Текст книги "Тайна из тайн"
Автор книги: Дэн Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
Пока машина неслась на юг вдоль реки по Масариковой набережной, Лэнгдона затошнило, и он вынужден был отвести взгляд в окно, пытаясь зацепиться глазами за открытое пространство.
Они только что проехали небольшой остров на Влтаве, где возвышался ярко– желтый неоренессансный дворец Жофин. В разительном контрасте с древним дворцом слева по курсу возникло самое знаменитое ультрасовременное здание Праги
– "Танцующий дом". Две его башни будто склонились друг к другу в танце. Архитектор Фрэнк Гери называл их Фредом и Джинджер, что было весьма вольной фантазией, но учитывая, что лондонский силуэт уже украшают Корнишон, Уоки-Токи и Сыротерка, пожалуй, пражские танцующие кинозвезды еще неплохой вариант.
Лэнгдона давно восхищала страсть Праги к авангардному искусству. Здесь, в Центре DOX, Торговом дворце и музее Кампа, хранились одни из самых прогрессивных коллекций мира. Однако уникальной чертой Праги были импровизированные "поп-ап" инсталляции, спонтанно появлявшиеся по всему городу – такие как Стена Леннона или Парящие зонтики, – которые иногда становились постоянными достопримечательностями.
– Профессор, – резко обернувшись к Лэнгдону, произнес Яначек, еще сильнее вдавливая спинку кресла ему в колени. – Когда мы приедем в Крепостной бастион, я разведу вас с мисс Соломон. Я намерен допросить ее без вашего присутствия. Не хочу, чтобы вы скоординировали свои показания.
– Наши показания? – повторил Лэнгдон, стараясь скрыть раздражение в голосе.
– Все, что я вам сказал, абсолютнаяправда.
– Рад это слышать. Значит, вам не о чем беспокоиться. Яначек уже повернулся обратно.
Лэнгдон волновался за Кэтрин, которой предстоял разговор с Яначеком. Капитан, похоже, уже решил, что двое американцев – или по крайней мере Кэтрин– каким– то образом организовали эту череду странных событий ради личной выгоды.
Полнейший бред.
И все же, как ни напрягал Лэнгдон мозг, он не находил никакого объяснения тому, как ее сон мог предсказать события на Карловом мосту.
Она никому не рассказала о своем видении… и мы сразу же вернулись в постель.
Единственное оставшееся объяснение, каким бы невероятным оно ни казалось Лэнгдону, заключалось в том, что Кэтрин пережила подлинное вещее сновидение… её собственное титаническое предчувствие.
Для Лэнгдона сложность состояла в том, что он никогда не верил в предвидение. За свою карьеру он не раз сталкивался с этим явлением в древних текстах, но всегда отвергал идею ясновидения, утверждая, что предсказание под любым названием – пророчество, гадание, авгурия, дивинация, астрология – самый древний обман вистории.
С тех пор как человечество начало фиксировать свое прошлое, оно мечтало заглянуть в будущее. Пророки вроде Нострадамуса, Дельфийского оракула и майянских астрологов почитались как полубоги. Даже сегодня образованные люди толпами ходят к хиромантам, гадалкам, экстрасенсам и современным астрологическим гуру.
Познание будущего – навязчивая идея человечества.
Студенты Лэнгдона часто спрашивали его о Нострадамусе, возможно, самом известном "провидца" всех времен. Загадочные катрены пророка, казалось, предсказали, помимо прочего, Французскую революцию, приход Гитлера к власти и падение Башен-близнецов. Лэнгдон признавал перед аудиторией, что в некоторых четверостишиях пророка действительно встречались поразительные отсылки к будущим событиям, но напоминал, что Нострадамус писал «Обильно, Загадочно и Повсеместно». То есть пророк создал обширный сборник из 942 катренов, используя туманные неоднозначные формулировки и предрекая банальные события вроде войн, катастроф и борьбы за власть.
"Неудивительно, что мы находим случайные совпадения, – говорил Лэнгдон. – Мы все хотим верить в магию или нечто за пределами реальности, поэтому наш разум часто обманывает нас, заставляя видеть то, чего на самом деле нет".
Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Лэнгдон ежегодно начинал занятия со студентами-первокурсниками с просьбы указать точные дату и время рождения. Через неделю он вручал каждому запечатанный конверт с его именем, утверждая, что передал данные известному астрологу для составления персонального прогноза. Когда студенты вскрывали конверты, они неизменно ахали от изумления – настолько точными казались предсказания.
Затем Лэнгдон предлагал им обменяться листками. К всеобщему удивлению, оказывалось, что все "астрологические прогнозы" были одинаковыми.Они казались правдивыми лишь потому, что содержали универсальные формулы:
Вы склонны критически оценивать себя.
Вы гордитесь своей независимостью мышления. Иногда вы сомневаетесь, правильно ли поступили.
Лэнгдон объяснял, что стремление находить в общих фразах личную истину называется эффектом Барнума – названным так в честь "тестов личности" балагана
P.T. Барнума, с помощью которых он дурачил посетителей цирка, заставляя их верить в свои экстрасенсорные способности.
Седан ÚZSI резко повернул налево, выводя Лэнгдона из раздумий, когда машина начала подниматься по заросшему лесом склону в парке Фолиманка – обширной зелёной зоне на окраине центральной Праги.
На вершине холма Лэнгдон едва различил каменные укрепления Бастиона Распятия, возвышавшиеся над гребнем. Он никогда не посещал эту небольшую крепость, которая много лет лежала в руинах и была отреставрирована лишь недавно, но теперь знал о реконструкции гораздо больше, чем хотел бы – благодаря неустанным и горделивым рассказам её нового жильца прошлой ночью.
Доктор Бригита Гесснер.
Чешский нейрофизик входила в совет лекционного фонда Карлова университета и лично пригласила Кэтрин выступить вчера с докладом. После лекции Гесснер присоединилась к Кэтрин и Лэнгдону за бокалом вина в отеле. Однако вместо поздравлений в адрес блистательного выступления Кэтрин, Гесснер едва упомянула об этом, предпочитая рассказывать о собственных исследованиях и своей невероятной новой частной лаборатории.
"Крепость довольно небольшая, но это уникальное место для исследовательского центра, – восторженно говорила Гесснер. – Старая крепость стоит на утесе с потрясающим видом на город, а ее толстые каменные стены обеспечивают отличную защиту от электромагнитных помех, что идеально подходит для моей тонкой работы в области нейровизуализации".
Гесснер продолжала хвастаться, что ее успехи в области технологий сканирования мозга и нейроинформационных сетей дали ей полную свободу в исследованиях – как финансовую, так и программную – и теперь она посвящает время работе над "чем мне угодно, в условиях абсолютной конфиденциальности".
Когда служебный седан ÚZSI выехал из лесной зоны, взгляд Лэнгдона упал на лабораторию, возвышающуюся на скале, и его неожиданно пронзила тревога за безопасность Кэтрин.
Почему-то Лэнгдон ощутил внезапную опасность. Он надеялся, что это не предчувствие.
ГЛАВА 17
Джонас Фокман дул в сложенные лодочкой ладони, шагая по Пятьдесят Второй улице, безлюдной в этот час. Ночь была ледяной, а рукопись в его рюкзаке казалась непосильной ношей. К счастью, круглосуточное отделение FedEx находилось всего в квартале, за Седьмой авеню.
Фокман все еще пытался понять, почему кто-то нацелился именно только на книгу Кэтрин. В базе данных PRH было множество других, более очевидных мишеней
– гарантированные бестселлеры знаменитых авторов, от которых зависела прибыль издательства. Это не имело смысла. Фокман начал подозревать, что взлом вообще не был связан с пиратством, а скорее…чем-то иным.
В двадцати ярдах впереди черный фургон притормозил у обочины и заглушил двигатель. Фокман инстинктивно сбавил шаг, почувствовав себя неуютно на пустынной улице в такой час. Однако через мгновение он понял, что его параноя беспочвенна: водитель спрыгнул на тротуар, весело насвистывая и просматривая записи на планшете. Не удостоив Фокмана даже взгляда, он зашагал в противоположную сторону.
Фокман расслабился и продолжил путь, проходя мимо фургона.
Впереди остановившийся водитель поднял взгляд на номера зданий, сверяясь с планшетом, затем развернулся и пошел обратно. "Джонни! – крикнул он в сторону фургона. – Какой там адрес в письме? Я не вижу здесь никакого сувлаки!"
"Еще квартал дальше, – подсказал Фокман, указывая рукой. – Сразу за Седьмой—"
Сзади чей-то кулак врезался ему в правую почку, а на голову натянули черный мешок. Прежде чем Фокман успел понять, что происходит, две пары грубых рук подняли его с земли и швырнули в фургон. Он тяжело приземлился на жесткий пол, потеряв на мгновение дыхание. Дверь захлопнулась, и уже через секунду фургон рванул с места.
Задыхаясь и ничего не видя, перепуганный редактор пытался отдышаться и осознать положение. Фокман редактировал достаточно триллеров, чтобы знать, что происходит с персонажем, когда его ослепляют и бросают в фургон.
Ничего хорошего.
В трех кварталах, в башне Random House, Алекс Конан перепробовал все контакты Фокмана – рабочий, домашний, мобильный, – но нигде не смог дозвониться.
Куда он, черт возьми, делся?! У нас кризис!
Похоже, Фокман просто выключил телефон и отправился в ночь – возможно, в
"На камнях", ближайший виски-бар, куда захаживали невротичные редакторы, пытающиеся успокоить расшатанные нервы в любое время суток.
Пока Алекс не достиг прогресса в поиске хакеров. Он тщательно изучил последствия взлома, но не нашел ничего подозрительного. Нужна более тонкая
расческа,– он понимал это. Для следующего этапа требовался специальный алгоритм, способный выявлять характерные уникальные элементы пропавшей рукописи – ключевые слова, концепции, имена. Но для этого нужно было поговорить с Фокманом.
Или… – осенило его. Позвонить напрямую Кэтрин Соломон?
Согласно протоколу PRH, такой звонок был запрещен. Все коммуникации с авторами должны были осуществляться только через их редакторов – доверенных людей, знающих, как обходить писательские капризы и комплексы.
К черту правила,– решил Алекс. Не только потому, что у него была срочная потребность узнать больше о книге Кэтрин, но и потому, что он считал: Кэтрин имела право знать о покушении на ее рукопись, особенно если это означало, что ее жизни может угрожать опасность.
С этой мыслью Алекс открыл файл Кэтрин Соломон, нашел номер мобильного и набрал его. Фокман упоминал, что Кэтрин сейчас в Европе, а значит, у нее раннее утро. Но даже если он разбудит ее, она поймет, что это срочно.
Телефон Кэтрин прозвонил четыре раза и перешел на автоответчик.Черт.Он оставил краткое сообщение, представился и попросил срочно перезвонить.
Он повесил трубку и снова попробовал дозвониться Фокману.Безрезультатно.
Тут он вспомнил, как Фокман упоминал, что Соломон путешествует с другим его автором – профессором Гарварда Робертом Лэнгдоном.Он тоже есть в базе PRH,– подумал Алекс, решив, что стоит попробовать.
Он открыл файл Лэнгдона и набрал егономер.
Звонка даже не произошло – его сразу перебросило на автоответчик. Алекс положил трубку, внезапно ощутив одиночество.
Да где же все?!
ГЛАВА 18
В Лондоне Финч только что получил подтверждение, что его запасные планы приведены в действие как в Праге, так и в Нью-Йорке. Известие пришло через защищённую военную коммуникационную платформу Signal, обязательную для всех полевых операций благодаря сквозному шифрованию всех текстовых и голосовых сообщений.
Финч, американец, занимал тайную должность в европейской штаб-квартире глобальной организации, известной среди посвящённых как "Кью". Загадочное прозвище компании было отсылкой к персонажу романов о Джеймсе Бонде – технологу-изобретателю "Кью", создававшему смертоносные новшества на службе Её Величества Королевы.
Как и его вымышленный тёзка, реальное "Кью" также разрабатывало передовые технологии на службе у высшей силы… хотя и куда более влиятельной, чем любая королева. Сущность, основавшая "Кью" в 1999 году, имела беспрецедентное влияние в мире, и хотя её присутствие редко замечали или даже подозревали, её действия регулярно меняли ход мировых событий.
В свои семьдесят три года Эверетт Финч имел рейтинг ФИДЕ мастера 2374, ежедневно проплывал девять тысяч метров на гребном тренажере и завершал завтрак приёмом трёхсот миллиграммов Нувигила – ноотропного препарата, превращавшего его разум в гоночный болид "Формулы-1" на трассе, заполненной минивэнами.
После десятилетия, проведённого на руководящей должности в могущественной материнской организации "Кью", три года назад Финчу поручили сверхсекретное задание в лондонском офисе. Ещё ему сообщили, что он возглавит разработку одного из самых амбициозных и засекреченных проектов в истории… кем бы и где бы они ни предпринимались.
"Порог".
Ему объяснили, что проект требует определённой гибкости в отношении юридических и моральных ограничений, а Финча выбрали за владение "этическими критериями, взвешенными на успех" – моральными рамками, ставившими результат выше чистоты совести.
Финч не удивился, прочитав в назначении:
Важность "Порога" невозможно переоценить. Он оправдывает любые чрезвычайные меры, которые вы сочтёте необходимыми для его успеха.
Сообщение получено, подумал Финч. Правилнет.
Прошло полчаса с тех пор, как Голем вошёл в отель U Prince и спустился в подземный бар "Чёрный ангел". Бар оказался закрыт: уборщики подметали пол, натирали кожаные диваны и выковыривали окурки из грубо отёсанных древних каменных стен.
Прежде чем его заметили, Голем прошёл мимо бара за угол – в кладовку со столом и двумя старыми компьютерами, на потускневших экранах которых светился логотип "Чёрного ангела". Круглосуточный доступ в интернет для посетителей оставался милой реликвией тех времён, когда иностранные телефоны в Праге почти не работали, и туристы заходили в бар просто чтобы отправить письмо.
Ранее Голем понял, что для осуществления плана ему нужна конкретная техническая информация, и сразу вспомнил о "Чёрном ангеле". За этим компьютером никто не следил.
Теперь я нашёл то, за чем пришёл, подумал он, разглядывая техданные на экране. Многие детали были ему непонятны, но это не имело значения: чтобы выстрелить, не нужно знать баллистику… только иметь доступ к спусковому крючку.
И этот крючок теперь был найден.
Гесснер выдала много секретов, пытаясь спасти собственную жизнь – среди них оказался и факт наличия неожиданно мощного технологического устройства в глубине их подземной лаборатории, запечатанного в герметичном хранилище со стенами из двухметрового армированного бетона.
Технологии, способной разрушить их мир.
С полученной информацией он теперь точно знал, как это сделать.
Голем быстро стёр историю браузера и перезагрузил компьютер. Выйдя обратно на площадь, он чувствовал себя живым от предвкушения мести, столь дерзкой, что её отголоски ощутили за тысячи километров от Праги… все, кто был виновен.
ГЛАВА 19
Бастион «Распятие» возвышается на лесистом гребне, обрамляющем северную оконечность парка Фолиманка. В середине XIV века эта величественная вершина привлекла внимание императора Священной Римской империи Карла IV, который посчитал её идеальным местом для строительства укрепления, откуда можно было обозревать его любимый родной город – Прагу, цветущую жемчужину христианства.
Вдоль гребня император возвёл каменную ограду, увенчанную небольшой, но крепкой крепостью. Её высокое расположение напомнило ему гору, на которой был распят Христос, и он назвал укрепление "Бастион Распятия".
Седан ÚZSI поднимался всё выше по въездной дороге, пока не остановился перед бастионом. Лэнгдон осмотрел древнюю крепость, впечатлённый её элегантным модернистским ремонтом.
Это частная лаборатория Гесснер? Очевидно, нейробиолог зарабатывал куда лучше, чем он предполагал.
Яначек выпрыгнул с пассажирского сиденья, распахнул дверь Лэнгдона и нетерпеливо махнул, чтобы тот выходил. Тот быстро подчинился, рад покинуть тесный автомобиль и всё сильнее встревоженный желанием увидеть Кэтрин.
Грубоватый водитель остался в машине, пока Яначек вёл Лэнгдона сквозь падающий снег к лаборатории. На припорошенной гравийной дорожке Лэнгдон разглядел несколько цепочек размытых следов – среди них, несомненно, были и следы Кэтрин, пришедшей на встречу с Гесснер.
Над главным входом висела изящная бронзовая табличка: ИНСТИТУТ ГЕССНЕР. Дверь бастиона представляла собой широкое, стильное матовое армированное стекло в стальной раме. Яначак дёрнул ручку, но дверь не поддалась. Он громко постучал по толстому стеклу.
Ответа не последовало.
Тогда Яначек повернулся к домофону рядом с дверью – там были биометрический сканер пальца, динамик и кнопка вызова. Нет клавиатуры для кода? Лэнгдон удивился, потому что вчера Гесснер не к месту хвасталась, что её лаборатория защищена «гениально умным паролем».
Должно быть, она имела в виду дверь внутри.
Яначек нетерпеливо нажал кнопку вызова, раздался гудок, и внутри зазвонил домофон. Они подождали, но после пятого звонка гудение прекратилось.
Яначек отступил и поднял свои запавшие глаза к камере безопасности, незаметно установленной над дверью, словно бросая ей вызов. Он поднял удостоверение ÚZSI перед камерой и снова нажал кнопку вызова.
Прошло ещё пять гудков, но никто не ответил.
Лэнгдон взглянул на камеру, гадая, не смотрит ли сейчас Кэтрин на него. Почему Гесснер не подходит к двери? Или не открывает нам? Было очевидно, что обе женщины видят Яначека, и Лэнгдон сомневался, что желание Гесснер сохранить тайну настолько велико, чтобы отвергать сотрудника ÚZSI.
– Дайте мне номер мобильного Кэтрин Соломон, – сказал Яначек, доставая телефон.
Лэнгдон назвал его по памяти, и Яначак набрал номер, переключив телефон на громкую связь. Вызов сразу перешёл на голосовую почту Кэтрин.
Нет сигнала за толстыми каменными стенами?Лэнгдон задумался, хотя казалось странным, что такая технологическая корпорация, как Гесснер, не установила в своей лаборатории усилители сотовой связи.
Янечек что-то пробурчал себе под нос и повернулся, крикнув в сторону машины:
– Павел!
Толстошеий водитель выскочил из-за руля и поспешил к Яначеку, как пёс к хозяину.– Ano, pane kapitáne?!
Янечек указал на стеклянную дверь. – Prostřílejdveře.
Лейтенант Павел кивнул, достал пистолет, принял положение для стрельбы и нацелился на дверь.
Господи! Лэнгдон отпрыгнул назад, как только прозвучал выстрел.
Раздались шесть выстрелов почти слитно – пули пробили центр стекла, оставив почти идеальную группировку. Укреплённое стекло не разлетелось, его вязкий внутренний слой сохранил целостность. Не теряя времени, лейтенант Павел развернулся и нанёс резкий удар ногой по кругу пулевых отверстий. Стекло покрылось паутиной трещин. Он ударил ещё раз – и вся панель рухнула внутрь, вывалившись из рамы и скользя по полу в осколках закалённого стекла, похожих на сверкающие кубики сахара.
Лэнгдон наблюдал с недоверием, гадая, думал ли Яначек о том, что за матовой дверью мог оказаться кто-то в момент стрельбы.
Павел перезарядил пистолет и шагнул в образовавшийся пролом, хрустя осколками. Осмотревшись, он махнул:чисто– можно входить.
– Прошу вас, профессор, – сказал Янечек. – Или вы предпочитаете подождать в машине?
Лэнгдон вовсе не хотел оставлять Кэтрин наедине с Яначеком и его безбашенным подручным. Сердце колотясь, он сделал шаг к разрушенному проёму, размышляя, сколько раз за историю эта средневековая крепость была взята штурмом.
ГЛАВА 20
Посольство США в Праге расположено во дворце Шёнборн. В здании более ста комнат, многие сохранили оригинальную лепнину на стенах и десятиметровые потолки. Построенный в 1656 году одноногим графом – Рудольфом фон Коллоредо-Вальдзее – роскошный дворец включает несколько пандусов, по которым граф мог въезжать на лошади прямо внутрь. Теперь, став официальным посольством США, дворец вмещает двадцать три сотрудника, работающих в интересах Америки в этом регионе.
Этим утром пресс-секретарь посольства Дана Данек одна сидела в своем кабинете, составляя расписание на день. Тридцатичетырёхлетняя уроженка Праги, она в юности работала моделью в Лондоне, где в совершенстве овладела английским. Вернувшись в Прагу и получив диплом программиста, она устроилась в посольство США и попала в отдел по связям с общественностью.
В этот снежный зимний день в ее кабинете было холоднее обычного, и Дана подошла к классическому радиатору, наклонившись, чтобы включить его для дополнительного тепла.
«Pěkný výhled», – раздался позади неё низкий голос. Хороший вид.
Она обернулась и слегка закружилась в голове, как это случалось каждый раз при виде ослепительно красивого атташе по правовым вопросам Майкла Харриса. В стенах посольства он всегда держался с ней подчёркнуто вежливо; понятное дело, куда приятнее было то, как он общался с ней за пределами кабинета – особенно в его спальне. Помимо физической привлекательности, в Харрисе была какая-то лёгкость, поднимавшая ей настроение.
– Ты не на том этаже, – игриво сказала Дана, уже зная, что Харрис запросил срочную встречу с послом. – Она наверху, в своём кабинете, ждёт тебя.
– Можешь сделать кое-что для меня? – неожиданно серьёзно спросил Харрис.– Это важно.
Она кивнула. Всё, что пожелает твоё сердце, Майкл Харрис.
Харрис быстро объяснил свою просьбу.
Дана уставилась на него, пытаясь понять, не шутит ли он. – Извини… женщина в шипованной тиаре?
Харрис кивнул. – Она была на Карловом мосту незадолго до семи утра. Мне нужно только узнать, откуда она пришла и куда направилась потом".
Запрос был необычным. Доступ Даны к системе видеонаблюдения технически ограничивался оценкой конкретных инцидентов, затрагивающих общественные отношения – митингов, демонстраций, протестов и тому подобного. Этот случай явно выходил за рамки.
"Не волнуйся, – настаивал он. – Я прикрою тебя".
Надеюсь, это правда,– промелькнуло у неё в голове. Между ними существовала опасная тайна – запретный роман на работе, строго запрещённый среди сотрудников посольства.
"Посмотрю, что смогу найти", – ответила она.
Он слегка сжал её плечо. "Спасибо. Зайду после встречи".
Дана проводила его взглядом. Ты просишь меня выследить женщину в колючей тиаре… Зачем?
В последние недели Майкл стал подозрительно скрытным, особенно насчёт своих вечерних дел. Он всё чаще отказывался встречаться с Даной после работы и уходил от ответов на расспросы. Дана начала подозревать, что у него появилась другая.
Волна ревности накатила внезапно. Что, если его просьба – это личное дело? Мысли абсурдные, конечно: юристу посольства, казалось бы, должно быть ясно, что нельзя использовать служебные ресурсы ради личных нужд, а уж тем более просить Дану разыскивать другую женщину.
И всё же он использует меня, – понимала она.
Тем не менее Дана села за свой стол и вошла в систему видеонаблюдения посольства. "Ну что, Майкл, давай проверим".
После вступления Чехии в НАТО в 1999 году по Праге установили более одиннадцати сотен камер в рамках секретной программы наблюдения «Эшелон», финансируемой США. Несмотря на строгие чешские законы о доступе к видеонаблюдению, США построили сеть и предоставили своим посольствам почти полный доступ… что стало камнем преткновения для властей Чехии.
Дане Данек тоже не по себе от этой слежки, но жителям Центральной Европы ничего не оставалось, кроме как смириться с пристальными глазами "Эшелона", отслеживающими их жизнь. Включая и её собственные ночные визиты к Майклу Харрису.
Никто же не следит за мной, – успокаивала она себя. Данных слишком много.
Тем не менее гражданские движения вроде @ReclaimYourFace регулярно устраивали антиамериканские акции против круглосуточного видеонаблюдения. Контраргумент посольства был прост и точен: Большинство горожан предпочитают попадать под камеры… а не под взрывы террористов.
С этой мыслью Дан навела курсор на карту Праги, выбрала Карлов мост и открыла архивные записи с его камер.
ГЛАВА 21
Барабанные перепонки Лэнгдона еще звенели от выстрелов, когда он переступил через разбитый дверной проем в бастион «Распятие». Его мокасины хрустели по осколкам стекла, усыпавшим розовый мраморный пол, когда он присоединился к Яначеку и лейтенанту Павлу в элегантном холле.
Справа тянулся коридор, но Яначек, казалось, был больше сосредоточен на массивной стальной двери прямо перед ними. Надпись ЛАБОРАТОРИЯ красовалась на двери с небольшим армированным окошком и биометрической панелью.
– Лестница в лабораторию, – сказал Яначек, заглядывая в окошко и проверяя запертую дверь.
Лэнгдон осмотрелся в поисках лифта, размышляя, как Гесснер спускала в свою лабораторию тяжелое научное оборудование, но в вестибюле, кроме этой лестницы и коридора справа, ничего не было. Он так и не увидел никакой панели для "хитрого кода", о котором доктор Гесснер похвалялась прошлым вечером.
Яначек изучал вырванную раму разбитого безопасного стекла на полу. Через мгновение он присел, поднял раму, подтащил ее к входу в лабораторию и поставил подпоркой к двери. – Временная сигнализация, – объявил он. – На случай если твоя подруга решит улизнуть, пока мы не смотрим.
Лэнгдон не мог поверить, что Яначек считал Кэтрин способной бежать, но его находчивость была впечатляющей.
Лейтенант Павел уже осторожно продвигался вниз по коридору, держа пистолет наготове, будто ожидал засады в любой момент. Убери, черт возьми, свой пистолет! – хотелось крикнуть Лэнгдону. Да это же безоружные ученые!
Когда Яначек и Лэнгдон последовали за ним, лейтенант Павел заглянул в небольшую уборную, видимо, убедился, что там никого нет, и двинулся дальше к концу коридора. Тот поворачивал налево, и он, настороженно прижимаясь к стене, осторожно заглянул за угол, не опуская оружия. Через мгновение он убрал пистолет в кобуру и повернулся к капитану с пожиманием плеч.– Никого нет.
Лэнгдон последовал за Яначеком за угол и очутился в ослепительном пространстве, залитом естественным светом. Оборудованная как атриум бутик-отеля, комната была обставлена белоснежными диванами, столиками из кованой меди и элегантной кофейной станцией. Панорамные окна открывали величественный вид на длинный внутренний двор бастиона, за которым простирался горизонт Праги – Петршинская башня и Вышеградская крепость.
Осматривая помещение, Лэнгдон заметил на дальней стене огромное произведение искусства – бруталистскую настенную скульптуру, чей уникальный стиль он сразу узнал.
Боже, неужели это оригинал Пола Эванса?
Ржаво-металлическое полотно размером восемь на восемь футов было разделено на решетку прямоугольных углублений, каждое из которых содержало отдельную миниатюрную скульптуру. Эта вариация на тему "кабинета редкостей" – как тут же догадался Лэнгдон – легко могла стоить четверть миллиона долларов. Вчера Гесснер хвасталась своими прибыльными медицинскими патентами, но он явно недооценил, насколько прибыльными они были.
Яначек направился к другому концу комнаты, где массивная деревянная дверь стояла распахнутой, открывая, по-видимому, вход в кабинет доктора. Кабинет Гесснер.
– Доктор Гесснер? – окликнул Яначек, заходя в кабинет.
Лэнгдон последовал за ним в надежде увидеть Кэтрин, но кабинет был пуст.
Когда они вошли, Лэнгдон был впечатлен… или, возможно, шокирован. Кабинет нейрофизиолога украшала коллекция ярких абстрактных гравюр – каждая изображала аморфное сферическое пятно с участками разных цветов, которые Лэнгдон сразу же узнал как МРТ-снимки человеческого мозга.
Наука как искусство.
Лэнгдон задумался: неужели Гесснер настолько самовлюбленна, что повесила изображения собственного мозга? В последнее время стали популярны биоавтопортреты, особенно с появлением таких компаний, как DNA11, создающих произведения искусства на основе уникальных снимков ДНК клиентов. Генетическое искусство, гласила их реклама, означает, что двух одинаковых работ не существует.
Яначек подошел к столу Гесснер и осмотрел то, что оказалось коммуникатором с микрофоном. Он нажал кнопку и удерживал ее.
– Доктор Гесснер? – произнес он в микрофон. – Говорит капитан УЗСИ Олдржих Яначек. Как вы, вероятно, знаете, со мной профессор Роберт Лэнгдон. Вам и мисс Соломон необходимо немедленно подняться наверх для разговора со мной. Повторяю – немедленно. Просьба подтвердить.
Яначек отпустил кнопку и ждал, устремив взгляд на широкоугольную камеру, вмонтированную в потолок.
Чем дольше длилось молчание, тем тревожнее становилось на душе у Лэнгдона. Почему Кэтрин не отвечает? Что-то случилось внизу? Неужели произошел несчастный случай?
– Профессор? – Яначек медленно подошел к Лэнгдону. – Вы не представляете, почему мисс Соломон меня игнорирует? Они явно здесь.Кабинет доктора Гесснер не заперт, а снаружи видны свежие следы.
Лэнгдон не был уверен, насколько "свежими" были размытые отпечатки, но, учитывая их запланированную встречу здесь, логично было предположить, что Кэтрин действительно находится внизу с Гесснер. – Без понятия, – честно ответил он.
Яначек проводил Лэнгдона обратно в комнату ожидания и указал на один из белых диванов. – Садитесь.
Лэнгдон подчинился, устроившись на длинном диване у стены. Яначек сделал звонок, быстро заговорив по-чешски.
Пока Лэнгдон ждал, его взгляд снова переместился на красочные изображения, украшавшие кабинет Гесснер. Всего три фунта плоти,подумал он, разглядывая загадочные очертания и переплетенные извилины на каждом снимке.А наука до сих пор понятия не имеет, как это работает.
Вчера вечером на лекции Кэтрин показала куда менее привлекательное изображение человеческого мозга – суровую лабораторную фотографию сероватого, изборожденного шрамами комка ткани, лежащего в стальном подносе.
– Этот комок – ваш мозг, – сказала она аудитории. – Понимаю, что он больше похож на груду очень старого фарша, но уверяю вас: этот орган – настоящий шедевр природы. Он содержит примерно восемьдесят шесть миллиардов нейронов, которые вместе образуют более ста триллионов синапсов, способных почти мгновенно обрабатывать сложную информацию. Более того, эти синапсы могут со временем перестраиваться по мере необходимости. Это явление, известное как нейропластичность, позволяет мозгу адаптироваться, учиться и восстанавливаться после травм.
Кэтрин показала еще одно фото – одинокий DVD, лежащий на столе. – Это стандартный DVD – он может вместить впечатляющие 4,7 гигабайта информации, – продолжала она, – что эквивалентно примерно двум тысячам фотографий в высоком разрешении. Но знаете ли вы, сколько DVD понадобится для хранения примерного объема памяти среднего человеческого мозга? Подскажу… Если сложить требуемые диски один на другой… – она сделала жест в сторону высокого свода Владиславского зала, – то их стопка превысит вершину этого здания. В самом деле... стопка была бы такой высокой... что достала бы до Международной космической станции.
