Текст книги "Наследница трона"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

Поступок королевы

Гисхильда бросила взгляд в маленькое серебряное зеркальце. Вопреки привычке она наложила немного пудры. Она не умела это делать! Бледна как смерть, а выглядеть должна по-королевски. Нужно было позвать одну из придворных дам… Но она не захотела. Она не хотела никого видеть. Уж точно не горничных или придворных дам, которые начнут болтать, как только выйдут за двери.

Она знала, что снаружи стоит Эрек. Вот уже три дня. И хотя она не хотела видеть даже его, это поддерживало Гисхильду. Хорошо, что он у нее есть. Сейчас от этой мысли она не чувствовала себя подлой, нет… почти нет. Это не предательство по отношению к Люку, нужно рассматривать все с этой точки зрения.

Она сжала зубы. Нужно взять себя в руки. Она – королева, а не маленькая девочка! И тем не менее достаточно было одной мысли о Люке, и на глаза у нее наворачивались слезы.

Она привыкла к тому, что он далеко. Думать о нем было по-прежнему больно. Она всегда была уверена в своей любви. Она всегда была с ней. Это чувство могло жить в ней даже тогда, когда она не видела Люка. Даже вдалеке он был ей ближе, чем большинство мужчин и женщин при дворе, которые постоянно были рядом. О том, что он может умереть, она никогда даже не думала. Он был ее рыцарем, поклявшимся в вечной верности. Сейчас она понимала, как по-детски относилась к этому. Мир не считается с ее желаниями. Даже если она – королева.

Теперь пришло время действовать по-королевски. Так, как учила ее Эмерелль!

– Впустите ее, – громким голосом произнесла она.

Дверь в ее спальню уже не запиралась на засов. Это было уже не нужно. Все, стоявшие за дверью, поняли, что войти можно только тем, кого она хочет видеть.

Когда вошла Юливее, Гисхильда осознала, как давно по-настоящему не смотрела на подругу своего детства. Эльфийка была босиком. Левую лодыжку украшали серебряные цепочки. Белые шелковые брюки поддерживал красный плетеный пояс, подчеркивавший ее девичью талию. Там, где воины носят кинжалы, у нее были флейты. Но этот мирный вид был обманчив. Наряду с Эмерелль и толльской шаманкой Скангой она была одной из самых сильных чародеек Альвенмарка.

Поверх белой шелковой блузки Юливее надела красный жакет с золотой вышивкой. Длинные волосы были заплетены в две косы, которые волшебница уложила в своеобразную прическу, похожую на башню. Выглядела Юливее странно. Не так, как другие эльфийские дамы.

Улыбка, которой она одарила Гисхильду, была искренней. Когда-то, давным-давно они были подругами.

Королева посмотрела на письмо, лежавшее на комоде рядом с ней. Она одернула себя.

– Что случилось?

– Эмерелль приказала убить Люка. – Гисхильда смотрела на Юливее очень внимательно. Знала ли она об этом? Наигранно ли она ужаснулась? Гисхильда не была уверена ни в чем.

– Этого не может быть, – сказала эльфийка, и похоже было, что она убеждена в своих словах. – Я знаю, что у королевы на него свои планы. Зачем же ей его убивать?

– Он участвовал в атаке на Вахан Калид.

Юливее замерла.

– Я слышала о том, что некоторые рыцари и солдаты были казнены. Я была потрясена тем, что Эмерелль…

Гисхильда рассмеялась. То был резкий, безрадостный смех.

– Как это великодушно. Ты потрясена.

Эльфийка, похоже, удивилась.

– Гисхильда, ты…

– Нет, я довольно уже наслушалась вас, эльфов. – Она указала на последнее письмо Люка. – Три дня я размышляла о твоем народе, Юливее. Иметь вас в друзьях – означает для Фьордландии только войну, на протяжении нескольких столетий. Так было еще во времена моего далекого предка Альфадаса. Фьордландия истекала кровью, чтобы помочь королеве Эмерелль в безвыходной ситуации. И какова благодарность после всех этих столетий? Твоя королева знала о моей любви к Люку. Почему он должен был умереть? Я совершенно уверена в том, что он не совершил никакого преступления, за которое заслужил бы смерть. Эта казнь была местью. Произволом тиранши. Насколько сильно заденет меня смерть Люка, она, очевидно, не думала.

– Гисхильда, ты…

Резким жестом королева приказала эльфийке замолчать.

– Нет, Юливее. Слишком долго я доверяла нашептываниям эльфов. С этого часа все будет иначе. Я не желаю больше видеть у себя при дворе, в Фирнстайне, ни единого эльфа. До конца этой луны все эльфы должны покинуть мое королевство!

– Кто говорит в тебе – королева или обиженная девушка?

Гисхильда строго поглядела на эльфийку. Осознала, что Юливее выглядит моложе ее. И это при том, что ей должно быть уже много столетий.

– Удивительно, что спрашиваешь меня об этом именно ты, Юливее. Когда-то ты была моей подругой. Поэтому я позвала тебя.

– Значит, ты понимаешь, что твое решение точно так же тиранично, как и решение Эмерелль?

– Как ты можешь сравнивать меня с ней?! – вырвалось у Гисхильды. – Разве я проливаю невинную кровь? Или прогоняю вас с позором, как вы того заслужили?

– Как ты собираешься вести войну дальше?

– А разве я должна продолжать ее? Церковь Тьюреда хочет вести со мной переговоры. Может быть, я приму их послов и послушаю, что они мне предложат? Я уже не маленькая глупая девочка, что была раньше, Юливее. Мне стало ясно, что Фьордландия – щит Альвенмарка. Разве я, будучи королевой, могу наблюдать, как он разбивается по кусочкам в войне, которую мне все равно не выиграть? Неужели я не должна предложить своему народу лучшее будущее?

– Я никогда не считала тебя глупенькой девочкой, – печально ответила Юливее. – И, надеюсь, своими поступками никогда не давала повод тебе так думать. Ты не поверишь мне, но я, тем не менее, скажу. Со служителями Церкви Тьюреда ты сможешь договориться примерно так же, как с голодным волком. Протяни ему руку – и он откусит ее. Они хотят уничтожить веру в твоих богов. Они хотят уничтожить ту жизнь, которую вы ведете. Они хотят навязать вам свою веру и свою жизнь. Ты ведь лучше других знаешь, о чем я говорю. А теперь спроси себя: спасешь ли ты свое королевство, если цена именно такова?

– Ты многому научилась у Эмерелль, – презрительно ответила Гисхильда. – Значит, правда, что ты наследуешь ей на троне.

Эльфийка оглядела себя с ног до головы.

– Разве я похожа на королеву?

– Ты говоришь, как она. А платья можно сменить.

Впервые за все то время, что она знала Юливее, Гисхильде показалось, что эльфийка обиделась. Насмешливая легкость, которая окружала ее, словно плащ, застилая сущность, на миг спала. Гисхильда смотрела в серьезные печальные глаза.

– Если ты захочешь поговорить со мной по-настоящему, то я, может быть, приду еще раз.

– Мне больше нечего сказать. Выполни мой приказ. Эльфы больше не желанные гости в моем королевстве.

Внутренний город

Оноре наблюдал за тем, как двигаются тяжелые золотые ворота, ведущие во внутренний город. Он открывался перед ним, и примарх готов был завоевать его! За его спиной было пятьдесят братьев-рыцарей и двести пятьдесят вышколенных солдат ордена. Все отполировали свои доспехи и воткнули в шлемы новые перья. Гордый отряд. Они станут его гвардией.

Примарх поднял руку и подал знак двигаться по внутреннему городу. Внутренний город был замкнутым поселением. Здесь жили семеро гептархов; все ордена поддерживали здесь большие дома, где близкие к власти представители заботились о том, чтобы Церковь не теряла из виду разнообразнейшие интересы всех своих маленьких и мельчайших аттракционов власти.

Оноре улыбнулся. Он наведет порядок в этом хаосе. Его отряд продвигался медленно. Их ожидала равнина из белого мрамора, пронизанного мелкими розовыми прожилками. За ней вырастали отдельные дома ордена, административные учреждения, небольшие капеллы. Слева находилась казарма со впечатляющим фронтоном из колонн.

На улицах почти не было видно служителей Церкви. Они занимались своими делами и почти не удостаивали их взглядом.

Примарх был удивлен тем, что гроссмейстер не вышел, чтобы встретить его. И ни один гептарх. До сих пор Оноре был в Анискансе всего один раз, вскоре после того, как получил золотые шпоры. Тогда он путешествовал в свите примарха Леона. Большинство рыцарей никогда не попадали сюда. Внутренний город был сердцем Церкви. Здесь решалась судьба мира.

Примарх повернулся в седле и посмотрел на двенадцать обитых железом ящиков, которые несли солдаты. Как и везде, где речь шла о власти, деньги решали все. Он больше не покинет Анисканс никогда. Он купит себе трон гептарха. Конечно, это не славный поступок. Но когда речь идет о власти, разумнее подходить к вопросам с должным прагматизмом. Может быть, кто-то из гептархов догадывается о его намерениях. Достигли ли Анисканса слухи о действиях его флота? О происшествии в Анткерке? Один из гребцов бежал и был заколот, вероятно, в драке за проститутку. В ту же ночь бесследно исчез наводчик «Молота Господня». Не взаимосвязаны ли эти события? Может, на борту был предатель? У примарха было много времени поразмыслить над этим во время путешествия.

Почему никто не вышел, чтобы приветствовать его? Оноре призвал себя к спокойствию. Он пользовался определенной известностью, которая наверняка достигла Анисканса. Вероятно, его внезапное появление обеспокоило гептархов. Но когда он положит к их ногам корону и сокровища Альвенмарка, они переметнутся в его лагерь, размахивая белыми флагами. Ничто так быстро и успешно не развеивает сомнения, как умеренно большой подарок. А сокровища, которые он привез, превосходили представления слуг Церкви о роскоши. Они будут ослеплены. И они с воодушевлением последуют за ним, потому что в мире Других их ждет неизмеримо больше сокровищ.

По прямой, словно стрела, улице колонна пересекала внешние границы города священников. Звук копыт и марш солдат были единственными звуками, сопровождавшими ее.

Далеко впереди виднелись мрамор и золото триумфальной арки, возвещавшей о величайших победах Церкви. По бокам от нее стояли башни Святого Жюля, который провел реформу Церкви вскоре после смерти Гийома, и Святого Мишеля, основавшего орден Древа Праха. Они изменили Церковь Тьюреда так сильно, как ни один священник до них. Однажды там будет возведена башня Святого Оноре. Столетия успеха сделали Церковь закоснелой и самодовольной. Мелкие интриги лишают ее власти. Любая реформа ослабляется бесконечной полемикой. Но он проложит новый путь и возвратит Церкви блеск эпохи Жюля и Мишеля.

Перед триумфальной аркой располагалась площадь Небесной мудрости. С левой стороны ее обрамляли музей Божественных Героев и Башня Тысячи Избранных. Там покоились останки всех почивших гептархов и других выдающихся князей Церкви. Белое строение, по спирали поднимавшееся к облакам, напоминало домик рака-отшельника из южных морей. Башню венчало стилизованное пламя из кованого золота, сверкавшее в лучах утреннего солнца.

Мавзолей по другую сторону площади был похож на стену из колонн. Они были вырезаны из порфира, привезенного в Анисканс из пустыни к югу от Искендрии. Говорили, что некоторые из колонн были доставлены из храмов и дворцов еретического города бога Бальбара, который некогда штурмовали рыцари Древа Праха. С золотыми капителями на которых сверкают камни из сотен завоеванных городов… Каждому святому была воздвигнута колонна. То было странное строение без потолка. Мало кому удавалось не заблудиться, когда он входил в лес из кроваво-красных колонн. Они стояли очень плотно, были расположены в непонятном порядке, и из-за этого почти не было обзора. Посреди площади с колоннами на пьедестале из нефрита, уложенные в саркофаг из чистейшего горного хрусталя, были выставлены обгоревшие останки святого Гийома.

Оноре провел своих избранных через площадь к триумфальной арке. Обвел взглядом сверкавшие золотыми буквами названия городов, в которых Церковь одержала самые значительные победы во славу Тьюреда. Нужно бы привести сюда ярлов-язычников, подумал примарх, и колеблющихся бояр, для которых вера в Тьюреда – не более чем пустой звук. Если бы они увидели блеск и величие внутреннего города, то поняли бы, насколько ничтожны они и насколько непобедимы Тьюред и его слуги.

Сердце Оноре забилось быстрее, когда он въехал через триумфальную арку на площадь Священного Гнева. Она была вполовину меньше, чем площадь Небесной Мудрости, с зеркальной черной мостовой из вулканического стекла. Окружал площадь мозаичный пояс из чистого золота, которое находят в реках. Напротив располагалась площадь гептархов, почти сокрытая за фалангой из огромных шелковых знамен. Каждая провинция, каждая национальная группа, переходившая в веру Тьюреда, получала здесь знамя. Море флагов радовало глаз наблюдателя, каждый из них был десяти шагов в высоту и четыре шага в ширину, сшитый из тончайшего шелка, поэтому они трепетали от каждого дуновения ветра.

Перед знаменами возвышался пьедестал из эбенового дерева. На нем находились двенадцать железных стульев, прочно закрепленных в дереве. Оноре остановился. На семи стульях сидели люди в белых рубашках кающихся, опущенные на грудь головы их были накрыты черными капюшонами. Здесь умирали враги Тьюреда, медленно удушаемые гарротами. Смерть, которая могла растянуться на час жалкого хрипения и бульканья, если того хотелось палачу.

Оноре придержал жеребца. Животное нервно фыркнуло. Площадь Священного Гнева была пустынна. Их ждали только мертвые.

Вся колонна остановилась. Оноре почувствовал, как напряжены его люди.

Внезапно раздался один-единственный звук фанфар. Стая голубей взлетела с карнизов Башни Мертвых и полетела на запад, прочь от города.

Мигель де Тоза, маршал ордена Нового Рыцарства и командир его рыцарского эскорта, подвел своего каурого поближе к Оноре.

– Нужно вернуться к золотым воротам, брат, – прошептал он.

– От чего нам бежать? От звука фанфар? – раздраженно ответил князь Церкви.

Рыцарь указал на эшафот.

– От такой судьбы.

Оноре легкомысленно улыбнулся.

– Это какие-нибудь еретики. Это могут быть даже эльфы.

– Вон тот человек, в центре, у него золотые шпоры. Он был рыцарем.

Примарх соскочил с седла. Вне всякого сомнения, такой прием граничит с оскорблением. Вероятно, за всем этим стоит Тарквинон. Гроссмейстер ордена Древа Праха наверняка догадывался, что этот визит в первую очередь должен послужить тому, чтобы оспорить его должность гептарха. Может быть, он даже хочет подать протест по поводу того, что флот Нового Рыцарства проигнорировал его приказ поддержать блокаду Гаспаля и усложнить фьордландцам и эльфам бегство из Друсны. «Но чего стоит это упущение, если он положит к ногам собравшихся гептархов корону Альвенмарка?» – думал Оноре.

Примарх поднялся на эшафот. Обвел взглядом ряд казненных. Посмотрел на их ноги. На троих мужчинах были рыцарские сапоги под длинными рясами кающихся. Но только центральный надел золотые шпоры рыцарства.

Пальцы Оноре вцепились в рукоять обитой серебром трости. На нем тоже были золотые шпоры.

Примарх обошел ряд сидящих мертвецов. Руки всех были прикованы наручниками к железным стульям. Воняло экскрементами. Оноре сорвал с сидевшего в центре мужчины капюшон и взглянул в лицо Гая де Арнье, гроссмейстера Нового Рыцарства. Глаза мертвеца, пронизанные красными прожилками, вывалились из орбит, рот был открыт, язык свешен на бок, подбородок и грудь покрыты слюной.

Оноре провел рукой по глазам своего брата по ордену, чтобы уйти от застывшего взгляда мертвеца. Труп был еще теплым. Кожаный ремень крепко держал его шею. Казнь состоялась, должно быть, незадолго до того, как он въехал на площадь Священного гнева.

Брат Мигель тоже узнал Гая де Арнье. Его правая рука легла на рукоять рапиры. Рыцарь с беспокойством огляделся по сторонам.

Снова раздался звук фанфар. Цокот копыт заставил Оноре обернуться. Под триумфальной аркой показался один-единственный всадник. Его длинные седые волосы спадали на плечи, он был облачен в черные полулаты пистольера, а вокруг его бедер была обвита вышитая золотом темно-коричневая лента. То был Тарквинон, гроссмейстер ордена Древа Праха.

– Оноре, примарх Нового Рыцарства, я обвиняю тебя в измене Церкви.

У примарха отнялся язык. Это уже чересчур!

– Братья-рыцари, сложите оружие, – потребовал Тарквинон. – Я уверен, что большинство из вас честны и не знают, сколь позорным образом примарх использует их в своих еретических целях.

Оноре был уверен в братьях-рыцарях. Ни один из них не станет повиноваться.

– Ваш примарх замышлял убийство гептархов. Гроссмейстер был посвящен в его планы. Сегодня должна была состояться передача золота и сокровищ остальным заговорщикам – капитанам двух храмовых отрядов, различным комтурам и высоким сановникам Церкви. Золото находится в тех ящиках!

– Это интрига Древа Праха! – крикнул Оноре.

В горле у него пересохло. Ему было ясно, что означают эти обвинения.

– Перед гептархами лежит письмо с печатью вашего примарха. В нем перечислены имена заговорщиков и имеются точные указания, какие шаги они должны предпринять в день вашего прибытия. День, в который славные гептархи Анисканса должны быть убиты ради того, чтобы удовлетворить жажду власти вашего примарха, который хотел руководить всеми делами Церкви единолично!

– Схватить Тарквинона, ребята! Он хочет отнять у вас лавры Вахан Калида!

Передняя стенка эшафота упала на землю. Вперед выехали костоломы. Третий звук фанфар вызвал аркебузиров и вооруженных рыцарей. Они прятались в лабиринте колонн мавзолея.

– Защитите примарха! – крикнул Мигель де Тоза и спрыгнул с лошади.

Часть рыцарей отделилась и помчалась по направлению к триумфальной арке, чтобы схватить Тарквинона.

В тот же миг эшафот под ногами Оноре задрожал. Органные орудия принялись за свою убийственную работу. Тяжелые свинцовые пули разрывали ряды почетной гвардии.

За стеной из флагов послышался стук подков. Появился отряд пистольеров.

Несмотря на смертоносный обстрел, некоторые всадники продолжали приближаться к Тарквинону. Гроссмейстер достал свои седельные пистолеты и неспешно прицелился. Он держал оружие низко. Из ствола вылетело пламя. Лошадь первого всадника споткнулась и заскользила по мостовой из вулканического стекла.

Оноре выругался. Тарквинон был интриганом, который провел в Анискансе полжизни, но его когда-то тоже учили быть рыцарем, и, конечно же, он не допустит ошибки, стреляя во всадника, от доспехов которого пуля отскочит с высокой долей вероятности.

Примарх оглядел широкую площадь. Ему было ясно, что его люди будут сметены. Он был слишком самоуверен. Слишком поглощен своими мечтами о новой Церкви, которую собирался построить по своим идеалам. Нужно было быть осторожнее. А теперь оставалась только одна-единственная надежда предотвратить катастрофу. Тарквинон должен умереть! Если он убьет гроссмейстера Древа Праха и тут же сдастся, то все еще может обойтись. Слава его деяний в Альвенмарке превратит интриги в пепел. И он один знал, как покорить невидимые, магические стены Альвенмарка, чтобы войска Господни могли провести последний бой в мире Других. От такого знания гептархи не откажутся никогда.

Один зал аркебузиров положил рыцарей, направлявшихся к Тарквинону.

Оноре подбежал к краю деревянного эшафота. Там стоял высокий гнедой жеребец, потерявший своего седока. Одним прыжком примарх оказался в седле. Закрывавшая верхнюю часть бедра пластина неудачно сдвинулась и вонзилась под кирасу. Несмотря на кожаный камзол, защищавший его, стальной край вонзился в плоть чуть выше паха. Боль была настолько невероятной, что перед глазами Оноре заплясали яркие звездочки.

Гнедой испуганно поднялся на дыбы. Его ржание потонуло в грохоте органных орудий. Едкий серный запах порохового дыма горел на губах Оноре. Его правая рука устремилась вперед. На ощупь схватить поводья не удавалось. Его пальцы вцепились в гриву боевого коня.

Пороховой дым защищал выживших рыцарей и солдат от аркебузиров, паливших наудачу в колышущиеся облака дыма. Все еще будучи оглушенным, Оноре развернул жеребца. Его ноги нашли стремена. Он вынул рапиру. Его тоже обучали рыцарскому делу, и он не забыл, как нужно сражаться. Он должен найти и убить Тарквинона.

Обитые железом копыта гнедого скользили по гладкой, как зеркало, площади. Повсюду лежали кричащие мужчины и убитые лошади. Его гордый отряд из блестящих рыцарей погибал в кошмаре из крови и дыма. Мельком он увидел Фернандо, бросившегося на землю, накрыв голову руками.

Оноре кричал от ярости. Выкрикивал имя гроссмейстера.

– Тарквинон! Тарквинон! – Господь избрал его, а не этого проклятого лизоблюда, который провел половину своей жизни под тронами гептархов. Тьюред чудесным образом исцелил его, в дар разверз врата между мирами. Не может быть, чтобы все так закончилось. Не может быть, чтобы таков был промысел Господень.

Примарх обнаружил гроссмейстера. Тарквинон осадил жеребца и, сидя в седле, перезаряжал свои седельные пистолеты.

Оноре поднял рапиру. Это неподходящее оружие, чтобы сражаться на лошадях, но если удастся застать Тарквинона врасплох, то в первой же атаке ему, может, удастся нанести смертельный удар. Он пришпорил гнедого. Животное понеслось по гладкой площади. Еще пятнадцать шагов.

Пуля из мушкета пролетела так близко от Оноре, что, несмотря на шум битвы, он услышал тоненький свист, когда она пронеслась прямо возле его головы. Господь на его стороне! В него не попадет пуля. Ему уготована иная судьба!

Тарквинон заметил Оноре. Неторопливо спрятал пистолеты в седельную сумку и вынул из ножен тяжелый меч.

Ужасный удар поразил гнедого. Боевой конь перевернулся от удара. Оноре вытащил ноги из стремян. Почти в тот же самый миг конь рухнул на землю.

Оноре больно ударился о черную мостовую. Рапира вылетела у него из руки. Несмотря на шлем, защитивший его голову при падении, он был слишком оглушен, чтобы сесть.

Во рту примарх почувствовал привкус крови, но не был уверен в том, что это его собственная. Он поднял голову и осмотрел себя. Ноги онемели от удара о каменную мостовую, но казалось, были целы. Прямо рядом с ним лежал один из пистолетов с поворотным затвором. Он протянул руку. Стальная молния ударила сверху.

Оноре не почувствовал боли. Шок приглушил все ощущения. Он смотрел на свою отрубленную руку.

Одетый в черное всадник опустился перед ним на колени. Тарквинон!

– Значит, ты собирался лишить меня власти, – произнес гроссмейстер Древа Праха. Перепроверил, взведен ли курок, заряжено ли оружие. Затем поднял руку.

– Боюсь, путь твой оканчивается здесь, предатель. – Он направил оружие на Оноре.

Примарх повернул голову. В тот же момент прогремел выстрел. Убийственный заряд попал ему в висок прямо рядом с ухом.