Текст книги "Наследница трона"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

Пьяница

– Ты уверен, что у него получится? – Фернандо вглядывался в темноту сквозь бойницу.

Барабанивший дождь почти заглушал его голос. Теплое кисловатое дыхание коснулось лица писаря. Альфонсин положил на плечо Фернандо тяжелую мозолистую руку. Вероятно, наводчик считал это доверительным жестом, но собеседнику было неприятно.

– Поверь уж мне, писака. Родриго, черт его побери, лучший пловец здесь, на борту. Для него эта маленькая вылазка – столь же плевое дело, как поход в Церковь для набожной девицы.

Фернандо попытался разглядеть причал, однако дождь растворил все тени. Виднелся только свет фонаря перед таверной, расположенной в конце каменной пристани, – расплывчатое пятно во тьме. Фернандо был близко к «Посланнику божьему» и знал, что огней должно быть больше, но пелена дождя поглотила их, подобно тому как постоянный стук крупных капель дождя по палубе скрывал негромкие привычные звуки на галере – треск тяжелых влажных балок и такелажа, который трепали порывы ветра. Казалось, буря поглотила целый мир, кроме тусклого огня, с которого не спускал глаз Фернандо.

– Должно быть, это чертовски важные письма, – пробормотал Альфонсин. – Удивительное дело – посылать пловца в море в такую дьявольскую погоду, когда у нас есть хорошая лодка.

– Примарх не доверяет некоторым корабельным офицерам. На борту у нас по меньшей мере один предатель. Но парень хитер. Примарх еще не сумел его раскусить. Но то, что в гнезде есть кукушонок, совершенно точно.

– Н-да… – Альфонсин замер настолько близко к нему, что их щеки почти соприкасались. Он тоже смотрел поверх витиевато украшенного ствола «Молота Тьюреда» на свет в таверне. – Удивительно, что примарх не приказал заковать всех офицеров в цепи, – негромко размышлял он. – На борту ведь достаточно рыцарей, которые могут вести «Посланника божьего» вместо них. На мой взгляд, это все чертовски таинственно. Я чую золото. Чертовски много золота. Пусть меня…

Внезапно наводчик умолк. Над ними, на кормовом возвышении, раздались тяжелые шаги стражника. Похоже, это был всего лишь вахтенный. Он топал прямо над их головами.

Фернандо молча возблагодарил Тьюреда. Ему было ясно, к чему клонит Альфонсин. Писарь мог бы догадаться, что парень далеко не глуп. Никто не может стать наводчиком на борту галеры Нового Рыцарства, если у него в голове опилки. Фернандо позволил себя обмануть скупым записям в бортовом списке «Посланника божьего». Альфонсин был отмечен в нем как закоренелый пьяница. О Родриго там было написано лишь немногим больше. «Выносливый гребец. Очень хорошо плавает. Пользуется любовью товарищей. Характер скромный. Денежки несет портовым шлюхам».

Вахтенный над ними переминался с ноги на ногу. Наверняка аркебузир промок до нитки. Стоять в эту ночь в карауле – что угодно, но не божья милость. Все их путешествие проходит под несчастливой звездой, подумал Фернандо. Погода слишком плохая для этого времени года, а ветер чересчур переменчивый, под парусом они шли не более пяти часов подряд. Бороться со стихиями приходилось гребцам. А когда они выбивались из сил, «Посланник божий» был вынужден войти в защищенную от ветра бухту и бросить якорь.

Оноре хотел бы сейчас быть уже в Анискансе, это Фернандо понимал. Однако, какие у него там могут быть срочные дела, было писарю неясно. Но наверняка это должны быть очень важные дела. Промедление заставляло Оноре терять терпение день ото дня. Фернандо знал примарха уже много лет, но в таком раздраженном состоянии его видеть еще не доводилось. Одному Господу известно, на ком выместит примарх свое дурное настроение.

Фернандо уже давно спал плохо. Он был посвящен в слишком многие тайны Оноре. Он знал о подделанных письмах, которые получили Люк и Гисхильда, о еще некоторых махинациях, при помощи которых примарх повредил ордену Древа Праха. Не слишком ли это много для бедного писаря? Возможно. Оноре был не тем человеком, который способен долго мириться с тем, что кто-то посвящен в его тайны. Писарь был уверен, что не сможет оставить службу в Новом Рыцарстве живым. По крайней мере, долго он не протянет.

Фернандо подумал о Томазине, страже воронов, который так неудачно упал с лестницы и сломал себе шею в тот день, когда на Цитадель Валлонкура было совершено нападение. Рыцарь был слегка глуповат, но он был искренним человеком. С ним можно было болтать, не опасаясь за сказанное…

Приближенные к Оноре люди поступали разумно, взвешивая каждое слово. Фернандо часто размышлял о том, насколько удобно было для Оноре это неудачное падение Томазина. Страж воронов уже не мог послать предупреждение старому примарху Леону. Леон погиб во время сражения за Цитадель. Впоследствии примархом стал Оноре, и не в последнюю очередь потому, что привел подкрепление, отбросившее эльфов. Может быть, все это было лишь счастливой случайностью.

Иногда Фернандо спрашивал себя, размышляет ли еще кто-то над тем, как удачно для Оноре проишествие со стражем воронов. Но даже если такие люди были, то они, как и писарь, не решались заговорить о везении Оноре.

Галера задрожала под порывом ветра. Писарь подумал о двенадцати больших, обитых железом сундуках, доставленных на борт втайне под его руководством. Он слышал, как в сундуках что-то звенело. Наверняка они до краев были полны сокровищами Альвенмарка. Состояние, которого достаточно, чтобы купить себе маленькое королевство. Что задумал Оноре?

Он вел часть записей Оноре, устало подумал писарь. Примарх был, можно сказать, одержим тем, чтобы записывать абсолютно все. Перед путешествием Фернандо видел список высоких чиновников Анисканса, которых Оноре считал продажными до мозга костей или, по крайней мере, поддающимися шантажу. Он видел слишком многие документы Оноре. Просто чудо, что писарь еще жив. Только списка с именами шпионов примарх ему не показывал. На губах писаря мелькнула мимолетная улыбка. Затем его снова охватил страх. Может, это знак, что ему было дозволено увидеть список с именами коррумпированных чиновников Анисканса? Знак, что дни его сочтены? Интересно, какой несчастный случай произойдет с ним? В шторм его смоет волной за борт?

От завывания ветра по спине у Фернандо побежали мурашки. Он опустил взгляд на маленькие прорези в крышке фонаря, стоявшего рядом с «Молотом Тьюреда». Приглушенного света было достаточно, чтобы вырвать из темноты две фигуры на стволе пушки: рыцаря ордена, поставившего ногу на грудь поверженного язычника и поднявшего обе руки в смертоносном замахе боевого молота.

Фернандо ощупал молоток, спрятанный под плащом, на поясе. Может быть, Тьюред хочет дать ему знак?

Писарь услышал шаги стражника на лестнице, ведущей на главную палубу. В бушующем ливне этот звук почти терялся. Фернандо поднял плащ, прикрывая фонарь.

– Хорошо, – послышался хриплый голос Альфонсина.

Шаги стражника смолкли. Фернандо затаил дыхание и прислушался. Коренастый наводчик протискивался мимо него.

Где стражник? Писарь испуганно присел на корточки возле «Молота Тьюреда».

– Кто идет? – Узкий луч света от фонаря пронзил зарядную камеру.

– Я! – Широко расставив ноги, наводчик встал прямо перед ним.

– Опять ходил к своей любимой, Альфонсин?

– Как обычно, когда я не могу уснуть.

– Не слишком ли она холодна? – послышалось из дождя.

Фернандо молился о том, чтобы стражнику не пришло в голову подойти ближе.

– Я так понял, тебе больше нравятся мокрые, – насмехался мастер-оружейник. – Моя девочка – сущая сердцеедка. Ты когда-нибудь видел, что творит железная пуля, попадая в грудь мужчины?

– Ты ненормальный, Альфонсин.

Фернандо показалось, что он услышал негромкий смешок.

– Что, прям такой уж ненормальный?

Шаги удалились.

Он прислушался к дождю, по-прежнему закрывая плащом свет фонаря. Внезапно он почувствовал на лице кисловатое дыхание Альфонсина.

– Надеюсь, ты со страху не обоссал мою бронзовую любимицу, маленький рыцарь пера?

Писарь сжал губы, что делал довольно часто. Комплекция не позволяла ему бороться с людьми вроде Альфонсина. Он медленно поднялся.

Наводчик протянул ему руку, искусно поворачивая в пальцах золотую монету.

– Я все еще спрашиваю себя, зачем примарху нужен на собственном корабле пловец, для того, чтобы отнести на берег пару писем. Все это очень странно. – Альфонсин поднял кулак, словно собираясь ударить невидимого противника.

Золотая монета взлетела в воздух и исчезла в темноте.

Он снова протянул руку. Затем поднес к носу Фернандо огромный кулак, повернул его и раскрыл. Там лежала золотая монета.

– У моего маленького любимца наверняка есть братья и сестры. Он так одинок. А когда ты одинок, у тебя возникает так много мыслей. Но если у него появится братик или сестричка, то всем вопросам будет положен конец.

Фернандо презрительно засопел.

– С чего ты взял, что у меня есть еще монеты?

– Ты – писарь примарха. Он послал тебя, чтобы ты занялся странными вещами. Оноре – человек небедный. И он наверняка не хочет, чтобы люди болтали. Поэтому он и не поехал на ялике. Ничто так хорошо не запечатывает уста, как золото.

– Хорошо, еще одну монету я могу тебе дать. Но только когда Родриго вернется и я буду уверен в том, что все сделано по-моему.

– А почему только одну? – Наводчик прохрипел этот вопрос ему прямо в лицо, заставляя вдыхать зловоние, исходившее у него изо рта.

– Потому что твой друг тоже захочет, а у меня осталось всего две золотые монеты.

Альфонсин прищелкнул языком.

– Вот как. Больше золота у тебя, значит, нет. А что в тех ящиках, которые настолько тяжелы, что их должны нести шестеро мужиков?

Фернандо задержал дыхание. Вот, значит, как! Оноре догадывался, что так будет. Поэтому никому и не было разрешено покидать галеру, хотя корабль стоял в гавани уже второй день.

Альфонсин негромко рассмеялся.

– Удивлен? Даже торговки на рынке болтают меньше, чем гребцы. Когда их сидит сто сорок человек в одном помещении, не остается тайн относительно того, что происходит на корабле. Особенно когда путешествие настолько странное, настолько поспешное… И никому не дозволено покидать корабль, кроме тайного посланца примарха.

– У меня всего две золотые монеты, – выдавил из себя писарь.

Улыбка Альфонсина стала еще шире, глаза его превратились в узкие щелочки.

– Тогда давай сюда обе. Немедленно!

– А Родриго?

Наводчик презрительно засопел.

– Он не только плавает как рыба, но и настолько же глуп. Он ничего не заподозрит.

Фернандо нащупал на поясе кошель. Пальцы мимолетно коснулись холодного металла молотка.

Альфонсин прислонился к стволу пушки и заглянул в отверстие для стрельбы.

Негромкий свист заставил писаря вздрогнуть. Неужели этот идиот забыл о стражнике?

– Наша рыбка добралась!

Теперь и Фернандо пригнулся к стволу. Он увидел нечеткий силуэт на фоне фонаря перед таверной. Затем свет стал виден снова.

– Может быть, это всего лишь посетитель, – недоверчиво проворчал писарь.

Его рука по-прежнему покоилась на кошеле; кожаного шнурка он не развязывал.

– Ерунда! Он трижды закрывал свет, как мы и договаривались. Ты просто слишком поздно взглянул. Вот, сейчас ты увидишь, что я прав. – Альфонсин наклонился к фонарю.

Фернандо смотрел в темноту не отрываясь. Дождь не утихал. Словно серебристая пелена, сверкал он на орудии.

Свет перед таверной снова пропал. Один раз. Второй. Третий.

Писарь вздохнул с облегчением. Итак, Родриго добрался.

Альфонсин поднял фонарь, просунул его в широкое отверстие, из которого торчал ствол «Молота Тьюреда». Открыл железную бленду, затем снова закрыл. И так три раза. Затем на всякий случай повторил сигнал.

В подтверждение того, что он видел, Родриго теперь четырежды подошел к свету перед таверной.

Альфонсин довольно ухмыльнулся.

– Открывай свой кошель, писака.

Он нагнулся, чтобы поставить фонарь рядом со своей пушкой. Свет, падавший в щель фонаря, упал на его лицо.

Фернандо увидел жадный блеск в глазах канонира. Рука его скользнула мимо кошеля, к молотку. Он вынул его и размахнулся.

Удар пришелся Альфонсину в правый висок. От одного алебардщика Фернандо слышал, что черепные кости там самые тонкие.

Наводчик опустился на пол. Без стона или даже крика. Фернандо пригнулся и немного приоткрыл бленду фонаря. Хорошо! Этот мешок с дерьмом не кровоточит. Писарь специально купил молоток с закругленной головкой. На палубу не должна брызнуть кровь!

Фернандо положил два пальца на шею канонира. Кровь еще пульсировала в жилах. Значит, с этой крысой еще не покончено. Посреди сделки утроить цену…

– Вот теперь ты получил свое, жадный ублюдок. – Он убил бы Альфонсина в любом случае, но теперь был уверен, что не пожалеет о своем поступке.

Фернандо пробрался в темноте в угол, где стояли щетки для чистки пушки, прислоненные к большому бочонку с водой. Он погрузил руки в воду и нащупал полотняный мешок. Со стоном поднял его. Мышцы дрожали от напряжения. Он не привык поднимать тяжести.

Писарь осторожно поставил камни рядом с Альфонсином. Неужели он только что вздрогнул? Фернандо поискал рукой молоток. Где он?

Канонир застонал. Рука его дернулась.

Где же молоток? Он ведь положил его возле пушки. Писарь присел и ощупал пол.

– Ты… мер… завец… – пролепетал Альфонсин. Попытался сесть, но снова опустился на пол.

Что-то сверкнуло в слабом свете. Альфонсин носил с собой кинжал, как и все мужчины на борту.

Пальцы Фернандо нащупали наконец рукоять молота. Писарь ухватился за нее и размахнулся.

Альфонсин обернулся и посмотрел на противника.

Писарь не рассчитывал на это движение. И промахнулся мимо виска канонира. С чавкающим звуком молоток вошел наводчику в левый глаз.

Альфонсин издал булькающий звук. Кинжал выскользнул у него из руки и с грохотом упал на палубу. Альфонсин ощупал глаз. Кровь текла по его щеке.

Фернандо выругался. Ударил наводчика в висок. Молоток приземлился с треском. Второй удар пришелся в середину лба.

Альфонсин упал на палубу.

– Ты не должен истекать кровью, проклятая свинья. – Фернандо выпустил молоток и выдернул из рукава платок, которым обычно вытирал с пальцев чернила.

Негромко выругавшись, он промокнул кровь на щеке Альфонсина. Затем скомкал платок и затолкал в глазницу на место выбитого глаза. Почувствовал, как мягкая ткань пропиталась кровью.

Писарь снова выругался. Это было не по плану. Он должен справиться как можно быстрее. Писарь взял мешок с камнями и привязал его к широкому поясу канонира. Вообще-то он хотел взять пушечные ядра, чтобы труп стал тяжелее, но те были на учете. Их исчезновение бросилось бы в глаза. А камни были из того балласта, что лежал в трюме. Их никто не хватится.

Фернандо выпрямился и принялся искать колесо со спицами системы подъемных блоков. С негромким звоном опускались цепи, натянутые под зарядной камерой. Вообще-то система подъемных блоков служила для того, чтобы поднимать над лафетом стволы пушек. Но этой ночью она сослужит другую службу.

Писарь положил руки мертвеца на мешок с камнями, который покоился у него на животе. Осторожно связал их. Затем поднял ноги Альфонсина, обмотал петлю вокруг лодыжек. Брюки Альфонсина были мокрыми и воняли так, словно он провалился в яму с навозной жижей. Ткань коснулась лица писаря. Фернандо сжал зубы и изо всех сил протянул веревку между связанными руками и ногами. Затем привязал веревку к железному крюку, свисавшему с цепи.

Фернандо осмотрел плоды своего труда. Возблагодарил Господа за дождь. Тьюред был на его стороне. Он прощал то, что сделал писарь. Поэтому и послал дождь. Ведь в такую погоду гребцы сидели под своими навесами. Иначе он ни за что не остался бы один надолго. Те, кого мучила бессонница, очень охотно забредали в зарядную камеру. А это – единственное место, где можно провернуть его план. Нигде в другом месте «Посланника божьего» ему не удалось бы тихо убрать Альфонсина. Он был слишком слаб, чтобы в одиночку поднять эту гору мышц и костей.

Фернандо подошел к колесу подъемного механизма. Медленно повернул его. Когда труп оказался на уровне бедер писаря, он заблокировал колесо.

Подошел к Альфонсину и проверил, находится ли платок в глазнице. Сейчас он не имеет права на ошибку! Подтащил мертвеца. Негромко позвякивая, цепи пришли в движение. Вчера ночью он смазал их. Звук был настолько тихим, что шум ливня перекрывал его полностью.

Фернандо медленно подводил труп к орудийному порту «Молота Тьюреда».

Внезапно Альфонсин дернулся.

– Ты все еще не сдох? – Писарь зажал рукой рот наводчика и протащил его над стволом его любимой пушки. – Тогда холодный поцелуй моря сопроводит тебя в объятия сна.

Кровь сердца

Аруна смотрела в темноту. Туда, где был скрыт вход в туннель, соединявший башню Восковых Цветов с бассейном гавани. Ее госпожа заметила взгляд. Мягко покачала головой.

Глупо было думать о бегстве. Аруна погладила мальчика по волосам. В ее сердце была кровь его сердца. Она делила с ним свои сны. Даже сейчас, в это мгновение. Он был ей так близок, как никто и никогда раньше. Кроме матери. Она должна защитить юного рыцаря!

Эмерелль потребовала мальчика, и Аруна знала, что допросов больше не будет. Все, что знал рыцарь, он рассказал. К тем семи именам не добавилось ничего.

Аруна вспомнила историю Нороэлль, некогда родившую дитя Девантара. Ребенка от демона. Но он вырос под ее сердцем. Она тоже носила в своем сердце кровь человека. Нороэлль не хотела отдавать Другим своего мальчика и отнесла его в мир людей, как только он родился. В конце концов сын ее не избежал своих палачей. Тот, кто восстает против Эмерелль, не должен быть настолько глуп, чтобы рассчитывать на победу. Если повезет, можно только отсрочить неотвратимое. За то, что Нороэлль осмелилась восстать против королевы, она была навеки изгнана на осколок в Расколотом мире. Однако несчастье, накликанное волшебницей, ширилось. Ее поступок был словно камушек, брошенный в спокойную воду. Вызванная им волна разрастается все сильнее, пока не разобьется о берег или не успокоится где-то вдалеке. Ее поступок привел к тому, что любимые ею Фародин и Нурамон пропали. Они оба тоже восстали против Эмерелль. Вопреки запрету королевы они искали Нороэлль. Вот уже на протяжении нескольких столетий от них нет ни слуху ни духу; лишь имена их еще живы. Имена эти знакомы всем, живущим в Альвенмарке. И хотя эльфы восстали против своей Королевы, их считают героями. А может быть, именно потому, что они восстали…

Аруна снова поглядела во тьму, скрывавшую туннель.

Зов королевы достиг апсары. То был магический зов, проникавший до самого основания башни.

Эмерелль испытывала нетерпение. Зов пронизал Аруну, сломив сопротивление. Аруна тоже знала толк в плетении заклинаний, однако сила Эмерелль сгибала ее волю, как ураган – траву.

Апсара взяла рыцаря на руки и двинулась навстречу свету. Юноша прижимался к ней, словно снова лежал на руках у матери.

Слезы Аруны растворялись в темной воде. Никто не видел, как она плачет.

К ней подплыла Ураваши. Княгиня не спускала с апсары глаз. Нетерпеливо указала на свет янтаринов.

Аруна вгляделась в лицо юноши. Она знала, что он не принимал участия в убийствах в городе. И тем не менее он тоже совершил преступление, которое, возможно, было ужаснее, чем резня в Вахан Калиде, – он пробил сынам человеческим дорогу в Альвенмарк. Для этого он разорвал сплетенное еще в далекой древности заклинание, часть творения альвов. Он сделал это по незнанию. Но что это меняло?

Эмерелль то и дело спрашивала ее о снах молодого человека, сама присутствовала на допросах. Королева хотела понять, что означает рыцарство для юноши и что он думает о Тьюреде. Она хотела знать каждую мелочь. Все могло оказаться полезным, чтобы победить врагов Альвенмарка. Сынов человеческих недооценивали.

Аруна подняла голову над водой, между плавающими на поверхности озерца цветками лотоса. Ураваши по-прежнему была рядом. Она провела ее к узкой лестнице, которая вела наверх, к выложенному мозаикой полу. Над темно-зеленой водой висели полосы тумана. Аруна узнала Эмерелль. Одетая в белое, в тумане королева казалась похожей на призрак. Внезапно апсара вздрогнула. С Эмерелль был кто-то… Воин. Свет играл в камнях на рукояти его клинка.

Значит, королева привела с собой палача, сердито подумала Аруна. Неужели она решится осквернить Башню Восковых Цветов кровью сына человеческого?

Юноша обхватил руками шею Аруны. Ему не нравилось, что его вынимают из воды. Его глаза подрагивали за сросшимися веками. Апсара поспешно прошла несколько ступеней и положила юношу на холодный, выложенный мозаикой пол. Сын человеческий задрожал всем телом. Выплюнул воду, словно утопающий, принялся хватать ртом воздух. Затем выблевал всю воду и темную тину из легких.

Эмерелль подошла. Безучастно посмотрела на него.

Человек привык к жизни под водой. Дышать воздухом теперь ему непривычно.

Прошло довольно много времени, прежде чем его хрип сменился равномерным дыханием. Аруна опустилась на колени рядом с ним, притянула к себе и уложила его голову между своих грудей. Мягко погладила его по волосам, напевая детскую песенку хольдов.

Молодой рыцарь постепенно успокаивался. Аруна чувствовала биение его сердца в своих жилах. Так бывало каждый раз, когда приходила Эмерелль, чтобы допросить юношу. Поначалу Аруну все это не трогало. Да, она пришла в ужас, когда королева открыла ей, что именно она должна взять сына человеческого под свою опеку.

Эмерелль приказала ленте вырасти из пупка Аруны. Этой лентой королева привязала ее к юноше. А еще королева изменила ее кровь, чтобы она могла питать человека. Аруна с ужасом вспоминала тот день. Ей стало дурно. Она прокляла свою судьбу. И в первую ночь достала обсидиановый нож, чтобы освободиться. Но Ураваши помешала.

Аруна смотрела в лицо юного рыцаря. Его кровь тоже подверглась изменению. Она останется такой до конца его дней. Он никогда больше не станет полностью человеком. И она уже не такая, как ее сестры.

Апсара сочувствовала парню. Она делила с ним сны, глубокую печаль. Тоску по девушке-рыцарю с золотисто-рыжими волосами и теплым смехом, который даже после нескольких лет разлуки целиком занимал его мысли.

Аруна печально улыбнулась. Только когда ее привязали к человеку, она осознала, что не существует мужчины, в мыслях которого первое место занимала бы она. Должно быть, все дело было в крови юного рыцаря – внезапно внутри у нее появилась болезненная пустота, о которой она прежде даже не задумывалась.

Она должна радоваться, что юношу наконец отделят от нее! Тогда эти глупые мысли о никогда не прожитой жизни наконец отпустят ее!

Королева опустилась на колени рядом с ней. Мягко положила руку ей на лоб.

– Благодарю тебя за то, что ты сделала для Альвенмарка, Аруна.

Голос испугал сына человеческого. Он вцепился в апсару еще сильнее.

– Что с ним будет?

Эмерелль казалась удивленной.

– Ты ведь не мать ему, Аруна.

– И тем не менее я была связана с ним, как мать с ребенком.

– И ты открыла мне все, что трогает его душу. Ты помогала мне в допросах. Разве мать сделала бы это? Теперь ты свободна, Аруна. Он больше не будет обузой для тебя.

– Я знаю, какую службу сослужила тебе, моя королева. Поэтому прошу о милости.

Эмерелль приподняла бровь, и Аруна спросила себя, удивляется королева или уже сердится.

– Говори!

– Что станет с сыном человеческим?

Что-то изменилось во взгляде королевы. Мягкость исчезла из ее глаз.

– Это зависит только от него. Если я обнаружу в нем хоть немного того, что сама понимаю под рыцарством, то буду великодушна. Но если нет… Он навредил Альвенмарку в такой мере, как ни один человек прежде. Он заслужил смерть, равно как и его товарищи, погибшие в прибрежных водах.

– Ты знаешь, что он сделал это не по злому умыслу. Не он открыл ворота в наш мир.

– Ты уже забыла все, что он рассказал? Он запечатал звезду альвов в своем мире. И он совершенно точно знал, что делает!

– Его учение ослепило его, моя королева, – напомнила Аруна. – Он чист сердцем.

Внезапно Эмерелль улыбнулась.

– Ты удивляешь меня. Если он действительно таков, каким видишь его ты, тебе нечего волноваться. Ты же знаешь, он родился в рубашке. Если ядовитое семя Церкви Тьюреда пустило корни не слишком глубоко в его сердце, он будет жить. Какому сыну человеческому была оказана милость быть рожденным во второй раз? И кто из ему подобных делился кровью с апсарой?

Аруна подумала обо всем том грузе, который даст молодому рыцарю его якобы новая жизнь. И, учитывая это, он уж точно не родился в рубашке. Сколько потребуется времени на то, чтобы он вспомнил свое прошлое? Узнает ли он, как предал своих братьев и сестер по ордену? Нужно надеяться, что он никогда не поймет, что рассказал во время своего долгого сна.

Эмерелль мягко коснулась ее живота, и лента из плоти и крови отпала. Аруна вздохнула. В этом звуке не слышалось облегчения. Она с сожалением смотрела на отпавшую пуповину.

Рыцарь застонал. Он ворочался у нее на руках, произносил слова, которых она не понимала. Аруна крепко держала его. В глазах у нее стояли слезы.

Королева провела кончиками пальцев по его лбу и глазам.

– Спи, сын человеческий.

Выражение ужаса сошло с лица рыцаря. Теперь его веки снова были разделены, но оставались закрытыми.

Теперь Эмерелль коснулась живота юноши в том месте, куда вросла пуповина, и она отпала.

Аруна проглотила слезы.

– Увижу ли я его еще когда-либо?

– Он не узнает тебя. Для него будет лучше, если он никогда не узнает о том, насколько был близок тебе. Не забывай, это всего лишь человек. Он мог бы этого и не понять.

Апсара подняла пуповину с выложенного мозаикой пола. Она была еще теплой от ее крови.

– Дай ему время, повелительница. Он не злой. Он запутался.

– Время уходит, Аруна. Наследие альвов не должно ускользнуть от нас. В Серебряной Чаше я видела, как над нашими городами развевается знамя погибшего дерева. У Ураваши и всех остальных твоих сестер тоже подобные видения. – Она пристально посмотрела на Аруну. – Ты апсара. Разве тебе неведома его судьба? Разве за все то время, которое ты была связана с ним, ты ни разу не заглянула в его будущее?

– Он стал кровью от крови моей. Частью меня. А видеть свое собственное будущее нам, к счастью, не дано, повелительница.

– Хочешь попробовать сейчас?

Аруна колебалась некоторое время. Затем покачала головой.

– Он навсегда останется частью меня.

Они долго молча смотрели друг на друга. От Ураваши Аруна знала, как отчаянно пыталась королева разорвать завесу над будущим, о том, что она уже не доверяла видениям, которые дарила ей Серебряная Чаша. Эмерелль часто посещала оракула. Аруна не решилась спрашивать, что сказала королеве ее княгиня. Глядя на королеву, апсара радовалась, что не должна нести ее бремя.

– Я обещаю тебе, что буду справедлива по отношению к юноше. – Эмерелль кивнула одетому в белое рыцарю, молча ждавшему неподалеку.

У него печальные глаза, подумала Аруна. Когда он опустился на колени, чтобы поднять мальчика, апсара мимоходом коснулась руки рыцаря. И в ужасе отпрянула. Она увидела смерть рыцаря. Возникло такое ощущение, словно пламя опалило ее кожу. Дни его были сочтены.

– Не беспокойся, Аруна.

Было совершенно ясно, что королева неверно истолковала ужас, отразившийся на ее лице.

– Олловейн присмотрит за сыном человеческим и позаботится о том, чтобы я не нарушила свое слово.