Текст книги "Сакалиба"

Автор книги: Д. Мишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

котором речь пойдет далее. Некоторая часть р&бов-сакалиба, таким образом, попадала в

исламские страны из южнорусских степей через Кавказ; в то же время не только таким

путем невольников-сякялибв, привозили из русских земель в интересующую нас эпоху.

Восточный путь

Работорговля на восточном или волжском пути – часть более широкой темы, именно -

торговли Руси с Востоком. Об этой торговле мы знаем по двум группам источников,

именно: по сведениям, сохранившимся в письменных произведениях, и по кладам

восточных монет, находимых в России, а также в странах Восточной Европы и

Балтийского региона. Посмотрим, какой свет на историю работорговли могут пролить

источники, принадлежащие к каждой из этих групп.

Для истории торговли Руси с Востоком в раннее средневековье особое значение имеет

типология кладов восточных монет, разработанная P.P. Фасмером и В.Л. Яниным. Для

монетных находок эти специалисты установили определенную хронологию. Согласно им, клады восточных монет, найденные на территории Руси, Восточной Европы и стран

балтийского региона, относятся к следующим периодам: по Фасмеру – I) 800-825гг., 2) 825-905,3) 905-960 и 4) 960-1012[394, с. 478]; по Янину – 1) 70-80-е гг. VIII в. – 833, 2) 833 -

начало X в., 3) 900-938, 4) 939 – конец X в. с внутренним рубежом 60-е гг. [400, с. 82-130]20 .У каждого из этих периодов есть своя специфика. Впервый период весьма

многочисленны монеты Халифата, отчеканенные в Африке, во второй – преобладают

дирхемы из азиатских владений 'Аббасидов. Значительные изменения наблюдаются с

началом третьего периода. Прежде всего, количество находимых монет увеличивается.

Большую часть их составляют теперь дирхемы Саманидов, особенно Исма'ила (892-907), Ахмада Ибн Исма'ила (907-914) и Насра (914– 933). Ареал находок охватывает теперь

Смоленскую область, землю радимичей, район течения Днепра и Припяти. С 60-х гг. X в., однако, количество находимых монет резко сокращается, причем они практически не

встречаются в землях вятичей и северян, а также в области Киева. Последние известные

нам восточные монеты относятся к 1014 г. В кладах, относящихся к четвертому периоду, по-прежнему преобладают деньги саманидской чеканки, но к ним примешиваются монеты

Бувейхидов и ряда мелких династий Ирана и Средней Азии [394, с. 478; 400, с. 82-130].

Сходная картина наблюдается и там, куда восточные монеты попадали через Русь, – в

Скандинавии и Центральной Европе (см.: 405, 438,439,440,441, 456а, 496, 503, 504, 505, 506, 534а, 598, 600, 601,602).

Обратимся теперь к данным письменных источников. Первое упоминание о торговле Руси

с Востоком находим мы у Ибн Хордадбеха. По его словам, купцы – норманно-русы,

двигаясь по Волге, приходят в столицу хазар, откуда, заплатив кагану пошлину,

направляются в Каспийское море. Там они могут зайти в любой порт по своему

усмотрению; а иногда даже направляются в Багдад, перевозя товары на верблюдах. В

столице Халифата русы отнюдь не теряются; зная, что христиане платят там меньшую

пошлину, чем язычники, они выдают себя за христиан. Спуги-сакалиба в Багдаде служат

им переводчиками [134, с. 154].

Рассказывая о торговле русов, Ибн Хордадбех не упоминает о невольниках. Однако они

вскоре появляются в других источниках, и уже по первым упоминаниям можно составить

представление о системе работорговли. Способом получения <живого товара> были

войны и набеги, в ходе которых пленники обращались в рабов. В <Повести временных

лет> мы читаем, что в 945 г., когда войска княгини Ольги взяли столицу древлян

Искоростень, жители города были частью перебиты, частью – обращены в рабство и

розданы военачальникам и воинам [19, с. 43]. Взятые таким образом пленные продавались

потом за пределами Руси. Уже в конце IX в. неизвестный автор описания северных

народов рассказывает, что русы на кораблях совершают набеги на славян, берут их в плен, а затем везут на продажу в Волжскую Булгарию и Хазарию[132,с. 145; 313, с. 591].

Несколько позже о работорговле русов упоминает и Ибн Фадлан, согласно которому, если

они привозят на корабле невольников в Волжскую Булгарию, царь Алмуш забирает себе в

виде пошлины каждого десятого раба [305, с. 145]г|.

Из приведенных сведений видно, что невольников русы везли на продажу в Волжскую

Булгарию или еще дальше, в Хазарию. Помимо процитированных выше авторов о

торговых поездках русов в эти страны говорит также ал-Истахри [219, с. 226], которому

позднее вторит Ибн Хаукал [279, с. 336]. В такие поездки купцы отправлялись на кораблях

по нескольким путям. По одному из них русы спускались по Днепру в Черное море, плыли

по нему в Азовское, поднимались вверх по Дону в место, где эта река подходит совсем

близко к Волге, перетаскивали ладьи волоком и по Волге доходили до столицы Хазарии.

Об этом маршруте рассказывает Ибн ал-Факих [67, с. 271]; по нему в 943/44 г. двигался

флот русов во время похода на город Барда'а [291, т. 1, с. 114]. Другой путь шел от Ладоги

к верховьям Волги и далее по этой реке в Булгар и Хазарию. К нему примыкал и путь по

Оке, по которому можно было достичь места впадения этой реки в Волгу, а далее

продолжить свой путь вниз по Волге к Булгару и столице хазар". Со временем этот второй

путь приобретал, очевидно, все большее значение. <Повесть временных лет> уже ничего

не помнит о пути в Хазарию по Днепру и Дону, но сообщает, что из Руси по Волге можно

дойти до Болгар и Хвалисов, а также в <жребий Симов> [19, с. 11]. Попасть в Булгар

можно было и по суше, из Киева13.

Прибывая в Волжскую Булгарию или Хазарию, русы обычно на некоторое время

поселялись там. Ибн Фадлан, встречавшийся с куп-цами-русами в Булгаре, сообщает, что

они строили себе дома из дерева, устраивая нечто вроде торговой колонии [305, с. 151]. В

таких колониях русы дожидались своих торговых партнеров. В рассказе Ибн Фадлана

купец-рус молится языческому идолу, прося послать ему сговорчивого торгового партнера, которому можно будет выгодно продать товар [305, с. 153]. Оседали русы и в Хазарии. По

сведениям ал-Мас'уди, они, вместе с сакалиба, составляли целую прослойку населения

хазарской столицы, причем у них был свой судья [291, т. 1, с. 112].

Торговыми партнерами русов выступали мусульмане. Уже автор описания северных

народов знает, что если к волжским булгарам приходит судно с мусульманскими купцами, царь взимает с последних пошлину [132, с. 141]. О купцах из мусульманских земель, посещавших Волжскую Булгарию, говорит и ал-Мас'уди, хотя упоминание о них

облекается у него в форму фантастического сообщения о царе сакалиба 'л.дире (см.: часть

I, гл. 2). Еще более значительным было присутствие мусульман в Хазарии, где они

составляли многочисленную общину. Согласно ал-Истахри, мусульман в столице Хазарии

было десять тысяч человек, причем община имела тридцать мечетей [219, с. 218]. О

многочисленной мусульманской общине говорят также Ибн Фадлан [305, с. 172] и ал-

Мас'уди; последний замечает, что среди мусульман преобладали торговцы и ремесленники

[291, т. 1, с. 112]. Насколько можно предполагать, жившие в столице Хазарии мусульмане

происходили главным образом из прикаспийских областей. Ал-Истахри сообщает, что

мусульманские торговцы направлялись в Хазарию из Аррана, Табаристана, Джурджана и

Мидии [219, с. 217]м . Но особая роль в этой торговле принадлежала, очевидно,

хорезмийским купцам. Хорезмийцы также посещали Хазарию [219, с. 299] и составляли

гвардию хазарского кагана [291, т. 1,с. 112]; кроме того, они поддерживали постоянные

связи с Волжской Булгарией. По сообщению ал-Мас'уди, караваны непрестанно

курсировали между Булгаром и Хорезмом [291, т. 1,с. 113]. В X в. хорезмийские купцы

были главными торговыми партнерами приходивших в Булгар и Хазарию русов; на это

указывает абсолютное преобладание саманидских дирхемов в находимых в России и

других странах кладах восточных монет.

Среди товаров, которые хорезмийцы покупали у русов, были и невольники. Ал-Истахри

сообщает, что в Хорезм пригоняли рабов-сакд-либа и хазар [219, с. 305].

Продавая невольников, русы требовали за них деньги. В тексте описания северных

народов, приводимом у Ибн Ростэ, мы читаем, что русы отдают меха за монеты, которые

затем прячут в пояса [132, с. 145]. У Гардизи это сообщение звучит более категорично: русы и славяне продают свои товары исключительно за дирхемы [313, с. 586]. В

повествовании Ибн Фадпана купец-рус молится о том, чтобы к нему явился покупатель с

динарами и дирхемами [305, с. 153]. Восточные же купцы платили в основном серебряной

монетой. Привозимые русами товары, прежде всего меха, высоко ценились на Востоке.

Торговля с русами была поэтому весьма привлекательной для хорезмийских купцов, и

этим объясняется, с одной стороны, непрерывное хождение хорезмийских караванов в

Волжскую Булгарию, о котором говорит ал-Мас'уди, а с другой – огромное количество

серебряных саманидских монет, находимых в России и за ее пределами.

Но здесь следует сделать одну существенную оговорку. Нарисованная выше схема

торговли Руси с мусульманским миром иллюстрирует положение дел в первой половине X

в. Именно к этому времени относятся источники, на которых она основывается, – описание

северных народов, книги Ибн Фадлана, ал-Истахри и <Мурудж аз-Захаб> ал-Мас'уди. Но

во второй половине X в. положение дел в работорговле меняется. Попробуем разобрать, в

чем состояли эти перемены.

Во второй половине X в. мы видим в волжском регионе новых работорговцев, которые

ранее в источниках не упоминались. Ибн Хаукал сообщает о хорасанских гази, которые

приходят в Булгар и оттуда совершают набеги на сакалиба. Своих пленников они

обращают в рабство и привозят затем в мусульманский мир (см.: часть I, гл. 2).

Анализ понятия гази применительно к Хорасану и Мавераннахру того времени был дан

Н.Н. Негматовым. Согласно ему, отряды гази представляли собой добровольческие

дружины, которыми командовали избранные самими их членами вожди. Эти отряды были

практически полностью свободны в выборе области действий – они могли поступать на

службу к тому или иному правителю, участвовать в войнах с кочевниками и т.д. Зачастую

гази примыкали к народным восстаниям [375, с. 21]. Кажется вполне естественным, что

такие практически независимые и неуправляемые отряды искателей приключений могли

совершать набеги и на другие народы. Одни гази воевали с тюркскими кочевниками,

другие – совершали набеги на славян.

В Булгар гази попадали, видимо, традиционным путем хорезмийских торговцев -

караванным. Именно так, очевидно, следует толковать высказывание Ибн Хаукала о том, что территория, с которой шли хорасанцы, связана с землей сакалиба, – восточный автор

имеет в виду существование прямого пути по суше. Но почему из Хорасана (и, видимо, из

Хорезма) стали приходить охотники за невольниками?

Для ответа на этот вопрос следует принять во внимание ситуацию, сложившуюся на

волжском пути во второй половине X в. В 965 г. Святослав совершил свой знаменитый

поход на Хазарию. Были полностью разрушены Булгар, затем столица Хазарии и

Семендер, хазарское владение на Кавказе, где правили родственники кагана. Разгром

Волжской Булгарии и Хазарии имел, разумеется, важные последствия и для торговли.

Прежде всего, мне представляется вполне естественным, что русы на какое-то время

перестали приезжать в Булгар и Хазарию: они сами уничтожили те рынки, на которые

когда-то приходили. Как говорилось выше, именно с 60-х гг. X в. количество восточных

монет, находимых в России, Восточной Европе и странах балтийского региона, резко

уменьшается. Через некоторое время, правда, торговые связи частично

восстанавливаются. Найдено некоторое количество монет, относящихся ко времени после

965 г.; кроме того, ал-Мукаддаси в конце X в. сообщал, что из Булгара в Хорезм вывозятся, в частности, кольчуги и мечи [76, с. 325], которые, вероятно, поставляли русы. Между тем

объем торговли русов по Волге сильно сократился, причем поток товаров, по-видимому, направлялся теперь только в Булгар. Хазарский каганат перестал существовать, а

Волжская Булгария значительно ослабела. Столицу Хазарии постепенно снова начали

заселять главным образом ее прежние обитатели. Но ситуация переменилась: уцелевшие

хазары приняли ислам [76, с. 361], причем находились теперь под покровительством

ширваншаха Мухаммада Ибн Ахмада ал-Азди [279, с. 336]. Для мусульманских купцов

прикаспийских областей такое положение дел было благоприятным. У нас нет данных, что

Святослав во время своего похода разорил мусульманские владения на Каспии; и местные

купцы, следовательно, не понесли такого ущерба, как жители

Хазарии, во всяком случае не должны были начинать с нуля. После похода и в Хазарии, и в

Булгаре преобладали мусульмане, что, разумеется, способствовало мусульманской

торговле. Купцы из Хазарии и Булгара действовали в гораздо менее выгодных условиях. В

результате похода Святослава их экономические позиции были серьезно подорваны;

многие, скорее всего, вообще потеряли свое состояние. К тому же в Хазарии и Волжской

Булгарии не было залежей серебра. У местных торговцев, следовательно, его было

намного меньше, чем у купцов из Ирана и Хорезма. Сокращение русской торговли и

слабость Булгара и Хазарии привели к тому, что ведущая роль в торговле в бассейне Волги

перешла к мусульманским, прежде всего хорезмийским, купцам. Согласно Ибн Хаукалу, хорезмийцы отправлялись за мехами в самые дальние страны [279, с. 398], т.е. достигали

Булгара, а возможно, шли еще дальше. Ал-Мукаддаси приводит длинный и весьма

впечатляющий список товаров, привозимых в Хорезм из Булгара [76, с. 324-325].

Вслед за торговцами на север устремлялись и охотники за невольниками. Со слов купцов

им, конечно, было известно, что за Булгаром открывается огромная страна, где можно

практически безнаказанно охотиться на людей. Выгода от этого была несомненной, и

многочисленные гази вскоре стали отправляться в набеги на север. Ибн Хаукал особо

подчеркивает, что набеги хорасанцев на сакалиба повторялись часто [279, с. 332].

Как проходили эти набеги и против кого они были направлены? Вопрос о смысле понятия

сакалиба в данном случае затрагивался выше (см.: часть I, гл. 2), но рассмотрение его было

отложено до изучения исторического контекста. Возвращаясь к нему сейчас, начнем с

того, что исходным пунктом гази служил, как говорит Ибн Хаукал, Булгар. Мне

представляется маловероятным, чтобы гази начинали охотиться на невольников совсем

рядом с Булгаром: в этом случае конфликт с местными жителями был бы неизбежен.

Далее, трудно представить себе, чтобы гази, оказавшись в чужой стране, отправлялись на

поиски жертв в густой, незнакомый и полный опасностей лес. Более вероятно, что они

шли по маршрутам купцов – так легче было найти ориентиры. Большую роль в этом

отношении приобретал, разумеется, путь из Булгара в Киев. Гази могли следовать за

купцами. Но от пределов расселения славян их отделяло десять дней пути. Конечно,

нельзя поручиться, что все гази проделывали этот путь и достигали славянских земель. Их

нападениям, разумеется, могли подвергаться и селения угро-финских народов. Думается, впрочем, что идея о нападениях гази на славян тоже имеет право на существование. Ибн

Хаукал не говорит о нападениях гази на буртасов, под каковым именем на Востоке были

известны угро-финские народы, к тому же некоторую роль должна была играть здесь и

ситуационная логика. Если представить себе, что гази двигались по земле угро-финнов и

нападали на них же, то они не могли не рисковать в любой момент подвергнуться

нападению других угро-финнов, стремившихся освободить своих соплеменников. Но

освобождать славян угро-финны вряд ли стали бы, тем более, что славяне все больше

вытесняли их на восток. Поэтому логичнее всего предполагать, что гази, двигаясь по пути

купцов, достигали пределов земель славян, нападали на их поселения и немедленно

уводили невольников за границу. Там гази уже ничего не угрожало, и они могли спокойно

продолжать свой путь до Булгара.

В конце X – начале XI в. положение вокруг волжского пути изменяется вновь. В это время

мы видим падение Саманидского государства, в состав которого входил и Хорезм,

прекращается ввоз на Русь восточных монет. Напомним, что последняя известная нам

восточная монета, найденная на территории России, датируется 1014 г. Исходя из этих

фактов, некоторые исследователи сочли, что торговля по Волге прекратилась вообще.

Аргументы для обоснования этой точки зрения привлекались разные. Некоторые

специалисты выдвигали геополитические доводы. В.ХаЙд видел причину прекращения

волжской торговли в раздробленности Руси, насильственном обращении волжских булгар

в христианство (?) и в падении государства Саманидов [482, с. 67-68]. А.А. Куник считал, что упадок торговли вызван крещением норманнов, после которого они отказались от

длинных морских путешествий и разбоя, и вторжением в регион Нижней Волги и в

Западную Азию многочисленных мелких тюркских орд, приведшим к хаосу на торговых

путях [363, с. 125]. Б.Шпулер полагал первопричиной разрыва раздел земель бывшего

Саманидского государства между Газневидами и Караханидами, повлекший за собой, по

его мнению, изоляцию Мавераннахра от центров экономической жизни мусульманского

мира [593, с. 17]. Аналогичного мнения придерживалась М.Булэ [483, с. 223]. Другие

специалисты склонялись к тому, что ответ следует искать в сфере экономики. Т. Арне

объяснял упадок торговли по Волге прекращением чеканки серебряных монет в

мусульманских странах в связи с <серебряным кризисом> [405, с. 225]. В более

развернутом виде эта концепция представлена в работе Р.Блэйка, который полагал, что

прекращение торговли объясняется несколькими причинами. Согласно Блэйку,

сокращение добычи серебра на востоке исламского мира повлекло за собой прекращение

чеканки серебряных монет; те же монеты, которые уже перешли в руки русов, не могли

вернуться в мусульманские страны из-за уничтожения Булгара и упадка его торговли с

ними. В то же время в результате походов Махмуда Газневида торговля мусульманских

стран обратилась в сторону Индии, куда начался отток серебра [418, с. 308-310].

Некоторые исследователи полагали, что торговля все-таки не остановилась. Г.Якоб [496, с.

51-53], а вслед за ним Т.Левицкий [527, с. 61] считали, что она хоть и понесла большой

урон, но продолжалась, причем уже в форме натурального обмена. В последние годы эту

точку зрения поддержал P.M. Валеев, выдвинувший идею о <безмонетном периоде> в

торговле Волжской Булгарии [335, с. 37].

Попробуем представить себе, какое влияние могли оказать происшедшие в начале XI в.

перемены на работорговлю. Я не склонен полагать, что торговые отношения между Русью

и Волжской Булгарией были прерваны. В 1024 г., например, во время голода на Руси, люди

закупали зерно у волжских булгар [19, с. 99-100]. Вместе с тем, существуют некоторые

основания полагать, что работорговля в описываемое время пошла на убыль. Прежде

всего, набеги хорасанских гази, судя по всему, приносили Востоку все меньше

невольников. Киевское княжество подчиняло себе славянские племена, и совершать на них

набеги становилось и труднее, и опаснее. С географической точки зрения наиболее

вероятными объектами нападений хорезмийцев быля вятичи, жившие по Оке. В 981 и 982

гг. князь Владимир предпринял два похода на вятичей, чтобы подчинить их своей власти

[19, с. 58]. Сын Владимира Глеб был князем муромским [19, с. 83], из чего следует, что в

те годы Муромская земля была уже подчинена Руси. В <Истории Российской> В.Н.

Татищев приводит рассказ о торговом договоре 1006 г. между Волжской Булгарией и

Русью25. Из текста следует, что для того, чтобы торговать по Оке и Волге без опасения, булгарам требовалось разрешение киевского князя. Отсюда, в свою очередь, можно

заключить, что киевский князь контролировал торговые пути по Оке и, видимо, частично и

по Волге. Владимир разрешает булгарам торговать только в городах, причем лишь с

купцами; им запрещается объезжать села и скупать у их жителей товары. Если князь

Владимир не собирался терпеть торговые поездки булгар к подчинявшимся ему славянам, то он тем более не потерпел бы вооруженные набеги хорасанских охотников за

невольниками на земли вятичей. Иными словами, набеги хорасанцев все более

сталкивались с организованным противодействием Русского государства и на каком-то

этапе должны были прекратиться совершенно. Такое предположение подкрепляется и еще

одним доводом. С 1001 г. Махмуд Газкевид начал войны в Индии, продолжавшиеся более

двадцати лет. Его походы открыли перед гази новую сферу приложения усилий. В набегах

на Индию можно было раздобыть себе и рабов, и золото, и прочие богатства, причем

намного больше, чем могли бы дать славянские земли. Мне кажется вполне логичным, что

в начале XI в. многие гази изменили направление своих набегов и устремились в Индию.

Но выше говорилось, что рабы по волжскому пути поступали не только от гази. В первой

половине X в. рабов продавали и русы. Изменилась ли ситуация в начале XI в.? За

неимением источников ответить на этот вопрос крайне сложно. Думается, что продажа

рабов русами могла продолжаться, но ее объемы вряд ли были велики. Мы видели, что

русы требовали за рабов в основном деньги, серебряные дирхемы. С прекращением

чеканки серебряных монет торговые партнеры русов лишались средств, которыми могли

бы расплачиваться за невольников. Но у Руси был и еще один покупатель невольников -

Византия. В X в., как свидетельствуют источники, из русских земель в Византию

поступали невольники. Об этом, например, сообщает Константин Багрянородный [14, с.

49]. Княгиня Ольга во время своего визита в Константинополь обещала Константину

прислать ему из Руси рабов, меха и воск, и император впоследствии напомнил ей об этом

[19, с. 45]. Описывая жизнь в Переяславце на Дунае, князь Святослав говорит, что из

русских земель туда доставляют рабов [19, с. 48]; последних везли и дальше, в

Константинополь. Продажа русскими купцами невольников в византийской столице

зафиксирована в источниках середины XI в. [354, с. 242]. Связи с Византией, очевидно, окрепли после принятия Русью христианства по византийскому обряду; кроме того,

продажа невольников в Византии сулила намного большие экономические выгоды.

Серебряный кризис не имел для пути <из варяг в греки> такого значения, как для

волжского, поскольку в Византии ходила золотая монета. Продавая невольников, купец

мог получить за них золотом и тут же закупить на него византийские товары.

Соображения экономической выгоды должны были обратить русскую торговлю рабами в

сторону Византии, и вполне логично предполагать, что со второго десятилетия XI в. русы

постепенно перестают поставлять невольников мусульманским купцам.

* * *

Какое значение имеет изложенное выше для истории спут-сакалиба в исламском мире? По

этому поводу напрашиваются два замечания. Во-первых, ни русы, ни тюрки-кочевники не

оскопляли своих пленников, а в отношении хорезмийцев Ибн Хаукал особо подчеркивает, что невольники, которых они пригоняли, не подвергались телесным увечьям [279, с. 106].

Наряду с мужчинами и юношами среди невольников были и женщины, а также, возможно, дети. В отличие от евнухов из славяно-германского региона и Чехии, готовых к

поступлению на службу во дворец или в гарем правителя, невольники с Руси не были

предметом роскоши (обычных неоскопленных рабов и наложниц хватало и без них), и

потому работорговцы не предпринимали с ними длинных путешествий, подобных

странствиям рахданитов. Поток невольников с Руси, следовательно, останавливался в

Машрике и, очевидно, не шел далее на запад. Машрик, следовательно, располагал по

сравнению с Андалусией еще двумя каналами ввоза невольников-сякялнбй – именно, из

византийской Малой Азии и с Руси. По этим каналам доставлялись не только скопцы, но и

неоскопленные рабы и женщины, что, как будет показано ниже (см.: часть III, гл. 4), непосредственно сказывалось на истории сакалиба в Машрике.

Другое наблюдение касается хронологии. Южно-степной путь доставки невольников не

переставал функционировать никогда и стал особенно процветать в монгольскую эпоху.

Есть, следовательно, вероятность того, что удачливый исследователь обнаружит в

источниках упоминания о сакалиба, относящиеся к более позднему времени, чем конец XI в. (время последнего упоминания о них, анализируемого ниже, см.: часть III, гл. 4). Вместе

с тем, предполагаемое нами замирание работорговли на волжском пути совпадает по

времени с кризисом германо-андалусского канала поставки невольников, что также

согласуется с отмеченным в настоящей работе фактом постепенного исчезновения

упоминаний о слугах-сакалиба из источников в XI в.

Примечания

1 О применении названия <тюрки> к венграм в средневековых источниках см.: часть I, гл.

2.

2 Источники: – [171, т. 13, с. 227] и [43, с. 33]; первые относят битву к 742, вторые – к 743 г.

3 Об этом эпизоде рассказывают Титмар Мерзебургский (975-1018) и Адальбольд (ум. в

1026 г.) [201, с. 258-259; 171, т. 4, с. 690 соотв.]. У Титмара крепость называется Амардела, у Адальбольда – Мертала.

* Об одном из таких случаев, происшедшем в IX в., рассказывает лионский епископ

Агобард [168, т. 5, с. 185]. Речь идет об украденном работорговцами мальчике из Лиона, но

подобные случаи, разумеется, могли происходить и в славянских землях.

5 Об этом письме см. ниже (часть Ш, гл. 2).

* В тексте установления речь идет о . Под Boemanis совершенно определенно

подразумевается Чехия. Форма Rugis может вызвать сомнения, однако большинство

специалистов придерживаются мнения, что речь вдет о Руси [319, с. 128; 463, с. 214-215; 614, т. 2, с. 119].

7 Такие сведения сообщает биограф Адальберта Иоанн Канапарий (ум. в 1004 г.) [171, т. 4, с. 586]. В другом жизнеописании Адальберта, составленном Бруно Кверфуртским (ум. в

1009 г.), в качестве покупателей рабов фигурируют не только иудеи, но и <неверные> (per/ides), т.е. язычники [171, т. 4, с. 600]. Кем были последние, автор не уточняет.

Вероятнее всего, Бруно говорит здесь о венграх или же о славянах-язычниках.

* Впрочем, рахданиты могли вполне проходить и через расположенный неподалеку

Мерзебург, где также была иудейская община. О последней см.: 201, с. 98-99.

9 Фрагмент в тексте приводится по французскому переводу М.Тал-би: <11 est dit: Quant aux navires des Chretiens (al-Rum) captures en mer, soit a proximite de [nos] ports soil au loin, il у a lieu de distinguer deux cas:

– S'il s'agit de navires marchands dont on sail qu'ils font le commerce avec les musulmans, leur prise est illicite, a moins qu'elle n'ait lieu dans [les eaux] de leurs propres pays sur leur chemin vers d'autres rivages que ceux de I'lslam.

– S'il s'agit de navires qui ne sont pas de notoriete publique, specialises dans le commerce avec les musulmans, leur prise est licite.

D'un autre cote, si on prend un navire en haute mer, venant du rivage des Francs ou d'ailleurs, et que son equipage declare: "Nous sommes des proteges du souverain d'al-Andalus auquel nous payons la capitation", il у a lieu de considerer deux cas:

– Ou bien ils fournissent des preuves a I'appui de leurs declarations, ou bien leurs navires sont pris comme butin.

– Dans le cas oil ils appuient leurs declarations et leurs allegations de preuves, toute personne qui touche a leur bien ... Обрыв текста и добавление по другой рукописи:

S'il s'agit d'honnetes gens, on ne leur impose pas le serment; si par contre il s'agit degens notoirement malhonnetes, ils doivent preter serment> [603, c. 534].

10 Так, очевидно, понимали положение этих рабов в описываемую эпоху – в тексте

договора Венеции с Карлом Толстым (880), который практически текстуально повторяет

договор 840 г., сделана следующая добавка: вместо , как в тексте первого договора, мы

видим <свободных христиан> (homines chrislianos, qui liberi sint) [162, т. 2,ч. l,c. 139].

" А.Пиренн в свое время полагал, что венецианцы поддерживали торговые отношения и с

Испанией, и с Африкой [575, с. 113], но не привел ни одного доказательства этого тезиса.

11 Придерживаюсь текста: out pro tali causa uncle damnum adcrescat in patria [207, c. 21; 163, т. 6, с. 210]. В <Документированной истории Венеции> С.Ромавина, где также

приводится текст декрета, вместо damnum стоит guadagnum [584, с. 371], что меняет

смысл на: <во имя дела, от которого город (patria) получит большую прибыль>.

13 Говоря об описываемых событиях, Андреа Дандоло отмечает также, что венецианские

правители пошли на этот шаг под давлением Византии [189, т. 12, ч. 1,с. 178].

м Можно возразить, что сообщение ал-Мукаддаси о сакалиба не вполне ясно. Ал-

Мукаддаси пишет: <Страна их (сакалиба. -Д.М.) находится за Хорезмом, однако их

доставляют в Андалусию, оскопляют и вывозят в Египет>. Между тем

противопоставление, которое видим мы в данной фразе, свидетельствует, скорее, об

искренности автора: он не пытается примирить сведения, кажущиеся ему противоречивы-

ми, но, наоборот, оставляет все как есть, точно передавая рассказы своих источников.

15 См. грамоту Генриха II от 16 марта 1006 г. [166, т. 3, с. 134-135]. Генрих ссылается в ней

на императора Отгона III, что подсказывает, что норма восходит к более ранним временам.

16 Об этом эпизоде мы знаем от Адама Бременского и Гельмольда (род. прибл. между 1110

и 1117 г., ум. после 1177 г.) [155, с. 165; 101, с. 43 соотв.]. Вопрос о том, кто конкретно

попал в плен, пока неясен, так как источники дают противоречивые сведения: Адам

называет противниками Бернарда черезпенян (Circipanf), а Гельмольд – черезпенян

(Cyrcipani) и хижан (Kycini).

17 Под язычниками, согласно М.Амари, ан-Нувайри подразумевает павликиан из Малой

Азии [404, т. 2, с. 257, прим. 2].

18 Для такого предположения есть некоторые логические основания. Прежде всего, то, что

пленнику делали коврик для молитвы, показывает, что он принял ислам. Столь быстрое

обращение в новую веру кажется более естественным для язычника, чем для христианина: христианин относился бы к числу <людей договора>, язычник гораздо меньше мог

рассчитывать на милость победителей. Кроме того, халиф вряд ли повелел выделывать

коврики для всех принявших ислам пленников; это наводит на мысль, что человек, о

котором идет речь, был не простым бойцом, а вождем. Сочетание имеющейся у нас

информации – саклаби, язычник, знатный человек – лучше всего подходит для описания

славянского вождя-язычника.

" Ал-Мас'уди не знал точной даты похода и потому дал ориентировочную – после 320 г.х.

(13 января – 31 декабря 932 г.) или в этом году [291, т. 1, с. 135]. Видимо, речь идет о