Текст книги "Возвращение Богов"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 11

Голубоватый свет в погребальной пещере был слабым, но Илна обнаружила, что его достаточно, поскольку ее глаза полностью адаптировались к нему. Действительно, казалось, становилось все светлее, когда Усун нашел для них маршрут. Она не могла назвать его дорожкой, не говоря уже о тропинке, но тот факт, что огромный упырь, очевидно, прошел этим путем, означал, что молодая женщина в добром здравии могла сделать то же самое.

Маленький человечек остановился, чтобы склониться над грудой упавших сталактитов. – Недавно было землетрясение, – сказал он. – Ну, в любом случае, подземные толчки. Возможно, даже без нас, нашему упырю пришлось бы принимать какие-то меры, чтобы жить в пещере.

– Землетрясение прибило речное судно, на котором я была, к берегу этого острова, – сообщила Илна. – Во всяком случае, к тому, что было островом до Изменения. Я полагаю, что в Гауре и здесь, в пещере, был какой-то эффект, хотя я считаю, что само землетрясение было делом рук Бринчизы.

– Хаттон всегда недооценивал ее, – констатировал Усун, шагая впереди. – Тем не менее, у нее нет силы, чтобы расколоть твердую скалу. Должно быть, уже было какое-то слабое место. Или, может быть, это Изменение разрушило все вот так. Он рассмеялся, хотя Илна заметила, что теперь, когда они напали на след упыря, речь и смех маленького человечка стали приглушенными. У него был трюк – говорить, не повышая голоса. Это был едва слышный шепот, но она отчетливо слышала каждое слово сквозь шорох и глубокое, бесцельное гудение, наполнившее пещеру.

– И один оползень, скорее всего, приведет к еще большему, – весело сказал Усун. – Что ж, если повезет, мы выберемся отсюда до того, как это случится. И упырь, теперь, когда мы идем за ним, ни о чем не будет беспокоиться.

Губы Илны скривились от отвращения. Маленький человечек хвастался, и он хвастался также от ее имени. Многие люди не видели в этом ничего плохого. Ее хмурый взгляд сменился кривой улыбкой. В этом, как и во многих других вещах, многие были неправы, а Илна ос-Кенсет была права. Но она не думала, что сможет переубедить их.

За узким проходом, ведущим в погребальную пещеру, высота пещеры увеличивалась, чего Илна не смогла бы увидеть при свете фонаря. Только голубое свечение скал делало их видимыми. Бесчисленные обломки выступали из гладкой текучей породы потолка; с некоторых снова капала насыщенная известью вода, которая давным-давно замерзла в огромных сталактитах, чьи разбитые останки устилали пол пещеры. Многие куски были размером со стволы деревьев, рифленые и ребристые из-за веков их созидания.

Илна подошла к вере в сверхъестественное, когда почувствовала, что камень обладает сознанием и что он ненавидит ее. Конечно, ее несомненная неуклюжесть в обращении с камнем показывала, что, по крайней мере, его присутствие влияет на ее разум.

Усун мог протиснуться под некоторыми колоннами, через которые Илне пришлось бы с трудом перелезать, но вместо этого маленький человечек вел ее кружным путем, который не требовал от нее ничего более сложного, чем высоко шагать или сгибаться в поясе.

Возможно, ей было бы разумнее оставить руки свободными, чтобы она могла схватиться или подержаться, если ее нога поскользнется на скользких камнях, но Илна вместо этого вязала узоры. Они не были оружием – здесь было недостаточно светло, чтобы они были эффективны, – и она не пыталась предсказать исход этого или любого другого начинания.

Она связала узор, который вызвал бы улыбку на лице любого, кто бы его ни увидел, затем распустила и сплела такой, который притупил бы муки голода. Затем узор, который избавил бы от обжигающей душу боли, но оставил бы разум пострадавшего таким же острым, каким он был до того, как ему причинили боль.

Мирные узоры были видны в этом тусклом свете ничуть не лучше, чем узоры, способные заморозить, напугать или свести с ума; и в любом случае, Илна за мгновение превращала каждый из них в пряжу, прежде чем приступить к следующему. Несмотря ни на что, это было то, что подсказывали ей инстинкты, и она научилась доверять своим инстинктам.

Впереди показалась огромная пропасть, видимая как черная лента сквозь вездесущее голубое сияние. С другой стороны в нее низвергался водопад, а журчащий внизу поток наполнял пещеру своим эхом. Естественный мост пересекал расщелину в полу пещеры. Текучий камень вздулся на верхней поверхности арки, как остывший воск, а с нижней стороны свисала борода из сталактитов.

Вместо того чтобы идти через мост, Усун запрыгнул на сломанный сталактит, который слегка выступал над ущельем. Он был похож на бочонок от колонны разрушенного храма, больше в диаметре, чем тело Илны, и, следовательно, намного меньше, чем многие реликвии землетрясения. Илна опустилась на колени, расположив свою голову на один уровень с его головкой.

– Итак, мы нашли логово нашей жертвы, если я не ошибаюсь в своих предположениях, – сказал маленький человечек. – Там, за водопадом. Там есть пещера, и ты можешь видеть следы на скале, идущий к ней.

– Я не могу, – ответила Илна, чопорно стараясь не требовать большего, чем ей причитается, даже молчанием. – Но я верю тебе на слово. Она понятия не имела, как Усун увидел пещеру за тонкой пеленой воды. Возможно, он услышал другое эхо? Это казалось абсурдным, но она делала с тканью вещи, которые другие считали невозможными. Маленький человечек, несомненно, был охотником.

– Да, пещера там, – беспечно сказал Усун, – и он там, в ней. Мы не можем подкрасться к нему сзади, и я бы не стал пытаться проникнуть в пещеру в надежде, что он спит. И я не уверен, что он вообще теперь спит; я думаю, волшебство и диета изменили его.

– Я не думаю, что нам следует идти прямо в логово этого существа, – сухо согласилась Илна. Хотя, если бы Чалкус был здесь, со своим мечом, таким же надежным, как жало охотящейся осы, и она с шелковым лассо, способным запутать даже такое крупное существо, как этот упырь – но Чалкус был мертв. А Илна не была мертва, пока нет, так что у нее были обязанности.

– Я думаю, есть другой способ, – сказал Усун. – Я знаю, что ты волшебница, госпожа, но волшебство на него не подействует. Как твои нервы?

Илна фыркнула. Он не пытался оскорбить ее. – В норме, – ответила она. Сказать больше было бы хвастовством.

Маленький человечек хихикнул. – Так я и думал! – сказал он. – Так я и думал! Что ж, Илна, вот что мы сделаем...

***

– Я скажу вам откровенно самую важную в мире вещь, – сказал Платт, выпрямившись на диване в кабинете Дайзарта. Столы, за которыми несколько клерков в течение дня переписывали документы, были перенесены в холл, так что нашлось место для необычного количества присутствующих. – Лорд Скорпион – Бог. Поклоняйтесь Ему или будете неминуемо уничтожены!

– Когда вы оставили свою прежнюю должность священника Пастыря, Мастер Платт? – спросил Дайзарт. Он был тихим и вежливым, клерк от кончиков пальцев ног до редеющих волос.

Шарина распорядилась – несмотря на протесты Лордов Аскора, Тадаи и Квернана из гарнизона Панды – что допрос должен вести Дайзарт. Она соглашалась с мнением Лайаны по большинству вопросов, а Лайана назначила Дайзарта главным в ее отсутствие.

– Я не бросал Пастыря, – огрызнулся Платт. – Он мертв! Все старые боги мертвы. Лорд Скорпион – Повелитель космоса!

– Что ты несешь, щенок! – возмутился Лорд Квернан. Он поднял руку и шагнул вперед. Двое агентов Дайзарта схватили его за локти и оттащили назад.

– Выйдите вон, – распорядилась Шарина, указывая на дверь.

– Но это богохульство! – запротестовал Квернан. Другие присутствующие расступились перед ним; один из клерков Тадаи даже открыл дверь.

– С таким же успехом можно поклоняться мертвому ослу, как вашей Богоматери! – воскликнул Платт.

Шарина опасалась, что другие солдаты будут протестовать, но вместо таких невежественных помощников Квернан привел Престера и Понта. Они стояли по стойке смирно, будто ничего важного не происходило. Они познакомились с Шариной много лет назад в трудной ситуации, и могли бы прийти и сами. Поскольку она выступала с их одобрения, они, казалось, усыновили ее. Она подозревала, что многим младшим офицерам так же повезло.

Платт издал прерывистый смешок. – Вы думаете напугать меня? – заявил он. – Ученикам Лорда Скорпиона не нужно ничего бояться. Я уверен в своем спасении!

– Но вы пытались сбежать от нас на кладбище, не так ли? – сказал Дайзарт. – И ваш Скорпион не спас вас, Мастер Платт. Вы, очевидно, умный человек. В глубине души вы понимаете, что он не так силен, как вы проповедуете толпе.

– Спасение – в душе, а не в теле, – пробормотал Платт. Он сильно вспотел. Его жидкие волосы были прилизаны так, что просвечивала розовая кожа головы.

– Вашей лодыжке удобно? – спросил Дайзарт. – Я сожалею о травме, но у нас не было выбора. Пока вы находитесь под моей опекой, я позабочусь о том, чтобы вам оказывалась медицинская помощь, хотя возможности моего отдела слишком ограничены для всех, кроме самых важных пленников. Я могу только надеяться, что городской префект сможет что-нибудь предпринять, если вас придется перевести в тюрьму.

– Да вы что, с ума сошли, Дайзарт? – воскликнул Тадаи нарочито взволнованным голосом, изучая изгибы своих ногтей. – Мой бюджет не позволяет врачам обслуживать пьяниц и бродяг.

– Как часто вы встречаетесь со своими коллегами-священниками, Мастер Платт? – спросил Дайзарт, будто предыдущего обмена репликами не происходило. Он сидел в кресле за своим столом; пленник сидел на диване. Все остальные стояли вдоль внутренней стены. Берн прошелся от двери к подоконнику и обратно, его усы подергивались.

– Я не встречаюсь, – ответил Платт, беспокойно, ерзая. Он утратил свою браваду. – Я имею в виду, нам не обязательно встречаться. Мы, гм… по крайней мере, я так думаю. Бог говорит со мной во сне через своего послушника Блэка. Я никогда не встречался с другими священниками, хотя знаю, что нас много. Мы готовимся ко дню!

– Вы утверждаете, что получаете подробные инструкции из своих снов, Мастер Платт? – спросил Дайзарт. Он не повышал голоса, но Шарина услышала в нем намек на хмурость.

– Да, это правда, – ответил пленник. Он утратил гонор, который начал возвращаться в его тон. – Блэк говорит мне, где и когда проповедовать. Но я знаю, что нас много по всему миру.

Насколько до Шарины доходила информация – как из тайной службы Лайаны, так и из отчетов региональных губернаторов – Панда была единственным центром поклонения Скорпионам. Ей было приятно осознавать, что Блэк лгал своим собственным последователям – но он был достаточно реален в ее собственных снах, и, кроме того, она была ответственна за Панду.

– Вы отправляете посыльных, чтобы они писали мелом объявления на стенах, чтобы прихожане знали, где вы будете проповедовать? – спросил Дайзарт. – Или это делает кто-то другой? Видите ли, мы нашли объявления.

– Я... – споткнулся Платт, и удивленно нахмурился. – Я не знаю, я никогда не задавался этим вопросом. Лорд Скорпион говорит со мной, вот и все. Я полагаю, Он говорит с другими. Люди приносят мне еду и прячут меня днем, но я не знаю, кто они. Я не из Панды. Я пришел сюда из Валлеса, когда Лорд Скорпион призвал меня ночью.

– Нам понадобятся имена и места проживания тех, кто вам помогает, – сказал Дайзарт. Его руки лежали на коленях, но клерки в противоположных углах комнаты делали пометки на вощеных табличках. – Мы и так их найдем, но теперь на них добавятся ссылки от вас.

– Я никого из них не знаю! – взволнованно отозвался Платт. – Это не имеет значения, ведь я же сказал вам,  что Лорд Скорпион правит миром. Вы не сможете навредить Ему своим глупым сопротивлением. Присоединяйся к Нему!  Он оторвал взгляд от Дайзарта и обвел им лица тех, кто наблюдал за допросом. Шарина никогда прежде не видела такого ужаса во взгляде. – Все вы! – закричал Платт. – Поклоняйтесь Лорду Скорпиону! Поклоняйтесь живому Богу!

Берн прыгнул на верхнюю часть оконной рамы и спустился вниз, держа что-то извивающееся между передними лапками. Его острые зубы эффективно щелкали. Платт закричал и потерял сознание. Дайзарт скорчил гримасу и двумя пальцами проверил пульс на его горле. – С ним все будет в порядке, когда он придет в себя, – сообщил он. – Полагаю, с этим ничего не поделаешь.

– Нет, – сказала Шарина, – этого не может быть, если только мы не хотим позволить агентам Блэка услышать остальную часть допроса. Я не думаю, что мы можем получить от него что-то еще по-настоящему ценное.

– Конечно, он лжет о том, как он общается с остальной частью своего культа, – сказал Лорд Тадаи.

– Вы имеете в виду о Блэке и снах? – спросила Шарина. – Я подозреваю, что это правда.

– Как вы, ваше высочество, желаете поступить дальше? – спросил Дайзарт. Его агенты снова связывали Платта по рукам и ногам; его освободили для удобства на время допроса, но Шарина видела, как быстро могут действовать люди Лайаны, когда это необходимо.

– Я собираюсь отправить его к Теноктрис, – сказала она, оформляя смутные мысли в план действий. – Я сомневаюсь, что Платт знает больше, чем он нам рассказал, но я думаю, Теноктрис может использовать его в качестве центра, из которого она сможет узнать гораздо больше. Я надеюсь, что она сможет нам помочь. Она посмотрела на лежащего без сознания пленника. – Божья Матерь знает, что нам не помешала бы помощь, – добавила она.

Берн выпрямился, вытирая мордочку. Вокруг него были разбросаны кусочки черного хитина. – О, я не знаю, Шарина, – сказала крыса. – У нас у самих дела идут не так уж плохо.

***

Гаррик подождал, пока Теноктрис бросала кусочки белого мрамора внутрь кольца деревьев. Это были лысые кипарисы с раздутыми основаниями. Корни, которые в сезон дождей поднимали корневые выросты, чтобы дышать, теперь ползли по сухой земле; вода, которая, должно быть, иногда превращала это место в болото, отступила.

Полк, который сопровождал их милю от главного лагеря, что-то бормотал в окружающей темноте. Войска находились не ближе чем в сорока шагах от деревьев, но никто не мог пройти незамеченным сквозь множество окружающих сторожевых костров. Теноктрис и Гаррик получили уединение, которого хотели, и непрофессионалы не были вынуждены наблюдать за колдовством.

Теноктрис выпрямилась. Она положила всего пять камешков, по одному между каждой парой деревьев, чтобы отметить внутренние углы пентаграммы. Остриями были сами деревья. – Это Роща Билтиса, – сказала она.

– Кто такой Билтис? – спросил Гаррик. Он боролся со своим инстинктивным желанием положить руку на эфес своего меча. Он знал – не потому, что Теноктрис сказала ему, а из-за чувства тихой грусти, которое он испытывал в этой роще, – что это не место для оружия. Однако его беспокойство – и универсальная реакция короля Каруса на все необычное – продолжали притягивать его к клинку.

– Очень давно... – начала Теноктрис, доставая предметы из своей сумки. Помимо рукописи и двух свитков, она начала разворачивать то, что оказалось серебряной статуэткой женщины, стройной, как оса. – Билтис была Богом. Да, на самом деле, Билтис была Богом. Позже ее почитали как оракула, чьи ответы были в журчании ее священного источника. К тому времени, когда была посажена эта роща – а это было еще до рассвета Старого Королевства – Билтис была духом ночи, который облегчал роды. Кипарис как дерево вод считался подходящим атрибутом для такого духа.

Теноктрис провела кончиками пальцев по волосам фигурки. Она снова встретилась взглядом с Гарриком и грустно улыбнулась. – Это место силы, – сказала она. – И оно соответствует моему чувству прихоти, если хотите, использовать место, созданное обычными женщинами, у которых были обычные женские проблемы. Поскольку обе эти вещи совершенно оторваны от моей собственной жизни.

Гаррик прочистил горло. – У меня самого была довольно обычная жизнь до того, как вы оказались в деревушке Барка, Теноктрис, – сказал он. – Если бы вы не изменили ее, я думаю, я был бы уже мертв. Вместе со всеми другими довольно обычными людьми в мире. Я рад, что вы пришли.

Теноктрис усмехнулась. – Полагаю, с таким же успехом я могла бы пожаловаться, что родилась волшебницей, а не могучим воином, – сказала она. – Без сомнения, тогда я была бы намного счастливее.

– Может быть, пока бы не утонула, – сказал Карус. – Потому что у нее не было умного волшебника, а у другого человека он был. Нет, я начинаю привыкать к тому, что сейчас все так, как есть.

Теноктрис посмотрела на книги, которые достала, затем вернула их нераскрытыми в свою сумку. – Это была поддержка, – извиняющимся тоном сказала она. Казалось, она обращалась к статуэтке, а не к Гаррику. – Мне она больше не нужна. Без дальнейших предисловий она пропела: – Басума басса...

Статуэтка покачивалась в ее правой руке, приседая на каждом слоге. Из центра нарисованной пентаграммы вырвалась струйка фиолетового пламени, бледная, как лунный свет. Гаррик подумал, что первые вспышки были отражениями от серебра, но они разгорались так же быстро, как настоящий огонь в сухих виноградных лозах. Огонь был тихим и не давал тепла. – Ашара фума наксарама... – пропела Теноктрис.

– Видят ли наши войска этот свет, или только мы? – спросил Карус. Выражение его лица было мрачным, как гранитный мыс, скрывая дискомфорт, который он испытывал, даже будучи призраком, от причастности к волшебству.

Гаррик пожал плечами. Темп бормотания охранников не изменился, как и бодрая  музыка на трехструнной лире. Если бы они заметили пламя, наступила бы тишина или, возможно, послышались бы крики. Теноктрис стояла лицом к Гаррику по ту сторону огня. Ее губы продолжали шевелиться, но он больше не слышал слов силы.

Роща исчезла. Вместо пламени Гаррик и Теноктрис стояли в заводи фиолетового света. Статуэтка в ее руке поднималась и опускалась в такт неслышимым слогам. Напряженная атмосфера разлетелась на части. Гаррик почувствовал прилив головокружения: не было ни верха, ни низа, но было бесконечное количество вселенных, но он и Теноктрис были порознь от них. Пятнышко на одном из планов увеличилось, затем все снова изменилось.

Размытое пятно темно-фиолетового цвета превратилось в лодку – совершенно обычное судно, отличное от лодок, которые рыбаки использовали в деревушке Барка, но такого же размера и практичности. У нее была одна мачта, высокий треугольный парус и единственный лодочник на корме. Лодочник резко повернул румпель и в то же время ослабил фал, опустив парус, когда отвесный нос коснулся берега.

Пляж под сапогами Гаррика был песчаным, а не черной вулканической галькой деревушки Барка и уж точно не зарослями корней, листьев и осоки в роще, в которой они стояли.

Лодочник вышел, держась за борта своего судна, чтобы оно не уплыло, когда его вес больше не удерживал его на дне. Это был худощавый мужчина с редеющими волосами и перепачканными чернилами пальцами; хотя он, очевидно, был достаточно силен, он казался неуместным на этой работе. Он скорее напомнил Гаррику его собственного отца, чем рыбаков, которые по вечерам выпивали в таверне.

Теноктрис присела в реверансе. – Спасибо, что прибыли так быстро, – сказала она.

Лодочник слабо улыбнулся. – У вас есть право приказывать мне, ваша светлость, – сказал он тихим, воспитанным голосом. – Куда вас отвезти?

– К Вратам Слоновой Кости, – ответила она. – Вы сможете это сделать?

– Я могу довезти вас только до ближайшего к ним берега, – ответил лодочник. – Но не дальше. Этого достаточно?

Теноктрис вздохнула и вздернула подбородок в знак согласия. – Я этого и боялась, – сказала она. – Да, если это так, то этого должно быть достаточно. Потом мы сами найдем дорогу. Мы можем подняться на борт?

– Да, ваша светлость, – отозвался лодочник, протягивая волшебнице руку через планширь. Она чинно уселась на переднюю скамью.

– Сэр, вам помочь оттолкнуться? – спросил Гаррик. Я делал это, ну, достаточно часто.

– В этом нет необходимости, ваше высочество, – ответил лодочник. Ни Теноктрис, ни сам Гаррик не сказали мужчине, кем являются его пассажиры, но он явно знал. – Хотя, если вы сядете на корму, лодка будет двигаться лучше. Конечно, делайте все, что вам заблагорассудится.

Гаррик поднялся на борт, поставив ногу на кильсон, чтобы не раскачивать судно, при этом корпус слегка вдавился в песок, и сел лицом к корме и румпелю, а не к мачте. Лодочник шагнул вперед, наклонился к судну и развернул нос, что даже на песке потребовало большой силы, а также умения. Гаррик почувствовал, как корпус освободился. Лодочник сделал еще два шага и перелез через транец. Держа румпель между левой рукой и туловищем, он поднял просмоленный, полотняный парус, который наполнился бризом и погнал судно в кажущиеся сумерки.

Гаррик посмотрел по левому, затем по правому борту. Пляж исчезал за горизонтом; он не видел ничего выше полоски песка, которую море поднимало медленными, мощными движениями племенной свиноматки, ворочающейся в своем хлеву. Вода была серой с зеленоватым оттенком там, где пена пузырилась в кильватере судна, но когда Гаррик наклонился, чтобы заглянуть прямо за борт, ему показалось, что он увидел отблески фиолетового пламени, которое разожгла Теноктрис.

– Мне всегда нравилось море, – сказал Карус. – Конечно, это не помешало ему, в конце концов, убить меня. Он усмехнулся. – Если бы это было не море, – добавил он, – это вполне могла быть женщина. И мне они тоже нравились, парень.

Лодочник посмотрел на парус, затем отпустил шкот, который прикрепил к стойке правого борта. Гаррик не мог себе представить, как он ориентируется; небо было невыразительно серым из-за высоких облаков.

– Сэр? – обратился он. Они находились лицом друг к другу, так близко, что Гаррик мог бы коснуться колен лодочника, просто протянув руку. – Я Гаррик ор-Рейз. Могу я спросить, как вас зовут?

– «Лодочник» будет достаточно, – ответил мужчина, снова, улыбаясь. – У меня больше нет имени, только задание.

Гаррик смущенно откашлялся, хотя человек не оскорблял его намеренно. Главным образом, чтобы разорвать зрительный контакт, он посмотрел по правому борту, когда они поднялись на гребень волны. На полпути к горизонту из воды показалась огромная спина. Более минуты она продолжала двигаться вперед в мерцании капель, как на лопастях мельничного колеса. Ни голова, ни хвост не показались на поверхности, прежде чем вся масса снова погрузилась в глубину.

– Сэр? – снова обратился Гаррик. – Что это было?

Лодочник снова поправил парус, на этот раз слегка пригнув его. – То, что вы видите, – сказал он, – это не реальность, ваше высочество. Это форма, которую ваши глаза – а на самом деле, ваш разум – придают реальности.

– Сэр? – переспросил Гаррик. – Вы тот, за кого себя выдаете?

Лодочник безудержно рассмеялся. Успокоившись, он сказал: – Ничто не является тем, чем кажется, ваше высочество. Как бы сильно вы или я ни сожалели об этом факте. Пока лодочник говорил, он обмотал пару веревок вокруг румпеля, чтобы зафиксировать его по центру. Освободив руки, он снял крышку с эмалированной жестяной коробки, стоявшей рядом с ним, и достал из нее свиток, сделанный из расщепленного тростника. Передний обрез был ярко-красным, а на краевых палочках были позолоченные набалдашники.

Гаррик не удивился бы больше, если бы лодочник вытащил шипящую гадюку. – Почему? – спросил он. – То есть, ах, вы читатель, сэр?

Лодочник посмотрел на него с выражением презрения. – Да, я читатель, ваше высочество, – ответил он. – В данный момент я читаю Тимариона, если это имя вам что-нибудь говорит. Возможно, ее светлость сможет сообщить вам, кем был Тимарион, поскольку, как и она, он был из Старого Королевства.

Теноктрис смотрела поверх носа, когда Гаррик в последний раз её видел. Она повернулась, чтобы посмотреть на них, и рассмеялась. – Уверяю вас обоих, – сказала она, – что если бы Тимарион не был волшебником, или не писал бы о волшебстве, я бы ничего о нем не знала. Он мог бы быть величайшим поэтом моего времени, и для меня это не имело бы значения.

– Я знаю, кто такой Тимарион, сэр, – официально сказал Гаррик. – Хотя я читал его только в отрывках Полейниса. Он кашлянул и добавил: – Даже во времена Леди Теноктрис не могло быть много копий работы Тимариона. Она была написана почти тысячу лет назад. Гаррик знал, что ему не следовало так удивляться тому, что у человека была книга такого высокого качества. Это было совсем не то, чего можно было ожидать от обычного лодочника, но в этом судне не было ничего обычного.

Тем не менее, Гаррик тоже не был неграмотным крестьянином, случайно ставшим королем. Лодочник снова рассмеялся. – Меня воспитывали в убеждении, что работа, которую я сейчас выполняю, недостойна джентльмена, ваше высочество, – сказал он, мягко, извиняясь. – Очевидно, это компенсация, но я слуга, когда те, у кого есть власть, нуждаются в услугах этого судна. Боюсь, я иногда позволяю себе возмущаться предположениями, которые вытекают из моих обязанностей.

– Я прошу прощения, сэр, – сказал Гаррик. – Вы имеете на это право. После паузы он продолжил: – Насколько я помню, Полейнис сурово осуждает Тимариона?

– Да, – ответил лодочник с кривой улыбкой. – Так и было, разве не так? Поскольку в противном случае кто-нибудь мог бы заметить, что почти вся его географическая информация о восточной части Островов и землях к северо-востоку от архипелага была почерпнута непосредственно из Тимариона. Что я и делал для...

Его голос затих, а выражение лица на мгновение стало меланхоличным, затем вернулось к обычному спокойному смирению, и он продолжил: – Время больше не имеет значения, не так ли? Он повернулся лицом к Гаррику, но, по-видимому, разговаривал сам с собой. – Проблема в том, – теперь его взгляд встретился с Гарриком. – что, когда я так думаю, я склоняюсь к тому, что ничто больше не важно, даже знания, ради которых я принял эти обязанности. Все это приводит к сложному положению, ваше высочество. Даже такого философа, как я.

– Сэр, – отозвался Гаррик, – я знаю, что некоторые философы отрицают существование какой-либо разницы между добром и злом, но я с ними не согласен. Я не думаю, что кто-то, кто живет в этом мире, способен на это. Помогая Леди Теноктрис, вы помогаете добру противостоять злу. Для меня это определенная цель.

Лодочник улыбнулся. – Я никогда не был человеком действия, – ответил он, – но пока я буду купаться в чистоте ваших намерений. Спасибо. И он протянул Гаррику свиток. – Что я сейчас делаю, – продолжил он, – так комментирую малоизвестные части Тимариона. Например, он говорит о постоянных поселениях далеко на севере, где рыбаки не только зимуют и засаливают свой улов, но и выращивают ячмень и лук.

Гаррик развернул свиток на всю длину. Надпись была сделана странным узким шрифтом старого образца, из-за чего на мгновение стало трудно определить, что  является петлями, а что вертикальными штрихами. – Эти мысы находятся далеко к северу от островов Остимиои, – прочитал он вслух, – но, тем не менее, они были заселены людьми из Вексисаме, которые первыми последовали сюда по течению. Вексисамцы не разрешают людям других племен ловить рыбу в этих водах, хотя они встречаются с ними на скалистых островках на полпути и торгуют там. Гаррик поднял глаза. – Это, конечно, Ледяные Мысы? – сказал он, возвращая свиток с почтением, которого тот заслуживал.

– Я никогда не бывал на Ледяных Мысах, когда ледники не покрывали их вплоть до берега, – сказал лодочник. – Если вы правы, ваше высочество, то Тимарион пользовался очень древними источниками. Он усмехнулся. – Или, конечно, Тимарион, возможно, мог выдумать поселения, как предсказуемо утверждает Полейнис, – сказал он. – Без каких-либо доказательств. Я продолжу искать решение.

– А что потом? – спросил Гаррик.

– Есть и другие сложности, ваше высочество, – сказал лодочник. Он свернул свиток и положил его обратно в защитный контейнер. – Я уверен, что такой ученый, как я, никогда не исчерпает возможности расширить свои знания. Он закрыл жестяную крышку, затем приподнялся, чтобы заглянуть за нос лодки. Выпрямившись, он отвязал руль.

– Мы приближаемся к месту назначения, ваше высочество, – сказал лодочник. – Я желаю вам и ее светлости удачи в вашей деятельности там. Я надеюсь вернуть вас в реальный мир в добром здравии. Он ослабил шкот, но удерживал парус рукой. Снова взглянув на Гаррика, он сказал: – Я  не чувствую недостатка в компании, Принц Гаррик. Тем не менее, ваше присутствие не было для меня обузой. Он бросил румпель на правый борт и освободил несколько футов шкота, хотя и не позволил рее развернуться и ударить Теноктрис.

– Я доставил вас к месту назначения, ваша светлость, – доложил он; и пока он говорил, корпус причалил к тому, что на этот раз оказалось илистым берегом реки. ***

Кэшел неторопливо вращал посохом перед собой, направляясь к сгустку света. Яркие голубые искры, вылетающие из наконечников, привлекли бы внимание почти любого, но вместо этого два маленьких демона уставились на красное пятно между ними. Они не двигались, хотя другие демоны убегали так быстро, как только могли двигаться их маленькие копытца. Они бежали неуклюже, подпрыгивая, будто у них на ногах не было коленей. Козы, единственные другие существа, не обращали особого внимания на происходящее. Одна из них предупредительно фыркнула, когда другая, поменьше, двинулась к кусту, с которого она методично сдирала маленькие серые листочки.

Там, где только что было пятно света, возникло чудовище, так же внезапно, как вспышка, когда поворачивается зеркало, чтобы поймать солнце. Оно было выше Кэшела, вдвое шире его в плечах и походило на жабу на двух ногах. У него был широкий рот, выпученные глаза и бугристая шкура цвета кирпича, которая от выветривания стала бледно-красной.

Кэшел продолжал приближаться к нему. Мгновение жаба не двигалась. Демоны, стоявшие по обе стороны от нее, пытались оставаться неподвижными, но тот, что справа, начал дрожать. Жаба слегка повернула голову; у нее не было настоящей шеи. Этот демон закричал: – Господь! – и отпрыгнул в сторону огромным прыжком. Черный язык жабы метнулся вперед, как копье, и зазубренный кончик пронзил демона в двух шагах от нее. Язык выглядел не толще, чем ночной выползок, но, чтобы так вонзиться в костлявую грудь демона, он должен быть твердым, как сталь.

Руки демона взметнулись в воздух, а ноги растопырились, словно их прилепил ребенок, который хотел, чтобы его кукла стояла. Демон стал жестким, как сушеная морская звезда. Демон, стоящий с другой стороны, пустился бежать – подпрыгивать, как только увидел, что жаба занята с его другом.

– С этим покончено, – сказал Кэшел. Это был не совсем вызов, но он подумал, что должно быть что-то большее, чем просто разбить череп жабы. Это то, что он сделал бы с животным, но он не думал, что этот «Господь»  был животным, даже если он вел себя как животное. Жаба втянула язык в себя, увлекая за собой демона. Пронзенное тело начало сдуваться: тонкие ноги свелись вместе, туловище медленно опустилось на живот; руки безвольно повисли.