Текст книги "Наследница трона"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Мандред Торгридсон

Эрек повесил голову. Стоял паршивый, холодный осенний день. Моросящий дождь превратил работу на земляных валах в изнурительное топтание в вязкой жиже. Он так измазался, что его, вероятно, не узнала бы даже собственная мать, и тем не менее он считал, что быть осторожнее разумно. Это не то место, где должен находиться король. Он ухмыльнулся. Полные жидкой грязи ямы. Все это было далеко от того, что он раньше представлял себе, размышляя о королях. И это было хорошо. Для восседания на бархатной подушке он не годится.

Эрек сделал большой глоток из серой глиняной кружки. Всего пара дней до Праздника яблок. Нужно надеяться, что до тех пор Гисхильда вернется. Вообще-то новое яблочное вино должно появиться только на празднике, но хозяин трактира не слишком придерживался древних традиций.

– Говорю тебе, положение не такое уж серьезное. – Высокий светловолосый парень за соседним столом, очевидно, выпил уже много и не контролировал свой голос. Он говорил заплетающимся языком и при этом настолько громко, что все вокруг очень хорошо слышали его слова.

Чтобы разобрать ответ его товарища, Эреку пришлось навострить уши. Голоса почти не было слышно за оживленным шумом таверны. Парень говорил о своем брате, который был купцом, но почти прогорел, потому что больше не мог заходить ни в одну гавань. Теперь возможны были только контрабандные сделки, – с тех пор как год назад священнослужители Тьюреда запретили все контакты с язычниками.

– Пусть не выдумывает. Затянет пояс потуже. С нами ведь все в порядке. Я скажу тебе, когда станет совсем плохо. Когда появится старый Мандред Торгридсон. Вот тогда дела плохи.

– Это же детские сказки!

Пьяница прыснул. Дождь из мельчайших брызг яблочного вина попал на лицо его товарища.

– Детские сказки, говоришь? Я бы на твоем месте был поосторожнее с такими речами. Я уверен, что есть места, где троллей считают, черт побери, детскими сказками. А здесь Фьордландия. Наши саги – это правда. Наши соратники – кентавры и кобольды. И, черт возьми, остроухие эльфы. Зеленое колдовское сияние освещает наше небо, когда наступает зима. И когда все будет по-настоящему плохо, вернется Мандред Торгридсон, чтобы вытащить нас из дерьма при помощи своей секиры. Когда рыжебородый мужик пойдет по улицам города, мы поймем, что лучше держать рот на замке, потому что чертово дерьмо уже достало до самого подбородка. Но он с этим справится.

– Твой Мандред давно мертв. Уже много веков никто не видел его.

Светловолосый раскатисто рассмеялся.

– И что это доказывает? Только то, что у нас все в порядке! Уже несколько столетий враг не переходил границы. Так что старый козел может развлекаться.

– Никто не может жить так долго, – напомнил ему приятель.

– Ты что, забыл старые истории? Он путешествует с волшебствующим Нуредредом и королем меча Фаредредом. Они ищут самую прекрасную из эльфийских дам, которую утащило какое-то чудовище. Но старик никогда не забывает, что кровь – не водица. И пока он не сидит там, наверху, в королевском зале, чтобы перепить нашего короля Эрека, все, что с нами происходит, – это не неприятности.

– Глупые сказки. Почему же тогда эльфы и остальные убрались отсюда? Я скажу тебе, что происходит. Крысы бегут с тонущего корабля. На нашей шее затягивается узел. И мы, черт побери, остались совсем одни, не считая парочки вшивых друснийцев, которые бежали сюда, чтобы объедать нас.

– Ты ошибаешься! Ты ничего не знаешь. Мандред придет, когда борьба будет не на жизнь, а на смерть. А эльфы никогда еще не бросали нас в беде. Король Альфадас заключил с ними союз своей кровью. С тех пор мы не сражались без них ни в одной крупной битве. Вот увидишь!

Вино показалось Эреку горьким. Он поставил кружку на стол и пошел к двери. Как бы ни нравился ему светловолосый, приходилось признать, что его товарищ прав. Он понятия не имел, насколько все плохо.

Божественный приговор

У Оноре кружилась голова, хотя он сидел. Все было каким-то на удивление далеким. Он знал, что у него лихорадка. Веки то и дело опускались. Сон был желанным. Он избавлял от боли.

Примарх заставил себя поднять голову. Сухожилия шеи, казалось, раскалились. У него не было сил. Подбородок снова опустился на грудь.

Он сознавал, что уже не в темнице. Перед ним была стена из размытых красок. Мерзкий хриплый звук донесся до его ушей. Смерть была рядом. Он чувствовал это низом живота. Там рождался холодный страх, гасивший огонь лихорадки.

Заморгав, он пытался понять, что происходит вокруг. Недели, проведенные в темнице, сделали его глаза слишком чувствительными. Над ним раскинулось красное закатное небо. Стена из красок принимала форму. Вот трибуна, на ней – сановники Церкви. Казалось, все они смотрят на него.

Оноре хотел отпрянуть. Но он был привязан к стулу с высокой спинкой.

Хрип стал тише.

Примарх повернул голову. Взглянул в лицо своего товарища Мигеля. Глаза маршала ордена были выпучены настолько сильно, словно должны были вот-вот вывалиться из глазниц. Красные прожилки бежали по всему белку. Язык Мигеля неконтролируемо дергался в широко раскрытом рте. Лицо было красным, словно переспелое яблоко.

Страх смерти охватил Оноре. Он не хотел умирать. Ведь его время еще не пришло! Тьюред, помоги! – хотел закричать он, но его язык был не более чем израненным, бесформенным комочком, который уже не мог произносить слова.

Примарх сжал кулаки и выгнулся в путах. Бессмысленно. Широкие кожаные ремни были слишком крепки. Лихорадка оставила его, вероятно изгнанная страхом близкой смерти. Он вспомнил о даре, о подарке, данном ему Тьюредом. Исцеляющие руки.

Он попытался представить себе свой язык. Осторожно пошевелил им. Он был слишком коротким. Какова была его форма тогда, когда он еще мог говорить?

Он почувствовал себя сильнее. Его возрожденное желание к сопротивлению было той силой, которая поддерживала его изнутри. Язык казался теплым. Что-то шевелилось в его щеке. Возникало такое чувство, словно его плоть пронизана щепками.

По щекам его бежали слезы.

Мигель умер. Когда пришла смерть, он смотрел в глаза своему товарищу.

– Увидимся у башен Валлонкура, – тихо прошептал умирающий, прежде чем замолчать навек.

Потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что он произнес эти слова, а не сформулировал их мысленно. Неуверенно коснулся языком неба. Оно было теплым и слегка опухшим. Хотел ощупать щеку, но кожаные путы держали крепко.

Лицо пылало, словно он только что получил пощечину. Подумалось о том, как выглядело его лицо в зеркале. И как оно снова должно выглядеть! Что-то было здесь, что давало ему силу, хотя Анисканс должен был потерять целительную силу уже много веков назад.

Может быть, это сундуки? Магические сокровища эльфов? Неужели очистительная сила Тьюреда очищает зачарованные артефакты из Вахан Калида, одновременно исцеляя его истерзанную плоть?

Он застонал от боли, когда выпрямились раздробленные кости в его руке. Сила, горячая словно пламя, потекла по мертвой плоти.

Он заметил, что в рядах публики что-то происходит. Зеваки, наблюдавшие за казнью, повскакали с мест. Некоторые указывали на него. Даже гептархи были охвачены беспокойством.

– Смотрите же, чудо! – воскликнул старик, сидевший вплотную к князьям Церкви. – Славьте Тьюреда! Он даровал нам чудо.

Оноре осознал, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы повернуть свою жизнь в новое русло. Он был последним на эшафоте, кто остался в живых.

– Меня оклеветали, как и всех, кто умер сегодня!

На трибуне моментально стало тихо. Тарквинон выпрямился в кресле. Оноре понимал, что нельзя дать своему заклятому врагу снова повернуть все против него.

– Гроссмейстер Древа Праха выстрелил мне в рот, чтобы я не мог возразить против той лжи, которую он распространял обо мне и о Новом Рыцарстве. Заговора против гептархов никогда не существовало! Сундуки, стоящие передо мной, были даром! Я провел своих рыцарей в Альвенмарк и убил королеву эльфов. Ее забрызганная кровью корона лежит в одном из этих сундуков. Но поскольку рыцари Древа Праха не хотели признавать за моим орденом эту победу, многим храбрецам пришлось умереть сегодня. Я обвиняю тебя в государственной измене, Тарквинон. И сам Тьюред вернул мне язык, чтобы предательство его и его Церкви могло быть искуплено! Во имя божественной справедливости я требую, чтобы Тарквинон, гроссмейстер Древа Праха, был взят под стражу!

Тем временем Тарквинон выпрямился во весь рост. Лицо его было серьезным, и если он был напуган, то мастерски скрывал это.

– Я спрашиваю вас, братья, божественных ли рук это дело, свидетелями которого мы все сейчас стали? Присмотритесь внимательнее! – он обернулся к остальным гептархам. – Брат Жиль! Скажи мне, что ты видишь!

Верховный хранитель печати казался рассерженным, но у него не оставалось иного выбора, кроме как подыграть Тарквинону.

– Я вижу человека, раны которого чудесным образом затянулись у меня на глазах.

– Это то, что он хочет заставить нас видеть при помощи эльфийской хитрости. А я вижу одиннадцать предателей, которые были казнены. Почему Тьюред должен был сотворить чудо и спасти двенадцатого, если все они были обвинены несправедливо? Да, кажется чудом, что раны брата Оноре затянулись. Но божественных ли рук это дело? Он сам сказал, что проник в империю Других. Почему мы узнаем об этом только сейчас? Какой смысл был скрывать такое деяние? Может быть, все это в конце концов никакое не чудо, а магия Других – то, что мы видели? Может быть, он вступил с ними в сговор? И какова могла быть цена за это, если не предательство нашей Церкви?

Оноре был поражен тем, как мастерски исказил истину Тарквинон. Примарх сознавал, что должен как можно скорее найти достойный ответ, прежде чем судьба победит его, невзирая на чудесное исцеление.

– Кто отведет наши войска в Альвенмарк, если я буду мертв? Кто знает, как открывать тайные пути Других? Если вы не верите моим словам, отправляйтесь в Воронью Башню. Там стоят лагерем тысячи человек, которые были в империи эльфов вместе со мной и кто может доказать, что мы пришли к врагам с огнем и мечом.

Тарквинон воздел руки в драматическом жесте.

– Неужели ты говоришь о людях из флота, который не пришел, когда мы его звали, чтобы досрочно решить судьбу войны с язычниками? Брат, многие из нас знают, что маршал моего ордена победил войска эльфов и язычников. Они бежали, отступили в Гаспаль. Но флот моего ордена был ослаблен из-за несчастья. Нам нужны были корабли Нового Рыцарства. С их помощью победа стала бы полной. Но они не пришли, и наш враг мог бежать морским путем. Каждый капитан Нового Рыцарства знает, что произошло. И этих людей мы должны вопрошать о правде?

– То, что я говорю правду, доказывают уже одни только сундуки с добычей из эльфийского города, который мы разрушили! – в запале ответил Оноре.

– Что доказывает золото? Кто скажет, что это не дар эльфов, не поддержка твоих безбожных интриг? Твоей жажды власти. – Тарквинон снова обратился к собравшимся князьям Церкви. – Многие из вас видели оба письма, на которых стоит печать брата Оноре. И мы знаем тебя, брат. Мы знаем, как изворотлив твой язык. Но написанное пером не вырубишь топором. Твоя измена доказана. И я снова спрашиваю тебя: если все это было сплошным обманом и если исцеление твое было чудом, то почему Тьюред не пощадил других несправедливо осужденных? – Он жестом указал на стулья, где сидели метрвые. – Почему эти люди должны были умереть, если они были верными слугами Господа? Разве Тьюреду все равно, что от его имени творятся неправедные деяния? Какое же представление должно быть у нас о Господе, если мы поверим в то, что он совершил чудо, исцелив тебя? Нам следовало бы…

– Довольно! – Голос, перебивший Тарквинона, обладал таким авторитетом, что даже гроссмейстер не осмелился возразить. Жиль де Монткальм, хранитель печати Господа, поднялся со своего места. – Вы оба позорите Церковь, ругаясь прилюдно, словно торговки на базаре! Не важно, что это было – чудо или обман, о воле господней нельзя так спорить! Смертный приговор в твоем случае отложен, но не отменен. Церковный трибунал еще раз рассмотрит твое дело, брат Оноре, и на этот раз ты получишь возможность высказаться по вопросу своего предательства. Развяжите примарха и отведите в темницу!

Возвращение эльфов

Сердце Люка колотилось, словно барабан на параде. Тысячи раз мечтал он об этом миге. Он вывел из ворот света белоснежного жеребца. В лицо ему ударил холодный ветер. Небо было серым. Над страной висела морось, и низкие облака проплывали над утесами.

Испытывая в некотором роде облегчение, он остановился и огляделся по сторонам. Грубый толчок заставил его пройти несколько шагов вперед. Мимо протопал тролль, бормоча слова, из которых Люк понял только одно: Олловейн.

К нему подошел кобольд с сердитым лицом, в то время как чуть дальше по склону собирались под своими знаменами эльфы и тролли. Кобольд улыбнулся ему, обнажив два ряда острых зубов.

– Он сказал, что подтерся бы твоими волосами, если бы за тобой не присматривал Олловейн. Как ты уже, должно быть, заметил, тролли не особо славятся искусной риторикой, но ты можешь всегда быть уверен, что в отличие от остальных детей альвов они думают именно то, что говорят.

Люк с сомнением смотрел на кобольда. Тот слегка дрожал от холода и кутался в мех, выглядевший так, словно когда-то он принадлежал уличной дворняжке.

– А к какому сорту детей альвов принадлежишь ты в том, что касается достоверности?

– Я кобольд! – заявил собеседник, словно этим было все сказано.

– А я – Люк…

– Я знаю, – перебил его кобольд. – Дурак, который настоял на том, чтобы въехать в Фирнстайн в доспехах своего ордена. Если бы ты знал, какие пари заключали кентавры по поводу твоей бесславной кончины в беснующейся толпе, то наверняка побледнел бы. У этих конских задниц такое – мягко говоря – грубоватое чувство юмора. Особенно у их предводителя Аппанасиоса. Кстати, я тоже сделал ставку. Но прежде чем ты почиешь с миром, мне хотелось бы поинтересоваться: что это – гордость или врожденная глупость заставляет тебя въезжать в город твоих врагов в облачении рыцаря Тьюреда с гербом Древа Крови на груди?

– Я бы сказал, здоровая смесь того и другого, – холодно ответил Люк. – Мои доспехи – это почетные одежды. Эльфы изготовили их по моей просьбе.

Кобольд покачал головой.

– Наверное, эта смесь является главной предпосылкой для того, чтобы стать рыцарем. Впрочем, у меня возникло такое чувство, что с Олловейном дело обстоит так же.

– В таком случае я оказался в хорошей компании.

Кобольд звонко расхохотался.

– Рыцарь Тьюреда, который полагает, что находиться в одной компании с эльфом – это хорошо. Мальчик, да ты блещешь риторикой, словно тролль. А я думал, что в школах вас учат тому, как пробить череп тупому крестьянину.

– И каковы ставки на то, что я переживу первый день в Фирнстайне?

Казалось, кобольд удивлен.

– Что ж, честно говоря, в то, что ты выживешь, никто не верит. Они больше спорят по поводу того, как именно тебя прикончат.

Люк нащупал кошель на поясе. Олловейн дал ему немного серебра, но настоятельно не рекомендовал ходить по Фирнстайну в одиночку. Поскольку предполагалось, что он будет проводить все время при дворе Гисхильды, денег ему не давали.

– Ставлю десять серебряных монет на то, что со мной ничего не случится.

– Ха! В таком случае можешь спокойно отдать мне эти деньги сразу.

– Так кто принимает ставки?

– Знаменосец князя Аппанасиоса. Но если хочешь совет опытного кобольда: оставь это! Ты не переживешь день.

Люк улыбнулся.

– Если бы ты знал меня немного лучше, то поостерегся бы делать ставки против меня. А теперь отведи меня к знаменосцу.

Кобольд пожал плечами и стал спускаться по отвесному склону. Все больше и больше вооруженных солдат выходило из ворот света, поднимавшихся из каменного круга. То было самое странное войско, которое когда-либо доводилось видеть Люку. Мрачные арбалетчики кобольдов, на спинах у которых висели большие щиты, гнали вниз по склону горы караваны мулов. Какие-то козлоногие существа с огромными шевелюрами, которые росли на их телах словно темный мох, вылетали и исчезали в полосах тумана, окутывавших гору.

Из каменного круга выходили гигантские ящерицы с тремя парами рогов и чешуйчатыми панцирями вокруг шеи. Похожие на лис кобольды ехали на спинах кентавров и даже разбивали там украшенные фонариками палатки.

Эльфийские рыцари собирались под одним из развевающихся знамен. Отряд рыцарей, одетых в белое, подошел под предводительством князя Олловейна, в то время как невдалеке собиралась группа воинов под черным знаменем, на котором красовалась кроваво-красная роза, окруженная шипами. Эти воины были исключительно на вороных конях. Их черные латы блестели, словно панцири насекомых. У Люка возникло ощущение, что все стараются держаться в стороне от этой мрачной группы.

Воины с белыми львами эскортировали кавалькаду боевых колесниц, над каждой из которых развевалось большое знамя. Люку даже показалось, что скорее здесь важно выставить как можно более роскошное войско, чем максимально боеспособное. Кто же в здравом уме пошлет в бой рыцарей на колесницах, в то время как на поле боя правят бал изрыгающие пламя серпентины и костоломы?

Сопровождавшего Люка кобольда, похоже, знали все. С ним здоровались даже тролли. Люк попытался оценить, насколько сильна армия, собравшаяся здесь. Куда они направятся? Он перестал считать, когда осознал: что бы он ни предпринял, он все равно будет предателем. Либо он обманет Новое Рыцарство, либо Гисхильду, которую поклялся защищать.

Наконец они добрались до человекоконей. Над отрядом висели тучи мух. От воинов пахло старым потом, мокрой конской гривой и навозом. У большинства были плохо ухоженные бороды. Волосы их были нечесаны и часто связывались кожаными ленточками просто для того, чтобы не мешали. Вместо седел у них были подвески, к которым было привязано имущество. Медные котлы и золотые кубки для вина, свернутые плащи, амфоры из красной глины, разукрашенные черными фигурками, мешки с бобами и хорошо натертая солью ветчина. К тому же – всевозможное оружие. Рукояти сабель и широких мечей торчали у них из-за спины. Некоторые были вооружены длинными пиками. Отряд кентавров, тела которых были массивны, словно у тяжеловозов, был вооружен странными боевыми палицами, на обоих концах которых сверкали клинки мечей. Эти воины были несколько более ухоженны. У них были чисто отполированные бронзовые кирасы и на удивление архаичные шлемы, которые украшали гребни из ярко раскрашенного конского волоса.

У кобольда то и дело находилось слово приветствия для того или иного кентавра. Вскоре человекокони окружили их со всех сторон. Должно быть, их было несколько сотен, тех, кто вышел из золотых ворот, то и дело прибывали новые группы. От Люка не ускользнуло, что большинство смотрело на него с нескрываемым презрением.

Кобольд направился к кентавру, который вонзил перед собой в землю знамя. В руке воин сжимал золотой рог, выполненный в форме змеи. Рог был настолько велик, что внутри без труда поместилось бы несколько бутылок вина. Воин пил большими глотками. Тонкая красная струйка стекала из уголка его рта.

Кентавр со всклокоченной черной бородой наблюдал за процессом. «Этот парень похож на разбойника с большой дороги», – подумал Люк. Поперек груди у него была перевязь с пистолетами. В руках – золотой рог в форме обнаженной женщины с рыбьим хвостом. Люк смущенно посмотрел на небо.

Штандарта, похожего на тот, что несли кентавры, Люку не доводилось видеть никогда. К древку была прикреплена поперечная балка, поэтому он был похож на большую букву Т. С поперечной балки свисали всклокоченные скальпы. Там были рыжие, светлые волосы, даже черные и всевозможные оттенки каштановых. Некоторые были сплетены в косы. Но большинство из них были короткими. Чем больше Люк смотрел на волосы, тем хуже себя чувствовал.

– Некоторые из их обычаев воистину варварские, – заметил кобольд. – Ты должен знать, что их земля граничит с королевством троллей. Имея таких соседей, поневоле одичаешь…

– Ты имеешь в виду, что эти волосы… – Люк не мог вымолвить то, о чем ему подумалось.

– Н-да, боюсь, ты видишь коллекцию останков своих собратьев по ордену. Впрочем, они снимают скальпы только предводителей или воинов, которые сражались особенно храбро. Но если ты считаешь это нецивилизованным, то послушай, что делают после битвы тролли. От такого у любого кишки наизнанку вывернутся, скажу я тебе. А обо мне нельзя сказать, что я особо нежный…

Люк поднял руки, защищаясь:

– Я совсем не хочу этого знать.

Кентавр с черной бородой что-то произнес. Он враждебно смотрел на Люка. Только теперь рыцарь заметил мелкие светлые шрамы, покрывавшие грудь и руки кентавра. Интересно, во скольких битвах он сражался?

– Позвольте представить, – сказал кобольд. – Это Аппанасиос. А воин с рогом в форме змеи – это Мелиандрос, его знаменосец.

Люк поклонился и назвал свое имя.

В качестве ответа чернобородый плюнул ему под ноги.

– Полагаю, Аппанасиос бы очень обрадовался, если бы ты взялся за рукоять своей рапиры. Кентавры не славятся тем, что сражаются как настоящие рыцари. Вполне вероятно, что он прострелил бы тебе голову прежде, чем ты успел бы вытащить клинок.

Люк презрительно посмотрел на человекоконя.

– И как отвечают на такое неучтивое поведение? Расстегнуть ширинку и помочиться ему под копыта?

Его спутник-кобольд издал блеющий смех и что-то сказал кентаврам. Воин с рогом в форме змеи широко ухмыльнулся.

Тем временем вокруг штандарта образовался широкий круг. Более сотни диких воителей-коней наблюдали за тем, что должно было произойти.

– Я ошибаюсь или господин чернобородый с удовольствием прикрепил бы мой скальп на свое боевое знамя?

– Ты действительно не понял, парень. Это он делает с врагами, которых уважает. Думаю, он просто не прочь растоптать тебя копытами.

Люк на миг задумался. Он не собирался долго общаться с кентаврами или другими созданиями Альвенмарка.

– Значит, он придерживается того мнения, что превосходит меня по всем мужским добродетелям?

Кобольд перевел.

– Он даже не придерживается мнения, что ты настоящий мужчина.

– Скажи ему, будь так добр, что я спорю с ним на десять серебряных монет, что могу сделать что-то очень мужественное, чего он сделать не сможет.

Не считая неровного перестука копыт, вокруг было очень тихо. Ответ Аппанасиоса был встречен звонким смехом.

– Значит, он принимает пари? – спросил Люк.

Кобольд казался серьезно озабоченным.

– Подумай как следует. Они могут быть по-настоящему грубыми. Я был как-то на их похоронах, так они…

Люк протянул князю руку, и тот хлопнул по ней.

– Тебе нужно было сначала дать мне перевести, идиот! – выругался кобольд. – Он назвал другие условия. Если ты проиграешь, он отрежет немалый кусок от твоей задницы, потому что полагает, что ни одна лошадь не заслужила того, чтобы ты на ней сидел.

Люк заставил себя самоуверенно улыбнуться.

– А что, если я выиграю?

– Тогда ты получишь рог. Это больше, чем просто золото, это – рог князей Дайлоса. Уже на протяжении многих столетий. Тебе следовало бы еще раз подумать. Я могу сказать ему, что ты не так понял…

– Все в порядке. Как тебя зовут-то?

– Брандакс. Послушай, сейчас я тебя отсюда уведу. У нас получится. Ты ведь под защитой Олловейна. Это они знают… По крайней мере я так… думаю.

Люк отступил на шаг назад. Поднял одну ногу и, слегка покачнувшись, расстегнул ширинку. Затем глубоко вздохнул. То, что на него смотрели все, нисколько не улучшало дела. Он взглянул на небо и представил себе звук льющейся воды. Наконец-то получилось!

– Скажи этому коневарвару, что если он сможет помочиться стоя на одной ноге и без посторонней помощи, то может отрезать от моей задницы столько, сколько захочет.

Брандакс рассмеялся.

– Это было неумно, но должен признаться, что поражен.

– Рог!

На этот раз перевод не понадобился. Кентавр был бледен как мел. На его шее пульсировала жилка. Но рог он отдал.

Люк рассматривал странный сосуд. Хотя рог был наполнен не более чем наполовину, он был тяжелее, чем аркебуза. Пальцы Люка коснулись странной женщины. Решившись, он поднес рог к губам и сделал большой глоток. Прищелкнул языком.

– Хорошее вино.

…И вернул рог Аппанасиосу.

– Поскольку князь Олловейн наверняка удержал бы тебя от того, чтобы ты поднес нож к моей заднице, с моей стороны было бы низко оставить выигрыш себе. Этот рог предстоит держать в руках твоему сыну, чтобы выпить за славного отца.

Брандакс перевел. Люк видел, как под кожей кентавра опускается и поднимается кадык, словно тот проглотил ком.

Не дожидаясь ответа, Люк отвернулся. Стена кентавров расступилась перед ним. Некоторые воины похлопывали его по плечу, когда он проходил мимо.

– Впечатляющая шутка была, сын человеческий.

Люк ухмыльнулся.

– В школе я проспал то, как нужно пробивать череп тупым крестьянам, но я очень внимательно слушал о том, как завоевать уважение кучки солдат-варваров и остаться при этом рыцарем.

– Такому там учат… – Кобольд нахмурил лоб. Теперь его лицо было похоже на потемневший от времени скомканный пергамент.

– Гисхильда – хороший командир?

– Ее народ очень любит ее.

– Я не собираюсь умалять значение ее поступков, Брандакс. Но так командовать она научилась в школе нашего ордена. Она умеет завоевывать сердца.

Кобольд скривился.

– Нет, нет. Не думаю, что всему этому можно научиться. Вокруг нее чары… Она необыкновенная. И была такой еще до того, как ее похитили твои рыцари.

– Ее похищение было позорным поступком, хотя и было продиктовано благородными побуждениями. Конечно же, я последний человек, кто стал бы оспаривать чары Гисхильды. Но таланты, которые у нее были, огранены в Валлонкуре. Когда она попала туда, то, образно говоря, была как старый ржавый нож мясника. Наши учителя перековали ее в элегантный и смертоносный кинжал.

– Кинжал, острие которого теперь направлено в сердце ее бывших учителей, – желчно заметил Брандакс.

– Мы не говорим о том, что правильно, а что нет. Я просто сказал тебе, что с ней произошло в Валлонкуре.

Некоторое время они молча шли рядом. Люку хотелось побольше узнать об этом странном кобольде. Кто он? Очевидно, он знал Гисхильду еще тогда, когда она была маленькой девочкой.

Брандакс отвел юношу к лошади, стоявшей неподалеку, у каменного круга. Белоснежный жеребец был самым благородным скакуном, на котором Люку когда-либо доводилось ездить. Люк слыхал много историй об эльфийских лошадях, но большинство рассказов казались досужим вымыслом. Сейчас он не был в этом так уверен. Его скакун был вынослив и подвижен. А еще умен. Если смотреть ему в глаза, не возникало ощущения, что перед тобой – животное. Он участвовал во всем. И обладал собственной волей.

У Люка было такое чувство, что его конь не в восторге от того, что снова видит хозяина. Рыцарь пожал плечами и улыбнулся.

– Что, Аппанасиос – твой родственник? Он хотел отрезать мне часть задницы, чтобы тебе больше не пришлось носить меня.

Конь фыркнул. Люк готов был поклясться, что увидел, как в странных глазах белогривого вспыхнули плутовские искорки. Но он не помешал своему рыцарю сесть в седло.

Олловейн отказал Люку в возможности носить щит с собственным гербом. Но уже одни только доспехи выдавали в юноше рыцаря ордена. И над сердцем красовался маленький покрытый эмалью герб, с серебряным львом на черном фоне, кровавым дубом ордена, веслом как знаком времени, проведенном на «Ловце ветров», и Полярной звездой, как называл он про себя Гисхильду.

Брандакс взобрался на своего осла и занял место в плетеной корзине. Нельзя было выглядеть менее похожим на рыцаря, чем лисьемордый.

– Тебя приставили следить за мной, кобольд?

– Нет, мне никто не отдает приказов, – спокойно ответил Брандакс. – Я пришел исключительно из любопытства. Я хотел посмотреть, не пожелаешь ли ты после своего приключения с кентаврами подняться выше и не свяжешься ли с ордой троллей, что стоят позади. Впрочем, я охотно бы стал свидетелем того, как выиграю пари. Если тебе интересно знать, я поставил на рыбьи потроха.

Люк выпятил подбородок. Этот жест упрямства он перенял у Гисхильды.

– Не думаю, что кто-то что-то будет швырять в меня. Меня встретит Гисхильда.

– Ты ведь еще помнишь о том, что она – замужняя женщина?

– Да.

Он опустил голову. Об этом он действительно как-то позабыл… Каково это будет – быть рядом с ней и не иметь возможности прикоснуться? И что за человек этот Эрек?

Раздались звуки флейты. Между камней появилась Юливее. В волосах у нее были цветы, и она напоминала юную богиню весны. Налетел свежий ветер, разметав серые облака. Широкие полосы света озарили склон горы. Хотя Другие и были его врагами, Люк вынужден был признаться, что войско, которое они собрали, выглядело убедительно. Не хватало только пушек и огромных отрядов марширующих пикинеров. Войско Альвенмарка было не очень велико. Люк оценил его в менее чем четыре тысячи человек. Но насколько бы маленьким ни было это войско, оно источало неземной блеск. Словно ставшая былью сказка… Таким было войско под развевающимися шелковыми знаменами эльфов. Сверкали наконечники копий и серебряные доспехи. Даже дикие тролли и кентавры казались возвышенными в широких полосах света, перемещавшихся по склону горы.

– Они умеют выглядеть представительно, не правда ли?

Люк лишь кивнул. Он не мог отмахнуться от впечатления, которое производил на него этот парад, хотя и знал, что вся эта роскошь мало чего будет стоить на поле боя.

С поразительной дисциплиной выстроились отдельные отряды в общую колонну, которая стала спускаться по склону горы, по местности, для преодоления которой рыцарям ордена понадобилось бы не менее одного дня.

Свежеющий ветер гнал прочь облака и полосы тумана. Через некоторое время из дымки показался фьорд с кристально-чистой водой. Далекие склоны, засаженные фруктовыми плантациями, поля, кое-где леса, расстилающиеся среди стен-границ из бутового камня. Земля была благоустроенной. По ней было видно, что люди обрабатывали ее в течение многих столетий.

На берегу фьорда поднимался большой город.

Сердце Люка забилось чаще. Должно быть, это Фирнстайн, серый город на берегу холодного фьорда, о котором так часто рассказывала Гисхильда. Внушительные оборонительные сооружения окружали поселение, широкие земляные платформы и лабиринт из ям. Люк окинул защитные сооружения взглядом специалиста. Геометрический узор из треугольников, которые примыкали к фортам и редутам, пересекающиеся поля обстрела которых превращали подступы к городу в смертоносную ловушку. На земляных валах еще велись работы. Поросшие травой платформы, тыльные стороны которых поддерживали стены из бутового камня, были сделаны для того, чтобы отчасти лишить силы пушечные ядра осаждающих. Если ядро из литого железа ударялось об стену, то оно раскрывало всю свою разрушительную силу, а земляная платформа полностью поглощала ее. Требовалось бесконечно большое количество дней для того, чтобы пробить брешь в такой системе защиты.