Текст книги "Сакалиба"
Автор книги: Д. Мишин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)
слове Гуркуман появилось гур.
С чем тогда идентифицировать Гуркуман? В силу того, что такое название не встречается в
русской топографии, следует полагать, что оно происходит не из русского языка. Вернее
искать слово Гуркуман или похожие графические формы в восточных источниках, и в этом
отношении есть весьма интересная параллель – город М.н.к.р.кап, упоминаемый в
<Сборнике летописей> (<Джаме' от-Таварих>) Рашид ад-Дина (1247-1318) [304, т. 1, с.
482]*. М.н.к.р.каи (Ман-Керман) в изображении Рашид ад-Дина – <великий город русов>, который мон
* Заканчивая работу над рукописью этой книги, я узнал, что к отождествлению Гуркумана
Абу Хамида ал-Гарнати с М.н.к.р.каном Рашид ад-Дина пришел и И.Л. Измайлов
(Родословная мусульманских эпиграфических памятников (к проблеме этнокультурной
истории Булгарии XII-?Xftl вв.) – Восточная Европа в древности и средневековье. М., 2001.
С. Ы который, будучи тюркологом, сделал еще один шаг вперед, найдя интерпретацию
формы М.н.к.р.каи – Ман-Керман, т.е. <великая крепость>.
голо-татары взяли во время похода 1240 г. на Южную Русь. По всей вероятности, Ман-
Керман – не что иное, как тюркское название Киева. В рассказе о походе татаро-монголов
на Европу Рашид ад-Дин не раз употребляет слова явно тюркского происхождения -
например, Урус (русские), Кара-Авлаг (черные влахи, то есть влахи в подчинении у
венгерского короля), горы Баякбук (Карпаты)31 и так далее [304, т. 1, с. 482–483}. Можно
предполагать, что тюркские названия у Рашид ад-Дина появились оттого, что он
использовал источники, восходившие к рассказам тюрок – участников похода против
Южной Руси и Европы. К тюркским языкам восходит, видимо, и форма Гуркуман.
Рассказывая об этом городе, Абу Хамид говорит только о тюрках, с которыми, видимо, в
основном и общался. Представляется вполне вероятным, что именно от них он узнал и
название города. Графическая разница между Гуркуман Абу Хамида и М.н.к.р.каи (Ман-
Керман) Рашид ад-Дина невелика31, и, думается, речь идет о написании одного и того же
слова. Под Гуркуманом, следовательно, Абу Хамид разумеет Киев.
В <Тухфат ал-Албаб> встречается лишь одно упоминание о сакалиба. Абу Хамид
сообщает, что ремесленники из народа намиш, храбрейшего среди ифрандж (речь идет о
немцах, которых автор, как до него ал-Мас'уди, называет словом, представляющим собой
производную от славянского немец"), выделывают льняные ткани, которые затем
продаются, – цитируя за неимением оригинала по испанскому переводу А. Рамос: al pais de los SaqMiba donde se encuentran los RQs [31, c. 105]. He имея оригинального текста, не
отваживаюсь точно определить, какой смысл вкладывается в эту фразу – желает ли автор
сказать, что в стране сакалиба можно встретить русов, или же что русы живут в стране
сакалиба. Вместе с тем налицо сближение понятий сакалиба и рус, что лучше всего
объяснить тем, что автор говорит о Киевской Руси.
Таким образом, рассмотрев случаи употребления названия сакалиба у Абу Хамида ал-
Гарнати, можно заключить, что оно применяется к населению Киевской Руси, причем к
населению славянскому, ибо автор отделяет его и от тюрок, и от угро-финнов.
5. Неизвестный башкирский информатор Йакута (XIII в.)
В географической энциклопедии <Справочник по странам и поселениям> (<Му'джам ал-
Булдан>) Йакут (1179-1229), повествуя о башкирах (ал-башгурд), вспоминает о своей
беседе с одним из них, произошедшей в городе Алеппо [282, т. 1, с. 323]. Йакут обнаружил
в Алеппо многочисленную общину людей, называвших себя башкирами: то были
переселенцы из Венгерского королевства. Одного башкира Йакут попросил рассказать об
их стране. Собеседник Йакута, судя по его рассказу, сам жил какое-то время в тех местах, где в Венгрии обитали башкиры-мусульмане. Он подробно рассказывает о башкирских
3 Зак. 101
поселениях, может приблизительно определить расстояние до них от Алеппо, даже
говорит, что сделал бы, если бы вернулся в Венгрию. Все это дает основание причислить
рассказ неизвестного башкирского информатора к сообщениям путешественников, лично
побывавших в Восточной и Центральной Европе.
Неизвестный собеседник Йакута рассказывает не только о Венгерском королевстве, ко и о
соседних с ним странах. К востоку от Венгрии, сообщает он, находятся страна румийцев и
Константинополь, к западу – Андалусия, к югу – Рим, столица папы, которому
принадлежит верховенство над ифрандж. Слово ифрандж здесь обозначает всех
европейских христиан, в том числе и венгров {ал-хункар), которых башкирский
информатор четко отделяет от своих соплеменников. К северу от Венгрии находятся земли
сакалиба.
Таким образом, сакалиба – народ, который отличается от ифрандж и обитает к северу от
Венгрии. Этим условиям в наибольшей степени удовлетворяют славяне – прежде всего
жители Чехии и Польши. Очевидно, именно их имеет в виду башкирский информатор
Йакута, говоря о сакалиба.
Таковы сведения об употреблении слова сакалиба у тех мусульманских авторов и
путешественников, которые посетили Восточную и Центральную Европу лично. Нетрудно
заметить, что практически во всех разобранных случаях – за исключением разве что
ошибки Ибн Фадлана – название сакалиба применяется к славянам. В последующих главах
мы рассмотрим, какие изменения оно претерпело, переходя из одной компиляции в
другую.
Примечания
1 Некоторые туманные упоминания о сакалиба в восточных источниках вызвали научные
дискуссии, оставшиеся, впрочем, безрезультатными вследствие неясности материала. В
737 г., например, Марван Ибн Мухаммад, будущий омейядскнй халиф Марван 11 (745-
750), совершил поход против хазар и разгромил поселения каких-то сакалиба [149, с. 207-208; 138, т. 8, с. 77-73]. А.Я. Гаркави поставил под сомнение весь рассказ, заметив, однако, что он может содержать крупицу истины – именно, что арабы столкнулись на поле боя со
славянами, служившими хазарскому кагану [7, с. 41-43]. Й.Маркварт предположил, что
Марван, перейдя Кавказские горы, направился на Дон, где столкнулся со славянами,
признававшими власть кагана [540, с. 199]; впоследствии подобную идею высказал А.П.
Новосельцев [377, с. 370-371]. Идентификация сакалиба со славянами вызвала, однако, резкую оппозицию А.Зеки Валиди Тогана, считавшего, что сакалиба следует в данном
случае отождествить с тюркскими н финскими народами Поводжья [227, с. 307]. Сходного
мнения придерживался и М.И. Артамонов [325, с. 220]. Между тем точно установить, кто
имеется в виду, практически невозможно. Интерпретация Маркварта – Новосельцева
представляется маловероятной, ибо арабский полководец совершенно не нуждался в том, чтобы совершать длительный и изнурительный поход к местам расселения славян на
Дону, когда его целью была хазарская столица на Волге. Столкновение произошло скорее
недалеко от Волги. Гипотеза Тогана здесь более правдоподобна, но в плане толкования
понятия сакалиба она основана единственно на приводимом им и посвященном тому же
походу фрагменте из <Книги завоеваний> (<Китаб ал-Футух>) ал-Куфи (ум. около 926 г.), где Волга именуется <рекой сакалиба> [227, с. 296 и далее, 306-307]. Исходя из того, что
на Волге жили буртасы, волжские булгары и т.д., Тоган полагает, что все народы,
обитавшие в Поволжье к северу от хазар, назывались у мусульман сакалиба. Но и против
этой трактовки можно выдвинуть возражения. Народы Поволжья известны у
мусульманских авторов под своими собственными названиями (булгары, буртасы) и их
обычно не смешивают с сакалиба. Далее, Ибн Хордадбех тоже упоминает о Волге, именуя
ее <рекой сакалиба> [134, с. 154], но в другом фрагменте, посвященном той же реке, не
употребляет этого названия, сообщая, однако, что она течет из страны сакалиба [134, с.
124]. Отсюда полагать, что Волга у мусульманских авторов именуется <рекой сакалиба> потому, что под сакалиба разумелись волжские булгары и буртасы не обязательно;
появление такого названия следует скорее объяснять тем, что в представлениях арабов в
стране сакалиба находились ее истоки. Таким образом, однозначно заявлять, что сакалиба
данного фрагмента – утро-финны и тюрки, вряд ли правомерно, но и любая
альтернативная идентификация встретит непреодолимое препятствие – отсутствие ясных
указаний в источниках. Ал-Мас'уди упоминает о каких-то сакалиба, живших в X в. в
хазарской столице [291, т. 1, с. 112]. По-видимому, и в том, и в другом случае речь идет о
каких-то переселенцах из подвластных хазарам племен, среди которых могли быть и
славяне [355, с. 18], но для того чтобы определить значение понятия сакалиба для данного
случая, сведений слишком мало. Другой известный пример – приписывание арабскими
авторами нисбы ас-Саклаби византийскому императору Василию I Македонянину (867-
886) [44, сер. 3, с. 1858; 291,т. 1, с. 209; 135, с. 171; 232, с. 317; 248, т. 6, с. 233; 264, т. 11, с.
257]. Весьма просто в данном случае объявить, что под сакалиба арабы подразумевали
всех жителей Балкан к северу от Константинополя, вне зависимости от происхождения.
Но арабские авторы (из процитированных – ат-Табари, ал-Мас'уди, Ибн ал-Асир) обычно
оговариваются, что Василий называется ас-Саклаби потому, что его мать – саклабиййа. К
сожалению, источники не дают более никаких сведений относительно того, кем была мать
Василия. В результате Л.Л. Васильев, посвятивший происхождению императора отдельное
исследование, пришел к выводу о существовании двух возможностей: либо арабы
подразумевали под сакалиба всех жителей Македонии, либо мать Василия была славянкой
[338, с. 65].
2 Относительно даты странствий Харуна Ибн Йахйи в историографии выдвигались
различные мнения. И.Маркварт полагал, что путешествие пришлось на 880-890 гг., ибо
граф Бозон Вьеннскнй, которого, по мысли немецкого ученого, следует отождествить с
упоминаемым у Харуна <царем бурджан> (под бурджаиами, которых Харун помещает
между Римом и Францией, подразумеваются бургундцы), стал королем Бургундии в 880 г.
[540, с. 207]. Это мнение, однако, было оспорено А.А. Васильевым, заметившим, что
мусульманский путешественник мог называть маликом и графа. Васильев, в свою очередь, считал, что Харун путешествовал после 881 г., когда была освящена Новая церковь в
Константинополе, фигурирующая, по всей вероятности, в его рассказе [612, с. 152]. На
аналогии с византийской историей опирался и Г.Острогорский, по мнению которого
отсутствие упоминаний о соправителе императора в рассказе Харуна свидетельствует, что
пленник мог быть в Константинополе только в правление Александра (912– 913) [570, с.
251-254]. Датировка Острогорского столкнулась с неприятием некоторых ученых; доводом
против стало, например, то, что Харун Ибн Йахйа должен был писать раньше
цитирующего его Ибн Ростэ, который составил свой трактат в самом начале X в. [547, с.
XXII]. Большинство ученых склоняются к тому, что путешествие Харуна Ибн Йахйи
состоялось либо в последнем десятилетии IX в. [174, с. 424], либо на рубеже IX и X вв.
[359, с. 132-133; 228, т. 2, ч. 2, с. 11; 606,т.2, с. 903].
' Упомнание о сякашба-христианах встречается также у ал-Бакри, который, впрочем,
прямо не ссыпается на Харуна Ибн Йахйу и знает его, видимо, по выдержкам из других
источников [232, с. 335]. В издании географии ал-Бакри А.Ван Лейвена и А.Ферре,
которым я пользовался, имя правителя пишется как Б.силйус, но это, видимо, поправка
издателей: Т.Ковальский отмечал, что рукописи трактата ал-Бакри, с которыми он работал, дают Б.с.бус [137, ар. текст, с. 6, прим. 15].
4 Процитированные византийские авторы не сообщают дат. Г.Радойчич, специально
исследовавший данную проблему, полагал, что сербы приняли христианство между 867 и
874 гг. [580, с. 255].
5 При князе Петре Гойниковиче, правившем Сербией в конце IX – начале X в., т.е. в то
время, когда путешествовал Харун Ибн Йахйа, Сербия признавала верховную власть
Византии [351, с. 157].
* Теория Гаркави не вяжется с сообщениями о волжских булгарах Ибн Ростэ и других
авторов, пользовавшихся материалами описания северных народов (об этом источнике см.
след. главу), в котором волжские булгары характеризуются как союз трех племен – барсула, эскел и булгар, но отнюдь не как сакалиба. Гаркави, однако, полагал, что Ибн Ростэ писал
после Ибн Фадлана и даже использовал его данные [7, с. 261].
7 Гаркави ссылается на ад-Димашки [7, с. 264], но аналогичные сведения приводят и
другие восточные авторы [255, т. 8, с. 108-109; 248, т. 8, с. 253; 264, т. 12, с. 49].
* А.П. Ковалевский, основываясь на тексте Йакута, с полным правом вставляет имя
<Шилки> после <сына> [12, с. 121, с. 160, прим. 14– 15; 282, т. 1,с.486].
9 Ибн Фадлан рассказывает здесь об одном из волжских булгар, обращенных в ислам под
его руководством.
10 Имеется в виду халиф ал-Муктадир.
11 Фраза в тексте Ибн Фадлана – ва инна-ма да 'а малик ас-сакалиба ан йукатиба ас-султан
ва йас 'ала-ху ан йабнийа ла-ху хиснан хауфан мин малик ал-хазар – выглядит
незавершенной, так как в ней фактически отсутствует подлежащее. САд-Даххан
предполагает, что в начале пропущено ва хаза [305, с. 145, прим. 6], т.е. побудительным
мотивом Алмуша были матримониальные притязания хазарского кагана. Более
правильной представляется, однако, интерпретация А.П. Ковалевского, который считал
подлежащим хауф (страх) и переводил: <И, право же, царя "славян" побудила написать
государю [халифу] и попросить его, чтобы он построил для него крепость, боязнь царя
хазар> [12, с. 141].
11 Эта фраза включена в список фрагментов условно. Она не принадлежит к мешхедской
рукописи и встречается только у Йакута, который, впрочем, приписывает ее Ибн Фадлану
[282, т. 2, с. 369].
13 Это утверждение можно подкрепить несколькими примерами. 1. <Я прочитал в книге
Ахмада Ибн Фадлана Ибн ал-'Аббаса Ибн Рашида Ибн Хаммада, посла ал-Муктадира в
страну сакалиба, а это – жители Булгара...> [282, т. 1, с. 87]. Прямая речь принадлежит
здесь самому Йакуту, и, следовательно, отождествление сакалиба с жителями Булгара тоже
его. 2. <Булгар – город сакалиба> [282, т. 1, с. 485]. Фраза не относится к цитируемым
фрагментам из Ибн Фадлана, но появилась у Йакута явно под влиянием последних. 3.
<Затем он (Ибн Фадлан. -Д.М.) рассказал о том, что произошло с ним во время
путешествия в Хорезм, а оттуда в страну сакалиба, то, изложение чего было бы долгим>
[282, т. 4, с. 486]. 4. <Сказал Ахмад Ибн Фадлан, посол ал-Муктадира к сакалиба...> [282, т. 2, с. 367]. Последний пример представляется особо показательным. В тексте Йакута из
выражения малик ас-сакалиба, которое, как мы видели в приведенных ранее фрагментах, присутствовало в оригинале, выпадает слово маликЧцарь). В результате остается только
слово сакалиба, и в изложении Йакута подданные Алмуша автоматически становятся
сакалиба.
14 Баранджарами Ибн Фадлан называет племя, поголовно принявшее ислам еще до его
приезда в Волжскую Булгарию.
1J Об этом прямо говорит сам Алмуш [305, с. 119], а затем и Ибн Фадлан (см. фрагмент 8).
Заслуживает внимания и то, что в Волжскую Булгарию Ибн Фадлан отправился не через
хазарскую столицу в устье Волги, а кружным путем, через Бухару и земли тюркских
племен, затратив на путь от Джурджана до Булгарии 70 дней. Вполне вероятно, что Ибн
Фадлан стремился обойти Хазарское государство стороной, чтобы избежать возможных
расспросов о цели своего путешествия.
16 Личность Ибрахима Ибн Йа'куба долгое время была объектом научной дискуссии. В
конце XIX в., когда известны были лишь трактаты ал-Бакри и ал-Казвини, в первом из
которых путешественник назывался Ибрахимом Ибн Йа'кубом, а во втором – Ибрахимом
Ибн Ахмадом ат-Туртуши, отнесение всех фрагментов к одному человеку не было
очевидным. В Ибрахиме Ибн Йа'кубе следует видеть иудея, тогда как Ибрахим Ибн Ахмад
– скорее всего, мусульманин. Долгое время Г.Якоб, посвятивший Ибрахиму ряд работ, настаивал на том, что путешественников было двое, причем они входили в состав
посольства к германскому королю Оттону I Великому (936-973) из Северной Африки или
разных посольств из Северной Африки и Андалусии [497, с. 10 и далее; 498, с. 133 и
далее; 129, с. 3-7]. Ситуация прояснилась только в конце 30-х гг. XX в., когда были
обнаружены некоторые новые материалы. В новооткрытой рукописи трактата ал-Бакри
Ибрахим именовался Ибрахим Ибн Йа'куб ал-Исра'или ат-Туртуши [137, с. 29].
Параллельно Э.Леви-Провансапь издал выдержки из географии ал-Химйари, где
путешественник фигурировал как Ибрахим Ибн Йусуф, а во французском переводе
ошибочно – Ибрахим Ибн Йахйа [146, с. 171 и 206 соотв.]. Вероятность появления трех
разных Ибрахимов, разумеется, ничтожна, и Т.Ковальский заключил в 1946 г., что
Ибрахим, упоминаемый и цитируемый у ал-Бакри, ал-Казвини и ал-Химйари, – одно и то
же лицо [137, с. 35]. Этот вывод подкрепляется и еще одним источником, который в 1946 г.
не был издан, – трактатом ал-'Узри, где приводится фрагмент, восходящий к Ибрахиму Ибн
Йа'кубу ал-Исра'или ат-Туртуши [36, с. 8]. Имя Ибрахим Ибн Йа'куб ал-Исра'или ат-
Туртуши ныне общепринято в литературе.
11 Рассказ о <городе М.ш.ка> представляет собой плод ошибки ал-Казвини. Как мы
увидим далее, Ибрахим Ибн Йа'куб говорит о <стране М.ш.ка>, т.е. о владениях польского
князя Мешко I. Ал-Казвини же ошибочно представляет всю страну как город.
18 Рассказы об Эксе, Асти, Кортоце и Трапани [129, с. 6], о Бордо, Утрехте и Зосте [511, с, 46]. Дальше других идет 'А.'А. ал-Хаджджи, восстанавливающий маршрут путешествия
Ибрахима Ибн Йа'куба следующим образом: Барселона – Марсель – Генуя – Рим -
славянские земли побережья Адриатики или Венеция – Венгрия – Чехия (Прага) -
возможно, Краков – Германия – Шверин – Шлезвиг – Магдебург – Падерборн (возможно, с
предварительным посещением
Мерзебурга) – Зост – Фулъда – Франкфурт – Майнц – Верден – Руан – северная Испания -
Кордова [469, с. 254].
" Сравнение с параллельным фрагментом у ал-'Узри показывает, что ал-Казвини копирует
в этом месте крайне небрежно. Ал-'Узри пишет: <Из старинных известий о ней (Лорке.
–Д.М.) нашел я, что Ибрахим Ибн Йа'куб ал-Исра'или ат-Туртуши сообщил, что
повелитель румов сказал ему в Риме в 350 году хиджры...> [36, с. 7]. У ал-Казвини
соответствующий фрагмент выглядит так: <ал-'Узри упомянул об этом в 450 году хиджры, сказав также: "Ибрахим Ибн Ахмад ат-Туртуши сообщил мне (курсив – мой. -Д.М.)...">.
Ал-Казвини тем самым искажает имя путешественника и дату, а также представляет дело
таким образом, будто Ибрахим Ибн Йа'куб лично разговаривал с ал-'Узри, чего сам
ал-'Узри не сообщает.
20 О дате составления трактата ал-Химйари см.: 146, с. 14-18.
21 Идентификация Маз.н б.р.га с Мерзебургом была весьма популярна у первых
специалистов, занимавшихся анализом рассказа Ибрахима Ибн Йа'куба. Ее поддерживал, например, В.Р. Розен [16, с. 12].
а Согласно Й.Маркварту, посвятившему отдельный очерк истории князей ободритов,
Након умер в 965 или самое позднее в 966 г. [540, с. 312].
" Т.Ковальский определял дату встречи Ибрахима Ибн Йа'куба с Отгоном Великим по
фрагменту, посвященному Лорке (см. прим. 19), где ал-'Узри цитирует рассказ
путешественника о его беседе с королем. В 1946 г., когда писал Ковальский, дошедшие до
нас фрагменты труда ал-'Узри не были опубликованы, и автор мог основываться лишь на
текстах, приведенных у ал-Казвини и ал-Химйари [226, ч. 2, с. 373; 320, с. 512]. Приняв за
основу дату ал-Химйари – 305 г.х. – и посчитав, что она искажена переписчиком,
Ковальский поправил ее на 355 г.х. (28 декабря 965 – 16 декабря 966 г.), то есть, фактически, 966 г. [137, с. 40-41]. Но после издания в 1965 г. дошедших до нас фрагментов
географии ал-'Узри стало ясно, что Ковальский ошибается. Дата, которую дает ал-'Узри, -
350 г.х., причем встреча Ибрахима Ибн Йа'куба с Отгоном Великим произошла не в
Мерзебурге и не в Магдебурге, а в Риме [36, с. 7-8]. Речь, таким образом, идет не об одной, а о двух разных встречах Ибрахима Ибн Йа'куба с Отгоном Великим. Идею о двух
встречах поддерживает 'А.'А. Ал-Хаджджи, посвятивший контактам Андалусии с
Западной Европой специальное исследование [469, с. 248-249]. Ал-Хаджджи, однако,
ошибается, полагая, что в Риме Ибрахим Ибн Йа'куб встретился не с Отгоном Великим, а
с папой Иоанном XII (955-964) [см.: 549, с. 198, прим. 79].
24 "Убаба [232, с. 334]. Графическая конъектура – Ул.таба, Veletabi (название лютичей в
немецких хрониках).
25 Употребление Ибрахимом Ибн Йа'кубом по отношению к лютичам немецкого
(Veletabi), а не славянского названия, тоже наводит на мысль о том, что сведения о
лютичах почерпнуты не от них самих. Думается, скорее всего Ибрахим Ибн Йа'куб узнал о
лютичах в Германии, при дворе Отгона Великого.
м Следует принять объяснение Ф.Вестберга: с.ба – неправильно написанное с.б.к, то есть
скворец (польское szpak, чешское Spa?ek) [5, с. 52-54].
" У Ибрахима Ибн Йа'куба – Т.д.шкин [232, с. 336]. Ф.Вестберг сближает это слово с
названием Тудишки (производная от theudisci, ср. совр. ит. ledeschi), которое евреи дали
немцам [340, с. 377].
28 У Ибрахима Ибн Йа'куба – ая-'н.к.лин, то есть искаженное ал-унк-рин, угры, unguri [5, с. 46-49; 137, с. 111-115].
29 Этот случай тоже хорошо показывает, насколько сознательно употреблял Ибрахим Ибн
Йа'куб название сакалиба применительно к славянам. Как говорилось выше, Ибрахим Ибн
Йа'куб никогда не был в земле лютичей. Он называет их по-немецки Veletabi к
основывается, видимо, на сведениях, полученных при дворе Отгона Великого. Но
немецкие информаторы, разумеется, не могли причислить лютичей к германцам и,
очевидно, пояснили, что речь идет о славянах. Ибрахим Ибн Йа'куб аккуратно записывает: в.л.таба (veletabi), которые суть сакалиба.
30 Правдоподобная интерпретация формы хмх предложена А.Л.Мон-гайтом, считавшим
ее неверным написанием баджаиак, печенеги [330, с. 75, прим. 112].
31 Конъектура от Йапрак Таг текста Рашид ад-Дина [443, с. 205].
33 При передаче арабских и персидских названий в транскрипции отражается только
звучание слова, и графическое сходство между формами с похожим написанием не всегда
очевидно. В транскрипции Гур-куман очень далеко от гипотетического Ман-Керман, но с
точки зрения графики эти слова близки друг к другу. Конечные графические элементы -
отдельный нун и мим с алифом – у них общие. Следующий (от конца) графический
сегмент Гуркуман – каф и вав. В Ман-Керман этому соответствовал бы каф с ра'. Вав в
восточных рукописях легко принять зя.ра 'и наоборот. Остается последний графический
сегмент – в Гуркуман гур. В Ман-Керман ему соответствовали бы мим и нун, причем
стоящий вторым мим соединяется с последующим кафом. Лишенный точки гайн, стоящий
в начале слова, весьма схож по начертанию с мимом. Мы видим, что графическое сходство
наблюдается в большинстве элементов двух слов.
33 Об употреблении дериватов от слова <немец> у ал-Мас'уди и других средневековых
авторов см. прим. 33 к следующей главе.
Глава вторая
Авторы, не посещавшие Восточную и Центральную Европу, но опиравшиеся на
оригинальные источники
1. Муслим Ибн Лби Муслим ал-Джарми (середина IX в.)
Сочинения ал-Джарми, которые, насколько мы знаем, содержали сведения о Византии и ее
соседях – болгарах (бурджан и бургар), остатках аваров (ал-'б.р), хазарах и сакалиба [135, с. 190-191], недошли до нас, и судить о них можно только по цитатам у других авторов.
Ибн Хордадбех (род. около 820 г., ум. в 913 г.), Ибн ал-Факих (писал около 903 г.) и Кудама
Ибн Джа'фар (род. около 883 г., ум. в 948 г.) приводят составленный ал-Джарми список
византийских провинций – фем [134, с. 105 и далее; 282, т. 3, с. 98 и далее; 134, с. 257 и
далее соотв.]. Однажды, в описании фемы Македония, в этом списке упоминаются и
сакалиба. Согласно ал-Джарми, с севера с фемой Македония граничит Болгария, а с запада
– страна сакалиба [134, с. 105; 282, т. 3, с. 98, т. 5, с. 73]. Земли, примыкавшие с запада и
северо-запада к феме Македония, были населены славянами. Ал-Джарми, видимо, говорит
о славянском населении Стримона или района Сало-ник; не исключено, впрочем, что
следует продвинуться еще дальше на запад, в сторону земель сербов.
2. Ибн Хордадбех
Исследовать употребление слова сакалиба у Ибн Хордадбеха нелегко. Трактат этого автора
<Книга путей и государств> (<Китаб ал-Масалик ва-л-Мамалик>), в котором обычно
выделяют две редакции – 846/47 г. (к ней, в частности, принадлежит известное описание
торговых поездок купцов-рахданитов и русов [228, т. 1, с. 56]) и 885/86 г., представляет
собой справочник, компиляцию, составленную на основе самых разных источников. Для
каждого конкретного случая приходится проводить отдельное исследование. Так было
сделано в случае с фрагментом из произведения ал-Джарми, на которое при описании
Византии опирался Ибн Хордадбех.
Ибн Хордадбех упоминает о сакалиба много раз, но в основном мимоходом, не давая
никаких ясных указаний на то, к кому применяется это название. Лишь один фрагмент
кажется недвусмысленным – перечень правителей разных стран. Правитель сакалиба
именуется в рукописях к.нан или к.бад, и вполне обоснованной представляется конъектура
М.Й. Де Гуйе, издателя текста Ибн Хордадбеха, предлагавшего чтение к.наз и
сближавшего это слово со славянским <князь> [134, с. 17, прим. с]1.
То, что правитель сакалиба именуется у Ибн Хордадбеха <князь>, для настоящего
исследования очень важно. Хотя славянское <князь> родственно словам из германских
языков, например, немецкому Konig или konungr скандинавских саг, у Ибн Хордадбеха оно
предстает именно в славянской, а не в германской форме; все деформации не имеют
отношения к передаче слова чужим произношением и сделаны арабскими переписчиками.
Судя по всему, мусульмане (сам Ибн Хордадбех или его источники) узнали его
непосредственно от славян. Мусульмане (опять-таки сам Ибн Хордадбех или его
источники), следовательно, общались со славянами и вполне сознательно называли их
сакалиба.
3. Описание северных народов неизвестного автора (Анонимная записка)
Описание северных народов неизвестного автора – одно из наиболее важных собраний
сведений мусульманских географов о Восточной Европе и ее народах (печенеги, хазары, буртасы, волжские булгары, венгры, сакалиба, русы, Сарир, аланы). В оригинале оно не
сохранилось и дошло до нас только в цитатах и переводах более поздних авторов.
Имя автора описания неизвестно. Д.А. Хвояьсон, открывший текст сообщения в
географии Ибн Ростэ (писал в начале X в.), исходил из того, что последний и был автором
[27, с. 1-9]. Такую точку зрения можно было выдвигать в 1869 г., когда были известны
лишь немногие другие источники, приводящие то же сообщение, но сейчас ее уже трудно
принять. Сравнение источников свидетельствует о существовании начальной версии,
созданной еще до трактата <Книга драгоценных украшений> (<Китаб ал-А'лак ан-
Нафиса>) Ибн Ростэ. Кроме того, простые и реалистичные рассказы описания заметно
отличаются от остальной географии Ибн Ростэ, где внимание уделяется главным образом
достопримечательностям и интересным историческим эпизодам. Автор описания в
основном интересуется локализацией стран и народов, дорогами, политическими
режимами, религией, городами, образом жизни, международными отношениями
(подчиненность, союз, вражда) и экономикой. Все это можно было бы счесть за рассказ
купца, побывавшего в далеких странах, если бы не очевидный интерес автора к военной
тематике. Там, где это возможно, автор дает описания оружия, оценку численности войск, иногда – мобилизационного потенциала. Такая информация для средневековья – сведения
стратегического характера, предназначавшиеся для правителей и их визирей, желавших
знать побольше о потенциальных противниках.
Это наблюдение вызвало немало догадок в отношении личности автора. Й.Маркварт
приписывал описание ал-Джарми [540, с. 28], что, впрочем, представляется
сомнительным. Ал-Джарми, как отмечалось выше, писал о Византии и ее соседях, но в
описании приводятся рассказы совсем о других народах. Кроме того, при рассмотрении
даты составления описания мы увидим, что оно восходит к более позднему времени, чем
то, в которое могла появиться книга ал-Джарми.
Более популярно в литературе мнение о том, что описание представляет собой фрагмент
поздней редакции <Книги путей и государств> Ибн Хордадбеха или одноименного
трактата саманидского визиря Джайхани1. Его безусловно подкрепляет то, что Гардизи
(середина XI в.), один из авторов, приводящих выдержки из описания, пишет, что
сведения о северных народах он почерпнул у Ибн Хордадбеха и Джайхани, а также иных
произведений [313, с. 579]. Идея авторства Джайхани, однако, не бесспорна, ибо, согласно
Гардизи, он начал собирать информацию о других странах и народах, только когда стал
визирем [313, с. 330], т.е. в 913/14 г., но, как мы увидим далее, описание относится, скорее
всего, ко времени между 889 и 892 гг. Джайхани, конечно, мог использовать его, но только
как источник. Если же принимать идею об авторстве Ибн Хордадбеха, то позднейшую дату
составления его <Путей и государств> придется перенести самое меньшее на три-четыре
года вперед, с 885-886 на 889-890 гг.
Не имея ни одного списка трактата Джайхани и полной редакции труда Ибн Хордадбеха, мы не можем однозначно ответить на вопрос, имеют ли они какое-либо отношение к
автору описания. В то же время заметим, что ни один из многочисленных авторов,
пользовавшихся материалами описания, не указывает на источник. Особенно это удивляет
у Ибн Ростэ, который весьма точно указывает, у кого он берет сведения. В описании
Индии он ссылается на 'Абдуллаха Мухаммада Ибн Исхака [132, с. 132], в отношении
Рима – на Харуна Ибн Йахйу [132, с. 119]. Цитирует он и Ибн Хордадбеха [132, с. 149], причем сразу после фрагментов описания, но приводимый фрагмент относится не к
описанию, а к рассказу Саддама Переводчика (первая половина IX в.). Такая перманентная
неизвестность первоисточника вкупе с его тематикой наводит на мысль, что описание
взято из какого-то административного пособия; последнее, скорее всего, использовалось
как справочник, и имя автора либо не упоминалось вовсе, либо не имело большого
значения. Первоначально, судя по видимости, этот справочник существовал в арабской
редакции; во всяком случае, первый известный нам персидский текст – выдержки из
описания в <Худуд ал-'Алам> – представляет собой перевод с арабского3. По-видимому, описание было составлено на востоке мусульманского мира. Исходный пункт, откуда автор
описания начинает свое движение по землям северных народов, – Ургенч [312, с. 578; 232, с. 445]. При этом, подробно рассказывая о печенегах, хазарах и венграх, автор в то же