Текст книги "За морем"

Автор книги: Беатрис Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Джулиан отстранился назад, сев на пятки, возвел глаза к потолку.

– Потому что это слишком большой риск. В особенности для тебя.

– Значит, риск. Большой риск. Черт возьми, Джулиан, теперь ты меня совсем заинтриговал. Ты что, совершил убийство или что-нибудь не менее тяжкое?

Его даже передернуло.

– Что же? – выдохнула я.

– Нет-нет, – поспешно возразил Джулиан. – Никакое не убийство, боже упаси! – Он снова взволнованно пробежал пальцами по волосам. – Послушай, ты обещала не давить на меня. Прошу тебя, дай мне немного времени. Мне нужно какое-то время, чтобы самому в этом разобраться. Это все дьявольски сложно, и сейчас я сам не знаю, как будет правильнее. Очень может быть, что верного пути попросту нет.

Он был настолько встревожен, пребывал в таком глубоком смятении, что меня захлестнуло неистовой волной чувств и перехватило дыхание.

– Почему? – еле слышно прошептала я.

– Что почему?

– Почему я? Ведь ты мог бы выбрать и кого-то другого. Ты же почти совсем меня не знаешь.

Тогда он улыбнулся мне легкой задумчивой улыбкой, такой нежной и задушевной. Подняв правую руку, бережно провел мне большим пальцем вдоль брови, потом спустился по щеке, так же ласково очертил подбородок, еле осязаемо коснулся губ.

– Кейт, я знаю тебя гораздо лучше, нежели ты можешь себе представить. И я бы хотел, чтобы ты никогда больше не задавала этого вопроса. Никогда больше не сомневалась в моих чувствах к тебе. – Джулиан на мгновение умолк, словно задумавшись. – Мне поможет, если я скажу это вслух?

Я горячо закивала.

– Да, ты, разумеется, должна это услышать, чтобы со всем своим великодушием простить мне мои сумасбродные выходки. – Он порицающе качнул головой, затем, понизив голос, продолжил: – Ненаглядная моя, я люблю тебя, конечно же, люблю. Люблю каждую крохотную частичку тебя. Люблю и боготворю тебя – на то есть тысячи причин, – и я никогда не перестану преклоняться пред тобой. Тш-ш, – вновь тронул он пальцем мои губы, – не надо ничего мне пока отвечать. Я умею быть терпеливым. Просто будь собой. И знай, что со мной творится. И по крайней мере никогда не сомневайся в моих чувствах к тебе.

Джулиан наклонил голову, нежно поцеловав меня во впадинку на шее – задержавшись там, казалось бы, на целую вечность, – после чего скользнул по ключице, словно растапливая своим дыханием. Его волосы защекотали мне щеку, и я откинула голову назад.

– Ты… совершенно непостижимый, – только и смогла я произнести.

– Отчего же?

– То есть ты… влюбился в меня… Просто взял и влюбился?

Вся моя сосредоточенность стремительно таяла, и я пыталась хотя бы ухватиться за те мысли и доводы, что казались сейчас самыми важными.

Джулиан счастливо рассмеялся, щекотнув дыханием мне шею.

– Ты еще спрашиваешь! Милая, в тебя же невозможно не влюбиться с первого взгляда.

– Используешь мои же речи против меня самой?

– Неужели ты думала, это не так?

– Просто мне в это не верится. Никак не думала, что ты испытаешь ко мне такие чувства. И тем более, что ты в этом признаешься.

– Что ж, как говорится, – произнес он и, нежно потеребив губами мою мочку уха, поцеловал в ямочку под ней, – робким сердцем не завоевать прекрасной дамы.

Я положила ладонь ему на затылок.

– Я все же хочу… добраться до истины.

– Надеюсь, однажды доберешься… Какая душистая у тебя кожа, любимая! Как замечательно, что женщина, которую любишь, оказывается столь потрясающе… – Он умолк, целуя изгиб подбородка.

– Потрясающе что?

– …сладостной.

Больше я сдерживаться не могла. Я обвила руками его шею и, закрыв глаза, потянулась к нему лицом, ища поцелуя. В горле у него еле слышно клокотнуло, и тут же его губы жадно припали к моим, так дико и безрассудно, что я поняла: он жаждал этого с не меньшей отчаянностью, чем я.

Стоя передо мной на коленях, Джулиан самозабвенно и неистово целовал меня. Его жаркие пальцы трепетно удерживали мое лицо, его запах и вкус, казалось, наполняли меня до последней клеточки, пока наконец всякое здравомыслие не вытеснило напрочь из моей головы. И тогда мои пальцы сами собою скользнули вниз и принялись торопливо расстегивать пуговицы на его рубашке, норовя добраться до такой манящей кожи под ней…

И тут вдруг Джулиан отстранился и перехватил мои пальцы, крепко оплетя их своими. Его грудь тяжело вздымалась под моей рукой.

– Кейт, подожди… Не думаю…

Я опустила глаза.

– Прости, – словно издали услышала я собственный голос, – я просто… Не знаю…

– Давай не будем столь поспешны, ладно?

– Поспешны?! Это ты толкуешь мне о поспешности?

– Кейт, милая, не гневайся.

– Не гневайся? Джулиан, во мне сейчас клокочут такие сумасшедшие чувства, что гнев тут просто отдыхает. Скажи, ты хочешь, чтобы я осталась, или нет?

– Боже мой, Кейт, этого я хочу больше всего на свете, – проговорил он прерывающимся от волнения голосом. Его пальцы едва не впились в мои. – Ни о чем другом я и думать не могу. Но пока нет. Не сейчас, прошу тебя.

Я изумленно посмотрела на него:

– Ладно. Как хочешь.

– Что-то не так?

– Ну, видишь ли, обычно молодые люди в этот момент не тормозят, – усмехнулась я. – Особенно после того, как заявили «я тебя люблю».

Лицо его вмиг напряглось, посуровело.

– Что конкретно ты под этим подразумеваешь?

– Ох, Джулиан, бога ради, давай не будем сейчас вести беседы о сексе. Я к этому совершенно не готова, тем более после всего прочего.

– Беседы о сексе? – недоуменно переспросил он.

Я взмахнула рукой, ускользая от его пытливого взгляда.

– Ну, не станем теребить наше прошлое от и до, вытягивая на свет всех давних призраков. Можем мы просто подвести, так сказать, рабочее резюме и двинуться дальше?

Джулиан замер на несколько мгновений, точно взведенный арбалет, на скулах выступили пунцовые пятна.

– Иди-ка сюда, – молвил он наконец и, сев рядом со мною на диван, взял меня к себе на колени. – Если мы это совершим… – Мягкая бархатистость голоса сейчас совершенно не вязалась с напряжением, пронизавшим все его тело еле заметной дрожью. – Вернее, когда мы это совершим, для нас обоих ничего не будет значить то, что было прежде. Совершенно ничего. Потому что, откровенно говоря, мне невыносима даже мысль, что рядом с тобой мог быть кто-то еще, кто не любил тебя так же, как я. Поэтому давай пока что оставим это «чистой доской», этакой tabula rasa. – Он поцеловал меня в висок. – Богу ведомо, как сильно я хочу, чтобы ты сегодня осталась, Кейт. Я хочу, чтобы каждую ночь всей моей жизни ты засыпала со мной рядом. Но сейчас я все ж таки намерен отвезти тебя домой, потому что считаю, что нам лучше пока не переходить этот Рубикон. Ты согласна?

– Я… не знаю… «Пока что нет»… Что это означает? Ты хочешь… – Я нервно сглотнула. – Тебе необходимо, чтобы я тоже призналась тебе?

– Нет, моя милая, – скользнул он ладонью по моей руке. – Об этом как раз не беспокойся.

– Тогда я совсем ничего не понимаю. Может, я… Я для тебя нежеланна?

– О ради всего святого, Кейт! – простонал он. – Как ты можешь быть нежеланной?! Будь я проклят!

– Тогда ты просто сбиваешь меня с толку, я уже не знаю, что и думать. Если ты влюбился в меня с самого начала, то почему ты тогда пропал? И если ты действительно меня любишь, то почему не хочешь увлечь меня наверх и доказать это?

– Тогда я устранился, – ответил он жестко, – потому что счел, что для тебя так будет лучше. Я не понимал… Я думал, этим я причиню боль только себе. Но клянусь, Кейт, я никогда не отрекусь от тебя снова. А насчет «увлечь тебя наверх»… Бог свидетель… – Он помотал головой. – Все это чрезвычайно важно для меня, Кейт! Я не хочу втягивать тебя в то, к чему ты совершенно не готова.

– Не готова?! – вскинулась я. – Еще как готова. Уж ты мне поверь, никогда в жизни я еще не была так готова к этому, как сейчас!

Джулиан глухо рассмеялся.

– Нет, моя милая. Это не так.

– И ты думаешь, тебе известно, что для меня лучше?

– В данном случае – да.

Я открыла было рот, чтобы процитировать ему что-нибудь от Симоны де Бовуар, с демонстративной ссылкой на источник, но что-то меня удержало – какая-то внезапная вспышка, озарение, неожиданное осознание того, что, собственно, он мне предлагает. Тогда я повернулась к Джулиану спиной, прижалась к его широкой груди и прищурилась на потолок.

– Знаешь, – сказала я, немного помолчав и успокоившись, – еще никто и никогда даже не пытался отговорить меня от секса.

– А ты про всех этих мерзавцев?

От него исходило такое мягкое умиротворяющее тепло. Недавнее напряжение полностью исчезло. Спиной я чувствовала, как от ровного дыхания вздымается его грудь, его сильные руки бережно удерживали меня рядом.

– Ну, на самом-то деле их было не так и много. Я успевала вовремя одуматься, прежде чем понести серьезный урон. – Я сделала паузу, подождав, пока все недосказанное весомо ляжет между нами. – Но знаешь, я никогда раньше не осознавала, насколько… до какой степени неполноценными все они были.

Его объятия стали теснее. Джулиан прижался губами к моим волосам, словно заверяя в своей защите, и с чувством произнес:

– Я бы их поубивал.

– Ой, пожалуйста, не надо, – сказала я полушутя, полусерьезно, памятуя, как эффективно отмутузил Джулиан напавшего на меня в парке мужика. Потом выпрямилась перед ним. – Ты обещал иногда играть для меня на фортепиано.

– Ты хочешь сейчас?

– Почему бы и нет? – Извернувшись в руках Джулиана, я тронула пальцем его подбородок. – Уезжать я пока что не хочу, от секса ты уклонился…

– Кейт… И ты ничего другого больше не можешь придумать?

– Ну пожалуйста!

Он обреченно возвел глаза к потолку.

– Пробуешь на мне свои чары? Хорошо же. – Джулиан поднялся с дивана, увлекая меня с собой. – Тогда иди наверх – рояль в той комнате, что окнами на улицу. А я принесу нам вина.

– Вина?

– У меня боязнь сцены, – улыбнулся он и тыльной стороной ладони погладил мне щеку. – Ты меня слишком будоражишь. Я сейчас приду.

Я вспорхнула по лестнице, на площадке свернула направо и обнаружила перед собой сумеречный коридор, ведущий к дверям напротив. Я смутно ожидала, что, возможно, там окажется спальня, но на самом деле комната явно больше походила на кабинет или скорее на музыкальную гостиную – с низким удобным английским диваном в одном конце и настоящим роялем, занимающим изрядное пространство перед окнами. Я включила светильник и, приблизившись к окну, выглянула на улицу внизу.

Интересно, который час? Вроде должно быть не слишком поздно – примерно половина одиннадцатого, – однако казалось, уже значительно позднее. Фонари отбрасывали на опустевший тротуар пятна зловещего желто-оранжевого света; вместо еще недавно оживленно пульсировавшего дорожного движения я увидела лишь проскользнувшее по улице одиночное такси да черный седан. И на меня вдруг нахлынуло чувство признательности судьбе, что я стою сейчас вот здесь, в этой навевающей безмятежность комнате, и где-то рядом со мной Джулиан, дарующий своим присутствием спокойствие и уверенность…

– Легко нашла дорогу? – послышался позади его голос, стоило мне о нем подумать.

– Мм, да, – отозвалась я, не оборачиваясь. – Мне здесь понравилось. Очень уютная комната.

Я услышала за спиной приближающийся ко мне скрип половиц, и вскоре прямо передо мной очутился бокал красного вина. Тут же меня окутало теплом остановившегося вплотную Джулиана.

– Спасибо, – приняла я бокал и, подержав пару секунд в руке, поднесла к губам. – О-о, какое восхитительное!

– И что ты хочешь, чтобы я сыграл?

– Не знаю. Мне понравилось, как ты играл Шопена, когда я заглянула сюда под Рождество.

Он хохотнул у меня над самым ухом.

– Похоже, ты пребываешь под ложным впечатлением, будто я искусный музыкант.

– Разве нет? По-моему, ты превосходен во всем.

– Как пианист я вполне сносен, но отнюдь не спец.

Я развернулась, и наши лица оказались совсем близко друг от друга. Его глаза с веселой радостью глядели на меня.

– Ты от меня так не отделаешься, Лоуренс, – предупредила я.

Он улыбнулся, глотнул вина.

– Твоя взяла. Что ж, учти, ты сама напросилась. Усаживайся поудобнее, – кивнул он на диван.

Я послушно прошла к дивану и с бокалом в руке погрузилась в мягкое сиденье, подвернув под себя ноги.

Джулиан отступил к роялю, сел, поставив свой бокал на край инструмента, потом один за другим, помогая пальцами ног, стянул ботинки, оставшись в носках, и наконец пристроил ноги на педали.

– Шопена? – уточнил он, глянув на меня из-под приподнятой брови.

– Да, пожалуйста. Может, какой-нибудь ноктюрн? Они мне очень нравятся.

Джулиан кивнул.

Рояль стоял под углом ко мне, так что я могла видеть клавиатуру и профиль Лоуренса, светлеющий в приглушенном сиянии ближнего светильника.

– Полагаю, этот должен быть тебе знаком, – молвил он. – «Номер два, ми бемоль мажор».

Он закрыл глаза, как будто припоминая ноты, и на какое-то мгновение полуосвещенную комнату наполнила такая глубокая, абсолютная тишина, что, казалось, застыв в предвкушении игры, я слышала торопливый перестук собственного сердца.

Наконец Джулиан взглянул на свои руки, и в воздух неторопливо, плавно покачиваясь, полились первые ноты ноктюрна, такого задушевного и безупречного, настолько близкого мне и знакомого.

Как же часто доводилось мне слышать эту музыку! Я чувствовала в ней старого верного друга, которого мы с Джулианом оба знали всю жизнь, даже не осознавая этой разделенной связи. Она и не воспринималась просто как музыка – она растревоживала самое глубинное, самое интимное пространство между нами и звучала скорее вопрошающе, требующе. Как будто этой мелодией он нежно взывал ко мне, чтобы просить о чем-то чрезвычайно важном, чтобы выразить то, что невозможно выразить словами.

И мне страстно хотелось ответить Джулиану, крикнуть восторженное «Да! Да!» – однако вместо этого я зачарованно разглядывала его, наблюдая каждую черточку его напряженного лица, глубоко сосредоточенного на воспроизводимой мелодии, на ее тончайших переливах и ярких чувственных всплесках. Глаза его неотрывно следили за кистями, легко скользящими по клавиатуре.

Джулиан определенно любил это произведение, это было более чем очевидно. В отдельных местах ноктюрна, которые я бы назвала моментами обуздываемой страсти, его веки медленно опускались, словно сдерживая невероятный накал эмоций.

«Он очень чувственный, – мелькнуло у меня в голове. – Неимоверно чувственный мужчина». И то, как он целовал меня, как трепетно меня касался, и то, как его пальцы сейчас пробегались по клавишам рояля, извлекая из них эту пылкую, трогающую за живое музыку, – все говорило о беспредельной страстности его натуры.

«Если мы это совершим… – звучал во мне его голос. – Когда мы это совершим…»

Джулиан завершил ноктюрн тихим, замирающим в воздухе, финальным аккордом. На долгое мгновение в комнате вновь воцарилась абсолютная тишина. Наконец он взглянул на меня со слабой, как будто извиняющейся улыбкой, вопросительно поднял бровь.

– Это было потрясающе, – еле выговорила я. – Я так тебе благодарна! Я… Господи, я даже не знаю, что сказать. Сыграй что-нибудь еще.

Он забавно скосил глаза.

– Сразу ясно, что ты не слишком разбираешься в музыке, – усмехнулся он, – за что я неописуемо благодарен небесам.

Он чуть помедлил и заиграл другое произведение, энергичное и крайне беспокойное.

– Что это? – спросила я, не отрывая глаз от его лица.

– Бетховен, – отозвался Джулиан. – «Апассионата», первая часть.

Я послушала еще чуть-чуть, пока не очертилась знакомая мне мелодическая линия.

– Ах да, точно, я это слышала, – пробормотала я.

– Не сомневаюсь.

– А когда ты научился играть?

– Нескончаемые уроки в детстве. Матушка обычно просила играть ей по вечерам, когда я возвращался домой на каникулы. – Он помолчал. – И сейчас довольно много упражняюсь. По ночам, когда не спится. – Джулиан умолк, пробираясь сквозь сложный пассаж, потом спросил: – А как ты познакомилась с Шопеном?

– Что? – Вокруг нас разливалась бурлящая мелодия, и я не сразу уяснила вопрос. – А папа частенько включал мне ее на стереопроигрывателе. Говорил, это бальзам для души.

Джулиан с улыбкой посмотрел на меня и вновь приковал взгляд к клавиатуре.

– Кажется, мне уже нравится твой отец.

– На самом деле папа как папа.

– Не скажи. Ведь он вырастил тебя… Мне так кажется, – продолжил он после недолгой паузы, – ты росла с таким ощущением, будто твое окружение немного тебе чуждо. Что ты не совсем такая, как все твои знакомые. Я прав?

Я поерзала на диване.

– Каждый в какой-то момент это ощущает. Это всего лишь проявление человеческого тщеславия – считать себя в чем-то исключительным.

– А теперь у тебя есть такое ощущение?

– Ну, порой у меня возникают проблемы взаимоотношений. И не потому, что я считаю себя лучше других. Скорее наоборот. Просто я, пожалуй, недостаточно хладнокровна для Манхэттена.

Джулиан понимающе качнул головой:

– Как роза среди одуванчиков.

– Да уж едва ли.

Он не ответил – лишь, улыбнувшись, продолжил играть сонату, напористо сосредоточившись на ее замысловатой ударной концовке и закрыв глаза, покуда иссякали, уходили в ничто ее последние звуки.

– Ох, это просто высший пилотаж, – восхищенно вздохнула я, и Джулиан, взглянув на меня, лукаво подмигнул.

Ничего больше не спрашивая, он глотнул вина и принялся за следующее произведение, играя так самозабвенно, будто меня и вовсе не было в комнате…

Должно быть, в какой-то момент я задремала, поскольку, открыв глаза, обнаружила, что Джулиан, сидя передо мной на пятках, вынимает из моей руки полупустой бокал.

– Ты уже засыпаешь, – ласково сказал он и, протянув руку, убрал мне за ухо прядь волос. – Давай-ка отвезу тебя домой.

До моего дома мы шли не торопясь, рука в руке, не говоря ни слова. Сегодня между нами было столько сказано, и наши головы так напряженно трудились над усвоением всего услышанного, что думать о чем-то еще были уже не в состоянии. И лишь когда впереди показался темно-зеленый козырек над входом в вестибюль, я нарушила молчание:

– Итак, тебя ждать утром перед входом?

– Если честно, сперва мне надо слетать в Бостон, – немного суховато ответил он.

– О нет, только не в Бостон! Тогда, похоже, нам точно надо попрощаться.

Я остановилась в полумраке, чуточку не дойдя до падавшего из вестибюля пятна света, развернулась к Джулиану.

Качнувшись вперед, он обхватил меня ладонью за макушку и крепко поцеловал.

– Мы не прощаемся, – с чувством сказал он.

– Да уж не обессудь. Ты от души меня сегодня запугал.

– Извини… – Джулиан закрыл глаза, приникнув лбом к моему лбу. – Прости меня, любимая. Я искуплю свой промах.

– Только, надеюсь, не еще одним пакетом в авиакомпании, – пошутила я. – На сей раз хватит и цветов.

– Нет, у меня уже припасено кое-что для тебя… – Он потянулся в карман пиджака и вручил мне небольшой сложенный конверт.

– Что на сей раз? – с опаской спросила я, крутя его в руках.

– Ты только не заводись, как говорят у вас, американцев, – предупредил он. – Я вовсе не хочу тебя этим отпугнуть.

Я внимательно посмотрела на него из-под ресниц, потом открыла конверт и обнаружила связку ключей и крохотный листок бумаги.

– Это от дома, – пояснил Джулиан.

– Погоди…

– На всякий случай, – поспешил добавить он. – Если я у себя в офисе или меня нет в городе, а тебе вдруг что-то понадобится.

– Ох…

– Вот этот – от кноба, два других – от врезных замков. Код сигнализации – на листочке. И разумеется, чтобы прийти, не надо спрашивать у меня разрешения. Если хочешь, можешь взять себе что-нибудь почитать.

– Ох, Джулиан… – Я наконец отважилась посмотреть ему в лицо. Его широко распахнутые глаза взволнованно блестели, глядя на меня с трепетным ожиданием. – Джулиан, спасибо, я очень тронута. В смысле, ты можешь мне доверять. Я не стану, как бы это сказать… вторгаться в твою частную жизнь. Обещаю.

Тут напряженность на его лице сменилась улыбкой, он тихо, радостно засмеялся. Потом нежно погладил меня по щеке:

– Милая моя девочка, неужто ты не понимаешь? Этого-то я как раз и жду от тебя.

ГЛАВА 10

Всю ночь над городом собирались тучи, постепенно заволакивая небо плотным одеялом и сменяя благодать вчерашнего дня влажным удушливым утром – откровенным предупреждением о совсем уже близком лете. В тяжелом воздухе я вяло продвигалась от станции подземки на Бродвее к зданию «Стерлинг Бейтс» на Уолл-стрит, читая в своем смартфоне последнее электронное послание от Джулиана. Оно пришло как раз, когда я ехала, покачиваясь, в вагоне метро, прижатая к потной подмышке какого-то верзилы в дешевеньком костюме и с гитлеровскими усиками.

«Приземлились легко. В Бостоне красотища. В следующий раз непременно возьму тебя с собой».

«Будет скандал, – набрала я в ответ. – Надеюсь, номера окажутся отдельными».

Я прошла через вращающиеся двери в вестибюль, быстро провела пластиковым пропуском через датчик турникета, скользнула дальше…

Турникет захлопнулся, едва не пришибив мне ребра.

Я снова торопливо скользнула пластиковой картой. То же самое.

Вздохнув, я повернулась к охраннику:

– Извините, у меня, должно быть, каким-то образом размагнитился пропуск.

Он взял у меня карту, рассмотрел.

– Минуточку… – и отошел к телефону.

Я осталась стоять, нетерпеливо постукивая туфлей.

Вечером должен был вернуться Джулиан, и мы с ним предположительно договорились – если мне, конечно, удастся вовремя закончить работу – вместе где-нибудь перекусить. Или заказать что-нибудь с собой в китайском ресторане. А потому мне страсть как хотелось поскорее добраться до рабочего места и разгрести дела.

– Да, Кэтрин Уилсон, – повторил охранник в телефон. Некоторое время он что-то слушал, кивая, наконец повесил трубку.

– Подождите здесь, – сказал он мне бесстрастным тоном. – За вами кто-нибудь спустится.

– А вы не могли бы меня просто пропустить через турникет? – чуть не взмолилась я.

– Мне сказали, за вами спустятся, – пожал он плечами.

Вздохнув, я перевесила ноутбук на другое плечо. Шли минуты, а я все стояла в совершенно дурацком положении возле стойки секьюрити.

Завибрировал новым сообщением «Блэкберри»:

«Может, хотя бы с общей дверью?»

Я улыбнулась, глядя на экран.

«Вы, мужчины, и впрямь только и думаете, что о сексе», – послала в ответ.

– Кейт?

Подняв глаза, я обнаружила перед собой Пола Баннера.

– О господи, – озадаченно произнесла я. – Мне очень жаль, что вам пришлось сюда спускаться. Послали бы кого-то из стажеров.

Баннер кашлянул, прочищая горло.

– Пойдем со мной, Кейт.

«Уже не Кэтти», – отметила я.

Внутри меня что-то екнуло, в мозгу словно вспыхнул предупреждающий сигнал.

Шеф провел меня через турникет по гостевому пропуску, и мы дошли до площадки лифта. Не проронив ни слова, Баннер нажал стрелочку вверх и в ожидании застыл рядом со мной. Двери открылись, и вместе с тремя-четырьмя попутчиками мы вошли в лифт, оказавшись в неловкой тишине его объемистой кабины. Потянувшись к табло, Баннер нажал кнопку «18».

«Капитал Маркетс» размещался на двадцать третьем этаже.

У меня повлажнели ладони, сердце гулко, тревожно заколотилось. От волнения почувствовав болезненную резь в глазах, я напряженно моргнула.

«Не показывай свою слабость!» – велела я себе.

На Уолл-стрит, когда тебя увольняют – даже если это простое сокращение и в этом нет никакой твоей вины, – кто-нибудь из старших сотрудников препровождает тебя в кадровый отдел, где тебе сухо объявляют о разрыве рабочих отношений и требуют подписать бумаги, что у тебя нет никаких правовых претензий к фирме, взамен на денежную компенсацию, которая обычно исчисляется в размере недельной заработной платы за каждый год, проработанный в конторе, плюс пятьдесят процентов бонуса, полученного тобой за минувший год. Получившаяся сумма переводится единовременно прямым зачислением на депозит. Затем ты сдаешь все принадлежащие фирме электронные устройства, после чего охранник немедленно выпроваживает тебя из здания. Тебе не позволено ни задержаться у своего рабочего стола, ни даже попрощаться с бывшими коллегами.

В общем, самый настоящий публичный позор.

Я не ожидала, что Баннер останется. Я слышала, операционные директора, приведя увольняемого, обычно побыстрее испаряются, оставляя всю неприятную работу по «кровопусканию» представителю отдела кадров. Однако, когда мы прибыли, Баннер прошел в кабинет вслед за мной и указал мне на место за длинным узким столом, за которым сбоку, рядом с парой управляющих, сидела Алисия Боксер. Во главе стола заседала дама в вишневом костюме. Последняя, хрипло откашлявшись, спросила:

– Я полагаю, вы знаете, зачем вас сегодня сюда пригласили?

– Ну, судя по всему, меня решили освободить от должности. Или я не права?

Дама колюче посмотрела на меня.

– Вас увольняют по веской причине, мисс Уилсон, – размеренно проговорила она. – В минувшие выходные фирма получила неопровержимые доказательства, что вы занимались неблаговидной и, вероятно, незаконной деятельностью по информационному обмену с хорошо известным нам контрагентом по финансовому бизнесу.

Я изумленно уставилась на нее:

– О чем вы говорите?!

Дама опустила взгляд на лежавшие перед ней бумаги:

– Посовещавшись на предмет произошедшего, члены руководства компании решили не выдвигать официальных обвинений. Взамен от вас требуется немедленно покинуть стены фирмы, сдав все электронные устройства и кредитные карты, оформленные для вас банком «Стерлинг Бейтс», и дать обязательство не выдвигать в дальнейшем каких-либо правовых или финансовых исков в адрес компании. – Она воззрилась на меня. – У вас есть какие-то вопросы?

– У меня масса вопросов. Я совершенно не представляю, о чем вы говорите. Я в жизни никому не передавала никакой ценной информации. Мне бы такое даже в голову не пришло. – Я беспомощно посмотрела на Баннера. – Вы же это знаете.

Заерзав в кресле, тот уставился в стол перед собой. Я перевела взгляд на Алисию. Она скривилась в извиняющейся улыбке, и ее голубые глазенки торжествующе сверкнули из-под набрякших век.

– Ах, вот оно что… – выдохнула я. Все разом сложилось в единую картинку. – Мой ноутбук… В пятницу утром я застала тебя за своим лэптопом. Что же ты там делала? Что-то подбрасывала туда?

– Я не вправе посвящать тебя в любые детали нашего расследования, – с важным видом заявила Алисия. – Все это крайне досадно, Кейт. И все мы тобой весьма разочарованы.

Я снова уставилась на даму из кадровой службы.

– Где же ваши улики? Мне что, даже не дадут сказать слово в свою защиту?

– Вы можете составить письменную претензию к своему подразделению. Однако если вы будете настаивать на юридическом рассмотрении вопроса, уверяю вас: мы применим агрессивные меры правового воздействия. – Она сделала едва заметный акцент на слове «агрессивные». Этакий звериный рык. – Мы абсолютно уверены в собранных нами фактах, – добавила кадровичка.

Я вдохнула поглубже. Я была настроена с достоинством выйти из сложившейся ситуации.

– Что ж, ладно. Вот мой ноутбук. – Я расстегнула сумку и улыбнулась Алисии. – Не сомневаюсь, тебе хорошо известно, что в нем, – сказала я и толкнула лэптоп к ней через стол. – А вот «Блэкберри», – бережно положила я смартфон рядом с компьютером, пытаясь унять дрожь в руках. Телефон тут же задребезжал. Новое сообщение. Вероятно, от Джулиана. – Никаких кредитных карт компании или чего-то подобного у меня нет.

– Спасибо, – с явным облегчением произнесла дама и протянула мне лист бумаги. – Если вы сейчас подпишетесь под этой распиской, мы можем закрыть инцидент.

Я приняла от нее бумагу, проглядела текст. Сплошная юридическая заумь! Будь даже мои мозги в отличной рабочей форме – чего в данный момент, естественно, не наблюдалось, – я бы все равно там не уразумела, что к чему. Я заколебалась.

– Знаете что, мне, пожалуй, хотелось бы, чтобы сперва на нее взглянул адвокат.

– Сожалею, но, боюсь, я не смогу выпустить вас из этого кабинета, пока вы не подпишете данную бумагу.

Я недоуменно взглянула сперва на дамочку, потом на Баннера с Алисией и двух других управляющих. Баннер все так же сидел, упершись взглядом в стол. Похоже, он прекрасно знал, что на самом деле происходит. «Алисия же спит с Баннером. Разве ты этого не знала?» – усмехнулась я про себя. В голове тут же эхом отозвался голос Чарли, озвучивавшего пикантный слушок годичной давности.

Все утехи да забавы, конечно, пока такая вот цыпочка не выставит тебя перед судом за сексуальные домогательства. Или пригрозит это сделать.

И разве был у меня хоть малейший шанс отбиться?

Я вновь повернулась к кадровичке и с улыбкой сказала:

– Ладно. Я подпишу.

Написав внизу свое имя, я посмотрела на даму в вишневом, давая понять, что даже не читала документа. Это был мой протест, мой единственный способ заявить, что все они полное ничтожество и заседание их – сплошной фарс.

– Спасибо, – сухо сказала та, подняла трубку со стоявшего возле нее телефона, набрала пару цифр. – Да, мы готовы.

Поднявшись из-за стола, я совершенно спокойным голосом проговорила:

– Я только хотела, чтобы вы знали, что сидящая здесь вот эта женщина, – указала я на Алисию, – из всех вас делает полнейших идиотов. И из меня, видимо, тоже. И вам, наверно, крайне повезет, если однажды она не пустит по ветру весь этот чертов банк, может, даже просто по причине своей полнейшей некомпетентности. Так что желаю удачи – теперь это уже ваша проблема, не моя.

Дверь открылась, у входа застыл в ожидании меня вооруженный охранник. Я невозмутимо прошагала за дверь, оттуда к лифтам, потом спустилась вниз, в вестибюль, миновала турникеты, вращающуюся дверь…

Вот и все.

Я не хотела реветь на людях. От подавляемых рыданий саднило горло, рвущимися наружу слезами щипало веки, но как-то мне все же удавалось себя сдержать.

Мне отчаянно хотелось позвонить Джулиану или послать ему мейл, однако и мой компьютер, и «Блэкберри» теперь были у них. И может статься, именно сейчас они просматривают содержимое почты, читая все наши нежные послания друг другу. И то письмо, что Джулиан отправил мне последним и которое я так и не смогла прочесть.

Я все еще пребывала в шоке. Что я скажу теперь родителям? Или подругам? В какие-то десять минут моя жизнь вдруг полетела под откос. Меня уволили на законном основании. Это означало, что теперь в бизнес-школе Tuck в Ганновере отменят мое зачисление. Я осталась без работы, без доходов, и на моем имени отныне лежало огромное черное пятно, что весьма немаловажно в той отрасли, где в первую очередь ценится репутация. У меня больше не было ничего. Как я встречусь с Джулианом? Разумеется, он мне поверит. Он-то знает, что я не делала ничего предосудительного. Возможно, он попытается взять меня под свою опеку, захочет содержать. Убедит меня переехать к нему, позволить все для меня покупать…

Но как я смогу так унизиться? Как смогу принимать от него то, что сама не в состоянии заработать? И когда пламя его страстной одержимости мною начнет понемногу опадать – что, конечно, неминуемо случится, – где я тогда окажусь?