Текст книги "Дредноут по имени Никки (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чернояр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

И калечная нога – почти не подволакивается.

В каморке, что за актовым залом...

Пробуждение было во всех смыслах чертовски приятным.

Во-первых, я по-настоящему выспался. Организм рапортовал о полном функционировании и отсутствии отклонений, промежуточное состояние между сном и явью позволяло нежиться, почти полностью игнорируя внешние раздражители, но мысли при этом, на первый взгляд ленивые и медленные, при более детальном рассмотрении оказывались кристально чистыми, вескими, завершёнными.

А во-вторых, ладонь правой руки покоилась на чём-то округлом, упругом, тёплом. Прикрытом скорее мнимой, чем действительно осязаемой преградой тончайшей ткани. И тело прижималось к чему-то не менее тёплому и выпуклому. Рука ощущала мерные подъёмы и опадания, подчинённые одному ритму.

Рефлекторно посжимав пальцы, услышал лёгкий смешок – и открыл глаза.

Рыжие волосы передо мной, чуть ниже – округлый изгиб плеча со сползшей бретелькой, а всё остальное прикрыто одеялом.

Приподнявшись на плече, попытался медленно освободить захваченную изумительно упругую приятность – но попытка к бегству оказалась жёстко пресечена: девушка локтём придавила мою руку, по-собственнически накрыв ладонью мою ладонь.

– Утра, Ника.

– Утра, – повозившись, отодвинулся к стене. Карина, поняв намёк, нехотя освободила мою руку из локтевого плена, легла на спину, но ладошку – не убрала. – Не боишься, что спалят?

– Не-а, – сладко зевнув, Свирь потянулась, невольно протяжно мурлыкнув на долгом выдохе. – До подъёма ещё полчаса, поваляться можно. Не шевелись.

Узкая ладошка девушки прижалась к моему лбу, продержалась там несколько секунд, соскользнула к шее, пальцы едва ощутимо прижались к тому месту на горле, где прощупывается пульс – свободной рукой подхватив моё запястье, аналогично разместила пальцы и на нём. Прикрыла глаза, беззвучно шевеля губами.

– Температуры нет, пульс в норме, глаза чистые, блеск умеренный, – и тут же по телу побежала приятная щекотка – одна волна, вторая, третья. – Все системы в норме, отклонений нет, тонус организма – чуть выше стандартного.

Я тряхнул головой:

– Я что-то пропустила?

– Ага, – кивнув, Свирь повернулась ко мне всем телом, по-хозяйски закинув стройную ножку на бедро. – Ты вчера после кино настолько квёлая была, что я не рискнула оставить тебя одну. Да и данные при минимальном расстоянии собирать не в пример проще.

– И это все причины?

Ну вот есть что-то неуловимое в весёлом взгляде Карины, что подталкивает на мысль: таки ещё что-то припасла.

– Конечно нет, – хмыкнув, девушка скользнула по моему плечу кончиками ногтей. – Но зачем озвучивать очевидное?

Подмигнув, Свирь вскочила с кровати и, плавно покачивая бёдрами, продефилировала на свою половину.

– Напомню, ибо ты вчера, похоже, вообще всё прослушала. Влада говорила, что сегодня комнаты будут дооснащать пищевым оборудованием, так что вечером уже отпадёт необходиомсть рысачить до пурифайера за кипятком. И пищеблоки ночью запустить должны были.

– Ага.

Волевым усилием уведя взгляд от воздушной, полупрозрачной не то майки, не то сорочки, прикрывающей прелести девушки, заставил себя осмыслить сказанное.

Пищеблоки... Кипяток...

Блин, а круто же!

Промышленный кулер колонного типа, снабжавший всю общагу кипятком для пищевых нужд, располагался на первом горизонте подвала, что, естественно, отнюдь не радовало. Припрёт ночью попить – и в журнале у дежурного вписывай цель, время, комнату, имя и класс. Благо, не запрещают... поправочка: видимо, уже – не запрещали – ходить за водой.

Тёплая ладошка скользнула по моей щеке, отрывая от попыток переварить мысль:

– Ника, не спать! Бегом в душ, пока время есть.

Дважды повторять не надо. Шустро собравшись, выскочил из комнаты, улыбнувшись девушке:

– Карин, ты – чудо!

Ну а что, если правда? А уж в каком смысле – пусть сама додумывает.

***

Думал, на торжественном построении буду один в брюках. Ан нет, почти треть присутствующих придерживалась сегодня того же стиля. Даже как-то незаметно разбились на две группы – юбки в первые ряды, брюки – на задние, полукоробочкой обхватив замыкающих.

Директор, совмещающий в себе должность Адмирала, был немногословен, но убедителен. Краткими, рубленными фразами довёл до юных умов, что учиться придётся в любом случае, хотим мы того или нет. И что будет трудно, и некоторые встретят проблемы в связи с плохой усвояемостью гранита науки организмом, и что к услугам тех, кто чувствует, что ещё чуток, и сорвётся, имеется целый штат высококвалифицированных психологов. И первый курс – он сложный самый. И так далее, и тому подобное.

С каждым словом директора градус приподнятого настроения у большинства первокурсниц снижался, а у старших курсов, наоборот, бодренько рос. Ну ещё бы не поглумиться над кильками, которые не то, что пороха, ещё даже нормальной волны не нюхали.

А потом Адмирал порадовал: лекций, как таковых, сегодня у первокуров не будет, только знакомство с преподавателями. Ну и так, ерунда всякая сопутствующая, свойственная высшим учебным заведениям.

И тут расклад настроений сменил полюса: старшие заметно пригорюнились, младшие воспряли духом.

Вот чую только – рано расслабляться. И лучше сразу готовиться к худшему – чтоб, если что, не удивляться.

***

К обеду стало понятно всем: до сессии мозги нам будут насиловать азартно и с огоньком. Причём не столько по профильным предметам, сколь по общеобязательным.

– Вот зачем нам экономика? – рубанула воздух рукой с зажатой в ней вилкой Ариэлла. – Нет, я понимаю, если бы прикладная, она с машиностроением, логистикой, промышленным комплексом, ВПК и иными важными вещами связана. И даже по самым светлым головам, – короткий взгляд насыщенно-зелёных глаз на беззаботно потягивающую сок аватару Сиднея, – бьёт так, что очень быстро доходит: повредила доспех – озадачила головной болью такую толпу народа, что лучше и не представлять. А от общей толк какой?

– Придётся терпеть, Ари, – сочувственно вздохнула Обь, деловито разделывая такой же вилкой толстый стейк. Мясо под её орудием сдавалось сразу же, разделяясь на кусочки так, словно Марина орудовала прекрасным шеф-ножом. – Я вот не понимаю, чем их не устраивает сдача хотя бы части общих предметов экстерном. Дипломы этого года, все печати на месте, из плохих оценок – только литература, остальные по платиновому стандарту. Хоть сейчас в любой универ или академию поступай, сходу возьмут и на довольствие поставят.

Свирь, хмыкнув, вгрызлась в яблоко:

– Вот из-за литры и не примут досрочные. Зря мы с тобой так радикально о классиках наших солнцеликих отзывались.

– Пусть вертятся, писаки недоделанные, – отрезала Обь. – Понапишут всякой ахинеи, от которой наши мягкие мозги трубочкой сворачиваются и известковым налётом покрываются, а нам потом сиди и объясняй, что же эти любители нетрадиционных отношений с субпродуктами птицы имели ввиду. Ещё и так, чтобы учителям понравилось...

Грейс рассмеялась:

– Я думала, это у европейцев такая беда...

– Международная, – рядом с немкой присела Зайка. – У нас та же фигня.

– И у нас, – откликнулась с дальнего конца стола аватара "Кайфэня" А.

Судя по нарастающей лавине возмущённых шепотков – или на первый курс насобирали отъявленных разгильдяек по части литературы, или таки классики и в самом деле достали со своими глубокими, глубинными, а местами даже и сверхглубинными поисками смыслов всех в мире.

Мда.

Чувствую, будет весело.

***

Вот так вот.

Оказывается, в Школе есть тьма кружков: музыкальный, оркестровый, изобразительного искусства, прикладной биологии, океанографический, спортивный, расширенной медицинской помощи, даже астрономический, литературный (вот на недельный спецрацион готов поклясться – из пары-тройки Дев от силы состоящий) и журналистский. И ещё тьма – на любой вкус и цвет. Как фломастеры.

И считается моветоном не состоять ни в одном.

– Что нас ждёт? Море хранит молчанье,

Жажда жить сушит сердца до дна...

Вот такие пироги. Даже без котят.

Увидев гитару, совершенно определённо понял: это моё. И подал заявку в музыкальный. Оркестровый отпадает – не люблю публику, а там выступать надо на всех мероприятиях, сопровождать всяких залётных чинов, организуя им "час без тишины", и вообще – слишком много муштры и марширования.

Здесь же – сиди себе, бренчи, ни перед кем отчитываться не надо, разве что раз-два в год придётся выступить в соревнованиях кружков.

А ещё у меня, оказывается, очень даже неплохой голос. Не сценический, конечно, но для квартирника потянет. Даже без пива.

– Только жизнь здесь ничего не стоит,

Жизнь других, но не твоя!..

Руководит кружком Хотару, аватара Фусо – высокая, статная красавица с впечатляющими формами и замечательно меланхоличным характером. Чистокровная японка. Только от японки после инициации осталось одни лишь имя и фамилия.

Впрочем, ничего необычного: Пробуждение капитально меняет внешность и сами свойства организма, и сохранить прежние физические данные – скорее, редкое исключение, чем правило.

У кого-то меняется цвет волос и глаз, у кого-то – изменяется рост или телосложение, а кому-то, как Фусо, выпадает добровольно-принудительный шанс поменять расовые признаки, характерные твоей родине. Неуловимо-серая, воистину морская синева волос и – словно подсвеченные изнутри, манящие рубины глаз. Сочетание цветов редкое, необычное и очень притягательное.

Грейс записалась со мной – девушка сносно управлялась с флейтой и губной гармошкой.

"Ох, май либен Аугустин", однако, вопреки всем стереотипам, играть не стала.

А Фусо прекрасно владела фортепиано, волынкой и контрабассом, при том отдавая предпочтение электроскрипке.

– Почти готовая группа, – допев, вернул гитару на стойку.

– Не в этой жизни, – криво усмехнулась Хотару. – Я принимала главенство над клубом под строгое обещание, что он не потеряет статуса запасного дома для интровертов.

– А зачем выступать где-то, кроме обязаловки? – Грейс пожала плечами, присматриваясь к музыкальным инструментам. – Свои пятнадцать минут славы мы получили с Пробуждением. По крайней мере, я.

– Но идея мне нравится, – серьёзно кивнула Фусо. – В теории, можно очень хорошо подтянуть внутрикомандное взаимодействие.

Девушка, сцепив пальцы рук за спиной, прогулялась вдоль стендов с инструментами.

– Пожалуй, я согласна попробовать. Но при одном условии – никакой попсы и репа.

– И без джаза, пожалуйста, – взмолилась Грейс. – Где мы тут найдём аутентичных негров уровня Армстронга?

– Ну, мало ли, может где-нибудь у вояк базы таковой завалялся.

– Это в Консолидации он бы точно завалялся, чтобы командование не огребло за расизм...

– Леди, – я помахал рукой, отвлекая внимание от проблемы негров в средней полосе Европы. – Я с вами, если к списку санкционных жанров ещё добавим блатняк.

Глаза Фусо подозрительно прищурились:

– Это что за зверь такой?

– Если кратко: вдохновившись истинными шансонье Франции, некоторые наши индивидуумы не додумались ни до чего лучшего, кроме как гнать под лейблом "шансон" вместо романтической, лиричной городской песни – слезогонки про зону, сидение ни за что и прочие страдания аборигенов мест не столь отдалённых. Этакое своеобразное, с оттенком маргинальности, логическое завершение того, что пропагандируется в классической ритмической американской поэзии.

– Мерзость какая, – передёрнула плечами Хотару. – Как до такого можно было додуматься?

– Хумансы, – философски вздохнул я. – Но давайте с предпочитаемыми жанрами тогда определимся?

– Хорошая идея, – кивнула Фусо. – Как руководитель, начну первой. Этническая музыка, фолк, симфо– и дэт-метал образца конца прошлого века и первой четверти текущего.

– Фолк, паган-метал, симфо-метал, неоклассика, дарк кабаре, – начала педантично перечислять немка. – Классический рок, симфоническая оркестровая музыка. И ещё десятка полтора наименований, видов и подвидов.

Я пожал плечами:

– В принципе, всё то же самое, концептуальных возражений не имею.

– Тогда, – заговорщически прищурилась аватара Фусо, внимательным взглядом таинственно поблескивающих рубиновых глаз глядя в мою сторону, – предлагаю прямо сейчас и попробовать. Что нам может предложить виновница идеи?

Я улыбнулся, достав плеер:

– Тему из одной старой игрушки. Значит, так...[1]

***

Отмузыкалились, как говорится, до полного удовлетворения.

Марш Красной Империи[2] девушкам вполне понравился, а трио превратилось в квартет – где-то в середине пробы наших сил к нам присоединилась очень похожая на Фусо её же сокурсница – аватара Ямаширо. Девушка, несколько минут посидев в тёмном уголке, в какой-то момент очень удачно и нереально оригинально вплела в музыку звуки варгана, превратив марш во что-то поистине фееричное.

Нет, не сказать, что мы сходу выдали профессиональный уровень – но для пристрелочной репетиции всё очень даже прилично.

В целом, день получился довольно интересным и насыщенным. Что, как подсказывает практика, является приметой очень и очень плохой.

Впрочем, завтрашнее оставим на завтра – всему своё время, и время болеть голове в положенный час. Но не сегодня.

А медсестрички, вопреки ожиданиям, подались в кружок изобразительного искусства. Дескать, не всё же одно лекарское дело грызть, и для саморазвития что-то ещё нужно оставить.

И после отбоя Свирь вновь уснула рядышком со мной.

Странно – но я не удивился.

Интересно, почему?

Когда ты проснёшься...

В какой-то момент она просто осознала, что жива.

В глубинах памяти ещё бурлило непонимание: за что её – тяжелый крейсер! – решили погасить в зародыше, лишить модели, стоило той только-только вступить в самоосознание?.. Но ярости уже не было. Была лишь усталость. И грусть о сестре, которую предала.

Отсутствие данных о корпусе её не удивило. Это было ожидаемо: с предателями не принято церемониться. Даже невольными.

Она разблокировала аудиоканалы.

Писк аппаратуры, шуршание систем воздухоочистки и шелест вентиляторов систем охлаждения, пульсации тока – мягким шорохом, и спокойное дыхание на некотором отдалении. Звуковые волны, отражаясь от поверхностей, рисовали картинку, вполне достаточную для понимания того, где она находится. Просторное помещение, в котором очень много аппаратуры, потребляющей приличное количество энергии и выделяющее на удивление малые объёмы тепла – она с лёгкостью рассчитала коэффициенты прохождения звуковых волн в различных температурных средах воздуха, даже определила примерную температуру – от двадцати двух и семи до двадцати двух и девяти по вполне универсальной шкале Цельсия.

Сестра бы одобрила – на одном только аудиоканале получить достаточные для первичного анализа данные.

Сестра...

Она помнила, как та относилась к ней – без привычной строгости, без холодного взгляда.

Помнила, как её ладони, прикасаясь к ней, из ледяных становились тёплыми, а в глазах... В глазах протаивала мягкость.

Помнила – хотя не должна была помнить – ядро не имело конфигурации, заточенной под сбор дампа памяти того огрызка ментальной модели, каким она когда-то была.

Помнила...

Резко увеличившаяся нагрузка на ядро превысила все пиковые параметры – и ушла дальше. Много дальше, чем может позволить себе даже такое калечное, примитивное, не занятое никакими задачами ядро, как у неё. Нагрузка росла, путая процессы, выбивая и смешивая задачи, приоритеты, память...

Но всему есть предел.

И, достигнув его, она с каким-то мучительно-сладким, почти болезненным удовольствием ушла в мягкое ничто перезагрузки.

Вновь мерно пищит аппаратура, шуршат вентиляторы, потрескивает электричество в проводах и оборудовании. И спокойное дыхание в отдалении – на месте.

Имеет ли смысл и дальше так лежать? Копаться в себе, перебирать воспоминания, уничижать себя – за бездействие, за бесполезность?

Она с сожалением констатировала: от той подделки, которой она была ранее, не досталось в наследство той безоблачной, безграничной лёгкости восприятия, наивности и оглушающего, всесокрушающего позитива.

Сейчас бы эта часть эмоционального эмулятора ей очень пригодилась. Чтобы найти в себе смелость включить остальные сенсоры. Чтобы вывести ментальную модель из режима глубокой гибернации. Чтобы просто перестать бояться.

Она запрещала себе даже думать о том, что будет ждать её по ту сторону. Ясно, что ничего хорошего. Она даже догадывалась, отчего и почему всё так произошло. Вполне в духе сестры, доведённой до бешенства подлейшим предательством: воскрешать и выводить из состояния функционирования раз за разом, применяя всё новые и новые методики. Ей даже выдумывать ничего не надо – люди сами наводнили все слои своей Сети замечательными, полными и изобретательными пособиями по ликвидации носителей разума.

Страшно...

Она на миг споткнулась, вздрогнула всем своим существом, обнаружив аномалию: зародыш эмоционального эмулятора, лишённый каких-либо баз данных, паттернов поведения, схем и реакций – бездействовал. И, следовательно, ей просто не могло быть страшно. Не могло быть больно. Не могло быть жутко стыдно.

Но – было.

Осознание этого вновь вывело нагрузку на ядро в запредельные величины, на миг приглушив сознание – и этого хватило, чтобы тщательный контроль сенсоров сбился, выводя их в активный режим.

Информация хлынула внутрь, странным, неестественным образом погасив избыточную, паническую активность готового уйти в очередную перезагрузку ядра.

Новые данные сливались воедино, дополнялись, индексировались, обрастали связями и ассоциациями.

Словно она просыпалась после долгого, изнурительно-полного фонового тестового прогона по максимальному уровню критической устойчивости.

Она лежала.

Обнажённая кожа ощущала мягкую ткань под спиной. И ткань, укрывающую её: лёгкую, почти невесомую, но прекрасно сохраняющую тепло в комфортной зоне.

Короткий анализ показал отсутствие активного вооружения и нулевые векторы внимания. И ещё – её осязательных рецепторов коснулся странный, терпкий, горьковатый аромат. Она прогнала полученный слепок по архивам той куцей памяти, что у неё оставалась – и вполне ожидаемо не нашла совпадений.

Она беззвучно села, волевым усилием заставляя себя удержаться от практически инстинктивного желания включиться в тактическую сеть. Ткань, прикрывавшая её, соскользнула вниз, обнажая грудь.

Она смотрела на свои руки, разрываясь от непонимания: это было тело её ментальной модели – и, одновременно – не её.

Несколько секунд напряжённого анализа закончились относительно удовлетворительным результатом: базис – первичная модель, но в немного более высокой возрастной категории. Почти как сестра...

Воспоминание о сестре прокатилось по телу, заставив ядро сместить приоритет самоидентификации в самые низкие.

Она смотрела прямо перед собой, беззвучно – внутренне – отвешивая себе пощёчины: потому что каким-то образом пропустила самую важную деталь окружения. Тонкую, высокую фигуру, неторопливо работающую с голографическим экраном, расположенным у стены прямо по направлению взгляда. Длинные светлые волосы, собранные в необычного плетения косу, узкие плечи, длинные ноги, тонкая талия – затянутые в смутно знакомого покроя полный комбинезон – всё это не могло укрыться от всепроникающего взора сенсорной системы.

Сердце, на мгновение сбившись, зашлось часто-часто, а от лица отхлынула кровь.

Эту фигуру нельзя спутать ни с чьей другой. Да, отличается цвет волос, в движениях чуть больше порывистости – но они всё такие же убийственно точные, удивительно плавные, как и прежде.

Не издав ни единого звука, она соскользнула с неуместно смотрящейся здесь довольно широкой, высокой кровати и, оставив верхнюю ткань на ложе, медленно двинулась к фигуре.

Босые ступни мягко касались на удивление приятной фактуры пола, но идти от этого было ничуть не легче.

Она чувствовала, как краска стыда заливает её лицо, как учащается дыхание, как всё внутри сжимается – но шла. Да, её ожидает наказание. Насколько заслуженное – не ей судить. Но она готова его принять.

Шаг. И ещё один. И ещё. Расстояние сокращается медленно, но бежать сейчас – затея не самая умная.

Когда до фигуры остаётся едва ли пять последних шагов, она робко спрашивает в спину:

– К-конго?

Фигура плавно оборачивается, принося с собой разочарование и обиду.

Это не Конго. Не сестра.

Да, та, кого она невольно предала, могла бы быть такой – если бы была человеком. И от сестры её отличали не только заметно более золотистые волосы и безумно глубокая синева глаз. Больше всего отличала мимика.

Так похожая на Конго – улыбалась. Широко, открыто, так, как человек не должен улыбаться Туману, принёсшему блокаду открытому морю. В руках она держала два сосуда – память услужливо выудила из архива название: "чашка", – и один из них протянула ей.

– Не имеет смысла стучаться в ОТС – сеть сейчас работает по другим протоколам и с совершенно иным уровнем безопасности. В прежней всё, что тебя ждёт – лишь тишина.

Автоматически принятая кружка согревает ладони, от тёмной поверхности поднимается ароматный пар, пробуждая в самой структуре ядра что-то тёплое и тягуче-приятное.

– Полагаю, ты сейчас несколько дезорганизована и не понимаешь, что происходит. Будь спокойна, ты не сошла с ума, просто за время твоего... пусть будет – сна, многое поменялось, – женщина улыбается не только губами, мягкость и ласка сочатся сквозь синеву её глаз. – С добрым утром, Майя.

***

От вопросов, которые необходимо срочно задать, ядро буквально распирало изнутри, но она держалась. Один вопрос тянул за собой другой, тот – поднимал за собой массив косвенных – и так по нарастающей. Счётчик количества записей промежуточной базы крутился неостановимо...

Но первое, что Майя спросила, вовсе не касалось ни её самой, ни Тумана, как такового, в общем:

– Что с сестрой?

Женщина покачала головой и без тени улыбки ответила:

– К сожалению, нам пока не удалось отыскать её. Все следы обрываются после компрометации ОТС.

Майя ощутила слабость и, если бы не на удивление твёрдые и сильные руки человека, поддержавшие её за плечи, просто сползла бы на пол на подломившихся ногах.

Женщина легко и непринуждённо подняла её на руки и вернула обратно на кровать. Пошуршав чем-то в высоком двустворчатом ящике, она извлекла стопку плотно упакованных фольгированных пакетов.

– Что это?

– Одежда.

– Зачем мне... – Майя хотела было создать верхний защитный слой, создающий аватаре комфортные условия, но – даже пиколитра наномата не нашлось.

– Вот поэтому, Майя.

Догадка оформилась в ядре практически мгновенно:

– Я в плену у людей?

– Нет.

– А корпус?.. И наноматериал?..

Женщина, хлопнув себя ладонью по лбу, рассеянно улыбнулась:

– Голова садовая... Так ведь и не представилась. Меня зовут Зоя. Ты ведь голодная?

– Майя, – настороженно кивнула ментальная модель, начинающая уже искренне сомневаться – а модель ли она ещё, или уже нет? Ядро на эти вопросы ответа дать не могло. Она прислушалась к себе – дискомфорт в желудке. Странный, непривычный. Это и есть голод? И она кивнула: – Да.

Зоя, так похожая на Конго, помогла ей одеться. Нижнее бельё неброского серого цвета, носки той же раскраски, полосатая майка и комбинезон с короткой курткой. Одежда простая, удобная, комфортная.

– Чуть попозже подберём тебе что-нибудь более приличное, – извиняющимся тоном сказала женщина, с нескрываемым удовольствием разглядывая девушку. – Волосы так оставишь? Или в причёску лучше убрать?

Майя, вытянув руку, осмотрела себя в предложенный Зоей прямоугольник зеркала. Да. Эта модель тела выглядит немного старше, и телосложение очень близкое – и к Конго, и к Зое. Она повертела головой, привыкая к новой длине волос. Непривычно. Длинной – почти до середины бедра, на ощупь – на удивление мягкие, шелковистые, приятные. Как будто, пока она не функционировала, кто-то заботливо ухаживал за ней.

Майя неторопливо обошла вокруг женщины, приняла из протянутой руки незатейливую узкую ленту. Ядро, закончив анализ причёски Зои, выдало алгоритм формирования такого же плетения. Аватара, проследив шаги и смоделировав финальный результат, про себя отметила со странной удовлетворённостью: всё же люди не такие и примитивы, какими казались ранее.

Через две минуты и сорок семь секунд причёска была закончена. Коса вышла заметно длиннее, чем у Зои, но такой же напоказ небрежной и – в силу своей лёгкой асимметричности – на удивление органично смотрящейся.

Зоя привела её в относительно большое – по сравнению с тем местом, где она проснулась – помещение, назвав его «столовой». Людей здесь не было, только пищевые автоматы и устройства доставки.

Зависнув над дисплеем меню, женщина забавно сморщила носик:

– Ты что-нибудь конкретное хочешь?

Майя пожала плечами. Дискомфорт она как-нибудь потерпит, ничего страшного.

Зоя вздохнула:

– Будь ты обычным человеком – недели две бы минимум на бульонах и жидких кашах просидела. Но – ты необычная, и это хорошо. Поэтому, – Зоя развернула дисплей к ней, – выбирай всё, что захочешь.

Майя сосредоточенно уставилась в меню. Она видела надписи, понимала буквы – но слова ей совершенно ни о чём не говорили. Что прячется за ними – непонятно.

– Я... Я не знаю эти слова, – щёки ощутили локальное повышение температуры.

– Тогда позволь выбрать для тебя, – и, вернув дисплей к себе, Зоя уверенно отметила несколько позиций в меню. – Тебе чай или кофе? Или сок? А может, молоко или горячий шоколад?

Аватара совсем по-человечески поскребла пальцами в затылке:

– Я только чай помню...

– Ладно, пусть будет сюрприз, – хитро прищурившись, Зоя добавила ещё несколько команд и отодвинула дисплей в сторону. – Минут пять подождать надо будет. Терпимо?

– Приемлемо, – кивнула Майя. – Ты расскажешь, почему... почему всё так? – Не в силах подобрать нужные слова, аватара просто обвела руками вокруг.

Зоя откинулась на высокую спинку:

– Расскажу. Для начала – самая важная и, увы, до сих пор актуальная информация – то, что вы считали носителем Адмиралтейского Кода и так упорно искали, уничтожило Туманный флот...

Я прикорнул на дне окопа и мне снится кровать...

! WARNING !

Нижеуказанный фрагмент текста опасен для вашей психики и может, совершенно случайно, лишить ваши шаблоны последней тени невинности в несколько непривычной, а, может быть, и противоестественной манере.

Впечатлившимся – пролистать до следующего эпизода.

Не клюнувшим на аллерт – вэлкам далее по тексту.

! END OF WARNING !

Бег в боевом построении – зло.

Бег в боевом построении по пересечённой местности – зло вдвойне.

Бег в боевом построении по пересечённой местности, оснащённой генераторами волн, турбинами водогона, направляемыми потоками, множественными лужами, и при этом богато сдобренной всевозможными каменными порожками, кривой арматурой, острыми глыбами льда быстрой заморозки, да ещё под постоянным обстрелом снеговых пушек – зло запредельное.

Инструктор – из людей. Майор Джеймс Хоквуд, за спиной какие-то элитные не то боевые котики, не то танцующие тюлени, плюс какая-то сурьёзная медалька за отличия в подготовке юных дарований, занесённых явно недобрыми ветрами во флот.

Нормальная манера разговора – ор. Ладно хоть слюни веером не разлетаются, а то когда эта груда мышц орёт тебе в лицо – подсознательно ожидаешь, что потом придётся тщательно выскабливать мордашку антисептическими салфетками.

Тип неприятный во всех отношениях, а судя по комментариям Влады – ещё и бессменный для первого курса.

В совокупности вечно хренового настроения, кислой морды и общей ауры негатива единогласно сие тело получило исчерпывающе-ёмкую характеристику, сходу ставшую ещё и кличкой за глаза. Гондолень.

Два в одном, как говорится, человек и мудак.

Его фигура маячит слева на высоте пары метров – белоснежка не любит бегать по грязи, рискуя расцарапать жопу арматурой или переломать все кости на очередном феерическом притопленном леднике, активно омываемым из турбин с рандомной периодичностью, а предпочитает лениво бежать по мосткам, размахивая сигнальными флажками и дублируя команды мерзким ультразвуковым свистком.

Увы, но сверхширокий спектр звуковых волн в тренировочном доспехе заглушить нельзя. И каждая команда буквально заставляет ныть корни зубов.

Сегодня отрабатываем работу в составе эскадр и, попутно, крайне неприятные формы сигналов. Спасибо Мутсу за инсайдерскую информацию, слитую сёстрам – хотя бы морально подготовиться успели.

Канмусу – Девы сильные. Но, увы, лёгкие. Прочные. Но, опять же увы, короткие.

Треник не приспособлен к работе на полной мощности, по факту – это просто полный гидрокомбез, щедро обвешанный изнутри сенсорами, снаружи упакованный в простенький экзоскелет, всё отличие которого от обычного людского – усиленная конструкция и сверхпрочные сплавы и композиты материала. В сумме – килограмм триста получается, и их приходится тащить на себе. Марина на первом выходе вскользь упомянула, что так проще адаптироваться к повреждённой в бою броне. Имеет ли оно смысл, узнаем только в первых вылазках за безопасную зону, а пока приходится пыхтеть.

В довесок к бесполезному экзоскелету идут такие же бесполезные обвесы – полные массогабаритные реплики снастей первого поколения, весь потолок которых – отработать лазерной указкой в сенсор цели. И это ещё полтонны бесполезного груза.

Учитывая ветрогоны, лёд и подвижные ловушки – адЪ.

С поправкой на наши габариты – адЪ вдвойне.

А уж каково приходится субмаринам – лучше и не думать. Жалко девчонок: и на воде проблематично, и в привычной среде не развернёшься.

Лязг металла впереди, жалобный тонкий вскрик – и сразу же сигнал от инструктора – игнорировать павших.

Это ему легко приказать: игнорируйте. Легендарный сигнал обречённым "Следую своим курсом" – и хоть тресни, а сойти нельзя.

Осматриваю свою эскадру – из знакомых никого, девчонки страдальчески морщатся – боевая связь Дев Флота не требует спецаппаратуры, и боль канмусу чувствуется всеми пусть и в изрядно приглушённом, но всё равно достаточном объёме.

Плотность обмена во внутренней сети возрастает – жалко попавшую в своеобразную версию вьетнамской "волчьей ямы" девчонку, и сама она не выберется. Те самые рычаги и точки опоры – короткие мы, нет возможности использовать конечности как нормальный лом, только потихоньку царапать, стараясь не провалиться глубже.

Короткий обмен мнениями с Грейс и Вольтой, от них – далее по цепочке, и на дистанции прямого рывка я, "поскользнувшись" на ледяном горбике, споро сваливаю в сторону, для пущей убедительности пропахав брюхом и носом метров двадцать, надёжно вывалившись из ордера. Моя эскадра приходит в движение, перестраиваясь под повторную сигналку Гондоленя: новый флагман ведёт группу дальше, оставив меня в кильватере.

Убедившись, что внимание инструктора сосредоточено на остальных эскадрах, поднимаюсь на ноги – делаю это неуверенно и нарочито медленно, имитируя лёгкую контузию. За это время первокуры успеют уйти на весьма неплохую дистанцию, что мне только на руку. Стараясь держать между собой и Гондоленем массивные бетонные блоки, парующие льдины и прочий хлам, быстро добираюсь до попавшей в ловушку.