Текст книги "Царская Русь"

Автор книги: Дмитрий Иловайский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 54 страниц)

Обыкновенно рядом с кремлем или вокруг него находился посад, который составлял самую большую и населенную часть города и который в свою очередь окружен был стеной с башнями или земляным валом и рвом. Тут жило торговое и промышленное городское население, обложенное государевым тяглом, а рядом с ним помещались разного рода служилые люди: стрельцы, пушкари, затинщики, воротники, казаки, рассыльщики и т. п. Иногда, впрочем, эти служилые люди и некоторые промышленники выселялись из города и составляли примыкавшие к нему слободы, каковы: стрелецкая, казацкая, пушкарская, рыбная, ямская и пр. На посаде было несколько церквей, земская изба, гостиный двор, где обязаны были останавливаться приезжие торговцы, таможный двор, торговые ряды с лавками, амбары для товарных складов, и кружечные дворы, т. е. казенные кабаки. Дворы тяглых посадских людей назывались «черные», т. е. обложенные податями, а дворы служилых людей считались белыми. К последним причислялись дворы церковнослужителей и монастырские. Хотя посады, по обилию лавок и торговых шалашей или палаток и по еженедельным торжкам или базарам, имели торгово-промышленный характер, однако едва ли не половина посадских обитателей занималась земледелием или сельским хозяйством. Во-первых, служилые люди, жившие здесь, как дети боярские, так стрельцы, казаки и пр. только отчасти получали государево жалованье деньгами, а главным образом имели земельные наделы, которые или сами обрабатывали, или сдавали крестьянам. Во-вторых, на посаде и в слободах жили многие крестьяне, занимавшиеся хлебопашеством. А посадские черные люди владели на общинных началах большими земельными пространствами, приписанными к городу, как пашнями, так лугами и лесными угодьями; с этой земли вносили в казну подати и разные поборы за круговой порукой. Земли эти они обрабатывали собственными семьями, а иногда сдавали на оброк. Иногда и сами городские общины брали на оброк земли монастырские и частных владельцев. Таким образом, в мирное время городская жизнь легко сливалась с жизнью сельской, уездной. В случае же военной опасности не только все городские, но и почти все уездное население, по крайней мере ближнее, должно было запереться в городе. Ворота замыкались; неукрепленные слободы и всякие предместья выжигались, а кремль и посад переполнялись народом, который садился в осаду с своими хлебными запасами и с домашним скотом; так что в осажденном городе обыкновенно делалась ужасная теснота, от которой происходили всякие неудобства и болезни. Посему окрестные жители нередко при появлении крымцев предпочитали спасаться в лесные и болотистые трущобы, чем садиться в осаду.

Как и служилый класс, посадские люди разделялись на три статьи: на лучших, средних и молодших. Не во всяком городе существовали все эти статьи, а только в значительных городах. Класс молодших людей, по-видимому, составляли ремесленники, земледельцы и вообще чернорабочие; среднюю и лучшую статьи представляли мелкие торговцы и более крупные или купцы. Из последних выделялись еще самые богатые или первостатейные купцы, которые носили название «гостей» и пользовались разными правами и привилегиями; они вели большую или оптовую торговлю, и притом беспошлинную, имели право ездить в другие государства и пр. По Судебнику за бесчестье гостей взималось пени 50 рублей, тогда как за бесчестье средних торговых статей полагалось 5 рублей, наравне с людьми боярскими; а за молодших людей назначен один рубль, наравне с пашенными крестьянами. Класс гостей существовал только в таких больших торговых городах, как Москва, Новгород и Псков. В Москве они составляли особую гостинную сотню; кроме нее из крупного купечества выделилась еще суконная сотня. А затем здесь существовало несколько купеческих сотен, которые отчасти пополнялись переводом богатых купеческих семей в Москву из других городов^{75}.

В отношении к внутренней истории Московской Руси XVI век замечателен попытками Московского правительства оживить древний общинный дух русского народа и дать общинным учреждениям больше самостоятельности в областном управлении и судопроизводстве. Они были вызваны народным неудовольствием и частыми жалобами на притеснения, вымогательства и всякие неправды наместников и волостелей, которые особенно усилились в смутную эпоху малолетства Ивана IV и повлекли за собой умножение воров и разбойников. Попытки эти наглядно выразились в целом ряде губных и уставных грамот. Губные грамоты предоставляют городским и сельским общинам право самим отыскивать воров и разбойников, судить их и казнить посредством выбранных ими губных голов и лучших людей. (Губой называлась часть уезда или волости, собственно судебный округ.) Первые известные нам таковые губные грамоты относятся ко времени боярского управления, которые написаны от имени великого князя Ивана Васильевича, тогда еще малолетнего. Это именно грамоты Белозерская и Каргопольская, помеченные октябрем 1539 года. Они выданы по челобитью самих жителей Белозерского и Каргопольского уездов: жители жаловались на то, что разбойники их грабят, села и деревни жгут, путников на дорогах убивают; причем имеют притоны у разных людей, которые принимают от них награбленную рухлядь, а великокняжие приставы и сыщики своей волокитой и вымогательствами причиняют жителям большие убытки. Вняв этим жалобам, грамота поручает всем жителям уезда, князьям, детям боярским, всем служилым людям и крестьянам, с общего совета, выбрать на каждую волость человека три или четыре из детей боярских грамотных в губные головы, да к ним прибрать старост, десятских и человек пять-шесть лучших крестьян. Эти выборные власти пусть разыскивают как самих разбойников, так и их пристанодержателей, подвергают их пытке и затем уличенных пусть бьют кнутом и казнят смертью, а имущество их выдают пограбленным; о чем потом посылают списки в Москву к боярам, «которым разбойные дела приказаны» (т. е. в Разбойный приказ). В 1541 году губная грамота дана была Пскову по жалобе псковичей на правосудие и вымогательства наместников. Тогда же начали давать подобные грамоты и по другим городам. В царском Судебнике 1550 года (по статье 60-й) постановляется уже общим правилом, чтобы наместники «ведомых разбойников» отдавали на суд губным старостам; а «старостам губным, опричь ведомых разбойников, у наместников не вступаться ни во что». Тут губные головы названы старостами, и это последнее название за ними осталось, а лучшие люди, выбираемые им в помощь, получили название целовальников – общее тогда название для всех выборных людей, приставленных к какому-либо делу и целовавших крест, т. е. приносивших присягу в добросовестном исполнении порученного им дела.

Московское правительство в своем распоряжении идти навстречу народным желаниям не ограничилось утверждением и распространением губных учреждений, но пошло и далее. Приблизительно в ту же эпоху юности Ивана IV, в эпоху влияния Сильвестра и Адашева, оно попыталось совсем отменить своих наместников и волостелей и поставить на их место земские учреждения, т. е. дать земским общинам почти полное самоуправление. Уставные грамоты на такое самоуправление давались сначала по просьбе самих жителей. Некоторые посадские и крестьянские общины присылали в Москву своих уполномоченных с челобитной грамотой, в которой излагались жалобы на великокняжих кормленщиков, т. е. наместников и тиунов; от их насилий и вымогательств, а также от татей и разбойников многие жители «разбрелись порознь», станы и волости пустели, а наместники с их тиунами, праветчиками и доводчиками продолжали взимать сполна свои кормы и всякие поборы с оставшихся посадских людей и становых или волостных крестьян. По челобитью жителей, Московское правительство от имени царя и великого князя Ивана Васильевича отменяло у них наместников и тиунов, вместо которых разрешено приписанным к известному посаду жителям выбирать по нескольку лучших людей, которые назывались излюбленными головами или старостами и ведали все те дела, которыми прежде ведал наместник, т. е. творили суд и расправу, собирали установленные пошлины и оброки и сами отвозили их в Москву. При мирских разрубах и разметах этих пошлин и оброков в севернорусских областях обыкновенно единицей обложения у крестьян служила обжа, а у посадских – двор, которые приравнивались друг к другу. При сем земские общины отнюдь не были избавлены от наместничьих и тиуновых кормов и поборов. Только эти кормы и поборы были переложены на деньги и доставлялись в Москву вместе с государевыми оброками. В помощь излюбленным головам и старостам для исполнения полицейских обязанностей выбирались сотские, пятидесятские и десятские, а для суда и денежных сборов выбирались к ним так наз. целовальники; письмоводство вел при них земский дьяк, также выбранный общиной или миром. Все сии власти, собранные вместе, составляли земскую избу.

Древнейшая известная нам в этом смысле уставная грамота дана в 1552 году посадским и крестьянам Важского уезда; он был разделен на два стана по двум посадам, Шенкурью и Вельску, и потому составил две земские избы, в каждой по десяти излюбленных голов, выбранных миром из посадских людей и волостных крестьян. (Тогда как губные старосты выбирались только из детей боярских, т. е. из помещичьего сословия.) Из последующих таковых же уставных грамот заслуживает внимания грамота, данная в 1556 году жителям Двинской земли или нижней ее половины, средоточием которой был город Холмогоры. По этой грамоте хотя наместники и тиуны Двинские не отменялись, но от суда и сбора доходов они отстранялись, а дела эти поручались двум излюбленным жителями головам с пятью или шестью товарищами, также выбранными из лучших людей. Двинские излюбленные головы, или судьи, по-видимому, были в то же время и губными старостами; в помощь им для поимки татей и разбойников на посаде, в станах и волостях поручалось выбрать сотских, пятидесятских и десятских, таких, «которые были бы добры и прямы и всем крестьянам любы». Все эти излюбленные власти выбирались, по-видимому, без сроку, так как жителям предоставлялось право переменять их и на их место выбирать других лучших людей.

Правительство Московское, как само говорит в некоторых грамотах, в это время, с одной стороны, осаждалось частыми жалобами городов и волостей на притеснения кормленщиков, т. е. наместников и волостелей, которые старались вымогать поборы сверх положенных; с другой, оно подвергалось «докуке и челобитьям многим» от самих кормленщиков на то, что посадские и волостные люди не платят им положенных кормов, не даются им под суд, бьют их, взводят на них поклепы и затевают с ними большие тяжбы (когда оканчивался срок кормления наместников и волостей). Поэтому оно пришло к мысли повсюду отменить суд и управу своих кормленщиков, на место их поставить излюбленных голов и старост, а разнообразные кормы заменить определенными денежными оброками, смотря «по промыслам и по землям», которые должны были доставляться в царскую казну дьякам; из этих оброков предполагалось выдавать время от времени вознаграждение боярам и детям боярским, смотря по их «отечеству и дородству». Причем с отменой прежней системы кормлений предположено было усилить наделение служилых людей поместьями. В таком именно смысле в сентябре 1556 года был издан указ, который начинается словами: «Царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси со своею братиею и с боярами приговорил о кормлениях и о службе всем людям, как им впредь служити». Выше было сказано, что относительно ратной службы этим указом определялось, сколько ратников и с какого количества земли должны были выставлять помещики во время войны. А те помещики, которые, имея земли, совсем не выставили ратных людей, обязаны были вносить за них особые деньги.

Но намерение правительства отменить систему кормлений, повсеместно заменив наместников и волостелей излюбленными головами и старостами, не было приведено в исполнение. Такому развитию земского самоуправления воспрепятствовали разнообразные причины. Во-первых, оно не могло быть распространено на окраинные области, угрожаемые неприязненными соседями, в особенности южные и восточные, которые требовали постоянных оборонительных мер, и потому управлялись не только наместниками и царскими дьяками, но иногда и прямо воеводами, имевшими в своих руках более сильную власть. Отсюда мы видим, что земское самоуправление применялось собственно отчасти в областях центральных, а главным образом в северных, бывших Новгородских и Псковских, сохранявших еще предания вечевого быта. Во-вторых, земское самоуправление мало согласовалось с общим развитием государственного строя, т. е. с развитием московского самодержавия и начала приказного, направленного к централизации, к сосредоточению всего управления в государевой столице. С таким направлением совместимо было существование общин не всеуездных и не всесословных, а только мелких, посадских и волостных, и притом имевших своей задачей по преимуществу разверстку податей и повинностей. В этом смысле мало-помалу сложилось действительное значение земского, или общинного, самоуправления. В-третьих, наконец, существованию сколько-нибудь самостоятельных общин препятствовали все более выступавшие сословные грани, т. е. преобладание в государстве военнослужилого сословия, с одной стороны, и постепенное закрепощение крестьянства – с другой. Хотя по губным и уставным грамотам того времени общинными правами, по-видимому, пользуются крестьяне и владельческие и черные, но в действительности пользование этими правами для первых затруднялось отношениями к владельцам и их прикащикам, так что, в сущности, правами общинного самоуправления могли пользоваться только крестьяне черные, или государевы. Но и сии последние по своим ведомствам, а также по своим занятиям или промыслам разделялись на разные группы, которые могли составить только мелкие отдельные общины, каковы: крестьяне черносошные, дворцовые, рыбники, бортники, бобровники и пр. Сам Иван IV, в лучшую пору своего царствования, т. е. в эпоху Сильвестра и Адашева, покровительствовавший земским общинам, потом явно стремится к их ограничению или, точнее, к обращению их в низшие служилые единицы, так что выборы излюбленных старост и целовальников становятся не правом общин, а их повинностью. Отсутствие определенного вознаграждения за выборные должности также немало способствовало их упадку; смотря на свои должности как на повинность выборные люди, естественно, старались вознаградить себя сами; поэтому на их вымогательства и притеснения впоследствии явились такие же жалобы, какие слышались относительно наместников, волостелей и тиунов. Особенно такое направление приняли губные учреждения, так как в губные старосты выбирались дворяне и дети боярские; они тяготились отправлять безмездную земскую службу. Но губные учреждения, имевшие более определенное назначение, т. е. разбойные и татенные дела, получали более широкое распространение в Московском государстве, чем земское самоуправление, и потом на много лет пережили последнее^{76}.

Вообще система областного управления и суда в Московском государстве той эпохи представляет, на первый взгляд, замечательное разнообразие и неравномерность. В одних областях второстепенные города вместе с целым уездом подчинены были наместнику главного города; в других эти второстепенные города имели своих наместников, или городских прикащиков, непосредственно сносившихся с Москвой; в третьих – даже волостели, ведавшие не городами, а селами, составлявшими волость, тоже не были подчинены наместникам, а прямо сносились с Москвой. Одни наместники имели право боярского суда, другие его не имели, третьи имели обширную власть и военную и гражданскую, т. е. были воеводами. Одни области управлялись кормленщиками, т. е. царскими наместниками и волостелями; другие имели свое земское самоуправление, т. е. ведались и судились своими выборными людьми; в одних областях уголовным судом ведали сами наместники, в других – губные старосты и т. д. Такое разнообразие произошло главным образом потому, что Московское государство слагалось постепенно по мере присоединения древних русских княжеств и земель; причем каждая вновь присоединенная область получила свое устройство; но московские порядки вводились в ней не вдруг, а более или менее постепенно, сообразуясь с обстоятельствами. Присматриваясь ближе к устройству областей, замечаем, однако, в них общие начала, общие черты, обнаруживающие дальновидность и целесообразность московской объединительной политики. Так, мы видим, что эта политика избегала создания больших областей, имевших во главе правителей с обширными полномочиями, а держалась сначала мелких земельных единиц. Только некоторые окраинные пункты стояли во главе значительных областей и имели воевод или наместников с обширными полномочиями, каковы: Новгород, Псков, Смоленск, Рязань и Астрахань. Но, во-первых, наместники не оставались в долгу, а во-вторых, обыкновенно их было по двое, в-третьих, делопроизводством заведовали доверенные государевы дьяки. Вся сила московской централизации из провинций была перенесена в столицу. Здесь она существовала в виде различных приказов, в которых непосредственно сосредоточивалось управление областями.

Начало московских приказов восходит к эпохе предшествующей; они возникли из тех отраслей управления или хозяйства, которые великим князем поручались или приказывались какому-либо боярину, дьяку, казначею, дворецкому и т. п. Образование из них постоянных государственных учреждений, называемых избой, палатой, двором, приказом, по некоторым признакам, начато было великим организатором объединявшейся Московской Руси Иваном III. Так, в его время, по-видимому, получили свое начало или уже существовали следующие приказы:

1. Дворцовый, известный впоследствии под именем «Приказа Большого Дворца», ведавший дворцовые имения, дворцовое хозяйство и дворцовую службу. Здесь начальствовал великокняжий дворецкий, а при нем состояли «дворцовые дьяки». С присоединением к Москве княжеств Тверского и Рязанского в Москву переведено было хозяйственное их ведомство и здесь некоторое время существовали как отдельные учреждения: «Тверской Дворец» и «Рязанский Дворец», потом, вероятно, слившиеся с Приказом Большого Дворца. 2. Казенный двор, имевший во главе своей «казначея» с дьяками и ведавший «всякую домовую казну государя», куда относились также сундуки с посольскими и договорными грамотами и прочими бумагами собственного государева архива. 3. Земский двор, или приказ, главным образом имевший в своем ведении внешние распорядки (полицию) в самой столице. 4. Холопий приказ, сосредоточивший все дела о холопах. К тому же времени, вероятно, относится и начало приказов: 5. Конюшенного, 6. Ямского, а также 7. Разрядного, 8. Поместного и 9. Посольского. Наиболее важный из них, Разрядный, по преимуществу вел книги служилому сословию, производил назначения и распорядки о его службе, как военной, так придворной и областной; он ведал раздачей кормлений, вотчин и поместий; в нем хранились боярские и дворянские родословицы и велись все дела по местническим счетам. Первоначально он составлял, по-видимому, главное отделение в канцелярии боярской думы. В XVI веке из сей канцелярии, как надо полагать, выделились четыре приказа: «Разрядный», «Посольский», «Поместный» и «Казанского Дворца». Эти четыре отделения думской канцелярии превратились в приказы, потому и носили название четвертей, или «четвертных приказов». Отделение Казанского Дворца, или Казанская четь (четверть), образовалось вслед за покорением Казани и Астрахани; оно ведало всем Поволжьем. Впоследствии, в XVII веке, находим и другие приказы, ведавшие делами и доходами областными и носившие название четей, начало которых, вероятно, относится к более раннему времени; каковы: Нижегородская, Владимирская, Галицкая, Костромская, Устюжская и Сибирская. Кроме того, в XVI веке встречаются приказы, или избы, и палаты: Разбойный, ведавший уголовными делами, Стрелецкий, Пушкарский, Челобитный и некоторые другие.

Вообще к началу XVII века число московских приказов было уже весьма значительное. Хотя эти приказы, чети и палаты поручались обыкновенно боярам и их товарищам, но так как делопроизводством здесь заведовали дьяки, то к ним и перешло главное значение в приказах. Некоторые приказы поручались прямо дьякам и даже назывались их именами; в последней четверти XVI века встречаем в царских грамотах выражения: «четь дьяка нашего Дружины Петелина» и «четь дьяка нашего Ивана Вахрамеева». Дьякам поручались преимущественно те помянутые приказы, которые выделились из канцелярии боярской думы, т. е. четверти. Так, в Посольском приказе начальствовали в XVI веке известные дьяки, сначала Иван Висковатый, а потом братья Андрей и Василий Щелкаловы, которые в разное время стояли также во главе Разрядного приказа. Современники их, дьяки Елизар Вылузгин заведовал Поместным приказом, а Дружина Пантелеев – Казанским Дворцом. Письмоводством в приказах занимались подьячие, которые и стали известны преимущественно под именем «приказных людей». По словам одного иностранца (Флетчера), эти четыре дьяка получали большой по тому времени денежный оклад: Щелкаловы по 100 рублей; Пантелеев 150, а Вылузгин 500 рублей.

Все сии отдельные отрасли суда и управления объединяло и стояло в их главе учреждение, наследованное от удельно-княжеского периода, т. е. боярская дума. Согласно с развивавшимся государственным и притом самодержавным строем Московской земли, эта дума получила теперь более определенные очертания. Будучи ближайшей помощницей государя, она хотя имела при нем только совещательное значение, тем не менее приобретала характер прочного и необходимого государственного учреждения с известным кругом действия и ограниченным составом своих членов. Только те члены боярского сословия заседали в думе, которые были пожалованы саном боярина и окольничего, с прибавлением еще таких важных придворных должностей, как дворецкий, казначей, кравчий; кроме того, в нее сажались царем немногие дети боярские, которые во второй половине XVI века называются «думными дворянами». Письмоводством при думе, или думской канцелярией, заведовали «думные дьяки». Из этой канцелярии, как мы видели, выделялись постепенно особые приказы, оставленные в заведовании тех же думных дьяков. Иван III оставил своему сыну думу в количестве 13 бояр, 6 окольничих, 1 дворецкого и 1 казначея. После того в течение XVI века число думных людей то немного увеличивалось, то немного уменьшалось. Иван IV оставил сыну 10 бояр, 1 окольничего, 1 кравчего, 1 казначея и 8 думных дворян. При Федоре Ивановиче число думных людей возросло до 30. Иногда в думу призывалось высшее духовенство; таким образом являлась распространенная дума. Заседания боярской думы происходили в царском дворце, т. е. в одной из его палат (напр. «Золотой», Ответной, Грановитой) или, как тогда выражались, «наверху». По свидетельству одного иностранца в конце XVI века (Флетчера), она собиралась два раза в день, рано поутру и перед вечером; а для текущих дел назначены были три дня в неделю: понедельник, среда и пятница. Хотя председатель думы был сам царь, но он не всегда присутствовал на заседаниях; причем приговоры думы, конечно, поступали на его утверждение, откуда и возникла потом известная формула: «царь указал, бояре приговорили». При Грозном законы большей частью носят такую формулу: царь «уложил со всеми бояры». Кроме текущих дел, преимущественно докладов, которые поступали на рассмотрение думы от разных приказов, ведению ее подлежали важнейшие государственные вопросы, в особенности вопросы внешней политики; иногда она занималась судебными разбирательствами, например делами по местничеству; но главным образом она занималась обсуждением новых законов и постановлений и, следовательно, имела значение по преимуществу законодательное. Рядом с этим официальным и полным советом государя часто существовала другая царская дума, ближняя и негласная, которая и подготовляла решение вопросов в ту или другую сторону; сюда государь приглашал наиболее доверенных членов думы. Наконец встречается еще более тесный совет государев, состоявший из его любимцев, которые даже не всегда принадлежали к составу боярской думы. Мы видели, как в царствование Василия III недовольные бояре устами Берсеня Беклемишева жаловались на то, что великий князь решает дела, запершись у своей постели сам-третей (с Шигоною Поджогиным и кем-либо из дьяков). В первой половине царствования Грозного повторяется такое же совещание царя сам-третей (с Сильвестром и Адашевым). Для своего сына и преемника Федора Иван Грозный даже приготовил особую ближнюю думу из пяти бояр, которая потом в действительности свелась к одному Борису Годунову. Подобные факты суть обычное явление во всякой монархии, особенно неограниченной, где любимцы или доверенные советники всегда играют первостепенные роли; вопрос только в выборе наиболее достойных. Но и помимо ближней или «комнатной» думы государевой и советников-любимцев, за боярской думой оставалось еще много всяких текущих дел, которые она могла обсуждать и исправлять по собственному разумению. А во время малолетства государя или в эпоху безгосударную боярская дума сосредоточивала в своих руках верховную правительственную власть; как это было, например, в малолетстве Ивана IV и позднее в Смутное время.

Выше боярской думы в подобных чрезвычайных обстоятельствах могла стоять только великая земская дума; но это было учреждение временное, а не постоянное. Такое учреждение являлось необходимым следствием объединения всей Русской земли под главенством Москвы. Оно заменило собой и прежние съезды удельных князей с их дружинниками, и прежние местные городские веча. Теперь, когда все русские области (за исключением юго-западных) слились в одно Московское государство, с самодержавным царем, во главе, сама собой явилась правительственная потребность в собрании представителей от всех областей для того, чтобы государь мог совещаться с ними о важнейших государственных вопросах, от них узнавать желания и нужды земли и чрез них сообщаться с землей. После внешнего объединения Руси такие собрания выборных земских людей служили наилучшим средством укрепить ее внутреннее единство. И потому совершенно естественно, что они являются после того, как при Василии III было закончено собирание северо-восточной Руси, т. е. при его сыне Иване IV. Первый известный земский собор, или великая земская дума, был созван самим молодым царем в 1549 или 1550 году и открыт под его личным председательством при самой торжественной обстановке. Эта великая дума, по всем признакам, обсуждала по преимуществу состояние правосудия в Русском царстве и имела вообще важные последствия, каковы, кроме нового издания Судебника, например, последующие меры к водворению земского самоуправления.

Самый созыв земского собора и его совещания, очевидно, устроены были по образцу обычных на Руси церковных соборов, и тем более, что духовенство явилось едва ли не самой важнейшей частью в составе великой земской думы. Относительно думы 1550 года источники не дают нам подробных сведений о ее составе. Таковые сведения получаем мы по поводу второго известного нам земского собора, созванного тем же Иваном IV в 1566 году, по вопросу: продолжать ли с польско-литовским королем войну за Ливонию или заключить мир? На этом соборе участвовало около 370 лиц. Для обсуждения предложенного царем вопроса собрание разделено было на несколько групп: первую группу составило духовенство, т. е. епископы, архимандриты, игумны, старцы, всего 32 человека; вторую образовали бояре, окольничие, казначеи, печатник и несколько дьяков, всего 29 человек, очевидно составлявших боярскую думу, которая таким образом в полном своем составе входила в великую земскую думу; третья группа состояла из 97 дворян первой статьи, четвертая – из 99 дворян и детей боярских второй статьи; далее видим 33 дьяка и приказных людей, 75 человек гостей, московских купцов и смольнян: отдельные группы составили несколько торопецких и луцких помещиков, т. е. детей боярских. Из такого состава можно заключить, что собор 1566 года не был полным, обнимавшим все области. По-видимому, он был созван поспешно и преимущественно из людей, оказавшихся под рукой, в столице или поблизости ее; в том числе находились и немногие дети боярские, испомещенные на западных границах, как люди наиболее заинтересованные в происходившей войне. Созываемый самим государем земский собор, естественно, рядом с самодержавной властью мог иметь только значение совещательное и мог обсуждать только те вопросы, которые были ему предложены. А в данном случае согласно всеми группами поданное мнение за продолжение войны и добывание всей Ливонии, несмотря на разные неблагоприятные обстоятельства, заставляет думать, что члены собора далеко не были свободны в выражении своих мыслей и, запутанные наступившей эпохой опричнины, ограничились простым подтверждением государевых желаний, которые, конечно, не оставались им неизвестны. Важно, однако, то, что и такой тиран, как Иван IV, решась продолжать тяжелую разорительную войну, счел нелишним заручиться хотя бы только внешним одобрением неполно представленной Русской земли.

Но если к самодержавному царю земский собор мог иметь только подчиненное совещательное отношение, то во время безгосударное и особенно в вопросах об избрании нового царя он необходимо должен был приобрести решающее значение, как высшее правительственное собрание, представлявшее собой всю Русскую землю, все ее чины, все сословия. И такое значение вскоре действительно приобрела общая земская дума с прекращением династии Владимира Великого на Московском престоле. Некоторые известия заставляют предполагать, что уже тотчас по смерти Ивана IV в Москву созван был духовно-светский собор для того, чтобы своим присутствием при царском венчании укрепить на престоле его сына Федора, возбуждавшего сомнения по своему слабоумию со стороны многих знатных людей, которые с завистью смотрели на предстоявшее возвышение царского зятя Бориса Годунова. Первый земский собор, имевший своей прямой задачей избрание нового царя, был созван в феврале 1598 года. Но известно, что этот вопрос был уже заранее решен в Москве в пользу Годунова и выборные земские люди нужны были ему только для подтверждения и освящения выбора. Поэтому и самые выборы, руководимые преданным Годунову патриархом Иовом и закупленными чиновниками, на деле явились собственно подбором подходящих лиц: из 457 человек собора огромное большинство составили придворные служилые люди и дворяне московские вместе с духовенством; немногие собственно земские представители были набраны между московскими торговыми людьми, а от иных городов было призвано всего несколько человек. Вообще почти все помянутые соборы показывают, что выборы тогда производились вполне по усмотрению правительства и что в XVI веке еще не было выбрано более определенных и постоянных правил для земского представительства^{77}.