Текст книги "Зеркало миров (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

– Боюсь, с историей есть проблемы, – ответила Теноктрис, одарив его одной из своих быстрых, жизнерадостных улыбок. Местные жители внимательно слушали; двое из них даже наклонились поближе, чтобы посмотреть, что можно разобрать на покрытом белыми волдырями камне. – Пард и Пардил на языке того времени означают Лошадь и Кобылу, и остров не назывался Орнифал, пока герой Вэл не прибыл из Тегмы тысячу лет спустя и не основал город Валлес. Она снова посмотрела на бассейн, поджав губы, и добавила: – Но все же, это мог бы быть памятник битве, которую описывает Стейтон.

Старик, который до этого молчал, сказал: – Госпожа, мой дедушка рассказывал мне, что на камне были вырезаны мечи и шлем. И еще он сказал, что там было больше закорючек. Это могло быть написано, не так ли?

– Твой дедушка, твой дедушка! – усмехнулся первый говоривший. – Он был чокнутым, Реббен, и ты тоже чокнутый, если думаешь, что эта прекрасная леди обратит хоть малейшее внимание на то, что ты говоришь или когда-либо говорил твой дедушка!

– Это я чокнутый, Харет? – возмутился Реббен, и его голос сразу же стал пронзительным и резким, как крик ястреба.

– Ну, он действительно это сказал! И я думаю, что он сказал правду, как он всегда говорил правду. И вообще, кто ты такой, чтобы говорить с нормальным человеком? Ты, который почти каждую ночь засыпает, уткнувшись лицом в кашу, если твоя дочь быстро не подхватит тебя, а?

– Ребята, не толкайте Леди Теноктрис, пожалуйста, – сказал Кэшел, двигаясь вперед, чтобы оттеснить стариков, не прикасаясь к ним. Он повернул свой посох, выставив его перед собой под углом, чтобы подчеркнуть то же самое, что и его слова. – Если вы собираетесь спорить, было бы хорошо, если бы вы нашли способ сделать это.

Мужчины разлетелись, как певчие птицы при ударе сокола, затем подскочили друг к другу, столкнулись и упали, сцепившись, с пронзительными криками.

Кэшел скорчил гримасу и встал между Теноктрис и бьющимися поблизости мужчинами. Он был неуклюж и чуть не стал причиной того, что пытался предотвратить: один из стариков чуть не столкнул Теноктрис в бассейн. Однако этого не произошло. Теноктрис прошла мимо с дерзким выражением лица, обходя мужчин на земле  с таким же небрежным безразличием, с каким она обходила грязное пятно от сливной трубы.

– Я уверена, что это – то место, – весело сказала старая волшебница Кэшелу, который последовал за ней обратно к кругу, который она начертила рядом с берегом. – Все, что я могу сказать из заклинания, которое я сотворила еще во дворце, это то, что это место станет важным. Я надеюсь, что теперь, когда я здесь, я смогу узнать больше.

Она уселась, скрестив ноги, лицом к нарисованной фигуре. И начала писать что-то как внутри круга, так и за его пределами, но Кэшел мог прочесть слова не больше, чем Харет и его друзья. Теноктрис подняла бамбуковую палочку. Прежде чем начать произносить заклинание, она оглянулась на Кэшела с кривой улыбкой. – Конечно, оно тоже может не помочь, – сказала она. – Просто я не такой могущественный волшебник, как я много раз доказывала в прошлом.

– Вы никогда не подводили, Теноктрис, – тихо сказал Кэшел. – Вы всегда делали достаточно, чтобы мы все еще были здесь. Есть вы, и есть королевство, для всех людей, которые борются со злом.

Улыбка старой волшебницы сменилась чем-то более мягким, позитивным. – Да, – сказала она. – Вот так можно об этом подумать. – Спасибо тебе, Кэшел.

Она склонилась над кругом и начала: – Стоктер неотер, постукивая палочкой по написанным словам силы, когда произносила их. – Мен мениппа менода. Кэшел отвел взгляд. Волшебство его не беспокоило, особенно когда этим занималась Теноктрис, но его работа заключалась в том, чтобы присматривать за ней. Наблюдать за песнопением Теноктрис было бы так же глупо, как наблюдать за тем, как овцы щиплют траву, вместо того чтобы следить за опасностью. А когда есть волшебство, всегда есть вероятность опасности. Теноктрис говорила, что она может видеть нити силы, которые исходят из определенных мест и переплетаются между собой. Эти силы исходят от храмов и алтарей, особенно старых, но они приходят и с кладбищ и, особенно с полей сражений, подобных этому. Больше людей, чем Кэшел мог себе представить, погибло здесь в крови и ужасе. Концентрированная власть привлекала тех, кто хотел власти больше всего на свете, и не все они были людьми.

Местные люди собрались на краю бассейна, тесно прижавшись, друг к другу, и все наблюдали за Кэшелом и Теноктрис. Они казались сердитыми и испуганными, хотя, возможно, лунный свет преувеличивал выражение их лиц. Кэшел улыбнулся им, надеясь, что выглядит дружелюбно, но не видел в этом ничего хорошего. Теноктрис продолжала бубнить. Иногда Кэшел улавливал несколько слогов... морчелла барза... но они ничего для него не значили.

Язык, на котором говорила Теноктрис, был обращен к существам – демиургам, как она их называла, но для Кэшела это было полной чушью.

Яркая звезда на юге продолжала восходить. Вода в мемориальном бассейне была зеркально гладкой; теперь она превратила отражение звезды в холодную белую дорожку. Кэшел начал протирать свой посох комком сырой шерсти, который он носил с собой для этой цели; ланолин, содержащийся в волокнах, предохранял гикори от растрескивания и придавал блеск полированному дереву.

Он сам сделал посох из ветки, которую фермер, которому принадлежало дерево, дал ему в качестве платы за его валку. В то время Кэшел был чуть больше ребенка, но у него уже была мужская сила. Теперь, когда он стал мужчиной, у него была сила Кэшела ор-Кенсет. Он улыбнулся этой мысли,  убрал шерсть, поднял посох, расставив руки чуть шире плеч, и заставил его медленно вращаться перед собой, расслабляя мышцы. Когда он размялся, ускоряясь и  скрещивая руки на груди, до тех пор, пока тяжелый посох не загудел, рассекая воздух.

Все еще держа ухо востро – в конце концов, он был начеку, – Кэшел поднял вращающийся посох над головой. Он повернулся под ним назад, затем снова вперед. Он передвигался быстрыми прыжками, используя вес окованного железом орешника, который тянул его. Кэшел увидел голубоватое мерцание в центре фигуры, нарисованной Теноктрис; волшебный свет, вызванный к жизни ее пением, подобно тому, как кремень высекает искры из железа. Кэшел почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом – тоже признак приближающегося волшебства.

Старики с изумлением наблюдали за происходящим, но Кэшел делал это не для того, чтобы произвести на них впечатление. Он снова ухмыльнулся. Он производил впечатление на гораздо более важных людей, чем эти старые чудаки, и некоторые из этих людей в то время пытались убить его. Обычно небольшое заклинание вроде того, что произносила Теноктрис, не вызвало бы у него такого трепета, как этот. Было ли что-то еще?

Там, где на пруду сияла звезда, теперь появился человек со щитом и обнаженным мечом. Ракурсы были забавными; он не отражался – отражаться было нечему, кроме пустого неба. Это было похоже на то, что он стоял прямо, а не лежал на спине в воде. Его нога двинулась вперед, и он оказался стоящим на каменном бордюре, но на воде не было никакой ряби. На  поверхности воды появился второй человек. Оба были обнажены, если не считать пояса, поддерживающего их ножны. В лунном свете их кожа казалась черной. Первый мужчина шагнул вперед, поднимая меч.

Реббен заметил его и закричал. Меч чернокожего расколол череп Реббена, как дыню. Пока другие старики вопили от ужаса, человек с мечом прыгнул в самую их гущу, рубя направо и налево. Вторая фигура выходила из бассейна.

Глава 2

Кэшел не понимал, почему это происходит, но он разбирался в драках, и прямо сейчас это было главное. Его руки переместились без необходимости думать об этом. Первый чернокожий оказался в гуще местных жителей, рубя с мастерством и удивительной силой: старик развалился на две части, его бедра и ноги в одну сторону, а верхняя часть туловища – в другую. Рот жертвы был открыт, чтобы закричать, но меч перерезал ему диафрагму; не было ничего, что могло бы вытеснить воздух из его легких. Кэшел не был уверен в точном ударе в ближнем бою, и не было времени рисковать тем, что могло не сработать. Держа левую руку на древке, а правую на рукояти, он направил свой посох в грудь появившегося человека, застывшего на бордюре. Он подставил свой круглый щит под удар. Щит был из тусклого металла и в поперечнике не превышал длины ладони и предплечья Кэшела.

С железного наконечника посоха посыпались искры. Щит издал металлический звук, похожий на звук плохо отлитого колокола, и врезался в грудь налетчика, хрустнув грудиной и широкими ребрами. Изо рта и ноздрей мужчины хлынула кровь, когда он рухнул в бассейн. Меч качнулся и с плеском упал в камыши. Однако у Кэшела не было времени беспокоиться о мертвеце или его снаряжении, потому что он не сводил глаз с выжившего воина.

По меньшей мере, четверо стариков лежали, разорванные на части. Только трое убегали, что-то бормоча, но Кэшелу показалось, что он видел, как Харет спрятался за каменным бордюром. К путанице частей тел там, где стоял чернокожий мужчина, с таким же успехом можно было добавить пять, или четыре трупа, но сейчас это не имело значения. Человек, шаркая, направился к Кэшелу в широкой стойке.

Его меч был на высоте пояса и плотно прилегал к телу, острие немного возвышалось над рукоятью, и было готово резать или колоть. Он держал щит на вытянутой руке перед собой. Кэшел ударил по предыдущему щиту достаточно сильно, чтобы раздробить ребра человеку, державшему его, но его посох не оставил никакой вмятины на круге тусклого металла. А его удар должен был даже пробить твердое железо.

Теноктрис продолжала произносить свое заклинание, будто позади нее ничего не происходило. Может быть, она и не знала, что что-то происходит; она была кем-то, кто полностью погружается в то, что делает. Сам Кэшел был не таким. Для волшебника было нормально концентрироваться только на чем-то одном, но пастух должен знать, что делает каждая овца из его стада одновременно. В противном случае те, кого игнорировали, падали со скал, тонули в болотах или убивали себя другими способами, которые могли прийти в голову только глупой овце.

Кэшел отступил на шаг, держа свой посох наклонно поперек, перед собой. Его долгом было охранять Теноктрис, но лучший способ сделать это – увести противника подальше. Если бы он встал между черным человеком и волшебницей, его бы разделали, как цыпленка. Меч, должно быть, был из того же металла, что и щит противника. Он оставил яркую зарубку на бордюре после того, как проткнул одного из чудаков, но край меча остался без отметин.

Единственный способ сражаться с таким оружием – иметь достаточно места для уклонения. Во всяком случае, сражаясь с посохом. Если бы под рукой была груда камней размером с кулак, как прикинул, Кэшел, он мог бы швырять их достаточно быстро, чтобы можно было найти место, которое противник вовремя не прикроет своим щитом. Когда Кэшел бросал, сильный удар в любое место от головы до лодыжки наверняка уложил бы его цель. Но там не было никаких камней. И меч, который перерубил бедренную кость, даже бедро старика, сделал бы то же самое с посохом.

Продолжая свой медленный танец, Кэшел краем глаза следил за бассейном, чтобы увидеть, не выходит ли из него еще один фехтовальщик. Он не знал, что будет делать тогда – вероятно, умрет, оказавшись зажатым между ними, потому что он не мог убежать и оставить Теноктрис, – но, казалось, там ничего не происходило с тех пор, как он убил второго человека. Вода была темной от медленно растекающихся кровавых завитков. Труп плавал лицом вниз; его ноги и руки свисали вниз, но широкое туловище изгибалось над поверхностью, как спина кита. Черная кожа поблескивала в лунном свете.

Кэшел ткнул посохом в сторону воина, выставив вперед левую руку. Он намеревался сделать финт, если только чернокожий не вступит в бой, чтобы встретить его своим щитом. Если бы это произошло, Кэшел вложил бы в удар спину и плечи, рассчитывая нанести достаточно сильный удар, чтобы сбить врага с ног до того, как у него появится возможность использовать свой меч. Вместо этого фехтовальщик низко пригнулся и двинулся вперед, как краб, выставив щит вперед, но немного в левую сторону, в, то время как клинок в правой руке, оставался опущенным и готовым к бою. Кэшел отступил, но противник двигался быстро, размахивая мечом во время выпада, он был хорош, и его клинок мог разрубить камень, и единственным выходом было…

– Эуламо! – крикнула Теноктрис надтреснутым визгом. Сверкающая лазурная нить, тонкая, как паутина, обвилась вокруг лодыжек чернокожего мужчины. Он беззвучно качнулся вперед, глубоко вонзив меч по рукоять в дерн от внезапности своего падения. Блеск сковал его лишь на мгновение, прежде чем рассыпаться пылинками, но этого было достаточно. Кэшел ударил своим посохом вместо того, чтобы размахнуться им: металлический наконечник обрушился на лысый череп до задних зубов. Руки и ноги налетчика дергались, но это было не более чем брыкание цыпленка, когда ему сворачивают шею.

Кем бы ни были эти чернокожие мужчины, они были слишком опасны, чтобы рисковать с ними. Кэшел отступил назад, тяжело дыша и оглядываясь в поисках чего-нибудь еще, с чем можно было бы сразиться. Мгновение ничто не двигалось; затем Харет высунул голову с другой стороны бассейна и снова нырнул.

Кэшел наклонился к человеку, которого только что убил, затем сообразил, что на субъекте не было туники, которая могла бы послужить тряпкой. Он снова достал свою шерсть и вытер кровь и мозги с конца своего посоха. Он не ожидал, что Теноктрис накинет петлю волшебного света на лодыжки фехтовальщика, но это был не первый бой, в котором способность правильно отреагировать на неожиданную возможность была причиной того, что Кэшел устоял. Это напомнило ему о Теноктрис.

Бросив окровавленную шерсть на тело, он быстро шагнул к ней. Она упала в обморок, когда выкрикнула последнее слово своего заклинания, но теперь пыталась подняться. Кэшел опустился на колени и подложил левую руку под ее торс. Он не собирался сразу поднимать ее, пока она его об этом не попросит. Но он обязательно позаботится о том, чтобы быть рядом и поддержать ее во всем, чего бы она, ни захотела.

– Кэшел, прикрой бассейн, – сказала она скрипучим голосом. – Оставь меня в покое. И проследи, чтобы звездный свет не падал на воду.

Кэшел поджал губы, осторожно убрал руку и подошел к бассейну. Он снова держал посох обеими руками наискось; возбуждение смыло недавнюю усталость из его крови. Бассейн был не очень большим и глубоким; медленно вращающееся тело не оставило много свободного места. Заглянув внутрь, Кэшел увидел округлые очертания щита, который выронил умирающий, когда его мышцы свело судорогой в последний раз. Что касается покрытия остальной поверхности воды…

Кэшел посмотрел на тела стариков. Земля с самого начала была влажной; теперь она стала липкой от запекшейся крови. Пастух не привередлив в том, куда он ставит ноги, но Кэшел старался просто из вежливости к мертвым не наступать на более крупные куски. Вежливость – это прекрасно, но сентиментальность – не выше необходимости.

На Реббене был короткий плащ; ночь была не холодная, но  старики любят теплую одежду. Кэшел снял плащ – он был приколот шипом – и набросил частью на плавающее тело, частью на бордюр. Если бы он положил плащ на открытую воду, он бы затонул, когда промокнет. С другой стороны все еще поблескивал ободок поверхности; лунный свет колыхался и сгущался, когда труп мягко покачивался. Туника человека, которого разрезали пополам, состояла из нескольких частей: куртки на торсе и юбки внизу. Кэшел оторвал обе части от тела и накрыл ими остальную часть бассейна.

Тело Реббена внезапно дернулось. Кэшел поднял посох, но это было всего лишь охлаждение тела. – Извини, старик. Я сделаю подношение Дузи за тебя, когда у меня будет возможность. Кэшел верил в Великих богов, Богоматерь, Пастыря и Сестру во Христе, но так, как он верил в таких городах, как Каркоза, когда рос в деревушке Барка. Они, без сомнения, были настоящими, и люди говорили, что они важны, но они его не трогали.

Кэшел и другие пастухи отдавали свои подношения Дузи, фигуре, нацарапанной на валуне на пастбище к югу от деревни.

Он вернулся к Теноктрис. Она сидела, но без посторонней помощи не смогла бы вернуться к бричке. Когда они ехали, и земля стала слишком мягкой для колес, они оставили запряженную лошадь, привязав ее к колышку. Она могла легко выдернуть колышек и уйти, но обычно она просто ходит по кругу, жуя осоку.

– Бассейн закрыт, Теноктрис, – сообщил Кэшел, присаживаясь на корточки рядом со старушкой. Она выглядела такой же серой, как вчерашний труп; вероятно, отчасти это было вызвано лунным светом. – Что мне делать дальше?

Теноктрис нацарапала на земле фигуру с пятью сторонами рядом с кругом, который она использовала для заклинания, за которым пришла сюда. Новая фигура была под тем местом, где она упала, так что он не видел ее раньше. Стало понятно, что ей пришлось сделать что-то совершенно другое, чтобы связать появившееся существо, но Кэшел до сих пор об этом не думал. Неудивительно, что она выглядела серой, сотворив второе заклинание!

– Мы должны немедленно вернуться во дворец, – прошептала Теноктрис. Она закрыла глаза, на мгновение открыла их, затем крепко зажмурила. – Кэшел, боюсь, я не смогу управлять повозкой. Придется тебе.

– Мэм, я не умею управлять лошадью, – ответил Кэшел. – Да, я помогу вам добраться до гички.

Люди, выросшие с лошадьми – такие, как Теноктрис, которая была леди по рождению, хотя и говорила, что у ее семьи было не так уж много денег, – не понимали, что большинство людей занимались сельским хозяйством с помощью волов и добирались туда, куда хотели, на своих собственных ногах. Лошади предназначались для знати и их слуг.

– Я не смогу управлять! – повторила Теноктрис, измученная и расстроенная. –  Прости, Кэшел, я действительно не могу.

Заставьте дворянина пахать за упряжкой волов, и вам повезет, если борозды останутся на том же поле, где они начинались. Однако все это было ни здесь и  ни там. Сейчас никому не нужно было вспахивать поле, присматривать за овцами или срубить дерево так, чтобы оно упало на расстоянии вытянутой руки от того места, где должно быть. Сейчас никто не хотел, чтобы Кэшел сделал что-либо из того, чему он научился за восемнадцать лет до того, как покинул деревню.

– Все в порядке, мэм, – сказал Кэшел спокойным тоном, которым он обычно устраивал овец на ночлег. – Я просто поведу лошадь. Мы доберемся куда нужно.

Он поднял Теноктрис на сгибе правой руки, удерживая посох на весу в той же руке. Было кое-что, что ему нравилось в жизни, которой он жил в деревне, но тогда у него не было Шарины, и он и не мечтал, что когда-нибудь будет. Нынче было лучше. И если это означало, что он оберегал неприятности от таких людей, как Теноктрис и Шарина, которые были недостаточно сильны, чтобы справиться с ними самостоятельно – что ж, это было лучше, чем присматривать за овцами, не так ли?

Двуколка была рассчитана только на двоих, но это натолкнуло Кэшела на другую идею. Он бы позвал Харета на помощь, но увидел, как старик потащился в том направлении, куда ушли другие выжившие. Что ж, наверное, это было и к лучшему. Кэшел присел на корточки рядом с человеком, которому он вышиб мозги, схватил его сзади за пояс с мечом и перекинул через левое плечо. Человек был неподвижен, как статуя; такое тоже может случиться, когда убивают овцу молотом, хотя в основном жители деревни перерезают ей горло ножом. На этот раз жесткость была, кстати, потому, что руки трупа прицепились к мечу и двойным рукоятям щита. Люди во дворце, особенно солдаты, захотят увидеть и труп, и металл, из которого они сделаны.

Слегка переваливаясь – вес не был проблемой, но потребовалось некоторое жонглирование, чтобы нести двух человек и быть уверенным, что меч в руке трупа не отрежет Теноктрис ухо, – Кэшел добрался до двуколки. Кобыла фыркнула, почувствовав запах крови, но не бросилась наутек, как она могла бы сделать. Он бросил труп на дальнее сиденье, затем подхватил Теноктрис, когда она слезла с его руки.

– Это пять миль, – с сомнением пробормотала она, открыла глаза, но не смогла удержать их в таком положении.

– Это прекрасно, – промолвил Кэшел, беря поводья в левую руку и направляя голову лошади в сторону шоссе. – Мы прекрасно доберемся туда, мэм. Он причмокнул, погоняя лошадь, гадая, что ему делать, если она попытается с ним бороться. – «Надо тянуть ее, пока она не подчинится», – предположил он, но кобыла не доставила никаких хлопот.

Шагая легкой походкой – он привык следовать за овцами, и хотя для этой цели он сбавил шаг, у лошади не возникло никаких проблем с тем, чтобы следовать за ним, – Кэшел расплылся в широкой улыбке. Скоро он увидит Шарину.

***

Гаррик стоял, вытянув руки по швам, в то время как помощники – сын Графа Блейза и внучатый племянник Лорда Уолдрона, командующего королевской армией, – надевали на него шлем, кирасу с позолотой и гравировкой и меч на поясе. Обычно он сделал бы это сам, но из-за сражения он чувствовал себя неустойчиво. Если бы сейчас  внезапно напали Коэрли, Гаррику пришлось бы продолжать стоять, пока армия будет сражаться вокруг него. Король Карус фыркнул. Гаррик ухмыльнулся.

– Как вы, Сэр? – обратился к нему Лердейн, сын графа, крепкий пятнадцатилетний подросток. У него был меч с крючковатым лезвием, традиционное оружие земляков Блейза, и он был не просто напоказ.

– Я просто подумал, что я никогда не был слишком уставшим для боя, – сказал Гаррик, давая реальный ответ вместо того, чтобы отпугнуть мальчика словами «О, ничего» или аналогичным неинформативным ответом. – Хотя я уверен, что чувствовал то же самое до того, как это началось – как и сейчас.

– Вы были великолепны, ваше высочество! – сказал Лорд Уолдрон, застегивая пояс с мечом. Он был выше, но намного стройнее Лердейна. – Я верну тебя в поместье моего брата, если ты не научишься держать язык за зубами, пока не станешь мужчиной, Лердейн! – рявкнул он. – Я бы предпочел, чтобы здесь была твоя сестра, а не болтливый мальчишка!

Командующий армией был мужчиной лет шестидесяти, с ястребиным лицом, имевшим очевидное семейное сходство с юношей. Возраст не ослабил и не смягчил его от вспыльчивого корнета кавалерии, которым он, должно быть, был в восемнадцать лет, но, несмотря на всю свою щепетильную заботу о своей чести, Уолдрон был опытным генералом. Его мужество было само собой разумеющимся. Помощники отступили назад. Гаррик пожал плечами, чтобы ослабить кирасу на плечах.

– Все в порядке, – крикнул он Лорду Аттаперу, который принял личное командование отрядом полка телохранителей, сопровождавшим Гаррика сегодня. – Мы отправимся маршем на Поле Сбора в центре города. Это Совет Старейшин; они будут сопровождать нас. – Да, пусть четверо мужчин понесут Клагана. Это их чемпион.

– Их покойный чемпион, – задумчиво добавил Карус.

От тяжести шлема у Гаррика начались пульсации в голове. В какой-то момент, сражаясь с Клаганом, он потянул мышцу шеи. Он надел доспехи напоказ, а не потому, что ожидал битвы. Устрашение людей-кошек блеском и твердостью металла было сейчас так же важно, как и тогда, когда Гаррик планировал сверкающую демонстрацию на досуге.

Призрак в его сознании усмехнулся. – Боль просто означает, что ты жив, парень, – сказал Карус. – Я не чувствую боли с того дня, как утонул. Мысленным шепотом он добавил: – Это единственное, по чему я скучаю, не иметь тела. Это единственное, что есть у меня.

– Я готов, ваше высочество, – сказал Лорд Тадаи, полный, идеально ухоженный мужчина и один из богатейших дворян королевства. Он стал – благодаря своему присутствию, желанию и способностям – главой гражданской бюрократии, сопровождавшей Гаррика на местах, в то время как Канцлер Ройхас отвечал за администрацию в Валлесе.

Гаррик ухмыльнулся ему. – Я никогда не сомневался в этом, милорд, – сказал он, когда Кровавые Орлы бросились вперед с левой ноги.

Трое помощников шли позади Тадаи, неся папки, которые могли потребоваться во время переговоров с Коэрли. Они выглядели испуганными, но сам аристократ, казалось, был безразличен к тому, что входит в город людей-котов-людоедов, как, если бы местом встречи был зал собраний во дворце. Хотя Тадаи едва ли знал, за какой конец меча держаться, он опроверг представление о том, что солдаты обладают монополией на физическую храбрость.

Ведущие стражники добрались до делегации Коэрли, заполнившей ворота.

– Вожди! – крикнул Гаррик на рычащем языке людей-кошек. – Ведите нас на Поле Сбора, где вы получите мои приказы!

– Мы сдержим нашу клятву, Вождь Животных, – ответил согбенный возрастом Корл. – Мы примем ваши приказы.

Шесть человек-мужчин стояли у каждой створки ворот, готовые закрыть их, когда им прикажут. Они непонимающе уставились на Гаррика, когда он прошел через ворота. Они были родом из эпохи Коэрли –  домашние животные, которых безжалостная выбраковка лишила всякой инициативы и смелости. По правде говоря, они были больше похожи на овец, чем на людей... но они все равно будут освобождены в качестве одного из первых действий новой администрации. Звери не будут править людьми, пока Гаррик будет королем. Даже если люди перестали быть людьми, только по облику.

– Вы понимаете, что это может быть ловушкой, ваше высочество, – сказал Уолдрон. Слова были достаточно уважительными, но тон добавлял: – Ты глупый щенок!

– Да, милорд, – ответил Гаррик, – мы это уже обсуждали. Но я не думаю, что это так. Я также не думаю, что завтра солнце взойдет на западе, что я считаю столь же вероятным.

Он взял с собой в крепость Коэрли всего пятьдесят солдат – эскорт, но не угрозу. Аттапер, конечно, хотел взять с собой весь полк – хотя в нем было меньше трехсот человек: охрана Принца Гаррика была чрезвычайно опасной работой, и не было времени набрать достаточное количество добровольцев для замены из линейных полков.

Триста солдат не имели бы никакого значения, если бы дело дошло до драки. Хотя никто из его советников по-настоящему в это не верил, Гаррик знал, что война закончилась, когда он сломал шею Клагана. Он прошел под аркой ворот, шагая в ногу со своими охранниками.

Стены Места были деревянными. Они были построены из неокоренных стволов деревьев, но за прошедшие с тех пор годы кора отслоилась, оставив древесину шелковисто-серой с черными прожилками. Это был сухой трут, усеянный скоплениями оранжевых грибов.

– Как вы думаете, мы могли бы пробиться отсюда с боем? – спросил  Уолдрон. – Я не забочусь о себе – я солдат; мой долг умереть за моего принца. Но что случится с королевством, если вас убьют?

– «Ты изменился за те годы, что прошли с тех пор, как мы встретились», – подумал Гаррик. Он не позволил словам сорваться с губ, но улыбка все, же появилась. Если этот упрямый старый  аристократ Орнифала начал уважать его, значит, Гаррик приобрел нечто более важное, чем одобрительные возгласы городской черни, которая приходила на любое зрелище. Вслух он сказал: – Милорд, сколько времени вам потребуется, чтобы покорить этот город? Используя войска, собранные снаружи.

Уолдрон нахмурился, но оценивающе огляделся по сторонам. Внутреннее убранство Места представляло собой массу отдельных плетеных домиков, круглая стена окружала несколько хижин, принадлежащих одному клану. Здесь не было улиц, только тропинки; нередко жилые комплексы прижимались друг к другу, как листья кувшинок, борющиеся за место на поверхности пруда. Люди-кошки выглядывали сквозь щели в стенах, наблюдая, как мимо маршируют их человеческие завоеватели.

– День на то, чтобы окружить город земляными валами и натянуть поверх них сети, чтобы звери не могли убежать, – начал Уолдрон. – С первыми лучами солнца сложить хворост с подветренной стороны стен и поджечь его. Зайти, когда пламя догорит, и прикончить всех, кто еще жив. Он поджал губы, затем с надеждой добавил: – Хотя на самом деле нам не пришлось бы ждать земляных работ – самцы не любят бегать, а самки не бросают своих детенышей. Это то, что вы намерены сделать, ваше высочество?

– Нет, не так, – резко ответил Гаррик, в то время как призрак в его сознании расхохотался. – Но могу ли я считать само собой разумеющимся, что если бы мы с вами были убиты, офицеры, оставшиеся вне этих стен, смогли бы привести этот план в действие?

– Вам, черт возьми, уже говорили, что они так и сделают! – рявкнул Уолдрон. – В армии нет ни одного солдата, который не знает, как это сделать. Мы уже сожгли полдюжины крепостей, когда они не сдавались, а это место горело бы еще лучше.

– Верно, – сказал Гаррик. – И Коэрли знают то же самое. Они не убьют меня только по этой причине, даже если вы не доверяете их чести. И она, уверяю вас, милорд, так же развита, как и ваша собственная. Гаррик улыбнулся, чтобы придать своим словам более дружелюбный оттенок, чем они могли бы быть восприняты в противном случае. По правде говоря, выбор между взглядами вождя Корлов и дворянина из Северного Орнифала на мир был невелик. Гаррику оставалось надеяться, что в долгосрочной перспективе это облегчит объединение общества людей и Коэрли, но прежде чем это произойдет, вспыхнет много искр.

– Ты сначала выживи сегодня, парень, – сказал Карус. Его изображение играло рукоятью своего воображаемого меча.

Гаррик предположил, что Совет Старейшин ведет делегацию самым широким путем из возможных. Но по мере приближения к центру города он становился все более узким. Когда Гаррик остановился, чтобы пропустить Уолдрона вперед, между домами, стены которых были покрыты массой серого грибка, он услышал, как кого-то сильно вырвало позади него. Он обернулся: самый молодой из помощников Лорда Тадаи стоял на коленях, его беспомощно рвало. Между спазмами он хныкал: – О, Божья Матерь, помоги мне, этот запах. Этот запах!

– Вставайте, Мастер Лорас, – резко сказал Тадаи. – У нас есть наш долг. Он протянул руку Лорасу, но молодой человек с трудом поднялся на ноги сам.

– Я в порядке, – хрипло сказал он, но глаза его были закрыты. Он раздвинул их до щелочек и, спотыкаясь, двинулся вперед вместе с остальными.

Уолдрон сделал паузу, потому что это сделал Гаррик, потом продолжил движение, фыркнув. – Я видел, как молодые солдаты делали то же самое на своем первом поле боя, милорд, – мягко сказал Гаррик, когда они снова смогли идти бок о бок. – И он не уронил папку с документами, которую нес.

– Да, это так, – ответил старый солдат. С полуулыбкой – или, по крайней мере, самой близкой к улыбке, которую Гаррик видел на его губах с тех пор, как они вошли в город Коэрли, – он добавил: – И это место, я признаю, привлекает внимание. Они кошки, это точно, эти звери.