Текст книги "За морем"

Автор книги: Беатрис Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

– Представляю, сколько я доставила волнений. Мне очень жаль. Но я так перепугалась за тебя! Я услышала эти выстрелы, а потом Артур сказал… Он ведь застрелился, Джулиан. Прямо на моих глазах сунул в рот ствол и застрелился… И я поверила, что ты точно погиб, иначе он этого не сделал бы.

Я наконец поставила чашку на столик и прижалась лицом к его футболке. Мне все никак было не насытиться его физической, осязаемой реальностью.

– Кейт, никто из нас не предполагал, что такое случится. Мы ведь с Джеффри на самом деле все заранее спланировали. Я знал, что кто-то хочет меня убить. И в общем-то, это сделает: ведь именно поэтому ты отправилась ко мне в прошлое. А когда вдруг обнаружилось, что это не какие-то грозные заговорщики, а всего лишь Артур, мы решили, у нас есть шанс его остановить. Отвлечь его – чтобы он оказался как можно дальше от тебя – и попытаться потолковать с ним, ускорить тот неминуемый критический всплеск, который наконец все разрешит. Может, это была глупая, продиктованная отчаянием идея, но и обратиться за помощью к властям мы, разумеется, не могли. Как не могли ни запереть его, ни оставить все это тянуться дальше и ждать, пока он сам однажды не спустит курок. Если бы я только знал, что ты там, в Саутфилде, и все это видишь…

– Но я же слышала выстрелы, Джулиан! Я пыталась понять, откуда стреляли, побежала искать тебя, а вместо этого наткнулась на Артура, который совершенно сошел с ума и устроил эту жуткую сцену… Боже, страшно вспомнить. Бедняга.

– Я горько сожалею. Даже не представляешь, как…

– Сожалеешь? О чем? – Я подняла голову, изучающе глядя в его запрокинутое лицо с прикрытыми глазами. – Стоп. Погоди-ка… Джулиан, почему Артур решил, что Джефф в тебя стрелял?

– Ну, потому что он на самом деле стрелял, – нехотя пробормотал Джулиан.

Я подскочила на месте:

– Боже мой! В тебя стреляли? Куда?

– Как раз в плечо. Рана поверхностная. Он был крайне осторожен.

– Джулиан! Куда тебе попали? В какое плечо? Почему ты ничего не сказал? – Отпрянув назад, я уставилась ему на грудь, боясь даже прикоснуться.

– В правое, – спокойно показал он. – Да ничего страшного, дорогая. Уже почти все зажило.

– А что, если бы он задел что-нибудь важное? Сердце, например? Или легкие?

– Милая, он же был снайпером, так что прицелиться куда надо Джефф умеет.

– Ну а попади он в артерию? Или задень кость?

Джулиан не ответил.

– Боже мой, – снова прильнула я к его груди, подавшись уже правее. – Надеюсь, ты хотя бы показался доктору?

– Разумеется. Так что и вылечен, и выписан, – усмехнулся он.

– А еще сказал «слегка поранился», в то время как в тебя стреляли!

Я внимательно посмотрела на его правое плечо, закрытое белой футболкой. Теперь, уже все зная, я могла заметить под ней еле различимый обмотанный участок тела, словно обтянутый майкой. Я осторожно тронула пальцем край бинта.

– Ты чересчур волнуешься из-за этого, милая. Теперь уже почти все прошло, честное слово.

– Джулиан, Джулиан, это же уму непостижимо! И еще… что за… Вы с Джеффом все это спланировали? – Я недоуменно покачала головой, пытаясь успокоиться и здраво все обдумать. – Но ведь как раз он за всем этим и стоял, Джулиан! Он послал мне книгу, он рылся в моих вещах. И он помог Алисии меня подставить…

– Видишь ли, он ничего этого не делал. Это все Артур.

– Артур?! Но как же… его сотовый… Да и Алисия сказала…

«Что же там сказала мне Алисия?» – попыталась вспомнить я.

– Артур прикрывался Джеффом, дорогая. Пользовался его телефоном, выдавая себя за него. Ему это было совсем не сложно – если ты помнишь, у них был один кабинет на двоих.

– Я тебя умоляю! Это Джефф тебе наболтал?

– Ну, подумай сама, моя радость. Джефф никогда бы добровольно не выдал наш секрет – стал бы он посылать тебе эту биографию? И он определенно ни за что не стал бы рисковать «Саутфилдом».

Этого я точно не могла отрицать.

– Но зачем Артур выдавал себя за Джеффа?

Джулиан пожал плечом:

– Похоже, чтобы отвести мои подозрения. Или, может, он боялся моей реакции, когда я однажды выведу его на свет.

– А эта история с Холландером? За этим что, тоже стоял Артур?

– Сейчас это все более чем очевидно, да? Но вплоть до последнего момента я думал, что перед нами две проблемы: реальная угроза, то есть некий человек, который охотится за Холландером и, вероятно, за тобой, и, с другой стороны, имеющий исключительно личные мотивы, несчастный старина Артур, видящий, как я влюбился в тебя. Мне бы в голову никогда не пришло, чтобы Артур выпытывал о тебе информацию у Холландера. Это совершенно не в его духе. К тому же он никогда не заговаривал со мной о том, что случилось в Амьене. Я даже решил, что он и не знает, что между нами было, что он тебя, скорее всего, и не запомнил вовсе. Так что для меня все сложилось в одну картину, только когда ко мне в то последнее утро заявился Джефф.

– Да, помню. Я тогда только вернулась от врача.

– Ну да. У Джеффа уже возникли кое-какие подозрения – сперва из-за книги, а особенно после поведения Артура в опере. Тот ведь сам упорно настаивал, чтобы познакомиться с тобой, прямо одержим был этой идеей. А на следующий день, когда я позвонил Артуру и попросил его стать свидетелем на нашем бракосочетании, он прямиком направился к Джеффу, уже вне себя от паники, с таким видом, будто вокруг него уже рушится мир. Артур во всем ему признался: и что всячески подстерегал тебя и выслеживал, и что устроил всю эту подставу со «Стерлинг Бейтс» – и попросил Джеффа предотвратить наш брак. Причем, если понадобится, даже силой.

Слова Джулиана плавали в моем сознании, то складываясь в единую схему, то снова распадаясь; мозг отказывался верить в этот незнакомый образ Джеффа как преданного друга и верного сторонника. Напротив, я как сейчас видела перед собой его раздраженное лицо, мрачное от затаенной обиды.

– И ты поверил в версию событий Джеффа? – наконец спросила я.

– Кейт, на земле только два человека, которым я абсолютно доверяю. Ты и Джеффри Уорвик.

– Надеюсь, именно в этом порядке.

– Ах ты ревнивая маленькая плутовка! Ну да, если тебе угодно. – Левой рукой он потянулся к столику и подхватил мою чашку с кофе. – Давай-ка ешь свой круассан. И кофе еще выпей. Ты, должно быть, проголодалась.

Я послушно хлебнула кофе, откусила еще от рогалика.

– И все-таки. Как ты позволил, чтобы он в тебя стрелял после всего, что… боже мой…

– Ну, у нас, собственно, и не было особого выбора. Мы позволили Артуру утащить меня в Саутфилд, на кладбище. Я пытался вразумить его, объяснить, что действительно чту память Флоренс. Я показал Артуру ее могилу, силясь убедить его, что Флоры уже нет, как нет и того, прежнего мира, что пора уже принять нынешнюю реальность и как-то жить дальше. Иначе, говоря вашим современным языком, раз и навсегда подвести под прошлым жирную черту. Но его это лишь еще больше взбесило. Он вытащил пистолет и стал мне угрожать. Я попытался забрать у него оружие, но Артур бросился бежать. Как ты, наверное, наблюдала сама. – Джулиан сокрушенно покачал головой. – Если бы я только видел тебя на этом чертовом уступе!

– Я пыталась тебе крикнуть, но ветер был в лицо. Ты меня так и не услышал.

– Да уж, в тот день все как будто выстроилось против нас. – Джулиан потер пальцами лоб. – Мы с Джеффом погнались за ним, приперли в старом лодочном сарае с этим его проклятым пистолетом в руке. А ведь как раз такого расклада мы и надеялись избежать. Но он не смог этого сделать.

– Чего не смог сделать?

– Выстрелить в меня.

– Естественно, не смог. Он же… – Умолкнув, я допила остатки кофе и отставила чашку обратно на столик. – Он слишком тебя любил.

– Ага, и потому он велел сделать это Джеффу. Вынул из кармана еще один пистолет и приставил ему к виску. А уже после попытался застрелить и его, но промахнулся. Хотя и стрелял практически в упор, бедолага.

Я зажмурила глаза.

– Эти ужасные два выстрела. И ты лежал там, раненый, истекая кровью…

– Милая, Джефф вынужден был это сделать. Мы с ним заранее обсудили возможность того, что меня придется нарочно поранить. Это, понимаешь, своего рода упреждающий удар, чтоб заставить Артура понять, что все это не заслуживает кровопролития. Джеффу эта идея совсем не понравилась, но лично я очень рад, что мы имели возможность как-то подготовиться до того, как Артур раскроет карты…

Тут я резко открыла глаза:

– Счастливая рана! Боже! Так вот что имел в виду Джефф, когда вы все вместе уезжали! Только тогда я не поняла, что это значит!

– Мы выбрали правое плечо, поскольку я уже давно успел научиться делать все левой, – расслабленно потряс он ею передо мной.

– Ты ненормальный идиот! Как ты мог планировать собственный расстрел?!

– А что я еще мог поделать? Нам же надо было как-то увести его от тебя! Надо ж было найти какой-то способ разом решить этот вопрос, не причинив ему вреда, не привлекая к делу посторонних и не заключая беднягу куда-то под замок на всю оставшуюся жизнь. Не делать же из него «сумасшедшего на чердаке»!

– И ты ради этого ставил на кон свою жизнь?

Джулиан пожал левым плечом.

– Это была единственная наша надежда спасти беднягу. – Он медленно провел рукой мне по спине. – Но так вышло, что, спасая себя, мы погубили его.

– Но в том не твоя вина, Джулиан. Он же сам это выбрал, – разгорячилась я. – Черт возьми, вы же сделали для него все, что можно, дали ему столько всяких шансов! Я видела его лицо: он желал своей смерти! Он сам хотел отсюда уйти. Неужели ты никак не можешь с этим смириться? Здесь не могло быть никакого благополучного исхода, Джулиан. Порой, как ни крути, любой вариант отвратителен.

– Я велел Джеффу бежать за ним. А тот трясся за меня, глупец…

– Бог ты мой, – закрыла я глаза ладонью, подавив просящиеся слезы. – Так собою рисковать! Подставляться под пулю!

– Все это ерунда, Кейт. По сравнению с твоей безопасностью, все остальное не имело значения. Я бы… – Он осекся, пригладил мне волосы. – Тебе ж самой это все знакомо. Ты пошла на куда большую жертву, решившись отправиться в прошлое. Самое смелое, на что только способен человек.

– Никакая это была не смелость, – покачала я головой. – У меня не было выбора. Я даже не успела ничего обдумать.

– Разве не в этом истинная храбрость?

– Нет. И как раз самое страшное было намного позже: стоять на перроне, провожая тебя навсегда.

Его рука замерла в глубине моих волос.

– Теперь ты видишь, родная, почему мне никогда не надо было от тебя никаких слов, – проговорил он низким мрачным голосом. – Ты на деле показала мне свою любовь. И столько тогда сказала мне, благослови тебя небо, хотя в этом и не было нужды. Я видел твою любовь. И чувствовал себя растерянным и посрамленным, ибо даже не представлял, как такую любовь я могу заслужить.

– Джулиан… – Я подняла руку к его лицу. Его ладонь тут же нашла мою, переплетясь с ней пальцами, и я непривычно ощутила впечатавшееся в мою кожу обручальное кольцо Джулиана. – Слова на самом деле столь ничтожны, когда я люблю тебя так сильно, так безгранично. Когда мне кажется, будто я вся сотворена из этой изначальной стихии. Как могла бы я просто говорить «я люблю тебя»? Этих слов недостаточно, чтобы все выразить. – Я немного помолчала, раздумывая. – К тому же самому тебе всегда удавалось сказать об этом куда лучше, нежели мне. Даже когда я пыталась, все получалось слишком скомканно.

– Ну, не знаю, – усмехнулся Джулиан. – Сейчас-то вышло просто великолепно. Весьма убедительно.

– Ага, я непременно запишу. И буду потом каждый день тебе зачитывать.

Каждый день! Как чудесно звучали эти два слова!

Я крепко сжала его пальцы.

– Прости меня за все это.

– Простить? – изумился он. – За что? За твою любовь? За то, что, не раздумывая, отправилась за мной на край земли?

Он еще крепче прижал меня к себе, мягко, неторопливо гладя ладонью по спине, и под его рукой стало постепенно отпускать ощущение разбитости во всем теле. Скрученные нервным комком мышцы как будто расправлялись, и я вся растворялась в блаженном состоянии покоя.

Через какое-то время надо мной раздался легкий смешок.

– Что такое? – подняла я глаза.

– Да вот вспомнил ту нашу первую ночь в Коннектикуте. Ты даже не представляешь, что я чувствовал, когда после стольких долгих лет снова держал тебя в объятиях. Эта неутолимая тоска по тебе и бесконечные бессонные ночи, когда я вспоминал каждую мельчайшую подробность нашей ночи в Амьене.

Я извернулась, ткнувшись носом ему в футболку.

– Ну, тут ты, в общем-то, сам виноват. Прожить двенадцать лет сущим монахом! Ведь, когда Холландер перенес тебя в наш мир, мне было всего-то тринадцать лет от роду. И я никогда бы о том не узнала.

– Кэтрин Эшфорд, – заговорил он возмущенным тоном, приподняв мое лицо за подбородок, – вы что, допускаете, что я мог бы вам изменить?

– Знаешь, все же столько лет обходиться без секса… В том смысле, что формально это не являлось бы изменой. Ведь я еще даже не знала о твоем существовании.

– Кейт, ну как, по-твоему, я вообще мог взглянуть на другую женщину, зная, что где-то ты живешь на этом свете и ждешь, пока я однажды тебя найду? Нарушить данный тебе обет – и только ради секса? – с глубоким негодованием ответил он.

– Двенадцать лет – довольно долгий срок. К тому же, Джулиан, целая толпа красоток до смерти желает забраться к тебе в постель. Думаю, я бы это поняла.

– Надеюсь, это ты так шутишь. Дразнишь меня своими бесстыдными дерзостями.

– Мне бы не хотелось об этом думать, – сказала я, смущенно уткнувшись взглядом ему в грудь, – я даже представить не могу тебя с другой… Но… это, наверное, как-то все же уравняло счет. Как ты думаешь?

– Это совсем не одно и то же. Ты-то еще не знала меня. И не была за мною замужем.

– Так ведь и ты на мне еще не был женат.

– Нет, был. По крайней мере в душе. Разве в Амьене не я собственноручно надел тебе на палец кольцо и закрепил его своим поцелуем? – Запрокинув мне голову, Джулиан страстно заглянул мне в глаза. – Кейт, любимая, единственное, чего я жаждал все эти долгие, ужасные годы, – чтобы вернулась моя жена. Моя Кейт. Ничего иного я не хотел. И никого другого, кроме тебя. И когда я вошел тогда в конференц-зал и понял вдруг, что это ты…

– Так вот с первого же взгляда? После двенадцати лет?

– Ну, я не был полностью уверен. Но мне ужасно захотелось немедленно это выяснить. И потому я вежливо сбежал с переговоров и пробрался к твоему рабочему месту. И тут пришла ты – с собранными этой несчастной резинкой волосами, с твоими необыкновенными глазами, сверкающими серебром. И я тебя узнал! Теперь я точно знал, что это ты.

– А я тогда не знала, что и думать! Сам великий Джулиан Лоуренс вдруг с бухты-барахты запал на меня.

Рассмеявшись, я потерлась носом о его ворот. Теплый запах его кожи вызвал во мне целый калейдоскоп воспоминаний. Повернувшись, я глянула из-за его плеча на широкую кровать с помятыми простынями.

– Но знаешь, ты ведь мог мне все сказать. Предупредить, чтобы я не отправлялась в прошлое. Что ты уже меня встретил и ничего изменить не получится.

– Как будто это бы тебя остановило! Кейт, ты же считала, что я мертв. А я всегда думал, что раз уж ты перенеслась назад, то значит, я к тому моменту уже погибну. И еще я знал, что ты не задумываясь пожертвуешь собой ради самой зыбкой надежды меня спасти, моя храбрая возлюбленная. Что ты непременно отыщешь возможность отправиться назад – в любом случае, просто чтобы попытаться, – потому что любишь меня так сильно и беззаветно, как я, наверное, не заслуживаю. – Он крепко и надолго прижался губами к моим волосам и наконец продолжил: – Поэтому я не мог себе позволить даже просто намекнуть тебе, что однажды ты можешь отправиться за мною в прошлое. Так, по крайней мере, если я не в силах был в конечном итоге уберечься сам, то мог хотя бы спасти тебя.

– И полагал, что ради моего спасения можешь все предусмотреть и проконтролировать.

– Возможно, я просто усвоил собственный опыт.

– Но я же не могу перестать дышать! Если такой мужской шовинист…

– Никакой я не шовинист! – возмущенно вздернулся Джулиан, но потом его тон смягчился: – Я лишь хотел защитить тебя. Я не мог иначе. Я ни за что бы не простил себе бездействия. Ты – моя жизнь. Я просто не могу без тебя. – Он помолчал немного. – Возможно, ты и права. Возможно, мне следовало бы поведать тебе больше… Я наделал столько ошибок, моя радость, а тебе пришлось за них расплачиваться.

– Бог с тобой, Джулиан, как ты можешь так говорить! Ты, который ради меня пошел под пули!

– Дорогая, меня правда лишь задело, честное слово.

– Дай я взгляну.

– Потом. Ничего там такого нет.

– Дурачок, стоик ты мой ненормальный! – улыбнулась я и, взяв его лицо в ладони, стала покрывать его поцелуями: в нос, лоб, в каждое веко, в волосы на висках, в мягкую, едва отросшую щетину на щеках.

Теперь передо мной предстало совершенно мужское лицо – с тонкой сеточкой морщинок вокруг глаз, с обтянутыми кожей скулами и подбородком. Целых двенадцать лет жизни, двенадцать лет постепенных, еле заметных перемен – и все прошло мимо меня!

– Дорогой мой дурачок, преданный, единственный и неповторимый! – выдохнула я ему в губы.

Он польщенно вздохнул и, обхватив меня руками, медленно провел ими до головы, обхватив ладонями затылок. Я чуть подалась назад, кое-что припомнив, и, вытянув его левую руку, удержала перед собой:

– Вижу, ты носишь свое кольцо.

– Ну разумеется. Почему бы мне его не носить! Я ведь твой законный муж. Наконец-то, черт возьми!

Я покрутила кольцо пальцами, глядя, как играет свет на его тонкой золотой полоске.

– Я просто к нему еще не привыкла, – и, подняв глаза на Джулиана, улыбнулась. – Оно так чудесно на тебе смотрится!

– Да, до сих пор вызывает немножко странное ощущение, но мне это даже нравится.

– Что значит «до сих пор»? Сколько все же времени прошло? Какое нынче число?

– Нынче? Думаю, десятое октября. Мне пришлось пару суток провести в этой дурацкой больнице…

– Ох, лучше не напоминай, Джулиан.

– …пока Джефф разбирался с делами бедняги Артура. А потом мы двинули с Холландером к Гавру, пока наконец не отыскали тебя. – Осторожно выскользнув из-под меня с кресла, Джулиан направился к огромным, парой идущим вдоль стены окнам, рассказывая на ходу: – Сперва мы сфокусировались на том месте, где предположительно находился корабельный трап, но безуспешно. Тогда мы стали нащупывать нужное место, потихоньку смещаясь концентрическими кругами… – Он отдернул в стороны шторы, открыв вид на ни с чем не сравнимую, утреннюю парижскую суету. – Вот так-то лучше. Вижу знаменитый Пантеон… Естественно, все наши попытки проходили под покровом ночи, чтобы не привлекать внимания. Ушла целая неделя. Если бы понадобилось, я рыскал бы там хоть до скончания века. – Джулиан раздвинул шторы на втором окне и наконец повернулся ко мне, сияя счастливой улыбкой. – И наконец-то мы увидели тебя, такую неописуемо прекрасную и живую! Столь огромной радости, дорогая, я в жизни не испытывал! А теперь иди-ка сюда, я хочу кое-что тебе показать.

Поднявшись с кресла, я подошла к нему. Он приобнял меня левой рукой, правая же осталась висеть прижатой к боку.

– У тебя есть хотя бы перевязь или что-нибудь в этом роде? – подозрительно спросила я.

– Да. Попозже нацеплю.

– Нет, сейчас. Я не хочу, чтобы ты рисковал этим плечом. Держу пари, там у тебя еще и швы остались, верно?

– Ах ты маленькая властная плутовка! – прищурившись, взглянул он на меня и прошел к бюро в глубине комнаты.

Его пижамные штаны изумительно обрисовывали тело ниже футболки, и я совершенно бесстыдно пялилась на его стройные и крепкие округлости, прикрытые неплотно сидящим хлопком. Когда же он развернулся ко мне от бюро, у меня из груди вырвался невольный вздох.

– Что такое? – недоуменно спросил он, возвращаясь ко мне с бледно-голубой перевязью в руках.

– Просто любуюсь. Давай-ка я… – Взявшись за завязки, я завела их Джулиану за шею и надежно закрепила. Губы у меня тут же расплылись в улыбке.

– Что, улыбаешься столь хитроумному приспособлению?

– Нет, просто думаю кое о чем… Интересно, в ближайшие недели ты будешь проявлять чудеса изобретательности или же сделаешься нехарактерно для тебя послушным?

– Ха! – подхватил он меня левой рукой. – Много ты знаешь о моих способностях!

– А ты можешь отжиматься на одной руке?

– Я могу все, если есть заманчивые стимулы.

– Все ж таки побереги свою правую конечность, когда будешь изображать супергероя, – менторским тоном сказала я и закрыла глаза, прижавшись к нему лицом и наслаждаясь этим дивным ощущением тепла его груди под тонким хлопком. – С ума сойти, организовать собственный расстрел! Не смей больше так делать, слышишь?

Я почувствовала, как Джулиан играет волосами у меня за спиной, то накручивая на палец прядь, то вновь отпуская, как он частенько делал раньше. И эти его простые, незатейливые движения показались мне теперь величайшей роскошью на свете.

– Однажды ты попросила меня, – заговорил он через некоторое время, – чтобы я просыпался вместе с тобой, дожидался, когда ты проснешься, а не подскакивал ни свет ни заря. Я тогда ответил, что просто привык к утренней боеготовности.

– Сегодня так чудесно было проснуться наконец в твоих объятиях! Вот о таком блаженстве я и мечтала!

– А как же в Амьене?

– Тогда я всю ночь провела без сна. Это было совсем другое.

– Ты за всю ночь ни разу не заснула?

– Как же я могла заснуть? – пожала я плечами. – Я ведь думала, что никогда больше тебя не увижу.

Некоторое время он ничего не отвечал, лишь с такой силой прижал меня к себе рукой, так что я едва не задохнулась.

– На самом деле тут есть иная причина, – заговорил он наконец. – Ты даже не представляешь, как ты прелестна, когда спишь. – Его голос зазвучал бархатной лирической каденцией, словно он декламировал стих. – Этот чудный румянец на твоих щеках, эти изящные линии скул. И эти тончайшие, еле заметные изгибы в уголках твоих сомкнутых глаз. И твои темные волосы, разметавшиеся по подушке или по моей груди, такие мягкие и шелковистые. И твои чувственные губы, такие розовые и округлые, слегка раздвинутые во сне. Все минувшее лето я по привычке просыпался на заре, донельзя настороженный всеми чувствами, и вместо глинистых стен офицерского блиндажа видел тебя – божественное видение, точно ангел, отдыхающий в моих руках. Это было невыносимо прекрасно. Если бы я тебя разбудил, то разрыдался бы, наверное.

– И ничего страшного, слезы иногда полезны.

– Хмм… – Он развернул меня, прижав спиной к своей груди, левой рукой обхватив меня за талию. – Выгляни в окно, любовь моя.

– Чудесный вид.

И в самом деле, вид из окна простирался на юго-восток: через площадь Согласия к саду Тюильри и возвышающейся в конце него громаде Лувра. С высоты нескольких этажей мы любовались блестевшими на полуденном солнце, роскошными мансардными крышами, что высились со всех сторон, вплетенные в причудливый узор бульваров, площадей и парков. По правую руку между зданиями маняще поблескивала Сена, и память отнесла меня на три года назад, когда, устало бредя по старинному мосту Пон-Нёф, мы с Мишель и Самантой оживленно спорили, стоит ли нам нынче разориться на три чашки кофе в летнем уличном кафе. Лишать себя этого самого что ни на есть парижского удовольствия, конечно, не хотелось, однако для малобюджетных путешественниц вроде нас это была бы чересчур затратная пирушка.

– Куда более замечательный вид, нежели из окна студенческого хостела, где я останавливалась в прошлый раз, – добавила я. – Где-то в квартале Марэ, если не ошибаюсь.

– Да уж надеюсь, – хохотнул Джулиан над моим ухом. – Сегодня, моя радость, мы выйдем прогуляться, сделаем для тебя кое-какие покупки. Подберем тебе что-нибудь из вещей.

– Да, не помешало бы начать с зубной щетки.

– А вечером я приглашаю тебя на ужин. Я закажу лучший столик в Париже. Напою тебя шампанским и бургундским, и, пожалуй, еще мускатом под десерт. А потом – уже на твой выбор. Хочешь – в театр, хочешь – в дансинг. Или прокатимся на лодке по реке. Все к нашим услугам. Весь Париж у твоих ног, дорогая. Весь мир у твоих ног. – Он поцеловал меня в шею. – И я – тоже у твоих ног.

– Вот это самая значимая деталь.

Джулиан громко и радостно рассмеялся:

– Кейт, неужто ты не понимаешь? Ведь мы теперь абсолютно свободны! Мы можем делать все, чего твоя душа желает, любовь моя. Что угодно и где угодно. Я тебе устрою такой медовый месяц… Только место назови.

Я уткнулась головой ему под подбородок и вздохнула:

– Мне не придумать. Просто где-нибудь, где мы могли бы полностью уединиться. Еще бы я хотела… дай-ка подумаю… чтобы там был рояль и вечерами ты мог бы для меня играть. Мне так этого не хватало! И пляж, где мы могли бы лежать с тобой рядом, глядя, как покачиваются над нами пальмы.

Несколько мгновений мы стояли, молча глядя в окно.

– Что с тобой? – спросила я, когда, повернувшись, увидела, как он озабоченно нахмурил брови. – Ну, не томи же, Эшфорд!

– Я так думаю, – осторожно сказал Джулиан, – что для начала надо найти для тебя хорошего врача. Убедиться, что все в порядке.

Я поникла.

– Пожалуй, через несколько дней я буду в полном порядке. У меня ведь было только семь недель. Мне нужно… Конечно, мне необходимо выписать новый курс, и…

– И все остальное для твоего здоровья, – закончил он, медленно и утешающе гладя меня по спине.

Я не могла больше говорить, чтобы не разрыдаться, а потому довольно долго стояла, молча прижавшись к нему и чувствуя, как тепло его тела, его гладящая меня рука постепенно забирают мою боль.

– Я так его любила, – тихо произнесла я наконец. – Я не знаю, что случилось. То ли слишком испереживалась, глядя, как ты уезжаешь, то ли это просто от переутомления, то ли… это перемещение во времени… его убило. Но я так сильно его любила! Ведь это было единственное, что мне осталось после тебя. Твой сын или, может, дочь. Я этого так и не узнаю. И я даже думать не буду… Я просто не смогу думать ни о каких детях, пока…

– Перестань так себя клясть. Это я во всем виноват, если на то пошло.

Я еще долго стояла, прижавшись к нему, пытаясь понять, как столь безграничная радость и столь безмерная печаль могут сосуществовать в моем сердце. Он же хранил молчание, с поразительной терпеливостью размеренно поглаживая мне спину и не пытаясь давить меня словами. Ожидая, когда я заговорю первой.

– Из тебя бы вышел изумительный отец, – не без усилия совладав с голосом, сказала я. – Мне так хотелось подарить тебе эту возможность.

Пару мгновений он словно раздумывал над моими словами, а потом тихим, бархатным голосом медленно произнес:

– Возможно, когда ты будешь готова, мы попытаемся еще раз?

Я обвила его за талию.

– Может быть, не сейчас. Но когда-нибудь…

ЭПИЛОГ

Где-то на островах Кука

Хэллоуин, 2008 год

Хотя солнце нещадно палило прямо над головой, белый, мельчайший, точно пыль, песок под ногами все же казался прохладным, поскольку с самого рассвета был защищен от пекла длинными, лениво колышущимися вайями пальмы, к которой я прислонилась спиной.

Джулиан положил голову мне на колени. Его длинное и стройное тело в темно-синих плавках и белой футболке, защищающей от солнечного ожога, вытянулось перпендикулярно ко мне. Сегодня он был уже без перевязи: я наконец-то разрешила ему ходить без нее.

Мы разговаривали о его отце.

– Мне так жаль, что я не могу с ним познакомиться, – сказала я, неспешно накручивая на пальцы его короткие завитки волос. Эти сияющие на солнце пряди блестели в моих руках, точно золотистые кукурузные рыльца. – Я хочу сказать, он, очевидно, вложил много труда, чтобы должным образом вырастить тебя.

– Он бы тебя точно полюбил, – ответил Джулиан с закрытыми от удовольствия глазами. – Ты как раз из его типа женщин. Веселая, достаточно своевольная и совершенно естественная. Он терпеть не мог манерность.

– А какой он находил мисс Гамильтон?

Джулиан сразу открыл глаза.

– Она ему не нравилась. Это была одна из немногих тем, на почве которых мои родители частенько ломали копья.

– Тогда он мне еще больше понравился бы.

Он вновь блаженно закрыл глаза.

– Я порой представляю вас вдвоем. С какой гордостью я бы представил ему тебя как свою невесту! Вы бы с ним славно поладили.

– Хватит. А то я заплачу.

Джулиан нащупал мою кисть и, ни слова не говоря, погладил большим пальцем. Я опустила взгляд на его прекрасное лицо, с обожанием любуясь его чертами. Теперь его лицо казалось расслабленным и умиротворенным: тяжелое бремя недавних забот и тревог наконец развеялось, не оставив на нем и следа. Мне даже трудно было представить, как терзал его этот страх за меня, это безусловное знание о приближающейся катастрофе, которую он бессилен отвратить. И теперь от осознания, что я уцелела, что он сумел-таки спасти меня от судьбы, которой в вечном страхе ожидал для меня, его душа обрела наконец покой и радость полного освобождения. Теперь она была готова к незабываемому медовому месяцу.

– Подекламируй мне что-нибудь, – попросила я чуть погодя.

– Что бы ты хотела услышать?

– Что-нибудь романтическое. Что-нибудь из старых баллад.

Он лукаво улыбнулся и, закрыв глаза, начал читать мне «Разбойника».^[68] Джулиан, не будь дурак, прекрасно знал, что, не успеет он дойти до второго рефрена «Вернусь я при лунном свете, хотя бы разверзся ад»,^[69] у него весьма возрастут шансы, что я не выдержу и сама им овладею.

Нынешний день не явился исключением. Так что лишь спустя некоторое время, смахивая с меня песок, он заметил:

– Есть, кстати, одно стихотворение, которое ты никогда не просишь меня почитать.

– Это которое? – Я перекатилась к нему на грудь, стараясь держаться его левого бока, и стала покрывать легкими быстрыми поцелуями его напитанное солнцем тело, маленький аккуратный шрам, розовевший на плече справа от ключицы. – М-мм, какой у тебя восхитительный вкус! Узнаю кокосовое массажное масло…

– Мое.

Я подняла голову, уткнувшись взглядом в его подбородок.

– Джулиан, это замечательное стихотворение, но меня на самом деле совсем не тянет слушать о твоем неутолимом томлении к какой-то другой красотке. Тем более к Флоренс Гамильтон.

– Какое отношение имеет к нему Флора?

– Ну, ведь именно она его опубликовала. По-видимому, ты сам послал ей этот стих, – сказала я с нарочитой небрежностью. – Или был кто-то еще, о ком я просто не в курсе.

Подняв с песка его ладонь, я с предельной сосредоточенностью принялась касаться языком его кончиков пальцев.

– Кейт Эшфорд! – взорвался наконец Джулиан, не без усилий приподнявшись на песке. – Ты что, хочешь сказать, что после всего, что было, ты до сих пор считаешь, что мое «За морем» воспевает эту чертову Флоренс Гамильтон?!

Я села на песке и удивленно уставилась на него:

– А разве нет?

– Ты знаешь, когда было написано это стихотворение?