Текст книги "Ведьмы Алистера (СИ)"

Автор книги: Дарья Шатил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 54 страниц)

На секунду она и себя попыталась представить в этой роли: у котла, с лопаткой в руках, рядом столик с ингредиентами для зелья. Вот она, а не Кеторин, берёт склянку с какими-нибудь лягушачьими лапками или хвостами крыс. Издалека не разглядеть. Нет, не пойдёт! В своём воображении Марта решила, что это будет склянка с чем-нибудь блестящим и приятно пахнущим. И вот уже она уверенной рукой высыпает всё содержимое в котёл. Марта даже попыталась представить на себе то ликующее выражение лица Кеторин, когда та любовно помешала зелье в последний раз. Котёл вздрагивает, и воздух сотрясается от небольшого взрыва, а комната наполняется светом. Надо же, Кеторин даже не отшатнулась, хотя самой Марте хотелось закрыть уши руками – настолько громогласным был «вопль котла». Кеторин же была спокойна. Она знала, что делает, и, похоже, получала от этого удовольствие. Для неё это была не роль, а сама жизнь. Кеторин дышала этим. Марте показалось, что именно здесь, возле магического котла, было место этой женщины. Но вот отчего-то ей начало казаться, что, будь Марта сама на месте Кеторин, выглядела бы она нелепо и глупо – как ребёнок, который пытается вести себя, как взрослый.

В чем же была разница? В знаниях? Да, у Кеторин их было полно – этого не отнять. Марта думала, что знания получить несложно, если задаться целью, вот только даже так ей всё равно казалось, что от этого ничего ровным счётом не изменилось бы: даже имей она все необходимые знания, Марта всё равно не смогла бы так стоять у магического котла. Значит, было что-то ещё. Что-то, отчего огонь в глазах Кеторин мог стать пожаром, а в Марте скорее потух бы. Девушке было интересно, но она не знала, хотелось бы ей окунуться в ту пучину, где уже давно плавала Кеторин.

Сможет ли она потом выплыть? Останется ли собой? Или эта пучина изменит её нутро, и ей не захочется возвращаться?

От этих мыслей на душе становилось тревожно, и Марта решила их отбросить. Оставить на потом, чтобы когда-нибудь в старости, сидя в кресле у камина и попивая какао, вспомнить об этом и попытаться разобраться. Может, конечно, и не в старости, а завтра… или через пару месяцев, когда прижмёт. Но уж точно не сегодня.

Марта ещё раз окинула зал «Ведьминой обители» беглым взглядом. Кеторин была настолько поглощена своим котлом, что не замечала ничего и никого вокруг. А Джуди нигде видно не было, хотя она могла притаиться где-то во мраке так, что Марта её даже не заметила бы – настолько густыми были тени по углам.

Внезапно света, отбрасываемого котлом, стало больше, гораздо больше. Если раньше он светился, то теперь казалось, что сам котёл раскалился настолько, что его внутреннему свету было больше некуда деться, и он начал выходить из него, всплесками разлетаясь по комнате. Марта сощурилась, чтобы лучше видеть, только толку было мало. Там, где её взгляд натыкался на свечение, воздух будто покрывался рябью и начинал дребезжать, так что за ним было ничего не разобрать.

Сквозь некую пелену Марта видела, как Кеторин отложила лопатку и, вскинув руки кверху, начала скандировать какой-то стих. Слов определённо было не разобрать, но Марта чувствовала и такт, и ритм, и даже немного напевный мотив. Как бы ни хотелось ей этого признавать, но слова Кеторин задели в ней какую-то струну, какую-то нить, которая будто всё знала и помнила. Вот только сама Марта ничего не знала и ничего не помнила – и оттого внутри неё начала образовываться гнетущая пустота. Не по своей воле она сравнила её с той пустотой, что захватывала её рядом с отцом. Пустота там, где должно было быть что-то – что-то важное, что-то незыблемое… Что-то, чего не было! И она не могла вспомнить, что заполняло эту пустоту раньше.

Над котлом поднялся сгусток. Тёмная капля. Она была и не жидкой, и не густой. Странная субстанция, зависшая между двумя формами.

– Что это? – воскликнула обуреваемая эмоциями Марта.

Кеторин впервые оторвалась от своего котла и посмотрела на девушку. Даже сквозь дымку света Марта разглядела панику и ужас в глазах женщины. И это было последнее, что она осознавала точно. А всё, что было дальше, пронеслось секундной картиной.

Вот сгусток срывается со своего места и летит в сторону Марты. Вот Кеторин что-то кричит и отчаянно размахивает руками. Что именно она кричала? Впоследствии, сколько бы Марта не силилась вспомнить, она не могла – всё затмило произошедшее дальше.

Сгусток ударился о руки Марты, которыми она попыталась закрыться от него. Это был даже не совсем удар в прямом смысле этого слова – руки будто обволокло чем-то тёплым и склизким, словно желе. И как бы ни пыталась девушка отмахнуться от этого ощущения, сгусток крепко держал её, не давая пошевелиться.

Марта открыла рот, чтобы узнать, что это такое и как от этого избавиться, но всё было тщетно – с губ сорвался только едва различимый стон. Хотя она не была уверена даже в этом. Всё потонуло в странных ощущениях. Это была не боль, но и приятными назвать нахлынувшие ощущения было нельзя. От сгустка слизи по коже к костям распространялась дикая тяга. Сначала кожу, затем мышцы, а в итоге и кости тянуло в разные стороны. Во всё одновременно. В начале это казалось просто неприятным, но тяга нарастала, и в какой-то момент Марте даже начало казаться, что её просто разорвёт. Растянет в разные стороны.

Но вот всё прекратилось, и Марта даже облегчённо выдохнула, вновь задумавшись над тем, как избавиться от проклятого сгустка. Однако затишье было недолгим. Новая тяга пришла вместе с болью, и в этот момент Марта действительно закричала.

Ноги подогнулись, и она рухнула на пол пыльным мешком, не в силах ни стоять, ни лежать. Была лишь тяга. Она то отступала, то налетала новыми толчками. Иногда сильнее предыдущих, иногда слабее, но никогда не пропадая полностью. Она словно томилась где-то в глубине, набирая силу и готовясь к новому нападению.

Никогда раньше Марта не ощущала ничего подобного, и оттого в её сердце зародился ещё один страх – пройдёт ли эта боль или так и останется с ней навсегда? Насколько сильным будет следующий толчок? Неужели все её суставы просто вытянет из тела? Сколько вообще это уже длится?

Возможно, прошло всего пару секунд, прежде чем Кеторин опустилась перед ней на колени, и Марта разглядела её перекошенное лицо, только для Марты это время растянулось в часы. Кеторин что-то говорила, но даже её губы двигались слишком медленно, и Марта не могла разобрать ни слова.

Марта так испугалась, что даже не подумала о том, чтобы потянуться к собственной магии.

Всё, что она могла – анализировать ощущения своим слабым и куда-то уплывающим разумом, понимая, что каждый сустав, каждая кость всё ещё остаются на месте, хоть их и продолжает тянуть: изнутри и внутрь, вверх и вниз, в разные стороны. И всё одновременно. Марта осознавала это и мысленно содрогалась вплоть до того момента, пока разум окончательно не уплыл в кромешную темноту, где не было абсолютно ничего, даже её самой.

***

Коулу определённо начинало казаться, что он сходит с ума. Он много думал, но не мог прийти ни к какому логическому заключению, переключаясь с одной мысли на другую, чаще всего даже не додумывая предыдущую до конца. Он был растерян и никак не мог собрать себя воедино. В одно мгновение он напоминал себе капризного маленького ребёнка, которому не купили игрушку, а в следующее – вполне разумного человека. В какие-то моменты он был на грани, готовый соскользнуть и начать биться в истерике, но надеялся, что не позволит себе скатиться в эту пучину.

Последний час или около того – он давно уже потерялся во времени – Коул избегал смотреть на альбом. Тот лежал на коленях и, казалось бы, даже жёг сквозь пуховое одеяло. Стоило ли смотреть? Что эта ведьма могла там написать?

«Поговори со мной, пожалуйста! Я же хорошая!»

Да, там определённо должно быть написано нечто подобное. Эта девушка только и пыталась что одурачить его. Вот только она писала долго, а на то, чтобы черкнуть пару слов, обычно уходит гораздо меньше времени. Следовательно, там должно было быть что-то ещё.

Но вот что?

Ведьма намеренно положила альбом вниз запиской? Или это случайность?

Коулу не хотелось прикасаться к тому, чего касались руки ведьмы. Не дай бог ещё какую заразу подхватить. Наставник говорил, что кожа ведьмы – это рассадник заразы, обитель скверны. Они одним касанием могут навеки омрачить душу, обратить ту во зло.

Но ведь он уже касался кожи ведьмы, когда пытался её задушить! И вроде никакую заразу не подхватил. Хотя она уже прокляла его, запустив свои мерзкие когти в его душу – какая уж теперь разница, прикоснётся он к альбому или нет. Да и ведьма по-любому убьёт его. Оставалось только ждать, когда её алчная натура решит, что ему пора отправиться к праотцам.

Интересно, а куда отправится его душа? Куда попадают жертвы ведьм? Он, конечно, надеялся, что в рай, но что, если она уже успела настолько запятнать его душу, что ему только и останется что скатиться по крутой дорожке в ад и вариться в котле вместе с другими исчадиями зла и порока. Если так, то Коул считал это несправедливым. За свою жизнь он не сделал ничего такого, чтобы заслужить котёл в аду.

Даже ведьму убить не смог. Прискорбно. Но хуже провала было то, что эта ведьма, Марта Грабс, плясала на его гордости и ткнула лицом в неудачу. «Смотри! – кричало её надменное лицо. – Я жива и здорова! А ты, олух, весь в моей власти. Мне ничего не стоит убить тебя, но прежде я изрядно тебя использую!» Да, примерно это читалось в её глазах каждый раз, когда она на него смотрела. И ведьма непременно его использует, уж в этом Коул не сомневался.

То, что она над ним совершила, пугало. Стоило ей что-то приказать, и он немедленно выполнял её требование. Проклятие? Морок? Можно ли от этого как-то избавиться? У него же не получится вечно затыкать уши! Когда-нибудь он да осечётся – и тогда всё будет кончено. Тайны целого ордена в руках ведьмы… Даже подумать страшно, к каким последствиям это может привести.

Но как быть? Можно ли как-то обмануть ведьму? Коул рассчитывал, что от ведьмы и её магии его защитит оберег. Но Кеторин Чубоски оказалась шарлатанкой. Шарлатанкой, которая обманула не только его, но и его наставника. И ему нужно было во что бы то ни стало выбраться отсюда и предупредить того, пока не стало слишком поздно.

Кеторин, к удивлению Коула, тревожила его куда больше, чем он мог позволить себе в сложившихся обстоятельствах. Он всё гадал, могла ли она тоже оказаться настоящей ведьмой – ведьмой, которая водила за нос его наставника. Как вообще так получилось, что они связались с ней? Эта женщина – вот, кого стоило винить в его провале!

Мужчина опять посмотрел на альбом. Прочитать или нет? Терять-то ему уже всё равно нечего. Точнее не так – ему определённо было что терять, но мало что изменится оттого, что он прочтёт несчастную записку. В любом случае, он всегда может положить альбом на место и сделать вид, что ничего не читал.

Или всё же лучше оставаться в неведении?

Уши зачесались. Жизнь давно уже катилась по наклонной, но было как-то обидно, что даже его единственный способ защиты – импровизированные беруши, которые он зубами выдрал из наволочек – тоже ополчились против него. Надеясь, что никто не решит зайти к нему прямо сейчас, он раздражённо вынул их из ушей, но всё же убирать далеко не стал, оставив под рукой. Коул попытался почесать уши изнутри, но его мизинцы были слишком толстыми, чтобы у него хоть что-то получилось, а отросшие тонкие ногти больно карябали кожу, так что ему пришлось распрощаться даже с надеждой хоть немного ослабить зуд.

А если расчесать уши в кровь, можно себя оглушить? Скорее всего нет.

Вот незадача. Недовольно насупившись, Коул скрестил руки на груди и откинулся на мягкие подушки. Давно остывший чай на подносе, что стоял на его коленях, от этого движения разлился и намочил одеяло. Конечно, его было не так много, чтобы насквозь промочить тяжёлое пуховое бельё, но всё же неприятная вышла ситуация. Пара капель даже попали на альбом.

– Класс. Просто класс. Лучше и не придумаешь! – в сердцах выпалил он. – И что теперь делать?

– Можешь переложить его, пока он окончательно не промок. Марта хранит его, как память.

От неожиданности Коул чуть не подпрыгнул на месте. Нет, он не был пугливым человеком. И всё же, когда в полной тишине комнаты из ниоткуда доносится детский голос, любому становится как-то не по себе.

Мужчина медленно поднял голову и посмотрел туда, откуда донеслись слова. В дверном проёме стояла маленькая светловолосая девочка в зелёной рубашке и брюках, так не свойственных ребёнку. Её волосы были заплетены в добротную толстую косу, которая была уложена на голове по кругу. А в ушах Коул углядел маленькие жемчужные серёжки. Коул знал точный возраст девочки, но выглядела она, как уменьшенная версия взрослой женщины, которая и сама не понимает, с чего это вдруг её тело стало таким маленьким. Ни дать ни взять – крохотная леди!

Эта девочка была, пожалуй, самым ухоженным ребёнком, которого Коул когда-либо видел в своей жизни. Он даже на секунду вспомнил себя в её возрасте: с разбитыми коленками, перемазанного в песке, с размазанными по щекам соплями – и мысленно содрогнулся. Эта девочка никогда бы не стала общаться с подобным ему ребёнком.

– Ты лучше его поскорее переложи. Марта расстроится. Это мой детский альбом. Там есть рисунки, которые я рисовала с мамой, – на её губах появился слабый намёк на улыбку, которая всё же не затронула глаз. Она словно бы попыталась улыбнуться для него, хотя у самой не было ни малейшего повода для улыбки. – Я Мегги. Мегги Рудбриг.

– Я знаю, – буркнул Коул и, откинув альбом в сторону, потянулся за своими затычками.

Но остановился, заметив неодобрительный взгляд ребёнка. Не только взгляд был неодобрительным, она умудрялась даже свои крохотные плечики держать как-то укоризненно. Не особо задумываясь над своими действиями, он вновь взял альбом и аккуратно положил его на край кровати. Улыбка девочки стала шире. Мегги расправила свои плечи, а в глазах зажглась гордость. Снисходительная гордость. Так смотрят на ребёнка, который сделал свой первый шаг. На друга, признавшегося в своей неправоте. На щенка, который выполнил команду верно. Но уж точно не так смотрят на мужчину, который чуть ли не в три раза старше.

От этого взгляда Коул вспылил:

– Зачем ты пришла, ведьма?

Он понял, что кричит, только когда девочка отшатнулась и отступила на шаг в коридор. На её лице на секунду отразился страх, смешанный с удивлением, но затем он исчез за дружеской улыбкой. Девочка смело расправила плечи и не без грусти произнесла:

– К сожалению, я не ведьма… Всего лишь Мегги. И мне было скучно.

Мегги сомневалась всего мгновение, а затем уверенным шагом вошла в комнату и направилась прямо к креслу возле кровати.

– Скучно? – не поверил своим ушам Коул. Может, он как-то повредил их своими «берушами», и теперь его слух его обманывает? – Так пойди поиграй в игрушки или посмотри мультики. Или что там ещё делают маленькие дети? Чем вообще думал твой отец, пустив тебя сюда?

Мегги поудобнее устроилась в кресле и, склонив голову набок, посмотрела на него снисходительным взглядом, как на дурочка.

– Логично же, что папа не знает, что я здесь. Он уехал проведать бабушку. Она у нас, конечно, женщина самостоятельная, но и ей время от времени необходимы общение и поддержка семьи. Особенно теперь, – она поджала губы, о чём-то задумавшись, а затем продолжила: – Ты не думай, я дала ему слово, что не буду приближаться к тебе. Я просто не говорила, на какое конкретно расстояние.

Коул удивлённо взирал на девочку. Подобных умозаключений и рассудительности он от неё никак не ожидал. Хотя нет, всё же в её словах были ещё хитрость и продуманность. Это обескураживало. Коул не знал, что ей ответить, а потому, сурово нахмурив брови, лишь уставился на неё, надеясь, что девочка испугается и уйдёт.

Не испугалась. Не ушла.

Маленькая Мегги Рудбриг изучающе смотрела на него, казалось бы, пытаясь что-то в нём отыскать. Вот только что – Коул понять не мог. А потому они продолжали играть в гляделки, и никто даже не помыслил отвести взгляда.

За это время Коул успел заметить, что Мегги Рудбриг была сильно похожа на свою старшую сестру. Если бы не детская округлость лица и россыпь родинок на лице, он бы даже мог принять её за Марту.

Мегги подпёрла подбородок ладонями и подалась вперёд. Она первой нарушила молчание.

– Знаешь, я не могу понять, как к тебе относиться. Радоваться мне твоему появлению или же бояться? – спросила она, нервно улыбнувшись.

– Р-радоваться? – растерянно вторил ей Коул. У него даже язык начал заплетаться от удивления.

– Ну… понимаешь… Последние полгода или около того папа с Мартой друг друга словно не замечали. Мне кажется, они и парой фраз за это время не обмолвились. Я даже истерики закатывала, лишь бы они… хотя бы говорили. И даже это не всегда помогало. У нас в доме стояла такая… тишина. Даже сидя за одним столом, они друг на друга не смотрели. Когда мама была жива, Марта с папой хотя бы ругались, а после её смерти начали молчать. А я так не могу! Мне кричать хочется от этой… этой тишины.

Коулу показалось, что он заметил в глазах девочки приближение слёз. Но ни одна слезинка не скатилась по пухлой щеке. Девочка продолжала говорить, и лишь её нижняя губа слегка подрагивала от той бури, что бушевала внутри.

– А теперь появился ты. И они… они снова говорят. Много говорят. Обсуждают. Советуются друг с другом. Даже когда мама ещё была жива, они так много не говорили. Вот почему я не знаю – радоваться мне тебе или нет.

Коул неуверенно кивнул. Даже если бы он и хотел ответить, то не смог бы: во рту всё пересохло. Он даже успел погоревать о бездарно потраченном чае. Эта девочка и её открытость, её откровенность… пугали его. Дети себя так не ведут! Дети вообще о таком не должны думать! Радоваться человеку, который чуть не убил её сестру и тем самым сплотил их семью? Уму непостижимо!

– И всё же я склоняюсь к тому, чтобы радоваться тебе. Только надеюсь, что ты больше не будешь делать ничего такого, что может навредить моей семье. Я прошу тебя не делать ничего. Абсолютно ничего. Папа… он будет о тебе заботиться. И Марта тоже. Они у меня очень-очень добрые. И если ты не будешь ничего делать, они и к тебе будут добрыми. Уж поверь, я знаю, – и девочка подарила ему ещё одну неуверенную улыбку.

А Коул удивлялся всё больше и больше. Как такой недюжий ум может уживаться с детской наивностью? Да, Мегги Рудбриг была наивной, рассуждая о своих «добрых» родственниках, но это ни в коем разе не меняло того факта, что Коул считал её умной и преданной. Преданной своей семье – и то, какой была эта семья, было не столь важно. Мегги заслуживала уважения.

Коул сглотнул и нашёл в себе силы, чтобы ответить:

– Сейчас я не в том положении, чтобы хоть как-то навредить твоей семье.

Коул протянул руку и ударил по невидимой границе своей клетки. Он был словно зверёк в зоопарке, за которым могли наблюдать все, кому не лень, и он не мог с этим ничего поделать.

– Ты ведь не пообещаешь мне ничего не делать? Я права?

Коул вновь кивнул.

– Понятно, – Мегги горько улыбнулась и встала. – Заставить я тебя не могу. Но я надеюсь, что ты передумаешь. Мы не такие, как тебе кажется.

Больше девочка ничего не сказала и тихо удалилась, оставив после себя в комнате гнетущую тишину. И в этой тишине Коул всё-таки взял альбом. Он перелистал детские рисунки. Обычные детские каракули, как в сотне других таких же альбомах. Мама, папа, Марта. Домик у озера. Вот розовая кошка. Забавная закорючка, чем-то отдалённо напоминающая человека. Цветочек с разными лепестками. А вот и первая записка Марты. «Может, поговорим? Я не буду тебе приказывать. Буду молчать. Честно!»

На вторую записку Коул отчего-то посмотрел с замиранием сердца. Почерк был ещё более кривым и неразборчивым, но мужчина всё же смог прочитать.

«Ты умираешь. В лучшем случае – продержишься два месяца. Помоги мне, и я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Если я умру, ты не сможешь покинуть этой клетки и тоже умрёшь. То, чем тебя опаивали, принесёт мучительную смерть. Я предлагаю честную сделку с нашими жизнями на кону».

Коул сделал вдох. Затем выдох.

Как же ему поступить?

========== Глава 15. Сделка ==========

– Зачем ты вернулась?! Я же сказала тебе, когда прийти в следующий раз! Да как ты вообще попала в бар?! – набросилась на неё Кеторин, стоило только Марте открыть глаза.

Возможно, хозяйка «Ведьминой обители» говорила что-то ещё, но у Марты настолько раскалывалась голова, что и то мало-мальское, что у неё получилось разобрать, сошло за благо. В ушах звенело, перед глазами плясали цветные пятна, а по телу разлилось онемение. Марта чувствовала себя, словно ударенная пыльным мешком. В голове каша, да и тело её тоже было кашей. Марта хотела было приподняться с пола, на котором всё ещё лежала, но сил сделать это просто не было. Радовало хотя бы то, что боль – вперемешку со странной тягой – отступила и пока вроде бы не собиралась возвращаться.

– Джуди! Иди сюда, давай Марту приподнимем и оттащим к стене. Она немного очухалась.

– Так она и раньше в себя приходила и бубнила что-то. Пускай лучше ещё полежит – а то вдруг опять отключится, – голос Джуди доносился откуда-то сверху и издалека.

– Не думаю. Выглядит уже лучше.

– Ты и в прошлый раз так говорила!

– Иди сюда и не спорь! – резко приказала Кеторин, и её громкий голос резанул по ещё не окрепшему слуху Марты.

– Воды… – прохрипела девушка и облизнула распухшим языком пересохшие губы. Язык был неимоверно чувствительным, а губы – жёсткими, как наждачка.

– И захвати воды!

– Да поняла! – раздражённо крикнула в ответ Джуди. – Не глухая!

Марта услышала, как Кеторин укоризненно вздохнула, и попыталась сдержать неуместную улыбку. Она и сама так же вздыхала на занятиях, когда кто-то из учеников вёл себя ну уж слишком по-детски.

Улыбаться было больно. Кожу лица стянуло так, что казалось, будто от лишнего движения она может порваться. Но это были лишь цветочки. Онемение начинало отступать, и к Марте пробирались отголоски пожара, бушевавшего где-то в районе рук.

– Дверь чёрного входа была открыта, – запоздало выдохнула Марта, смотря на потолок, теряющийся где-то вдали. Возможно, тот казался таким невозможно далёким, потому что она лежала на полу, а, возможно, причина была в её глазах, которые всё так же видели зеленоватые пятна, резко перемещавшиеся по комнате, стоило лишь сосредоточить на них взгляд.

– Джуди! – взревела Кеторин. – Да что же с тобой такое? Ничего нельзя доверить! Мне казалось, у тебя только тело не взрослеет, но, видимо, мозг тоже! А если бы вошёл кто-то посторонний? Ты хоть представляешь, чем это могло закончиться! Да и то, что Марта зашла, уже скверно – ты посмотри на её руки! Включи свет и посмотри повнимательнее! Это на твоей совести! Свалилась же на мою голову! Что ты, что мать твоя – ходячие недоразумения.

– Мне правда казалось, что я закрывала…

Марта не слышала шагов, но теперь пристыженный голос Джуди доносился совсем близко. А через секунду и сама девушка появилась в поле зрения, застилая собой далёкий потолок. С такого ракурса девочка-девушка казалось чуть выше и даже немного взрослее. Джуди держала в руках большой стакан с водой, по стенкам которого вниз сбегали несколько холодных капель. Одна даже упала на пересохшие губы Марты, дразня и обещая невиданное блаженство. Да, сейчас она отдала бы всё на свете за этот бокал.

– Утро доброе, – просияла Джуди, но в глазах плескалось недюжинное раскаяние.

– Привет, – прохрипела в ответ Марта.

– Паршиво выглядишь.

– Чувствую себя не лучше.

Обмен любезностями был прерван очередными властными указаниями Кеторин:

– Ставь воду и бери её за ноги. Я возьму за подмышки. Перенесём к стене и посадим. А потом уже будем думать, что делать дальше, – озвучила план действий ведьма тоном строгой учительницы.

Джуди кивнула и поставила бокал на пол. Вскоре девушка исчезла из поля зрения Марты, но её место тут же заняла Кеторин. Было немного забавно наблюдать за её перевёрнутым встревоженным лицом – настолько серьёзной Кеторин Марта ещё никогда не видела: нахмуренные брови и проступившие на лбу морщины образовывали стрелочку, забавно сужающуюся к носу.

Правда, забавляться видом девушке суждено было недолго. Женщины заняли свои позиции и, стоило им оторвать её от пола, как Марта задохнулась. То, что казалось отголосками тлеющего пожара, оказалось на деле бурей, только набирающей силу.

– О, чёрт! – выплюнула она, не в силах даже кричать.

– Потерпи, – приказала Кеторин, и они начали переносить девушку.

Они двигались медленно, стараясь несильно тревожить Марту, но лучше от этого не становилось. То, что она испытывала, было похоже на «огненные ванны» – только в большей концентрации и в одной точке – руках. С ними точно что-то не так. Но Марта никак не могла понять, что именно: руки болтались под телом и никак не попадали в её обзор.

Девушка закусила губу, силясь побороть агонию, следующую за каждым движением, заглушая её другой физической болью. Бесполезно. Закушенная губа была ничем по сравнению с пожаром, бушевавшим в руках.

Подбородок Кеторин закрывал собой потолок, а до слуха Марты доносились натяжные кряхтения Джуди, и девушка попыталась сосредоточиться на них, чтобы хоть немного отвлечься от боли. Помогало, конечно, не особо.

Кеторин и Джуди аккуратно опустили девушку, привалив её спиной к стене. И тут Марта ужаснулась. В тусклом свете Ведьминой обители она увидела, что произошло с её руками. Рукава пальто и рубашки теперь заканчивались чуть ниже локтя рваными и обугленными краями; лак с ногтей слез – это она заметила лишь так, мельком. Всё остальное внимание девушки было поглощено водянистыми волдырями, которые громоздились на её руках там, где раньше была обычная здоровая кожа. Там, где её руки соприкоснулись с тем странным сгустком, не осталось ни одного даже самого маленького клочка прежней чистой кожи – всё было покрыто этими пузырями разного размера. Они плотно прилегали друг к другу, делаясь похожими на…

– Жабье брюхо… – брезгливо простонала Марта, ощущая, как её желудок начинает бунтовать и скромный завтрак подкатывает вверх, мерзким комом становясь в горле. Она сглотнула. Глаза обожгло от слёз.

– Так. Тише… тише… Никакое это не жабье брюхо – так, парочка мозолей. На, попей водички, – принялась успокаивать её Кеторин, подставляя стакан к губам Марты.

Зубы стучали о край, пока девушка пыталась сделать хоть глоток, а струйки воды стекали по подбородку, намочив верхний край пальто. О боги, её руки! Её красивые руки художника! Да как же она теперь будет ими рисовать? Как будет объяснять детям, как рисовать? Да они разбегутся от неё с криками ужаса!

– Джуди, тащи ром! Видит бог, он ей сейчас нужен, – крикнула Кеторин. – Будем играть в пиратов и лечить солнечные ожоги. Послушай, Марта, всё не так плохо, как кажется. В худшем случае останется парочка шрамов или… несколько парочек шрамов.

Марта тяжело дышала. Кеторин убрала наполовину опустевший стакан, а Джуди скрылась за высокой барной стойкой.

– Что это такое? – в ужасе выдавила девушка, не в силах оторвать взгляда от того, во что превратились её руки.

Кеторин скривилась и, немного помолчав, всё же ответила:

– Последствия незавершённого проклятия…

– Проклятия? – переспросила задыхающаяся Марта.

– Да, – Кеторин нервно улыбнулась. – Джуди, быстрее!

– Уже несу, – ответила помощница.

Обогнув барную стойку, она на всех порах неслась к ним, сжимая в руках тёмную бутылку. Джуди отдала её Кеторин, и та, откупорив бутыль, не удосужилась даже воспользоваться бокалом, сразу подставляя горлышко к губам Марты.

Марта сделала несколько жадных глотков. Горючая жидкость обожгла горло и, прокатившись по телу, теплом и тяжестью обволокла желудок. Она не знала, был ли ром правильным решением, но тугая пружина паники и ужаса, что уже успела сжаться в ней, пусть и немного, но подотпустила. Отстранившись, девушка сделала несколько глубоких вдохов.

– Ты не проклята, – начала объяснять Кеторин, отставив бутылку. – То, что я делала, и проклятием-то в полном смысле назвать нельзя… Это скорее атакующее зелье, которое при столкновении с объектом выжигает тот до основания. А так как оно было не завершено, получился магический ожог… Очень сильный, но это всего лишь ожог, Марта. Мы всё исправим!

– Исправим? Сомневаюсь, что это можно исправить.

– Можно! Веришь мне?

– Валяй, – пожала плечами Марта, и движение отозвалось новой вспышкой боли в изуродованных руках. – Сомневаюсь, что они могут выглядеть хуже, чем сейчас. Что вообще может быть хуже?

– Отсутствие рук? – логично предположила Джуди с робкой улыбкой на губах. – Если бы проклятие было законченным, ты бы осталась без рук.

– Ох, Джуди, – простонала Кеторин. – Не маячь перед глазами, пока я тебя не прибила.

Джуди ничего не сказала и, лишь бросив на Марту ещё один полный раскаяния взгляд, словно побитый щенок, спряталась за баром.

– Может, не стоило с ней так, – прошептала Марта так, чтобы её слышала лишь Кеторин.

Ей было жалко эту девочку-девушку. Возможно, оттого, что та выглядела так по-детски ранимой, но Марта не могла заставить себя на неё злиться даже в сложившихся обстоятельствах.

Кеторин смерила девочку уничтожительным взглядом и холодно ответила:

– Если я не буду с ней «так», то никто не будет – и в итоге она так и останется глупой девчонкой, которая сама же себя и сведёт в могилу.

Марта сначала хотела вступить в спор, но прикусила язык и решила промолчать. Ей нужна была Кеторин и помощь, которую та могла оказать, а значит, спорить с ней было опрометчиво. Чего доброго, ещё пошлёт куда подальше, а потом думай, что делать.

– Так что ты там собралась делать с моими руками? – переключилась Марта.

– О-о-о… всё просто. Сначала мы уберём всю жидкость из волдырей, затем смажем специальной мазью и, наконец, хорошенько всё забинтуем. Через пару недель будешь как новенькая, – объяснила Кеторин и, похлопав Марту по плечу, поднялась на ноги.

Это, казалось бы, безобидное движение вызвало волну боли, прокатившуюся по всему телу. Марта закусила губу, чтобы не простонать. Хотя смысла в этом особо не было: все присутствующие и так знали, что ей больно. Но в глазах Марты стоны были лишь дешёвым театральным представлением: облегчить боль не помогают, а ненужное внимание привлекают.

Через некоторое время Кеторин вернулась с льняным мешочком в руках и, вновь сев перед Мартой на колени, принялась раскладывать его содержимое на полу, воспользовавшись мешком, как подстилкой. Там оказался набор больших чёрных цыганских иголок, несколько рулончиков бинтов, марля и баночка с мазью, в тусклом свете отбрасывающая фиолетовые блики.