Текст книги "Сакалиба"

Автор книги: Д. Мишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

3, с. 255, 536], а в 888 г. мусульмане помогли Неаполю против Капуи [171, т. 3, с. 206].

Пакты с мусульманами заключали не только светские правители; из одного письма папы

Иоанна VIII мы узнаем, что в союзе с сарацинами состоял епископ Капуи Ландульф [92, с.

34]. Случаи союза итальянских правителей с мусульманами видим мы и в X в. Так,

сыновья свергнутого Отгоном Великим короля Италии Беренгария (950-961) обратились к

мусульманам за помощью, собираясь выступить против немцев [437, с. 148]. Договоры с

мусульманами были, как правило, тактического характера и долго не длились – например, в 899 г. Неаполь и Амальфи выступили против мусульман Гарильяно[171, т. 7, с. 615], -

однако сам факт их заключения свидетельствует, что итальянские города не только

противостояли мусульманам, но и сотрудничали с ними, а значит, вероятно, поддерживали

торговые отношения.

Весьма интересные данные дает о торговле между мусульманами и христианами на

Средиземном море один фрагмент из юридического трактата Ибн Сахнуна (середина IX

в.), приводимый М.Талби в его истории Аглабидов. Он гласит:

<Что касается кораблей румов, захваченных в море, – будь то вблизи наших берегов или

далеко от них – то есть две возможности.

Если эти корабли принадлежат купцам, ведущим торговлю с мусульманами, их захват

незаконен, если только [корабли не находятся] в водах [христиан], направляясь не в

исламские земли.

Если эти корабли используются для торговли с мусульманами, но никому не известны, их

захват разрешен.

В то же время, если в открытом море захвачен корабль, идущий из земель франков или

откуда-либо еще, и команда заявляет:"Мы находимся под защитой правителя Андалусии, которому платим подушную подать", – то есть две возможности: или они предъявят

доказательства, подтверждающие их слова, или их корабли станут добычей.

Если они приведут доказательства, подкрепляющие их заявления и утверждения, всякий, кто покусится на их добро...> Далее текст обрывается. Талби добавляет по другой

рукописи: <Если это честные люди, их не заставляют давать клятву; если же это люди, известные своим лукавством, они должны клясться>9.

Талби справедливо отмечает, отталкиваясь от приведеннего фрагмента, что деятельность

мусульман, по крайней мере в теории, основывалась на определенных правилах [603, с.

535]. Как мы видим, считалось незаконным нападать на суда христиан, если купцы

занимались торговлей с мусульманами или были подданными мусульманских правителей.

Введение такой нормы, очевидно, преследовало цель привлечения христианских купцов

на рынки Северной Африки. Учитывая, что привезенные из Европы рабы высоко ценились

в мусульманском мире, можно заключить, что норма, отраженная в высказывании Ибн

Сахнуна, распространялась и на работорговцев.

Таким образом, для развития торговли между мусульманскими странами и Италией

существовали две существенные предпосылки – дружественные отношения между

многими итальянскими городами и мусульманамскими правителями, а также

покровительство последних купцам, занимавшимся торговлей с исламским миром.

Поэтому, даже несмотря на пиратство, торговля не останавливалась, что подтверждается

источниками. Последний доаглабидский наместник Ифрикии Мукатил ал-'Акки

поддерживал хорошие отношения с патрицием Сицилии и собирался послать ему медь,

железо и оружие; факих Абу 'Амру ал-Бахлул Ибн Рашид, пытавшийся помешать этому,

был брошен в темницу [280, т. 1, с. 338]. В начале IX в. венецианские торговцы уже

ввозили во Франкское государство, по выражению Ноткера, <все богатства Востока> [186, ч. 3, с. 416]. В 828 г. два таких торговца, Боно из Маламокко и Рустико из Верчелли, торговавшие с Востоком, оказались волею судьбы в Александрии, откуда привезли на

родину останки св. Марка [189, т. 12, ч. 1, с. 147]. Приблизительно через сорок лет

амальфитанский купец Флорус торговал, вместе с группой земляков, в Северной Африке

[590, с. 32-33], а в 942 г. его земляки появились и в Испании [120, с. 478].

Рука об руку с обычной торговлей шла и работорговля. Через несколько десятилетий

после выкупа рабов папой Захарием (см. выше) о торговле невольниками упомянул в

своем послании к Карлу Великому папа Адриан I (772-795). По словам папы, греки

скупали невольников в лангобардских владениях, а затем перепродавали [189, т. 3, ч. 2, с.

220; 168, т. 3, с. 585]. Изложение Адриана кажется несколько тенденциозным. Зная

решимость Карла бороться с вывозом рабов за пределы Франкского государства, папа

стремится уверить его, что невольники поставляются мусульманам не из папских

владений, и обвиняет во всем греков, но подвергать сомнению его сообщение о южной

Италии нет никаких оснований. Следует лишь заметить, что Ш.Верлинден, очевидно,

прав, считая, что в этой торговле участвовали не только греки из южной Италии, но и

купцы из Неаполитанского графства, в частности из Амальфи [614, т. 2, с. 114]. В 836 г.

пункт о работорговле был включен в договор между принцем Беневента Сикардом и

графом Неаполя Андреа. Согласно договору, подданным графа запрещалось скупать

лангобардских (т.е. беневентских) рабов и продавать их <за море>, т.е. в мусульманскую

Северную Африку [170, т. 4, с. 218-219]. Ко времени заключения договора аглабидские

войска уже захватили часть Сицилии; покупатели невольников (мусульмане), таким

образом, вплотную приблизились к продавцам, что не могло не стимулировать развитие

работорговли. В 870 г. некий паломник видел в Бари два корабля, везших три тысячи

невольников в Египет, и еще шесть кораблей, переправлявших шесть тысяч невольников в

Триполи [577, с. 299]. Три года спустя папа Иоанн VIII призывал правителей Сардинии

выкупать и освобождать невольников, которых брали в плен <язычники> (скорее

Спути-сакалиба

157

всего, мусульманские пираты), а затем перепродавали на острове греки [92, с. 28].

Изложенные нами сведения не касаются непосредственно торговли невольниками-

сдкшшба. Юг Италии и Сардиния были слишком удалены от Центральной Европы, чтобы

славянские невольники могли стать важной статьей вывоза. В то же время из приведенных

примеров видно, что, несмотря на огромные опасности и риск, в Италии находились люди, отваживавшиеся поддерживать торговые отношения с мусульманским миром и, в

частности, поставлять туда невольников. Среди таких людей были и торговцы

невольниками-сакялыба – купцы из Венеции, к истории торговли которых мы сейчас и

обратимся.

Венецианские работорговцы впервые предстают перед нами в середине VIII в., когда в

Риме их застает папа Захарий. В следующем столетии работорговля Венеции

продолжается, причем для этого времени уже можно выделить пути, по которым в город

поступали невольники. Прежде всего, часть невольников венецианцы получали из

соседних областей Италии. Понятие об этом мы получаем из серии договоров,

заключенных в разное время между Венецией и франкскими, германскими и

итальянскими королями. Первый такой пакт был заключен с Лотарем I (840-855) в 840 г. В

части, касающейся работорговли, он, по-видимому, основывался на упомянутом выше

Мантуанс-ком капитулярии, запрещавшем вывоз невольников за пределы Франкского

королевства. Согласно договору, венецианцы обязывались не покупать, не продавать и не

перемещать попавших в рабство христианских подданных Лотаря (homines chrisiiani)

таким образом, чтобы их сеньор терял над ними власть, а сами они попадали в рабство к

язычникам. Человек, приведший таких невольников (здесь они именуются словом

mancipia), подлежал, в случае обнаружения, выдаче франкским властям, а его имущество

становилось вознаграждением доносчику. Выдаче подлежали и другие невольники,

называемые в документе captivi и опять-таки mancipia; разница между этими категориями

будет рассмотрена ниже. Особая статья договора устанавливала наказание за оскопление

рабов: обвиняемый, если он не был в состоянии доказать свою невиновность, должен был

либо откупиться, либо быть оскоплен сам [162, т. 2, ч. 1, с. 131, 132, 135]. Последний

пункт показывает, между прочим, что и в Венеции рабы могли подвергаться оскоплению; венецианцы, видимо, также понимали, что мусульманам нужны евнухи для службы в

гаремах.

Впоследствии подобные договоры заключались Венецией еще не раз: в 880г. с Карлом

Толстым (876/881-887) [162, т. 2, ч. 1, с. 138– 142], в 888 г. сБеренгарием1[162,т. 2,ч. 1,с.

143-147], в 967 г. с Отгоном Великим [164, с. 32-36], в 983 г. с Отгоном II [164, с. 40-43], в

992 г. с Отгоном III (983– 1002) [ 164, с. 45-46] и т.д. Договоры с Карлом Толстым и

Беренгарием почти текстуально совпадают в пунктах о работорговле с договором 840 г., в

договоре 967 г. остался только параграф о captivi, а в последующих соглашениях рабы не

упоминаются вовсе.

О ком идет речь в выделенных пунктах? Homines christiani – христиане, подданные

монархов, заключавших с Венецией договоры10. Этих монархов объединяет одна общая

черта – все они заключали договоры, уже установив свою власть над Италией, например, Карп Толстый после похода 879 г., Оттон Великий после похода 962 г. и упрочения

германской власти в Италии в середине 60-х гг. Беренгарий заключил договор как король

Италии. Судя по всему, подданных упомянутых монархов венецианцы были в состоянии

скупать сами, ибо по договору они обязуются этого не делать. Все это наводит на мысль о

том, что homines christiani, упомянутые в договорах, происходили, по всей вероятности, из

владений королей, находившихся недалеко от Венеции.

Сложнее ситуация с другой категорией – caplM-mancipia. Судя по тексту, речь идет о

людях, попавших в плен или похищенных, рассматриваемых договаривающимися

сторонами и как пленники (capitvi), и уже как невольники imancipia). Интересна и роль

венецианцев. В отличие от случая с христианскими невольниками, здесь создается

впечатление, что они вообще не имеют отношения к торговле этими людьми. Они их не

продают, не покупают и лишь обязуются выдавать работорговцев, если таковые

обнаружатся в пределах их владений. То, что венецианцы подчеркнуто не имеют

отношения к работорговле, показывает, что невольников приводили издалека, и что мы

имеем дело с одним из ответвлений той большой работорговли, о которой говорилось

выше.

Каким образом captivi направлялись в Венецию? Анализ этого направления работорговли

можно найти у Ш.Верлиндена. Верлинден видит интересную возможность, по которой

невольничьи караваны могли, дойдя до Лиона, сворачивать на восток, в сторону долины

Рейна, в Швейцарию (где прохождение рабов зафиксировано в таможенном установлении

Валенштадта 842-843 гг.), а затем через перевалы Септимер и Шплюген выходить к

Венеции [614, т. 2, с. 126]. Путь этот, однако, существовал только до X в., ибо в договоре, заключенном Венецией с Отгоном Великим, рабы не фигурируют [614, т. 2, с. 136].

Признавая заслуги Верлиндена в деле реконструкции этого пути, не могу не высказать

свою точку зрения на затронутую проблему. Существование пути, реконструкцию

которого предлагает Верлинден, отрицать, разумеется, невозможно. Более того, на

определенном этапе он даже мог приобрести известную важность – в связи с набегами

мусульманских пиратов на Марсель, Арль, Баланс в первой половине IX в. путь из Лиона

на юг становился небезопасным, и работорговцы должны были, очевидно, искать какие-то

другие дороги, по которым рабов можно было отправлять в исламский мир. Именно в это

время, кстати, рабы упоминаются в договоре Лотаря с Венецией и в таможенном

установлении Валенштадта. Более того, я поддерживаю мнение Верлин-дена об упадке

этого пути в X в., правда, на основании несколько иных причин. Параграфа о

христианских невольниках действительно нет в договоре Отгона Великого с Венецией, но, как говорилось выше, невольники, приводимые из отдаленных от Венеции районов

обозначались скорее словами captivilmancipia, а эти категории рабов в договоре 967 г.

упоминаются. Невольники, таким образом, все-таки поступали, однако на пути караванов

стояло другое, не менее серьезное препятствие – андалусские пираты, обосновавшиеся в

899 г. во Фраксинетуме (Ла Гард-Френе). Их деятельность отнюдь не ограничивалась

разбоем на морях; они нашли для себя ничуть не менее прибыльное занятие – грабежи на

суше. Особенно свирепствовали пираты на альпийских перевалах. Флодоард (894-966)

упоминает в своих анналах о перехвате пиратами на перевалах больших групп

направлявшихся в Рим из Франции паломников под годами 921,923,929, 933,939 и 951

[171, т. 3, с. 369, 373, 378, 381,386 и 401 соотв.], а Родульф Глабр (первая половина XI в.) повествует о пребывании в плену у мусульман аббата клю-нийского монастыря св. Майоля

(954-994), захваченного во время своего возвращения во Францию и выкупленного на

собранные монахами средства в 973 г. [171, т. 7, с. 54-56]. Если нападениям подвергались и

монахи, то непонятно, что могло удержать разбойников от нападения на купцов, ведших к

тому же с собой невольников. Более того, пираты из Фраксинетума предпринимали и

дальние походы. Согласно некоторым источникам, они совершали набеги на

приальпийские районы Франции, Прованс, регион Арля и даже на Бургундию [171, т. 7, с.

108], а документы, относящиеся к правлению Отгона Великого, рассказывают и о

действиях разбойников в Швейцарии. В одном из писем короля, написанном в 940 г.,

говорится о постоянных грабежах мусульман в районе Хура, а в одном документе 955 г.

церковь Хура упоминается как разрушенная сарацинами [166, т. 1,с. 113,257 соотв.]. А так

как Хур находится совсем рядом с Валенштадтом, можно заключить, что пираты имели

реальную возможность угрожать переходу караванов работорговцев через

западноальпийские перевалы. Набеги совершались и в другом направлении. Согласно

Лиутпранду, разбойники из Фраксинетума дважды подходили к городу Аккуэ,

расположенному немного юго-западнее Павии [152, с. 56,103], т.е. при случае могли

угрожать и Ломбардии. Оплот мусульманских пиратов во Фраксинетуме просуществовал

до 975 г., и исходившая от него постоянная угроза не могла не сказаться на работорговле

по направлению Франция – Венеция в X в. Упоминание о captivi-mancipia в договоре 967 г.

с Венецией следует, видимо, объяснять другим: невольничьи караваны проходили

восточнее.

Здесь вновь следует обратиться к работе Ш.Верлиндена. Выше уже говорилось, что,

согласно этому ученому, часть невольников могла направляться из Центральной Европы

не на запад, как остальные, а на юг, в сторону Венеции. Справедливости ради надо сказать, что идея о поступлении центральноевропейских невольников в Европу высказывалась еще

более чем за сто лет до появления второго, посвященного, в частности, Венеции, тома

труда Верлиндена: А.Ф. Гфререр в изданной в 1872 г. <Истории Венеции> писал, что

рабы-сакалиба, служившие при дворе кордовских халифов, происходили из Венгрии или

Краины и вывозились через Пулу [464, с. 273]. Использование этого пути для

работорговли можно констатировать и на основе данных источников. После смерти

славянского апостола Мефодия (885) некоторые его ученики были схвачены и проданы

торговцам-иудеям, которые увезли их в Венецию [17, с. 4]. Однако именно Верлинден

попытался восстановить пути, по которым вели невольников. Базируясь на данных о

поселениях иудеев в Австрии, он вывел несколько маршрутов: из славянских земель,

расположенных на территории нынешней Словении, в Фолькермаркт (бывший Forum

Judaeorimi), оттуда в Клагенфурт и Филлах, а далее через Понтеббу и Озоппо к Венеции; из славянских земель, занимавших территорию нынешних Чехии и Словакии, в Вену,

оттуда в регион Фолькермаркт – Клагенфурт – Линц и далее по первому маршруту; из

Регенсбурга через Зальцбург и Теурнию к Венеции [614, т. 2, с. 122, 123]. Несмотря на то, что приводимые Верлинде-ном данные по еврейским поселениям отноЬятся к более

поздней эпохе, чем та, которая интересует нас в настоящем исследовании (в основном, к

началу XI в., т.е. уже после связанных с первым крестовым походом погромов и миграций

евреев), реконструированные им маршруты согласуются с данными других специалистов.

Так, К.Бруннер в новейшей истории Австрии говорит о следующих маршрутах: из Акви-

леи через перевал Плекен к Теурнии, Филлаху и Вирунуму, а оттуда через перевалы

Качберг и Радштеттер Тауэрн к Зальцбургу; от Лайба-ха, то есть Любляны (куда, заметим, вела старая римская дорога из Аквилеи) к Вирунуму, а оттуда к Лорху; от Аквилеи через

Бирнбаумер Вальд на Лайбах, оттуда на Целею (Целье) и далее на Петтау (Птуй), где два

различных пути вели в Венгрию, к Саварии (Сомбатхей) и в Штирию через Ляйбниц

(Флавия София) [568, с. 203,444]. Приводимые Бруннером маршруты могли

использоваться и для торговли со славянскими землями. О контактах Зальцбурга со

славянскими землями, видимо, через Пассау свидетельствует тот факт, что уже в IX в.

епископ этого города Лиупрам (836-859) просил какого-то графа из пограничных земель

прислать ему искусного еврейского врача, жившего среди славян [569, с. 324]. Лорх

(Эннс), как говорилось выше, упоминается в хартии Карла Великого как город, через

который проезжали направляющиеся в славянские земли торговцы. Наконец, важным

центром торговли и работорговли была и Венгрия: после завоевания кочевниками-

венграми Великой Моравии и их не прекравшихся впоследствии набегов на рынок

поступало все больше <живого товара>, который продавался на юг [188, с. 132]. Особое

значение имел, по Бруннеру, также путь из Регенсбурга и Аугсбурга на юг, через Инсбрук, перевал Бреннер, Боцен, Триент и Верону в северную Италию, что давало выход и на

Венецию. Через Бреннер стали ходить уже во времена Людовика Немецкого, а

впоследствии этот путь использовали и паломники, и королевские армии [568, с. 203, 204].

Эта дорога пролегала довольно далеко от районов, в которых свирепствовали разбойники

из Фраксинетума; подчинение же северной Италии Отгоном Великим также сыграло,

видимо, большую роль для безопасности путешественников.

Какое значение в обеспечении венецианских рынков невольниками имели рассмотренные

выше торговые пути? По-видимому, для работорговли Венеции их роль была скорее

второстепенной. Многие из них подвергались разбойничьим нападениям: на путях из

Франции в Италию в течение почти всего X в. орудовали пираты из Фраксинетума, а на

догюгах из Австрии в Италию в первой половине X в. бесчинствовали венгры. Отношение

венецианских торговцев к рахдани-там, ведшим эту торговлю, было скорее

неприязненным. Дож Пьетро Кандиано II (932-939), например, обращался к королю

Генриху I Птицелову и епископу Майнца с призывом запретить иудеям пользоваться всем, на чем есть изображение креста, – в частности, тканями и монетами [426, с. 193; 534, с.

37], а это нанесло бы страшный удар по их торговле. В 945 или 960 г., как мы увидим

далее, в Венеции судовладельцам было запрещено брать иудеев на борт кораблей. Далее, я

полагаю, что договоры венецианцев, о которых говорилось выше, имели на работорговлю

большее влияние, чем многие готовы допустить. Согласно Верлиндену, то, что пункты о

работорговле переходили из договора в договор, говорит о том, что на практике

соглашения о выдаче работорговцев не выполнялись [614, т. 2, с. 126]. Но договоры

заключались отнюдь не для того, чтобы воспрепятствовать работорговле; их задача

состояла в том, чтобы регулировать отношения между Венецией и монархами,

правившими в данный конкретный момент в сопредельных областях Италии. Включение в

последующие договоры пунктов о работорговле, буквально заимствованных из

предыдущих, свидетельствует, видимо, не столько о размахе работорговли, сколько о

решимости венецианцев придерживаться в отношениях с данным правителем тех же

принципов, что и с его предшественником, в том числе и в отношении работорговли.

Поэтому не исключено, что положения договоров имели все-таки некоторое действие – в

особенности если учесть, что договоры венецианцы заключали с мощными государствами, контролировавшими северную Италию, причем, как правило,

12 Зэк, 101

первыми выступали с инициативой заключения договора. Логичнее ожидать от

венецианцев скорее выполнения своих обязательств, чем постоянного их нарушения.

Разумеется, вряд ли эти обязательства выполнялись полностью, но все же они были,

вероятно, более действенными, нежели предполагает Верлинден.

То, что соглашения между Венецией и правителями Германии и Италии действовали,

объясняет и поведение венецианских работорговцев, как мы видим его в источниках.

Оставив в значительной степени торговлю ломбардскими и северными невольниками,

первые из которых подпадали под действие заключенных городом соглашений, а вторые

ввозились иностранцами, скорее всего, иудеями, венецианцы обратились к другому

региону, способному поставлять много рабов – к отделенным от них Адриатическим

морем славянским землям. Документальное свидетельство того, что именно последние

составляли основной резервуар, из которого венецианские работорговцы получали

невольников, содержится в анализируемом ниже акте 960 г. о запрете на работорговлю, в

котором Далматия и Истрия предстают как основные поставщики рабов для Венеции

[207,с. 20;584,с. 371].Работорговля в это время процветала в южнославянских землях

вследствие междоусобиц среди славян. Как и в балтийском регионе, продажа пленников

была едва ли не самым удобным и доступным каналом получения золота и товаров. По

К.Иречеку, <рабы продавались после каждой войны между племенами, а равно и после

всякого успешного грабительского набега по суше и по морю> [401, с. 95], а от

Константина Багрянородного мы узнаем, что в числе подарков, посланных сербскими

князьями Мунтимиром, Строимиром и Гойником болгарскому хану Борису-Михаилу,

первое место занимали два раба [ 14, с. 143]. Тот же автор упоминает, кстати, и о торговле

между славянскими землями и Венецией, говоря, что последнюю посещали хорватские

купцы [14, с. 139]. О происхождении ввозимых в Венецию невольников сведений мы

почти не имеем; скорее всего, среди них встречались представители всех народов,

населявших тогда территорию, которую мы сегодня назвали бы бывшей СФРЮ.

Й.Хоффманн предполагает, что среди рабов особенно много было сербов [488, с. 167], но

явно неправильно интерпретирует Константина Багрянородного: на самом деле,

император, объясняя псевдоэтимологию слова <серб> (servus), говорит о том, что сербов

ромеи называли так потому, что они служили когда-то византийским правителям [14, с.

141], а не о том, как считает этот ученый, что их продавали в рабство в города Далматии.

Что касается продавцов живого товара, то среди них особое место занимали нарентане, известные своими пиратскими рейдами в Адриатике и нападавшие также и на

сопредельные славянские народы. По мнению ряда историков, именно к нарентанам

относится известный фрагмент хроники Андреа Дандоло (1306-1354), где автор говорит о

венецианских купцах, которые, движимые алчностью, скупали невольников у пиратов и

разбойников [590, с. 13; 488, 172; 189, т. 12, ч. 1, с. 158]. Скупка невольников была, судя по

всему, важным каналом поступления новых рабов в Венецию, однако существовали и

другие пути их приобретения. Венецианцы могли при случае и сами напасть на

славянские корабли и земли и увести с собой пленников. Так, в 996 г. Бадоарио Брагадино, посланный дожем Пьетро ОрсеолоН (991-1008) против хорватов, захватил остров Лиссу, а

взятых при этом пленных отправил в Венецию [71, с. 153; 189, т. 12, ч. 1, с. 197]. Сходным

образом, надо полагать, поступали и частные венецианские охотники за рабами, для

которых восточное побережье Адриатики в условиях набегов мусульманских пиратов на

центральные и южные районы Италии представляло собой менее опасную зону действий.

Кому поставляли венецианцы невольников? Сведения о торговле Венеции, да и вообще

итальянских городов с Востоком, которыми мы располагаем сейчас, крайне неполны и по

сути исчерпываются несколькими упоминаниями, которые для VIII и IX вв. приведены

выше. Почти при всех упоминаниях контрагентом итальянцев выступает Северная

Африка. Картина не изменяется и в X в. В 972 г., когда в Венеции были введены

ограничения на торговлю с сарацинами, в порту были арестованы три корабля, из которых

два отправлялись в ал-Махдиййу и один в Триполи [207, с. 28; 584, с. 374]. Между тем нет

ни одного свидетельства торговых связей Венеции с мусульманской Испанией" ;

собственно говоря, и связи других итальянских городов с Андалусией не представляются

особенно развитыми – амальфитанцы, например, появились в Испании лишь в 942 г., да и

то не как работорговцы [120, с. 278, 285]. Приводимое в свидетельство о том, что папа

Пасхалий I (817-824) разыскивал угнанных в рабство христиан и обнаружил некоторых из

них в Испании [150, с. 52], вряд ли можно считать доказательством существования

торговых связей между Италией и мусульманской Испанией, так как невольники были

скорее жертвами испано-мусульманских пиратов, предпринимавших в то время рейды на

Сардинию и в другие районы Средиземноморья. Наличие сведений о торговле Венеции с

Африкой и отсутствие таковых в отношении торговли с Андалусией, думается, вряд ли

случайно. Исторический контекст, в котором развивалась торговля Италии с

мусульманским миром в тот период, также говорит в пользу более тесных связей с

Африкой. Данные о торговле между Италией и Северной Африкой появляются уже в

середине VIII в., во время, когда Андалусия переживала период внутренних смут и

хозяйственного упадка. В IX в. североафриканские мусульмане вторглись в Италию,

создав себе ряд баз (Сицилия, Бари, Гарильяно), и заняли намного более сильные позиции

в регионе, чем андалусцы. Отсюда следует, что связи венецианцев с североафриканцами

появились раньше и имели лучшие усло-

12*

вия для развития, чем предполагаемые связи венецианцев с андалусца-ми. Более того, венецианцы, разумеется, знали о вражде между испанскими Омейядами и правителями

Африки – Аглабидами и впоследствии Фатимидами. Мне представляется весьма

вероятным, что венецианцы могли не развивать отношения с мусульманской Испанией

намеренно, понимая, что это приведет к ухудшению их отношений с более важными для

них партнерами-североафриканскими и, возможно, сирийскими государствами. Такую

мысль уже в начале XX в. выдвинул Х.Кречмайр. Анализируя фрагмент хроники Андреа

Дандоло, где автор сообщает, что дож Пьетро Орсеоло 11, придя к власти в 991 г.,

отправил посольства всем мусульманским правителям, чтобы продемонстрировать свое

желание иметь с ними дружеские отношения, Кречмайр замечает, что имелись в виду,

скорее всего, египетские Фатимиды и правители Алеппо, Дамаска и Сицилии, в то время

как посольства в Кордову и Багдад могли и не посылаться [513, с. 129]. Учитывая

исторические условия того времени, считаю предположение Кречмайра вполне

оправданным.

Положение о том, что торговля и политика Венеции ориентировались на Северную

Африку, означает применительно к нашему исследованию, что поток невольников, в том

числе и сакалиба, направлялся из Венеции не в Андалусию, а в Магриб и Египет. Из этого, в свою очередь, вытекает, что Северная Африка имела по сравнению с Андалусией еще

один канал поступления невопъншов-сакалиба – венецианский. Впоследствии это

обстоятельство сыграет определенную роль в истории рабоъ-сакалиба в исламском мире, но к рассмотрению данного вопроса мы вернемся несколько позже.

Говоря о работорговле рахданитов, мы останавливались, в частности, на том, какие

преграды стояли на ее пути и как их удавалось преодолевать или, лучше сказать, обходить.

Меры против работорговли принимались и в Венеции. В 876 г. дож Орсо Партичипацио I (864-881), собрав ассамблею духовенства и народа, провозгласил, что венецианцам

запрещается торговать рабами и даже брать их на борт кораблей под страхом строгих

наказаний [189, т. 12,ч. 1,с. 159]. Другой декрет о запрете работорговли появился в

середине X в. В отношении его датировки единого мнения у специалистов пока нет:

издатели Г.Та-фель и Г.Томас полагали, что речь шла о двух декретах, 945 и 960 гг. [207,с.

16, 17]; Й.Хоффманн, в свою очередь, говорит только о декрете 960 г. [488, с. 172, прим.

35]. Основой нового акта стал декрет 876 г., и авторы, среди которых следует выделить

дожа Пьетро Кандиано IV (959-976) и патриарха Градо Боно, прямо ссылаются на этот

документ, заявляя о своей решимости выполнять его положения. Задачей декрета

ставилась полная ликвидация работорговли. Покупка и продажа рабов запрещалась, не

разрешалось также брать невольников (как мы сказали выше, из Венеции, Истрии,

Далматии и других местностей) на борт, перевозить работорговцев и иудеев,

предоставлять грекам деньги для покупки рабов, а также продавать невольников грекам из

Беневента [163, т. 6, ч. 1, с. 209-210; 207, с. 25-31; 584, с. 370-372].

Как и в славяно-германском регионе, особую роль в принятии декретов против

работорговли играла церковь. Декрет 876 г. был издан под влиянием патриарха Градо

Петра, а декрет 945/60 г. – патриарха Боно [464, с. 205-206]. Часто высказывается мнение, что Пьетро Кандиано IV, незадолго до 960 г. пришедший к власти, крайне нуждался в

поддержке церкви и издал декрет о запрете работорговли, чтобы привлечь на свою

сторону церковных иерархов [464, с. 272; 488, с. 174]. Влияние церкви прослеживается и в

самом тексте декрета 945/60 г.: провозглашение запрета работорговли сопровождается

фразой о том, что если венецианцы исправятся, то Всемогущий Господь простит им грехи.

Думается, как и в славяно-германском регионе, в Венеции церковь интересовали прежде

всего невольники-христиане. В тексте декрета 945/60 г. прямо не указывается, что речь

шла о них, однако Андреа Дандоло, рассказывая о принятии этого документа, говорито

запрете торговли рабами-христианами (commercium de mancipiis christianis) [189, т. 12, ч.

1, с. 175].

Поскольку акцент делался на защите от неволи христиан, запреты особенно не

затрагивали торговцев рабами-язычниками. Но это было не единственной лазейкой для

продолжения работорговли. Согласно тексту декрета, венецианцы не имели права везти

невольников далее Пулы, в Византию или другие места, если только речь не шла о выкупе

самого себя, ситуации, когда городу мог быть нанесен значительный ущерб12 или же когда

рабов вывозили для нужд двора. Ситуация с выкупом вполне понятна, но два остальных

исключения требуют пояснений. Обычно в историографии указывается несколько причин.

С одной стороны, дож сам нуждался в рабах, которые могли быть использованы в его

личной гвардии и на флоте, а также для работы на верфях, с другой – и это особенно важно