Текст книги "Истины, которые мы сжигаем"

Автор книги: Джей Монти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

– Итак, послушай, – объявляет Брайар, переворачиваясь на живот и закидывая в рот кусочек шоколада. – Ты не обязана мне говорить, но я реально должна узнать. Что у вас с Ван Дореном?

Я под кайфом, и последний человек в мире, о котором я хочу думать прямо сейчас, – это он.

Я проглатываю полный рот скитлс и невозмутимо перевожу на нее взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

Она поднимает брови, смотря на меня.

– Я родилась ночью, но не прошлой ночью, Сэйдж.

– Та небольшая ободряющая речь, которую он произнес тебе на заднем сиденье после «Вызова», показалась довольно жаркой, насколько я могу судить, – добавляет Лайра, вертя стебель своей вишни в воздухе.

– Он просто... – я делаю паузу. – Он просто увел меня от Сайласа. Я наговорила ему херни. Если бы это сделал не Рук, то это был бы Алистер или Тэтчер.

Я не хочу врать им о нем, но что бы я им сказала? У меня нет слов, описывающих, чем мы с Руком были. Я никогда ни с кем не говорила о нас вслух и даже не знаю, с чего начать.

Они смотрят друг на друга с минуту, прежде чем Брайар решает высказаться.

– Он смотрит на тебя так, словно испытывает физическую боль. Я не думаю, что он замечает, что делает это, но ему больно смотреть на тебя.

Я уверена, для нее это выглядит как боль. Как будто его мучительно ранит.

В какой-то момент он смотрел на меня с вожделением и потребностью, с желанием и страстью, но сейчас это просто ненависть.

– Это не боль, – говорю я. – Это отвращение. Рук ненавидит меня, и это, пожалуй, единственная эмоция, которую он испытывает ко мне сейчас.

– Сейчас? Значит, что-то было раньше?

Я шумно выдыхаю, провожу обеими руками по волосам и обхватываю свою шею, пока смотрю вниз на кровать. Я ведь могу рассказать им, верно? Они ничего не скажут. Я имею в виду, единственный человек, которого я защищаю в данный момент, – это Рук.

Защищаю дьявола.

Даже после всего того дерьма, что он наговорил, я все еще защищаю его, храню наш секрет, чтобы его друзья не чувствовали себя преданными из-за того, что он скрыл от них правду. Учитывая все то его гребаное дерьмо, которое он говорил мне о лжи, а теперь только один из нас лжет.

И это не я. Больше нет.

– В прошлом году перед смертью Рози, Рук и я, мы… – мы что? Трахались? Впали в некий вид токсичной любви, пропитанной травкой? – Мы тусовались несколько месяцев. Это должна была быть просто маленькая тайная интрижка. Она даже не должна было быть таковой. Это должно было стать лишь одной ночью свободы, о которой никто не узнает. Я не ожидала, что все обернется тем, чем это стало. Я не ожидала, что…

– Влюбишься? – вставляет Лайра, ее зрачки темнеют и расширяются.

Было ли это любовью?

Думаю, это было самое близкое к любви, что я когда-либо испытывала. Я знаю, когда в моей голове все становится мрачным, я вновь переживаю то время, которое мы проводили вместе. Я думаю обо всем, что нам так и не удалось сделать, и какой была бы моя жизнь, если бы я осталась с ним.

Я пожимаю плечами.

– Я даже не уверена, что именно это было. Я просто знала, что к концу этого я хочу быть с ним. Я хотела большего, но мне этого не позволили. Я встречалась с Истоном на тот момент или, следует сказать, была помолвлена с Истоном.

– Прости, ты согласилась на жизнь с Истоном Синклером? – Брайар смотрит на меня, заметно съеживаясь, заставляя меня немного рассмеяться.

– Не добровольно. Его отец подстроил все, а моя семья согласилась, чтобы Стивен Синклер продолжал оплачивать наши счета и финансировать моего отца. Я собиралась свалить после выпускного. Я не собиралась проходить через это. Я планировала рассказать все Руку и уехать с ним. Но...

Его лицо всплывает у меня в голове, его голос, то, как он пах.

Все это так реально.

– Но Истон узнал и угрожал, что заберет Роуз взамен. Он сказал, что я должна порвать с Руком или он сломит Рози. Мне пришлось сделать выбор, и я не могла позволить, чтобы что-то случилось с моей сестрой. Не тогда, когда ее будущее было намного светлее моего. Она бы не выжила, если бы ей пришлось жить такой жизнью. Я вынудила Рука отступить, чтобы спасти Роуз, и, в конце концов, я потеряла их обоих.

Они обе сидят, испытывая разные версии шока.

Эта тяжесть спала с моей груди, когда я произнесла вслух эти слова.

Брайар начинает что-то говорить первой.

– И он все еще не знает правды?

Я качаю головой.

– Ты должна что-то сказать, Сэйдж. Ты просто позволяешь ему расхаживать с ненавистью к тебе!

Имеет ли это значение на данный момент? После всего, что я сказала, после всего, что произошло, стоит ли оно того?

Сомневаюсь, что он еще будет верить мне. Я могла бы сказать ему, что небо голубое, а он все равно подумал бы, что я ему соврала. Отношения без доверия – это бомба замедленного действия. Все, что мы построили за те месяцы, было разрушено, и я не думаю, что мы сможем это вернуть.

Мы – два человека, которым никогда не следовало прикасаться друг к другу. Мы оба слишком твердолобые, чересчур упрямые, два огня, которые постоянно пытаются вспыхнуть сильнее, чем другой. Мы не созданы для вечности.

Я захотела его слишком быстро. Слишком. Из этого не получилось бы ничего нормального, это никогда бы не сработало. Неважно, сколько раз мое сердце пыталось убедить меня в обратном.

Может быть, это все, что нам предназначалось, вот и все.

Мы – двое несчастных влюбленных, которые расстались до того, как Шекспир успел убить нас.

Я прикасаюсь к шраму на моей ключице, напоминание, подарок.

– Я думаю, это к лучшему, что он не знает. Слишком большой ущерб нанесен, чтобы что-то восстановить. Это будет пустой тратой времени.

– Мне просто трудно поверить, что он испытывает к тебе только враждебность. Рук … – Лайра размахивает руками, пытаясь подобрать слова. – Он не обращает внимания на то, что ему безразлично. Тем не менее, каждый раз, когда вы рядом друг с другом, единственное, на чем он может сосредоточиться, – это ты.

Я втягиваю воздух, притягивая колени к груди и вспоминая разговор с Роуз перед тем, как я упала в пламя Рука.

Рук Ван Дорен не обращает внимания на то, что считает скучным. Если он заметит тебя, если ты его заинтересуешь, ты это поймешь, – она смотрит на меня. – И я бы сказала, что он тебя заметил.

Я задаюсь вопросом, всегда ли она испытывала симпатию к нам в качестве пары, но ничего не говорила, опасаясь, что я бы отрицала это или разозлилась на ее предположение о чем-то подобном.

– Он наблюдает за мной только потому, что не доверяет мне. Он думает, что в любой момент я могу сделать что-то, что подвергнет вас, ребята, опасности. Я для него помеха, вот и все.

Я чувствую, как мой телефон вибрирует рядом со мной, экран загорается, показывая, что у меня новое сообщение.

Подняв телефон, я открываю сообщение и обнаруживаю последнее, что хочу видеть.

Неизвестный: Звездочка, встретимся около церкви Святого Гавриила завтра в полдень. И в этот раз тебе лучше иметь информацию.

– Так что, на этом все? Ты даже не рассмотришь то, чтобы поговорить с ним?

Я блокирую телефон, прикусываю щеку изнутри, мой желудок сводит от беспокойства. Холодный бриз кусает меня через открытое окно, ползая по моей коже и пробирая до костей.

– Нет. Мы умерли в тот день, и он намерен продолжать в том же духе, – я поднимаюсь с кровати. – Могу я одолжить у одной из вас толстовку?

Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы отвлечься от этой темы. Сегодняшний день забрал у меня достаточно эмоциональной энергии, и продолжение разговора о Руке – лишь горькое напоминание обо всем, что я потеряла и никогда не верну.

– Ага, возьми одну из моих. Гардероб Брайар состоит из одежды Алистера, а никто не хочет пахнуть, как его мускусный одеколон, – говорит Лайра. – Ну, я имею в виду, кроме тебя, – говорит она в сторону Брайар с ухмылкой.

Я смеюсь, открывая маленькую дверь в очень неорганизованный шкаф Лайры. Она уже была приоткрыта из-за количества одежды, скомканной в кучу, и думаю, я осознаю, что предпочла бы надеть толстовку Алистера, чем рыться в шкафу Лайры.

То ли это потому, что я под кайфом, или я просто нахожу это забавным, но я представляю себе, что именно здесь она держит свой живой экземпляр, о котором не хочет, чтобы мы узнали. Я начинаю слегка посмеиваться, думая об этом.

Тянусь вверх на цыпочках, чтобы схватить темно-фиолетовую толстовку с верхней полки, я дергаю за рукав, и она падает вместе с несколькими другими тяжелыми предметами, которые рушатся на пол.

– Дерьмо, Лайра, прости, – извиняюсь я, наклоняясь, чтобы убедиться, что ничего не сломала. Я быстро пытаюсь собрать одежду и коробку, которые уронила, чтобы вернуть их туда, где взяла.

Коробка из-под обуви среднего размера перевернута на бок передо мной. Сначала я думаю, что это памятные вещи от ее мамы или позитивного опыта в университете. Но потом я вижу дорогостоящий трикотажный кремовый пуловер, который выглядит слишком большим для Лайры.

Тут также есть на половину пустой флакон мужского геля для душа от «Армани», несколько записок, написанных от руки каллиграфическим почерком, который не совпадает с куриными каракулями моей подруги, спонтанные⁶⁵ фотографии и самый обличающий фрагмент головоломки – запонка для отворотов со штифтом, соединяющим стержень, которая предназначена для того, чтобы удерживать края костюма вместе на запястьях, и она выполнена в форме букв T.П.

– Это не... – она встает, и ее лицо становится призрачным. – Все не так, как выглядит.

Я подбираю совершенно белый носовой платок с красным пятном посередине.

– Это не шмотки Тэтчера в коробке, находящейся внутри твоего шкафа?

Лайра всегда изображала себя застенчивой, помешанной на жуках, тем, кто наслаждается своей жизнью невидимки. Но я начинаю догадываться, что это было лишь то, что она хотела, чтобы люди думали.

– Просто, – вздыхает она, – позвольте мне объяснить.

25.

ПОМИЛУЙТЕ, СВЯТОЙ ОТЕЦ

Рук

В западном фольклоре говорится, что ты можешь использовать перекресток, чтобы вызвать дьявола или демона. Зависит от того, какую сделку ты пытаешься заключить.

Их вызывают с помощью ритуальных предметов, которые, как говорят, закапывают в центре пересечения дорог. Именно там ты можешь заключить сделку на желание ценой собственной души. Тебе может быть предоставлено что угодно, что пожелает сердце, но в назначенную дату по выбору демона адские гончие выходят на поверхность из загробного мира, готовые завладеть душой.

Я был призван ради отмщения, чтобы расправиться с кем-то, ради кого я выжидал своего часа. Кто-то, с кем я когда-то заключил соглашение и позволил уйти нетронутым, безнаказанным.

Но теперь пришло время взыскания.

Я прислоняюсь к высокой сосне, звук моей горящей сигареты нарушает тишину.

Целый год я пытался извлечь ее из своей кровеносной системы. Пытался избавиться от нее, как от некой плотоядной болезни, пытался наказать себя за веру в кого-то вроде нее. Сейчас я осознаю, что не могу избавиться от нее.

Я собираюсь вылечить корень инфекции.

Уничтожить вирус у его истока.

И это именно то, что я запланировал сделать, когда обнаружил, что стою здесь, на перекрестке перед церковью Святого Гавриила, уставившись в заднее стекло машины Сэйдж, стоящей рядом с черным седаном.

Я не уверен, кого или что она вызвала в этот мир, когда решила вступить в переговоры с федералами. Когда она решила превратить саму себя в одного из врагов.

Моего злейшего врага.

Но это вызвало совершенно новую степень злобы во мне.

Я пытался найти рациональное объяснение после того, как оставил Сайласа на кладбище. Я попытался угомониться и дать ей некую свободу действий. Может быть, они реально были друзьями ее отца, а она не знала, что они задумали.

В очередной раз я оправдываю ее. Мое сердце идет вразрез с моим нутром и пытается убедить меня в том, что все это недопонимание. Что-то в ней продолжает извиваться под моей кожей, поворачивая все мои винты в обратную сторону и заставляя меня доверять ей, когда она этого не заслуживает.

Когда кто-то тебе показывает свое истинное лицо, ты должен верить ему.

А Сэйдж сегодня предстала во всей своей красе.

Я не преследовал ее, я на самом деле планировал вступить с ней в конфронтацию, но когда увидел, что она выходит из общежития одна, решил проследить. Я ехал за ней на приличном расстоянии, в медленном темпе, но достаточно быстро, чтобы держать в поле зрения ее задние фары.

Когда она подъехала к тому, что осталось от церкви, где ее уже ожидала машина, именно тогда я понял, чем она действительно занималась все это время.

Почему она решила вернуться, ее изначальный план.

Я стою здесь уже около тридцати минут, начиная терять терпение, когда вижу, как детектив Маккей выходит из сгоревших дверей церкви, где они беседовали. Где она болтала своим розовым ротиком обо всем, чем мы занимались, докладывала, была хорошенькой маленькой крысой, какой она и является.

У меня слюни текут от яда, руки чешутся от возмездия. Я отступаю подальше за деревья, пока он садится в свою машину, поворачивает ключ зажигания и медленно выезжает с места.

Я жду, пока не убеждаюсь, что он не вернется, и радуюсь, что Сэйдж все еще внутри здания, которое я когда-то поджег. Я бросаю сигарету на землю, наступая на нее, когда направляюсь к входу.

Странное чувство накатывает на меня. Я не дерганный или взбешенный. Я спокоен, я не преодолеваю импульс. Это как если бы мое тело точно понимало, что мы пришли сюда делать. О чем мы здесь должны позаботиться.

Дверь со скрежетом открывается, отбрасывая солнечный луч на то, что осталось от внутренней части церкви. Пепел и сажа, прилипшие к полу, обгоревшие скамейки и уничтоженная отделка. Все выглядит именно так, как я всегда хотел.

Как в аду.

Пол этого святого места обжигает мне ноги. Я чувствую шипение, обжигающее подошвы, сквозь ботинки.

Мне нравится это чувство, входить в место, которому, как я знаю, я не принадлежу, просто потому, что мне, блядь, захотелось.

Может быть, это потому, что я всегда чувствовал себя более комфортно в хаосе.

Сэйдж находится в передней части, ее руки лежат на одной единственной оставшейся скамье, склонив голову между плечами. С такого расстояния все выглядит почти так, будто она молится.

– Бог не говорит с людьми, которые заключают сделки с дьяволом, – окликаю я. – Разве ты этого не знаешь?

Она вздрагивает, словно мои слова ранят ее, и поворачивается ко мне всем своим телом. С ее лица сходит вся краска, когда ее наихудший ночной кошмар оживает. Я поймал ее с поличным. Здесь никакой лжи, здесь ничто не поможет ей выйти из этой ситуации.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она, нахмурив брови.

Я медленно иду вперед, оглядываясь по сторонам на ущерб, который мой огонь нанес этому святому месту. Месту, пустившему слух о моем демоническом происхождении. Первое место, превратившее меня в монстра.

– Я же говорил тебе, Сэйдж, что буду наблюдать за тобой, разве нет? И хорошо, что я это сделал, – жестоко смеюсь я, – иначе я бы пропустил твою встречу с детективом Маккеем. С каких это пор твой отец начал водить дружбу с ФБР?

Паника охватывает ее. Паутина, которую она сплела, рвется вокруг нее, и она пытается найти что бы такое сказать, какую бы ложь придумать.

– Рук, позволь мне объяснить. Я не…

– Ты не что? – выплевываю я, кривя верхнюю губу, переполненный до краев гневом из-за того, что у нее хватило гребаной смелости солгать мне прямо в лицо после того, как я поймал ее с поличным. – Ты не настучишь федералам о наших планах? – мои шаги отдаются тяжелым стуком. Каждое взвешенное движение вперед только укрепляет мою ярость.

– Нет, это не то, чем тебе кажется. Я понимаю, как это выглядит, но это не так. Мой отец приехал в учреждение вместе с Кейном… детективом Маккеем. И они пытались предложить мне сделку.

– Вот как ты выбралась? Ты заключила гребаную сделку? Чтобы что? Вынюхать, сблизиться с нами, именно так ты сможешь ударить ножом в спину? Чтобы отправить нас всех в тюрьму, прежде чем мы сможем насадить башку твоего отца на кол?

Я приближаюсь к ней, пока она быстро трясет головой из стороны в сторону, отступая от меня с каждым моим шагом в ее направлении. В ее глазах бурлит страх, от которого у меня текут слюнки.

Это не имеет значения. Она может отступать сколько угодно. Она может убегать, если хочет. Это, блядь, не имеет значения, потому что теперь она в моей ловушке.

И я ни за что на свете не позволю ей выбраться из нее.

– Нет! – выкрикивает она. – То есть да, но я не собиралась этого делать. Мне просто нужно было, чтобы они выпустили меня, чтобы я могла помочь вам, ребята, добраться до моего отца. Я собиралась обмануть их, не вас. Мне просто нужно было, чтобы они доверились мне настолько, чтобы выпустить меня. Вот и все.

Я прикусываю нижнюю губу, ухмыляясь.

– А ты хороша в этом, да? Заставлять людей верить тебе.

Ее спина ударяется о переднюю стенку исповедальни. Прочное дерево, из которого она сделана, сражалось с жаром огня, оставаясь в большинстве неповрежденным. Я могу практически ощущать учащенное сердцебиение в ее груди.

– Я не вру, не тебе. Клянусь, это правда. Кейн работает с группировкой под названием «Ореол». Все они... они люди, которым мой отец должен денег. Они захватывают девушек в округе Пондероза Спрингс и продают их, – она протягивает руки вперед, выставляя ладони, как будто это остановит меня, помешает мне сделать то, что я хочу. – Я лишь хочу остановить своего отца, а потом уйду. Клянусь тебе. Как и в ту первую ночь возле дома у озера, я говорю правду. У тебя всегда были все мои истины, все они.

Так много вопросов проносится у меня в голове, я ошеломлен информацией, которую она только что выдала. Что за хуйня этот «Ореол»? Оба федерала нечисты? Она вообще говорит мне правду?

Я пытаюсь переварить информацию. Я пытаюсь осмыслить, чтобы принять то, что она сказала, и услышать ее слова, но я физически не могу.

Температура моего тела настолько высока, что моя одежда вот-вот расплавится. Мой мозг кипит, а багровый оттенок начинает просачиваться в уголках моего зрения. Я ждал целый год, чтобы заставить ее почувствовать эту боль, с которой она оставила меня. Это предательство. Я хочу причинить ей боль. Заставить ее заплатить.

Но вспышки о девушке на том причале, сломленной и разорванной на части своим прошлым, ударяют меня. Они проносятся в моей памяти на высокой скорости, орган внутри моей груди пытается привязаться к ним. Я опять там, снова оказываюсь в дураках.

Но я отказываюсь это делать.

Я приближаюсь к ней, хлопая ладонью по стенке исповедальни с такой силой, что мою руку жжет.

– Все. Что ты. Блядь. Делаешь. Это. Ложь, – цежу я, оскалив зубы, как бешеный волк, изголодавшийся по пище.

Ее руки упираются мне в грудь, пока она агрессивно трясет головой.

– Вот почему я не сказала тебе изначально, ты гребаный хрен! Неважно, что я скажу, ты мне не поверишь! Мне нечего тебе сказать, чтобы заставить тебя доверять мне!

Я на пределе. Я начинаю троить.

Из-за ее глаз.

Они, блядь, пылают. Ярко-голубые, как обжигающее пламя, сияя так, как они это делали, когда мы были вместе. Когда я думал, что она – нечто большее. Когда слова, слетающие с ее губ, были пропитаны святой водой.

Они так чертовски красивы, и это ранит.

Это еще больнее, чем порезы Тэтчера, больнее, чем удары Алистера, больнее, чем слова моего отца. Мне так чертовски больно, что я не могу дышать. Каждый вдох ощущается как иглы в моем горле.

И впервые в жизни я хочу, чтобы боль прекратилась. Мне нужно, чтобы это, блядь, прекратилось.

Нет, нет, нет, повторяю для самого себя.

– Потому что все, чем ты являешься, – это предательский, гребаный яд. Я доверял тебе, и посмотри, к чему это, блядь, привело.

Не позволяй ей снова так с тобой поступить , Рук. Не ведись на это . Это гребаная уловка. Прелестная отрава – яд, который все еще пульсирует по моим венам.

Я обхватываю ее хрупкую шею, используя этот рычаг, чтобы рывком притянуть ее ближе к себе. Ее запах совсем близко и только для моего обоняния, что вызывает покалывание. Я прижимаюсь к ней своей талией, чувствуя, насколько она мягкая в противостоянии мне. Чувствую, насколько было бы легко ее сломать.

Мой член напрягается, натягивая джинсы.

Когда-то я считал, что она ощущается ангельски в моих руках. Некий ангел, который забрел слишком далеко от дома и оказался в тисках чего-то зловещего.

Теперь она ощущается лишь как грех.

Грех.

Первобытный, горячий и аморальный.

Это единственное, чего я лишаю свое тело вот уже год. Отказываюсь от искушения, наказываю самого себя за то, что сейчас непосредственно передо мной. И я не знаю, как я собираюсь сохранить контроль.

– Я никогда не лгала тебе, Рук. Не в том смысле, в каком ты думаешь, – она судорожно хватает воздух напротив моей хватки. – Я хотела, чтобы ты держался…

– Самое низменное, самое черное, самое дальнее от Рая, – перебиваю я ее, сжимая пальцы настолько, чтобы она заткнулась. – Вот куда попадают предатели. Ты знала об этом? Вот куда я собираюсь, нахуй, отправить тебя.

Я не хочу слышать ее оправданий. Я больше не хочу слышать никакой лжи.

Теперь моя очередь причинить ей боль. Теперь ее очередь понести наказание.

– Предательские шлюшки, как ты, заслуживают наказания, – рычу я, поднимая руку к ее лицу, вынуждая ее губы морщиться, когда мои пальцы сдавливают ее щеки.

– Ты звучишь ужасно, блядь, ханжески для парня, которого они прозвали Люцифером. Разве ты не должен вознаграждать за грех? – язвит она, ее голос густой и вязкий, как сироп от кашля, оставляющий мне горечь.

Борется со мной именно так, как я хочу от нее.

Я уже не хочу, чтобы она была сломлена. Я хочу, чтобы она была гребаным бойцом, чтобы это ощущалось еще лучше, когда я буду издеваться над ней.

Мой ремень зарывается в мягкую плоть ее живота, когда я использую свободную руку, поглаживая ее задницу, заставляя эту коротенькую, коротенькую джинсовую юбку задираться. Мои пальцы медленно движутся между ее ног, нависая над ее киской, прямо поверх ее трусиков.

Жар, излучаемый между ее ног, делает мои колени чертовски слабыми.

– Нет, Сэйдж, это мой ад. Мое царство. Мои гребаные правила. Я вознаграждаю только хорошеньких маленьких шлюшек.

Прямо как я и предполагал, она задыхается, открывая рот. Я сразу плюю на ее розовый язык, используя руку на ее лице. Сжимаю ей челюсть, закрывая так, что она вынуждена проглотить.

Мои губы обрушиваются на ее, в моем нутре желание сблизиться. Это все зубы и язык. Ее яд сладкий на вкус, слишком, блядь, сладкий. Она прижимается ко мне, двигая своим ртом напротив моего, соответствуя моему одичавшему голоду.

Я изливаю все свое отвращение, исцеляя ее своим языком, проклиная ее своим ртом. Я сильно прикусываю ее нижнюю губу, слегка оттягивая, когда поднимаю руку между ее бедер, пропитывая ее же влагой, которая прилипает к моей коже.

– Чертовски жалкая. Посмотри, насколько ты мокрая. Как долго ты думала об этом? Обо мне?

Ее лицо вспыхивает, щеки горят от смеси удовольствия и смущения.

Я опускаю руку с ее лица к передней части ее футболки с глубоким вырезом, хватаюсь за материал и дергаю вниз. Разрыв ткани эхом отдается в воздухе, и я остаюсь смотреть на ее молочные сиськи, выглядывающие из ее черного лифчика.

Моя голова опускается, и я глубоко вдыхаю, наполняя свои легкие ее запахом. Я провожу одним долгим, медленным облизыванием от ложбинки между грудей к шраму, который проходит вдоль ее ключицы. Такой же шрам на моем теле начинает пульсировать.

Целый год я лишал сам себя этого, а теперь запретный плод тает у меня в руках. Все, о чем я могу думать, – это о пиршестве. На данный момент моего самоконтроля не существует.

Я разворачиваю ее тело кругом и прижимаю ее к стенке исповедальни. Она тянется и хватается за деревянные брусья, которые разделяют две кабинки. Я использую обе свои руки, чтобы поднять ее юбку, задирая ее вверх до талии, пока вся ее задница не становится видна.

– Рук... – выдыхает она.

– Это исповедь, Сэйдж. Она начинается не так, – шиплю я, проводя одной рукой вверх по ее позвоночнику, и собираю горсть ее коротких волос в руку. Дергаю на себя так, чтобы она выгнулась своей задницей в мой член. – Или ты так далеко пала от благосклонности, что ты не помнишь?

Я разминаю ладонью ее задницу, давая ей всего несколько мгновений на ответ, прежде чем отдергиваю руку назад, шлепая ее плоть. Моя ладонь горит от удара, и я смотрю вниз, наблюдая, как кровь уже приливает к поверхности ее бледной кожи.

Она визжит от неожиданности, этот незначительный шум – прямой выстрел в мой пах, заставляющий меня вжиматься в нее сильнее.

– Ответь мне.

– Иди к черту. Не имеет значения, что я скажу. Ты хочешь трахнуть меня так сильно, что это заставляет тебя выглядеть глупо, – цедит она, даже несмотря на то, что я знаю, чего она хочет.

Я ухмыляюсь, хотя она не может это увидеть.

Она хочет меня так сильно, что даже не может смотреть правде в глаза, но она никогда не сдается так просто. Вот почему это так весело.

Я знаю ее тело, что заставляет его тикать, что заставляет его взрываться. Все тонкости ее киски. Она может демонстрировать все, что хочет, меня это вполне устраивает. Это только сделает конечный результат гораздо лучше.

– Я живу в аду, ТГ. Припоминаешь? – мурлычу я. – Ты помогла отправить меня туда.

Я снова отдергиваю руку, посылая еще один жесткий шлепок по ее коже, заставляя ее подпрыгнуть. Я чувствую ее попытку отстраниться от боли, но я удерживаю ее на месте за волосы, не позволяя ей сдвинуться.

Она прочувствует эту боль. Она будет чувствовать ее столько, сколько я ей скажу.

Я потратил год, наказывая самого себя за нее, теперь ее очередь.

– Не двигайся, блядь, пока я не скажу.

Шлепок.

Шлепок.

Шлепок.

Три дополнительных грубых удара по ее чувствительной коже заставляют ее дрожать в моей хватке. У меня слюнки текут при виде ее круглой задницы, полностью опухшей и пульсирующей. Я замахиваюсь, чтобы нанести еще один удар, но слышу ее сладкий голос, приторный и прерывистый.

– Я... – заикается она. – Прости меня, ибо я согрешила.

Я провожу рукой по воспаленной коже, нежно растирая ее медленными круговыми движениями.

– Ммм, вот это хорошая маленькая шлюшка.

Пробираясь пальцами к ее центру, я обнаруживаю через нижнее белье, что она насквозь промокла. Промокла для освобождения, промокла для меня. Я отодвигаю материал в сторону и подушечками пальцев массирую ее клитор.

Она громко стонет, потираясь своими бедрами о мою руку. Я перемещаю пальцы назад, проскальзывая двумя внутрь ее тесного, гладкого влагалища. Мои пальцы двигаются в нее и обратно, загибаясь, когда они исчезают в ее киске, задевая это местечко так глубоко внутри нее. Никто другой никогда не сможет касаться ее так, как это делаю я.

Здесь, пока она склонилась у исповедальни, в руинах сгоревшей церкви, я осознаю, что она никогда не была Евой.

Я не прокрадывался в Эдемский сад и не похищал ее, искушая ее плодом. Нет, это было бы слишком просто.

Она всегда была моей Лилит.

Причина, по которой я лишился благодати, падал сквозь облака и был брошен в преисподнюю. Проклят на вечную жизнь в огне из-за нее.

– Исповедуйся, – ворчу я, пытаясь расстегнуть рукой ремень и молнию. – Расскажи мне то, что я уже знаю. Что тебе нравится быть моей грязной, гребаной шлюхой.

– Рук, пожалуйста. Мне нужно...

– Я знаю. Я знаю, что тебе нужно. Но сначала, ты дашь мне то, что нужно мне.

Я замедляю темп пальцев, дразня ее, давая ей достаточно, чтобы она почувствовала удовольствие, но явно недостаточно, чтобы реально насладиться ощущением.

Вытащив член из джинсов, я свободной рукой поглаживаю себя, пока подвергаю ее преднамеренной пытке. Капли предэякулята с моего пульсирующего кончика падают на ее задницу.

– Мне нравится быть твоей грязной шлюшкой, – хнычет она. – Я хочу, чтобы ты трахнул меня, сломал меня, использовал меня.

Я больше не могу сдерживаться.

Я заменяю пальцы на свой член, толкаясь в нее без предупреждения. Мы оба стонем, когда я вхожу в нее, полностью проскальзывая внутрь ее шелковых стенок, пока я не могу двигаться дальше. Она пульсирует вокруг меня, сжимает меня, как в тиски.

– Твоя пизда принимает меня так чертовски хорошо.

Ее спина выгибается, позвоночник растягивается, когда она толкается, глубже насаживаясь на меня.

Такая узкая и такая теплая.

Я начинаю ускорять темп, постанывая при этом. Жесткие шлепки заполняют душный воздух вокруг, когда мой член так легко скользит внутрь и наружу. Мои шероховатые ладони тянутся, чтобы обхватить ее за обе руки, удерживая свои собственные прямо, используя этот новый захват, чтобы трахать ее с большей силой.

Ее хныканье и всхлипы подливают масла в огонь. Я наблюдаю, как ее задница покачивается от силы моих толчков. Каждое мое проникновение в нее ощущается как очередная ее инъекция в мои вены. Прямые выстрелы адреналина в мою систему.

Она такая чертовски опьяняющая.

– Рук, я... – она стонет, пытаясь сформулировать слова, но я уже знаю, что она хочет сказать.

Под этим углом мой холодный пирсинг снова и снова щекочет ее точку G.

– Я знаю. Кончи на весь мой член. Будь для меня хорошей шлюшкой и кончай.

Она ломается, разлетаясь на куски на мне. Ее пизда плотно обхватывает меня, сжимая и отказываясь отпускать. Сэйдж заливает мой член, пропитывая мою длину своими соками.

Я продолжаю проникать в ее тело, даже несмотря на то, что она дрожит в моих руках, хныча от переполняющего ее удовольствия. Пот капает с моего лба, мое тело гонится за этим кайфом.

Мое собственное освобождение прокатывается сквозь тело, накрывая меня, будто волной.

Я громко стону, когда сквозь меня проносятся разряды, ломая мои кости, пока я изливаюсь в ее жар, заполняя ее собой до краев, настолько, что я вытекаю из ее тела.

Тело Сэйдж обмякает в моих руках, содрогаясь от прилива ее оргазма. Я тяжело дышу, на мгновение у меня перехватывает дыхание, прежде чем отстраниться от нее. Я выскальзываю из нее, возвращая трусики на место, чтобы остановить свою сперму, которая начинает капать из ее чувствительной киски.

Я чувствую, как мой член снова начинает твердеть только при мысли о том, что она ходит с моей спермой, пачкающей ее нижнее белье.

Я застегиваю ремень, прежде чем замечаю, что она повернулась ко мне лицом, ее тело расслаблено, прислонившись к исповедальне, а обжигающе голубые глаза прожигают меня.

Она ждет, что я что-нибудь скажу, ждет, что я объясню, что только что произошло между нами двумя.

– Что? – рявкаю я.

Вспышка боли мелькает на ее лице, но она быстро ее скрывает. Кивнув головой, она зажимает нижнюю губу между зубами. Поправляет свою футболку, насколько это возможно, и одергивает юбку вниз, где она и должна быть.

– Так, ты можешь трахнуть меня, но не можешь доверять мне?