Текст книги "Дредноут по имени Никки (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чернояр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Чернояр Дмитрий
Дредноут по имени Никки

Ссылка на зеркало: https://ficbook.net/readfic/5192452

Направленность: Фемслэш

Автор: Дмитрий Чернояр (https://ficbook.net/authors/373225)

Фэндом: Aoki Hagane no Arpeggio, Kantai Collection (KanColle), Гришковец Евгений "Дредноуты" (кроссовер)

Жанры: Флафф, Фэнтези, Фантастика, Повседневность, AU, Учебные заведения, Попаданцы, Первый раз, Дружба, Пропущенная сцена

Предупреждения: OOC, Насилие, Нецензурная лексика, ОЖП, Смена пола (gender switch), Смена сущности, Элементы гета

Размер: Макси, 303 страницы

Кол-во частей: 67

Статус: закончен

Описание:

Уже не совсем зарисовка по заявке ТёмногоКота. Да и от заявки явно уже далековато ушло... Одно спасает – тут таки некоторым моментам есть суровый обоснуй. Или – будет в дальнейших главках.

Кривость и косость всё равно присутствуют, да =)

P.S. Список кроссов ещё может пополняться. Может. Но не факт, что будет.

Посвящение:

Камраду Коту за прекрасные книги.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:

Просто зарисовки.

ЗЫ Я в курсе, что Шернхорст правильно – Шарнхорст, и что Китобоец – на самом деле Китобой =)

Создал альбом с персоналиями, будет периодически пополняться:

https://vk.com/album-64123345_243683380

Сводный файл по персоналиям за авторством Йошш:

https://docs.google.com/spreadsheets/d/1a9OZWRQiFZ7e-tSpxYKSItrIhUobA0hccqNPjdE5epU/edit?usp=sharing

«Подарок», омак от автора Йошш:

https://ficbook.net/readfic/5609036

физическая, отчасти даже психологическая

усиления

Пипидастр

Тьма.

Всеобъемлющая. Безграничная. Бездонная.

Тьма.

Пропитанная холодом и одиночеством.

Тьма.

Молчаливая. Угрюмая. Чуждая.

Тьма – вокруг и внутри.

Короткая вспышка, заставляющая содрогаться в конвульсиях всё естество.

Агония, продолжительности которой нет счёта и определений. Вечность, сжатая до фемтосекунды. Мгновение, размазанное по ленте Мёбиуса.

Боль. Удовольствие. Запах. Шершавый свет, солоноватый на вкус. Любопытство, благоухающее сладковатым ароматом красного.

Новая агония.

Такая же, как и первая.

Другая.

Различная, но одинаковая.

Словно на один предмет воздействуют сразу с двух сторон разными методами.

А после спазмов ошмётки сущности начинают слипаться, врастать друг в друга, переделывать себя – и своей эволюцией меняя окружающую Тьму.

И приходит осознание.

О-сознание.

Сознание.

Я.

Кто я?

Или – что я?

А вокруг – словно внутри моей сущности отработало реле переключения диапазонов восприятия – из Тьмы – из каких-то её глубинных слоёв – выступают десятки, сотни, тысячи разноцветных шариков.

Крохотные, неподвижные.

Не знаю, чему удивляться. Тому, что Тьма – многослойна? Или тому, что – чувствую эти дрейфующие сгустки неизвестной субстанции?

Чувствую, но достать, дотянуться до них – не могу. Нечем.

А Тьма продолжает расслаиваться. Уровень за уровнем – во всех направлениях.

До тех пор, пока на одном из слоёв не проявляется нечто, отдалённо напоминающее меня: такое же деформированное призрачное тело, сотканное из света и энергий. В его глубине мерно сияет, угасая, ослепительно-яркая точка. Она – молчит. Но пустота вокруг – наполнена тоской и обидой. Я понимаю эту сущность – не полностью, даже едва-едва касательно. Но – понимаю.

Невольно тянусь к ней: разделить боль на двоих, заполнить одиночество, приглушить обиду и тоску.

Вдвоём растворяться в нигде не так паршиво.

Едва касаюсь своей энергией самого краешка сияющего ореола – и меня накрывает новая агония.

Она сильна. Она выворачивает, перестраивает меня, меняет – но Я остаётся мной. Нет нужных слов, образов, ощущений – чтобы осознать и принять то, что происходит.

Агония длится, перемалывает меня – и источник сияния, к которому я неосторожно приблизился.

Нас сливает воедино, пытается размазать по Тьме – от одного края бесконечности до другого.

Но – хочется жить. Жить!

И – агония отступает.

Второго сияния рядом нет.

Нет, есть.

Во мне. Я.

И разноцветные шарики, рассыпанные на разных слоях Тьмы, тянутся ко мне, вливаются в меня – заполняя те лакуны, что зияют неправильными дырами в объединённой сущности.

А чуть позже – едва только последний светящийся шарик врастает в меня – Тьма резко смещается, сжимается, отступает – выталкивает туда, где свет, где жизнь.

Пульсирующий гул заполняет сознание, но через стену шума прорывается напряжённый голос:

– ...яем! Разряд!

***

Потолок.

Белый, пластиковый. Характерный запах медицины вокруг.

Мерно попискивает аппаратура вокруг постели.

На лежанке, под толстым одеялом, соответственно, я.

Кто – я?

Что – я?

На первое – ответ смутно угадывается. Слишком фрагментированно сознание, чтобы объединиться в полноценную личность. Или – пересобраться. Редкие вспышки памяти – моей? Чужой? Калейдоскоп обрывков – несвязных, разрозненных – и старательно отгоняемый от сознания вопрос – это ж сколько мне лет, что я вот это вот всё наворотить-то успел? Не может человек столько сделать за короткую жизнь...

– Как твоё самочувствие?

– Пить, – кажется, что кричу, но из сухого горла только сипение раздаётся.

Доктор. В движениях, взгляде, мимике – чувствуется – это он меня достал из Тьмы. Или – не дал в ней растаять окончательно.

Понимающе кивнув, доктор – ни санитаров, ни медсестёр не видно – протягивает ко мне нечто, имеющее сходство с грушей. Медицинской.

– Тоник, – поясняет доктор. – Всё стерильно, питьевая груша только из упаковки. Для другой стороны – совсем другие наконечники и объёмы используются.

Зубы помимо воли сжимают силиконовый кончик – и под сдвоенным давлением – собственной тяги и пальцев врача – благословенная жидкость начинает потихоньку просачиваться в желудок, попутно наполняя жизнью иссушенные связки, слизистую – прочий ливер.

Три подхода. Досуха. Хоть груша и выглядит довольно внушительно – объёма в ней от силы грамм на стописят. Несерьёзно, в общем.

Зато в желудке приятная тяжесть ощущается.

– Полегчало?

Киваю.

– Тогда задам несколько вопросов, – тон утвердительный, по интонациям сразу понятно – хрена с два отвертеться получится. В подтверждение намерений доктора – в его руках появляются ручка и бумага, закреплённая на планшете-анкетнице.

– Имя помнишь?

Киваю.

– И?

А чего – и? Сам-то пробовал вспомнить, каково это – помнить буквы, помнить звуки – но не понимать того, как они ассоциируются?

Но – справился.

– К-коля, – голос сиплый, тяжёлый, при каждом звуке связки перенапрягаются.

– Коллет, значит... Или Николь?

Не слушаю эскулапа. Не слышу. Зуд в горле, першение – и боль, скручивающая гортань и связки.

Спасение утопающих – дело рук самих утопающих?

И снова здравствуй, Тьма.

***

Новое пробуждение.

Ничего не болит. Слюна во рту есть. Язык влажный, подвижный. Зубы как-то странно ощущаются – кажется, мельче стали. Вместо ямки справа сверху, там, где был зуб мудрости – ровная десна. Ни дырки, ни бугорка. Слева та же картина – но там удалить не успел. Открошился кусок, и бес с ним. Не болит, есть не просит. Всё на потом откладывал поход к стоматологу. А сейчас, вроде как, и не нужно уже. Нет того зуба, и дырки нет.

Странно.

Пока валялся без памяти и сознания – неужели догадались починить тело?

А вообще – как я сюда попал?

И кто – я?

Глупый вопрос. Я – это я. Начиная той загадочной хреновиной, которой мыслю, и заканчивая неприятным, но пока ещё терпимым ощущением наполненного мочевого пузыря.

Доктора нет. В палате пусто. Приглушённый свет не режет глаза, что уже хорошо.

Мерно пищит аппаратура.

Непривычно ощущать густую шапку требующих срочной помывки волос.

Это ж сколько меня по Тьме носило, что такой хаер нарасти успел?

Ревизия памяти, увы, почти ничего не дала. Имя – Николай, возраст – три десятка лет с хвостиком, хвостик – размером с гулькин буй. Семья – пустота. Дети – пустота. Работа, навыки – аналогично.

По привычке почесал шею – когда скребёшь ногтями щетину, мысли как-то более организованно бегать начинают. Это у мелочи всякой желторотой раз в день станком прошёл – и шкурка как новая, гладкая и мягкая. Память же подсказала, что со мной такие фокусы не проходили со школы. Какой школы? А Тьма её знает...

Но – сюрпризы только ожидали меня.

Сначала – щетины не нашлось. Кожа – нежная, какая-то подозрительно бархатистая и гладкая. Не может такого быть. Слишком плотно сидит в сущности рефлекторная потребность дважды в день выскабливать опасной бритвой успевшие отрасти волоски. Но – ни застарелых шрамов, ни волос. Тут два варианта. Самый невероятный – меня запопаданило в тушку подростка. Более реальный – хватанул крайне серьёзную дозу облучения. В пользу первого явственно говорит прекрасное самочувствие и ясность сознания – если, конечно, этот рассыпанный паззл можно назвать сознанием. Вероятность второго отвергается наличием гривы тёмно-каштановых волос. Не может радиация избирательно поражать организм. Да и язвы – если бы они были – не почувствовать было бы невозможно.

Перестав искать щетину, подёргал себя за волосы. Нет, свои, родные. Правда, седых не видно, хотя помню, что левый висок почти на треть побелел. По какой причине – не знаю сейчас.

Но – одно успокаивает – волосы свои. Не парик, и то хлеб.

Подчиняясь ощущению смутного непорядка, вновь пробежался ногтями по горлу.

М-м-мать твою!

Кадык где?!

Нет кадыка. Нет горбинки адамова яблока, украшенной вечно обнвляемым шрамом. Гортань ровненькая, ребристая – но без кадыка.

Руки сами поднимают край толстого одеяла.

На груди топорщится двумя небольшими холмиками пижама. Рука сжимает ткань, пальцы ощущают упругую плоть.

Нет, это нездоровая хрень какая-то.

Рука помнит ощущения – сколько сам тискал прелестных ясноглазых феечек, не вспомнить – но и забыть невозможно. А тут – я мну. Свои сиськи мну.

Лёгкая истерика на время отступает под выплывшей из глубин подсознания догадкой. Слышал-де, что радиацию можно лечить, активируя какие-то железы в человеках. Железы – это гормоны. Гормоны – это, в зависимости от железы и стимуляции – мужицкость или бабскость. Живот плоский, кожа мягкая, упругая – но под ней ощущается пресс. Значит, не пивное брюхо, через которое, при желании и упорстве, можно до позвоночника дотянуться. Значит – напичкали гормонами или заставили свои железы вырабатывать женские.

Но это не страшно. Как отрасли, так и сдуются. Годик-другой спецтерапии, и всё вернётся на прежние места.

Не вернётся.

Это я осознал, запустив руку в пижамные широкие штаны и не найдя ничего.

Точнее – найти-то нашлось, но вовсе не то, что должно бы найтись.

Это что, мне теперь и писать сидя?..

– Это 3,14здец какой-то... – вздохнул я, уже не удивляясь гармоничному, странно родному и совершенно незнакомому женскому голосу. – Ну, здравствуй, девочка Николай, человек и пипидастр...

Тьма вновь распахнула свои объятия, выбив из разума накатывающую истерику.

Никки

Доктор больше не появлялся.

Вместо него поначалу повалили психоолухи. Знаем таких – у них не пациенты, а поциенты. Биомасса для диссертаций и докторских. Первый косился на вырез пижамы и все приземлённые мысли были написаны на морде лица. И по манере речи – скользкий, липкий. Даже тест Роршаха не прогнал. Кажется, увидев три расстёгнутых пуговички, так с ними разумом и остался.

Непрофессионален, неадекватен, и вообще – гондон.

Заодно выяснил, что фрукты я метаю весьма метко. Жаль, кокосы не завезли, а то психоолуху череп бы проломил с удовольствием.

Второй чуть поадекватнее оказался. Третий... Хватило двух секунд, чтобы опознать в третьем ментального близнеца первого. Такая же крыса сухопутная. Хоть и манер чуть побольше. Но вопросы о комплексах и фалличностях всяких разных – однозначно показали, с чьим адептом имею дело.

– Если у вас все мозгоклюи такие – запасайте полиэтиленовые пакеты, – говорю я мрачному метису, приставленному ко мне чем-то вроде подпорки с той стороны двери. Звать это чудо изумительно строгого квадратного телосложения Джошуа. Фамилию только не запомнил. И звание. Впрочем, о звании тот, вроде как, и не заикался.

– Зачем пакеты?

И глазками – хлоп, хлоп. И физиономия лихая и характерная. Всё понимает, коричневый брат.

– Трупы уносить.

Серый полунегр – это серьёзно. Впечатляет.

Ещё более поразительна его способность к телепортации – или сверхбыстрому перемещению. Услышал про трупы – и только дверка и скрипнула за ним.

Значит, на доклад побежал.

Интересно, особист сразу прискачет, или шанс какой-никакой дадут?

Ладно, поживём – увидим.

Вытянувшись поверх одеяла, закинул руки за голову и уставился в потолок. Мыслей – не было.

***

Было бы смешно – если б не было так грустно.

С дырявой памятью и – в чужом теле.

А где душа – или сущность? – прошлой хозяйки? Нет ответа.

Самое паскудное – если походя её сожрал или ассимилировал. Карму хрена с два отмоешь. Доставшийся мозг кристально пуст в отношении каких-либо воспоминаний предыдущей владелицы. А вот рефлексы есть. В первый раз, доковыляв до горшка, даже подумать не успел, как уселся отточенным, слитным движением, походя стащив брюки. И только потом дошло, что рефлексы мужские как-то притупились. В принципе, оно и к лучшему – оконфузиться в единственную одежду – несколько неприятно было бы.

А вместо особиста пришёл нормальный мужик. Не чмо сохатое, как прежние любители распила под шумок вкусных кусков, не вечно хмурый молчи-молчи, не доктор.

Мужик военный – только им удаётся носить костюм как форму. Всё сидит как влитое, нигде не болтается и пошло не топорщится. И мадам с ним характерная, родственная в движениях и выправке. Едва заметный шрамик у виска, короткая прическа золотистых волос. Обоим крепко за сорок, но движения быстрые, ровные, скупые, без офисно-тыловой рыхловатости.

Или оперативники, или бегают зело много и обильно.

– Коммандер Юджин Гастингс, третий сводный средиземноморский флот, – скупо кивнул мужчина. – Лейтенант-коммандер Элис Броуди, ваш куратор от Штаба по изучению паронормальных явлений и океанистики при ООН*.

– Как к вам обращаться, мисс?.. – спросила новоявленная кураторша.

ООН, океанистика, паранормальность... Ерунда какая-то.

И чего им говорить? Здрассьте, я мисс Николай? Сразу же к мозгоклюям упекут. Надо, как все нормальные герои, идти в обход.

– А вы разве сами не знаете?

Коммандер несколько стушевался, а вот мадам даже вида не показала.

– Сведений у нас мало, к сожалению. Городок, поблизости от которого вас подобрала бригада спасательной службы флота, перестал существовать. Мы, конечно, перетряхнули сервера госслужб, прогнали через поисковые алгоритмы соцсети, форумы и торговые площадки... Вы не очень-то доверяете Интернету, мисс.

– Так всё же?

Вздохнув, лейтенант-коммандер извлекла из папки-конверта несколько куцых листочков:

– Это всё, что удалось собрать.

Взяв предложенные бумаги, я с любопытством уставился на ровные ряды таблиц и информационных блоков.

Язык явно не родной. Вообще в жизни его не видел. Однако – буковки понимаю, а буковки, сложенные в слова – даже читать могу.

Беззвучно шевеля губами, пробуя соотносить читаемое с вероятным звучанием, я принялся изучать собственное дело.

Бояна Костови. Неполных шестнадцать лет. Предварительный социальный статус – сирота. Место последней официальной регистрации в единой миграционной службе – хорватский городок с непроизносимым названием. Состав семьи – отец, младшие брат и сестра. Мать, София Костови, числится пропавшей без вести со времён операции Восьмого Объединённого трансатлантического флота "Кукушка".

В этих ваших интернетах инфы обо мне, и в самом деле, немного нарыли. Дата рождения, пара выдержек из анкет с провокационными намёками на лево-социальность и всеобщую толерастию, да чёрно-белый снимок татуровки на загривке. Лаконичный ниппонский иероглиф.

Третий лист – просто цветное фото.

Сделано, судя по дате, пару лет назад.

Угловатая девчонка с длинными вихрами каштановых, выгоревших до золотистости волос, несколько тонкогубым ртом и остреньким, почти лисьим личиком. Ангелочек, ми-ми-ми.

Вздохнув, отложил распечатки в сторону:

– На имя вообще ничего внутри не шевелится. Это нормально?

– Вполне, – кивнула куратор. – Первичная инициация происходила самопроизвольно, без должного медикаментозного и оперативного сопровождения. Случай редкий, но не уникальный. Память вернётся, ты не бойся.

– Я и не боюсь, – я пожал плечами, всем видом стараясь не выдать мандраж.

Ахренеть не встать.

Зеркала в санузле нет, отражающих поверхностей тоже не найти, но – не думал, что теперь настолько молод.

А я ж ещё и себя облапать при ревизии успел... Интересно, если узнают, кто внутри сидит, сразу статью пришьют, или в лабораторию загонят?

– Позволь вопрос... Бояна?

Ладно... Пока для проформы будем откликаться именно на Бояну Костови.

– Да?

– Чья ты теперь Аватара?

– То есть?

Лейтенант-коммандер выразительно посмотрела на мужчину:

– Юджин, местные охламоны что, даже базовую информацию не слили?

Мощно желваки у мужика гуляют. Такой, пожалуй, если припрёт, и в самом деле колючую проволоку перекусит. Под напряжением. Зубами.

– Разберёмся.

– Тогда разберитесь ещё с мозгоклюями вашими, – подбросил я гов... дровишек на вентил... костёр революции. – Один только и умеет, что на сиськи пялиться, от второго и третьего пользы чуть больше. Какое отношение имеет прикладная психология и намерение всенепременно ощупать пациента? Третий, признаю, немного получше был, но у него же на физиономии и через слово написано, что, кроме Фрейда, ничего святого нет.

Куратор раздражённо повела плечом:

– Командование уже в курсе. Можешь быть спокойна, карьера на данном поприще – последнее, что их сейчас интересует. Равно как и местного управляющего, допустившего недостаточно квалифицированных, а если прямо говорить – и вовсе некомпетентных – "специалистов" к контакту с Аватарой Флота.

– Так что за Аватары?

Коммандер жестом фокусника извлёк откуда-то из-за спины тонкую плитку планшета, ткнул несколько раз в активированный экран и протянул мне сей девайс.

Совсем молодые девчонки, одетые в гидрокостюмы, обвешанные странными механизмами – скользили по воде. Точка, к которой они двигались, периодически наливалась непроглядно-чёрным туманом, а когда тёмные космы рассеивались, можно было увидеть, как кипит вода белой пеной между множеством извивающихся, длинных чёрных тел, окружающих крохотный островок.

И от тел этих даже через экран и нестабилизированную запись веяло такой чужеродностью, что невольно пожелал девчонкам удачи.

– Девы Флота. Механизм появления Аватар мы до сих пор не понимаем, хотя бьёмся над задачей всем миром не один год. Даже предугадать не всегда можем, какой же корабль воплотиться в очередной Деве.

Я слушал вполуха, а мозг сам раскладывал по полочкам полученную информацию, анализировал – те малые объёмы, что сейчас имеются, явно недостаточны.

– В каком смысле – воплощение кораблей?

– В прямом. В момент появления в водах Земли Глубинного флота – самоинициировалась и первая Аватара. Нам удалось, применив опыт работы с Туманным флотом, создать варсьюты** для Дев Флота – увеличивающие как их врождённые аватарные способности, так и приобретённые навыки.

Я смотрел на дисплей, на то, как хрупкие фигурки, снаряжённые, видимо, теми самыми варсьютами, атакуют черноту. Издали лучницы (лучницы, мать вашу!) запускают стрелы – и те превращаются... превращаются в натуральные самолёты – миниатюрные, но вот взрывы их торпед, разрывы влажно поблескивающей, чёрной плоти от курсовых пулемётов – более чем соответствуют полновесным калибрам.

– Бояна...

– Да, госпожа куратор?

– Есть отклик?

Я покачал головой.

– А как тебя зовут?

– Николай.

Ойбля... Только сказав, сообразил – что именно я ляпнул. Ну всё, теперь точно ждёт меня дорога короткая, да застенки местного Особого отдела.

– Позволишь? – никак не прореагировав на мужское имя, женщина перехватила у меня планшет и, чего-то быстро отстучав по дисплею, вернула аппаратуру обратно.

Вытянутый корпус, две трубы, две мачты, кран. Зенитные орудия, артиллерия... Наверняка и торпедное отделение есть. И подписано это добро "линкор "Император Николай I"".

На следующем слайде краткая история корабля. Построен... Введён в эксплуатацию... Порт приписки... Смена имени... Вывод из эксплуатации на слом... Отзыв вывода... Перевооружение, модернизация... Список наград, как боевые, так и за спасение гражданских... Перевод в статус плавучего музея... Возвращение имени, реставрация, модернизация и перевооружение второй очередью в боях против Туманного флота... Погиб в составе охранного ордера в восемь вымпелов на рейде Одессы, единственный из линкоров, выдержавший более пяти прямых попаданий... Вёл бой до последнего... Никто не выжил.

Что-то смутное шевельнулось в душе...

Охранный рейд... Вражеская флотилия – огромные чёрные живые корабли... От них не уйти. Запах свежей одежды – по древней традиции – перед боем, в котором не выжить, но в котором необходимо рвать глотку врагам до конца, до последнего живого члена экипажа, до последнего исправного механизма...

Странное понимание – я – линкор. Дредноут. Я – и корабль, и все те, кто погиб вместе с ним.

– Не Аватара корабля, – голос какой-то сухой, надтреснутый. – Душа линкора и экипажа.

Тень грустной улыбки на миг посетила лицо куратора.

– Если хочешь, можем поменять тебе имя.

А ведь в этом что-то есть... Как там спрашивали после пробуждения? Коллет? Николь?

Я кивнул.

– Бояна была. Теперь её – такой, какой она была – нет. Пусть будет Николь. Никки.

Мне за державу обидно!

Незавидное положение.

Не надо быть футур-аналитиком экста-класса, чтобы понять очевидную вещь: просто так меня никто никуда не отпустит. Воплощение Души боевого корабля – слишком ценное оружие, чтобы разбрасываться им направо и налево.

Человеки, вообще, существа жадные и хомячистые, особенно касательно штуковин, которыми можно массово выпиливать противника и хвастаться, у кого длиннее и толще.

Значит – два явных варианта: или сразу под ярмо запрягут, или, что маловероятно, попробуют договориться.

Идеален был бы контракт с обязательным высшим образованием. Диплом – штука такая, если уж по профилю не пригодился, то хоть от дождя макушку можно прикрыть по необходимости. Или, за неимением гербовой...

Я задумчиво поплямкал губами.

Ярмо, контракт... Эти упыри не то, что одежды, кроме пижамы без ничего, не дали, даже зубную щётку зажилили. Паста есть, щётки нет. Пальцем особо не почистишь...

А что делать, когда придут с предложением, от которого невозможно отказаться?

Чувствую – не торгаш я. И, в конкретном данном случае – это жирнющий минус.

Ладно... Отказаться всё равно вряд ли смогу...

Но – побултыхаемся.

Деваться-то некуда.

***

Из палаты перевели в номер гостиничного типа. Что характерно – с наглухо заложенными окнами.

К пижаме добавили форму без нашивок, пару маек, трёхдневный набор, состоящий из шапочек для двойняшек и казённого покроя унитарных труселей, да объёмную косметичку.

К счастью, в последней ни помад, ни всяких прочих женских девайсов для проведения штукатурных работ не нашлось. Зато оказались ножницы, пилка, зубная щётка, шампунь, пластырь и увлажняющий крем.

Сколько часов я просидел в ванной, сложно сказать. Но – сидел до последнего, пока организм сам не решил – хватит отмокать.

С волосами надо что-то делать... Грива, конечно, шикарная, кончиками волос даже ягодицы прикрыть можно – но с промывкой на шампуне разорюсь, а с просушкой – могу просто никуда не успеть.

Вряд ли тут есть приличный цирюльник... Так что, вооружившись маникюрными ножничками, чуть ранее доказавшими свою боеспособность в столкновении с неожиданно крепкими коготками, принялся менять свой имидж в сторону большей практичности.

Жалко, конечно, избавляться от такого богатства – но надо. Есть такое слово. Когда ни сил, ни желания, ни смысла нет – как приказ – надо. И – собираешь сопли в кулак, поправляешь кокарду, заталкиваешь всякие истерики и сомнения куда поглубже – и идёшь выполнять. Потому что – надо.

Вот и мне – надо.

Свернуть шею, зацепившись прядью за какую-нибудь скобу или иную напасть?

Увольте, нет желания получить премию человечества за освобождение его от себя, как носителя заведомо мусорных генов.

Кто не пилил маникюрными недоразумениями волосы – не поймёт, насколько это выматывающий и долгий процесс. Но – с поставленной задачей справился. Отложив ножницы, немного взъерошил оставшиеся волосы.

А неплохо получилось. Что-то, отдалённо похожее на каре, длинной до ключиц спереди и пальца в три с половиной на затылке.

Придирчиво осмотрев себя в зеркало, отметил немалое количество острижков, вздохнул, взял шампунь – и снова пошёл мыться.

***

Я оказался прав.

Куратор появилась к вечеру, с неизменной папкой-конвертом – и с донельзя серьёзным выражением лица.

– Имеете предложение, от которого мне не отказаться?

– Ты догадлива... Никки.

– Что ООН в вашем лице имеет предложить к обоюдному удовлетворению?

– Образование, опеку до достижения совершеннолетия, подъёмные, проживание в комфортных условиях, полное обеспечение, достойную зарплату и гарантированную работу. Всё в рамках одного контракта, срок на выбор: пять или десять лет. При окончательном прекращении боевых действий – досрочное расторжение с соответствующей компенсацией.

Я протянул руку.

– Что, Никки?

– Контракт. Ознакомиться хочу.

Десяток страниц. Никаких звёздочек, сносок, дополнений и условий мелким нечитабельным шрифтом. Всё просто, ясно и прозрачно.

– Что-то не так, Николь?

– Или мир сошёл с ума, или у вас юристы в святые массово собираются.

– Никки, – глаза куратора стали донельзя серьёзными, – Морские Девы, канмусу, служат в Объединённом флоте ООН, в единственном, замечу, на данный момент боеспособном флоте. Так что юристы разных государств очень внимательно следят за их контрактами. Ну и, соответственно, друг за другом. Понимаешь?

– Русские опасаются, что американцы их кинут, японцы трясутся за свои острова, а англичане нервно икают при одной мысли, что кто-то сможет одним приказом увести флот от их берегов?

– Что-то вроде этого.

– Но ведь флот, пусть и Объединённый – вещь конечная. А Глубинники – по всем морям шастают.

– Приходится распределять силы равномерно. Этакая своеобразная новая традиция: Аватара, как правило, идёт траверзом того государства, воплощением чьего корабля является.

В принципе, логично. Душа корабля – это и экипаж ведь. Значит – и их эмоции, мысли, надежды – и жизненный опыт – переняты реципиентом в той или иной степени. Может, распаковывается далеко не сразу, а может, оседает где-то на задворках памяти тяжёлым и пыльным, бесполезным грузом... Но – хочешь не хочешь, а хоть иногда, но просачиваться в сознание будет.

Почему я в этом так уверен? И уверен ли?..

Просто знаю.

– А в случае, если Глубинный флот решит прочистить гланды через задницу какому-нибудь государству и в полном составе явится к его берегам?

– Для такой ситуации у нас есть стратосферные джамперы. Немного, но быстро собрать Объединённый флот в одном месте – сможем.

– И ПРО Глубинных не достанет?

– Туманники бы достали.

Неразговорчивая какая-то она. Никакого нормального диалога, всё в формате вопрос-ответ. Неинтересно.

– Альтернатива контракту?

– Военная присяга.

– Кому?

– Человечеству.

– Это даже не смешно. Сербская девочка, предположительно – ещё и круглая сирота, являющаяся аватарой русского дредноута и – даёт присягу некоему эфемерному образованию под общим видовым наименованием "Человечество"?

– К этому всё давно шло, и, если бы не Туманники, а за ними – и Глубинный флот не перерезали межконтинентальное сообщение, сейчас царила бы всеобщая глобализация.

– Под недремлющим мудрым оком Штатов?

– Не исключено.

– Нет уж, лесом такую присягу. Хоть Штатам, хоть глобальночеловекам.

– У тебя есть какие-то претензии к США?

– Югославия, – хмуро кивнул я. – И не надо никаких попыток оправдаться. ООН обосралось перед НАТО.

– Но присягу Российской Империи дала бы?

О как. Оказывается, Россия – Империя. Как говорится – вот это поворот.

– Без сомнения.

Хм. А мадам куратор держится молодцом. Даже гримаску не скривила. Или ООН нынче забило большой и тяжёлый на альянс демократоносцев?

– Так контракт или присяга?

Я протянул руку ладонью вверх:

– Общечеловеки обойдутся. Ручку одолжите? И где тут подпись ставить?

Гранаты не той системы

Сижу в номере, жду распределения.

Делать нечего.

Информационный голод буквально выедает изнутри.

Перечитано абсолютно всё, что можно прочесть, начиная от ярлыков на полотенцах и заканчивая крайне богатыми, по сравнению со всем предыдущим, надписями на освежителе воздуха.

Джошуа, два кубометра мышц и костей, вежливо улыбается во все тридцать два, но выпускать наружу отказывается. Дескать, не положено, нет разрешения, нет предписания, и вообще – он обычный солдат, ему думать по Уставу не положено, даже вредно, так что все вопросы к начальству.

Ладно...

Не знаешь, чем себя занять? Отжимайся.

К чему и приступил.

От чего в осадок и выпал.

Или девочка, в чьём теле я оказался, всю жизнь кушала ударные дозы нейростимуляторов и боевых коктейлей, запивая их бодрящим тоником из кофеина и адреналина, или напичкана какими-нибудь имплантатами по самое небалуйся. Иначе объяснить запредельную выносливость невозможно.

Да что выносливость-то? Старая, как мир, практика всяких восточных руко– и ногомашцев – утюг в руку и удерживать до посинения.

Через полчаса заскучал.

Через час, дабы разнообразить скучную тренировку, стоял в позе ревматичной цапли – согнутая в колене нога прижата к груди, вторая – вытянутой стопой, самыми кончиками пальцев – упирается в пол, одна рука назад, вторая – вперёд – с утюгом на весу, аки со стягом или краснокомиссарским мандатом.

Ко времени, когда принесли ужин, я уже освоил примерные пределы нового тела. Гибкость на приличном уровне, на мостик встать и из него выйти с упором на руки – как раз плюнуть. Мышцы – вообще отдельная песня. Или даже пестня. Молочной кислотой забиваются настолько медленно, что усталости не ощущаешь.

Растяжка только подкачала, но, чувствую, при желании и упорстве – дело поправимое.

Однако, после всех тренировочных нагрузок в полный рост встал крайне неприятный вопрос: что делать, если ужин, порционно рассчитанный на среднестатистического морпеха, пропал в желудке так, словно до него не долетел, попав по пути в чёрную дыру.

– Сва-бо-ду! Па-пу-га-ям! Сва-бо-ду! Па-пу-га-ям! – опёршись о косяк, я методично долбил пяткой в толстое дерево двери.

– Николь, ты чего вахтенного пугаешь? – под глазами мадам куратора полноценные мешки а-ля панда, лицо уставшее и какое-то поблёкшее.

– Джошуа? Его попробуй испугай. Есть хочу.

– Тебе же приносили ужин?

– Маловато будет! Маловато! Я тут потренироваться решил, организм молодой, здоровый, естественно, что после нагрузок кушать требует. Всего и сразу.