Текст книги "Мгновения вечности"

Автор книги: Бхагаван Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц)

«Индия находится в таких условиях, что вы можете принять историческое решение, – продолжал я. – Такого прежде еще не было, чтобы страна осмелилась на такое заявление. И вы все равно не проиграете, потому что терять вам нечего. На вас не нападут те, кому захочется этого. Они и сейчас могут напасть на Индию».

«А потом пригласите ООН, – предложил я. – Заявите, что эта организация может находиться только в Индии, поскольку это единственная нейтральная страна, отказавшаяся от тисков национальных границ. Только эта страна принадлежит всему человечеству. Пусть штаб-квартира ООН будет здесь. Передайте все оружие в ООН и попросите их использовать во имя мира и дружбы».

«Я понимаю вас, – кивнула она. – Вы всегда правы, а я всегда не права, но что поделаешь? Мне недостает мужества. Только такой человек, как вы, может сделать такой шаг, но ведь вы совсем не интересуетесь политикой. Мой отец советовал вам заняться политикой, и я присоединяюсь к его словам, но вы говорите, что не хотите заниматься грязными играми. Но если вы не займетесь грязными играми, то не займете такое высокое положение, как я. Для того чтобы занять это кресло, мне пришлось очень много сделать. Если я сделаю такое заявление, тогда политики, стоящие за моей спиной, не упустят возможность и просто вытолкают меня из здания с криком: "Эта женщина сошла с ума!" Такое поведение будет похоже на безумие, ведь никто не поступал так прежде. Мои соперники сразу же захватят власть и скажут: "Индира Ганди нуждается в услугах психиатров". И никто не станет слушать меня».

Индира Ганди хотела приехать ко мне. Она много раз назначала дату, но в последний раз писала мне: «Мне приходится туго. Окружающие меня люди не разрешают мне даже приблизиться к вам. Они говорят, что тем самым я нарушу политическое равновесие в стране. Никому нет дела до того, что вы передали мне, о чем вы говорили. Никто не обращает на это внимание. Они говорят, что если я поеду к вам, то лишусь премьерской должности. Все политики настроены против вас, и я не могу позволить себе раздражать их».

Будь я на ее месте, я бы рискнул, пусть даже меня назвали бы безумным. Стоило рискнуть. Я пошел бы риск, даже под угрозой того, что меня выволокут из конторы на улицу. По крайней мере, в истории осталась бы запись о том, что один человек изо всех сил старался привести человечество в чувство.

Первый премьер-министр Индии Джавахарлал Неру горячо спорил с другим учеником Ганди Сардаром Валлабхбхаем Пателом. Дискуссии были столь горячими, что на выборах Валлабхбхай Пател получил бы больше голосов. Он был настоящим политиком. И для того чтобы не допустить голосование внутри партии Ганди сказал: «Хорошо бы нам ввести пост заместителя премьер-министра. Тогда Сардар Валлабхбхай Пател будет радоваться тому, что он если и не первый, то хотя бы второй человек в государстве».

Джавахарлал был в таких делах очень простым, он совсем не был политиком. Без всякого законного основания чиновники сразу же приняли поправку к конституции, согласно которой вводилась должность заместителя премьер-министра. Этот пост придумали специально для Сардара Валлабхбхая Патела.

После смерти Неру и Патела эту должность отменили, потому что она была неконституционной, а потом ее снова ввели для Индиры и Морарджи Десаи. Возник прежний конфликт. Индира была доверью Джавахарлала, а Морарджи Десаи чуть ли не был усыновлен Сардаром Валлабхбхаем Пателом, он был его лучшим учеником в политике.

Со временем Морарджи узнал о том, что именно я посоветовал Индире прогнать его. Я дал ей такой совет мимоходом. Я говорил с ней почти час. Она слушала меня, а в конце сказала: «Вы все правильно говорите. Именно так и надо сделать, но вы не знаете мою ситуацию. Мне не принадлежит ни правительство, ни заместитель премьер-министра. Кабинет министров раздирают конфликты. Морарджи пытается всеми правдами и неправдами сместить меня, чтобы самому стать премьер-министром».

«Если я сделаю заявление, которые вы советуете, тогда все политики переметнутся на его сторону, – вздохнула Индира. – Вокруг меня никого не будет. Вещи, о которых вы толкуете, настолько сильно противоречат индийскому менталитету, традиции Индии, что меня никто не поддержит. Если хотите, я могу выступить с такой речью на правительственном совещании, но на следующий день вы услышите о моей отставке».

Тогда я заметил: «Почему бы вам не прогнать Морарджи Десаи? Именно он манипулирует людьми. Остальные чиновники пигмеи. У них нет общенационального авторитета, они из провинции. В некоторых штатах (Бенгалии, Андхре или Махараштре) они имеют определенный вес, но провинциал не сможет бороться с вами, у него кишка тонка для этого. Только один человек способен манипулировать всеми этими пигмеями, Морарджи Десаи. Прогоните его. Из-за его присутствия никто не может претендовать на вторую роль. Сделайте так, чтобы этот человек мешал всем чиновникам, а потом прогоните его, и тогда никто не станет защищать его».

Она так и сделала. Через восемь дней мы услышали об отставке Морарджи Десаи, и никто не поддержал его. Политики радовались, потому что теперь все они были равны. Никто не имел общенационального авторитета, кроме Индиры. В случае смерти Индиры эти пигмеи могли рассчитывать на власть, в ином случае им ее ни за что не получить. Поэтому отставка Морарджи была уже половиной их успеха. Теперь дорогу к власти загораживала лишь Индира.

Морарджи не знал предысторию своей отставки, но со временем узнал ее. Секретарь Индиры, который подслушивал наш разговор из-за двери, насплетничал ему. Но еще прежде чем секретарь успел рассказать ему суть дела, Морарджи Десаи обратился ко мне за помощью. Он пожаловался, что его прогнали, что с ним поступили жестоко и несправедливо: мол, беспричинно его заставили подать в отставку.

«Меня удивляет то обстоятельство, что еще только восемь дней назад между мной и ею не было никаких разногласий. И меня повергает в изумление тот факт, что никто не встал на мою защиту, как я ожидал. Когда меня прогнали, ни один министр не вступился за меня. Они радовались! Они устроили праздничную вечеринку! Мне нужна ваша помощь».

«Вы обратились не к тому человеку, – ответил я. – Я буду последним в мире человеком, который придет вам на помощь. Если бы вы тонули в реке, а я тем временем прогуливался по ее берегу, то я, услышав ваши призывы о помощи, попросил бы вас тонуть тихо и не мешать моей утренней прогулке».

«Вы шутите?» – побледнел Морарджи.

«Вовсе нет, – ответил я. – С политиками я никогда не шучу, я совершенно серьезен».

Позднее Морарджи узнал, что именно по моему совету Индира вытолкала его взашей. Она четко рассудила, что стоит ей вышвырнуть этого человека, и ей будет уже не о чем беспокоиться, ведь остальные чиновники были провинциалами. Тогда она могла бы желать что угодно, и никто не мешал бы ей, потому что никто не представлял Индию всецело. Индия очень большая страна, в ней тридцать штатов. Если вы представляете один штат, так что с того? И она запомнила мой совет. Тогда Морарджи проникся ко мне любой ненавистью.

Морарджи Десаи был одно время главным министром Бомбея, потом главным министром Гуджарата, затем стал заместителем премьер-министра Индии и в конечном итоге он стал премьер-министром Индии.

Когда я начал критиковать Махатму Ганди, Морарджи Десаи хотел запретить мне въезд на территорию его штата Гуджарат. Он не хотел даже просто пускать меня в этот штат, но у него ничего не получилось.

Я хотел основать коммуну в Кашмире, потому что это одно из самых красивых мест в мире. Но Индира Ганди, которая очень симпатизировала мне, посоветовала: «Не нужно делать это в Кашмире. Вас убьют. Там девяносто процентов населения составляют мусульмане». Индира была кашмиркой. «Я не советую вам учреждать свою общину в Кашмире, – сказала она. – Я ничем не смогу помочь вам. Я точно знаю, что вас не будут терпеть ни одного дня».

Мусульмане понимают только аргумент меча. Они не собираются ни с кем дискутировать. Они еще не достигли того уровня человеческого развития, на котором можно обсуждать разные вопросы и приходить к соглашениям в открытой дискуссии, чтобы не доказывать истину, а открывать ее.

Двадцать лет я постоянно пытался пробиться в Кашмир, но в этом штате странный закон, согласно которому там могут жить только кашмирцы, другим индийцам селиться там запрещено. Это удивительно. Но я знаю, что девяносто процентов кашмирцев мусульмане. Они боятся того, что если в их штате разрешат селиться другим индийцам, тогда очень скоро большинством граждан там станут индуисты. Поэтому теперь они проводят манипуляции с голосами, чтобы не пустить к себе индуистов.

Я не индуист, но бюрократы повсюду суют палки в колеса. Честное слово, бюрократов нужно лечить в психиатрических больницах. Они не позволяли мне жить в Кашмире. Я встретился даже с главным министром Кашмира, который когда-то был премьер-министром того штата.

В результате очень хитрой игры его лишили должности премьер-министра и назначили главным министром. Разве могут в одной стране быть два премьер-министра? Но он был очень упертым человеком, этот Шейх Абдулла. Пришлось посадить его в тюрьму на несколько лет. Тем временем политики переделали конституцию Кашмира, но в ней осталась странная статья. Должно быть, все члены комитета были мусульманами, и никто из них не хотел, чтобы в Кашмире селились чужаки. Я приложил массу усилий, но все безрезультатно. Невозможно пробиться сквозь толстые черепа политиков.

«Почему вы придираетесь ко мне? – спросил я шейха. – Я же не индуист. Вам не нужно бояться меня. Мои люди приезжают ко мне со всего мира. Они не помешают вам проводить свою политику в регионе».

«Осторожность не помешает», – заметил он.

«Будьте осторожными, – согласился я. – Но тогда вы потеряете меня и моих людей».

Бедный Кашмир мог бы приобрести очень много, но политики рождаются глухими. Этот чиновник слушал меня или притворялся, будто слушает, но так ничего и не услышал.

«Вы знаете, что я люблю Кашмир», – сказал я.

«Я знаю вас, именно поэтому я так боюсь пустить вас сюда, – ответил он. – Вы не политик, вы принадлежите совсем другой категории. Мы никогда не доверяли людям вроде вас». Он использовал слово «недоверие», тогда как я говорю с вами как раз о доверии.

Я никогда не забуду Масто. Именно он представил меня Шейху Абдулле. Позднее, когда я хотел поселиться в Кашмире, особенно в городе Пахалгаме, я вспоминал этого шейха.

«Я помню, что этот человек тоже был опасным, – сказал шейх. – А вы еще опаснее. На самом деле, именно из-за того, что вас представил Маста Баба, я не могу позволить вам стать постоянным жителем нашей долины».

Шейх Абдулла очень постарался, и все же он сказал мне: «Я позволил бы вам жить в Кашмире, если бы вас представил не Маста Баба».

«Но почему? – спросил я. – Вы показались мне его горячим поклонником».

«Мы никому не симпатизируем, кроме себя – ответил Маста Баба. – Но у него были последователи, особенно богатые жители Кашмира, поэтому мне приходилось оказывать ему знаки почета. Я постоянно встречал его в аэропорту и провожал его. Я откладывал всю работу и ехал за ним. Но этот человек был опасен. И если он представил вас мне, значит вы не можете жить в Кашмире, по крайней мере теперь, пока я у власти. Да, вы можете приезжать и уезжать, но только в качестве гостя».

Свами Майтрейя в прошлом был многообещающим политиком. Он был коллегой Пандита Джавахарлала Неру, Джайпракаша Нараяна и Рамдхари Сингха Динкара. Много лет он был членом парламента. Каким-то образом мне удалось переубедить его, и он перестал мечтать о политическом могуществе.

Теперь Свами Майтрейя остался в полном одиночестве. У него нет денег, власти, престижа, политической должности. Все это исчезло, и он просто нищий. Я сделал его нищим, а ведь он достиг высокой должности. Сейчас он был бы уже главным министром или сидел в национальном правительстве. Он был очень способным и вот все его мечты развеялись...

Когда он встретил меня, то был уже членом парламента, но эта встреча изменила его жизнь. Постепенно он стал меньше интересоваться политикой и больше симпатизировать мне.

Я гостил у другого политика. Он пригласил и Свами Майтрейю. Старый и более высокопоставленный политик пригласил его, поэтому ему следовало прийти, чтобы быть в гуще событий. Но когда он ощутил мое влияние, выдернувшее его из мира честолюбия (а ему хватило разумности и понимания), то мгновенно осознал суть. А этот старый политик, у которого я останавливался много лет, так и не смог понять меня. Теперь он уже умер, но в последние минуты своей жизни он был политиком и членом парламента. Он был одним из самых больших политических долгожителей в мире. Целых пятьдесят лет он был членом парламента. Но он так и не понял меня. Я нравился ему, он почти любил меня, но не был способен понять меня. Он был тупицей, олухом.

Майтрейя пришел ко мне через него, но оказался очень разумным человеком. И я говорю ему, что у него были хорошие перспективы как в политике, так и в духовной сфере.

Я знаю одного знаменитого индийского политика доктора Говиндадаса. Майтрейя знает его, потому что они оба работали в парламенте. Доктора Говиндадас был в парламенте, должно быть, дольше всех в мире: с 1914 года и до 1978 года, когда он умер. Все это время без перерыва он занимал кресло в парламенте. И он был самым богатым человеком в штате Мадхья Прадеш.

Его отцу дали титул раджа, царь. Он не был царем, но у него было очень много земли и имущества. Треть домов во всем Джабалпуре, который в три раза больше Портленда, принадлежала ему. У него было так много земли, что британское правительство решило дать ему такой титул. И он помогал британскому правительству, поэтому его называли Раджей Гокулдасом, а его дом величали дворцом доктора Гокулдаса.

Говиндадас был старшим сыном Гокулдаса, и был он очень посредственным мыслителем. Мне неприятно признавать это, но что я могу поделать? Если он был посредственностью, то в том нет моей вины. Он был очень добр и обходителен со мной, оказывал мне знаки уважения. Он был очень старым, но он приходил ко мне всякий раз, когда приезжал в Джабалпур. А вообще-то, он жил в Дели. А когда он посещал Джабалпур, то его лимузин с восьми до одиннадцати часов стоял у моей двери, каждый день.

Любому человеку, пожелавшему встретиться с ним между восемью и одиннадцатью часами, не нужно было никуда ехать. Ему нужно было лишь постоять у моей двери. Что происходило на протяжении этих трех часов? Говиндадас приезжал с секретарем, стенографом. Он задавал мне вопрос, я отвечал на него, а стенограф записывал мои слова. Потом он публиковал под своим именем все, что я сказал ему.

Говиндадас опубликовал две книги, в которых не было ни одного его слова. Да, кое-что прибавил его секретарь. Я удивился, когда увидел эти книги. Дело в том, что он подарил мне их. Я полистал их... А я знал, что это рано или поздно случится, ведь он печатал во всех газетах Индии якобы свои мысли.

Он был президентом самого престижного института языка хинди «Хинди Сахитья Саммелан». Он возглавлял это образовательное учреждение. Когда-то этим институтом управлял Махатма Ганди, поэтому вы сами можете понять, насколько престижно было учиться там.

Говиндадас был президентом института почти двадцать лет. В парламенте он был главным лоббистом языка хинди, старался сделать его национальным языком. И он добился своего – по крайней мере, в конституции. Этот закон не действует, в Индии до сих пор английский язык считается языком межнационального общения, но Говиндадас сделал такую поправку к конституции.

Его знали во всей Индии. Все газеты и журналы печатали его статьи. Но они состояли сплошь из моих ответов! Но меня удивляло то, что иногда он вводил цитату из Тулсидаса, Сурдаса, Кабирдаса. Я даже не верил, что он умудрился правильно расставить цитаты, согласно контексту.

Однажды я расспросил об этом его секретаря, когда гостил в Дели в доме Говиндадаса. «Шривастава, я согласен со всем текстом, но меня удивляет, что Говиндадас правильно расставил цитаты Сурдаса, Тулсидаса, Кабирдаса».

«Это сделал я», – ответил он.

«А кто посоветовал вам применить цитаты?» – поинтересовался я.

Он объяснил: «Говиндадас решил, что и с его стороны нужно что-то добавить к тексту».

«Я никому не расскажу о ваших поступках, но неужели вы в самом деле думали, что эти две строки из Кабирдаса введут меня в заблуждение? – недоумевал я. – Вы вставили две строки и решили, что я уже одурачен?»

«Мне пришлось хорошо поработать, пролистать книги Кабирдаса, чтобы найти несколько строк, которые подходили бы по смыслу к вашим ответам на вопросы Говиндадаса», – сказал он.

«Вы сглупили, – заметил я. – Вам следовало обратиться ко мне. Если ваш мастер способен украсть целый текст, то вы, как его стенограф, должны научиться политике. Вы могли прийти ко мне и попросить две или три цитаты, чтобы гармонично разместить их в статье. В будущем не мучайте себя».

Шривастава был бедным человеком. Как ему найти слова Кабирдаса, которые были бы уместны в контексте моих слов? Поэтому я постоянно давал Шриваставе цитаты и говорил: «Вот строки, которые подойдут статье. Пусть Говиндадас порадуется».

Почему я хотел, чтобы Говиндадас радовался? Он был полезен мне. Я мог пользоваться всей информацией в институте. Достаточно было лимузину Говиндадаса стоять у моей двери. Заместитель ректора очень боялся меня, потому что Говиндадас был влиятельным человеком. Заместителя ректора могли мгновенно уволить, стоило мне сделать легкий намек. Профессора тоже боялись меня. Они недоумевали, почему Говиндадас каждый день на три часа, словно загипнотизированный, проводит время у меня.

Потом он начал приводить других политиков. Он представил меня всем главным министрам, всем правительственным министрам центрального кабинета, потому что все они гостили у него в Джабалпуре. Говиндадас представил меня почти всем политикам. Я думаю, Майтрейя пришел ко мне через него. Говиндадас организовал мою встречу с группой важных политиков в самом парламентском здании. Должно быть, Майтрейя был среди них.

Говиндадас был полезен мне, поэтому я сказал: «Я не возражаю против этих публикаций. Не важно, каким именем подписана статья. Тысячи людей прочтут статью – вот что важно. И не имеет значения, кем она подписана: Говиндадасом или мной. Главное – суть».

Этот человек почти десять лет постоянно общался со мной. Когда я сказал ему: «Мы чужие люди», он воскликнул: «Что вы говорите! Мы знакомы целых десять лет!»

«Но мы все равно не знаем друг друга, – пожал я плечами. – Я знаю, что вас зовут Говиндадас, так назвал вас ваш отец. Я знаю, что вы получили в университете степень доктора. Я знаю, что эта степень была для вас очень важной. Я также знаю, как вы ее получили. Вы назначили заместителя ректора, а он отплатил вам степенью доктора. Заместитель ректора ваш человек. И если он умудрился присудить вам степень доктора, то этому не стоит удивляться. Но эта ваша степень не имеет никакого веса».

Говиндадас написал сто пьес. Он соревновался с Бернардом Шоу, потому что тот был великим драматургом и написал сто пьес. Говиндадас тоже был известным драматургом. Он написал на хинди сто пьес. Но в действительности он не мог сочинить даже письмо!

Он не был способен написать себе речь для выступления. Все речи писал за него бедный Шривастава. Говиндадас опубликовал сто пьес. Постепенно я узнал о том, что эти пьесы пишут за него бедные люди (учителя, профессора), чтобы заработать немного денег. Я сказал Говиндадасу: «Я знаю, что представляет собой ваша докторская степень. Вы написали сто пьес, но ни одна и них не принадлежит вашему перу. Теперь я могу уверенно об этом заявить, потому что вы втайне от меня опубликовали две книги, содержащие исключительно мои ответы на ваши вопросы. В моей деревне тоже есть один такой безумный доктор Сундерлал. Я дал ему степень доктора. Он не написал сто пьес, как и вы. Сундерлал верит в то, что он доктор, точно так же, как верите вы. Не думаю, что между вами есть какая-то разница. Просто у него нет титула, а у вас есть».

До того как стать доктором, его знали во всей Индии как Сета Говиндадаса. Сет это титул, который исходит от древнего санскритского слова «шрешт», что значит высший. «Шрешт» превратился в «шрешти», которое в свою очередь стало «сет».

Итак, когда Говиндадас стал доктором, он начал подписываться «Доктор Сет Говиндадас». Пандит Джавахарлал Неру сказал ему: «Говиндадас, сразу два титула никогда не пишут перед именем. Пишите либо "Сет", тогда вы можете приписать "Доктор" в конце, либо "Доктор", и тогда вы уже не сможете поставить "Сет"».

Говиндадас обратился ко мне за советом. Я ответил, что не вижу никаких трудностей. Он может подписываться так «Доктор (Сет) Говиндадас».

Все равно он не смог бы отказаться от титула «Сет». Когда Джавахарлал увидел эти скобки, он спросил его: «Кто посоветовал вас поставить скобки? Неужели вы не можете отбросить слово "Сет" или поставить его в конце?»

«Я не могу отбросить его, – ответил Говиндадас. – Этот совет дал мне один мой приятель. Он не может ошибаться. Скобки меня совершенно устраивают».

«Что касается меня, то мне все равно, – сказал Джавахарлал. – Пишите, что хотите, но два титула впереди имени делают из вас посмешище».

Говиндадас снова обратился ко мне за советом. «Не обращайте внимание на Джавахарлала, – ответил я. – Скобки не имеют никакого значения. Они просто означают второстепенную деталь. Сначала вы Доктор, а уже потом Сет. Скажите Джавахарлалу, что вы носите одновременно два титула. Если люди не пишут впереди своего имени два титула, то только потому, что у них нет двух титулов. И другой причины нет. А у вас есть два титула, поэтому вам нужно обозначать их».

Какая разница? Но люди очень привязываются к именам, титулам, профессиям, религиям. Все это просто элементы личности, за которыми скрывается ваше подлинное лицо.

Известный политик Сет Говиндадас был очень честолюбивым. Он хотел стать премьер-министром Индии. Он дружил с премьер-министром Индии, они были закадычными друзьями. Они оба сидели в тюрьме, оба были выходцами из очень богатых семейств. В одной своей речи отец Джавахарлала Неру Мотилал сказал: «У меня два сына: Джавахарлал и Говиндадас».

Разумеется, он мечтал стать премьер-министром. Если бы ему не удалось добиться этого, тогда он сделал бы второй заход после Джавахарлала. Но он не смог стать даже правительственным министром. Он не смог стать даже губернатором, главным министром штата. Говиндадас старался изо всех сил, но по своей природе он не был политиком. Он был очень простым человеком, простаком. Честолюбие сжигало его.

У него были два сына. Он толкал их по службе, чтобы они достигли того, чего не удалось достичь ему. У него были все политические связи, поэтому он помог стать старшему сыну заместителем министра. Говиндадас надеялся, что его сын скоро станет министром, потом перейдет в правительство, а потом и станет премьер-министром.

Если он сам не смог стать премьер-министром, то мог хотя бы хвастаться тем, что у него сын премьер-министр, что еще лучше. Но сын умер в должности заместителя министра на совете штата. Он умер, когда ему было всего лишь тридцать три года.

Честолюбие так сильно гложет людей, что этот старик попытался покончить с жизнью самоубийством, потому что рухнули его надежды, связанные со страшим сыном. Я сказал ему: «У вас есть еще один сын. Помогите ему. У вас остались самые прекрасные связи в стране, на всех уровнях власти. Вам будет просто продвинуть второго сына по службе».

В тот же миг я увидел, что его глаза снова засияли, как будто в нем засияло пламя жизни. «И то верно, – обрадовался он. – И как это я забыл о втором сыне? Я хотел просто умереть, потому что не видел смысл жизни. Мой сын умер, и значит я проиграл».

Он умудрился затолкать на эту же должность младшего сына, тот стал заместителем министра. Но ни у одного из сыновей Говиндадаса не было способностей политика. Они были его детьми и ни в чем не уступали ему по части тупости. Возможно, что они и превосходили его в этом качестве.

Вы удивитесь, но умер и второй сын Говиндадаса. В то время Говиндадасу было уже семьдесят пять или семьдесят восемь лет, и для него весть о смерти второго сына стало сильнейшим потрясением. Его жена позвонила мне и сказала: «Приезжайте. В прошлый раз вы отговорили его от самоубийства. Остановите его, иначе он наложит на себя руки».

«Не беспокойтесь, – ответил я. – Люди, грозящие самоубийством, никогда не решаются на этот шаг. Они просто чешут языками. Но я все равно приеду».

Когда я вошел в дом, он не обернулся ко мне. «Если хотите убить себя, так и сделайте, – сказал я. – Зачем вы мучаете родных угрозами?»

Он ответил: «Мэр города, главный министр и прочие политики приезжали утешать меня. Индира Ганди прислала мне телеграмму». Перед Говиндадасом возвышалась внушительная стопка телеграмм от всех министров и губернаторов (в Индии тридцать штатов и столько же главных министров), и он показывал эти телеграммы всем, кто приходил к нему. «Похоже, вас не волнует смерть сына, – заметил я. – Вас больше занимают телеграммы».

Какой-то чиновник не прислал ему телеграмму, и он страшно обиделся. Тот чиновник давно был его коллегой, но после того случая они стали в политике врагами. Он вступил в другую партию и стал главным министром. А Говиндадас остался, он постоянно говорил людям: «Только Дварка Прасад Мишра не прислал мне телеграмму с соболезнованиями. А ведь я сделал за него карьеру». Он был прав в том смысле, что Дварка Прасад жил в доме Говиндадаса и получал от него финансовую поддержку. Но он не делал за него карьеру. Тот и сам мог достичь любой должности. Он был очень честолюбивым, хитрым и подлым человеком. Он использовал связи Говиндадаса.

«Вы упиваетесь телеграммами, но остаетесь равнодушным к смерти сына, – сказал я. – Неужели вы не понимаете, что всю жизнь прожили с честолюбивыми устремлениями? Вы проиграли, оба ваших сына мертвы, но ваше честолюбие сохранилось. Вы готовы убить себя, но только не отказаться от честолюбия. Складывается впечатление, что для вас честолюбие важнее жизни! Если вы проецируете свое честолюбие на других людей, тогда почему бы вам не взяться за зятя?»

«Вы абсолютно правы! – воскликнул он. – О нем-то я и не подумал!»

У Говиндадаса была одна дочь и два сына. Он был таким богатым, что дочь и зять жили в одном доме с ним.

«Зять живет с вами, – сказал я. – Он вам такой же сын, как и те дети. Сделайте его заместителем министра и посмотрите, умрет он или выживет. Почему у вас умерли два сына? По-видимому, они не выдержали жар политической борьбы, это бремя раздавило их. Они оба были очень молодыми, и им не нужно было преждевременно умирать. Наверняка политика оказалась для них смертельным делом. Испытайте зятя».

Он так и сделал. Зять Говиндадаса процветал, он стал заместителем министра. И вдруг Сет Говиндадас умер! Его зятя тотчас же вышвырнули из министерства, потому что его взяли на работу только потому, что Говиндадас грозил убить себя. Все политики хорошо знали его. Он боролся за независимость Индии и получил звание отца парламента. Он был единственным человеком в мире (не считая Черчилля), который так долго сидел в парламенте: с 1916 по 1978 год, причем без перерыва. Поэтому его и называли отцом парламента. Все политики знали его и были в той или иной степени в долгу перед ним. Но как только он умер, его зятя сразу же прогнали.

Я сказал его зятю: «Хорошо, что вас уволили так поздно. Если бы это произошло раньше, он наверняка еще раз пригрозил бы самоубийством». Но Говиндадас не был способен на самоубийство, потому что в нем сохранялось честолюбие, не угасали надежды.

Я был очень близко знаком с одним главным министром. Его сыновья были моими коллегами в университете. Благодаря ним я познакомился с этим стариком. Он был закоренелым борцом за независимость Индии. Однажды он сказал мне... Он был очень болен и мог в любой моменту умереть. Врачи не были уверены в том, что он долго протянет.

Но старик сказал: «Не важно, болен я или здоров, все равно я останусь главным министром. Я хочу умереть в этой должности. Мне будет очень тяжело умирать, если я лишусь ее».

«Разве для умирающего человека имеет значение, какая у него должность?» – удивился я.

«Огромное значение, – сказал он. – Всю жизнь я боролся, чтобы занять этот пост, и хочу умереть на высочайшем пике своего успеха, с правительственными почестями, семидневным трауром, приспущенными флагами. Я не хочу умирать как простой человек. Я не боюсь смерти, но мне страшно, что мои коллеги, а точнее мои тайные враги, пока я болен, попытаются лишить меня должности. Пока я не могу бороться с ними, кто-нибудь может захватить должность главного министра».

Я знал и заместителя главного министра, потому что когда я был студентом, он занимал пост заместителя ректора в университете. «Не беспокойтесь, – сказал я. – Я пойду к вашему заместителю, который может сместить вас во время болезни. Он хочет, чтобы президент Индии объявил его исполняющим обязанности главного министра штата. Таким будет его первый шаг. В качестве второго шага он попытается добиться того, чтобы его объявили главным министром, а не исполняющим обязанности. Я схожу к нему, не волнуйтесь».

В доме заместителя главного министра собрались все чиновники. Каждый из них хотел что-то выбить для себя. Они думали о том, как бы убедить президента Индии в том, что заместитель главного министра гораздо более разумный политик, более талантливый организатор, чем главный министр.

«Этот старик одной ногой в могиле, – сказал я заместителю главного министра. – Я прошу вас подождать одну неделю, не больше. Я уже говорил с его врачом. Он сказал, что не говорил его семье, но этому человеку осталось жить не больше недели. Он высказал свое последнее желание: умереть главным министром. Вы всегда были другом и последователем этого старика. Именно он назначил вас своим заместителем. Подождите семь дней. Вы ничего не потеряете, но исполните его последнюю волю».

Он подумал минуту, а потом сказал: «Ладно, семь дней подождать можно».

«Вы хотите сказать, что мне придется умертвить его через восемь дней? – недоумевал я. – Вы не должны так жестоко поступать со своим начальником. Одним днем раньше или позже, но он все равно непременно умрет. Не заставляйте меня убивать его, чтобы только уложиться в семидневный срок. Если он умрет на восьмой день, то один день ожидания ничего не изменит».