Текст книги "Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы"

Автор книги: Борис Лавренев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

И когда он выпрямился, сдавленным от волнения и боли голосом Скворцов крикнул:

– Стой!

Человек выронил мешок и взвился, как пружина. Руки его метнулись к карманам, взгляд в сторону окрика, и руки медленно, как вытягиваемые посторонней силой, поднялись над головой. Скворцов видел, как побелело его лицо и затряслись усы.

Неслыханная ненависть потрясла все тело Скворцова, смешиваясь с болью и жалостью к себе, к своим закоченевшим ногам.

– Кидай оружие, гад, – прокричал Скворцов, плача и не сдерживая слез. – Кидай, тебе говорю.

Человек, с испуганным удивлением глядя на залитое слезами, исковерканное лицо пограничника, осторожно опустил руку в карман. Черный и блестящий, как ворон, пистолет отлетел в сторону и зарылся в снег.

– Все кидай, – крикнул опять Скворцов, захлебнувшись злобным всхлипом.

– Больше нит, – ответил человек по-русски, но странно выговаривая слова.

– Ложись! – приказал Скворцов, и человек послушно лег ничком. Скворцов попытался приподняться, но ноги так резнуло, что он с протяжным стоном опустился на снег. Человек исподлобья глядел на Скворцова одним глазом, и во взгляде была мутная ненависть пойманного волка. Он чуть пошевелился.

– Тихо лежать! – заорал Скворцов и подумал: «Доходился? Не на такого напал. Я тебя, как лису, стерег, я за тебя ноги загубил, – теперь не выпущу. Носит вас, гадюк, нет вам спокоя».

Левой рукой Скворцов достал из-за пояса свисток я, не спуская глаз с лежащего нарушителя, вставил кончин свистка в рот. Скрежещущая трель пошла по лесу. Человек дернулся всем телом, но под черным зрачком винтовки затих.

– Ты что лежишь? За компанию, что ли? Чтоб не скучно было? – услыхал Скворцов за спиной голос Садченко.

Через силу он повернулся к отделкому и двум товарищам.

– Берите, – выдавил из себя тупым стылым голосом, протягивая руку в сторону задержанного, и добавил хмуро: – Не могу встать, товарищ отделком. Ноги застудил.

Когда двинулись на заставу, задержанный шел впереди. Винтовка Садченко упиралась ему в спину. Сзади Садченко пограничники, просунув винтовки в рукава снятой с задержанного куртки, несли на ней, как в кресле, Скворцова, обнявшего их за шеи.

– Молодец парень, – обронил на ходу Садченко, – чисто сработал. Дельный пограничник.

Скворцов колыхался на руках товарищей, закрыв глаза. Ноги щемило, все тело ныло от лежки. Но горячая радость переполняла его и, казалось, оттаивали и отмороженные ноги. Он бессильно улыбнулся и проговорил, как в бреду:

– Горизонт есть воображаемая линия, на которой небо сходится с землей…

Красноармейцы переглянулись. Им показалось, что Скворцов «свихнулся». Они не знали, что он просто вспомнил свое первое столкновение с воображаемой линией, которая теперь не вызывала в нем никаких сомнений.

<1933>

СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ОШИБКА

Война есть продолжение политики иными средствами.

Клаузевиц

Дипломатия выше стратегии.

Энгельс

1

«Рейд Александрия.

11 час. 43 мин. Дежурным полицейским унтер-офицером замечен по левому борту, у иллюминаторов офицерских кают, каик с двумя феллахами, по подозрению в намерении покражи вещей через иллюминаторы посредством удочек. При обыске таковых удочек не обнаружено.

11 час. 48 мин. С флагманского корабля последовательные сигналы: 1) Всему отряду приготовиться к съемке с якоря в 17. 30. На походе иметь дежурные орудия заряженными, подвахтенным спать одетыми. При встрече с немецкими кораблями салют производить только в ответ на таковой с немецкой стороны. Выход с рейда в строю по ордеру № 3. Дивизиону эскадренных миноносцев коммодора Бейли организовать походное охранение. 2) Флагман приказывает командирам кораблей прибыть к нему на борт в 16.00 на совещание.

12 час. 33 мин. Вызван с берега катер портовой полиции для отвода на буксире каика и сдачи феллахов в полицейский портовой пост.

12 час. 52 мин. Арестованные сданы на катер.

14. час. 40 мин. Офицеры приглашены в салон адмирала на экстренное совещание.

15. час. 42 мин. К правому трапу подан командирский вельбот».[12]12
  Выписка из вахтенного журнала британского крейсера «Warrior» от 29 июля 1914 года.


[Закрыть]

«Дорогая Сириль!

Пишу вам невероятно наспех: сию минуту катер свозит на берег последнюю почту. Поэтому не принимайте во внимание безобразно торопливый почерк. Мне невыносимо горько сообщать вам, что наши планы провести август вместе неожиданно и бесповоротно разрушены. И подумать только, что отпуск уже лежал у меня в кармане! Только что, сменившись с вахты, я узнал в кают-компании поразительную новость. По-видимому, война решена окончательно. Это ранило меня в сердце и одновременно наполнило гордостью и новыми надеждами. Отряду приказано немедленно выйти в море. Думаю, что уже дня через три мы гордо подымем наши славные боевые флаги и пойдем навстречу врагу. Поэтому все в восторге и поздравляют друг друга. У меня звенит в голове от трех выпитых за победу Британии бокалов шампанского. Нам предстоит важное и замечательное дело. В Средиземном море, как бельмо в нашем глазу, уже два года нахально расхаживает Сушон со своими „Гебеном“ и „Бреслау“. Мы должны раскатать их в пух и прах сразу же по объявлении войны. Это обязательно. Немцам нужно показать их место. Средиземное море – британское море. Достаточно уже того, что мы любезно терпим в нем наших союзников-французов. Мы все горим нетерпением встретиться с немцами и дать им хороший урок. Как ни горько мне, что мечты половить с вами форелей в шотландских ручьях так внезапно рухнули, я утешаю себя мыслью, что просить вашей руки, имея лейтенантские нашивки и крест Виктории, будет солидней и шикарней. Да и дело не затянется. Будущее Германии, которое кайзер полагает на воде, окажется под водой через два-три месяца, и мы встретимся с вами. В том порукой честь королевского флота.

У нас сегодня был очень смешной случай: дежурный поймал двух жуликов-феллахов, которые хотели удочкой вытащить вещи из офицерских кают. Хотя они и клялись, что они только честные продавцы бананов, и, вероятно, успели выбросить удочки в воду, лейтенант Грэгсон все же приказал унтер-офицеру Доббелю дать им несколько пинков и отправить в полицию. Если даже в этот раз они и не имели намерения красть, это будет им предостережением. Феллахи все воры. Я часто думаю, как трудно нашему отечеству заботиться обо всех диких народах, населяющих наши земли, и поднимать нравственность этих несчастных.

Однако нужно кончать письмо. Утешаю себя надеждой на скорую нашу встречу. Как чудесно будет прийти к вам победителем! „Гебена“ мы не выпустим, за это я ручаюсь. Он хочет быть в нашем море – мы найдем ему местечко на дне. Целую ваши руки.

Ваш Эви»[13]13
  Письмо плававшего на крейсере «Warrior» мидшипмэна Эванса Кольвилля его невесте мисс Сириль Уйдфайр. Кольвилль погиб в бою у Коронеля 1 ноября 1914 года на броненосном крейсере «Monmouth».


[Закрыть].

* * *

«Милая мама!

Не знаю, увидимся ли мы с вами когда-либо, и поэтому решил написать вам прощальное письмо. Сейчас уже ясно, что мы лезем в драку с Германией. Мне, да и всем нам, матросам, мало улыбается это, но ничего не сделаешь, мы „проданные“. Первое, что нам предстоит, как сказал сегодня фронту командир, – найти и уничтожить немецкие крейсера „Гебен“ и „Бреслау“. Офицерам кажется это легким делом, но я знаю немецких моряков и думаю, что они будут храбро сопротивляться. У них хорошие корабли, по все же наши силы здесь настолько велики по сравнению с ними, что бой будет жестоким избиением слабейшего. Впрочем, такова всякая драка. Возможно, что кое-кто из нас сложит голову в этом бою. Если эта участь суждена мне, я прощаюсь с вами, милая мама, и благодарю вас за вашу нежную любовь и заботы. Я знаю, что вы старались сделать для меня все, что могли, но после смерти отца вам стало очень трудно, и не ваша вина, что мне пришлось „продаться“, во флот, чтобы не быть вам обузой. Это ведь обычная участь среднего подданного нашей Англии. Она умеет „заботиться“ о своих детях, и не дальше как сегодня два нищих феллаха испытали это на себе. Грязная сварливая собака, полицейский унтер-офицер Хэмпдон заподозрил двух продавцов бананов в попытке обокрасть каюты офицеров. И хотя не было никаких доказательств обвинения, все же феллахов отправили в полицию, а лейтенант Грэгсон приказал мне, когда арестованных спускали в катер, накостылять им шею. Что я мог сделать? Отказаться? Но я знал, что всегда найдутся другие, а я буду наказан. Ведь мы живем, как в сказке о взбунтовавшихся членах человеческого тела, каждый за себя, – об этом заботится радетельное начальство. И Скрепя сердце я дал каждому феллаху по притворному лещу, а теперь мне противно смотреть на свою руку. Сейчас мы снимаемся с якоря, а если война будет объявлена, пойдем на поиски немцев. О, уж мы наверное их не упустим! Командующий в Средиземном море адмирал Мильн такой цепной дог, которому самое первое удовольствие вгрызться в чьи-нибудь икры. Прощайте, милая мама, поцелуйте сестренок Кэтти и Дору. Жалко будет, если я не доживу до замужества Доры.

Джекоб»[14]14
  Письмо унтер-офицера крейсера «Warrior» Джекоба Доббеля матери.


[Закрыть].

* * *

«29 июля 1914. № 117 с/с. Командующему силами Средиземного моря. С получением сего устанавливается предупредительный период. Инструкции вам известны.

Первый морской лорд

Луи Баттенберг»[15]15
  Предупредительная телеграмма Британского адмиралтейства всем флагманам соединений, получение которой предписывает мобилизационные меры и прием боезапаса.


[Закрыть].

* * *

«Рейд Валетта.

10 час. 17 мин. Отдали якорь на внутреннем рейде. Вытравлено каната 195 ярдов.

10 час. 23 мин. Вызван караул для встречи командира порта, прибывшего с визитом к командующему.

10 час. 27 мин. Караул отпущен.

11 час. 06 мин. Вызван караул для проводов командира порта.

11 час. 13 мин. Караул отпущен после проводов командира порта.

11 час. 18 мин. Приказано поставить на бакштов все моторные катера и иметь их наготове.

11 час. 43 мин. С берега пришел катер консула»[16]16
  Выписка из вахтенного журнала флагманского крейсера «Inflexible» от 30 июля 1914 года.


[Закрыть].

* * *

«Валетта. „Inflexible“. Адмиралу Мильну. Последним сведениям „Гебен“, „Бреслау“ направляются погрузки угля Бриндизи или Таранто.

Б…» [17]17
  Телеграмма морского агента Великобритании в Риме коммодора Б.


[Закрыть]

«Вышлите „Chatham“ наблюдения районом Бриндизи – Таранто. Случае появления немцев донесите. Командиру „Chatham“ дайте директиву держаться за зоной итальянских территориальных вод, чтобы не раздражать итальянцев, стороны которых возможно соблюдение нейтралитета войне.

Мильн»[18]18
  Радиограмма командующего силами Средиземного моря адмирала сэра Бэрклея Мильна младшему флагману, командующему отрядом броненосных крейсеров, контр-адмиралу Трубриджу.


[Закрыть].

* * *

БРИТАНСКОЕ АДМИРАЛТЕЙСТВО ПО МОРСКОМУ ГЕНЕРАЛЬНОМУ ШТАБУ

30 июля 1914 года. № 0068 Директивно. С/с.

Оперативная часть.

Командующему силами Средиземного моря адмиралу сэру Бэрклею Мильну.

Обстановка в Средиземном море на случай войны складывается следующим образом: выступление Италии против Согласия маловероятно, тем не менее признается необходимым, до окончательного выяснения ее поведения, избегать проходов итальянскими проливами и территориальными водами, равно не вступать в соприкосновение с австрийцами, позиция которых в отношении Великобритании неопределенна. Главная ваша задача с момента военных действий – помощь французам в перевозке их африканского корпуса, для чего надлежит занять прикрывающую позицию, стараясь принудить к бою всякий немецкий корабль, особенно же «Гебен», если он попытается помешать перевозке французских войск. В случае встречи с превосходными силами противника не вступать в решительный бой иначе, как совместно с французами, для чего установить контакт с адмиралом Буэ де Лаперейр. Надлежит твердо помнить основную директиву: подавить всякую попытку немецких крейсеров укрыться в австрийских портах или вырваться из ковша Средиземного моря через Гибралтар. Дивизия адмирала Сушона должна быть истреблена быстро и решительно. О начале военных действий узнаете по условной телеграмме.

Первый морской лорд

Луи Баттенберг,

Начальник Оперативной части Морского генерального штаба капитан первого ранга, баронет

Х…1 [19]19
  Директива Британского адмиралтейства. Доставлена из Лондона экспрессом Лондон – Рим и из Неаполя эскадренным миноносцем «Lauforey» на Мальту. Расшифрована службой связи флагманского крейсера «Inflexible».


[Закрыть]

* * *

«Мессина, 3 августа. (От собств. корресп.) Сегодня утром вошли в гавань немецкие крейсера „Гебен“ и „Бреслау“ для погрузки угля. Ввиду того что властям порта было сообщено о состоявшемся вчера объявлении войны между Францией и Германией и о нашем нейтралитете, губернатор предложил немецкому адмиралу вывести свой отряд из Мессины. Адмирал Сушон известил губернатора, что крейсера уходят вечером. В разговоре с вашим корреспондентом офицеры германских кораблей высказали мнение, что, в случае вступления в войну Англии, „Гебену“ и „Бреслау“ придется покинуть Средиземное море и прорываться в Атлантику, или же в Полу на соединение с австрийским флотом, либо искать убежища в порту столицы Турции, с которой на днях заключен союз. Между слов можно было понять, что на прорыв в Константинополь офицеры адмирала Сушона смотрят как на совершенно безнадежную попытку, считая британские силы в Средиземном море настолько подавляющими, что немецким кораблям остается только как можно дороже продать свою жизнь. Англия никогда не допустит появления немецких кораблей в Константинополе, ибо это может усилить турецкий флот до опасных для русского Черноморского флота пределов. А это поведет к разрыву коммуникаций Англии с ее северным союзником, пресекая удобнейший путь питания европейского театра военных действий неисчерпаемыми людскими резервами России, русским хлебом и богатейшим и дешевым сырьем, в первую очередь кавказской нефтью. Поэтому на пути в Турцию немецким крейсерам грозит неизбежная гибель, и офицеры решили на случай прорыва в этом направлении составить завещания»[20]20
  Газета «Popolo di Roma» от 3 августа 1914 года.


[Закрыть].

* * *

«Лондон, Адмиралтейство. Полученной директиве нет указаний дислокации флота случае направления прорыва немцев Дарданеллы – Константинополь. Прошу указаний. Полагал бы необходимым, оставив на западе легкие крейсера для поддержки линейных сил французов и в Отрантском проливе броненосный отряд Трубриджа для преграждения пути на Полу, выслать главные силы моих линейных крейсеров мысу Матапан на пересечку курса Сушона. Районах Адриатики Гибралтара считаю, их присутствие лишним силу окончания концентрации французского флота.

Мильн. № 1887»[21]21
  Радиограмма адмирала Мильна в Адмиралтейство от 3 августа 1914 года.


[Закрыть].

2

В больших иллюминаторах адмиральского салона темно-голубая вода рейда и над ней светло-голубые колючие звезды. Пятилапой золотой морской звездой плавает под подволоком люстра. Над пухлой спинкой кожаного кресла седая голова флагмана. Напротив, в таком же кресле, флаг-капитан, капитан первого ранга Митфорд. Щеки у флаг-капитана выбриты до такой гладкости, что в них, как в зеркальце, отражаются искорки ламп.

На столе в толстых хрустальных стаканах густой теплый чай. Аромат его крепок и сладок, кажется, что где-то в салоне поставлен букет пряно пахнущих цветов.

Флаг-капитан отхлебывает глоток и закусывает хрустящим бисквитом.

– Разрешите продолжать доклад, сэр?

Седая голова склоняется в медленном кивке. Адмиралу мучительно хочется спать. Он огромным усилием воли удерживает свинцовые веки открытыми над спящими зрачками, в которых туманно и не доходя до сознания отражаются полированные тиковые панели салона, гладкое лицо Митфорда и дрожащие слезки звезд в круглых просветах иллюминаторов.

Голос Митфорда сливается с ровным гудением турбо-динамо глубоко под палубой адмиральского помещения, и адмирал не может отличить одного звука от другого. Он с трудом улавливает отдельные слова, которые невозможно связать, и сквозь дрему раздражается на самого себя. Раньше он мог не спать целыми сутками и сохранять ясную голову. Теперь усталость и старость совместными атаками одолевают его. О чем говорит Митфорд?

– Командир крейсера представляет это неприличное происшествие на усмотрение флагмана. Требуется ваше заключение, сэр!

– А?..

Сэр Бэрклей Мильн вскидывает голову и, собрав всю внутреннюю живучесть, отбивает наступление сна. Нужно что-то ответить Митфорду, но что? Адмирал расслышал только последние слова: «Ваше заключение, сэр».

Но если от флагмана ждут заключения, оно должно быть дано – немедленное и ясное. Необходимо найти достойный выход из положения, и адмирал прибегает к уловке, не раз выручавшей в таких случаях. Он поворачивается к флаг-капитану.

– Но ведь из доложенного вами, Митфорд, явствует, что у командира корабля уже имеется свое и определенно выраженное мнение. Я полагаю, что можно согласиться с ним. Да, да! Я утверждаю! – с привычной уже властностью заканчивает адмирал, чувствуя, что не промахнулся и на лице Митфорда не появится та, чуть просвечивающая сквозь синеватую амальгаму живого зеркала корректная улыбка уважительной жалости к стареющему начальнику, которую адмирал иногда замечает в случае своих промахов.

– Есть, сэр!

Митфорд развинчивает «Монблан» и золотым пером пишет поперек рапорта резолюцию флагмана. Затем он откладывает рапорт налево и берется за другие бумаги. Флагман прямее усаживается в кресле. Теперь сон прогнан, адмирал может быть внимательным и точным в ответах. Ровным, без выражения, говорком Митфорд читает сводки о количестве боезапаса и топлива на складах базы. Отложенный в папку налево рапорт слегка вздрагивает уголком плотной бумаги от вздохов ветра из иллюминатора. Ветер солеи, сыроват, жарок. Бумагу как будто лихорадит от сырости и тревоги за судьбу человека.

Командир крейсера «Warrior» доносит флагману, что после выхода с александрийского рейда и уведомления команды о возможности войны унтер-офицер Джекоб Доббель на походе сказал в группе матросов следующие слова: «Немцы такие же люди, как и мы, англичане. Каждому народу хочется мирно трудиться и жить под солнцем. Кому нужна драка между нами и немцами? Пусть бы наши павлины и индюки воевали с феллахами, которые не могут сопротивляться. Так нет же, им хочется большой войны, чтобы нацепить на себя лишние перья, которые выщиплют для них у нас же». Слышавший это кондуктор Паркинс приказал группе разойтись, сделав одновременно замечание Доббелю о недопустимости таких разговоров накануне великих для Англии событий, и спросил, кого унтер-офицер имел в виду под названными им птицами? На это Доббель дерзким тоном ответил: «Что касается павлинов, то это офицеры от мичмана Кольвилля до короля, а индюки – это вы и другие кондукторы и боцмана». После этого кондуктор, не вступая в пререкания с Доббелем, доложил вахтенному начальнику, арестовавшему унтер-офицера. Командир корабля, находя этот случай выходящим из рамок дисциплинарных проступков и свидетельствующим о преступном образе мыслей унтер-офицера Доббеля, полагает необходимым разжаловать его в матросы второго разряда, лишив наградных и нашивок за хорошую службу, и перевести на другой корабль под особое наблюдение, о чем доводит до сведения флагмана, спрашивая, находит ли адмирал меру взыскания достаточной и не считает ли необходимым ввиду наличия в словах Доббеля оскорбления его величества усилить наказание преданием суду.

Ветер в иллюминаторе крепчает, бумага дрожит сильнее.

– Крейсерам ночью принять полный боезапас, – говорит адмирал Мильн, прослушав сводку, и глаза его блестят уже по-молодому цепко и искристо, – погрузку производить, не вывешивая красных огней, чтобы на берегу не знали. Шпионаж здесь поставлен отлично. Что еще?

И голос у адмирала уже не вялый и сопливый, а отрывистый, лающий. Он отвечает характеристике, данной командующему унтер-офицером Доббелем. Мысленно адмирал Мильн уже видит в темноте силуэты немецких кораблей, в которые он готов вцепиться, как остервенелый дог, сокрушительными клыками тринадцатидюймовых снарядов.

– Еще, сэр, русский морской агент в Италии барон Врангель, случайно находившийся в Мессине, персонально сообщает адмиралу Трубриджу, что адмирал Сушон, видимо, окончательно принял решение идти в Константинополь. Он сообщает о времени выхода «Гебена» и «Бреслау» из Мессины.

Адмирал Мильн поднимается, и Митфорд повторяет это движение.

– Вопрос для меня ясен. У него только два выхода. Либо он собирается идти в Полу на присоединение к австрийцам, либо это начало прорыва на Дарданеллы. Дайте радио Трубриджу продолжать наблюдение в Отрантском проливе. Мы останемся здесь с «Weymouth», «Hussard» и миноносцами. «Indomitable» и «Indefatigable» пусть пройдут к W до острова Галита, на случай, если бы немцы все же свернули к Гибралтару, что я лично считаю исключенным. Их ход позволяет нам в любой момент вызвать их к нам. По получении ответа на мой запрос Адмиралтейству мы пойдем к мысу Матапан, и там Сушон найдет свою могилу. Обоим линейным крейсерам выйти к двум часам. Все! Прикажите разбудить меня в десять. Спокойной ночи!

Флагман уходит в спальню. Митфорд несколько минут чертит пером по блокноту, фиксируя приказания адмирала.

Потом он выходит, идет по верхней палубе. Шаги его в мягких туфлях на тросовой подметке бесшумны. Он шагает с привычной осторожностью, чтобы не наступить на раскинутые в жарком и душном сне тела матросов. Взбирается по узким трапам на ходовой мостик и передает блокнот вахтенному начальнику. Приказы адмирала переписываются в шифровальный журнал. Митфорд, обменявшись несколькими словами с вахтенным начальником, спускается вниз – соснуть.

Бледные искры летят с высоты мачт в темно-голубую ночь к светло-голубым звездам, стрекоча сверчками, – работает искровая. Желтой капелькой дрожит на клотике фок-мачты огонь лампочки, мигая коротко-длинно. Рука сигнальщика танцует на рычаге ключа, посылая позывные «Indomitable». Вахтенный начальник выходит из рубки, подходит к обвесу и долго смотрит вниз на фосфоресцирующую воду. Под его ногами, подрагивая пульсом машин, дышит железное тело корабля. К борту черной тенью подходит баржа. На нее перебрасывают мостки. Начинают грузить боезапас средней артиллерии. По мосткам движется беспрерывная цепочка людей, гнущихся под тяжестью стальных остромордых болванок. По палубе, до люков бомбовых погребов, постлана полоса мягкого мата. Игольчатые лучики потайных фонарей на поясах боцманов цепляются за длинный ворс мата. Огромный корабль беззвучно жрет начиненную притаившимся огнем и громом пищу. Вахтенный начальник не может оторвать глаз от зеленоватого света, пронизывающего воду. Эта прозрачная и мерцающая зелень похожа на райки глаз его жены. Она сейчас спит в маленькой спальне на твердой земле, и глаза ее скрыты под теплыми веками.

– Джен!

Имя вырывается у вахтенного начальника непроизвольно. Звук его нежен и долог. Сигнальщик, не сводящий глаз с офицера, срывается с места и кидается в рубку. Секунду спустя он подает лейтенанту плотный томик.

– Что? – спрашивает лейтенант, очнувшись и смотря на матроса непонимающим взглядом.

– Вы приказали, сэр, флотский справочник «Джен», и я…

Лейтенант приходит в ярость. Он отталкивает книгу и металлически сухо кидает матросу:

– Вы болван, Лоренс! И потом, сколько раз вам повторять, что на посту нельзя прислоняться к штагам. Возьмите один наряд вне очереди и пять суток без берега. Это научит вас дисциплине.

Капитан Митфорд по дороге в свою каюту заходит на минуту в кают-компанию выпить содовой воды со льдом. Ночь слишком жарка и томительна. В кают-компании уже пусто. Офицеры разошлись, и лишь в углу на диване белеет лейтенант Грэн, наклонив голову над книжкой. При входе Митфорда он вскакивает. Флаг-капитан делает ладонью жест сверху вниз, и Грэн опускается на диван.

– Почему не спите? – Митфорд медленными глотками пьет поданный вестовым бокал пузырящейся ледяной жидкости.

– Не могу спать в этом проклятом климате, сэр. Я с севера Ирландии. От этой жары у меня лопается череп, сэр. Я просился о переводе на север – мне отказали. Я рассчитывал, что осенью получу капитан-лейтенанта и уйду в отставку, но теперь… – Грэн безнадежно пожимает плечами.

– Все же вам лучше вздремнуть. Нам предстоит большая гонка.

– За «Гебеном»? Я думаю, сэр, что это не потребует больших усилий. У немца плохо с котлами. Текут трубки.

– Они перебрали их, когда стояли на ремонте в Поле. – Митфорд ставит на стол пустой стакан.

– Знаю, сэр. Они переменили около четырех тысяч трубок, но результаты невелики. Когда мы ремонтировали дейдвуд в Дураццо, мне пришлось дважды выпивать с инженерами доков, и австрияки рассказывали об этом деле. Флагманский механик Сушона жаловался им, что, несмотря на все усилия, он может надежно держать долгое время ход не более пятнадцати узлов. Только на полчаса у него хватает сил добиться двадцати одного узла, а наши линейные, несмотря на обрастание, способны часов шесть держать двадцатитрехузловой. Немцам некуда податься, старик поймает их, как крыс. Куда только они пойдут? На запад или на восток? Впрочем, тонуть одинаково паршиво на всех румбах. А мы их потопим, не будь я ирландец!

– Да, мы должны опередить всех. А все же советую вам пойти к врачу и попросить веронала. У вас покойницкий вид.

Митфорд уходит. Лейтенант Грэн захлопывает книгу и подходит к стенному термометру. Термометр показывает сорок три выше нуля. Китель и брюки офицера пропитаны липкой, жаркой и тяжелой сыростью. Грэн вздрагивает и с ненавистью смотрит на термометр. Понурившись, идет к врачу за вероналом.