивает капюшон и идет на кухню, избегая меня, но я следую за ней.

Я знаю, что должна уйти, пока не сказала что-нибудь хуже, но я не могу остановиться.

– Забавно. Шизик учит тебя быть такой смелой или ты просто сегодня вечером чувствуешь себя дерзкой?

– Не называй его так, – говорит она, захлопывая дверцу холодильника. – И вообще, что у тебя с ними за проблема? Они даже тебя никогда не беспокоили!

Мой язык становится быстрым, острым, смертоносным в считанные мгновения.

В чем моя проблема? Моя проблема?

– Они отбросы, Роуз. Из-за этого наша семья выглядит грязной! – кричу я в ответ.

– Неужели мама так глубоко засунула руку в твою костлявую задницу, что теперь использует тебя как марионетку? Знаешь, если бы я не знала тебя лучше, я бы сказала, что ты завидуешь.

– Завидую? Я? Чему? Твоей банде ментально неуравновешенных придурков? Умоляю тебя, – издеваюсь я, защищаясь.

Чему мне тут завидовать? У меня есть все, что я только могу себе представить.

– Завидуешь, что у меня есть настоящие друзья. Настоящие отношения. В то время как ты проводишь свои дни с фальшивым бойфрендам и бестолковыми людьми, которые могут вонзить тебе нож в спину, как только ты отвернешься. И все потому, что ты слишком боишься расстроить дорогую мамочку! – огрызается она, качая головой.

– Знаешь, может, у меня и не было бы проблем, если бы ты перестала раздвигать ноги перед фриками из Пондероза Спрингс. Боже, неужели ты не видишь, как на тебя смотрят люди? Ты ходячий аттракцион карни шоу⁸! – усмехаюсь я.

Она вздрагивает, отшатываясь назад, как будто я ударила ее по лицу, глаза наполняются грустью. Я говорю себе, что она заслуживает такой же боли, как и я. Я тону в такой жизни каждую секунду, а ей на все наплевать. Несколько резких слов ее не убьют.

Роуз подходит ближе ко мне.

– Нет, это твоя проблема, Сэйдж. Может быть, если бы ты перестала беспокоиться о том, что о тебе подумают люди, ты бы не была такой несчастной сучкой, – пройдясь по мне, она подталкивает меня плечом и проскальзывает мимо.

Оставляет меня тут, пока я теряю самообладание, с сердцем, ноющим в груди. Я прислоняюсь к стене, чувствуя, что ноги вот-вот подкосятся, но я не позволяю им этого.

Ледяная вода прямо у моего носа, и я стараюсь не дать ей просочиться в рот. Я отказываюсь делать это прямо сейчас.

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю через нос, продолжая процесс до тех пор, пока мое сердцебиение не замедляется и вода не прекращает подниматься.

Я повторяю снова и снова:

Я – Сэйдж Донахью.

У меня есть все.

Я не утону.

Я выживу.