Текст книги "Возвращение Богов"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Дэвид Дрейк
Возвращение Богов
Перевод с английского А.Б. Белоголова

Пролог

– Ты был прав, жрец, – неохотно сказал Архас, когда они с Салмсоном уставились на здание, покрытое джунглями. Он заплетал свою светлую бороду в две косички, загибающиеся наружу, как рога горного барана. – Хотя он не похож ни на один храм, который я когда-либо видел.

До Изменения, которое смешало все эпохи, и превратили Острова в единый континент, Архас и его люди были пиратами, бороздившими моря у Сиримата и Сереса. Теперь Франка, Бог Неба, нашел им применение.

Младший священник Салмсон дрожал, несмотря на душный воздух и струйки пота, которые уже пропитали его рясу. – Откровение Франки Ниверсу, Его священнику, всегда верно, капитан Архас, – сказал он. – Конечно. Франка – владыка всего сущего; как Он может быть не прав? Салмсон поднял голову, чтобы пробормотать молитву, но не смог разглядеть даже клочка неба сквозь слои листвы. Тем не менее, Франка присутствовал здесь и повсюду. Вся власть у Франки, и нужно служить Ему.

– В любом случае, это и храм, и тюрьма одновременно, – продолжил Салмсон, вытирая шею в том месте, где одежда натирала кожу. Насекомые облепили воротник, не кусая, но выпивая его пот и вызывая зуд. Другие насекомые заползали ему в глаза, хотя он продолжал моргать, отгоняя их. – И это ваш путь к власти, капитан.

Салмсон провел последние двадцать лет в качестве слуги и главного помощника Ниверса, Верховного Жреца Франки, в сверкающих руинах, которые были всем, что осталось от Империи Паломир. Его пугало, что он внезапно оказался так близок к немыслимо великой силе. Это было правдой, несмотря на то, что он мог контролировать силу. Боги Паломира вернулись. В глубине своего испуганного сердца Салмсон сожалел о потере прошлого, когда крысы шныряли по хрустальным коридорам Паломира, а джунгли неумолимо пожирали его окраины.

Однако те дни ушли навсегда. Теперь Салмсон говорил голосом и мощью Франки. Он поморщился и сказал: – Приведите пленников. Нам пора начинать.

Крыса размером с человека, стоящая рядом с ним, повернулась и щелчком послала сигнал  назад по тропе. Отряд людей-крыс вывел пленников из джунглей, у каждого из них было по тюку. Формального разделения не было, но Архас и его люди возглавляли большую часть путешествия со своей базы на восточном побережье морского пути, который пронизывал новый континент. Пираты не смешивались с эскортом людей-крыс Салмсона, но и с другой бандой людей-головорезов они бы тоже не смешались. Пираты были стаей диких зверей, которыми правил Архас, будучи самым свирепым зверем среди них.

В то время как крысы, безусловно, были зверями, но не дикими: они были приспешниками Франки, выращенными Ниверсом, чтобы служить месту поклонения, чего обезлюдевший Паломир пока не мог обеспечить.

Люди-крысы стояли прямо, держа мечи. Они говорили между собой на своем языке, но подчинялись приказам Салмсона и поддерживали дисциплину лучше, чем большинство солдат-людей. Конечно, они были дисциплинированнее пиратов Архаса. Люди-крысы были безжалостны, как ледяной зимний ветер. Франка требовал этого от Своих поклонников, и вскоре весь мир будет поклоняться Ему.

Пленники, пошатываясь, прошли вперед и поставили свои тюки, прежде чем опуститься на землю. У шестилетнего мальчика и горстки пожилых людей не было никакой ноши, но, несмотря на это, поход вымотал их до предела. Это была не поляна, а купол из крон деревьев на высоте сотен футов и меньший купол из молодых деревьев и пальм на высоте тридцати или сорока футов, в результате чего на лесной подстилке были только папоротники и грибы.

Некоторые из пленников со страхом смотрели на людей-крыс и пиратов, каждая банда была более свирепой, чем другая; большинство опустили глаза в землю. Здесь цветы, упавшие с гигантского дерева, отбрасывали пурпурные узоры на опавшие листья. Только одна пленница, пожилая женщина, потрудилась взглянуть на строение, к которому их привел Салмсон.

Это был массивный стол с плоской столешницей, по меньшей мере, восьмидесяти футов в длину (оба конца были скрыты в лесу), и двенадцати в высоту, построенный из грубого красного известняка, подстилающего тонкую почву джунглей. Фриз вдоль верхнего регистра, казалось, чередовал геометрические узоры с головами стилизованных зверей, хотя в этом было трудно быть уверенным: листья папоротника и корни крупных деревьев покрывали большую часть его длины.

Архас ткнул в нишу в центре сооружения одним из своих изогнутых мечей. – Это не дверь! – заявил он. – Она вырезана из камня, как и все остальное. Где же тогда настоящая дверь? Алтарный блок перед храмом имел узкий выступ вдоль задней стороны.

Салмсон поднял глаза от разложенных там его принадлежностей. Двое пленников несли сундук с его магическими вещами. Салмсону было неуютно думать о себе, как о волшебнике. Однако он чувствовал себя еще более неуютно, управляя силами Франки, и это, похоже, было правдой. Он поднялся на ноги. – Как и ожидалось, – коротко сказал он. – Это дверь, или будет ею. А теперь отойди с дороги, пока я снимаю печать.

Архас бросил на него холодный оценивающий взгляд, взмахнув мечом, как кончиком львиного хвоста, но отступил в сторону. Все они были на взводе, даже стрекочущие люди-крысы. Путешествие по тропинкам в джунглях или вообще без тропинок, жара, насекомые – все это было достаточно неудобно. За этими обычными страданиями скрывался страх перед неизвестным и обрывками знаний, которые были еще более пугающими.

Пути назад не было; Салмсон прикоснулся к своим приспособлениям, собираясь с духом, чтобы начать с поднятия ножа-атаме. Этот художественный нож был вырезан из китового зуба волшебником эпохи, затерянной в туманных временах. На его пожелтевшей слоновой кости были начертаны символы, которые Салмсон не мог перевести, и слишком четкие рисунки. Пути назад нет…

– Абриаон ортиаре, – пропел Салмсон, ударяя острием атаме на каждом слоге. Он не стал царапать фигуру на алтаре, как сделал бы обычно, но ему показалось, что он увидел пентаграмму, светящуюся в центре непрозрачного камня. – Лампхо! Волшебный свет, голубой, как сердце ледника, задрожал вдоль края ниши; он разлетелся на ширину ладони, словно воспламеняя капли сургуча. Только когда он описал полный прямоугольный круг, холодный блеск исчез.

– Вот! – закричал Салмсон. – Архас, возьми оковы, которые я освободил. Клянусь Хили, парень, не теряй их, иначе ты никогда не сможешь контролировать... Черт бы тебя побрал, я сделаю это!

Священник обогнул алтарь, спотыкаясь о корни деревьев, потому что его взгляд был прикован к стене, с которой свисал золотой колчан. Он протянул руку к камню и, к своему облегчению, ощутил призрачную ласку паутинки, которая удерживала портал закрытым, открыть который было не под силу даже Богу. Он осторожно начал наматывать путы на турмалиновую миниатюру Фаллина из Волн.

– Что это? – спросил предводитель пиратов. Он отступил назад, когда Салмсон закричал на него, подняв меч против того, что могло исходить из гробницы. Теперь он снова приблизился, держа лезвие наискось поперек своего тела острием наружу. – Это волос? Похоже на светлые волосы!

– Это волос, – медленно произнес Салмсон, наматывая золотую прядь на турмалиновую статуэтку Франки длиной в палец. – Предполагается, что это волосы Самой Богоматери. Салмсон знал, что всеобщее внимание приковано к нему.

Пиратов было сорок с лишним; двое погибли во время марша, один в драке, слишком неорганизованной, чтобы ее можно было назвать дуэлью, а другой кричал на демонов, которых он напоил своим вином. Двадцать людей-крыс приводили себя в порядок в ожидании. Хотя они не надевали доспехов для этой экспедиции, плесень и влажность джунглей привели к тому, что сбруя натерла их тела. Они методично вылизывали язвы на своей грубой шерсти.

– Волосы бога? – спросил Архас. – Это невозможно! Он нахмурился, затем добавил: – И в любом случае, разве ты не говорил, что боги мертвы? Божья Матерь, Пастырь и Сестра во Христе, все трое?

Почти сотня пленных людей пережила марш, но они были слишком запуганы, чтобы даже убежать. Они наблюдали за происходящим с тупой апатией овец у ворот скотобойни. Однако черный петух, привязанный к ручке шкатулки Салмсона, наблюдал за ним разъяренными черными глазами. В отличие от людей-пленных, он не сдался. – «Рабство – это состояние души», – подумал Салмсон. – «Но мы все рабы Франки. Даже петушок».

– Я уже сказал, – продолжил Салмсон, закончив накручивать невероятно длинную прядь волос, – что со времен Изменения в этом мире нет богов. Что касается того, что это за волосы – возможно, вам лучше знать. Но я предупреждаю вас, капитан, когда я передам это вам... Он поднял талисман, привлекая к нему внимание. Нить была настолько прозрачной, что на бледно-зеленом камне можно было разглядеть резные черты Фаллина. – Не потеряйте его. Без него вы не сможете контролировать Червя. Никто не сможет контролировать Червя.

Губы Салмсона улыбнулись, хотя страх на мгновение заморозил его разум при мысли, стоящей за его словами. Пути назад нет… Но это неважно, – сказал он, обходя алтарь. Он положил талисман на выступ среди других принадлежностей и снова поднял атаме. – Принеси мне петушка.

Человек-крыса поднял петуха. Вместо того чтобы перерезать веревку, он развязал узел тонкими коготками, прежде чем передать жертву Салмсону. Священник прижал петушка к центру алтарного камня левой рукой. Петушок извивался и пытался клюнуть его, поэтому он слегка ослабил хватку.

Салмсон замечал птиц на всем пути от морского пути сюда. Они стучали и перекликались в листве, даже когда их нельзя было увидеть, но обычно он их видел. С тех пор, как он произнес заклинание, чтобы открыть портал Червя, в лесу было тихо. Он вздохнул, сделал глубокий вдох и торжественно произнес нараспев: – Барбати ламир ламфор... Это было не так сложно, как предыдущее заклинание.

Все, что он делал на этот раз – ослаблял силу Франки. Это было похоже на нажатие спускового крючка заряженной катапульты, что по-детски легко, хотя и выпускало снаряд, который мог разбить ворота или корпус корабля. – Анох анох иао! – произнес Салмсон. Он заколол петуха своим ножом-атаме. Лезвие ножа из слоновой кости было недостаточно острым, чтобы разрезать тельце, но его острие пробило птице грудную клетку. Когда он вытащил лезвие, потекла кровь, забрызгав камень и его руку до локтя.

На мгновение не было ничего, кроме густого запаха насильственной смерти. Затем кровь петуха начала испаряться с алтаря, превращаясь в туманную фигуру высотой до неба. Она не существовала в том же мире, что Салмсон и джунгли, но, тем не менее, была видна. Фигура наклонилась, чтобы ухватиться за каменную плиту двери. В том, что увидел Салмсон, не было единой шкалы размеров; хотя он закрыл глаза от внезапного ужаса, фигура осталась. В ее смутных очертаниях сверкнула молния, но портал остался закрытым.

– Приведите мне пленника! – приказал Салмсон. Два человека-крысы схватили старика за руки и потащили его к алтарю. Пленники, которые несли тюки, просто отшатнулись, но несколько стариков побрели бы прочь, если бы пираты не схватили их. Ребенок жалобно всхлипывал, но старуха держала его за плечи. Крысы швырнули пленника, бормотавшего что-то в бессловесном ужасе, на плиту лицом вверх. На нем была туника, Салмсон схватил ее левой рукой и сильно потянул, но ткань не порвалась. Один из людей-крыс просунул кончик меча под воротник и разрезал одежду, не задев кожу под ней.

– Анох анох иао! – произнес Салмсон и нанес удар. Спина заключенного выгнулась дугой. Жрец потянул, но лезвие из слоновой кости застряло между ребер. Он поводил своим атаме взад-вперед, пока оно не вышло наружу с новой струей крови. Жертва продолжала конвульсивно биться, но ее глаза остекленели еще до того, как сердце перестало биться. Облачная фигура становилась все плотнее по мере того, как боролась с порталом.

Когда Салмсон посмотрел на нее – его глаза снова были открыты, поскольку это не имело значения. Он подумал, что фигура находится в каскаде плоскостей, которые должны были пересекаться, но не пересекались, или не пересекались в существующей вселенной. Портал по-прежнему оставался закрытым.

– Еще одного! – закричал священник. – Приведите мне жертву! Пираты удерживали пленников, но ни один из них не двинулся по команде Салмсона. Люди-крысы, которые привели первую жертву, теперь сбросили ее обескровленный труп с плиты и направились к остальным. Прежде чем крысы успели сделать выбор, старуха подтолкнула к ним мальчика. Он с визгом повернулся, чтобы убежать назад, но крысы поймали его и бросили на плиту. Конечности крыс были тонкими по человеческим меркам, но в них была сила китового уса.

– Анох иао! – повторил Салмсон. Он ударил еще раз, и из тела мальчика хлынула кровь. Облачная фигура затвердела, превратившись в чернобородого гиганта, чьи ноги простирались в космос. Из ее рук  с треском вырвалась молния, когда они потянулись к порталу. Камень с грохотом оторвался и полетел ввысь. Фигура Франки растворилась, но по небу прокатился титанический хохот. Портал был открыт.

– Сестра во Христе, возьми его! – пробормотал Архас. Он вглядывался в полог леса с поднятым мечом, как будто ожидая, что великан появится снова. – Сестра во Христе заберет его и заберет тебя, жрец!

– Капитан? – обратился пират, держащий копье с толстым древком. У оружия было кольцо в древке, куда можно было привязать веревку, чтобы зацепиться за торговое судно, но зазубренный наконечник с таким же успехом мог потрошить человеческую добычу. – Что это сейчас вылезает из отверстия, эй?

Салмсон проследил взглядом за направленным туда копьем. Квадратное отверстие в фасаде храма изначально было пустой чернотой; теперь из него начал подниматься тонкий фиолетовый дым. Архас сделал еще шаг назад. Салмсон отложил окровавленный атаме и поднял миниатюру Фаллина.

Сквозь промежуток между мирами прополз Червь. Салмсон схватил талисман и повернулся к нему лицом, слишком напуганный, чтобы даже думать о бегстве. Мы рабы Франки. Вся сила во Франке.

Части Червя в существующем мире были колоссальными, сланцево-серыми и покрытыми галькой. Длинный бивень высунулся из круглой пасти, затем убрался. Открытый портал был площадью десять квадратных футов, но Червь никогда не смог бы пройти через него при естественном ходе вещей.

Временами Салмсон видел потусторонний мир, как, если бы Червь извивался сквозь расписанную фресками стену. В том другом месте холодные, медлительные волны накатывали на скалистый берег. Там, где должно было быть тело Червя, вместо него был фиолетовый туман, но он затвердел, когда существо, извиваясь, скрылось в джунглях.

Некоторые из пиратов побежали. Архас выставил оба меча, и человек с зазубренным копьем занес его над плечом для броска. Толстый, покрытый шрамами пират с одним ухом упал на колени и начал неуместно взывать к Божьей Матери. Сколько же милости ты оказал молитвам своих жертв, дикарь?

Салмсон задумался, но прошлое больше не имело значения. Он поднял талисман. Прядь золотистых волос ярко вспыхнула, хотя сюда, в подлесок джунглей, не проникал солнечный свет. – Во имя Фаллина из Волн! – воскликнул Салмсон. – Стой! Червь встал на дыбы, его тупая морда вонзилась в верхушки деревьев. Ветви с треском разлетались в стороны, осыпая мхи и колючие растения зеленым дождем. Существо было толще военного корабля с пятью гребными палубами и длиннее, чем мог судить Салмсон. Возможно, оно было длиннее, чем мог вместить весь существующий мир…

Червь медленно откинулся назад, перемещаясь между плотностью холодной лавы и завихрениями фиолетового тумана, которые Салмсон видел колышущимися в мире за пределами этой плоскости.

Огромное тело, казалось, не касалось храма, из которого Салмсон извлек его, но участки джунглей за ним разлетелись вдребезги от прикосновения серой шкуры. Дерево, крона которого терялась в кронах других деревьев на высоте двухсот футов, величественно рухнуло; древесные волокна трещали и лопались в течение нескольких минут. Когда ствол рухнул, земля содрогнулась и сбила с ног нескольких пиратов. Люди-крысы защебетали и прижались друг к другу; большинство пленников лежали ничком и плакали или молились.

Пират с зазубренным копьем закричал: – Исчадие ада! – и метнул свое оружие в Червя; он, должно быть, сошел с ума. Едва наконечник копья  вошел внутрь, как существо дернулось, отчего толстое древко заколебалось.

Салмсон указал талисманом, чтобы была демонстрация; а также был смысл использовать для этого пирата, как и лишних пленников, которых он привел для этой цели. – Убей, – приказал он, хотя Бог открыл, что ему не нужно говорить вслух, пока он держит талисман.

Пират, метнувший копье, стоял на месте, бормоча проклятия. Пасть Червя открылась, как зияющий водоворот. Внутри было кольцо зубов и пищевод в красно-черных пятнах цвета гниющей конины. Из глотки существа вырвался черный пар, окутавший пирата. Его крик оборвался на полуслове. Его яркая одежда рассыпалась, как древние лохмотья, а тело съежилось при падении.

Червь продвинулся вперед на несколько сегментов, бороздя джунгли, как военный корабль, вытащенный на берег. Его пасть поглотила труп вместе с кучей земли и скальных пород, затем закрылась. Существо медленно вернулось в прежнее положение.

В момент трепетного предвкушения Салмсон ощутил осознание силы, которую он контролировал, – силы уничтожать что угодно, абсолютно все, направляя Червя. Он отшатнулся: если бы он мысленно пошел еще дальше по этому пути, то не вернулся бы. Для него не было бы ничего более ценного, чем трепет от всеобщего разрушения. Он снова поднял талисман. – Во имя Фаллина, – приказал он, – возвращайся, пока тебя не призовут.

Червь начал превращаться в светящийся туман: пятна тут и там, растекающиеся, как масло, по неровному серому морскому пейзажу, радужные, но с неприятными оттенками. Шипение, сопровождавшее исчезновение, было слишком громким, чтобы его можно было перекричать. Наконец, в воздухе появилось фиолетовое пятно. Оно исчезло с таким звуком, словно ударились деревянные бруски. В лесу стало тихо.

Салмсон все еще дрожал. Чувствовался зловонный запах, которого он не замечал, пока Червь был рядом. Он посмотрел на полосу, пропаханную телом монстра, на смятую растительность, от которой поднимались миазмы. Птицы прыгали среди раздавленных веток, выслеживая добычу, ошеломленную катастрофой. Ах, какая это мощь…

– Сюда, Капитан Архас, – приказал Салмсон ясным голосом. – Возьми талисман. Милостью Франки, Бога над всеми богами, тебе дано завоевать Королевство Островов!

Архас потянулся левой рукой за предложенной статуэткой. Прежде чем прикоснуться к ней, он сделал паузу и спросил: – И что потом? Когда я завоюю Острова, что будет с вашим народом в Паломире?

– Мы все рабы Франки, Капитан, – ответил Салмсон. – Когда весь мир будет поклоняться Франке, тогда Он решит нашу судьбу.

Архас поколебался еще мгновение, затем схватил талисман. – Больше ничего не нужно? – потребовал он. – Я просто использую его, как это сделали вы?

– Червь в твоем распоряжении, – тихо ответил Салмсон. – Но не потеряй талисман, или... Он пожал плечами и указал головой на пролом в джунглях. – ... весь мир будет выглядеть так. Как собственный мир Червя. – «И изменится ли что-нибудь для человечества, когда Франка станет Богом Богов?» – задумался Салмсон. Но пути назад нет…

Глава 1

Кэшел нес Расиль на сгибе руки последние несколько десятков ступенек на вершину пожарной каланчи, самой высокой точки в Панде. Народ старой волшебницы, Коэрли – люди-кошки, презирали физически слабых и престарелых, даже если им случалось быть волшебниками. После Изменения Расиль стала помогать людям, которые победили Коэрли; ее жизнь и здоровье значительно улучшились.

Тем не менее, пожарная каланча представляла собой полый столб со многими десятками ступеней, имеющих внутри форму ломтиков пирога. Даже многим молодым людям, как людям-кошкам, так и обычным людям было бы трудно взобраться на нее. Кэшел не возражал. Во-первых, Расиль почти ничего не весила, и, кроме того, это заставляло его чувствовать себя полезным. Все друзья Кэшела были умными и образованными. Никто не думал, что Гаррик станет королем, пока они с Кэшелом вместе росли в деревушке Барка, но он получил такое же хорошее образование от своего отца, трактирщика Рейзе, какое получал любой сын дворянина в Валлесе. Точно так же и сестра Гаррика Шарина.

Кэшел улыбнулся при мысли о Шарине. Она была такой умной и такой милой. Если в мире и существовало волшебство – а оно существовало; Кэшел часто видел его, – то величайшим доказательством этого был тот факт, что Шарина любила его, как он любил ее с детства.

Сестра Кэшела Илна умела читать и писать ничуть не лучше, чем он, и, как и Кэшел, она использовала камешки или бобы для счета, если ей нужно было сосчитать больше, чем на пальцах. Но быть умной – это нечто большее, чем просто изучать книги, и никто никогда не сомневался в том, что Илна умна. Она была лучшей ткачихой в деревушке Барка с тех пор, как стала достаточно высокой, чтобы работать за ткацким станком, и то, чему она научилась в своих путешествиях, сделало ее лучше, чем любую другую душу.

Но ничто из этого не сделало ее счастливой. Ее путешествия были в далекие места, некоторые из них были очень плохими. Она возвращалась, возможно, с потерянными частями своей души, которые позволили бы ей быть счастливой. Тем не менее, Илна была во многом причиной того, что королевство выжило в эти последние годы; того, что королевство выжило и, выжив, позволило выжить человечеству.

Кэшел, ну, он был просто Кэшелом. Он был хорошим пастухом, но теперь он никому не был нужен, чтобы пасти овец. Однако он был силен; сильнее любого мужчины, которого он встречал до сих пор. Если он мог использовать эту силу, чтобы помочь таким людям, как Расиль, от которых зависело королевство, то он был рад, что ему есть чем заняться.

– Я опускаю вас, – сказал он, точно так же, как сделал бы, если бы тащил увязшую овцу на более сухую землю. Овцы не могли его понять, а волшебнице Корлу не нужно было ничего объяснять. Тем не менее, несколько спокойных слов и небольшое объяснение никогда не повредят. – Предполагается, что это самое высокое место в Панде... Он огляделся. Верхушка башни немного расширилась, но все равно была всего два двойных шага в диаметре. – Я думаю, люди, которые это сказали, были правы.

Расиль подошла к перилам. Издали люди-кошки не сильно отличались от людей, но вблизи было видно, что их руки и ноги состоят из других костей. Что касается их лиц, что ж, это были кошки. Расиль была покрыта светло-серой шерстью, которая приятно блестела с тех пор, как она снова начала хорошо питаться.

Кэшел ухмыльнулся. Если бы Расиль была овцой, он бы сказал, что она здорова. Конечно, в деревне ее бы зарезали много лет назад; корма хватало только на то, чтобы за зиму прокормить самых лучших и сильных до того, как взойдут весенние посевы.

– Я никогда не привыкну к городам, в которых вы, люди-звери, живете, – сказала Расиль. Она провела тыльной стороной правой руки по левой. Этот жест, как узнал Кэшел, был равнозначен тому, как человек качает головой. – Все эти дома, стоящие вместе, и так много из них каменных. Никто из Настоящих Людей никогда не строил из камня.

– Ну, вы не пользуетесь огнем, поэтому не можете плавить металл, – отметил Кэшел. – Из-за этого трудно резать камень. Он не стал добавлять: «И вас, людей-кошек, тоже не очень интересует тяжелая работа», хотя это было бы вполне справедливо. Коэрли были хищниками. Чтобы понять это, нужно только завести домашнюю кошку, чтобы знать, что большую часть времени она будет спать; а когда – нет, она, скорее всего, будет питаться или облизываться.

– В любом случае... – дипломатично продолжил Кэшел. Расиль ничего не имела в виду под терминами «люди-звери» и «Настоящие Люди»; просто так устроен язык Коэрли. – Я тоже не думаю, что когда-нибудь привыкну к городам. Мне было восемнадцать, когда я покинул деревушку Барка, и в ней было всего три или четыре десятка домов.

Панда была приличных размеров городом, когда королевская армия захватила его летом, но это было ничто по сравнению с тем, во что он превратился сейчас. По всему периметру каменной цитадели дома росли так, как грибы вырастают из земли после весенних дождей. Здесь были обшитые деревом здания, хижины из плетня и мазанки, а на окраинах – множество палаток из холста или кожи.

До Изменения путешествие на любое расстояние означало путешествие на корабле. Острова теперь были Сушей, континентом, а не кольцом островов вокруг Внутреннего Моря, и Панда оказалась почти в центре. Она стала важным местом, а не сонным маленьким островком, куда заходили корабли, чтобы купить фрукты и наполнить бочки водой.

Волшебница Корл прочистила горло с рычанием, которое звучало угрожающе, пока Кэшел не привык к нему. Она медленно, бочком, обошла башню, казалось, разглядывая Панду.

Кэшел провел свою жизнь, наблюдая за животными и выясняя, что происходит в их головах, прежде чем они пойдут и совершат какую-нибудь глупость. Он знал, что Расиль напросилась сюда не только для того, чтобы посмотреть на город, который ей не нравился еще больше, чем ему. Вот, почему он попросил Лорда Уолдрона, командующего королевской армией, поставить пару солдат у подножия лестницы, чтобы не пускать зевак в башню, пока Кэшел и волшебница находятся там.

– Воин Кэшел, – произнесла Расиль с подчеркнутой официальностью, хотя по-прежнему не смотрела ему в глаза. – Ты друг Вождя Гаррика. Как ты знаешь, волшебница Теноктрис вызвала меня, чтобы я помогла твоей супруге Шарине, в то время как сама Теноктрис занята другими делами.

– Да, мэм, – отозвался Кэшел. – Я знаю это.

– Нет волшебника могущественнее Теноктрис, – произнесла Расиль, на этот раз выразительно.

Кэшел улыбнулся. Было приятно вспоминать успех. – Мэм, я верю, что это так, – сказал он. Он мог бы добавить, что это было неправдой до того, как Теноктрис приняла в себя древнего демона на глазах у Кэшела. Каким бы рискованным это ни было, это сработало; и поскольку это сработало, у королевства появился защитник, подобного которому не было до нее. – Даже она сама так говорит, а Теноктрис не из тех, кто хвастается.

– И теперь она выполнила другие свои задачи, – продолжила Расиль, наконец, повернувшись, чтобы посмотреть на Кэшела. – Возможно, что при наличии волшебника его собственной расы – и к тому же такого могущественного волшебника, Вождь Гаррик больше не захочет держать меня в своем совете. Ты веришь, что это так, Воин Кэшел?

Кэшел усмехнулся, радуясь, что понимает, что так беспокоит старую волшебницу. – Нет, мэм, это не так, – ответил он, убедившись, что его слова действительно звучат так, будто именно это он имел в виду. Конечно, он имел это в виду, но с людьми – и овцами – часто дело было не в словах, которые они слышали, а в том, как их произнести. – Послушайте, работа Гаррика – бороться, ну, со злом. Верно? Со злом, которое может уничтожить всех, и ваш народ, и мой. И битва еще не окончена.

Звук, который на этот раз издала Расиль, был рычанием, хотя и не представлял угрозы для него. – Да, Воин Кэшел, – сказала она, – битва не окончена. Она указала на восточный горизонт. – Я верю, что грядет очень великая битва. Но... у вас есть Теноктрис.

– Мэм, – сказал Кэшел, услышав, как его голос понизился из-за темы. – Что то, что другое, я участвовал во многих драках. Однако я никогда не был ни в одной ситуации, где бы ни приветствовал помощь. Я полагаю, Гаррик чувствует то же самое.

Расиль гортанно рассмеялась. – Я рада это слышать, – сказала она. – За то время, что я сопровождала твою супругу Шарину, Воин Кэшел, я привыкла к тому, что меня не относят к грязи и отбросам. Хотя я могла бы вернуться к своей прежней жизни с Настоящими Людьми, я не чувствую необходимости усиливать свое чувство смирения до такой степени. Хотя, без сомнения, было бы полезно так поступить.

Они дружно рассмеялись. Кэшел посмотрел вниз, на город, держа свой посох в левой руке. Внизу были самые разные люди, гуляющие, работающие и просто бездельничающие. Они напомнили ему о летних днях на южном пастбище, когда он сидел под падубом на вершине холма и наблюдал, как его овцы занимаются своими делами. За последние пару лет Кэшел побывал во многих местах, и многое сделал, но в душе он по-прежнему оставался пастухом. Он узнал, что есть вещи похуже, чем морские волки, выскакивающие из прибоя, чтобы схватить овец, но он также узнал, что его посох из гикори может уничтожить волшебника так же быстро, как и угрозы, с которыми столкнулись его овцы. Он легонько постучал железным наконечником посоха по каменному полу башни.

К его удивлению, от соприкосновения брызнул голубой магический свет. Расиль тоже заметила искру. Ее ухмылка обнажила ряд зубов, которые были заметно острее, чем у человека. – Я же говорила тебе, что битва не окончена, Воин Кэшел, – сказала она. – Я чувствовала, но не говорила, что Вождь Гаррик поступил бы мудро, если бы оставил меня при себе. Я не могу сделать столько, сколько делает его Теноктрис, но я тоже кое-что могу; а ему нужно будет многое сделать, если он и его королевство, наше королевство, хотят выжить в предстоящей борьбе.

Кэшел, молча, кивнул. С этого места он мог видеть птиц, ловящих рыбу в прудах, которые теперь усеивали равнины там, где до Изменения было Внутреннее Море. Большинство из них были белыми или серыми, как чайки, но попадались и более темные формы, которые вспыхивали, синим, когда попадали прямо под солнце. Он был уверен, что это зимородки.

– Ты не возражал бы остаться здесь еще немного, Воин Кэшел? – спросила волшебница. – Я бы хотела сотворить небольшое заклинание. Полагаю, мне помогут и наша высота над землей, и твое присутствие.

– Все, что пожелаете, мэм, – отозвался Кэшел. – И я был бы признателен, если бы вы называли меня просто Кэшел. Я не воин, вы же знаете. Я всего лишь пастух.

Расиль фыркнула мягким смехом, присев на корточки. Она достала горсть стеблей тысячелистника из мешочка, сплетенного из ивовых прутиков, таких тонких и плотных, что Кэшел подумал, что в мешочке можно держать воду. Люди-кошки были искусны в ткачестве; даже Илна так сказала.

– Ты видишь то, что видишь, пастух, – сказала Расиль. – Но я вижу то, что видит мир. Если ты не хочешь, чтобы я говорила «Воин», я не буду произносить это слово. Но истина не меняется, Кэшел. Она бросила стебли тысячелистника в узор на камне, затем начала бормотать слова силы.