Текст книги "Дредноут по имени Никки (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чернояр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– Н-н-ночью прибыла.

Взгляд Марины заметно смягчился.

– Куратор информацию по одежде довёл?

– Д-д-да.

– Так чего же в синтетике прибыла?

– Б-б-багаж потеряли в аэропорту...

Я покачал головой: бред же полный. Хоть и смутно всё в памяти осело, но – багаж сами выгружали, тащили сами – как и, главное, где – его можно просохатить на площадке, на которой количество камер и сканеров превышает все мыслимые пределы?

– Ну вот где можно потерять багаж? Там же три человека в зале не разойдутся, не столкнувшись, – видимо, Обь решила выпытать всё из девчонки, пока та от шока не отошла.

– В-в-вы п-п-про как-к-кой аэропорт?..

– Зайка, хватит заикаться. Чай, не аппендицит тебе без наркоза вырезать будем... – в глазах госпитальера начало протаивать понимание. – Погоди, ты что, гражданским транспортом прибыла?

– Т-так точно, госпожа медикл официер! – И впрямь, собралась с духом и даже буквы реже дублирует.

История девчонки оказалась проста и весьма неприятна. Выходец из какой-то Тьмутаракани, затерянной между сферами влияния Школы Сидней и Школы "Дом морей". Самоинициировалась, но, ввиду лакуны в сети сенсоров и отсутствия на родном островке хоть каких-то специалистов, имеющих отношение к тематике канмусу, два года прожила жизнью обычной школьницы. Ну, почти обычной. На физическом воспитании не уставала, кушала всякую гадость, кою требовал организм, втайне от чужих глаз, чтобы с ней не провели обряд изгнания демонов особо фанатичные аборигены. А потом кто-то из имеющих доступ к интернетам во время очередного наводнения заснял девчушку, спокойно бредущую по воде между макушками придорожных кустов и фрагментов не до конца утонувших автомобилей, при том полностью игнорирующую чудовищное течение...

Так о ней узнали в родном правительстве, и, видимо, пришли к выводу, что лучше добровольно сбагрить Деву Объединённому флоту, чем долго и нудно объясняться с вояками ООН, почему сенсоров нет и вообще по данному направлению всё грустно и печально, взяли самый дешёвый билет – оказалось, до Токио долететь дешевле, чем до Сиднея, несмотря на значительную разницу в расстояниях в пользу последнего – вручили на прощание баул со скромным набором сменки, кратко проинструктировали и вежливо распрощались с обузой.

– Так чья ты аватара, Зайка?

– Н-н-не могу з-з-знать, госпожа медикл официер, – и разревелась.

Так бы все и стояли и хлопали глазками, пытаясь сообразить, как такое Чудо-Юдо вообще может существовать и каким образом успокоить, да подоспела гвардия.

– Капитан медицинской службы Школы "Дом морей" Киао Ин, – азиатка в белом халате, говорящая на чистейшем русском, стремительной молнией буквально втекла в комнату, на ходу распаковывая стерильный пакет с перчатками. – Ён, Сато, ящик в нулевую.

Следом за ней вошли ещё две женщины, на вид – чуть моложе самой капитана, и, синхронно сбросив с плеч горбатые рюкзаки полевых аптечных модулей, споро начали цвиркать зип-застёжками, греметь железом и шуршать проводами.

– Курсант Марина, ГС Обь, – вытянулась медсестричка. – Докладываю: первичная диагностика по результатам ФИЗО выявила трёх Дев с серьёзными повреждениями кожных поверхностей паховой и ягодичной областей. Детальный осмотр пациента номер один показал: множественные повреждения кожного покрова механического непроизводственного характера. Мышцы, связки и крупные кровеносные сосуды не повреждены. Имеется общая опухлость и раздражение прилегающих тканей. Раны обработаны и закрыты "липучкой" алеф-класса...

– Вольно, девочка, – отмахнулась капитан и, бросив короткий взгляд на Зайку, быстро прошла до первой девушки.

– Каждый год одно и то же, – заглянув под приподнятую простынь, посетовала Киао Ин в потолок. – Как будто инструкции пишут для галочки. Ну, хотя бы без интимного пирсинга и декоративного металла в белье, и то хлеб. Молодец, Марина, плёнка легла как надо. Да и ранки неглубокие, быстро поправится. ФИЗО кто вёл, Анна или Влада?

– Влада, – с явной неохотой призналась Обь.

– Тогда странно, почему пациенток всего три, и ни одной с обширными гематомами.

– Простите, капитан?..

– Из года в год у молодых да преждевременно спелых моча промеж ушей закипает, то про права вспоминать начинают без разрешения старшего по званию, то в открытую вызов инструкторам бросают, то пытаются в укромном месте втихаря толпой объяснить, у кого калибр главнее и термоклин уже. Заканчиваются все эти метания отчаянных да буйных, вполне естественно, койко-местом в лазарете.

Вернув простыню на место, капитан приподняла веко пациентки и, удовлетворившись результатом осмотра, уже не торопясь прошествовала к третьей неудачнице.

Марина, покосившись на как-то подавленно выглядящую Зайку, кивнула чему-то своему:

– Сопровождающие, – глянув на изящные часики на запястье, хмыкнула. – На ужин не успеете, если сейчас в душ пойдёте. Пятиминутный перекур, никуда не расходитесь, ждёте меня. Всем спасибо. И да: не забываем промывать руки тщательно и с мылом. Особое внимание ногтям. Вольно.

***

Густой запах зелени почти оглушил. После комнаты, заполненной запахами антисептиков и медицины, дышалось на удивление легко и свободно.

Покосившись на остальных сопровождающих, переминающихся в ожидании Марины с ноги на ногу, последовал в курилку за Грейс.

Огороженный пятачок располагался аккурат за общагой, в закутке, образованном основным зданием и одноэтажной хозпостройкой причудливо ломанной формы. Три лавочки буквой П, массивная урна-пепельница, похожая на распиленный пополам бублик, с цветочной кадкой по центру. В кадке – яростно колосится множеством длинных листочков какой-то незнакомый цветок. Вокруг – можжевеловые кусты.

– Угостишь?

Немка протянула чуть смятую твёрдую пачку жёлто-бронзового цвета и зажигалку. По центру нарисован какой-то герб со свитком, основательно погрызенным щитом и перекрещенными копьями, и над ним полукругом на гибриде кириллицы и латиницы название "Злата Герцеговина". Средней крепости, с фильтром.

Осторожно прикурив от пляшущего язычка огня, вернул вещи хозяйке.

– До сих пор трясёт, – пробурчала Грейс, безуспешно пытаясь синхронизировать руки и сигарету.

– Давай помогу, – забрав зажигалку, подпалил никотиновую палочку, крепко сжимаемую жемчужно-белыми зубками.

Жадно затянувшись, немка зябко обняла себя за плечи:

– Николь, вот как можно быть настолько безмозглыми?

Примостившись на лавочку, с удовольствием вытянул ноги. Сейчас бы сбросить ботинки, да босиком пробежаться по зелёному ковру, а потом по приятному влажному песку берега...

Эх, мечты, мечты.

– Мне показалось, что тебя больше вид крови напряг.

– Да ладно – кровь, как будто не видела её никогда, – хмыкнула аватара Гнейзенау, задумчиво глядя на мелко подрагивающие пальцы и пляшущий в воздухе хвостик дыма. – Я таких дырок в теле вживую просто раньше никогда не наблюдала...

В две затяжки сократив сигарету на треть, девушка неторопливо выпустила длинную струйку сизого дыма.

– Нет, вру. Петер был, ему какой-то араб ножом грудь при ограблении распластал. Но там-то ладно, полоска в три с небольшим сантиметра, да в глубину – только мышцы чуть-чуть разрезало. Но вот чтобы так, вкруговую... – прикурив от внезапно закончившейся сигареты вторую, Грейс точным движением отправила окурок в урну. – Зачем нам вообще этот забег сдался? Мы же, вроде как, боевые корабли, а не морпехи?

Я пожал плечами:

– Думаю, это прогон на сплоченность. И попутный тест на выявление самых неадекватных или психованных. По крайней мере, я бы так и сделал, получив на руки толпу девочек-ромашек, у которых извилины на полушариях только-только начинают прорисовываются, а ликвор благополучно заменяется адской смесью гормонов и невхерственного чувства собственного величия. Как же – да ведь мы, да ведь цельные боевые корабли, да нам пятки целовать должны, да что пятки – в клюзы взасос обязаны! – и добровольно во всяких не очень публичных местах вылизывать...

Гнейзенау тихонько рассмеялась:

– Я как-то не пыталась думать с такой точки зрения... Спасибо за пищу для размышлений, Никки.

С сожалением дотянув последнюю затяжку на удивление мягкого и ароматного табака, погасил окурок о подошву ботинка и поднялся:

– Идём?

Птички-ёжики

После усиленного ужина всю ораву погнали на вечернее построение. Марина, дотащив нашу группу до плаца, передала с разрешения Нагато полномочия сестре и, козырнув, идеально печатая шаг, отправилась на доклад.

Честно – ожидал разбор полётов, жёсткий и без предварительных ласк.

Но – обошлось. Анна объявила благодарность за проявленную инициативу и находчивость в отношении менее устойчивых товарищей, официально повесила на любительницу разговорчиков в строю позывной "Выскочка" и скомандовала вольно.

Добравшись до общаги, с ходу ломанулся в душ. И, матерясь под нос, поплёлся обратно – раздеваться. Вешалок за день, увы, не прибавилось.

Зато в комнате нашлась обновка – несколько нерационально установленный под обеденным столом по-казённому угловатый шкаф сушилки для обуви со сменными пакетами поглотителей запаха. Ну, в принципе, логично. Сырая обувь бойцу энтузиазма не прибавляет, равно как и чарующий аромат потных ног, будь они хоть трижды девичьими.

Из душа вернулся довольным и даже приободрённым: тщательный осмотр стоп и прилегающих к тазу окрестностей ни раздражения, ни мозолей не выявил. Развесив на модульную сушилку, установленную за окном, постиранное бельё, забрался с ногами на кровать и приступил к войне с волосами.

Свирь, всё это время с самым сосредоточенным видом заполнявшая разлинованную в сложноструктурную таблицу тетрадь, с довольным видом черкнула пару строчек в самой последней графе и, зевнув, вытянулась на кровати.

– Вопросы, падаван юный, чую накопились ко мне у тебя, – старательно пародируя зелёный гибрид гремлина и чебурашки, известный под оперативным псевдонимом "магистр Йода", протянула Карина.

– Есть такое, – отложив расчёску, уставился в окно. Стемнело, по набежавшим со стороны океана низким облакам жадными лапками шарят дальнобойные прожекторы комплексов береговой обороны, приятная прохлада солоновато-йодистого ветерка врывается в приоткрытое окно, наполняя комнату иллюзорным плеском волн.

– Что там с любителями стильных носочков?

– А, ерунда, – усмехнулась Карина. – Подвижность же не потеряли. Ткань в кашу – пот канмусу с повышенным содержанием гемоглобина и органики в следовых количествах – растворяет любую тряпку. Мозоли с палец, у очень удачливых – пара весьма забавных для хирурга рассечений. "Липучкой" Марина зальёт, спецужин сгрызут – к утру только немного хромоты останется.

Пошевелив пальцами вытянутой ноги, попробовал представить, где и, главное, как надо рассечь кожу, чтобы заинтересовать профильного специалиста по кройке и шитью человеческих организмов, и, так ничего путного и не сообразив, повернулся к Карине:

– Или лыжи не едут, или я чего-то не понимаю. Если судить по фото, предоставленным Адмиралом, в нас, вот таких вот крошечных, каким-то образом умещён полноценный корабль. По крайней мере, по моменту силы, скорости хода и выносливости – где-то запредельно далеко от человеков. При... кхм... Пробуждении..., – чувствую, что от смущения щёки краской наливаются, а поделать ничего не могу, – в общем, было ощущение, что кожа корабельному бронепоясу по прочности не уступает. Так почему обычное человеческое бельё калечит нас едва ли не сильнее, чем Глубинные?

– Ника, ты комиксы прошлого века какие-нибудь знаешь? – начала издалека Свирь.

Заглянул в память. Девственно чисто. Никаких откликов или ассоциаций.

– Вроде бы нет...

– Да не особо и важно, не напрягайся так, – улыбнулась Свирь. – В те времена, когда ОША ещё назывались США, весьма популярен был комикс про последнего жителя планеты Гриптон, Ак Ына, которого спасли родители, ещё младенцем отправив на Землю. Впрочем, сюжет не важен. Важны его способности. Ак Ын, как единственный и последний наследник своего мира, получил в своё полное распоряжение некое поле Алт Ына, которое помогало его народу выживать на родной, но оттого не менее негостеприимной планете.

– И?

– Это поле, сосредоточенное исключительно в границах его тела, давало ему огромные способности, выходящие далеко за рамки возможностей людей и их вооружений. Запредельная выносливость, устойчивость к внешним повреждениям, от которых обычного хомо сапиенса распределит равномерной молекулярной взвесью по огромной площади, многократно увеличившаяся сила... Ничего знакомого не замечаешь?

Я потряс головой, словно от этого нехитрого действия паззлы в мозгах способны быстрее сложиться.

– Раз уж у нас, как у себя по хате, сначала шастал Туманный флот, а потом Глубинный – и в девочках стали воплощаться корабли... Ты хочешь сказать, что у пиндосов был свой оракул, предсказавший весь тот бред, что происходит сегодня во всём мире?

– Ты не в ту сторону копаешь, Ника, – вытащив из несессера маникюрные ножнички, Свирь кинула их в мою сторону. – Попробуй отрезать несколько волос.

Пожав плечами – всё равно подравнять надо – выставил зеркальце на стол и на скорую руку удалил неряшливые "зубчики", выбивающиеся из общей линии канта причёски.

– Позволишь? – забрав у меня ножницы, Свирь молниеносным движением отделила несколько волосков от пряди, спускающейся с виска, и, прицелившись где-то посередине, быстро свела кольца.

Негромко хрупнуло, раздался звонкий металлический звук, словно лопнуло что-то – и, приоткрыв рефлекторно зажмуренные глаза, вижу в руке Карины рычаговую часть инструмента. Лезвийная – в виде мелких осколков – украшает собой уголок стола, часть кровати, ногу и пол.

– Вот такие дела, Ника.

Помогая собирать осколки, добавляет:

– И с одеждой нечто схожее происходит. До сих пор не выяснено, ни на каком конкретно расстоянии заканчивается зона личного поля, ни из чего это поле состоит и чем именно генерируется, ни того, как долго и каким образом воздействует на близлежащие предметы. Но одно знаем точно: одежду, прилегающую непосредственно к телу – повредить обычными методами невозможно, но эта одежда – находясь на нас – влияет на наши тела, как на совершенно обычные. Наденешь синтетику, познакомишься с опрелостями и раздражением кожи, взбредёт в голову модное неудобное бельё использовать – познаешь изысканную радость натёртостей, мозолей, а так же поверхностных и проникающих ранений в самых, так сказать, интересных и сладких местах. С другой стороны – можешь хоть автобан поперёк перебегать или под танк ложиться – и причёску сохранишь, и пуговиц с формы не растеряешь.

– Ерунда какая-то... То есть, если мне в лоб пулю пустят – даже не моргну?

– Моргнёшь – рефлексы побороть сложно. Но – даже ссадины не будет. А вот инерция этой пули и её импульс, переданные в кости черепной коробки, как довольно высоко отстоящей от центра тяжести тела – гарантированно если и не кувыркнут, то, как минимум, пошатают твой организм в трёхмерном пространстве координат.

Я покачал головой:

– Выходит, Выскочке ничего не грозило?

– Пф-ф-ф, – усмехнулась девушка. – Да что ей будет? Сильная, но лёгкая, как птичка-ёжик, максимум – ботинки в полёте потеряет.

– А за живот почему держалась?

– Ну не знаю, может, зверски пучило её с утра, или на старых человеческих привычках усвоила, что кулаком в брюхо – это очень больно, и до сих пор от этих привычек не избавилась. Если хочешь, можем за курилку сбегать – там на мне проверишь, как одна Дева Флота переносит удар другой Девы Флота.

Я покосился на Карину. Лицо серьёзное, и во взгляде – налившемся стальной серостью – ни капли шутки.

– Тебе – верю. И вообще, Карина, руку на женщин поднимать – невместно для офицера Российского Императорского флота.

Сев рядом, Свирь уткнулась лбом в моё плечо.

– Ника, чем быстрее усвоишь, тем будет лучше. Мы – не женщины, мы – аватары кораблей в приятной, но хрупкой оболочке. Вызубри эту истину так твёрдо, как только можешь, и, обещаю, очень скоро увидишь – в дальнейшем от осознания этого факта тебе будет только легче. Особенно – когда станут выпускать в бои с Глубинными.

– Они-то тут при чём?

– Тё-о-оплая, – Свирь, хихикнув, потёрлась носом о моё плечо. И прежним тоном продолжила: – Легко потерять соображалку, увидев Дочь Бездны. И благородные порывы тут будут очень своевременным, но неуместным надгробием.

– В смысле?

– Ты фото и видео смотрела в Сети?

– Ага. То, что было в открытом доступе.

Карина, зевнув, с явной неохотой отлипла от плеча и, потянувшись, переместилась на свою кровать.

– Прости, всё привыкнуть не могу, что ты в Консолидации инициировалась. У них Сеть лютые цензоры пасут, ВКФ[1] начала века в сравнении с нынешним положением просто казачья вольница. Наверняка до сих пор ни видео в высоком разрешении, ни записей боёв, ни подробных исследований не предоставлено. Так?

Я поковырялся в памяти. А ведь верно.

– Дева Флота – это не только боевая единица и подросток в одном флаконе. Это и честь офицеров, и их мировоззрение, и привычки – ставшие единым целым с Духом корабля. И вот, движимая этой самой честью, Дева видит несчастную девушку, выглядящую так, словно её всю жизнь в темнице держали, битую и ломаную, и, в конец озверев, сшили в единое целое с металлорганическим модулем. И бежит спасать несчастную. И бесславно гибнет в пасти её фамильяра, а зачастую – самые мягкие и вкусные части тела с аппетитом дожираются той самой несчастной и невинно угнетённой.

– А зачем...

– Почему жрут нас? – Свирь как-то зло ощерилась. – Есть весьма правдоподобная теория, что таким образом они собирают материал для собственной эволюции. Им, на самом деле, вообще без разницы, что жрать – металл кораблей, БЧ орудий, бетон и арматуру пирсов, людей или же своих из тех, кто слабее.

Я невольно вздрогнул. Каннибализм – не то явление, для которого у любого уважающего себя человека есть оправдание. Человек может есть акул, акулы могут есть людей. Но человек – человека – это как-то за рамками добра и зла.

– Ничего, Ника, начнётся учёба, нам сольют полный пакет материалов для ознакомления и, будь уверена, даже обладатели самых стальных нервов и титановых желудков не раз расстанутся с пищей при изучении того, что есть Глубинный флот.

Свирь хотела ещё что-то сказать, но короткий стук и тут же открывшаяся дверь прервали её на моменте вдоха.

Давно забытые рефлексы подбросили тело с кровати, и, прежде, чем успел хоть что-то сообразить, оформили меня в стойку смирно. Что забавно, Карину точно так же выметнуло с постели – и совершенно сходным же образом разместило слева от меня.

– Отставить доклад, – усмехнулась Влада, аватара линкора Мутсу, входя в комнату. – Вольно.

Внимательным взглядом насыщенно-зелёных глаз младший инструктор с нарочитой небрежностью и даже некоторой ленцой окинула помещение и, прикрыв за собой дверь, вошла внутрь.

В таком виде – без кепки и с распущенными волосами, Мутсу выглядела просто потрясающе. Форма девушкам редко идёт... И это – то самое редчайшее исключение.

Пока одна часть сознания откровенно любовалась инструктором и при этом контролировала лицевые мышцы, вторая лихорадочно соображала, к чему может придраться начальство, нагрянувшее с внеплановой проверкой вверенного личного состава. Как минимум – открытое окно и мятые постели. И, пусть сейчас двухчасовое окно личного времени перед отбоем, если у адъютанта плохое настроение – и до полотенца, заменяющего аккуратно повешенную для просушки форму, догребётся.

– Вы молодцы, мальки, – огорошила Влада и, шагнув вперёд – совершенно внезапно обняла Свирь, с какой-то нежностью взъерошив ей волосы и чмокнув в макушку.

– Если бы Аня не сказала, я бы вас с сестрой так и не узнала, – мурлыкнула Мутсу, продолжая тискать разулыбавшуюся девушку.

– Тащ госпожа младший сержант, прикажете удалиться? – выпалил я, вполне соображая, что лишним тут быть несколько некомильфотно.

Влада, вновь зарывшись носом в волосы девушки, сверкнула поверх рыжей шевелюры искрящейся зеленью глаз:

– Николь, не кипиши. Всё порядке, – и отстранившись от медсестры, удерживая ещё на расстоянии вытянутых рук, покачала головой. – Ну вы и вымахали, головастики! Вот же, совсем недавно, пищали и за пояс в прыжке цеплялись... Рада видеть тебя вновь, стрекозка.

...А потом сидели, пили чай с печеньками и полученным спецрационом, я потихоньку отходил от контраста в поведении Влады, а прискакавшая вскоре после инструктора Марина напару с сестрой плотно наседали на уши Мутсу.

Встрепенувшись, инструктор прикрыла глаза, ликом на миг преисполнившись отрешённости, достойной Будды, и, с видимым сожалением покинув занимаемый стул, встала.

– Пятнадцать минут до отбоя, мальки. Засиделась я с вами. И главного не сказала, да.

Влада хитрым взглядом окинула нашу троицу и широко улыбнулась:

– С обеда вас снимают с подготовки. Технари утром заканчивают монтаж новых сканеров, полтора часа плюс-минус час на контрольные тесты, и вам назначено быть первоиспытателями.

– Но, Влада... – дёрнулась было Обь, но наткнулась на серьёзный взгляд младшего инструктора.

– Никаких "но", стрекозы. Ваши старшие продавили повторный скан. С визой советника.

Последнее слово было сказано, вроде бы, и без каких-то ударений или интонационно-смысловых выделений, но прекрасно прочувствовалась опущенная приставка "Особый".

– А тебе, Николь, полный скан пройти просто жизненно необходимо, иначе ничего, кроме треников, в активном режиме использовать не сможешь.

Я задумчиво почесал в затылке:

– Вроде на базе в ЕК сканировали же?

– То, что они насканировали по Деве с вялотекущей длительной инициализацией, можно с чистой совестью использовать в туалете. Даже больше толку будет. Анкерам тренировочного сьюта без разницы, к чьей структуре прилипать, хоть к ТАРКу, хоть к супермонитору, хоть к ялику какому перекатному. А вот на имперских верфях без нормальных данных тебе варсьют делать не возьмутся – доспех-то что, не сложно новый склепать, а вот самоубившуюся на стендовом тесте из-за рассинхрона и сбоя управляющих контуров Деву – не вернуть. Оно тебе надо?

– Рано мне умирать.

– Вот и я так думаю, Николь. Так что никаких "не хочу" и "не буду" – после обеда десять минут на перекурить и оправиться – и ласточками к санчасти.

– Есть к санчасти после обеда, – хорошо так, хором в три глотки, гаркнули, аж в ушах немного зазвенело.

– Дежурных по этажам предупрежу, чтобы после отбоя ещё с полчаса не дёргались – как раз помыться успеете.

– Да не... – попыталась что-то возразить Карина. Безуспешно, впрочем.

– Никаких "нет", стрекозы. Я ваше время отняла – мне его и компенсировать. Добрых снов, мелочь, – и вышла, оставив после себя – по крайней мере, в моём сознании – звук отчётливо рвущегося шаблона. Ну вот просто не увязываются между собой образы сурового и необщительного инструктора и милой, улыбчивой девушки.

Попрощавшись с нами, Марина убежала, а Свирь, широко и открыто, совсем по-детски улыбаясь, отправилась в душ.

Перепроверив надёжность закреплённой за окном одежды, как-то разом ощутил состояние душевного перенапряжения и, оставив не заданные Свири вопросы на завтра, завалился спать.

Дефективная

Где-то на территории Империи

Знает ли кто-нибудь, каково это – осознавать свою полную бесполезность? Понимать, что ты – именно ты – реально можешь приносить пользу, быть полезной, – быть. Можешь... Могла бы. Не здесь, не сейчас. И, увы, не ты...

Бледнокожая девушка сидит на срезе-ступеньке чудовищного монстра из армированного бетона, именуемого военными – сухой док.

Сверху ощутимо давят тысячи тонн горной породы, удерживаемой лишь за счёт рангоутов, рёбер жёсткости и усиленных многослойных стен. Странно так: понимать, что вот этот природный купол над головой – с лёгкостью выдержит попадание МБР, сохранив всё, прикрытое собой, в полной безопасности, убережёт от проникающего жёсткого излучения, и через безумно сложную многоступенчатую систему фильтрации и рекреации – доставит воздух, очищенный от отравы. И если рухнет – девушка даже пикнуть не успеет. Наверное, сигналы боли, бегущие от раздрабливаемых, прессуемых участков тела просто не успеют добежать по нервной системе до мозга, чтобы оповестить о наступившем конце.

Девушка встаёт на край среза и идёт, балансируя руками, по самой кромке – идеально ставя стопу – так, что подошва простых армейских ботинок, некогда выполненных в окраске "пустыня" – одной своей половиной остаётся ровно на поверхности – и второй половиной – висит над ямой, частично освещаемой тусклыми огоньками дежурного освещения.

Иногда ей хочется отпустить контроль тела, и пусть гравитация решит за неё: продолжать ли ей своё существование, так созвучное в неуловимых интонациях с обросшим пошлыми смыслами словом "функционирование", или же всё закончится в краткие секунды полёта и некоторое время, нужное телу, чтобы осознать количество повреждений и остановить свою работу под пиковыми тактами болевого шока.

Хочется, да... Но, во-первых, она твёрдо знает: даже если упадёт с гораздо большей высоты, с ней, по сути, ничего страшного не случится. А, во-вторых, внутри, где-то под рёбрами, жаркой болью бьётся понимание: это не решит проблему.

Есть и третья причина, конечно, но её и в причины-то вносить как-то... низко? Да, именно так. Потому что тот сильно пожилой мужчина, смотрящий на неё так, как не смотрят даже сёстры, и постоянно радующий всякими сладостями – он вне категорий. За все годы, проведённые в доке, каждое своё дежурство он разрешает сидеть в его каморке, поит вкуснейшим чаем и рассказывает разные, смешные и не очень, вещи, имевшие место быть в его жизни. И называет её – внучка. И относится не как к чему-то непонятному и сложному, а как к живому, свободному, разумному – и полезному! – созданию.

И она, глядя на этого человека, понимает – то, что руководит её существом, её сущностью – оно калечное и неправильное.

И впору бы прокричать об этом, посоветоваться с сёстрами, да хоть просто – рассказать о наболевшем ближайшей стене... Но – внутренние жёсткие рамки не позволяют это сделать. Запрещают, ломают волю, давят разум...

А от неё даже толку никакого нет. Все сёстры – не в пример более сильны, умны, адаптивны, в конце-то концов.

А этот мужчина, суровеющий лицом при малейшей попытке обратиться к нему по званию, каждый раз расплывается в улыбке, слыша её неловкое и смущённое "деда Игнат", и спокойным, ласковым голосом говорит:

– Нет бесполезных, внучка, есть лишь нерациональное применение способностей вверенного личного состава.

Девушка с лёгкостью взлетает по толстому бетонному бортику на верхний уровень, угол наклона в сорок градусов её нисколько не беспокоит. Там, наверху, в считанных метрах от несущих рельс крана, находится разукомплектованный дублирующий пункт контроля, он же – резервная сторожка, он же – её нынешний дом, чуть выступающий вперёд над срезом верхнего уровня дока.

Часы показывают половину девятого. Через десять минут деда Игнат закончит обход, собрав данные с узлов обеспечения безопасности, целостности и контроля, и ещё через пять минут поднимется к ней. Наверняка с чем-нибудь вкусным.

Старенький надёжный электрочайник на кипячение воды тратит ровно девять минут и пять секунд. Крупнолистовой чай с щепоткой чабреца, завариваемый в традиционные два подхода, полностью раскроет вкус, насыщенность и цвет за пять минут и тридцать две секунды.

Когда ты – бесполезный и беспомощный балласт, не первый год живущий в резервном сухом доке, совершенно не имеющий применения во внешнем мире, у тебя в полном твоём распоряжении внезапно оказывается просто непредставимая прорва времени. И этого самого времени с избытком хватает на всё. Вручную, старенькой металлической линейкой измерить общий объём дока, площадь стапелей и высоту подъёмников... Высчитать оптимальное время заварки. Перечитать от корки до корки составленную когда-то давно для сотрудников библиотечку, расположенную в не до конца законсервированной зоне отдыха.

И – его более, чем достаточно, чтобы покопаться в себе. Чтобы придти к простому выводу: она – дефективная. Что-то с ней происходит совсем не так, как надо. А как это – как надо – никто и не знает.

А вот чувство неправильности есть. И от этого почти физически больно. Больно оттого, что не просто не можешь найти источник раздражения – больно от того, что даже направление этого дискомфорта постоянно ускользает из рук...

Девушка смотрит в идеально чистое узкое зеркало, вставленное когда-то давно в самодельную деревянную рамку, прикрученную саморезами к стене. Оттуда, из зазеркалья, на неё смотрит светло-карими глазами, исполненными боли и непонимания – за что? – она же.

Ходячее недоразумение.

Осколок бесполезности.

Дефективный элемент бытия.

Цирк на выезде

Побудка, короткая разминка и пробежка.

Заканчивая положенные перед завтраком санитарно-гигиенические процедуры, нереально остро ощутил – если уж с самого утра кажется, что вторые сутки на вахте стою, то до обеда дожить – становится более чем серьёзной заявкой на подвиг.

Но всё оказалось гораздо веселее. В прямом смысле – на построении после завтрака Анна объявила пятнадцать минут на сборы: полотенце, шлёпанцы, купальники, смену белья – и идём отрабатывать первичное взаимодействие канмусу с водой.

При упоминании о воде даже кислые после вчерашних злоключений с бельём любительницы игнорировать инструкции заметно оживились и сходу перестали хромать и шипеть сквозь зубы.

Пребывая на волне всеобщего энтузиазма, шустро собрался – и уже через пару минут на объявленной Нагато точке сбора нетерпеливо попинывал асфальт в окружении беспокойной стайки столь же охочих до водных процедур Дев Флота.

– Надо же, – краешком губ улыбнулась Анна, когда все построились в шеренгу, сгрузив малые учебно-тактические рюкзаки к ногам. – Семь минут ровно. Заявка на рекорд последних двух лет.

И повела на обучение.

Подспутно рассчитывая на прибрежный спецполигон, всё же понимал, что в море нас вряд ли раньше официального начала занятий потащат. И не ошибся.

Бассейн... На карте Школы он казался не таким внушительным. То ли не обновляли её долгое время, то ли в пику проискам потенциальных подлых врагов вводили в некоторое заблуждение.

Это не просто синенький прямоугольничек на карте – это, Тьма побери, настоящее произведение инженерного гения! Пять огромных бассейнов, соединённых каскадом, от "лягушатника" полста на полста метров для Дев Флота, никогда ранее не видевших столь крупных водных просторов (да, по пути Нагато поведала историю о детях гор и пустынь, ставших аватарами – и до дрожи в коленях боявшихся войти в волны), до сверхглубокого, предназначенного для подводниц.

Ни шезлонгов, ни пляжных кабинок не наблюдалось, что, впрочем, было вполне ожидаемо. Зато имелось две низкорослых постройки самого казённого вида, на которые, судя по всему, воспитанницы Школы периодически совершали набигания с целью приобщить кусочек армейского функционала к гражданским свободам. По крайней мере, в пользу этого говорили аккуратные клумбы и симпатичная синяя, с зелёными прожилками, покраска некогда бесцветно-серых стен.