Текст книги "Мгновения вечности"
Автор книги: Бхагаван Раджниш
Жанр:
Самопознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 49 страниц)
Но Чандан Муни, послушав меня, прислал мне записку следующего содержания: «Я хочу встретиться с вами с глазу на глаз. Я не могу приехать прямо к вам, потому что джайнскому монаху не годится ходить куда-то помимо джайнского храма. Я прошу прощения, но вам придется приехать ко мне».
«Хорошо, я приеду», – ответил я.
Я встретился с ним. Вокруг него уже столпилось человек двести. Но он хотел устроить приватную беседу, поэтому привел меня в свою комнату, запер дверь и сказал: «Вы были правы. У меня не хватает мужества признаться в этом в присутствии других людей, но вам я говорю, что вы правы. У меня нет переживания самости. Я не достиг самореализации. Я вообще не знаю, есть ли такое явление. Вы были совершенно правы, я и в самом деле попугай, повторяющий священные писания».
«Помогите мне! – взмолился Чандан Муни. – Я в западне, из которой не могу выбраться. Я глава общины, я не могу даже задать вам вопрос в присутствии других людей. Они считают меня человеком, достигшим просветления, поэтому не поймут меня, если я стану задавать вопросы, ведь я сам должен знать ответы на все вопросы». И он заплакал.
«Я постараюсь помочь вам, – сказал я. – Я видел много первосвященников, но ни у одного из них не было такого искреннего сердца. Я прекрасно понимаю, что долго вы не вытерпите жизнь в этих оковах. Вы встретили опасного человека, но вы сами пригласили меня!»
Это случилось спустя два года. Мы переписывались. Он изучал медитацию и активно практиковал ее. Через два года Чандан Муни покинул джайнскую общину. Он пользовался уважением членов джайнской общины, а эти жители Индии очень богаты... И все-таки он ушел.
Чандан Муни приехал ко мне. Я глазам своим не поверил. Когда он переступил порог моего дома и сказал: «Здравствуй, я Чандан Муни», я удивился и ответил: «Ты так сильно переменился».
«Освободившись из тюрьмы, отказавшись от заимствованных знаний, я почувствовал такое огромное облегчение, что снова помолодел», – сказал он. А ему тогда было семьдесят лет.
«Теперь я готов исполнить твою волю, – склонился он. – Я пожертвовал всем. Я был богатым, но отрекся от своего капитала, чтобы стать джайнским монахом. Теперь я отрекся и от джайнизма, перестал быть монахом, чтобы стать никем, чтобы получить полную свободу для эксперимента».
Как-то раз в Хайдерабаде один джайнский монах, который пользовался большим уважением в южной Индии, проникся ко мне глубоким интересом. Он послушал меня, почитал мои книги, а потом набрался мужества и отказался от монашеской робы.
«Вы очень рискуете, – предупредил я его. – Не вините же меня потом за то, что я якобы зря сманил вас. Вы вольны продолжать свой спектакль. Я призываю вас лишь к бдительности. Я даже не советую актеру отказываться от игры. Играйте роль святого, пусть вся ваша жизнь станет ярким шоу. Все время будьте бдительным. Я учу людей бдительности, а не отречению от чепухи».
«Но мне это кажется неискренним, – ответил он. – Прежде я верил в джайнизм, но теперь я буду просто лицемерить. Я больше не могу говорить с прежним жаром. Вы отняли у меня вдохновение. Теперь мне известно о том, что эта религия ложна и не могу притворяться».
«Тогда учтите, что вы сильно рискуете», – сказал я.
«Я понял вас», – кивнул он и отрекся от монашества.
Я гостил у одного моего приятеля, и тут пришел этот бывший монах. Мой приятель был джайном, он своим глазам не поверил! «Куда вы подевали свою монашескую робу?» – воскликнул он.
«Я отказался от нее», – ответил гость.
«Тогда вы больше не переступите порог моего дома!» – заявил мой приятель. Дело в том, что он был одним из самых преданных учеников этого человека в его бытность монахом, именно поэтому бывший монах и пришел к нему. Во-первых, я гостил у него, а во-вторых, хозяин дома был когда-то его преданным учеником. Но мой приятель даже не пустил его в дом. «Убирайтесь! – закричал он. – Я больше не хочу общаться с вами!»
В тот же день я собирался прочесть лекцию на одной джайнской конференции, и этот бывший джайнский монах пришел туда вместе со мной. Джайнские монахи всегда сидят на высокой сцене, поэтому он по привычке пошел со мной на сцену, на которой я должен был говорить. Он сел за мной, дрожа от страха, так как в зале на конференции присутствовали не меньше пяти тысяч джайнов, и все они были крайне разгневаны на него. Заметьте, что джайны «ненасильственные» люди, а этот человек не сделал ничего особенного, он просто переменил одежду.
Люди стали шуметь. Кто-то встал и закричал: «Этого человека нужно стащить со сцены! Ему не место там!»
«А что тут такого? – вмешался я. – Я не джайнский монах, но могу сидеть на сцене. Почему этот человек не может здесь сидеть, даже если он и перестал быть монахом?»
«Вы дело другое, – возразили мне. – Вы никогда не были джайнским монахом. А он оскорбил всю нашу традицию». Джайны стали даже подступать к сцене, чтобы изгнать с нее беднягу.
Я понял, что запахло бедой, и сказал ему: «Лучше бы вам самому сойти со сцены, иначе люди выведут вас за шиворот, а в этом мало чести».
Но до чего же сложен человеческий ум! Он не сдвинулся с места. Этот бывший монах просто не мог сидеть с простыми людьми, он никогда не сидел среди них.
«Вы когда-то были их святым, но это осталось в прошлом», – напомнил я.
Мне пришлось встать между джайнами и этим человеком. «Он по привычке, случайно, поднялся на сцену, – сказал я. – Если вы хотите послушать меня, тогда вам придется терпеть его на сцене. Если же вы не хотите слушать меня при таком условии, тогда я уйду. Только тогда этот человек уйдет вместе со мной. Решайте сами».
Джайны решили послушать меня, поэтому им пришлось терпеть своего бывшего святого, но они то и дело грозили ему кулаком: мол, мы покажем тебе, как только конференция закончится. Так и случилось. Я закончил читать лекцию, и в тот же миг толпа бросилась на сцену и стала избивать беднягу.
Я изо всех сил пытался помочь ему. «Зачем вы бьете его? – кричал я. – Вы же практикуете ненасилие! Еще вчера вы целовали ему ноги! Он остался прежним, ничего не изменилось!»
Они чуть не убили его. Мне стоило больших трудов вытащить его из толпы и посадить в машину. А джайны старались вытащить его из машины.
Мы приехали домой, и там я сказал ему: «Вы вели себя откровенно глупо. Вы еще не поняли, что религиозный ум самый лицемерный. Верующий человек говорит одно, а делает прямо противоположное. Теперь вы увидели своих поклонников. Вы никогда не поняли бы их. Прежде они кланялись вам, а сегодня уже были готовы растерзать вас. Вы должны уехать отсюда в другой штат. Здесь джайны не дадут вам спокойно жить. Поезжайте в горы, найдите там тихое место и медитируйте».
Этот человек удивил меня своим ответом. Он сказал: «Я могу делать что угодно: поститься, принимать асаны йоги, часами распевать мантры. Я могу декламировать священные писания, потому что зазубрил их, но не могу медитировать. Этим я никогда не занимался. Вы советуете мне быть осознанным, но для меня осознанность столь нова, что я не смогу практиковать ее без вас».
«Придется мне позаботится о вас!» – воскликнул я. Мне пришлось взять его с собой. Три месяца этот бывший монах ездил со мной. Мне было очень трудно научить его медитировать просто потому, что он отбросил одежду, но не отказался от своих верований, мифологии, религии. От этого отказаться не так-то просто. Очень легко переменить одежду.
То, что говорят о медитации другие люди, ничего не стоит. Однажды я взял в руки книгу о медитации, которую написал один джайнский святой. Они была интересной, но я сразу понял, что этот человек сам никогда не медитировал, иначе он не сделал бы такие ошибки. Но эти оплошности то и дело бросались в глаза. В целом книга на девяносто девять процентов была хорошей, мне она понравилась. Потом я забыл о ней. Десять лет я ездил по Индии. Однажды в одной деревне, что в штате Раджастан, этот святой пришел ко мне. Его имя показалось мне знакомым, и вдруг я вспомнил о той книге. «Я пришел к вам учиться медитировать», – сказал он.
«Вы написали книгу о медитации, я когда-то читал ее, – ответил я. – Я хорошо помню ее, она произвела на меня большое впечатление. Если не принимать в расчет некоторые штрихи, которые указывают на то, что у вас нет опыта медитации, во всем остальном книга очень хорошая, она на девяносто девять процентов замечательная. Но вы пришли ко мне учиться медитировать. Вы и в самом деле никогда не медитировали?»
Он немного смутился, потому что рядом с ним были его ученики. «Будьте откровенны, – призвал его я. – Если вы скажете, что умеете медитировать, тогда я не стану говорить о медитации, и мы с вами закроем эту тему. Вы знаете медитацию, и говорить о ней не нужно. Если же вы честно признаетесь, пусть раз в жизни, что никогда не медитировали, только тогда я смогу помочь вам освоить медитацию».
Итак, я предложил ему сделку, и ему пришлось признаться. «Я никогда никому не говорил о том, что не умею медитировать, – сказал он. – Я прочел много книг о медитации, старинные писания. Я учил людей медитировать, поэтому мне так стыдно перед моими учениками. Я наставлял медитации тысячи людей, писал о ней книги, но сам никогда не медитировал».
Вы можете писать книги о медитации, но так и не погрузиться в пространство, в котором случается медитация. Вы можете научиться блестяще разглагольствовать о медитации, приводить весомые аргументы, но полностью забудете о том, что все время, затраченное на интеллектуальные выкладки, вы потратили напрасно.
«Давно ли вы интересуетесь медитацией?» – спросил я старика.
«Всю жизнь», – ответил он. Ему было почти семьдесят лет. «Я принял саньясу в двадцать лет, – сказал он. – Я стал джайнским монахом, и с тех пор целых пятьдесят лет постоянно читаю и думаю о медитации».
Полвека он размышлял, читал и писал о медитации, даже наставлял ей людей, но ни разу не вкусил медитацию!
Но именно так обстоит дело с миллионами людей. Они говорят о любви, читают стихи о ней, но никогда не любят. И даже если им кажется, будто они влюблены, в действительности ничего подобного не происходит. Это чувство от головы, а не от сердца. Люди живут, но постоянно упускают жизнь. Для жизни необходимо мужество. Нужно быть смелым для того, чтобы беспристрастно смотреть на жизнь, чтобы плыть по ее течению, потому что пути неведомы, а карты нет. Нужно погрузиться в неведомое.
Жизнь можно постичь только в том случае, если вы готовы отправиться в неведомое. Если же цепляетесь за известное, если держитесь за ум, то знайте, что ум это еще не жизнь. А жизнь пребывает вне рассудка, вне интеллекта, потому что жизнь – цельное явление. Ваше мироощущение должно включать в себя вас целиком и полностью, вы не можете просто размышлять о жизни. Размышления о жизни это не сама жизнь, избегайте всяких измов. Человек все время думает и думает. Одни люди размышляют о Боге, другие – о жизни, третьи – о любви. Некоторые люди думают обо всем понемногу.
Раджниш пишет другу:
Я только что возвратился из Раджнагара в Раджастан. Меня пригласили на религиозную конференцию, которую организовал Ачарья Шри Тулси. Я собрал четыреста монахов и монахинь для эксперимента в медитации. Результаты оказались неожиданными.
По моему мнению, медитация это суть всей религиозной практики. Все остальное (ненасилие, отречение от богатства, целибат и т.д.) это просто следствия. После достижения самадхи, высшего пика медитации, все это приходит само собой, совершенно естественным образом. Мы забыли об этой главной садхане, поэтому все наши усилия стали внешними и поверхностными. Подлинная садхана не просто этична, а своей сути это практика йоги. Этика сплошь отрицательна, но ничего длительного нельзя построить на отрицании. Йога положительна, поэтому может послужить основой.
Я хочу передать эту положительную основу всем людям.
Ачарья Тулси пригласил двадцать человек для доклада на конференции. Устроители готовили большой праздник. Собралось много народу, примерно сто тысяч человек.
Я был одним из этой приглашенной двадцатки. Морарджи Десаи также был среди нас. Тогда он был министром финансов. Произошло событие, из-за которого Морарджи Десаи затаил на меня злобу, потом ситуация еще больше усложнилась. А с моей стороны нет никакого недовольства в отношении него.
Дело в том, что двадцать приглашенных гостей сидели на полу, а Ачарья Тулси на правах хозяина сидел на подмостках. Никто не обратил внимание на этот факт. Морарджи, как политик, приехал в последнюю очередь.
Двадцать человек собрались, чтобы обсудить проблемы человечества перед сотней тысяч человек, которые ждали нас снаружи. Но Морарджи сразу сказал: «Мне нужно задать два вопроса, прежде чем люди станут задавать какие-то другие вопросы. Прежде всего, когда я вошел в комнату, то сложил руки у груди, приветствуя вас, как это принято у нас в Индии, но Ачарья Тулси не ответил мне тем же. Вместо этого он поднял одну руку, благословляя меня».
Морарджи очень обиделся, хотя Ачарья Тулси просто следовал традиции джайнов, согласно которой только монах может благословлять вас, так как он выше вас. Он отрекся от мира, а вы до сих пор пребываете в мире. Вы можете склониться, сложив руки в намасте, коснуться ног монаха, но это не значит, что он ответит вам тем же. Я думаю, эта традиция отвратительна, потому что человек более высокого положения должен быть более смиренным.
«А во-вторых, – продолжил Морарджи, – почему гости сидят на полу, а вы, хозяин, сидите на возвышении? Сначала ответьте мне на эти два вопроса, а затем мы приступим к обсуждению других вещей».
Сам Ачарья Тулси не религиозный человек. Он носит робу, но у него ум политика. Он растерялся и не сообразил, что ответить. Ему не хотелось обижать Морарджи Десаи. Несколько секунд царила полная тишина, а потом заговорил я. Морарджи Десаи сидел рядом со мной. «Этот вопрос был обращен не ко мне, поэтому я прошу разрешения у обеих сторон ответить на него. Вы задали эти вопросы Ачарье
Тулси, но у него, по всей видимости, нет на него ответа. Если он позволит мне, отвечу я, но я хочу, чтобы и Морарджи Десаи дал свое согласие, потому что он спросил не меня».
«Мне все равно, кто ответит, – махнул рукой Морарджи Десаи, – Я просто хочу получить ответ».
«Давайте разберемся, – начал я. – Во-первых, здесь сидят двадцать гостей, из которых девятнадцать приняли создавшуюся ситуацию без всяких вопросов. По-видимому, вы очень эгоистичный человек, если в вашем уме вообще возник такой вопрос. Иначе зачем задавать его? Ачарья Тулси сидит на возвышении, он даже может висеть на потолке, но он все равно не самый высший среди нас. Пауки сидят на потолке, вы сами видите. Если тот, кто находится выше, самый великий, тогда самые великие это как раз пауки».
«Во-вторых, – продолжил я, – когда вы приветствуете человека с руками в намасте, то тем самым выказываете свою сердечность. Здесь нет никаких условностей, и никто не обязан вам отвечать тем же. В ином случае сначала вам нужно поставить условие: мол, вы поклонитесь кому-то, а он обязан вам ответить тем же. Вы сами сделали оплошку, ведь вы не поставили такое условие».
«Что касается Ачарьи Тулси, – заметил я, – то он также сделал глупость. Ему вообще не нужно было отвечать на ваши вопросы. Достаточно было просто сойти с подмостков и сесть с нами на пол. Ему не нужно было произносить ни слова, ответом мог послужить один лишь его поступок. Но он сидит как труп. Он не может пошевелиться, не может слезть со своего постамента, не может приветствовать вас в намасте. Два эгоиста смотрят друг на друга и нарушают хорошую атмосферу конференции. Вы можете оба замолчать, чтобы остальные восемнадцать человек получили возможность вести конференцию».
Так началась моя вражда с Морарджи Десаи и Ачарьей Тулси. Если вы говорите в этом мире правду, то наживаете врагов. Но у меня нет враждебных чувств, мне просто жаль этих людей, ведь им недостает интеллекта. Им не хватило ума даже для того, чтобы понять такие простые вещи.
Встречи с индуистами
В Джайпуре собралась индуистская конференция, и одни шанкарачарья... В Индии четыре шанкарачарьи, и они считаются первосвященниками. Каждый шанкарачарья правит одной областью Индии, а всего таких областей четыре – отсюда и такое число шанкарачарий. Одни шанкарачарья жил в Джайпуре, он родился в этом городе. Этот человек занимался астрологией, был великим ученым, поэтому после смерти прежнего шанкарачарьи его избрали шанкарачарьей Джаганата Пури.
Я знал его еще до того, как он стал шанкарачарьей, и именно на этой конференции я встретил его в роли нового шанкарачарьи. «Теперь вы, должно быть, стали непогрешимым, – сказал я. – Я хорошо знаю вас. Раньше вы не были непогрешимым. Не могли бы вы известить меня о том, в какой день и в какой час вы стали непогрешимым?»
«Не задавайте некорректные вопросы в присутствии других людей, – ответил он. – Теперь я шанкарачарья, и мне положено быть непогрешимым».
«Положено?» – изумился я.
«Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство, – нахмурился он. – Если вы спрашиваете меня публично, то мой ответ таков: я непогрешим!»
Вы удивитесь, когда узнаете, чему учил в двадцатом веке самый уважаемый индуистский святой Свами Карпатри. Я присутствовал на одной встрече с ним, и мне пришлось возражать ему. Из-за этого я нажил тысячи врагов. В нескольких милях от того места возводили дамбу, и тамошние жители должны были обрести многие блага, потому что они жили на засушливых землях, в которых редко выпадали осадки. Эти люди должны были получить воду в изобилии. А Свами Карпатри внушал им: «Не принимайте воду с дамбы, потому что из нее сначала выкачают электричество, а уже потом отдадут вам».
Он говорил людям, что такая вода не имеет никакой силы, ведь из нее извлекают всю силу. «Опасно принимать эту воду! – кричал Свами Карпатри – Откажитесь от нее!» Он убедил людей, потому что они были неграмотны и не понимали, что у воды невозможно отнять электричество. Это вам не мужчина, которого можно лишить потенции. Но такое сравнение убедило людей, и они подняли руки в поддержку Свами Карпатри.
Мне пришлось подняться. «Вы вообще понимаете, что говорите? – спросил я. – Вы разбираетесь в электричестве? Вы знаете, каким образом гидроэлектростанция вырабатывает энергию?»
«Давайте проверим слова этого человека, – призвал я людей. – Поливайте этой водой свои поля и посмотрите, каким будет урожай. Вы убедитесь, что этот человек желает вам зла. Другого способа нет. Если урожая не будет, если вы не сможете утолять жажду этой водой, значит он, несомненно, прав». Свами Карпатри сильно рассердился. Он был так разгневан на меня, что даже написал обо мне пасквильную книжку.
Эти люди несут ответственность за бедность индийцев, за высокую детскую смертность. Все религии мира в той или иной форме проповедуют бедность на протяжении всей истории...
Я хочу изменить ситуацию. Я всей душой за удобство, роскошь, богатство, достаток, технологию, науку. Мне не нравится отречение, я приветствую радость. Я хочу, чтобы каждый человек реализовал свой творческий потенциал.
Вот старый логический прием, позволяющий описать, уничтожить, критиковать врага: сначала вы навязываете ему некий образ, который ему вовсе не соответствует, который просто отдаленно напоминает его. Итак, сначала вы навязываете образ его имени, хотя прекрасно знаете, что не правы, так как критикуете образ, который приписали кому-то. Любой человек, прочитавший вашу книгу, найдет вашу критику уместной. Этот прием опробовали на мне, поэтому я так хорошо знаю его.
Один из самых почитаемых индуистских монахов Карпатри написал целую книгу, в которой поносил и очернял меня. Я стал изучать его метод. Сначала он приписывал мне некие изречения, которые я никогда не делал, а потом критиковал меня. Любой человек, который прочтет эту книгу, решит, что Карпатри разбил меня в пух и прах. Но он даже не коснулся меня.
Его секретарь написал предисловие к книге Карпатри. По-видимому, это разумный человек, потому что он пишет: «Мы благодарны Раджнишу за то, что он дал возможность всем людям пересматривать все, а не просто принимать что угодно без переосмысления».
Этот секретарь стал последователем Карпатри, поэтому благодарит его за то, что тот проделал большую работу, приняв мой вызов и критиковав меня. Секретарь сам пришел ко мне и преподнес эту книгу. Я полистал ее и сказал секретарю, который сам был индуистским саньясином: «Вы секретарь Карпатри. Разве вы не заметили, что это не мои изречения? Скорее всего, Карпатри диктовал вам книгу».
«Я боялся услышать от вас эти слова», – вздохнул он.
Я еще раз открыл книгу, полистал ее и сказал: «Я не делал это утверждение. Оно не только не принадлежит мне, но и противоречит самому моему мироощущению. Вы образованный человек. Как вы могли позволить ему поступить так? Вам следовало помешать изданию этой книги, потому что она насквозь пропитана ложью. Люди, которые прочтут ее, вынесут обо мне абсолютно неправильное представление».
Индуистам доверять нельзя.
Однажды я остановился в Аллахабаде. Индуисты устроили в этом городе всемирную индуистскую конференцию, и я тоже пришел выступать. Кто-то по ошибке пригласил меня, так как счел меня индуистом. Потом организаторы смекнули, в чем дело, но было уже слишком поздно. К тому времени я успел спутать им все планы, а ведь они размышляли о том, как обратить в индуизм все человечество.
Я сидел вместе с сотнями других гостей в палатках у Ганга, для своей конференции индуисты выбрали красивое место. В этих палатках сидело не меньше пяти воплощений Бога! В Индии это очень легко, вам никто не возразит. Вы можете объявить себя воплощением Бога. В этом отношении индийцы очень терпимы. Кому есть до вас дело? Кому вы нужны? Это ваше дело. Если вы считаете себя воплощением Бога, хорошо, будьте им. Все равно вы никому не повредите такими заявлениями.
Я жил в городе, в котором люди поклонялись одному святому. «Он очень смиренный», – говорили мне о нем многие люди. Наконец, он пришел ко мне. Он коснулся моих ног и сказал: «Я просто пыль под вашими ногами!»
Я посмотрел в его лицо и увидел, что его глаза и нос придерживаются иного мнения, поэтому ответил так: «Насколько я вижу, вы абсолютно правы. Вы и в самом деле просто пыль под моими ногами».
«Как вы смеете!» – взбеленился святой.
«Но я просто согласился с вами, – объяснил я. – Не я произнес эту фразу. Вы сказали, а я подтвердил ваши слова. Почему вы нервничаете?»
«А теперь закройте глаза, тихо сядьте и узрите суть, – велел я. – Просто так ваше эго хочет достичь удовлетворения. Вот эго, сейчас оно выполняет ширшасану, стойку на голове. Но это прежнее эго, которое в настоящий момент притворяется смиренным».
Все религии эксплуатируют ваши скрытые желания.
Однажды я принимал участие в религиозной конференции в Праяге. Там один шанкарачарья читал проповедь тысячам людей. «Если вы пожертвуете одну рупию, то в ином мире получите тысячу рупий», – сказал он.
Отличная сделка! Неплохо придумано! Но все индуистские священные писания в изобилии дают такие обещания – дайте немного здесь, и вы получите огромную награду на небесах.
Это не доверие. Так вы не избавитесь от безумного желания обладать вещами. Здесь вы отдает одну рупию, и тогда люди говорят, что вы религиозный человек, ведь вы дали нищему рупию. Но они не знают ваше скрытое желание. Вы даете рупию, поскольку вам гарантировали, что после смерти вы за нее получите тысячу рупий. Вы делаете зачисление на свой счет в банке Бога. Но коммерческая заинтересованность в подобных делах абсурдна!
Люди дают самую малость для того, чтобы гарантировать себе в другом мире достаток. А в этом мире они приобретут почет и респектабельность, люди будут считать их религиозными.
Я акцентирую именно этот принцип: каждый поступок либо вознаграждается, либо наказывается. Нет нужды в Боге, записывающем все сутки напролет в свою записную книжку поведение миллиардов жителей земли.
Ко мне пришел человек. «Я хочу научиться медитировать», – сказал он.
Он был посвящен в саньясу старого типа. «Хорошо, – ответил я. – Приходите на утреннюю медитацию».
«Вряд ли это получится», – сказал он.
«Почему? Что здесь такого трудного?» – недоумевал я.
«Моя трудность заключается в том, что я не могу прийти без сопровождающего меня человека, который хранит у себя все мои деньги. Сам я не прикасаюсь к деньгам. Завтра утром он куда-то поедет, поэтому я не смогу прийти на медитацию».
Смех, да и только! Если вам нужно воспользоваться своими деньгами, то не важно, хранятся они в вашем кармане или чужом. Так появляется новая зависимость. Человек, который хранит ваши деньги в своем кармане, находится в более выгодной ситуации, чем вы. По крайней мере, он может пойти, куда захочет. Складывается странная ситуация: вы не можете никуда без сопровождающего вас человека, потому что вам нужно расплатиться за такси, но вы же не прикасаетесь к деньгам! Вы наняли этого человека, чтобы он грешил за вас? Несите ответственность за свое поведение. Получается забавная картина: вы едете в такси, а он за это летит в ад! Будьте немного сострадательными к нему. Сострадание это крепкая связь между мирянами и йогами!
Все монахи живут в привязке к мирянам, и миряне тоже привязаны к монахам, потому что касаются их ног, думая: «Сегодня я еще не монах, но я могу хотя бы склониться перед одним из них. Я получаю удовлетворение от своего поступка. Если не сегодня, то завтра я сам стану монахом. А пока что неплохо бы засвидетельствовать монаху свое почтение».
Я встречал самых разных монахов. Однажды я был в Ришикеше, что в Гималаях. Я сидел под очень красивым деревом. Было жарко, день только что перевалил за жаркий полдень, а дерево отбрасывало прохладную тень. Мне пора уже было идти, но я все медлил.
Ко мне подошел один старый индуистский монах. «Что вы делаете под моим деревом?» – спросил он.
«Вашим деревом? – удивился я. – Вы же отреклись от всего мира. Как это дерево может принадлежать вам? И я нигде не вижу табличку с предупреждением. Как вы докажете, что это дерево принадлежит вам?»
«А мне не нужно ничего доказывать, – ответил монах. – Все люди в округе знают, что оно мое. Вот уже тридцать лет я сижу под ним».
«Возможно, вы и в самом деле сидите под этим деревом тридцать лет, но оно существовало еще прежде вас, – возразил я. – Теперь я сижу под ним, оно переживет и меня. Этому дереву не дела до нас с вами. Ему все равно, кто назовется его хозяином. Убирайтесь!»
«Что вы говорите? – возмутился он. – Вы здесь всего лишь несколько часов, а уже называете себя владельцем дерева, а я сижу под ним тридцать лет».
«Я не собираюсь становиться владельцем этого дерева, – сказал я. – Скоро я уйду, но только не таким образом. Вам придется попросить прощение у дерева. Вы не купили его, не посадили, не поливали. На каком основании вы назвались его хозяином? Только потому, что целых тридцать лет ни днем, ни ночью не давали ему покоя?»
«Вы в долгу перед этим деревом, а оно ничего не должно вам, – заявил я. – Оно оказывает вам любезности, а вы экспроприировали его! А между тем, вы отреклись от самого понятия обладать имуществом. Вы отказались от всего на свете. Вы готовы прямо сейчас подраться со мной. Тридцать лет назад вы боролись за убежище, за жалкий клочок земли. Вы говорили: "Вот моя жена, вот мой дом, вот моя религия, вот моя страна". А теперь все ваши собственнические устремления сфокусировались на этом бедном дереве. Не важно, обладаете вы целым царством или просто маленьким деревом. Вещизм определяется не количеством вещей, а отношением к ним».
Однажды я случайно остановился в одном санатории с шанкарачарьей. «Целибат это абсолютно неестественная идея, – сказал я. – Только импотент может практиковать целибат. Если вы обладаете потенцией, то не можете сохранять целибат. Скажите, у вас все нормально с потенцией?»
«Я практикую целибат!» – замычал шанкарачарья.
«Скорее поезжайте в больницу», – стал я торопить его.
«Вы странный человек, – заметил он. – Это же вопрос идеологии! Причем здесь больница?»
«Идеология здесь не при чем, – заявил я. – Вы знаете, как вырабатывается ваша сексуальная энергия? У вас есть священное писание, в котором имеет подобное описание? Вы умеете контролировать эту энергию? У вас нет такой способности, и точно так же вы не умеете контролировать движение крови, рост волос. Организм не отдал вашему уму самые важные функции. Целибат это часть вашего организма, самая важная часть. Биология не может отдать эту часть вам на милость».
«Мне не нужны лишние неприятности», – сказал он.
«Я все равно вызову вам врача», – настаивал я.
«Но я не хочу спорить с вами», – застонал шанкарачарья.
«Вы уже спорите со мной, – напомнил я. – Вы утверждаете, что практикуете целибат».
Этот шанкарачарья не один в мире практикует целибат. В мире тысячи монахов (католических, индуистских, буддистских, джайнских) занимаются тем же самым, и никто не собирается проверить, насколько подлинен их целибат. Но идею целибата выдвинули очень хорошие люди. Они не совершили ни одного преступления. Я имею в виду Махавиру и Гаутаму Будду. Они не сделали ничего дурного, и все же создали неиссякаемый источник преступлений.
На своем веку я видел много святых и изучал множество святых прошлого. Девяносто девять человек из ста оказывались просто ненормальными. Это были невротики или даже психопаты. Но они пользовались уважением за то, что были несчастны, запомните это. Чем больше горестей было в их жизни, тем больше им оказывали почестей. Некоторые святые каждое утро истязали свои тела плеткой, а люди собирались для того, чтобы узреть их суровую практику аскетизма. Величайшим святым считался тот, кто причинял больше ран своему телу. Вот каких людей считали святыми!
Одни святые лишали себя зрения, потому что глазами мы воспринимаем красоту, и тогда возникает похоть. Их почитали за то, что они ослепили себя. Бог дал им глаза для того, чтобы они видели красоту вселенной, а они решили сами себя ослепить.
Другие святые отрезали себе гениталии. Их почитали еще больше, потому что они жестоко поступили с собой. Эти люди были душевнобольными.
Третьи святые почитались за то, что они могли много дней оставаться без пищи, были доками по части поста. Для того чтобы прослыть докой в какой-то области, нужно учиться. Нужно не так много интеллекта. Обучение совсем простое, любой тупица может выучиться таким вещам. Нужно просто наслаждаться своими страданиями, но на такое способен только больной человек.
Такие идолы порождали несчастных людей, неблагополучное общество. Обратите внимание на свое несчастье, и вы увидите его основу. Прежде всего, из-за него вас уважают. Люди относятся к вам теплее. У вас будет больше друзей, если вы станете несчастным. Это очень странный мир, в нем что-то изначально не так. Ситуация должно быть в корне иной, именно у счастливого человека должно быть больше друзей. Но если вы счастливы, тогда люди завидуют вам, они перестают испытывать к вам дружеское расположение. Им кажется, будто их обманули, ведь у вас есть то, чего нет у остальных людей. Почему вы счастливы? Прошло много столетий, но мы так и не изучили этот тонкий механизм: подавлять счастье и выражать несчастье, которое стало нашей второй природой.