Текст книги "Современный греческий детектив"

Автор книги: Димитрис Раванис-Рендис

Соавторы: Антонис Самаракис,Яннис Марис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Глава третья

…аналитик старается проникнуть в мысли противника, ставит себя на его место и нередко с одного взгляда замечает ту единственную (и порой до очевидности простую) комбинацию, которая может вовлечь его в просчет или сбить с толку.

Эдгар Аллан По

1

Отто никак не мог понять, отчего Марианна так взволнована. Это было заметно со стороны.

– Ничего страшного, дядя Отто. – В ответ на его расспросы Марианна пыталась улыбнуться. – Просто в дороге я всегда очень устаю.

Ехавший с ними в купе майор воспользовался случаем, чтобы продемонстрировать свои познания в философии.

– Уход, дорогая моя, уход! Желание  у й т и  изначально присуще человеческой натуре. Мы все стремимся куда-то, а когда нам это наконец удается, рвемся обратно!

Марианна посмотрела на него, будто сквозь стекло. Попробовала взять себя в руки. Все равно исправить ничего нельзя.

«В конце концов, ничего пока не произошло», – в сотый раз уговаривала она себя, но тщетно.

От философии майор перешел к анекдотам – один пошлее другого. Промелькнуло имя Муссолини, и Марианна заставила себя улыбнуться.

Поезд пересек по мосту реку Асопос. Издалека уже доносился солоноватый запах моря.

– Где мы находимся? – спросил Отто.

– Подъезжаем к Айи-Теодори, – сообщил майор.

Седой капитан за все это время не произнес ни слова. Сквозь большие черные очки Марианна не могла разглядеть его глаз, как не могла бы с уверенностью сказать, спит он или бодрствует. Вид у него был скучающий, безучастный ко всему происходящему вокруг.

Когда поезд подошел к станции, Марианна опустила оконную раму и выглянула наружу. Из помещения телеграфа появились два эсэсовца и побежали вдоль поезда.

«Откуда им знать, в каком я вагоне», – успокаивала она себя.

– Где артисты едут? – спросил ее эсэсовец, пробегая мимо.

– Во-он в том вагоне! – указала она на последний вагон, вздохнув с облегчением.

Значит, не за ней. Эсэсовцам, наверно, хочется, чтобы артисты дали им представление. Марианна уже хотела отойти от окна, но тут ее внимание привлек Йоганн, однорукий, игравший на губной гармошке; он двигался от своего вагона вдоль состава, а оба эсэсовца с Чахоточным направлялись к телеграфу.

Марианна стала соображать, как бы уговорить Отто пойти в последние вагоны, вдруг удастся узнать, зачем их вызывали.

– Может, зайдем к артистам, попросим их спеть…

– Поезд здесь стоит недолго, скоро тронемся, – возразил Отто. – Ведь в последние вагоны на ходу нельзя пройти.

– Но можно побыть у них до следующей станции! – настаивала девушка.

– Идея неплохая, – поддержал ее майор.

– Ступайте, – разрешил им Отто. – Я стал тяжел на подъем, могу часами сидеть на одном месте.

– Завидую вам! – отозвался майор. От него так и разило туалетным мылом.

– И я с вами, – вдруг выйдя из летаргии, промолвил седой капитан.

– Мы берем на себя приятную миссию сопровождать барышню!

– А я, пожалуй, без вас немножко вздремну… – заметил Отто. – Дорога утомляет.

Все трое заспешили к выходу, чтобы успеть перейти к артистам до того, как тронется поезд. К последним вагонам они подошли одновременно с Йоганном.

– Вы не приютите нас у себя до следующей станции?

– Отчего же, пожалуйста.

– И сыграете нам что-нибудь? – Марианна изо всех сил изображала интерес.

– Отчего же, пожалуйста, – повторил Йоганн. Тон его стал резче.

И тут Марианна увидела в единственной руке Йоганна мешочек с апельсинами! И апельсины были недозрелые. Местные жители хорошо знали пристрастие немцев к незрелым цитрусовым как панацее от всех болезней и на каждой станции выносили к поезду мешочки с фруктами, продавая их за несколько марок или выменивая на солдатский хлеб.

Марианна растерялась. Вспомнила пароль: «Некоторые едят апельсины недозрелыми». Неужели однорукий и есть связник?

Из предпоследнего вагона доносились песни. Марианна со своими спутниками заспешила туда, но однорукий остановил их.

– Пойдем лучше в другой вагон, – предложил он, указывая на последний, бывший почтовый. – Там просторнее.

Белокурая аккордеонистка и еще одна очень юная немка не знали, куда посадить нежданных гостей. Вагон был специально переоборудован для артистов – здесь был своего рода клуб, служивший также столовой.

Треть вагона занимали большие сундуки с костюмами и реквизитом. На остальном пространстве размещался стол с двумя скамейками. В углу на привинченном к полу железном столике стояла газовая плитка.

Играл патефон, крутилась пластинка со старыми мелодиями в исполнении Зары Леандер.

– Артистическая атмосфера! – прокомментировал майор.

– Да… К тому же здесь тепло…

Пока они рассаживались, подошли еще несколько человек из труппы, узнав о визитерах.

– А не влетит нам от импресарио? – забеспокоилась блондинка.

– Что делать, раз гости пришли? – отозвался один из артистов.

– Но ведь он разрешает заходить сюда только на время еды.

– Это случай особый… – Йоганн взглянул на Марианну.

В голосе однорукого ей почудилась насмешка.

Патефон остановили, и Йоганн заиграл на губной гармошке. Играл он превосходно, хотя и держал гармошку одной рукой, от этого Марианна ощутила какую-то неловкость, наблюдая за ним. Между тем аккордеонистка поведала ей на ухо, что в свое время Йоганн был замечательным пианистом, ему пророчили большое будущее, но вот лишился руки в первые дни вторжения во Францию и докатился до этой труппы.

Время шло, а поезд все еще стоял. Артисты стали рассказывать о гастролях в тылу. В тех сундуках, объясняли они, народные костюмы всех областей Германии. Солдатам приятно вспоминать родные места.

– Только почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее! – хохотнула аккордеонистка.

– Глупости! – оборвал блондинку Йоганн и переменил тему разговора.

Неожиданно вагон качнуло – поезд тронулся.

– Где импресарио? Он отстанет! – испугалась блондинка.

Они вышли на площадку, и Марианна увидела, как Герман на ходу вскочил на подножку вагона, где остался Отто. «Что ему понадобилось в нашем вагоне?» – с недоумением подумала она.

А вдруг именно за, этим его и вызывали эсэсовцы? Чтобы сообщить о ней? Кто он – связной или враг?

– Видали? – сказал Йоганн. – В наш вагон он уже не успевал.

Это объяснение было так необходимо Марианне, чтобы успокоиться. Она вспомнила слова блондинки: «Почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее». Что это значит? И чего в конечном счете добиваются она и ее товарищи? Во все подробности ее никогда не посвящали. Неужели немцам удалось завладеть ценностями?.. А если и так, то могут ли они быть спрятаны в этих сундуках, вокруг которых вертится столько людей – любой может в них залезть. Правда, лучший тайник тот, что у всех на виду. Может, немцы именно на это рассчитывают?

Сундуков было шесть. Все одинаковые, выкрашенные в темно-серый цвет, что делало их похожими на ящики с боеприпасами. Рассматривая сундуки, Марианна вдруг почувствовала на себе взгляд Йоганна.

– Зачем вызывали Германа? Насчет представления? – полюбопытствовала аккордеонистка.

– Нет… Говорят, мы забыли несколько костюмов после спектакля, – ответил Йоганн, продолжая глядеть на Марианну.

– Но мы ничего не забывали! – запротестовала аккордеонистка. – За костюмы я отвечаю!

– В таком случае я тебе не завидую! – со смехом заметила вторая немка.

Тем временем Йоганн подошел к столу и высыпал из мешочка апельсины.

– Угощайтесь!.. В недозрелых больше витаминов. – Он произнес эту фразу ровным голосом, ни на кого не глядя.

Марианна потянулась за апельсином, но рука ее застыла в воздухе. Пароль это или нет? Он должен был сказать, что некоторые едят апельсины недозрелыми. Она взяла один и потерла кожуру, наслаждаясь ароматом. На Йоганна даже не взглянула. Вдруг ловушка? Телефонный разговор на вокзале могли подслушать. С другой стороны, фраза подходит к случаю, возможно совпадение… А если Йоганн купил апельсины специально, чтобы иметь предлог произнести пароль? Все взвесив, Марианна решила пока помолчать. Отколупнула ногтем кожуру и снова стала вдыхать аромат.

– Вы любите апельсины? – спросил Йоганн.

– Мы из них варенье варим, – ровным голосом ответила Марианна.

– Но, фройляйн, при этом теряются витамины! – Майор был возмущен таким кощунством.

Поезд шел по склону, усаженному виноградниками. В течение многих веков люди трудились, укрепляя террасы, уступами поднимающиеся к вершине горы. Сейчас виноградники выглядели заброшенными. Как видно, хозяева ушли из этих мест: кого взяли, кто скрывается, кто пробился в горы к партизанам.

Седой капитан и тут сидел с отсутствующим видом. Только раз, взглянув на часы, тихо проговорил, хотя его никто не спрашивал:

– Уже два часа…

2

Макс вернулся на виллу, где, сидя как на иголках, дожидался Аристидис.

– Проснулся? – Макс кивнул на дверь комнаты, где заперся старик.

– Нет.

Аристидис опять попытался поймать взгляд Макса. Тот прошел прямо в кабинет, не глядя в его сторону.

«Что за обращение! – рассердился, как всегда, с опозданием Аристидис. – Держит меня тут, как будто так и надо. За кого он меня принимает и что такое он сам? Что я, ему служу?» Все это Аристидис собирался бросить «в лицо» этому типу, но его дерзость, как обычно, выхода не нашла. Так и с начальником: Аристидис разговаривал с ним «на равных» и высказывал все «начистоту», только мысленно.

Сидя в одиночестве, Аристидис терзался сомнениями. С одной стороны, не хотелось впутываться в темные истории; с другой – он был горд тем, что сумел «зацепить» важное дело. В тисках противоречивых чувств он ощущал себя то как затравленный зайчишка, то как лев или по меньшей мере хитрющая лиса. Само собой разумеется, что испытывать одновременно такие сильные чувства было тяжело, просто-таки невыносимо для ничтожного служащего из торговой инспекции.

А Макс в кабинете звонил по телефону:

– Говорит ноль тринадцать! Как дела?

– Наши люди выехали на улицу Лезву, – сообщил лысый майор. – Потом на квартиру к барышне.

– К ней поедешь один, без сопровождения. Постарайся, чтобы тебя никто не заметил.

– Понял!

– И пошевеливайся! Чтобы узнать один адрес, два часа угробили!

– Но… видите ли… – начал было оправдываться собеседник, но Макс перебил его:

– Вижу! – И положил трубку.

Немного подумав, он набрал номер Антониса. Хотел убедиться, что человека, за которым поехали, застанут дома.

На звонки долго никто не отвечал, и Макс готов был уже бросить трубку, как с другого конца провода донеслось: «Алло!»

Максу показалось, что голос у того немного запыхавшийся. Он послушал, как Антонис несколько раз нетерпеливо прокричал «алло», и положил трубку. Через несколько минут этот Канакис предстанет перед ним со связанными руками, и тогда выяснится, каковы планы его сообщников.

3

Антонис в недоумении глядел на трубку. Когда зазвонил телефон, они с Фотисом выходили из квартиры. Он бросился обратно, потому и запыхался.

Фотис тоже вернулся в холл.

– Кто звонил?

– Не знаю. Положили трубку.

– Может, ты не успел?

– Нет-нет… Положили после того, как я несколько раз сказал «алло». Ошибка, наверно…

– Или?..

– Что – «или»?

Что еще мог означать этот звонок? Во всех своих действиях Фотис неизменно исходил из предположения, что существует «другой», его противник. И всякий раз старался поставить себя на его место. Если шпик из торговой инспекции добрался до нужного человека, немцам не составит труда узнать адрес и телефон Антониса. Обычно люди знают, какой голос должен ответить им по телефону, и кладут трубку, как только убеждаются, что ошиблись. Тот ли это случай? И был ли звонок случайностью? Как бы он сам поступил в подобной ситуации? Зная телефон нужного ему человека, наверняка позвонил бы, чтобы узнать, дома ли тот. Так… Что за этим последует?

Из этих рассуждений Фотис вывел одно-единственное заключение: враг поблизости. Не исключено, что сюда могут ворваться с минуты на минуту.

– Немедленно уходим! – скомандовал Фотис.

– А что случилось? – удивился Антонис.

– Объясню по дороге.

Они вышли на лестницу. Фотис на секунду остановился, прислушиваясь к звукам в доме: вроде все спокойно. Можно спускаться? Нет! Надо быть до конца последовательным, сообразуясь с логикой противника.

И опять вспомнились слова товарища по ссылке: «Прежде чем действовать, десять раз все обдумай!.. Осторожность и еще раз осторожность…» Недаром в народе говорят: «Семь раз отмерь, один отрежь».

Что, если противник уже у дверей – вот он бесшумно крадется вверх по лестнице или прячется под ней у входа, выжидая, когда они появятся. Вывод: спускаться по лестнице нельзя.

– Есть в доме черный ход? – спросил Фотис шепотом.

– Что с тобой? Ведешь себя так, будто за нами пришли.

– Очень возможно.

– Есть выход на другую улицу.

– Пошли туда!

Пробежав по коридору, они спустились по черной лестнице и вышли на соседнюю улицу как раз в тот момент, когда перед домом раздался скрежет тормозов.

– Вот черт, как ты их заметил? – изумился Антонис.

– Я не заметил. Я думал. Слышишь? Думал!

Больше Фотис ничего не стал объяснять, отлично понимая, что не так-то просто приучить человека анализировать каждый свой шаг.

Они остановили такси, и тут Антонис вовсе растерялся: друг назвал адрес Марианны!

Второе звено в логической цепочке Фотиса состояло в том, что противник поинтересуется адресом Марианны. И даже прежде, чем адресом Антониса. Не исключено, что «другой» уже у нее дома. Если нет – Фотис ничего не теряет.

Мысленно он все острее ощущал присутствие «другого». Он еще не успел до конца продумать эту вероятность. В уме вертелась фраза Марианны про утюг, произнесенная по телефону.

Фотис ничуть не сомневался в том, что поездка Отто имела отношение к тому грузу, который, по имеющимся у них сведениям, был отправлен в вагоне с артистами. А теперь, помимо художественной ценности груза, на карту была поставлена еще и жизнь человека – Марианны! Тут они совершили ошибку: не предупредили ее заранее, не подумали о том, что немецкий археолог может уехать внезапно. В результате она вынуждена была рисковать и собственной жизнью, и заданием.

Рядом с домом, где жила Марианна, была мелочная лавка. Фотис велел Антонису оставаться там и глядеть в оба: если заметит что-нибудь подозрительное, пусть тут же звонит в квартиру Марианны.

Он направился было к подъезду, но остановился. А вдруг в квартире засада? Вдруг его сейчас арестуют? На всякий случай надо отдать необходимые распоряжения.

– Значит, так… Если со мной что случится, ты, Антонис, сделаешь все возможное и невозможное, чтобы догнать поезд до того, как он прибудет в Салоники. Понял?

До Антониса постепенно начал доходить смысл действий Фотиса, и он молча кивнул.

Удостоверившись, что вокруг ничего подозрительного нет, Фотис поднялся на третий этаж. Ключ у него был. Прислушавшись у двери квартиры, бесшумно отпер ее и вошел. Ни души! Сняв шляпу и пальто, спокойно положил их на стул.

Обстановка простая, но все изящно, со вкусом. Сразу видно, что здесь обитает женщина. Абсолютная чистота и порядок. Включенного утюга, конечно, нет. Надо проверить: что, если утюг – это сообщение? На столе, на комоде, в шифоньере, под диванными подушками – нигде ничего «недозволенного». И Фотис снова принялся рассуждать.

Марианна уезжала в спешке, не успев связаться со своими. Возможность позвонить представилась ей только на вокзале. Для этого она должна была оставить Отто. Под каким предлогом? «Мне нужно позвонить…» Зачем? Необходимо было придумать нечто экстраординарное, драматическое, наконец, чтобы ее тревога показалась обоснованной. «Я забыла выключить утюг!»

Не исключено, что эта фраза пригодилась Марианне и как оправдание на случай, если телефонный разговор подслушали чужие уши.

Зазвонил телефон. Наверно, Антонис предупреждает об опасности. А если «другой» решил проверить и эту квартиру? Как же он промахнулся, когда давал указания Антонису. Надо было сказать, чтоб он воспользовался условным сигналом. Нет, трубку брать он не будет. Сперва надо подготовить декорации, чтобы предлог Марианны выглядел правдоподобным. Фотис бросился на кухню, а телефон зазвонил опять.

Неся утюг и гладильную доску в прихожую, Фотис соображал: один из двух звонков – от Антониса. Первый или второй? Если в первый раз звонил «другой», ему незачем звонить снова – ведь ему не ответили. Могло быть и так: вначале позвонил Антонис, а «другой» – сразу же после него. Мог позвонить и кто-то из знакомых Марианны. Как бы то ни было, Фотис остался последователен в своем решении и трубку не снял. Включил утюг. Дал ему нагреться настолько, чтобы было понятно, что его включали.

Снова раздался звонок. На сей раз – в дверь. Фотис затаил дыхание. Послышалась возня у замка, подбирали ключ. «Другой».

Фотис на цыпочках прокрался на кухню и затаился за дверью.

Ключ был подобран, в квартиру вошли.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросили по-немецки.

Шаги.

Сколько их? Фотис внимательно прислушался и пришел к выводу: один. Обычная проверка, но наследить не хотят, чтобы не вызвать неудовольствие Отто Крайсмана. Что они проверяют? Утюг?..

Шаги приближались к кухонной двери. Фотис пытался угадать: сам ли «другой» или кто-нибудь из его помощников?

Зазвонил телефон. Сквозь щель Фотис разглядел незнакомца: плотный, в штатском, без труда угадывался военный, пруссак. Незнакомец в нерешительности остановился у телефона. Брать трубку или не брать? Взял.

– Алло?

Ответа не последовало, и он, пожав плечами, положил трубку.

Звонил наверняка Антонис. Беспокоится, должно быть, сейчас поднимется сюда. В щель был виден стоящий посреди комнаты человек с револьвером в опущенной руке.

– Руки вверх! – крикнул Фотис, не выходя из-за двери.

Немец непроизвольно поднял руки, растерянно озираясь.

– Спокойно! – продолжал по-немецки Фотис. – Я тебя вижу и целюсь в голову. Брось револьвер!

Незнакомец буркнул «гут» и бросил револьвер на пол.

– Подвинь ногой к кухонной двери! – скомандовал Фотис.

Немец послушно выполнил его команду.

– Сядь в кресло лицом к окну!

Немец снова подчинился.

Схватив револьвер, проверив, заряжен ли он, и сняв с предохранителя, Фотис подошел к немцу.

– Ты кто такой?

– А ты? – задал встречный вопрос немец.

– У меня оружие, отвечаешь ты! Кто тебя послал сюда и зачем?

– Мне дали ключи, сказали, надо проверить, какой подходит и…

– И?

– И посмотреть, не забыла ли дама, которая здесь живет, выключить утюг. Она доводится племянницей одному полковнику…

– И только?

Немец пожал плечами.

– Кто тебя послал?

– Я получил приказ.

– От кого?

– Я не знаю, кто он.

– От кого? Я долго спрашивать не стану!

– Да что тебе за дело? – рассердился немец.

– Хочу знать, кто из нашей шайки меня заложил!

Немец поглядел на него с презрением. Какой-то воришка портит ему всю работу!

– Говори! – решительным тоном приказал Фотис.

– Все равно ничего не поймешь. Если я скажу, что меня послал сюда секретный немецкий агент, которого я знаю только по номеру – ну, скажем, ноль тринадцать или ноль семнадцать – какая тебе разница? – В голосе немца слышалась насмешка.

Значит, они пришли сюда из-за утюга. Вот и пригодилась инсценировка! Но поможет ли она снять подозрение с Марианны?

– Ладно! Я против тебя ничего не имею. Ты меня не видел, я тебя не видел. Говоришь, тебя послали на утюг поглядеть. Ну и делай свое дело, а я займусь своим.

Немец встал с кресла и направился к гладильной доске, которую Фотис поставил возле кухонной двери.

В этот момент зазвонил телефон, Фотис непроизвольно оглянулся и тут же ощутил сильный удар по голове. Прежде чем окончательно лишиться чувств, невесело пошутил над собой: «Мало иметь крепкий ум, надо еще иметь крепкий череп».

Довольный своим успехом, немец пошел к телефону, но там уже дали отбой. Глядя на лежащего на полу Фотиса, он собрался звонить Максу.

4

Антонис видел, как у подъезда дома, где жила Марианна, остановился немецкий автомобиль и из него вышел человек. От него за километр разило гестапо. Антонис тут же стал звонить Фотису, но трубку не брали. Он опять позвонил, и опять ничего. В третий раз ему ответил незнакомый голос. Антонис подождал еще минуты две, думая, что, может быть, Фотис успел выйти из квартиры, но тот не появлялся. И он решил действовать. Взбежав по лестнице на третий этаж, прижался ухом к двери квартиры Марианны. Потрогал ручку – дверь оказалась не заперта, и он осторожно, стараясь не шуметь, открыл ее.

Квартиру Марианны он знал хорошо: входная дверь, за ней небольшой тамбур, внутренняя дверь из матового стекла с рельефными цветами, ведущая в прихожую.

Войдя, он разглядел сквозь матовое стекло силуэт незнакомого человека у телефона, который стоял в углу прихожей, как раз у стеклянной двери.

Сделав глубокий вдох, он решился. Распахнув сильным рывком дверь, ударил незнакомца по голове. Стекло разлетелось вдребезги.

Когда Фотис стал приходить в себя, то первое, что он увидел, был немец, крепко-накрепко привязанный к стулу. «Что такое? Кто получил по башке – он или я?»

– Очнулся? – Антонис вышел к нему из кухни с мокрым полотенцем в руках.

– Да вроде… – улыбнулся Фотис.

– Идти сможешь?

– Попробую. – Фотис с трудом поднялся. – Надо же, чуть голову мне не проломил.

– С ним что будем делать? – Антонис кивнул в сторону немца.

– Нашему брату с комендатурой лучше не связываться! – Фотис незаметно мигнул товарищу, чтобы подыграл ему.

Опять зазвонил телефон.

– Это тебе звонят? – спросил Фотис немца.

– А я почем знаю? – Лицо у него было все в крови от порезов стеклом.

Фотис стал его развязывать.

– Бери трубку и делай свое дело… Мы в ваши дела не вмешиваемся. Узнали вот, что ваша фройляйн уехала, и пришли помочь ей избавиться от лишних вещей. Отвечай же, люди ждут!

Размяв затекшие руки, лысый нехотя поднял трубку и заметно побледнел. Фотису и Антонису было слышно каждое слово его собеседника.

– Что ты там возишься столько времени? Почему не отвечаешь?

– Я только что пришел!

– Что с утюгом? Включен?

– Нет. Он на гладильной доске и…

– Горячий? – нетерпеливо спрашивал Макс.

– Я не пробовал…

– Чего ждешь?

– Погодите, сейчас.

Немец вопросительно поглядел на Фотиса с Антонисом.

– Давай, давай… – шепотом подбодрил его Фотис.

Немец взял утюг и приложил к нему ладонь.

– Теплый…

– Ничего странного в квартире не заметил?

– Нет, – отрубил немец, не спуская глаз с греков и ожидая еще какого-нибудь сюрприза.

– Поищи, нет ли фотографии.

Немец оглядел стены.

– Есть… Молодая женщина…

– Прекрасно! Бери ее и немедленно ко мне. Нашего человека из труппы предупредил?

– Предупредил.

Телефонный разговор был окончен, и во взгляде немца стоял вопрос: «А теперь что?»

– Делай, что приказано! – помог ему Фотис. – И если ты разговаривал со своим ноль тринадцать или ноль семнадцать, советую не заикаться о своих приключениях, а то тебя даже девки из борделей засмеют, если узнают, что двое домушников вывеску тебе разукрасили.

– За нас не опасайся, мы – молчок, – добавил Антонис.

– А я – тем более! – вздохнул немец.

– Помоги ему умыться. Посмотрим, где он порезался, – сказал Фотис.

Когда немца отмыли, оказалось, что, хотя крови вытекло много, порезов всего два: на подбородке и на щеке.

– А теперь выполняй, что хозяин приказал.

– Он велел взять фотографию. Можно?

– Нам-то что? Бери!

– А вы? – с недоверием произнес немец.

– Что – мы? Ты же видишь, мы тебе подножек не ставим. Извини, конечно, за грубое обращение, но, сам понимаешь, в комендатуру не больно-то хочется.

– Не похожи вы на воров, – заметил немец.

– Благодарю, герр камарад!

– Я могу идти?

– Только после нас. Ты уж извини, мы тебя опять свяжем, но не очень крепко, чтобы ты смог минут через пять выпутаться. – Фотис стал опять привязывать его к стулу. – И револьвер тебе оставим, нам эти железки ни к чему.

Немец не возражал, считая, что легко отделался. В конце концов, пусть 013 сам ломает себе шею. Майор был зол не только на Макса, но и на всех, чьи приказы ему приходилось выполнять. Он их просто не переваривал. Он хоть и служил в гестапо, но был из тех, чья фамилия пишется с приставкой «фон», и помнил унижения, которые пришлось претерпеть от национал-социалистов в первые годы их прихода к власти. Они поначалу отстранили кадровых военных, особенно из аристократических семей. Однако, когда началась война, они тут же понадобились для укрепления вермахта.

Майор решил промолчать об инциденте с «ворами» на квартире Марианны. Пусть этот умник сам разбирается!

Друзья вышли на улицу и, свернув за угол, припустились бегом.

Убедившись, что «хвоста» за ними нет и немного успокоившись, Фотис сжал локоть Антониса.

– Спасибо тебе…

– Ну что ты… – Антонис смутился и, чтобы сменить тему разговора, спросил:

– Хорошо ли мы поступили с…

– С фотографией? Не знаю, что можно было еще придумать… Играть роль надо до конца. Если б мы помешали ему взять фотографию Марианны – погубили бы все.

– А разве это не опасно для Марианны?

– Она уже в опасности… А так мы оставляем ей лазейку.

– Ты уверен?

– Только в одном: если бы мы убрали немца, было бы намного хуже. Если бы он не вернулся с задания, это явилось бы доказательством того, что они на верном пути.

Фотис взглянул на часы – они стояли. Видно, ударил их, когда падал.

– Сейчас полтретьего, – сказал Антонис.

Фотис потряс рукой в надежде, что часы пойдут.