Текст книги "Наследница трона"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 42 страниц)

Две женщины

Гисхильда проснулась от звука барабанящего в окно дождя. Ощупала постель рядом с собой и испытала облегчение оттого, что она оказалась пуста. В последнее время Эрек приобрел привычку вставать очень рано.

Королева повернулась на другой бок и попыталась снова уснуть. Может быть, Эрек что-то почувствовал? В любом случае, виду он не подавал.

Они встречались нечасто. И каждый раз после того, как Люк любил ее, она тщательно мылась внизу, в конюшне. Она изо всех сил старалась смыть следы. Гисхильда вздохнула. Она представляла себе это совершенно иначе. Если бы она могла уехать из Фирнстайна, было бы легче. Но каждый день приходилось принимать столько решений.

Она ждала часа, когда начнется наступление Церкви Тьюреда. Тогда она наконец сможет убраться из дворца! Она постоянно чувствовала, что за ней наблюдают. Каждая улыбка, каждый взгляд внезапно начинали казаться неоднозначными.

Сигурд сильно изменился со времен первой ночи в конюшне. Приближалась зима. Он хромал. Перемена погоды заставляла вспомнить о старых шрамах.

Гисхильда перевернулась на спину и посмотрела в потолок. Комната была побелена. В углу в старой паутине висел высохший труп паука. Хотя он был там, похоже, уже давно, заметила она его только вчера. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем она окончательно запутается в паутине своей лжи?

Вынесут ли ярлы ей приговор? Все они знали, что королева нужна им. Впрочем, ходили слухи, что скоро вернется Мандред Торгридсон, чтобы спасти Фьордландию. Так, как когда-то во времена короля Лиондреда он уже сделал это.

Гисхильда села. Размышления ни к чему не приводят. Нужно одеваться.

Едва она опустила ногу на пол, ей стало дурно. Она едва успела добежать до умывальника. Обеими руками ухватилась за край. Тошнило ее долго.

Она обессиленно опустилась на колени, вытирая рукавом рот и нос. Может быть, кто-то пытается отравить ее? Уже третий раз за эту неделю день начинается таким образом. Может быть, ее карают боги? Может, она больна?

Половицы были ледяные. Это было приятно.

Обхватив колени обеими руками, Гисхильда покачивалась из стороны в сторону.

– Ты так часто напоминаешь своего отца, что мне трудно поверить, что ты и моя дочь тоже.

Королева испуганно обернулась. На помятой постели сидела ее мать. На ней был толстый меховой плащ.

– Подкралась как кошка, – проворчала Гисхильда.

Должно быть, Роксанна подошла неслышно, когда она стояла, склонившись над раковиной.

– Тут могло пройти целое войско, пока ты обнималась с умывальником. Тебе следовало бы открыть окно.

Гисхильда повиновалась. И рассердилась. Роксанна ей не указ! Она тоже заставляла ее выйти за Эрека. Не надо было их всех слушаться!

– Ты как Гуннар. Он был упрямцем и драчуном. Не проходит и дня, чтобы я не тосковала по нему. Известно ли тебе, что он был безнадежным романтиком? От фьордландцев подобного совершенно не ожидаешь… Его часто не было именно тогда, когда он был мне нужен. И я проклинала его. Но он никогда не обманывал меня. В глубине души я это знаю.

– Что ты хочешь мне сказать? – Последнее, что ей сейчас было нужно, – это нотации матери. Когда отступала тошнота, она была голодна, словно медведь после зимней спячки. – Ближе к делу! Я не люблю, когда долго ходят вокруг да около. Это у меня тоже от отца!

– Я думаю, что у тебя под сердцем наследник трона.

Гисхильда рассмеялась.

– Нет. Точно. Я сейчас не могу…

– Детей это не волнует! Каждый раз, когда я ждала ребенка, я чувствовала себя точно так же, как ты сейчас.

– Вчера я выпила слишком много.

– Думаешь, я тебя не знаю? Я знаю, что ты не пьешь много, когда ночью слишком долго совещаешься с ярлами в конюшне. Я стара, но совсем не слепа. И я слышала, как тебя тошнило вчера. Я стояла у двери и хотела войти. Сколько это уже продолжается?

– Я больна!

Теперь рассмеялась Роксанна.

– Да, это такая болезнь, которой болеют только женщины. И только те, кто путается с мужчинами.

Кровь прилила к щекам Гисхильды.

– Я замужем! Как ты можешь…

– Я тебе уже сказала: я стара, но не слепа. Не надо меня дурачить! Ты хоть знаешь, от кого он?

Гисхильда крепче обхватила колени.

– Я больна!

– Сколько?

– Больше недели. Почти две.

Роксанна покачала головой.

– Поверь мне, я знаю, о чем говорю. У тебя будет ребенок. В течение дня тебе бывает плохо?

– Иногда, – неохотно призналась Гисхильда. – Но чаще всего это бывает утром. И у меня такое ощущение, что все запахи стали сильнее. Иногда мне становится плохо от одного запаха некоторых вещей. Например, сыра…

– А от мокрого меха?

Гисхильда удивленно посмотрела на мать.

– Да.

Роксанна поднялась и погладила ее по голове.

– Ах, девочка моя… Что ты теперь собираешься делать? Сохранить ребенка?

Гисхильда закрыла лицо руками. Внезапно она почувствовала ребенком себя. Ей захотелось, чтобы мать покрепче прижала ее к себе. Она хотела забраться к ней на колени, как тогда, когда она была маленькой девочкой и не существовало таких проблем, которые мама не могла устранить.

– Если он будет слишком сильно похож на него, то это будет опасно для всех троих, – тихо произнесла Роксанна. – Я могу помочь тебе.

Гисхильда покачала головой. Она не может убить ребенка Люка! Действительно ли он от него? Прошло немногим более двадцати дней с тех пор, как он пришел к озеру Отраженных Облаков. Она задумалась о том времени, когда бежала в горы. О том, как часто ложилась с Эреком. Может быть, она зачала ребенка от короля? А потом лежала с другим мужчиной?

Роксанна опустилась на колени рядом с ней и прижала ее к себе. Внезапно Гисхильда поняла, что не может больше сдерживать слезы. Она обхватила мать, чего не делала очень-очень давно.

– Не обязательно принимать решение сегодня, Гисхильда. Но уже скоро придется сделать это. Долго скрывать ты не сможешь.

Желанные новости

– Когда это произошло? – взволнованно спросила Гисхильда.

– Пять дней тому назад, королева. Я загнал трех лошадей, чтобы принести тебе это известие.

– Поднимись. Я не люблю, когда передо мной стоят на коленях. – Мальчику, которого она привела в тронный зал, не было и пятнадцати. – Где?

– Неподалеку от Альдарвика, госпожа. Они зашли во все хутора неподалеку от побережья. Все забрали. Но они заплатили за это.

«Что-то новенькое», – подумала она. Хотя в Друсне орденские рыцари иногда говорили о том, что ограбленным крестьянам все будет возмещено, оставляли даже залоговые свидетельства, насколько она слышала, никто не получил деньги по требованию.

Сигурд стоял рядом с ее троном.

– Началось, – негромко произнес он. – Так быстро. Я и не думал, что еще до зимы…

– Это было кораблекрушение, – перебила его Гисхильда.

– А что делал корабль с солдатами у наших берегов?

– Надо будет спросить у них. – Гисхильда испытывала облегчение от того, что это наконец началось. Сидеть в Фирнстайне и ждать, когда начнется вторжение, было не по ней. Боги сделали ей подарок.

При дворе стало невыносимо. Взгляды и перешептывания. Эрек… И как ни тосковала Гисхильда по Люку, она не отважилась сказать ему, что беременна. Бежать со двора – это хорошо. Нужно привести в Фирнстайн несколько закованных в цепи рыцарей ордена. Как только снег загонит ее подданных в дома, будет лучше, если станут говорить о смелом ударе королевы, чем если люди день за днем будут спрашивать себя снова, когда же начнется война.

– Ты же не можешь просто…

Гисхильда поднялась с трона. В этот день она надела доспехи. Тут же все разговоры стихли.

– Сигурд, я очень ценю твою службу, – резко сказала она. – Но не смей отдавать мне приказы. То, что я могу и чего не могу, не в твоей власти!

– Но, госпожа…

– Довольно! Я возьму нескольких эльфов и Алексея с его людьми-тенями.

Уже несколько столетий не было такого, чтобы король Фьордландии выезжал без сопровождения своих мандридов. Но Гисхильда хотела наконец почувствовать себя свободной! Вся ее личная гвардия знала ее позорную тайну. Она просто не хотела, чтобы они были рядом, равно как и Люк, и Эрек. И если ей повезет, боги сами примут решение относительно ребенка. Это будет тяжелый поход. Каждый день может выпасть первый снег и сделать дороги непроходимыми.

– Мы выезжаем через два часа. Пригласите ко мне Юливее и Алексея! Посадите мальчика к огню и дайте ему теплого супу. – Она отчетливо представляла себе, что нужно сделать. Она – воительница. Она не создана для двора.

Человеческий недостаток

Фингайн сидел на корточках на крыше роскошного склада. На протяжении нескольких столетий он пытался понять людей. Когда речь шла о фьордландцах, он был уверен в том, что они мыслят хотя бы примерно так же, как эльфы, но эти…

Под ним возилась необозримая толпа черни. Сновали уличные торговцы с нанизанными на палки кренделями, продавцы воды и люди, которые продавали клочки власяниц тех пяти мужчин и двух женщин, которые сегодня расстанутся с жизнью. Рубашки приговоренных действительно были разорваны. Со своей крыши Фингайн хорошо видел всех семерых. Но сомневался в том, что маленькие клочки, которые так хорошо продавались, действительно от рубах пленников. Ему было известно, что всегда найдется достаточно людей, которые не побрезгуют аморальными сделками. Что было особенного в том, чтобы владеть клочком рубахи, было ему непонятно.

Какой-то скоморох подошел к одному из приговоренных. Мерзким голосом затянул песню о рыцарях Древа Крови. Текст песни был так же абсурден, как и все происходящее. Этот певец утверждал, что рыцари предавались блуду с эльфами и втайне объединились с Другими, чтобы убить гептархов Анисканса.

Фингайн подумал об ужасной битве за Цитадель ордена. Неужели люди забыли об этом? Или у них такая короткая память? Как они могли поверить, что рыцари блудили с эльфами?

Ревущая толпа подзадоривала певца, и, когда он рассказывал новую ложь о рыцарях, его слова сопровождались возгласами неодобрения и самой грязной руганью в адрес осужденных.

Фингайн хотел заставить навечно замолчать этого маленького слизняка. Но если он решится выстрелить прежде, чем зажгут костер, он выдаст свое укрытие на крыше и привлечет к себе внимание толпы.

Он тоже был здесь для того, чтобы казнить. Но он сделает это быстро. Он хорошо понимал, что его жертва, по его собственной шкале ценностей, является честным человеком. Вот только, к сожалению, он может представлять опасность для Альвенмарка – брат Жероме Оливье, предводитель Черного Отряда, герой языческих войн в Друсне, комтур Альгауниса, старой королевской столицы Фаргона. Наверное, его перевели сюда, чтобы он успел спокойно состариться и передать свой опыт молодому поколению рыцарей. Насколько выяснил Фингайн, рыжеволосая девушка, находившаяся по правую руку от него, была магистром из Валлонкура. Звали ее Бернадетта. Она стояла там, внизу, просто потому, что ей не повезло и она оказалась в ненужное время в ненужном месте. После всего, что слышал Фингайн, Валлонкур еще сопротивлялся, и, по его собственным наблюдениям, полуостров был все равно что неприступен.

Порывистый ветер трепал плащ мауравани. С востока надвигались тяжелые облака. Уличный поэт у костра наконец завершил свою мерзкую песенку. Сановники города расположились на широкой террасе дворца, занимавшего всю западную сторону рыночной площади.

Фингайн изучал самодовольные лица мужчин и женщин, которые на протяжении всей своей жизни сражались только при помощи хитрости и лжи. Как же все-таки сильно отличался от них Жероме Оливье. У него была крупная угловатая голова. Слегка поседевшие на висках волосы коротко острижены. Голова воина.

– Признаетесь ли вы в том, что предавались блуду с эльфами? Признаете ли вы себя виновными в том, что использовали Священное Писание Тьюреда, для того чтобы подтираться после того, как справили нужду? – По толпе пронесся возмущенный гул, и худощавый оратор в голубых одеждах священнослужителя Тьюреда сделал небольшую паузу, чтобы дать людям время признаться в содеянном. – Признаете ли вы себя виновными в том, что обвешивали статую нашей святой Аннабелль шафрановыми одеждами шлюхи?

– Ублюдки! Безбожники! – сорвавшимся голосом крикнула какая-то истеричная женщина.

Камень попал в лицо рыжеволосой. На власяницу закапала кровь.

– Признайте свою вину, и вас предадут гаротте, – распинался палач.

– Единственное, в чем я раскаиваюсь, так это в том, что проливал кровь в Друсне за такую погань, как вы! Там от моего меча умирали язычники, которые были более благородны, чем вы! – Голос Жероме был несколько громче воя толпы. То был голос воина, отдававшего приказы посреди сражений.

– Сжечь их! – раздалось дюжину раз.

Фингайн натянул тетиву.

– В таком случае я предаю ваши грешные тела очистительному огню Тьюреда! – выкрикнул священнослужитель.

Из рядов пикинеров, удерживавших толпу в нескольких шагах от костра, вышли факелоносцы.

Мауравани достал из колчана стрелу, носившую имя Жероме.

В костер полетели факелы. Пропитанные маслом дрова быстро вспыхнули. Ветер уносил дым, поэтому семеро были избавлены от быстрой смерти от удушения. Языки пламени очень скоро добрались до тел. Искры пожирали власяницы. Рыцари пытались быть мужественными. Их искаженные от боли глаза смотрели в небо. Волосы рыжеволосой занялись и сгорели буквально за миг. Затем закричал первый.

До этого мгновения на площади было тихо, но крик боли словно прорвал плотину. Толпа ликовала. Какая-то женщина прорвалась сквозь строй пикинеров, задрала платье и показала приговоренным свой голый зад.

Фингайн положил стрелу на тетиву. Жероме извивался в мучениях. Ни единого звука не сорвалось с его губ.

– Надеюсь, твой Бог будет справедлив к тебе, – прошептал эльф, отправляя стрелу в полет.

Затем он достал оперенную серым стрелу и застрелил рыжеволосую.

И только когда третий рыцарь упал, пронзенный стрелой, толпа среагировала. Из-за стены огня от костра ей было плохо видно.

Фингайн увидел, как первые стали показывать пальцами на крышу. Но продолжал стрелять. Каждая стрела освобождала одного рыцаря.

Пуля аркебузира ударилась в крышу в полушаге от него. Вооруженные люди устремились к главным воротам склада.

Мауравани выпустил седьмую стрелу. То, что он сделал, было глупо, но он давно уже не чувствовал себя так хорошо, как в этот миг. Он побежал по карнизу, чтобы толпа хорошо видела его.

Громыхнули выстрелы из еще нескольких аркебуз. Он собирается совершить ту же самую ошибку, что и Сильвина, мимоходом подумалось ему. Нельзя недооценивать проклятых людей. Достаточно выстрелить сразу нескольким, и пуля неотвратимо настигнет его.

Добежав до края крыши, он глянул в пропасть. Улица внизу, в двадцати шагах. Там уже собрались солдаты, угрожающе размахивающие пиками.

Фингайн спрыгнул на балку подъемного механизма, выступавшую над улицей прямо под карнизом. Одной рукой ухватился за веревку и прыгнул в окно фронтона. Спружинив, приземлился на деревянный пол верхнего этажа. Окон здесь не было. Пара шагов – и его поглотила тьма.

Мауравани отпустил тетиву лука. С лестницы послышались тяжелые шаги кованых сапог. Здесь им его не достать! В этом он был совершенно уверен. Он хорошо спланировал бегство. В этот раз все еще будет просто. Но его следующая цель находилась в Цитадели, в Валлонкуре, где его несколько лет назад едва не сожгли заживо. То, что он был вынужден идти туда, пугало. И он знал, что в одиночку с этим заданием не справится.

Мертвое знамя

Капитан Хуан Гарсия ровно держал руку с подзорной трубой, несмотря на смятение, царившее у него в душе. Корабль мягко покачивался на волнах. Ничего. Подозрительного дыма тоже не было видно.

Хуан повернулся и посмотрел на море. День за днем он молился о том, чтобы увидеть парусник под знаменем Древа Праха. Какой-нибудь маленький прибрежный корабль, который обнаружит их и сообщит об их отчаянном положении.

Когда в поле зрения попали обломки «Ловца ветров», он замер. Корабль лучше справлялся с силой приливов и отливов, чем он ожидал. Он по-прежнему лежал почти невредимый на песчаной банке. Постепенно все нужное было вынесено с корабля. Он подумывал над тем, чтобы поджечь остов, но не смог пересилить себя. Лучшие годы своей жизни он провел на этой галеасе. Он не мог сжечь ее. Да это и не нужно было. Ни одна сила в мире не сдвинет ее с этой мели.

Вокруг уцелевшей мачты кружили чайки. Они вились над остатками своего жуткого обеда. С реи свисали останки штурмана Луиджи. Не прошло и часа с того момента, как он совершил свое жуткое убийство, как Хуан принял командование и велел повесить старого штурмана. Во время суда Луиджи даже не пытался отрицать вину. Кровь на его рукавах и руках еще не успела высохнуть, как его уже казнили.

После убийства брата Клода Хуан принял командование выжившими на «Ловце ветров». Как капитан морских пехотинцев, он был рангом выше всех выживших офицеров. Во время отлива моряки перенесли припасы на берег. Еще в ту же, первую, ночь он выслал небольшие отряды, чтобы реквизировать все припасы на ближайших хуторах. За изъятое у них продовольствие крестьяне были щедро вознаграждены. И похоже было, что его расчеты оправдались, потому что вместо разъяренной толпы уже на вторую ночь к его импровизированному поселению добровольно пришли торговцы и продали еще припасов. По баснословно завышенным ценам, конечно, но он не торговался.

Прибрежная полоса с ее лабиринтами течений и многочисленными крошечными островами была словно создана для контрабандистов. Большие корабли почти не отваживались заходить в эти воды. А если решались, то им приходилось не легче, чем «Ловцу ветров», который со своим мертвым знаменем был наглядным примером того, что здесь действуют иные законы, чем в открытом море.

– И чего ему пришло в голову направить «Ловца ветров» в канал у Тюленьего острова? – Навигатор Сибелль довольно долго молча стояла рядом с ним.

Как и большинство мореплавателей, она любила поговорить – черта характера, которую не любил Хуан. У него были свои представления о том, что подвигло Клода на это безумие. Но он был не тем человеком, который любит пускаться в бесконечные и ненужные рассуждения.

Капитан «Ловца ветров» был неглуп. Может быть, он что-то заметил? На протяжении всего путешествия он только дважды позволил гребцам приступить к работе, и то при относительно спокойном море. Они были не способны спасти галеасу. Почти все люди, которых привели на борт в ночь перед отплытием, были испытанными морскими пехотинцами, хотя и должны были выдавать себя за гребцов. Хуан знал, что это так. Об этом его уведомила новая комтурша. Но зачем она делает это, она не сказала. В этом просто-напросто не было никакого смысла.

Обычно на галеасе было около двух сотен гребцов и сотня морских пехотинцев. Плюс еще моряки, которые обслуживали паруса, и канониры. Если ожидалась битва и корабль держался вблизи своей гавани, на борту могло быть и больше морских пехотинцев. Во время этого путешествия сто пятьдесят гребцов на борту на самом деле были аркебузирами, пикинерами или мечниками. Плюс еще сто пятьдесят солдат регулярной армии. Их боеспособность была втрое больше, чем можно было ожидать. Маленький трюм был полон ящиков с оружием и обмундированием. Все это лежало теперь на суше, в целости и сохранности. Люди были вооружены и готовы. Но к чему готовы?

Как вооруженные силы вторжения они были слишком слабы. Даже маленький портовый город Альдарвик, расположенный немного севернее, Хуан со своим отрядом взять штурмом не смог бы.

– У нас провианта и воды еще на три дня, – сказала Сибелль, хотя никто ее не спрашивал.

Хуан только кивнул. Это было ему прекрасно известно. Он указал на берег.

– А вот и наши друзья возвращаются.

Три повозки с высокими колесами, которые тащили огромные лошади, показались из-за дюн в полумиле от лагеря. Хуан подозвал двух мужчин, чтобы они следовали за ним. Нельзя допустить, чтобы фьордландцы приблизились к его форту среди дюн на расстояние более пятисот шагов. Не нужно, чтобы раньше времени обнаружили, каким образом он подготовился к неизбежному. Под покровом ночи они доставили на берег корабельные орудия. А корабль вез два ящика, содержимое которых подтвердило тот факт, что их капитан не был ни глупым, ни сумасшедшим. Вероятно, у него были тайные приказы.

Худощавый солдат вышел из укрытия маленького бастиона, перекрывавшего единственный вход в лагерь. Он шел по почти невидимой тропе, которая странным образом петляла по песку. Его эскорт, фехтовальщица и престарелый аркебузир, тщательно следили за тем, чтобы идти строго за ним.

Предводитель фьордландцев был одет в блестящую непромокаемую одежду. Широкополая шляпа надвинута на лицо. Ярко-красное перо на шляпе было единственным цветным пятном во всей массивной черной фигуре.

– Тебе хотелось прогуляться, капитан, или… К чему все это?

У фьордландца был такой голос, какой может быть у человека, который проводит полжизни в каких-то трущобах, чтобы там в темных углах заниматься темными делишками. Хуан знал, что прибрежная полоса пользовалась дурной славой прибежища контрабандистов и мародеров.

– Сегодня день святого Раффаэля, и мы чтим господа нашего Тьюреда, тратя немного больше времени на все, делая все не слишком быстро, не самым быстрым способом, – не моргнув глазом, солгал Хуан.

Фьордландец зарычал.

– Тогда будет лучше, если я приду завтра. – Он поднял руку и повертел указательным пальцем в воздухе.

Его люди начали подгонять лошадей и разворачивать повозки.

– Подожди! Это не значит, что сегодня я не стану заключать сделок. Это было просто предупреждение о том, что тебе нужно проявить немного терпения.

– Я что, похож на терпеливого человека?

– Я предлагаю сотню золотых монет за каждую повозку с продуктами.

– Для меня это слишком прямолинейно. – Он негромко рассмеялся. – Быть может, ты не поверишь, но я человек осторожный. Судя по всему, твой бог скоро прогонит моих богов. И мне не хотелось бы ссориться с ним уже сейчас, оскорбляя обычаи в честь святого… Как его там?

– Раффаэля. – Хуан понял, что собеседник видит его насквозь.

Он не знал даже имени этого человека. Но он был здесь главным. С тех пор как он пришел в первый раз, ни один торговец не отваживался больше заходить в их лагерь.

– Это очень хорошие продукты. Зима на пороге, солдат. Что мне сказать? Моим людям приходится голодать, чтобы продать вам припасы. Они понимают, что золото нельзя съесть. И очень нелегко собрать что-то для вас. Для тебя повозка будет стоить сто пятьдесят.

Хуан сглотнул. За эти деньги можно было купить приличный двор с большим количеством скота и дюжиной батраков с семьями. Когда однажды он отправится на покой, у него не будет такой суммы.

– У меня всего три сотни, – признался он.

– Разгрузите две повозки, – не моргнув глазом, приказал фьордландец.

Хуан посмотрел на собеседника. Если бы он только мог видеть глаза этого негодяя! Он ждет, что его станут просить? Никогда! Он поднял руку. Это был знак для стражи в лагере принести последний сундук с золотом.

– Знаешь что, старик? Я сделаю тебе подарок. До захода солнца королева будет в Альдарвике. Если завтра она придет сюда, сдавайся. Она приведет с собой самых отъявленных головорезов которых только можно себе представить.

– Боюсь, от солдат ожидают, что они станут сражаться, – спокойно ответил Хуан.

– От тебя ждут глупости?

– Если это по чести.

Фьордландец махнул рукой в сторону прибрежной полосы, указывая на остов «Ловца ветров».

– Если вы станете сражаться, то к завтрашнему вечеру будете все, как тот парень. Корм для чаек!