Текст книги "Возвращение Богов"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Кэшел крутанул посохом в разные стороны, восстанавливая равновесие и разминая мышцы, которые, казалось, были заморожены, когда палочки Алларда разлетелись вдребезги. Теперь с ним все было в порядке, или близко к нему. – Спасибо, мэм, – крикнул он крошечной фигурке, смеющейся в адском пламени, и направился к мосту, видневшемуся вдалеке, гадая, сколько времени ему потребуется, чтобы добраться туда.

Его нога ступила на отполированный камень, черные и белые квадратики которого были выложены в виде завитков, что соответствовало полу прихожей, где стояли бюсты. Мост и пропасть исчезли, а на маленьком столике у дальней стены поблескивала половинка серебряной монеты. Это была та самая комната, которую он видел через дверной проем перед тем, как войти. Кэшел оглянулся через плечо. К нему направлялись Лайана и Расиль. Голова, огненная голова Миледи, исчезла. Он поджал губы. – Кэшел, ты спас меня, – сказала Лайана. – Ты и Расиль. Хотя выражение твоего лица… что-то не так?

Кэшел улыбнулся. Однако она ждала ответа, поэтому он сказал: – Думаю, Аллард не стал бы моим другом, что бы там ни происходило. Но быть привязанным к Миледи, навсегда... кажется, это довольно тяжело.

– Он, наверное, жалеет, что не подумал об этом раньше, – сказала Расиль, усмехаясь. – То есть до того, как он связался с ней, а затем предал ее. Но у нас есть работа, мои товарищи. Она пересекла комнату и подождала у стола, пока Кэшел и Лайана не подойдут к ней. Указав на кусочек серебра, она сказала: – Это твоя задача, воин.

Кэшел выудил из-за пояса половинку монеты, которую дала ему Миледи, положил посох на сгиб руки и взял другую часть. Края монеты покрылись голубым магическим светом, и монета снова стала целой.

– Я думаю, сюда, – сказал Расиль, направляясь к двери в стене слева. Дверь была тяжелой и с поперечинами, но засов был вынут из скоб.

– Минутку, – сказал Кэшел, пряча монету обратно за пояс. Он поднял свой посох, встал перед женщинами, распахнул дверь и вышел в залитый солнцем лес.

***

Шарина отступила на шаг, но на что-то наткнулась и высоко подпрыгнула, подобрав под себя ноги, чтобы не упасть назад, когда скорпион двинулся на нее.

– По команде! – крикнул Престер. В нефе храма была отличная акустика. – Целься в глаза!

Шарина приземлилась на извивающееся тело священника, которому Берн подрезал сухожилия. Он пронзительно взвизгнул, а она отскочила в сторону, когда  выпрямилась.

– Стреляй! Шесть дротиков вонзились в головную пластину монстра. Два дротика со звоном ударились друг о друга в воздухе, но все равно воткнулись. По черному хитину бледной паутинкой расползлись трещины. Тонкие стальные наконечники попали в два больших глаза, расположенные близко друг к другу в центре пластины, хотя, когда скорпион встряхнулся, Шарина увидела, что по бокам головы было еще по три глаза. Деревянные древки с грохотом ударились друг о друга.

– Будьте начеку, ребята! – крикнул Понт, бросаясь внутрь. Каждая клешня скорпиона была длиной с вытянутую руку Шарины. Одна из них протянулась и сомкнулась на верхней части щита ветерана, с хрустом отломив ее. Понт нанес удар вверх, в сустав. Другая клешня потянулась к его голове, но солдат заблокировал ее своим щитом, и меч Престера перерубил и этот сустав. Хвост скорпиона изогнулся, разорвав верхнюю часть ширмы, закрывавшей святилище. Существо мотало хвостом, пытаясь стряхнуть бронзовую пластину, которая прогибалась и гремела, словно раскаты грома в сводчатом храме.

Шарина замерла. Аскор предупреждающе рявкнул, но она уже нырнула между первыми двумя из четырех ног существа с правой стороны, нанося удары направо и налево. Ее нож из Пьюла рассек оба сустава изнутри, и из ран хлынула желтая сукровица, пахнущая уксусом.

Массивное тело скорпиона обмякло, придавив Шарину к каменному полу. Аскор и Престер схватили ее за лодыжки и вытащили, скользя животом по полу. Хвост метнулся вниз, освободившись от ширмы, и вонзил шестидюймовое загнутое жало в щит, которым прикрывался Понт. Он высвободил руки из ремней и отступил, подняв меч для защиты, а левой рукой вытащил кинжал.

Скорпион неуклюже двинулся вперед. Солдаты надрубили ему ноги с левой стороны, но наружные суставы были защищены жесткими волосами и пластинами, выступающими над и под гибкой частью корпуса. Шарина откатилась в сторону и с трудом поднялась на ноги. Седовласый священник тоже пытался встать, но каждый раз его нога прогибалась, и он снова падал. Скорпион наступил ему на туловище и прижал его, кричащего, а затем наступил снова. Изо рта священника брызнула кровь, и он, наконец, умолк.

Понт и Престер бросились вперед одновременно. Скорпион ударил их правой клешней, хотя нижнее лезвие больше не смыкалось. Понт попытался ударить острием меча, но удар сбил его с ног, зато он дал своему товарищу достаточно времени, чтобы нанести два удара. У Престера не было преимущества атаковать снизу, но рука у него была сильная, а меч намного тяжелее ножа из Пьюла.

Две задние лапы существа подогнулись, и оно беспомощно упало на пол. Рассвет, проникавший сквозь отверстие в восточном фронтоне, окрасил неф в пыльно-красный цвет распустившихся роз. Солдаты с энтузиазмом рубили по ногам с левой стороны, разрывая хитин и разбрызгивая сукровицу во все стороны, не причиняя особого вреда. Скорпион извивался, и его оставшиеся лапы резко клацали по полированному камню. Шарина судорожно вздохнула, слегка согнувшись. От усталости и вони, исходящей от чудовища, у нее скрутило живот.

– С дороги, фермеры! – крикнул Аскор. У него было копье, возможно, то самое, которое Понт уронил на крыльце храма; он держал его на весу, будто это был гарпун. Один из монахов обернулся и уставился на Кровавого Орла, но Престер схватил его за пояс с мечом и с небрежной легкостью оттащил в сторону. Аскор сделал широкий шаг и, сделав выпад, изо всех сил вонзив копье в пасть скорпиона. Копье погрузилось до конца деревянного древка. Аскор попятился, а тело скорпиона изогнулось дугой.

Жало все еще торчало в щите Престера – изогнутом куске фанеры, который нанес сокрушительный удар по головной пластине существа. Огромное тело содрогнулось, но его движения были такими же бессмысленными, как рябь на поверхности пруда во время внезапного шквала. Шарина выпрямилась, переводя дыхание. Она стояла в пятне утреннего света. Люди кричали, а ее руки были покрыты сукровицей, которая, высыхая, становилась все гуще, а ее кожа сильнее чесалась. Она услышала, почувствовала жужжащий звук; свет вокруг нее изменился. Рассвет превратился в холодный рубиновый волшебный свет.

– Время вышло, Шарина, – прогремел голос Блэка. – Теперь ты должна прийти ко мне! Последнее, что она осознала, выпадая из реальности, был Берн, прыгнувший с пола на ее правое плечо.

***

– Спасибо, – сказал Гаррик лодочнику, когда судно причалило к кипарисовой роще. Вместо того чтобы помочь Теноктрис перебраться через высокий борт, он взял ее сумку.

– Редкое удовольствие познакомиться с ученым, – сказал лодочник со слабой улыбкой. – Но я сделал осознанный выбор. Он был не так уж плох, учитывая все обстоятельства. Его улыбка несколько угасла и лодка растворилась в тумане и тени, как только нога Гаррика коснулась лесной земли, но ему показалось, что он услышал, как лодочник добавил: – И у меня было очень много времени, чтобы все обдумать.

Судя по тому, под каким углом солнце пробивалось сквозь листву, была середина утра. Теноктрис появилась рядом с ним, казалось, из ниоткуда. Выражение ее лица было веселым, но, когда они вдвоем вошли в рощу прошлым вечером, морщинок от напряжения в уголках ее глаз не было. Если это был всего один вечер.

– Ваше высочество? – позвал Лорд Уолдрон, появившись из-за деревьев. Его появление здесь, в миле от лагеря, было столь же неожиданным, как появление группы танцовщиц, и предполагало гораздо худшие возможности.

Уолдрон покачнулся в седле. – Марстенс, приведи лошадей для его высочества и Леди Теноктрис! Ваше высочество, я очень рад, что вы вернулись. Он подъехал к Гаррику; расстояние составляло всего пять или шесть двойных шагов, но Уолдрон и представить себе не мог, что пойдет пешком, если у него есть лошадь. Он продолжил: – Враг приближается, он примерно в трех днях пути к югу от нашего нынешнего лагеря, и это не лучшая местность для встречи с ним. Мы, конечно, не могли переместиться, пока вы не вернетесь.

– Вы говорите, что враг приближается, – переспросил Гаррик. Он был ошеломлен переходом от обсуждения древних историков на корабле, плывущем сквозь космос, к планированию битвы с неизвестным врагом, но полагал, что именно это и означает быть королем. – Вы имеете в виду основную массу?

Покойный король весело рассмеялся в его разуме. – Вот что значит быть солдатом, парень, – сказал Карус. – Хотя я мог бы обойтись и без споров о Полейнисе и Тимарионе.

– Да, и с ними сам Император Паломира, – ответил Уолдрон, когда его помощник рысцой подъехал к ним с двумя лошадьми – мощным гнедым мерином и кремовой кобылой под дамским седлом. – Во всяком случае, у них зеленое знамя с белым клином, которого наши разведчики раньше не видели, а на древке, кажется, изображена корона.

Теноктрис легко взобралась на коня и развернула его так, чтобы оказаться лицом к мужчинам. – Да, – сказала она, – это имперский штандарт. Это Гора Себала, возвышающаяся над Городом Паломир. Конечно, я легко могу погадать, чтобы убедиться, что император действительно присутствует.

– Нет, нет! – отозвался Уолдрон с ноткой нетерпения в голосе. – Мы должны немедленно вернуться и отдать приказ выступать. Я все подготовил, но, конечно, приказ... Он посмотрел на Гаррика, который теперь находился рядом с ним, и склонил голову в кратком почтении. – ... должен исходить от вас, ваше высочество, – и он махнул трубачу. Его быстрому, серебристому «Вперед» вторили низкие звуки рожков отдельных отрядов, и кавалерийский эскадрон двинулся вперед.

Гаррик пришпорил своего мерина, чтобы не отстать от командующего армией. – Милорд? – произнес он не так раздраженно, как король Карус, но и не в восторге от сложившейся ситуации. – Прежде чем я отдам какие-либо приказы, что вы предлагаете делать?

– Хафт окружен горным хребтом, ваше высочество, – сказал Уолдрон. – Не таким высоким, как Блейз, но от восточного побережья до Каркозы всего один перевал на расстоянии пятьдесят миль в обе стороны. Должно быть, он заметил, что Гаррик оглянулся через плечо, потому что добавил с тем же нетерпением: – Ваши охранники будут следовать за вами в своем темпе. Я отдал приказ Лорду Астерпосу.

– Я знаю про горы Хафта, – отозвался Гаррик, сдерживая раздражение, отчасти потому, что ярость призрака, кипевшая в его голове, была явно чрезмерной. – И я ходил из деревни Барка в Каркозу, так что  знаю этот перевал. Вы предлагаете отступить в Каркозу?

– Ваше высочество, я и забыл, что вы из Хафта, – сказал Уолдрон с испуганным раскаянием. Хотя для тех, кто его знал, было очевидно, что командующий армией только что сделал ему большой комплимент: он подумал о Гаррике, как о дворянине Северного Орнифала, как и он сам, а не как о деревенщине с захолустного острова. – Нет, не отступать к Каркозе, но если мы удержим перевал, крысам придется наступать на нас узким фронтом, где они не смогут использовать свое численное превосходство. Он прочистил горло и продолжил: – Армия Паломира больше, чем мы ожидали. По оценкам Лорда Зеттина, у них, по меньшей мере, сорок тысяч крыс. Я считаю Зеттина самоуверенным выскочкой, но его разведчики, похоже, хорошо знают свои обязанности.

– Из предыдущих отчетов следовало, что крысы пришли с юга, а не с востока, – сказал Гаррик. Король Карус проанализировал данные с такой точностью, с какой его потомки никогда не смогли бы сравниться, но, несмотря на это, они пришли к тем же выводам. – Это все еще так?

– Да, ваше высочество, – ответил Уолдрон, явно довольный тем, что лагерь уже виден. – Похоже, они планировали захватить Кордину, но повернули на север, когда поняли, что мы идем на них.

Из  лагеря доносились звуки горнов. Призрак Каруса нахмурился и сказал: – И я, черт возьми, очень надеюсь, что артиллерия на надвратных башнях, либо не взведена, либо не заряжена, потому что она нацелена на нас.

– Хорошо, – сказал Гаррик. – Так что нам не нужно беспокоиться о том, что армия Паломира будет маневрировать – они хотят сражения. Мы за полдня пройдем на юг, по сухим лугам между тем, что раньше было побережьем Хафта, и параллельными рифами, и дадим им там сражение, но я не думаю, что это будет то сражение, которого они хотят.

– Ваше высочество! – воскликнул Уолдрон. – Я не хочу, чтобы вы думали, что я боюсь… Хотя у командующего армией были недостатки характера, никто из тех, кто его знал, не заподозрил бы его в трусости. – … но от этой битвы зависит безопасность королевства. У жителей вашей родной деревни будет время эвакуироваться. А даже если бы и не было, у них все равно не будет надежды, если крысы окружат и уничтожат королевскую армию.

У призрака в сознании Гаррика было грозное выражение лица, но Гаррик лишь криво улыбнулся Уолдрону. – Милорд, – мягко сказал он, – если бы я приказал вам приложить все усилия для защиты деревни Барка, что бы вы сделали?

Уолдрон нахмурился, как грозовая туча, затем его лицо медленно прояснилось. – Вы бы этого не сделали, ваше высочество, – медленно произнес он. – Я… я не думал, и не предполагал, что ваши планы основаны на том месте, где вы выросли. Прошу прощения. Помолчав, он добавил: – Хотя, конечно, если бы вы это сделали, я бы подчинился приказам. Надеюсь, я знаю свой долг солдата, ваше высочество.

– Я так и думал, Уолдрон, – отозвался Гаррик с более теплой улыбкой. – На самом деле я думаю вот о чем: крысы более проворны, чем мы. На пересеченной местности у них всегда будет преимущество. В частности, в горах они смогут обойти нас и оказаться над нами, даже над нашими легкими войсками.

– Но наши войска сильнее, если взять  «один на один», – согласился Уолдрон с возрастающим воодушевлением, – и у нас есть дисциплина, которой я, конечно, не видел у крыс, когда мы вступали с ними в бой ранее. Он нахмурился. – Но они окружат нас, ваше высочество.

Гаррик кивнул. – Да, – согласился он. – Мы выиграем битву или погибнем, в этом нет сомнений. Но, милорд, это же не обсуждалось и с самого начала, не так ли?

Выражение лица Лорда Уолдрона на мгновение застыло. Затем он разразился лающим смехом и сказал: – Нет, я не думаю, что так, ваше высочество. Это не похоже на сражение с графом Сандраккана. Да, мы дадим крысам сражение, но, как вы и сказали, это будет наше сражение, а не то, которого они хотят.

– Тогда подготовьте людей к боевому походу, милорд, – сказал Гаррик, мысленно повторяя слова призрака. – Нужен недельный запас еды и воды, хотя я не думаю, что у нас будет много времени. Нам придется упаковать все это или погрузить на ручные тележки, потому что мы не возьмем с собой лошадей и мулов.

Уолдрон вздохнул, но тут же повеселел, когда они вместе въехали в восточные ворота лагеря. – Что ж, – сказал он, – я не возражаю пройтись денек, если есть возможность поубивать крыс в конце похода.

Король Карус рассмеялся. – Я бы поладил с Уолдроном, парень, – сказал он. – По крайней мере, до тех пор, пока не вышел бы из себя и не снес бы ему голову. На этот раз, клянусь Пастырем, у него правильная идея.

Гаррик не унаследовал от своего предка боевого энтузиазма, но иногда у него не было другого выбора. Он криво усмехнулся Теноктрис, затем обратился к Уолдрону: – Я не уверен, что сделал бы это общим правилом, но в нынешних обстоятельствах, милорд, я полностью согласен.

***

Илна холодно улыбнулась, сплетая и завязывая длинные пряди. Сизаль из корзины был жестким и имел жестковатую текстуру, но это делало его еще лучше для того, что ей предстояло сделать. Ей не требовалось что-то большее, чем ее собственное мастерство.

– Ты пришла поклониться мне, Илна ос-Кенсет, – заявил Король, – хотя, возможно, ты этого не знала. Как видишь, у тебя нет выбора. Ваши прежние боги ушли с тех пор, как произошло Изменение, но я готовился к этому моменту дольше, чем ты можешь себе представить. Боги мертвы, и Король Человечества – Бог!

Усун взмахнул своей боевой палочкой, как дирижерской, и рассмеялся. – Если тысячелетнее пребывание в пещере делает тебя богом, то мы с Госпожой Илной только что сбросили еще одного бога в каньон. У тебя здесь есть какие-нибудь каньоны, обезьяна, или нам нужно найти другой способ избавиться от тебя?

Ингенс разговаривал с Хервиром; казалось, они не обращали никакого внимания ни на гигантскую обезьяну, ни на свои нынешние обстоятельства. Поза секретаря свидетельствовала о некоторой степени почтения, но они все же были старыми знакомыми, встретившимися при неожиданных обстоятельствах.

– Здесь мне никто не причинит вреда! – заявила обезьяна с громоподобной уверенностью. – Ты называешь это место пещерой, кукла? Моя община тысячелетиями шлифовала натуральную скалу, создавая это святилище, в котором можно поклоняться мне. Сейчас я правлю людьми, но, на основании их молитв в этом священном склепе, я буду править миром!

Обезьяны, которые привели Ингенса в пещеру, ждали по обе стороны дверного проема, неподвижные, как пара мраморных статуй, с тупыми глазами. Илна была рада, что ей не придется иметь с ними дело. Каждая из них была ростом с человека, но они были намного сильнее. Она не была уверена, как повлияет на них узор, который она вязала.

– Пожалуйста, не судите нас строго, госпожа, – сказала Перрина со страдальческим видом. – У нас не было выбора.

– Этой долиной правит Король Человечества, – добавил ее брат. Он старался не встречаться взглядом с Илной.

– Нет иной воли, кроме воли Короля, –  хором хныкнули близнецы. – У нас не было выбора!

– «Выбор есть всегда», – подумала Илна, – «но такие люди, как они, не поймут, что иногда лучше умереть». Ее пальцы вязали и сплетали узелки. Она совершала поступки и похуже, чем Перрин и Перрина, но никогда не притворялась, что ее к этому принуждали. От обиды и гнева она отдалась Злу и какое-то время после этого была одним из самых изощренных и эффективных его орудий. Она окинула близнецов оценивающим взглядом. Это были даже не очень хорошие инструменты,… хотя, по-видимому, они были достаточно хороши, чтобы заманить в ловушку Ингенса, Хервира и...

Илна обвела взглядом огромную отполированную пещеру. Если только Король не лгал, а она не видела причин, по которым он должен был лгать, здесь были десятки десятков мужчин и женщин. Люди были ничем не лучше овец! Но ни овцы, ни люди не будут добычей волков, пока Илна и ее брат существуют на свете.

– Ты можешь убрать эту свою тряпку, госпожа, – презрительно сказал король. – В этом склепе для меня не может быть ничего опасного. Молись мне, и тебе станет легче.

– Я не молюсь, – сказала Илна, продолжая вязать. – И «легче» – это не то, с чем у меня есть большой опыт, так что вам не стоит ожидать, что это предложение заставит меня передумать, даже если я поверю вам, чего, конечно, я не сделаю.

– Госпожа, – сказал принц. – Здесь на Короля действительно нельзя напасть.

– Нигде в долине, – печально согласилась его сестра, – но особенно здесь, в его молитвенном зале.

– «Овцы!» – подумала Илна. Обращаясь к большой обезьяне, она сказала:

– Ты боишься, что я заставлю тебя выцарапать себе глаза, а, обезьяна? Нет, я не это имела в виду.

– Ты что, слишком глупа, чтобы понять? – спросил Король. – Ты ничего не можешь мне сделать! Никакая твоя тряпка не сможет прикоснуться ко мне. На меня нельзя напасть! Легкие в его огромной груди придавали словам громкость, подобную реву быка, но, тем не менее, пустое помещение поглощало их.

Плененные люди в ужасе упали на колени, принц и принцесса вместе с остальными. Возможно, это тоже было следствием отравленного вина. Илна прямо посмотрела в глаза чудовищу. Нависающие брови и массивные челюсти в любом случае придавали бы ему сердитый вид, но она не сомневалась, что он действительно зол. Вдоль позвоночника у него стояла дыбом жесткая серебристая щетина. На самом деле она ничего не сделала, но одного того факта, что она не кланялась и не расшаркивалась, было достаточно, чтобы привести его в бешенство. Конечно, были и такие люди. С ними у нее тоже были короткие отношения.

– Я даю тебе последний шанс, – заявила Илна. Она задумалась, сделала бы она это предложение, если бы считала, что есть хоть малейший шанс, что зверь примет его. Возможно, она бы так и сделала… но существо не собиралось соглашаться. – Освободи всех этих людей, и не бери их больше. И я позволю тебе жить здесь и править маленькими обезьянками столько, сколько ты захочешь.

– Я оторву тебе руки и ноги, – ответил Король. В его голосе послышалось удивление; он больше не кричал. – Я оторву их, и, пока твое тело будет корчиться на полу, ты будешь молить меня о милости смерти, которую я не дарую!

–  Когда люди научатся моему мастерству в работе с узорами... – начала объяснять Илна непринужденным голосом. У нее уже было достаточно ткани, но, поскольку время было, она продолжила украшать готовый дизайн. – Меня часто спрашивают, могу ли я предсказывать будущее. Она одарила Короля недоброй улыбкой. Ее разум размышлял о том, что произойдет дальше, и после этого, и о том, что последует за этим... Но это было не в ее власти. Что она могла контролировать, так это то, что произойдет с чудовищем, стоящим перед ней, с тем, кто порабощал людей на протяжении... Что ж, обезьяна, вероятно, была права, говоря, что прошло больше лет, чем она могла сосчитать. Но это закончится. – И я, конечно, могу, во всяком случае, смогла бы, – сказала Илна. – Я не делаю этого, потому что искренне стараюсь не причинять вреда людям с тех пор, как Гаррик освободил меня из Ада. Но для тебя, король обезьян, я собираюсь сделать исключение.

– Здесь ты не можешь причинить мне вреда! – снова повторил Король, делая шаг вперед. Его ноги были короткими, как у карлика, но рука, протянувшаяся к ней, была в два раза длиннее мужской. Пальцы заканчивались когтями, похожими на лемех плуга.

– Ты хочешь, чтобы я показала тебе правду? – спросила Илна, расправляя узор, который она связала. Король сделал еще один шаг вперед. Илна с внезапным потрясением поняла, что его глаза закрыты, но Усун ткнул заостренным посохом в подъем ноги обезьяны. Король взревел и удивленно открыл затуманенные глаза, затем застыл на месте. Его словно ударило молнией.

Илна попятилась, и сложила узор в ладонях, чтобы никто из рабов-людей не увидел его. На них он подействовал бы иначе, чем на Короля, но она предполагала, что это будет совсем другой эффект. Детали будущего зависели от личности, но, в основном, одинаково для всех – все бы умерли. Умерли бы все.

– Этого не может быть, – воскликнул король удивленным голосом. – Это сон, посланный врагом.

Илна фыркнула. – Что бы ты ни видел, это чистая правда, – сказала она. – Это будущее, твое будущее. Она не была уверена, как отреагирует обезьяна, но и отрицания не ожидала, отчасти потому, что сама Илна не стала бы скрывать правду, но в основном из гордости. Илна полагала, что сотканный узор проникнет в душу любого, кто его увидит, и его сознание не сможет этого отрицать. Ее губы изогнулись в кривой улыбке. Возможно, она была неправа и очень скоро заплатит за свою гордость жизнью. За ошибки следует наказывать, поэтому она не станет жаловаться.

– Это сон, – повторил Король. – Сон! Он опустил руки, но его мускулы  напряглись, кулаки сжались в волосатые колотушки, а в уголках рта запузырилась слюна.

Похоже, узор все-таки сработал. Пленники, стоявшие на коленях в благоговейном ожидании, начали медленно подниматься на ноги и отходить назад. С тех пор как вошла Илна, они подались вперед, но поведение их короля и бога явно вызывало у них отвращение.

Король завопил, как кролик, попавший в силки, но еще громче. Даже в этом огромном зале от оглушительного звука Илне захотелось зажать уши руками. Она продолжала держать сложенный из сизаля узор. Большая обезьяна покачала головой, будто ее ударили молотком по лбу, и  протянула руки к рубиновой короне, блеснувшей в грязно-зеленом свете.

– Ваше величество? – обратился принц Перрин. – Ваше величество, что же нам делать?

Король согнул руки, ломая золотые детали короны, и, вслепую разбрасывая ее части в разные стороны, а шелковый ремешок болтался в такт с его движениями. Когда золотые куски ударились о стену, рубины выскочили из своих оправ и со звоном покатились по каменному полу. Принцесса Перрина упала на колени и заплакала, а Илна презрительно усмехнулась. Обезьяна схватилась за свою мантию и рывком порвала ее.

Илна подняла бровь. Она знала, что нужна сила, чтобы разорвать металл, даже такой мягкий, как золото, но  понимала, насколько прочна шелковая парча. Этот зверь мог бы разорвать ее саму на части, если бы схватил за бедро и плечо.

Крик Короля перешел в серию взрывных хрипов. Он упал на четвереньки, затем рванулся вперед так же внезапно, как скаковая лошадь при подъеме штанги. Ингенс закричал и отскочил в сторону, но обезьяна все же нанесла ему скользящий удар плечом так, что он врезался в Хервира, который бежал к стене, хотя с самого начала не стоял на пути атаки зверя. Мужчины, упав на полированный пол, завертелись в разные стороны.

Перрин и Перрина вскрикнули, но громоподобное ворчание короля заглушило этот человеческий звук. Пленники прижались к стене; некоторые из них уткнулись лицом в камень, другие закрыли глаза руками. Опущенная голова короля ударилась о каменную колонну,  и кость треснула, как от удара кувалдой по скале, только громче. Обезьяна отскочила назад и села на пол. Черный камень был залит кровью, и морда зверя превратилась в сплошное кровавое месиво.

Пленники завопили от ужаса и изумления. Король медленно поднялся на задние лапы. Илна нащупала свое лассо. От него не было бы ни малейшей пользы против огромной обезьяны, но если бы он бросился на нее, она все равно попыталась бы накинуть лассо ему на шею. Другим вариантом был ее хозяйственный нож. Она не была уверена, что его лезвие было достаточно длинным, чтобы добраться до жизненно важных органов зверя. Если бы ей пришлось выбирать между двумя бесполезными видами оружия, она бы выбрала лассо.

Король перестал хрипеть, хотя его дыхание вырывалось, как у разъяренного быка. Вместо того чтобы повернуться к Илне, он подался вперед и ухватился за колонну раскинутыми руками. Чтобы не упасть, он ударился головой о камень, упал навзничь, затем снова ударился головой о колонну. На этот раз в пустом звуке «Хук!» прозвучал раскалывающийся обертон. Чудовище медленно рухнуло, все еще держась длинными руками за колонну. Его лапы, больше не цеплявшиеся за пол, раскинулись влево и вправо, пока массивная грудная клетка не распласталась на камне. Кровь и мозги вытекли из разбитого черепа. На мгновение воцарилась тишина. Затем пленники начали изумленно переглядываться.

***

Ниверс, верховный жрец Франки, пропел: – Эребани акуйя псеус! – и нанес удар кинжалом из серо-зеленого вулканического стекла. Человек, лежавший на алтаре лицом вверх, закричал в объятиях четырех людей-крыс. Ниверс провел лезвием от шеи к животу вдоль грудины жертвы, где ребра были покрыты хрящами, и крики жертвы стихли. Люди-крысы отнесли его тело, истекающее кровью, к краю террасы и швырнули его как можно дальше, в огонь на площади внизу.

Жрец обмяк, ожидая следующее жертвоприношение. Ему пришлось напрячь обе уставшие руки, чтобы закончить разрез. Скоро ему понадобится новый нож, на замену. Люди-крысы продолжали приносить их, но только Ниверс мог проводить ритуалы, так как Салмсон сопровождал Императора Барая и армию.

Группы людей-крыс таскали бревна – часто целые деревья – на крыши зданий с трех других сторон, а затем сбрасывали их в огромный костер на площади. Хотя дерево было зеленым, огромный жар огня мгновенно поджигал его. Трупы жертв, сброшенные с четвертой стороны, лопались, а затем превращались в черный маслянистый дым. Сгорали даже кости. Люди-крысы поднимали очередную жертву по ступеням на обратной стороне пирамиды. Пламя распространяло свой красный свет сквозь хрусталь всех окружающих сооружений.

Когда Ниверс посмотрел вниз, ему показалось, что он стоит над огненным озером, а не на самой верхней террасе Храма Франки. Для Ниверса не имело значения, куда он смотрит и что видит; реальный мир существовал для него только как проблема, требующая решения. Пепел и зловоние геноцида кружились в воздухе, а жар костра обжигал его, несмотря на то, что он был скрыт от прямого излучения. Это был кризис, угрожавший возвращению Богов. Ничто, кроме этого, не имело значения.

Четверка людей-крыс несла следующую жертву, по одной на каждой конечности; они отказались от попыток заставить жертвы самим подниматься по ступеням. Запах горящей плоти сделал очевидной их дальнейшую участь; действительно, многие из них потеряли сознание еще до того, как добрались до вершины.

– Ваше святейшество, это же я, Мариска! – закричала одна из них. На ней все еще были короткая куртка и прозрачные панталоны, которые ей подарили, когда она стала членом гарема верховного жреца. – Вы помните меня! Вы не можете этого сделать!

Ниверс вспомнил ее, когда мысленно вернулся в прошлое, хотя и не смог вспомнить ее имени. Имена не имели значения, и она не имела значения. – Я люблю вас! – крикнула девушка. Ее глаза были открыты, но пусты, в них застыли холодные голубые искорки ужаса. Люди-крысы бросили ее на алтарь, огонь на которым сверкал гранатами и топазами.

– Эребани акуйя псеус! – нараспев произнес Ниверс. Он ударил, затем рванул нож на себя, и хлынувшая кровь ослепила его. Он оторвал штанину от панталон Мариски, чтобы вытереть лицо, затем заморгал, пока слезы не промыли его глаза так, чтобы он снова мог видеть. Остальные члены его гарема прошли здесь раньше.

В Паломире почти не было людей, кроме самого Ниверса. От этих нескольких потенциальных жертвоприношений зависело возвращение Богов. Еще одну жертву несли на вершину храма. Ступени были крутыми, но люди-крысы казались неутомимыми. Однако, сейчас, когда Врата Слоновой Кости были закрыты, их личной силы было бы недостаточно. Только сами Боги могли склонить чашу весов на свою сторону.

Люди-крысы добрались до террасы; Ниверс выпрямился и крепко сжал стеклянный нож. Его хватит для еще одной жертвы, маленькой девушки.

– Ты, старый маразматик-извращенец! – крикнула жертва. Он моргнул. Девушка была Аноной; он помнил ее с тех дней, когда был всего лишь верховным жрецом, а не воплощением Франки. Анона была его любимицей, самой юной и свежей в его гареме. Но теперь…