Текст книги "Сакалиба"

Автор книги: Д. Мишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

упоминал и о невольниках-язычниках. Последние, однако, интересовали его главным

образом в тех случаях, когда желали обратиться в христианство. Такие невольники, по

мысли папы, должны были обрести свободу, причем здесь делалась интересная оговорка.

Если пожелавший креститься раб оставался к тому времени у хозяина более трех месяцев, то есть определенно не предназначался для перепродажи, его следовало освободить.

Невольники же, которых собирались перепродать (то есть, фактически, <живой товар> большой транзитной работорговли, предшественники сакалиба), подлежали выкупу

христианами. Такой порядок, особо отмечал папа, был необходим для того, чтобы

владельцы новообращенных рабов не считали, что несут убытки вследствие произвола

[168, т. 2, ч. 2, с. 407-408].

Интересны и послания лионского епископа Агобарда, бывшего в первой половине IX в.

одним из основных противников рахданитской работорговли. Позиция Агобарда, как она

изложена в этих посланиях, практически не отличается от позиции его предшественников.

Как и они, Агобард резко протестует против того, чтобы иудеи торговали христианскими

рабами; наиболее ярко это проявляется в послании к Людовику Благочестивому от 826 или

827 г., где он подробно останавливается на работорговле [168, т. 5, с. 182-185]. В другом, на этот раз коллективном, письме, относящемся к тому же времени, Агобард и его

единомышленники основываются на постановлении Маконского синода, фрагмент

которого приводится дословно [168, т. 5, с. 185-199]. Внимание Агобарда сосредоточено на

христианах, однако он, как ранее Григорий Великий, упоминает и о рабах-язычниках, также интересуясь ими в основном с точки зрения возможности их крещения. Основные

идеи, высказываемые Агобардом, сводятся к следующему: необходимо пропагандировать

христианство среди рабов и слуг [168, т. 5, с. 180-181], нельзя отказывать в крещении тем

из рабов-язычников, кто того пожелает [168, т. 5, с. 165], епископы должны иметь

возможность выкупать рабов у их хозяев [168, т. 5, с. 182]. При этом Агобард нигде не

призывает к насильственной конфискации рабов у иудеев и прямо заявляет, что <не то

утверждаем мы, что по мнению нашему сынов их (иудеев. – ДА/.) и рабов следует отнять

от них силою, но что приходящим к вере от неверных не должно отказывать> [там же].

Различное отношение к рабам-христианам и язычникам особенно хорошо заметно у

преемника Агобарда епископа Амулона: <...и да не служат им (иудеям. – ДА/.) христиане

ни в городе, ни в деревне, – читаем мы у него, – но сами они с рабами-язычниками своими

делают и добывают для себя все необходимое> [40, с. 171]. Сказанное Амуло-ном

фактически значило, что иудеи могут беспрепятственно владеть рабами-язычниками, если

у них не будет рабов-христиан.

Позиция церкви действительно представляла собой определенную препону работорговле.

Между тем протесты церковных деятелей и даже постановления соборов не были в

состоянии уничтожить ее как явление. Более того, они даже не имели такой цели. В

основном церковь уделяла внимание рабам-христианам, весьма мало, как мы видели,

интересуясь язычниками. Славянские рабы, бывшие почти поголовно язычниками, не

могли особенно рассчитывать на защиту церкви. В том же случае, если проповедники

пытались уговорить рабов принять христианство и обрести тем самым свободу,

действовали королевские привилегии, запрещавшие обращаться к рабам с такими

призывами. Каролингские монархи хорошо понимали, что занимавшиеся международной

торговлей рахданиты представляют собою для них едва ли не единственный канал для

связи с экономически передовым в то время Востоком, и всячески старались удержать их у

себя. В <Деяниях Карла> Ноткера (род. около 840 г., ум. в 912 г.) упоминается

занимавшийся, по всей видимости, международной торговлей иудей-купец при дворе

Карла Великого [186, ч. 3, с. 16]. Раббн Донат и Самуэль рассказали Людовику

Благочестивому, что их рабов призывают к крещению и уходу от владельцев, и

королевская грамота недвусмысленно грозит санкциями тем, кто будет делать это в

дальнейшем [169, с. 309]. Аналогичное положение включено и в привилегию, данную

Давиду и Иосифу [169, с. 310]. О том, что Людовик Благочестивый был готов защищать

рахданитов не только на словах, но и на деле, свидетельствует одно из писем Агобарда.

Согласно Агобарду, посланцы Людовика Благочестивого, направленные в Лион для

урегулирования конфликта между епископом и иудеями, с самого начала взяли сторону

последних [168, т. 5, с. 182-183]. В другом письме Агобард жалуется, что попал в

затруднение: если он будет отказывать рабам иудеев в крещении, то на него падет кара

Божья, если же решится крестить их – последуют земные санкции [168, т. 5, с. 165].

Похожие привилегии существовали, видимо, и в последующие времена, ибо ар-Ракик, как

мы видели, говорит, что иудеи-работорговцы пользуются покровительством франков.

Покровительствуя работорговле, Каролинги в то же время ставили на ее пути н

препятствия. Им, разумеется, было известно, что поток рабов направляется в Испанию, Магриб и другие мусульманские страны. Продавать рабов мусульманам означало бы не

только окончательно терять потенциальных новых христиан, но и содействовать усилению

врага. Последнее было, очевидно, для Каролингов главным побудительным мотивом для

введения серии ограничений на работорговлю. Ограничения предполагали, как правило, запрет на вывоз рабов с территории государства. Мы уже видели, что в жалованных

купцам-рахданитам грамотах содержалось разрешение торговать рабами лишь в пределах

Франкского королевства. Между тем первый такой запрет появился еще раньше, в марте

779 г., когда в Геристальский капитулярий было включено положение о том, что никто не

имеет права продавать рабов за границу [162, т. 1, с. 51]. Приблизительно два года спустя

аналогичный пункт появился в Мантуанском капитулярии [162, т. 1, с. 190]. Текст

последнего документа, между прочим, весьма показателен. С одной стороны, невольники

упоминаются наряду с оружием, и это ясно указывает, что рабы считались товаром,

приобретение которого могло бы усилить врага в военном отношении. С другой стороны, речь идет о христианских и языческих невольниках, это наводит на мысль о том, что вывоз

многочисленных пленников, захваченных в войнах на восточных границах Франкского

государства (на тот период, очевидно, саксов), уже начался.

В середине IX в. (845-846 гг.) подобное постановление принял синод, состоявшийся в Мо

(Париже). Его шестнадцатый пункт гласил:

<Купцы нашего королевства, христиане или иудеи, проходящие через столь многие

поселения и города верующих и везущие невольников-язычников в войско неверных и

наших жесточайших врагов, от чего жалкой смертью погибают рабы, которые, если бы их

купили христиане, могли бы быть спасены, а огромное множество врагов королевства

увеличивается, должны быть удержаны нашими благочестивыми князьями и принуждены

продавать [невольников] в пределах владений христиан, чтобы Господь не разгневался на

столь ужасную жестокость, открытое неверие и потерю душ, а силы врага не

увеличивались> [163, т. 3, с. 124].

Процитированное постановление идет вполне в русле предыдущих решений. Стремление

не допустить греховного деяния (отдача людей в руки мусульман) сочетается с более

земной заботой о неусилении врага. Деятели церкви, таким образом, занимали те же

позиции, что и светские правители.

Несмотря на то что решения, направленные против работорговли, принимались и

церковными соборами, и светскими властями, на практике они были малоэффективны.

Сам факт продолжения работорговли показывает, что либо не принималось никаких

реальных мер для предотвращения вывоза невольников, либо работорговцы умело

уходили от контроля. Не исключено, что было и то, и другое. С одной стороны,

Спутн-сакалиба

147

невольники представляли собой один из крайне немногих западных товаров, ценившихся

на Востоке, и стремление получить за рабов золото или восточные товары вполне могло

оказаться сильнее соображений, которыми руководствовались Карл Великий или

собравшиеся в Париже епископы, с другой – раннесредневековые работорговцы вполне

могли располагать большим арсеналом уловок, позволявших им довозить свой товар до

Испании.

Каким образом невольники достигали Андалусии? Выше мы предположили, что в массе

своей это были пленные, попадавшие в рабство в результате войн или набегов. Допустив

это, логично заключить, что путь невольников в рабство начинался на границе между

германскими и славянскими землями. Направляясь туда, работорговцы проходили,

очевидно, через приграничные города – вероятно, те же, через которые западные купцы, согласно эдикту Карла Великого, держали путь в славянские земли – Бардовик, Магдебург, Эрфурт, Халльштадт, Форх-хайм, Бремберг, Регенсбург и Лорх (Эннс) [162, т. 1, с. 426]. В

X в. в некоторых из этих городов уже торговали иудеи. Самой большой была, видимо, община в Магдебурге. Одна из хартий Отгона Великого, изданная в 965 г., ставит иудеев на

первое место среди купцов города: Iudei vel ceteri ibi manentes negotiators... [166, т. 1, с.416]. Иудейские торговцы Магдебурга упоминаются впоследствии в одной хартии От-

тона II (973-983), относящейся к 973 г. [166, т. 2, ч. 1, с. 38]. Магдебургские купцы, как

явствует из другой хартии того же короля, изданной в 975 г., вели операции в землях не

только христиан, но и язычников, под которыми, учитывая географическое положение

Магдебурга, могли разуметься исключительно славяне [166, т. 2, ч. 1, с. 126]. В раннее

средневековье работорговля занимала важное место в жизни Магдебурга, и Ф.Рериг не без

основания говорил о ее существенном значении для города [585, с. 23].

От границы работорговцы направлялись, очевидно, в долину Рейна, где их ожидали

прежде всего Кёльн, Майнц и Кобленц. Кёльн и Майнц упоминаются в той же хартии

Отгона II от 975 г. как города, в которые заходят купцы, торговавшие в славянских землях

[166, т. 2,ч. 1,с. 126]. Торговое значение Кёльна вырастает в X в. [585, с. 14]. В отношении

Майнца мы имеем даже прямые указания на то, что этот город поддерживал торговые

связи с мусульманским миром, в частности с Испанией. Кордовский мученик середины IX

в., Евлогий, рассказывает в одном из своих писем, что его братья побывали в Майнце по

торговым делам [69, с. 499-500]. Через столетие Майнц посетил Ибрахим Ибн Йа'куб.

Даже если оставить в стороне упоминание Ибрахима о виденных им в этом городе

саманидских монетах, отчеканенных в 301 г.х. (7 августа 913 -26 июля 914 г.) и 302 г.х. (27

июля 914– 16июля915 г.), ибо последние, скорее всего, попали в Майнц не из Андалусии, а

с Востока, да притом, видимо, через третьи руки, никак нельзя игнорировать показание

путешественника насчет того, что ему довелось увидеть там перец, имбирь, гвоздику и

другие пряности из Индии [226, ч. 2, с. 409]. В МаЙнце уже в первой половине X в. была

иудейская община: мы знаем, что в 937 г. местный епископ Фридрих хотел изгнать иудеев

из города, если они не пожелают креститься [52, с. 53]. Неизвестно, осуществился этот

замысел или нет, но в 1012 г. иудеи были-таки изгнаны из Майнца [171, т. 3, с. 81], хотя в

1054г. упоминания об их присутствии в городе появились снова [426, с. 164]. Рахданиты

вполне могли проходить через Майнц, где были бы приняты своими единоверцами.

Наконец, есть прямое свидетельство о проходе невольников через Кобленц. Таможенное

установление Кобленца, официально подтвержденное в 1104 г., содержит упоминание о

рабах [100, с. 4]. Дата документа весьма поздняя, однако логика ситуации подсказывает, что можно согласиться с Ш.Верлинденом в том, что если не терминология, то хотя бы

содержание документа отражает порядки намного более ранних времен [614, т. 1, с. 222].

Не исключено также, что рахданиты могли проходить и через Вормс; в одной хартии

Генриха IV (1056-1106) от 1074 г. иудеи упоминаются прежде всех остальных торговцев

города [215, с. 48], причем к этому году община должна была уже просуществовать

некоторое время и быть довольно многочисленной, на что указывает упоминание об

<Иудейских воротах> в одном документе вормсского епископа Адальберта от 1080 г. [215, с. 49].

На некоторых участках удается проследить путь работорговцев от приграничных городов

до долины Рейна. В географии ал-Казвини содержатся сведения о

достопримечательностях Зоста и Падерборна [226, ч. 2, с. 413 и 415 соотв.]. В анализе

этих фрагментов, представленном выше (см.: часть 1, гл. 3), отмечается, что они в

конечном счете восходят к рассказам андалусских путешественников, побывавших в обоих

городах. Зост и Падерборн расположены совсем рядом друг с другом, и вполне вероятно, что они составляли этапы одного пути. Между тем упомянутая выше хартия Генриха IV от

1074 г. упоминаете числе городов, где с купцов собиралась пошлина, также Дортмунд и

Гослар[215,с. 48]. От Гослара же Совсем недалеко до Магдебурга. Путь работорговцев, таким образом, мог проходить через Магдебург, Гослар, затем через Падерборн и Зост к

Дортмунду, откуда было совсем близко до долины Рейна, прежде всего до Кёльна.

Из прирейнских городов работорговцы двигались в долину Мааса. Здесь на их пути стоял

Верден – насколько можно заключить, один из крупнейших центров работорговли того

времени. Верденские купцы поддерживали постоянные торговые связи с Испанией. В

середине IX в. мы впервые видим верденцев отправляющимися в Испанию [171, т. 15, с.

511]. Столетием позже, в середине X в., некий верденец Эрмен-хард, знавший пути в

Испанию, был проводником посольства Отгона Великого к кордовскому халифу 'Абд ар-

Рахману III (912-961) [171, т. 4, с. 369], а Ш.Верлннден, ссылаясь на недоступную мне

<Историю Вердена> Клуэ, сообщает, что в источниках сохранилось упоминание о некоем

караване верденских купцов, вернувшемся из Испании [614, т, 1, с. 222]. Верденские

купцы активно занимались работорговлей, причем, по сообщению кремонского епископа

Лиутпранда (род. около 920 г., ум. в 972 г.), сами часто оскопляли рабов, которых затем

везли в Испанию [152, с. 157].

Пройдя Верден, работорговцы устремлялись на юг. На этом отрезке маршрут их был,

видимо, довольно стабилен. Согласно <Чудесам св. Бертина>, верденские купцы ехали

через Лангр [171, т. 15, с. 511]. По <Житию Иоанна Горцского>, посольство Отгона

Великого, направляясь в Кордову, также двигалось через Лангр, затем через Дижон и Лион

[171, т. 4, с. 370]. На этом участке пути также можно найти следы работорговли. В Лионе

жили упомянутые в грамоте Людовика Благочестивого Давид и Иосиф. Лионские

торговцы, по сообщению Агобарда, сами продавали рабов в Испанию [168, т. 5, с. 185].

Из Лиона путь лежал далее на юг. Пройдя через Авиньон, работорговцы достигали Арля.

Город Арль вел в описываемое время торговлю с Востоком, причем свидетельства о ней

относятся уже к началу IX в. Со слов орлеанского епископа Теодульфа (ум. в 821 г.) мы

знаем, что на рынках Арля можно было найти шелк, фимиам из Сабы, слоновую кость из

Индии, бальзамы из Сирии, кожи из Кордовы и другие восточные товары [161, с. 500].

Иудейская община, где рахданиты могли найти прием, существовала и в Арле; ее следы

видны и в IX [168, т. 5, с. 239], и в X в. [426, с. 156-158]. Купцы из Арля также не были

чужды работорговле; согласно Агобарду, один из чудом вернувшихся на родину

невольников был когда-то украден в Арле и продан в Испанию [168, т. 5, с. 185].

После Арля работорговцы с невольниками могли продолжать свой путь двумя дорогами.

Одна из них вела к Марселю, где невольников могли посадить на корабли и отправить в

Испанию по морю. Другая дорога шла в сторону Нарбонны. Следы иудейской общины

можно обнаружить и в этом городе. О христианских рабах в услужении у иудеев

Нарбонны говорятся уже в послании Григория Великого от 597 г. [168, т. 1, ч. 2, с. 464].

Община, видимо, существовала и позднее. Ссылаясь на иудейские предания, М.Ломбар

рассказывает, что в 759 г., после отвоевания Нарбонны Пипином Коротким (751-768), город был разделен на три квартала, в одном из которых поселились иудеи. В 768 г. папа

Стефан III (767-772) упомянул о нарбоннских иудеях в письме епископу этого города

Ариберту [532, с. 201], а Агобард упрекал позднее епископа Нарбонны Нибридия в

хорошем отношении к ним [168, т. 5, с. 199-201]. В 1063 г. папа Александр II (1061-1073) похвалил в своем письме епископа Нарбонны Вифреда за то, что тот не допустил

преследования иудеев в городе [92, с. 43]. Нисба Нарбони часто встречалась у живших в

средиземноморских странах иудеев [532, с. 201, прим. 1}. Нарбонна была тесно связана с

побережьем, причем у нас, к счастью, сохранилось свидетельство того, что туда заходили

суда восточных купцов. В <Деяниях Карла> Ноткер рассказывает, что однажды, когда

Карл Великий был в порту Нарбонны, на горизонте неожиданно показались корабли.

Местные жители не придали этому большого значения, посчитав, что речь идет об

иудейских, африканских или британских (britannos – бретонских?) купцах. Карл же со

свойственной ему прозорливостью распознал опасность и приказал готовиться к

отражению нападения пиратов [186, ч. 3, с. 406]. Иудейские и североафриканские купцы

посещали, таким образом, Нарбонну с торговыми целями, что считалось вполне

привычным.

Из Марселя и Нарбонны невольников на кораблях переправляли в порты восточного

побережья Андалусии. Среди последних следует выделить, прежде всего, Печину, расцвет

которой наступил в X в. О том, что невольники привозились на кораблях в печинский порт, свидетельствует ал-Мукаддаси, согласно которому сакалиба подвергались оскоплению в

каком-то городе, расположенном позади Печины и населенном иудеями, которые и

проводили операцию [76, с. 242]. В этом городе исследователи признают, как правило, Лусену, население которой, как указывают источники, состояло почти исключительно из

иудеев [408, т. 1, с. 308; 586, с. 141-142]. Путь, по которому следовали невольники на этом

этапе, можно, таким образом, представить себе так: из Марселя или Нарбонны в Печину, затем в Лусену и уже оттуда, после оскопления, в Кордову. В X в. наряду с Печиной

такими пунктами могли быть и другие портовые города восточного побережья Испании -

Тортоса, Дения, Малага. Интересно отметить, что, когда в начале XI в. в мусульманской

Испании началась смута, именно в этих городах было больше всего сакалиба и самые

сильные их группировки (об этом см.: часть Ш, гл. 2).

Путь морем хоть и использовался купцами, но был связан с особыми трудностями. Прежде

всего, купцов подстерегали андалусские и африканские пираты, промышлявшие в

западном Средиземноморье. В IX в. они совершали нападения и на портовые города. В 838

г. мусульманские пираты разорили Марсель, в 842 г. – Арль. В 850 г. они снова появились

около Арля, в 859 – в устье Роны, а в 860 – в Балансе. В 890 г. андалусцы создали свой

знаменитый опорный пункт во Фраксинетуме (Ла Гард-Френе), просуществовавший до

973 г. и являвший собой постоянную угрозу как мореплавателям, так и сопредельным

районам южной Франции, Италии и Швейцарии. Морские путешествия были, таким

образом, небезопасны, и неудачливый работорговец рисковал поплатиться не только

имуществом, но и жизнью.

Таким образом, в дополнение к тому соображению, что не все работорговцы имели

возможность использовать суда, мы видим, что страх перед пиратами удерживал их от

морских путешествий. Здесь,

естественно, важность приобретала сухопутная дорога. Уже начиная с первых лет

мусульманского господства в Испании до нас доходят сведения о том, что через

пиренейские перевалы мусульмане вторгались в южную Францию, а затем франки – в

Испанию. Пытаться помешать проходу войск было, конечно, рискованно, однако и менее

защищенные путешественники, судя по источникам, также пользовались этой дорогой. В

<Житии св. Леобы>, написанном Рудольфом Фульдским в 30-х гг. IX в., читаем мы о

каком-то больном испанце, который перешел через Пиренеи и, пройдя по Франции и

Италии, добрался до Германии. Свое странствие путешественник закончил в Фульде, где и

произошло исцеление [171, т. 15, с. 130]. В середине IX в. упомянутый выше Евло-гий

встретил в Сарагосе группу купцов из Франции [69, с. 499-500], видимо, прошедших через

Пиренеи. В 859 г. монах Эдуард вернулся сухопутной дорогой из Кордовы во Францию, неся с собой реликвии трех католических святых [186, ч. 2, с. 98]. Несколько позже другой

монах, Эльдрад, дошел до Испании через Прованс и Аквитанию [171, т. 7, с. 128].

Сходным образом двигалось в середине X в. и посольство Отгона Великого, о котором

известно, что оно, пройдя через Францию, прибыло в Барселону, а оттуда через Тортосу

направилось в Кордову [171, т. 4, с. 370-371]. Часть рабоъ-сакалиба тоже вели через

Барселону; в одном подарке графа Барселоны андалусскому халифу ал-Хакаму И (961-976) было двадцать молодых евнухов-саколнба [277, т. 4, с. 145].

Именно так, как представляется, выглядел путь, по которому по-лабские и поморские

славяне, обращенные в рабство в результате пленения или каким-либо иным способом, попадали в Андалусию. Другой крупный центр работорговли находился южнее, в Чехии.

О работорговле в средневековой Чехии впервые узнаем мы из уже упоминавшегося выше

таможенного установления Раффельштеттена 903-906 гг. Есть, правда, основания

полагать, что установление фиксирует порядки более ранних времен, поскольку его

составители ссылаются на нормы, действовавшие при Людовике Немецком (843-876) и

Карломане (876– 880) [162, т. 2, ч. 2, с. 250]. Вообще о работорговле в установлении

говорится довольно много, что указывает на ее важную роль в экономической жизни

региона. Мы узнаем, что часть рабов привозилась туда с запада, из Баварии, на судах по

Дунаю [162, т. 2, ч. 2, с. 250-251]. Наиболее интересен для настоящего исследования

шестой параграф установления. В нем речь идет о славянских торговцах из Чехии и Руси6, привозивших в Раффельштеттен и подунайские территории вокруг Линца воск, лошадей и

Невольников [162, т. 2, ч. 2, с. 251]. Об истории работорговли на Руси мы поговорим

позднее; сейчас же следует отметить, что положения Раффельштеттенского установления

хорошо согласуются с данными нашего следующего важнейшего источника – сообщения

Ибрахима Ибн Йа'куба. Путешественник относит к статьям чешского вывоза рабов, олово

и меха, добавляя затем, что все, в том числе пшеница, рабы, лошади, золото и серебро, продается в Чехии по низким ценам [232, с. 332].

Наряду со славянскими в установлении упоминаются и иудейские купцы [162, т. 2, ч. 2, с.

252]. Они предстают здесь опять-таки как работорговцы, причем рабы являются

единственной статьей их торговли, упомянутой в установлении. Из пункта о торговцах-

иудеях можно сделать двойной вывод: во-первых, купцы-рахданиты в IX – начале X в.

торговали в Баварии и Австрии, во-вторых, в документе говорится об иудеях не только из

Баварии (de istapatria), но и из других местностей (de aliis partibus). Следовательно, местный рынок <живого товара> не стоял в стороне от основных путей работорговли.

Сведения, которые дает нам Раффельштеттенское установление, относятся ко второй

половине IX – началу X в., информация Ибрахима Ибн Йа'куба – к середине X в. Важным

центром работорговли была Чехия и в последующие времена. Известно, что знаменитый

христианский мученик конца X в. Адальберт не принял титул епископа Праги, объяснив

свой отказ в частности тем, что пражане продавали иудейским работорговцам

христианских рабов и пленников, а он не имел возможности выкупить их из неволи7, хотя

и выделил специально для этого четверть своего имущества [171, т. 15, с. 1179].

Из Чехии торговые пути могли вести работорговцев в нескольких направлениях. Одно из

них вело на север, где важным промежуточным пунктом был Магдебург, о роли которого в

работорговле говорилось выше. Об использовании пути между этими городами мы знаем

по рассказу Ибрахима Ибн Йа'куба. Двигаясь от Магдебурга, путешественник приводит

следующий маршрут: Магдебург – Кальбе – Ниенбург – Галле, именуемый Ибрахимом

<соляной копью иудеев>8, – Вюрцен – Мост – Прага. Разумеется, этот путь мог быть

использован и в обратном направлении. Довольно близко лежала и другая дорога – из

Праги, через Усти-над-Лабем и Пирну. Усти-над-Лабем также был одним из перевалочных

пунктов невольничьих караванов, о чем мы узнаем из таможенного установления 1057 г.

[531, с. 70]. Попав в Пирну, работорговцы двигались далее, видимо, через МаЙссен и

Вюрцен, достигая, как и в предыдущем случае, Магдебурга. Из Магдебурга же рабы

отправлялись в Верден по рассмотренному выше пути.

Кроме Магдебурга основными торговыми партнерами Праги были Регенсбург, Пассау и в

меньшей степени Нюрнберг [531, с. 65-67]. К расположенным на Дунае Регенсбургу и

Пассау следует, видимо, добавить Лорх (Эннс), фигурировавший, как отмечалось выше, в

эдикте Карла Великого как один из городов, через которые германцы поддерживали

торговые отношения со славянским миром. Условия торговли в этой местности известны

по уже упоминавшемуся выше таможенному установлению Раффельштеттена. Чешские и

иудейские купцы направлялись через лесные массивы на юг, достигали Пассау или

Раффелыитеттена и либо оставались там, либо двигались далее. Немецкие торговцы, в

свою очередь, приходили из Баварии и также могли двигаться дальше, в сторону Моравии.

Путь, по которому двигались проданные в рабство в этой местности рабы, восстановить

сложно: нет никаких документальных свидетельств, и историку остается уходить в

область предположений. Весьма вероятно, что часть рабов двигалась в Германию, где

присоединялась к основной массе невольников. Известно, что в 906 г. иудейским

торговцам было запрещено направляться в Регенсбург через чешские леса и Пассау [594, с. 1]. Если купцы, как явствует из этого запрета, двигались на Регенсбург, то вполне

логично заключить, что далее их путь лежал на запад.

Другую интересную схему предлагает Ш.Верлинден. По его мнению, невольники могли

направляться не только на запад, но и на юг, через альпийские перевалы, в сторону

Венеции. Венецианская работорговля представляет собой совершенно особое явление, и к

его изучению мы обратимся ниже.

2. Путь через Италию

Венецианскую работорговлю следует рассматривать в общем контексте этого явления в

Италии и бассейне Адриатического моря. Первые сведения о торговых связях Италии с

мусульманским миром вообще и о работорговле в частности восходят уже к середине VIII в. В составленной Анастасией Библиотекарем (ум. в 886 г.) биографии лапы Захария (741-752) содержится рассказ о приезде венецианских работорговцев в Рим. Хронологические

рамки этого события можно определить и точнее – автор помещает интересующий нас

эпизод между рассказами об уходе в монастырь Карломана (746) и аналогичном поступке

короля лангобардов Радельгиза (749). Согласно Анастасию, многочисленные венецианские

торговцы скупали в Риме невольников и невольниц для последующей перепродажи в

Африку. Рассудив, что продавать христиан в рабство мусульманам безнравственно, папа

выкупил невольников и отпустил их на свободу [189, т. 3,ч. 1,с. [.Свидетельства о торговле

между мусульманскими странами и Италией можно найти и для более раннего времени – в

724 г. паломник Вилли-бальд, будущий епископ Эйхштетта, видел в Неаполе судно,

пришедшее из Египта [171, т. 15, с. 93].

Говоря о торговле раннесредневековой Италии с исламским миром, нельзя, разумеется, забывать о том, что время, в которое она велась, проходило под знаком постоянных рейдов

флотов мусульманских правителей, а также пиратов на итальянское побережье. Первые

нападения произошли еще в VII в.; наибольшего размаха деятельность корсаров достигла

в IX в., когда мусульманам удалось создать ряд опорных пунктов в Италии. В 827 г. войска

Аглабидов высадились на Сицилии, что стало началом длительной борьбы между

мусульманами и Византией за этот остров. В конце IX в., после захвата Сиракуз (878) и

Таурмины (902), мусульмане окончательно укрепились на Сицилии, которая на долгие

годы (до конца XI в.) стала базой для их нападений на побережье. Ряд опорных пунктов

был создан и на континентальной территории Италии. В 840 г. мусульмане овладели Бари, который на тридцать лет превратился в их основную цитадель в Италии. В 871 г. они были

изгнаны из Бари германо-византийской коалицией, но в 875 г. появился еще более опасный

форпост мусульман – Гарильяно, откуда до 915 г. исходила прямая угроза Риму. Набеги на

Италию продолжались и после изгнания мусульман из Гарильяно, можно вспомнить в

этой связи нападения на Орие (925), Геную (935) или Пизу (1005 и 1012). Действия

мусульманских войск и корсаров оказывали, разумеется, крайне отрицательное влияние на

экономическую жизнь Италии и, в частности, на развитие ее торговли. Европейские

мореплаватели, выходившие в Средиземное море, могли в любой момент сделаться

жертвами мусульманских пиратов, да и сами города не были застрахованы от

разрушительных нападений последних. Прямых данных о потерях итальянской торговли в

то время, конечно же, нет, однако можно предполагать, что часть торговцев становилась

жертвой мусульманских пиратов, а другая часть вообще отказывалась от

средиземноморской торговли, предпочитая ей другие, более безопасные зоны

деятельности или занятия.

И все же отношения между итальянскими городами и мусульманами не исчерпывались

военными действиями. Источники рассказывают не только о противостоянии между ними, но и о многочисленных случаях пактов и совместных действий. В 813 г., например, послы, представлявшие интересы багдадского халифа, прибыли на Сицилию на коряблях

венецианцев [168, т. 5, с. 98]. В 840 г., когда разгорелась борьба за власть в герцогстве

Беневент между Раделькисом и Сико-нольфом, обе стороны пригласили на помощь

мусульман, которые в результате этого продержались в Беневенте до 856 г. [186, ч. 2, с. 58; 171, т. 3, с. 225-228,246-250,508 и далее]. В 877 г. коалиция Салерно, Неаполя, Гаеты и

Амальфи, заключив мир с мусульманами, предприняла ряд грабительских набегов на

район Рима [171, т. 3, с. 253, 524; т. 7, с. 608], причем правители Салерно отклонили

предложение Византии о союзе против сарацин [171, т. 3, с. 253], а руководство Амальфи

сначало не пожелало защищать папу Иоанна VIII (872-882), а затем просто обмануло его, взяв предлагаемые им деньги, но не отказавшись от союза с мусульманами и продолжив

набеги [589, с. 31]. Союз Неаполя с мусульманами продолжался и далее: в 881 и 883 гг.

неаполитанцы вместе с ГаетоЙ и сарацинами совершали набеги на Рим и Беневент [171, т.