Текст книги "Дредноут по имени Никки (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чернояр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Лицо смутно знакомое, имя ещё не запомнил.

– Не шевелись, – и девчонка слушается, сразу перестаёт дёргаться.

Голенные щитки экзоскелета помяты, нога прочно ушла в клин между вращающимися, скрытыми водой шипастыми катками. Крови нет, и то хорошо.

В этом и заключается проблема Дев – попав в такую засаду, самостоятельно из неё не выберешься.

Взяв короткий разгон, влипаю боком в искрошенный бетонный блок – и тот нехотя катится по заданному мной курсу. Совсем немного, конечно, но этого достаточно, чтобы девчонка смогла надёжно уцепиться за торчащие из выщербленных боков прутья арматуры.

– Держись крепче, попробую расклинить.

Кивает, обеими руками сминая пятисантиметровые ребристые прутья.

Лом бы сюда...

Но чего нет, того нет.

Зато есть дурь, она же – силушка богатырская.

В воде угадываются удерживающие механизмы валов, по сути – станина и подшипник. Выбивать смысла нет – шипы хитрые, короткие, но широкие, скорее даже, трапециевидные, как в промышленных мясорубках. Буду выбивать, ногу девчонке если и не сломаю, но точно трещины в кость посажу.

Значит – проще убрать станину.

Калёный металл нехотя поддаётся на деформацию и разрыв, но – поддаётся же! Надсадно пыхтит пневматика экзоскелета, пытаясь подстроиться под прилагаемое мышечное усилие, но я её старательно игнорирую – сейчас она больше мешает, чем помогает.

Последнее усилие, и двадцатисантиметровой толщины кольцо всё же сдаётся, с натужным стоном лопается, и в моих руках остаётся измятый кусок железа в полторы ладони длинной.

Теперь уже проще, несмотря на то, что поворотный механизм основательно притоплен. Ломать – не строить! И спустя секунд десять разорванное "ухо" кольца, выронив подшипник, окончательно сдалось. Сдвинуть выступающую часть вала – дело совсем плёвое, чего там весу-то, едва ли на тонну наберётся.

Подойдя к блоку, ухватился за арматуру и вытащил девчонку на безопасное место. Та, всхлипывая, сползла по шершавому бетону и, бережно обхватив ногу, тихонько заплакала.

Щекотка в затылке – как будто наэлектризованным шариком по волосам водят – это кто-то из сестёр использует меня как ретранслятор диагностического устройства. Несколько секунд спустя приходит сигнал-осознание: всё в порядке, обыкновенный испуг, да незначительная гематома на голени. Ещё через несколько мгновений ощущение вежливого чужого присутствия покидает мою голову.

– Так, давай-ка реветь будешь после захода, хорошо? Идти ты можешь, ничего страшного не произошло, – подав ей руку, поднял девушку на ноги.

– Так точно, флагман, – кивнув, тыльной стороной ладони вытирает слёзы. С учётом общего количества грязи, собранного кожей – зрелище ещё то. А глаза у неё красивые, жёлто-оранжевые. Даже неопределённо-бурого цвета грязь, полноценно улепившая и лицо, и волосы, не способна перевесить их мягкое, почти физически ощутимое внутреннее свечение.

Не дожидаясь команды, девчонка делает несколько осторожных шагов, слегка припадая на повреждённую ногу, но через полминуты уже вполне сносно передвигается, только на резких перестроениях, уворачиваясь от направленных струй воды и ветра, болезненно прикусывает губу.

***

– Даже если ты сходишь с дистанции, ты, порочное порождение верфи и сейнера, обязана выполнять последний данный приказ!

Гондолень орёт, таращит глазёнки, распухшие жилы выступают на мясистой шее, а рожа приобретает сочный кирпичный оттенок. Стою, направив взгляд ему точно туда, где индусы рисуют третий глаз. На самом деле – полезное умение, особенно если глаза немного расслабить и точку фокуса перенести куда-то в неведомые дали далеко за головой оппонента.

– Последний приказ был – двигаться к цели во что бы то ни стало. Сигнал "Следую своим курсом" я не отменял!

Пусть орёт, мне не жалко.

Может, всерьёз рассчитывает, что выволочка перед строем поднимет дисциплину? Наивный чукотский юноша. Хорошо, что не может подключиться к нашей внутренней сети, иначе наверняка бы уже, выпрыгнув из штанов и берц, сматывался бы по воде аки по суху.

Даже вечно позитивная Виктория фонила откровенным желанием оторвать бестолковку майору.

Я пялился куда-то в загоризонт сквозь незримую дыру во лбу Хоквуда и думал.

Интересно – в инструкторы специально назначают потенциальных самоубийц, или просто нам такой весь из себя особенный достался?

– Повторяю: в соответствии с приказом, ты должна была подняться и нагонять свою эскадру! А не помогать, бросив всё, этим полутора метрам недоразумения!

Желтоглазая стоит рядом подавленная и осунувшаяся. Не знаю, как она сумела изолироваться от сети, но – её не ощущается. Зато чувствую, как её кожа буквально горит. Девчонке стыдно. И за то, что попалась в ловушку, и за то, что из-за неё огребают другие, и за то, что её так именуют перед всем курсом.

А про полтора метра он реально перебрал – девушка на полголовы ниже меня от силы.

– А механизм кто чинить будет?! Я? Он после твоих игр восстановлению не подлежит!

Пусть орёт. Есть ненулевая вероятность, что охрипнет и настроение некоторое время портить не сможет.

– Что молчишь?! Отвечать, когда спрашивают!

Я пожал плечами:

– Новую ловушку поставят.

Физиономия Гондоленя стала практически бордовой:

– Молчать, когда спрашивают! Я про сигнал и про этот выкидыш судостроения! – и пальцем показывается прямо в нос девчонке. Скосив глаза, вижу, что желтоглазая на пределе.

Может, это и послужило триггером. А может, просто задолбало выслушивать ор Хоквуда.

– Ещё раз оскорбишь мелкую – я тебе лицо обглодаю.

Говорю тихо, так, чтобы дальше нас троих звук не ушёл, но среди остальных девчонок поднимается внутрисетевой нездоровый кипиш. Ну да, всё верно, у аватар ПЛО, РЭБ и субмарин слух и без усиливающей аппаратуры не в пример острее человеческого.

– Ника, дисциплинарку же вкатают, – почти стонет откровенно переживающая Свирь.

А майор, переварив сказанное, начинает трястись, совсем как те мелкие карманные собачки, у которых от собственного лая инфаркт случается.

– Напрашиваешься?

– Не напрягайтесь так, а то глаза вывалятся или лопнут.

– Напрашиваешься, – Гондолень со счастливой мордой лица азартно трёт руки. – Итак. Невыполнение приказа. Неуважение к офицеру. Порча имущества. Дисциплинарочкой попахивает, дорогуша.

Чувствую, как рвёт тормоза, но остановиться уже не могу. Волна холодной ярости поднимается изнутри, распирает, нависает над нами огромным незримым монолитом.

Я не говорю – шиплю. Но слова не сливаются в свист и голос мой спокоен.

– Слушай сюда, Хоквуд. Орать ты можешь – и будешь – на своих двуногих. И приказы им же отдавать – сдохнут, так ничего, Родина-Мать ещё нарожает. А у меня – каждая девочка на счету, и цена им – всей платины мира не хватит, чтобы хотя бы за одну расплатиться. Довожу до твоего скорбного, усечённого службой мировосприятия: с того света Дев Флота возвращать не научились. И благодаря таким феерически ебанутым приказам что в прошлом веке, что в этом – погибло много достойных, уважаемых людей. Может, напомнить, сколько Дев, благодаря вашему ссаному сигналу, загнанному в подкорку, не вернулись из Гавайского рейда? А сколько канмусу осталось в море в результате операции по подавлению Лорелей? А Фолкленды? А Мадагаскарское побоище? Новозеландский разгром? Я могу ещё очень долго продолжать. Заявляю под запись, не буравь меня так взглядом, дырку всё равно не прожжёшь, а излучение работающей камеры и без аппаратуры чувствую, – так вот, заявляю: выполнять этот и схожие приказы – отказываюсь, равно как буду и впредь игнорировать сигналы, разработанные человеками для человеков.

У Гондоленя дёргается глаз. Кажется, ещё немного, и пена на губах нарисуется.

– Дисциплинарное!

– Да хоть сразу в Арктику отправляйте. Не вижу резона работать с теми, кто не ценит собственные дефицитные ресурсы.

– К директору, живо!

***

Адмирал устало трёт лоб.

– Николь, это же тренировка, а не боевой рейд, – говорит спокойно, размеренно. На контрасте с майором – небо и земля. – Тут можно было бы и выполнить приказ, и придержаться означенного сигнала.

– Считаю это невозможным. В записи всё изложено полностью и дополнений не требует.

– Но ты ведь понимаешь, что это – часть боевых реалий? Без неё никуда. Рано или поздно, но придётся использовать сигнал, хотя бы просто для того, чтобы не подставить остальных.

Я покачал головой:

– Любая военная доктрина строится на таком забавном понятии, как возобновляемость кадрового состава и ресурсов. Что приемлемо для людей, не котируется в отношении канмусу. Мы, называйте как хотите, кадровый ли состав, или ресурсы – продукт конечный и возобновлению в обозримом будущем не подлежащий. Там, где люди нарожают новых, нам на смену придёт пустота. И рано или поздно – но последние из нас закончатся, и у человечества не останется особых вариантов, кроме как загнать термояд под мантию или методично вытравливать и испарять океаны обычным ядерным оружием. И всё, чего я хочу, это чтобы Девы жили как можно дольше. Чтобы твёрдо знали, что они – не одноразовый расходник, что, случись беда, их будут стараться вытащить до последнего, а не оставят умирать посреди океана, прикрывшись приказами тех, кто уютно сидит в своём кабинете и воды никогда не видел. И потому, тащ Адмирал, я ещё раз повторяю: приказы подобного характера исполнять отказываюсь ввиду явно саботирущей компоненты, влекущей за собой отрицательное влияние на боевой дух и боеспособность Дев Флота.

Адмирал с плохо скрываемой грустью посмотрел на неприметное фото, теряющееся на фоне снимков кораблей, карт и портретов. Десяток девушек в парадной форме, и позади них директор.

– Думаешь, не понимаю всей абсурдности слепого применения людских норм на аватары? Прекрасно понимаю. И мне от этого не менее больно, чем тебе или любой другой Деве. Школа – ещё не армия, но и здесь субординацию требуется исполнять.

Желтоглазая сидит тихо, кажется, почти не дышит. Киваю на неё:

– Субординация не подразумевает под собой перехода на личности и публичного оскорбления чести и достоинства. В конце-концов, мы не пехота и не внутренние войска, чтобы априори считаться пустоголовыми и не понимающими нормальный человеческий язык.

– Вынужден согласиться, майор Хоквуд ежегодно перегибает палку.

– Без последствий?

Адмирал, вздохнув, склонился над столом.

– Эти сведения не уйдут никуда дальше вас, согласны? – Дождавшись два синхронных кивка, директор продолжил: – Психологи прекрасно понимают, что модель обучения, разработанная в Империи, на голову превосходит все наши начинания, но просто так поменять подход никто не позволит, излишне велика инерционность и консерватизм мышления в военном аппарате. Джеймс помогает собрать статистику несоответствия имеющейся модели обучения текущему положению вещей.

– Не боится, что однажды кто-нибудь из Дев сорвётся – и на этом для него всё разом закончится?

Директор улыбнулся самыми уголками губ:

– Считает это сопутствующими, а следовательно, и приемлемыми потерями.

– Значит, эта морока будет нас преследовать до самого выпуска?

– Всё может быть, – директор подтянул к себе тонкую стопку листов. – Николай Первый, Муракумо, свободны. До конца дня освобождаю вас от занятий, секретарь завизирует распоряжение.

– Разрешите вопрос, тащ Адмирал?

– Слушаю, Николь.

– Каково будет наказание?

– Я ещё не решил. А пока – идите.

Ты назначен быть героем...

В курилке пусто и хорошо.

И в голове – пусто. Но не хорошо. С другой стороны – и не плохо. Никак, в общем.

С моря идёт стабильный лёгкий тягун, солнце греет выставленные из тени ноги, в пальцах дотлевает забытая сигарета.

– Ждёшь наказания?

Неожиданно. У Мутсу изящная трубка с колпаком, лёгкая, цвета слоновой кости.

– Готов к труду и обороне, – приветственно кивнув, стряхиваю пепел и выкидываю окурок. Щёлкает зажигалка, новая порция дыма лениво заполняет лёгкие.

– Не бойся, – сев рядом, Влада по-дружески толкает плечом в плечо. – Максимум – недельку на нарядах повтухаешь.

– Я и не боюсь. Просто не понимаю, как можно очевидное не замечать.

– Хумансы, – философски протянула Влада, сквозь прищуренные веки наблюдая за серебрящейся на солнце морской далью.

– На других курсах так же было?

– Да. Хорнет отсюда услали в Штаты – поймали в считанных сантиметрах от инструктора. Мне выписали две недели нарядов на кухне. Ане – неделю на санитарных обработках бассейна и прилегающих территорий. Говорят, Эмден, Рипалс и Шернхорст в Европе тоже начудили, но это уже по категории непроверенных слухов. Каждый год находится горячая голова, в корне несогласная с имеющейся доктриной обучения.

Приятная у неё улыбка, располагающая.

– Никогда бы не подумала, что Нагато и неподчинение могут быть совместимы.

– Сестрёнка, конечно, до жути педантичная, но именно ей принадлежит авторство негласного девиза канмусу: "Иногда не-люди человечнее людей". Увы, многие этого не понимают.

– Влада... Можно вопрос?

Мутсу хитро прищурилась:

– Интересно, каким образом нас занесло сюда?

– Настолько очевидно?

Девушка на несколько секунд окуталась ароматным дымом с тонкими нотками шоколада и цитрусовых:

– Скажем так, вопрос не блещет оригинальностью. На самом деле всё просто: отец – полномочный посол по военному взаимодействию, когда назначили сюда, решил перебраться всей семьёй. Вот прямо в самолёте, заходящем на посадку, нас сестрой и накрыло Пробуждением. Потеряли сознание людьми, а проснулись в лазарете – уже Девами Флота.

– И... давно вы тут?

– Шестой год.

Я невольно присвистнул.

– Староваты, да. Ещё немного, и песочком сможем приторговывать.

Выбросив очередной бездарно догоревший окурок, потянулся за следующей.

Дымит сигарета, серая струйка тянется вверх, завиваясь в колечки и язычки, и на высоте пары метров, окончательно доломанная ветром, растворяется в воздухе. Рядом попыхивает трубкой Влада, лаская обоняние ароматным дымом.

– Думаешь, правильно ли поступила, показав всем далеко не самый лучший пример, являясь не только лидером эскадры, но и флагманом? – Зелень глаз сочится любопытством и какой-то затаённой мудростью... и, наверно, пониманием.

– Не без этого, конечно. Но если есть дилемма, как надо, и как правильно, выбор очевиден.

Влада вновь толкнула плечом в плечо.

– Расслабься. Имперские стандарты всё равно продавят. Флот Бездны прогрессирует, учится, а мы, как всегда, отрабатываем тактику и стратегию, заточенные едва ли не на прошлый век.

– Ты всерьёз считаешь, что у Империи с этим делом всё лучше поставлено?

– Я не считаешь, Ника, я – знаешь. Достаточно просто поднять статистику по боевым столкновениям. Доктрина поливариативной адаптивной школы Империи даёт свои плоды: за последние пять лет всего две Девы погибло. У остального Флота только за прошлый год – почти полсотни осталось навсегда в море.

Я тряхнул головой:

– Раз школа так эффективна, почему не растащат на образцы?

Влада грустно улыбнулась:

– Методику утверждает ГШ ОФ ООН, а через них сложно провести что-либо, серьёзно выбивающееся за рамки привычного. Это имперцы с прибором клали на требования и обязательные методики, да Штаты по привычке самые рациональные звенья тащат отовсюду, где плохо лежит. Остальные обновлённой ООН в рот заглядывают и на каждое слово как на божественное откровение смотрят.

– Всё равно... Забег этот бессмысленнен.

– Всё в полном соответствии с утверждённым учебным планом.

– И что составители плана курили?

– Думаю, тут более тяжёлые вещества используются. Вообще, всех бесит такая очерёдность. Вам, в первую очередь, на конвоях надо отрабатывать тактику, а не вхолостую нервы жечь.

– Жалко девчонок. Ничего ж ещё не понимают, а их, фигурально выражаясь, сходу под танки с шашкой наголо кидают. Без нормальных объяснений и раскладов, как обыкновенное пушечное мясо.

В руки ткнулась плоская фляжка:

– Держи. Поможет.

В ноздри прокрался мягкий, отдающий шоколадом аромат хорошего коньяка. С сожалением вздохнув, вернул флягу Владе:

– Спасибо, но нельзя. К начальству пред светлы очи всё равно надо будет явиться.

Мутсу плавным движением кисти вернула мою руку обратно:

– Пей. Будут спрашивать, смело ссылайся на меня. Можешь даже добавить, что насильно вливала.

– Спасибо, Влада.

***

За дверью просторного кабинета кадровой части, курирующей вопросы канмусу Школы «Дом морей», измерял шагами доступную площадь высокий мужчина лет тридцати-тридцати пяти, с совершенно седой головой.

Напротив окна сидел молодой парень с ещё по-юношески жиденькой бородкой и, глумливо ухмыляясь, пересчитывал солидную пачку унов.

– Юра, завязывал бы ты косплеить Доктора Зло, – нервно бросил седой, в очередной раз пройдя мимо довольного зама.

– Пал Сеич, не я же ставки за вас делал. Проиграли – смиритесь.

Седой, остановившись, всё же уселся на край стола, подхватил оранжевую папку и вновь перечитал докладную.

– Эти головоногие ООНовские мандавошки, создаётся такое ощущение, ни с головой, ни с жопой не дружат.

– Увы, ограниченный у нас здесь контингент, своё мнение навязать не можем.

– Ты особистам маякни, пускай мозголомам яйца прищемят как следует. Налицо же неприкрытый саботаж.

Молодой пожал плечами:

– А толку? Каждый год полный доклад сливаем, эффекта ноль. Кстати! Ставки на бар делаем?

– Соотношение?

– Хм... Пожалуй, удвою прошлогоднюю ставку. Сто к одному.

– Сто пятьдесят и вызов спецназа.

– Принято, – хмыкнув, Юрий развернул админку офицерского портала базы и внёс обновления на страничке тотализатора. И только сохранив изменения, посерел лицом. – В смысле, сто пятьдесят и спецназ?

– В прямом. Джимми, хоть и железный, но не вечный.

– Это нечестно! – встрепенулся зам. – Я же по миру пойду!

– Посидишь месяц на довольствии, глядишь, и жирок порастрясёшь, – мужчина, покинув стол, с удобством развалился в кресле. – Что с девочкой делать будем?

Юрий почесал ручкой за ухом:

– Будь здесь армия или нормальное училище, на губу бы загремела. А так – дисциплинарное, как ни крути.

Павел Алексеевич, клацнув парой кнопок, открыл досье обсуждаемой.

– Психопрофиль... Ерунда. Исходник...

Не веря своим глазам, мужчина несколько раз моргнул и сделал огромный глоток остывшего кофе.

– 3,14здец, – весомо прозвучало в кабинете.

– Эм... Пал Сеич?..

– Жесть, говорю. Ты историю исходника девчонки смотрел?

– А что там смотреть-то? Как всегда, воевал, погиб. Или воевал, пропал без вести. Или не воевал, но умер боевым макетом или разобран на металл.

Седой обхватил голову руками и с тоской посмотрел в монитор:

– Одесский смертник у нас в Школе живёт. Вот теперь сам думай.

– 3,14здец, – подтвердил молодой.

Один из древнейших кораблей Империи, чья боевая история насчитывает более ста лет, стоял в списке кораблей особняком. Не было в новейшей истории других примеров, когда против приказов и распоряжений весь экипаж корабля шёл добровольцами на заведомую гибель, хотя многие могли бы остаться на берегу – модернизации и автоматизация ископаемого утюга позволяли вести эффективное боестолкновение всего лишь сотней человек.

– Вот именно, – кивнул Павел Алексеевич. – Проморгали мы, нам и расхлёбывать.

– Предлагаете разморозить литерные "Р", "П" или "Ш"?

– Именно. Что у нас там в "П" заначено?

Зам шустро защёлкал клавишами, периодически прикладываясь неснимаемым браслетом-оттиском к ридеру ПАКа.

– "Полный Пэ" изъяли, как бесперспективный. Остался только "Прометей".

– Отлично, – седой счастливо потёр руки. – Сходные профили есть?

– Тройка точно, остальные под присмотром.

– Замечательно, – Павел Алексеевич от удовольствия чуть ли не мурчал. – Разворачивай "Прометея", будем ООНовским мандовошкам шаблоны рвать.

***

На удивление, в столовой вокруг меня не образовался островок пустоты, как того бы следовало ожидать. По идее, за выходку уже должен был бы прочно и надёжно попасть в категорию парий. Но, видимо, не сегодня.

Аппетита не было совершенно, но – есть надо, иначе мозги окончательно усохнут.

– Ждёшь выволочки? – от серых глаз Грейс, сидящей напротив, казалось, некуда деться.

– Всё может быть, – пожав плечами, допилил-таки неподатливый стейк.

– Мы тут с девчонками посовещались, – наклонившись над столом, доверительным шёпотом сообщила Гнейзенау. – Если дисциплинарное взыскание повесят или на губу отправят, петицию подпишем в ГШ.

– Не надо, – отмахнулся я, хотя в глубине души шевельнулось тёплое чувство.

– Надо. Это мы людям нужны, а не они – нам. В контракте чётко оговаривалась достойная социализация, в том числе и гражданская, вступающая в действие с момента подписания документа. Такими методами – на выходе получат кучку психованных и излишне нервно реагирующих на раздражители девчонок с потенциалом убойного оружия, а не нормальных бойцов, умеющих принимать решения, отдавать и выполнять приказы.

– Думаю, тут таких сильно умных быстро куда-нибудь вглубь континента переведут, лужицу какую или ручеёк охранять от поползновений папуасов.

– Никки, не делай вид, что тебе всё равно. Твои сигнатуры трещат, как старый трансформатор.

– Извини, я не специально.

– Знаю, – вздохнув, Грейс встала из-за стола и заняла пустующее место слева от меня. Свирь и Обь ужинали сегодня в лазарете, капитан основательно нагрузила девушек гранитом сложной лекарской науки. До жути не хватало присутствия Карины, буквально распространяющей вокруг себя ауру спокойствия и умиротворения. – Но всё равно – не дело бросать своих на ровном месте.

Я вспомнил болезненное выражение на лице аватары Муракумо и её тоненькую ножку, зажатую между валами ловушки.

– Мелкая могла же без ноги там остаться...

– Могла, – кивнула Грейс. – Для того в лазарете и стоят регенерационные саркофаги. Недельку поплавает в восстанавливающем бульоне, конечность как новая будет.

Я уставился в стакан:

– Если технологии так круты – почему в массу не идут?

– Потому что работают только с Девами. Человек в такой капсуле максимум – хорошо выспится, да заживление ран чуть ускорится. Невыгодно и нерентабельно. Наши тела функционируют по совершенно иным принципам.

Окинув взглядом столовую, не нашёл желтоглазой.

– А мелкая куда делась?

– Не знаю, – пожала плечами Гнейзенау. – Сейчас уточню.

Я не успел ничего ответить, как девушка быстрым, упругим шагом дошла до столика с худенькими девчушками и, перекинувшись с ними парой слов, вернулась обратно.

– В комнате сидит, переживает.

– Ёпт... – с благодарностью положив руку на кисть Гнейзенау, выдавил дежурную улыбку. -Спасибо за поддержку, Грейс. Пожалуй, я пойду.

***

– Не заперто.

Ну ещё бы. Двери в общаге принципиально не имеют замков.

– Ты чего голодом себя моришь, кроха?

Сидит зарёванная, личико осунулось, ссадина на щеке, синяк во всю голень. Растрёпанная, взъерошенная, как воробей.

– Как я могу есть, флагман, когда там все, перед кем я провинилась?.. И вам досталось из-за меня...

Сгрузив пакет, принялся выгребать из него контейнеры с едой.

– Значит, так. Во-первых – я тут одна, во-вторых – короны не вижу, а паразиты в нас как-то не приживаются[1] – так что можешь смело обращаться на ты. В-третьих, не накручивай себя раньше времени. А в четвёртых, давай уж по-нормальному знакомиться. Я – Николь, можно просто Никки.

– Шинджу, – сложив руки перед грудью, девчонка низко поклонилась.

– А можно просто – Шин?

– Можно, флагман.

– А вот это уже в-пятых, Шин. Я не флагман. Сегодня – всего лишь лидер эскадры и условный флагшип. А после сегодня, чувствую, и вообще ноль без палочки. Но это пофиг. Просто запомни, не флагман я.

– Флагман, – упрямо боднула головой воздух аватара Муракумо. – Флагман моего сердца!

Мда... Приплыли... А ведь на полном серьёзе говорит, и жёлто-оранжевые глаза так и сияют.

– Отставить идолопоклонничество, Шин. И приступить к приёму пищи.

– А вы... ты?

– Ешь-ешь, а я у тебя, пожалуй, грушу подрежу, если не против.

– Не-не-не, хоть все забирайте.

И, пискнув что-то языколомное по-японски, девушка приступила к еде.

Как и большинство эсминцев – худенькая, даже, скорее, поджарая, но при этом совсем не выглядит пигалицей. Лет пятнадцать, плюс-минус год. Что, в принципе, и по весьма развитой груди, боевито выпирающей сквозь туго натянутую майку, заметно.

Тренькнул мобильник, вывалив на экран короткое сообщение от секретаря директора: "Канмусу "Император Николай Первый" – прибыть в кабинет директора. 20 минут".

Хм... Кажется, кончилась нормальная жизнь. Жалко? Возможно. Подвернись возможность сделать по-другому – сделал бы иначе? Отнюдь.

Значит, пора готовиться к льдинам и злым линкорам.

Похер, прорвёмся.

– – – –

[1] Марк Твен

О котах и горчице

– Павел Алексеевич, Иван Петрович, Кагуро-сан, – кивнув, директор указал на кресла. – Неужели обычный ежегодный срыв Девы Флота оказался настолько серьёзен, что смог объединить кадровый и особый отделы?

– Не смешно, Масаши-сан, зато правда, – сухо согласился начальник кадров.

– Судя по вашим коллегам, – Адмирал кивнул на молчащих особистов, – решили девочку по полной протянуть?

– Всё может быть, – неопределённо развёл руки Павел Алексеевич. – Но сначала хотелось бы узнать ваше мнение о имевшем место быть инциденте.

Директор выдвинул ящик стола и извлёк на свет массивную деревянную коробку кубинских сигарилл.

– Угощайтесь, нервы стабилизирует, – и, открыв окно, сам с удовольствием затянулся терпким, мягким дымом. – Если не под протокол, то скажу так: менять надо и систему обучения, и методику, и авторов этих систем, калькирующих пехотную подготовку на элитные и, к тому же, единственно действенные силы в нашей войне. Абсолютно алогичная система, к тому же – который год стабильно показывающая свою несостоятельность.

Адмирал, откинувшись на спинку кресла, с полминуты собирался с мыслями, прикрывая усиленную когнитивную деятельность неторопливым наслаждением вкусом изысканного табака.

– Что касательно проблемного линкора... По хорошему – её вина только в том, что на "пристрелке" сразу и без пояснений отрабатывается самый худший из возможных вариантов. Что, если говорить откровенно, очень сильно бьёт по и без того далёкой от эталонной психике канмусу. Согласитесь, желание сражаться на стороне человечества после такого жёсткого выворачивания наизнанку вряд ли прибавится. Ведь, фактически, получается как: вот вам дистанция, вот вам время, идите и успейте. Кто упал – того, пусть и условно, съели. Девушек из МЭВ[1] каждый год после этого забега приходится на две недели в санаторий отправлять, иначе психика вразнос идёт. Вот и слетают с резьбы канмусу: выполняй бессмысленную, извиняюсь, хрень, не вякай – и радуйся тому, что в этот раз в ловушке застряла не ты. И у МЭВ запрет на вмешательство, если помните. Пока серьёзное увечие кто-нибудь не получит, никто их на полигон не выпустит, – с силой втоптав пальцами недокуренную сигариллу в макушку статуэтке, изображающей восточного пухлощёкого божественного болванчика, Адмирал потёр переносицу. – Каждый год отправляю доклады. Как в пустоту, даже отписок не возвращают.

Покосившись на коробку, директор, махнув рукой, достал ещё одну сигариллу.

– Нельзя так, понимаете? Просто нельзя. С огнём играем... У меня всё.

Павел Алексеевич кивнул и пристально посмотрел на Ивана Петровича.

Особист, коротким энергичным кашлем прочистив горло, извлёк из внутреннего кармана пиджака плоский футляр размером чуть больше классического конверта.

– Масаши-сан, ознакомьтесь, – и передал футляр Адмиралу.

Директор, несколько секунд покрутив в руках ранее незнакомое устройство, нашёл характерное углубление ридера ПАКа и, не мешкая, приложил браслет-оттиск к считывателю. Без каких-либо заметных внешних эффектов верхняя часть плоской коробочки подалась вверх, показывая скрытый внутри тощий конверт с пироопасной упаковкой, так же несущей на себе крохотную плашку контрольного ПАКа.

Активировав протокол разгерметизации, директор извлёк из защитного контура обыкновенный белый конверт, по швам пропечатанный усиленной голограммной штрих-меткой. Вскрыть его оказалось задачкой не из простых, канцелярский нож отказывался брать на первый взгляд обычную бумагу, а подцепить ярлычок штриховой ленты коротко остриженными ногтями не никак получалось.

Но, кое-как справившись с задачей, Масаши вытащил на свет единственный листок бумаги, заполненный едва ли на одну пятую, завизированный личной ленточной печатью Особого советника российского Императора.

Бегло пробежав глазами текст, Адмирал с уважением посмотрел на представителей Империи.

– Значит, литерный проект "Прометей"? Задумка интересная, господа офицеры. Всецело одобряю, тем более – рад, что у вас есть возможности обойти директивы ООН. Форму приказа составлять, или по стандарту – оттиски и сигнатуры?

– Стандарт. Ядро группы определено, набор и отсеивание в течение месяца с момента активации протокола "Эвридика-2".

– Прекрасно, – кажется, впервые за день настроение у Адмирала улучшилось. – Тогда – приступаю к выполнению.

***

Карина, вопреки расхожему стереотипу о неотвратимости и беспринципности женского любопытства, вечером не допытывалась о итогах похода к начальству. А я не возражал. Просто потихоньку пытался зарастить шаблон обратно.

Свирь после отбоя уже привычно устроилась рядом и, запустив пятерню мне в волосы, мгновенно уснула, при этом умудряясь в пассивном режиме ещё и периодически обласкивать сканирующими полями.

В голове ещё долгое время крутилась картинка "почётной" встречи в кабинете Адмирала. И сурьёзные до невозможного дяди-"молчи-молчи", и ознакомление с особыми литерными инструкциями, и топтание на холодной пластине мультидиапазонного сканера, и доведение задач, и прочая-прочая-прочая.

От свалившейся информации мозг буквально разрывало, но чувствовал: надо уснуть, чтобы оно нормально по полочкам растеклось и уложилось как надо. Только где бы снотворное найти?..

Впрочем, искать не пришлось.

Карина, обдав густой, невоспроизводимой волной обожания, умиротворения и спокойствия, во сне повернулась, обвила меня руками и ногами, и, уткнувшись тёплым носиком в шею, продолжила посапывать, попутно вселяя уверенность в себе и в завтрашнем дне.

Чувствую, кому-то шаблоны придётся собирать по крупицам.

Ну и хрен с ними.

***

– Юра, не прикидывайся ветошью. Я же вижу, что не спишь.

Зам разлепил глаз, истово пытаясь сымитировать неадекватный взгляд, характерный для внезапного пробуждения.

– Не прикидывайся, Юр. Я все твои ужимки прекрасно знаю. Что по ставкам?

Тяжело вздохнув, зам достал из кармана изрядно подросшую пачку банкнот и, отсчитав от неё несколько бумажек, протянул оставшийся массив начальнику:

– Сто пятьдесят к одному. Пал Сеич, может, разъясните неразумному хазару, каким образом?..

Павел Алексеевич, взвесив в руке стопку денежных знаков, довольно улыбнулся:

– Я же говорил, что Джимми не вечен.

– Сколько?