Текст книги "Наследница трона"
Автор книги: Бернхард Хеннен
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)
Кровь и чернила
Луи посмотрел на труп мастера флота. Он лежал на карточном столе. Пергамент с печатью гептархов был пропитан кровью убитого. В своих пестрых одеждах Альварез выглядел, словно ярмарочный шут.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я как-то причастен к этому.
Лилианна закрыла глаза мертвецу.
– Если бы я так думала, то собственноручно перерезала бы тебе горло. Это была эльфийская стрела. Мы найдем этого парня.
Луи посмотрел в окно. Как эльф пробрался к Вороньей Башне? Большим количеством солдат и рыцарей, чем здесь, в гавани, окружить себя трудно. Или их магия позволяет им становиться невидимыми?
– Думаю, ты понимаешь, что его смерть не вызывает у меня слез. Этот случай у окна…
– Можешь снять шляпу, – холодно произнесла женщина-рыцарь. – Этого будет достаточно.
Луи убрал шляпу под мышку. Подождал, не скажет ли Лилианна еще чего-нибудь, но бывшая комтурша смотрела прямо в лицо убитому. Ее руки коснулись волос Альвареза и расправили их.
Луи пришло в голову, что она ведет себя как любовница погибшего. Может быть, они были знакомы еще со времен послушничества? Он посмотрел на узор, который нарисовала кровь на картах и пергаментах, лежавших на столе. Красные пальцы, тянущиеся к далеким берегам. Маленькие лужицы, в которых растворялись темные полосы чернил.
Ему показалось, что прошла целая вечность, и он откашлялся.
– Я не стану мешать тебе горевать, но наступило время принять решение. Если я не подам паруснику, стоящему в море, сигнал, то он вернется в Вилуссу и капитан сообщит маршалу ордена, что я не вернулся с задания. Вы успели закончить совещание, прежде чем… – Он пытался подобрать слова, которые не звучали бы безучастно.
– Я не передам гавань и крепость под твое командование, брат Луи. Такого приказа я не видела в письме гептархов. Твое имя нигде не указывается. – Она внимательно смотрела на него.
Луи попытался скрыть разочарование. Он предполагал, что от его миссии следует ждать больше неприятностей, чем почестей.
– Тем самым ты восстаешь против приказа маршала моего ордена. Он передал мне право командования над гаванью Воронья Башня.
– При всем уважении к маршалу твоего ордена, я подчинюсь ему только после того, как Новое Рыцарство будет подчинено ордену Древа Праха. До тех пор я принимаю приказы только от гептархов Анисканса. Как бывшая комтурша Друсны, с этого часа я принимаю командование над всеми войсками и кораблями моего ордена в данной провинции.
– Приказы гептархов однозначны. Новое Рыцарство распущено. Оно должно стать частью ордена Древа Праха, – возразил Луи.
– С этим я не спорю. Но чтобы произошло присоединение, моему ордену нужно новое командование. Я принимаю на себя ответственность. И в этой роли я буду вести переговоры с маршалом твоего ордена.
– Ты существенно перекручиваешь содержание…
Лилианна указала на пропитанный кровью пергамент.
– Не будешь ли ты так добр указать мне, в чем мои поступки противоречат приказу гептархов? Я говорю, что подчиняюсь их слову. Я принимаю то, что Новое Рыцарство должно быть распущено. Но как это будет происходить, я стану обсуждать только с маршалом твоего ордена как представителем самого высокого ранга твоего ордена в этой провинции.
– Ты восстаешь против духа приказа. Ты хорошо понимаешь это…
– А сейчас не был бы ты так любезен покинуть башню и передать своему кораблю условленный сигнал? Ты ведь понимаешь, что из-за твоего упущения могут произойти недоразумения, которые приведут к военным действиям между двумя нашими орденами. Если ты воспротивишься моему приказу, я сей же час вышлю ворона в Паульсбург с сообщением.
Луи проглотил злость. Пусть это сражение останется за ней. Но пройдет совсем немного времени, и все изменится. Скоро он будет отдавать ей приказы. И он не забудет, как она с ним обошлась.
Трехногая собака
Мишель вышла из храмовой башни. Дождь лил как из ведра. Она чувствовала себя уныло и подавленно. Воронья башня была размытым силуэтом. Из окна, у которого умер Альварез, падал свет. Она ударила ладонью по кирпичной кладке башни. Если бы она хоть убийцу поймала. Что случилось? Неужели бог отвернулся от их ордена?
– Скажите мне, что был хотя бы след!
Окружавшие ее мужчины уставились в пол. Они провели в башне несколько часов. Все подходы к лесам охранялись. Они просветили каждый уголок, от высоких оконных ниш до темного подвала. Они обыскали ящики и перерыли все строительные материалы, но убийца словно сквозь землю провалился. Объяснить его бесследное исчезновение могла только магия.
Дождь стекал за воротник и вниз по спине. Ледяные пальцы ласкали спину. Все волоски на теле Мишель встали дыбом.
– Давайте еще раз осмотрим все. Капитан!
– Мы окружили башню, как только ты появилась на улице, сестра. Мы уже все обыскали. – Офицеру было за сорок. У него было изможденное морщинистое лицо. Щеки, словно тень, покрывала черная с проседью щетина. Волосы отступили почти до середины головы. Оставшаяся растительность тонкими прядями липла к мокрой от дождя коже. – Скажи мне, чего мы не сделали.
Она знала, что несправедлива к ребятам.
– Он попытается пробраться на корабль. Обыщите гавань. Каждый корабль!
– Думаешь, он прибыл с рыцарем Древа Праха?
Она ненадолго задумалась, потом покачала головой.
– Нет. Мы ведь не воюем друг с другом. На такое они никогда бы не отважились. Вперед! Отправляйтесь в гавань! И обыщите их галеру! Это единственный корабль, который может покинуть гавань.
– А ты, сестра?
Мишель подняла голову к освещенному окну.
– Я пойду попрощаюсь. – Она знала его больше двадцати лет. Она видела, как умирали многие братья и сестры. Но то, что Альварез может уйти… Об этом она не думала никогда. Его смех, его веселый характер всегда были надежной опорой в трудные времена. Ничто не могло потрясти его. Он всегда первым оправлялся от ударов и смотрел вперед. – Я потом приду в гавань.
Капитан кивнул. Позвал подчиненных. Отряд построился в свободную колонну. Каждый из них поднял голову, когда они проходили под окном башни.
Мишель взяла фонарь, который стоял на земле рядом с ней. И вдруг почувствовала себя бесконечно усталой. За деревянной повозкой, прямо у стены башни сидела мокрая собака. У нее была грязная желто-коричневая шерсть, но она была хорошо откормленной. Мишель знала ее, как и все в портовой крепости. У нее было всего три ноги, и какой-то шельмец научил ее бегать только на задних лапах. Тот, кто хоть раз видел это, не забудет никогда. Каждый день желтая собака обходила трактиры. И ниоткуда не уходила голодной. Вот и теперь она грызла старую косточку, которую прижимала к мостовой оставшейся передней лапой.
Что-то в этой косточке показалось Мишель странным. Женщина присела перед собакой на корточки. Та недоверчиво посмотрела на ее руки. Из горла поднялось негромкое рычание.
Мишель открыла бленду фонаря. Косточка была похожей на ребро. Она ударила собаку по пасти тыльной стороной ладони.
Собака с лаем прыгнула на нее. Женщина поднялась и пнула животное. Завизжав, то вскочило на задние лапы и побежало прочь.
Мишель наклонилась за косточкой и поднесла ее к фонарю. На ней был вырезан псалом. Рыцарь с трудом перевела дух. Затем вынула из ножен рапиру и устремилась назад, в храмовую башню. Эльф не только убил Альвареза, он еще и забрался в такое место, которое они из священного трепета обыскали только поверхностно. Он должен быть на галерее, где стоят ящики с реликвиями. И он выбросил кости святого на поживу собакам!
Чудесный вечер
Тарквинон наслаждался вечером. Для осеннего дня было тепло. Он сидел на трибуне, которую возвели для гептархов и других высших чинов Церкви на площади Священного гнева. Он хорошо видел, что большинство князей Церкви скучают, хотя никто из них не отваживается перешептываться с соседями. Они смотрели на трепещущие знамена за эшафотом, или просто на небо, или же на свои богато вышитые туфли.
Тарквинон презирал этих слабаков. Смотреть в лицо смерти ему нравилось и даже доставляло удовольствие. Еще чуть-чуть, и Хенк ван Блемендийк распрощался бы с жизнью. Аббат широко раскрыл рот. Лицо его стало сине-красным. Палач знал свое дело. Он умел продлить удушение на четверть часа. Он очень медленно сужал гаротту. Временами слегка ослаблял ее – только чтобы сразу же затянуть туже.
Тарквинон взял короткую подзорную трубу и направил ее на лицо аббата. Миг смерти был совсем рядом. Еще пара ударов сердца – и он предстанет перед Тьюредом. Интересно, отразится ли на его лице встреча с божественным? Он ведь, как ни крути, умирал без вины. Если он не попадет к Тьюреду, то кто же тогда?
Плетеная кожаная лента гаротты глубоко вонзилась в плоть. Руки, привязанные к спинке стула, беспомощно дрогнули. Хенк был одним из тех, кого Тарквинон занес во второй список. Верный слуга Церкви, набожность которого в последние годы дала странные плоды. Он проповедовал мир с язычниками и был убежден в том, что власть слова Божьего сильнее любого меча. По его мнению, было только вопросом времени, когда язычники поймут, что заблуждаются. Он даже считал, что можно найти общий язык с Другими и, быть может, даже чему-нибудь у них научиться. Его мысли были чистейшей воды ересью. Но что еще более опасно, его тезисы о слове Божьем ставили под сомнение наличие обоих рыцарских орденов. У Хенка были влиятельные друзья в Церкви, поэтому ему не предъявляли обвинение в ереси и он смог запечатлеть свои мысли письменно. Теперь вот он вместе с большинством своих друзей сидел на эшафоте.
Голова аббата свесилась на сторону. Вот и все. Тарквинон услышал, как сидевший рядом с ним мужчина вздохнул с облегчением. Он отстранено глянул на своего соседа. Может быть, он тоже принадлежит к числу тайных друзей аббата? То был пожилой мужчина с редкими седыми волосами и покатым лбом, придававшим ему в сочетании с большим носом сходство с птицей.
Заметив взгляд Тарквинона, священник хлопнул себя по груди.
– Старая болезнь легких. Всегда, когда приближается дождь, мне становится трудно дышать.
Гроссмейстер кивнул. Теперь он вспомнил, откуда ему знаком этот старик. То был управляющий кабинета гептарха Жиля де Монткальма.
Тарквинон решил больше не обращать внимания на секретаря, а целиком и полностью сосредоточиться на следующей смерти. Теперь палач должен был приступить к выдавливанию жизни из горла Мигеля де Тозы, маршала ордена Нового Рыцарства. Может быть, перед лицом смерти рыцарь будет выглядеть лучше, чем остальные.
Палач удостоверился, что кляп прочно сидит во рту. Всем приговоренным вставляли в рот кляп. Вынимали его только тогда, когда гаротта настолько крепко обхватывала горло, что говорить было уже невозможно. Нет ничего более утомительного, чем причитания священнослужителей о собственной невиновности! Право на трогательные последние слова у них отняли вместе со смертным приговором.
Руки Мигеля лежали на спинке стула. Он казался сдержанным. Он и Оноре знали, что означает этот день для истории Церкви. Тарквинон сообщил им обо всех событиях. Сегодня были заняты все административные округи Нового Рыцарства. Каждый хутор и склад, принадлежавший ордену, перешел во владение ордена Древа Праха. Все это произошло единовременно, поэтому рыцарство не имело возможности организоваться и оказать сопротивление. В Анискансе произошло небольшое кровопролитие. Отряд одного из домов ордена оказал сопротивление, и пришлось задействовать целых два полка, чтобы подавить восстание каких-то сорока рыцарей.
В домах ордена, которые были расположены ближе, сопротивления никто не оказывал. Для каждого, кто был верен Церкви, письма, скрепленного печатями семи гептархов, было более чем достаточно. Некоторые опасения внушали только Валлонкур и укрепленный порт Воронья Башня. Там Новое Рыцарство было сильно. Но его маршал ордена, брат Эрилгар, был ловким тактиком. Он справится с задачей.
Тарквинон отклонился на спинку удобного стула. Гаротта уже глубоко вонзилась в плоть брата Мигеля. Палач как раз вынул кляп из его рта. Мигель пытался что-то сказать, но сумел издать только неразборчивый хрип.
Гроссмейстер внимательно смотрел на Оноре. Примах, согнувшись, сидел на своем стуле. Лихорадка сотрясала его истощенное тело. Повязку с него сняли. Лицо его было искажено до неузнаваемости. Гангрена проела в его щеке дыру до кости. Самое время отвести его на эшафот. Существовала опасность, что он подохнет прямо в своей камере и избежит прилюдного унижения.
Палач отказался от того, чтобы вставить Оноре кляп. Примарх и так был обречен на молчание. Двенадцать сундуков с сокровищами, которые он привез для того, чтобы купить расположение гептархов, стояли в ряд на эшафоте. Тарквинон взял часть из каждого из них, чтобы откупиться от предателя-писаря.
Мысль об этом маленьком негоднике отравляла Тарквинону радость победы. Ему пришлось отпустить его. Но в этом деле последнее слово еще не было сказано.
Оноре боролся с дурнотой. Смерть маршала его ордена была близка. Следующим задушат его.
Примарх выпрямился на стуле. Из глаз его исчез лихорадочный блеск. Во взгляде читался бесконечный гнев.
– Вы только посмотрите! – пробормотал секретарь с птичьей головой.
Тарквинон не поверил своим глазам. То, что происходило там, было ничем иным, как чудом. На трибуне властителей Церкви поднялась суматоха.
Люди и их гавани
Когда прекратилось легкое дрожание, шаги и голоса затихли, Фингайн отважился приоткрыть крышку сундука. Он увидел, что прямо напротив, на другой стороне зала башни, мужчины вскрывали ящики при помощи лома. Почему они невнимательно осмотрели его укрытие, осталось для него загадкой.
Он осторожно выскользнул из ящика. Закрыл его и вылез в окно. Он двигался бесшумно, словно тень.
В первой оконной нише он застыл. Воины искали его долго. Парочка их осталась в башне. Но большинство ушло под проливной дождь. Он призадумался, не решиться ли на атаку следующей цели. Однако было бы, пожалуй, разумнее больше не искушать судьбу. Ему нужен был способ бежать с острова. До того момента, как прибыли корабли под знаменами Древа Праха, в гавани на протяжении нескольких дней не шевелилось ничего. Он не знал, что происходит, но понимал, что уйти с острова будет трудно. Женщина-рыцарь может еще раз организовать охоту. Сейчас будет лучше поискать себе надежное пристанище.
Он осторожно спустился по лесам. Проливной дождь был ему верным союзником. Мауравани поднял капюшон и нырнул во влажную темень. Ни одна капля не проникала сквозь его толстый плащ.
Фингайн избегал оживленных улиц. Он пробирался к гавани в обход. Возникало ощущение, словно он залез в осиное гнездо. Повсюду были солдаты. Они проверяли каждого, кто встречался им на пути. Было бы умнее оставить где-нибудь лук и стрелы. Если его поймают и заставят говорить, очень скоро станет понятно, кто скрывается под плащом.
Мауравани прижался к темному подъезду. Плащ почти полностью почернел. Магия утрачивала силу. Он слегка замерз. Кормовые фонари на галере, которую привел орден Древа Праха, были зажжены. Было очевидно, что корабль вот-вот уйдет.
На его палубе и вдоль набережной кишмя кишели солдаты. Даже на воде были лодки со стражниками. Фингайн улыбнулся. Это делает задачу более интересной. Нельзя недооценивать людей, хотя он по всем параметрам превосходит их. Вероятнее всего, Сильвина стала жертвой собственного высокомерия. Тирану рассказывал ему, как обнаружил Сильвину. Ему не особенно нравился князь Ланголлиона, но причин сомневаться в правдивости его слов не было. Как Сильвина получила пулю в спину, Фингайн не понял. Должно быть, просто не повезло. Иначе объяснить это было невозможно. Он не даст судьбе наказать его подобным образом.
Ветер швырял потоки дождя о стены домов. Фингайн покинул свое укрытие. Он шел прямо на укрепленный берег. То, что предстояло сделать, было ему противно, но это был самый надежный способ бегства. Он прыгнул в воду.
Его охватило отвращение, когда темная жижа сомкнулась у него над головой. Просторный плащ мешал плыть. Он вынырнул между деревянных опор мостков, стянул с себя и сложил плащ с капюшоном.
Хотя дождь вспенивал воду, вонь была повсюду. Люди! Они сбрасывают отходы всего города в гавань и надеются, что сила приливов и отливов унесет их в море.
Мауравани приподнял голову над взбаламученной водой. Лодки ходили на слишком большом расстоянии друг от друга. Будет нетрудно пройти мимо них.
Фингайн огляделся под мостками. Дождь сюда не доставал. Вода была спокойнее. Вплотную к стене гавани подплыли наполовину сгнившие капустные головки. А еще – опухший труп кошки. Вероятно, ее бросили в воду, чтобы посмотреть, как она утонет. По сравнению с людьми тролли были философами и культурными существами.
Эльф подумал об усатом мужчине, которого застрелил. Он был другим. Интересно, что сказал ему тот рыцарь Древа Праха? Почему он хотел вышвырнуть посланника из окна? Фингайн сознавал, что он слишком долго тянул, прежде чем выпустил смертоносную стрелу. Ему очень хотелось бы знать, что произошло в комнате башни и почему капитан корабля Древа Праха затопил свое судно прямо посреди гавани. Не стали ли два крупнейших ордена врагами? Но почему тогда посланника отпустили на галеру? Нет, ломать себе голову над поступками людей бессмысленно. Они слишком непредсказуемы!
Мауравани подплыл к галере. Дождь хлестал его по лицу. Одежда, пропитавшаяся водой, была тяжелой. Холодная вода утаскивала его в глубину.
Фингайн избегал кормы галеры, хотя из-за сильного дождя свет фонарей не достигал его.
В ночи раздавались команды. Подняли весла. Корабль был похож теперь на гигантскую водомерку. Подняли носовые и кормовые канаты. Сотни весел всколыхивали темное море.
Мауравани немного откинулся назад. Нащупал рукой канат корабельной шлюпки, стоявшей прямо под кормой. Тяжело ухватился за нее и позволил унести себя из гавани.
Интриги
Эмерелль задумчиво смотрела на мастера меча. Он был в белом. Он выглядел так… безупречно. В этом он превосходил Фальраха. Она никогда не сможет поговорить с ним об этом. Королева предполагала, что Фальрах по меньшей мере догадывается об этом. Ее сердце принадлежало Олловейну. Но она не могла удержать его. Он так и не оправился от смерти Линдвин. Он оставался верен ей на протяжении всех этих столетий. И как бы абсурдно и саморазрушительно ни было это, именно поэтому она любила Олловейна. Она знала, что смерть его близка. Но удержать его было невозможно. Точно так же, как нельзя удержать ветер.
– Тебе нравится этот мальчик, не правда ли?
– Не знаю, можно ли доверять ему. Его учителя сделали свою работу. Он глубоко пропитан верой в Тьюреда, впрочем, он полностью предан идеалам рыцарства. И он чувствует, что две эти части его «я» вступают в противоречие. Но я не могу сказать, чем все закончится, если он будет вынужден выбирать одну сторону.
Эмерелль улыбнулась.
– Столько слов, и ни одного ответа. Говори, не бойся. Он тебе нравится.
Мастер меча беспомощно развел руками.
– Боюсь, что не могу этого отрицать.
Королева подумала об Аруне, следившей за снами Люка в Башне Восковых Цветов. Каждый, кто проводил какое-то время с этим мальчиком, испытывал к нему симпатию. Даже она не могла закрыться от своего чувства симпатии к нему. И это несмотря на все то, что она видела в Серебряной Чаше. Он привел врага в Альвенмарк. И он снова сделает это, если она оставит его в живых. Впрочем, она может снова завоевать Гисхильду, если отправит его во Фьордландию. Его судьба и судьба Гисхильды очень тесно переплетены. Он не может умереть слишком рано. В этом случае Альвенмарк тоже будет потерян.
– Что мне с ним делать? Даже Юливее все уши прожужжала мне о том, что его нужно пощадить. Послать во Фьордландию?
– Действительно ли ты окажешь этим услугу Гисхильде? Она только начала устраиваться с Эреком. Он напоминает мне Мандреда. Может быть, не самый лучший, но зато настоящий человек. И он по-настоящему любит королеву. Иногда очень тяжело смотреть, как она обращается с ним.
«Романтичный ты мой мечтатель», – подумала Эмерелль. Но речь идет не о чувствах.
– Речь идет не о том, чтобы доставить Гисхильде радость. Нам нужна Фьордландия. Отвези Люка в королевский двор Фирнстайна. Когда Гисхильда увидит его, то вспомнит, как сильно ей нужен союз с Альвенмарком. Мы – ее последняя надежда на победу.
Олловейн сердито посмотрел на нее.
– Так ли это? Или речь идет только о том, чтобы как можно дольше удержать войну вдали от нашей родины?
– Ты – мой полководец, Олловейн. Меня интересует твое мнение, когда речь идет о битвах. Больше ничего я от тебя слышать не хочу. Все, что нам нужно, – это пара месяцев времени. Тогда у сынов человеческих больше никогда не будет возможности открыть ворота в Альвенмарк. Дай мне это время! Задержи войска рыцарей ордена. Любой ценой!