Текст книги "За морем"

Автор книги: Беатрис Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Джулиан явно колебался.

– Вам нет нужды усаживаться рядом со мной, – улыбнулась я. – Вполне можно устроиться на стуле.

Тем не менее он прошел к кровати и осторожно опустился на постель в нескольких футах от меня. Тут же до моих ноздрей дотянулся его запах: аромат мыла, к которому примешивался запах дыма и мокрой шерсти, приправленный островатым духом энергичного мужского тела.

– Джулиан, я знаю нечто такое, что обязательно должна вам сообщить.

– И с чем это связано? – с осторожной сдержанностью спросил он.

– Кое-что должно случиться. Только не спрашивайте, откуда мне это известно. Это и есть причина моего появления здесь: я должна вас предупредить.

– Откуда, скажите на милость…

– Вам не следует об этом спрашивать, помните?

– Как же я могу об этом не спрашивать? – возмутился Джулиан. – Как я смогу вам поверить, если не буду этого знать?

Я потянулась к его руке, взяв его нисколько не сопротивлявшуюся ладонь между своими.

– Вот тут-то и проявляется само доверие. – Я погладила его большой палец, дивясь его упругой крепости, явной натруженности. – Вот гляжу я на вас и вижу в ваших глазах сомнение. Но не смею вас в этом винить. Возможно, я заслуживаю куда меньше доверия, чем любой человек в вашей жизни.

– В вас я ничуть не сомневаюсь, Кейт. По крайней мере, в ваших добрых намерениях.

– Это утешает, – улыбнулась я. – Значит, вы сомневаетесь в той информации, что я хочу до вас донести? Или же… Или вы опасаетесь, что вдруг это окажется правдой, и просто не хотите это услышать?

– Честно говоря, я не совсем в этом уверен. – Его кисть шевельнулась, обхватывая мою.

– Так могу я вам это сказать? И тогда вы уже решите для себя все остальное. – Я медленно обвела кончиком пальца невидимый кружок на тыльной стороне его ладони. – Вы позволите? Прошу вас.

Джулиан медленно кивнул.

– Спасибо. Так вот: едва вернувшись на фронт, вы отправитесь в ночной рейд. Звучит правдоподобно?

Он укоризненно поддернул губы:

– Ну, чтобы это угадать, не требуется какого-то второго зрения. Вы и без того, должно быть, знаете, что я десятки раз ходил в патруль.

– Я так и заключила, – улыбнулась я в ответ, – судя по вам и вашим героическим стихотворениям. Но этот случай – совсем иной, Джулиан. На сей раз вы не вернетесь к своим окопам целым и невредимым. Во время этого рейда с вами что-то случится, что, возможно, приведет к вашей гибели.

За мгновение до того, как лампа опять вдруг погасла, погрузив нас снова в вечерние сумерки, я увидела, как лицо его напряглось, посуровело.

– И потому я прошу вас, умоляю, Джулиан, – заговорила я снова, безуспешно пытаясь придать своему голосу твердость, – не ходите на сей раз в рейд.

– И как вы это узнали? – совершенно спокойно спросил он.

– Я же велела не спрашивать меня об этом.

– Но как… – Он прикусил губу.

Я крепко обхватила ладонью его руку.

– Вы можете просто мне поверить? Пообещать, что найдете кого-то другого, кто поведет в ту ночь отряд?

Лицо его прояснилось:

– Этого я не могу сделать. Ни за что.

– И даже не прислушаетесь к моему предупреждению?

– Разумеется, нет. Что, по-вашему, я вместо себя пошлю на смерть другого человека? – Он энергично мотнул головой. – И как бы то ни было, я всякий раз, едва высовываюсь над окопом, рискую быть убитым. Это война.

– Но я знаю это совершенно точно, – не перестала умолять я его. – Это правда, Джулиан!

– Дело вовсе не в том, правду ли вы говорите, – мягко заговорил он, – и не в том, верю ли я вам. И вы сами это, несомненно, понимаете. Невозможно взять и бросить свою роту, пренебречь своими офицерскими обязанностями – даже под страхом смерти.

– Под страхом смерти? Джулиан, здесь речь не о страхе – это произойдет совершенно точно!

– Тогда я тем более должен быть на своем месте, раз пуля предназначена именно мне.

– Во-первых, не пуля, а снаряд…

– А как насчет того человека, что погибнет вместо меня? Как я потом напишу письмо его матери?

– А какое письмо отправится к вам домой? – с горячностью парировала я, чувствуя накатывающее отчаяние, осознавая, как я ужасно просчиталась. – Пожалуйста, поверьте мне. Ведь вы погибнете! Правда, погибнете, Джулиан! Вы не можете так со мной поступить! – Соскользнув с постели, я встала перед ним на колени, взывая: – Молю вас! Пожалуйста, послушайтесь меня. Ну что мне еще вам сказать? Что я могу еще сделать?..

Джулиан схватил меня за руки и резко поднялся, потянув меня к себе:

– Не делайте так, Кейт, не надо! Милый мой ангел, ну что вы такое говорите! Вы же знаете, что я никак не могу так поступить. Если вы меня знаете, как утверждаете сами, то должны знать и то, что я не смею увильнуть от задания, не могу скинуть на кого-то собственное бремя. И не просите меня об этом.

Я уткнулась взглядом в жесткую шерстяную ткань его кителя, заметив заскорузлое бурое пятно с правой стороны, под самым ремнем, круглое и зловещее. Поднялась, высвободила руки.

– Нет, конечно же, нет, – произнесла я с унылой безнадежностью. – Не знаю, о чем я только думала… Я просто хотела вам это сказать, помимо всего прочего. Само собой, из этого ничего не могло выйти.

– Помимо всего прочего? – переспросил Джулиан.

Я не могла разглядеть его лицо, казавшееся мрачным и непроницаемым в проступающем от окна холодном рассеянном свете.

– Послушайте, – сказала я. – Я знаю, сегодня вы куда-то идете с Джеффом, Артуром и другими офицерами. Могу я просить вас об одном одолжении?

– Обо всем, что хотите, – мягко сказал он.

– Не могли бы вы заглянуть ко мне, когда вернетесь? Ничего… – замялась я, подбирая подходящее слово. – Ничего предосудительного, просто поговорить. Я кое-что еще хочу вам поведать, и это очень трудно объяснить. Вы вполне можете и не поверить в это.

Он пронзил меня таким внимательным, пытливым взглядом, что я начала покрываться густым румянцем. Я сжала кулаки, безжалостно вонзив в кожу ногти. Я не смела обнять его, не могла даже взять в ладони его лицо! Этот человек был не мой Джулиан.

– Прошу вас, – добавила я, обеспокоенная его молчанием. – Если б вы только знали, из какого далека я явилась, сколько мне пришлось преодолеть, чтобы вас отыскать.

– Но зачем?! – с нажимом спросил он. – Зачем? Ведь я чужой для вас человек.

– Это не будет так уж нечестно с моей стороны, если я пообещаю рассказать об этом позже? – Мы стояли вплотную друг к другу в гаснущих сумерках. Я едва дышала, боясь, что, вдохни я его запах, это будет означать для меня конец. – Позже, когда вы вечером вернетесь. Потому что это труднообъяснимо само по себе.

Джулиан немного вскинул правую руку, стиснув ладонь, затем уронил обратно.

– Кейт, – сказал он, наконец решившись, – я пошлю Уорвику с Гамильтоном записку с извинениями. Дождь уже перестал, и мы с вами можем пойти поужинать. Так будет лучше, как считаете?

– Это вызовет у них подозрения. Моя репутация будет испорчена вконец.

– Я сошлюсь на то, что нездоров, вымотался. Дескать, решил остаться у себя.

– Но у меня нет никакой подходящей одежды, – растерялась я.

– Неважно. Вы прекрасно выглядите.

– К тому же в какой-то момент мне может снова сделаться плохо.

– Тогда я найду для вас раковину. Прошу вас, Кейт!

Он снова поднял руку, уже гораздо увереннее, тронул меня за локоть.

Только теперь я различила легкое потрескивание угольев в камине. Разгорающееся с новой силой пламя, тихо шипя, постепенно охватывало все новые комья, согревая воздух вокруг нас.

– Вам совершенно невозможно сопротивляться, – сказала я наконец. – Вы знаете об этом?

Джулиан просиял широкой радужной улыбкой.

– Что ж, капитан Эшфорд, – шутливо вздохнула я. – Значит, у нас с вами ожидается свидание.

ГЛАВА 9

Скрестив руки у груди и улыбаясь какой-то странной, особенной улыбкой, Джулиан, весь в снопе солнечных лучей, поджидал меня на выходе из балетного класса. От неожиданности у меня ухнуло сердце.

– Здесь обычно не принято впускать посторонних, – объяснила я, пытаясь скрыть эмоции.

В последние два дня я не переставая думала о нем и тем не менее оказалась совершенно не готова к реальной встрече. И вот он стоял передо мной – такой высокий, широкоплечий, полный жизни и огня, лучащийся своей удивительной красотой. И его необыкновенные глаза радостно сияли, глядя на меня.

– Я сумел убедить администратора сделать для меня исключение, – сказал он и, шагнув вперед, быстро поцеловал в губы.

Остальные танцовщицы струились мимо нас к выходу, оглядываясь с немалым любопытством. И пожалуй, с завистью.

– Ничуть не сомневаюсь, – вздохнула я. – И долго тебе удалось подсматривать?

– Всего последние десять минут. – Его губы чуть изогнулись в уже знакомой мне лукавой улыбке. – Но вполне достаточно, чтобы плениться тобою с новой силой.

– Ох, ради бога, – отмахнулась я, – я в этом классе едва не самая малоспособная. Остальные занимаются балетом лет с трех без перерывов, а я возобновила занятия лишь с прошлого года. Чуть ли не все перезабыла.

Все так же улыбаясь, Джулиан легонько тряхнул головой:

– И все же ты меня заворожила.

Взгляд мой скользнул вниз, приковавшись к расстегнутому на верхнюю пуговицу, белому воротничку рубашки, что высовывался над V-образным вырезом джемпера.

– М-м… Думаю, мне лучше пойти переодеться, – сказала я наконец. – Ты не мог бы подождать меня, как положено, в фойе?

– Я попытаюсь.

– И больше не будешь заигрывать с администратором, договорились?

– Ни с кем я не заигрывал, – возмутился Джулиан.

Я все думала об этом в раздевалке, пока натягивала на себя спортивные штаны с толстовкой.

– Думаю, я нащупала твой роковой изъян, – сказала я Джулиану, когда мы несколькими минутами позже шли рядом к лифту.

– И какой, интересно?

– Ты самонадеян. Ты прекрасно знаешь, какой эффект производишь на женщин, и без зазрения совести этим пользуешься.

– Ты правда так считаешь?

– Это совершеннейшая правда. Не скромничай. Ты ведь уже опробовал это на мне. И сразу понял, что я верная жертва.

– Но вовсе не по той причине, как ты думаешь. И как бы то ни было, это едва ли тянет на роковой изъян. – Джулиан поднял руку и нетерпеливо глянул на часы. – Давай спустимся по лестнице. Здесь всего три этажа.

Отыскав двери на лестницу, мы пешком спустились вниз.

– И какова тогда эта причина? – требовательно спросила я, досадуя на то, что он не стал это отрицать. – Почему ты знал, что со мной осечки не выйдет?

Джулиан распахнул передо мной дверь в вестибюль, пропустил вперед.

– Это трудно объяснить. Давай попробую так: когда я увидел тебя в тот день, в конференц-зале, у меня возникло чувство, будто я прежде уже знал тебя. И мне показалось, ты почувствовала примерно то же самое.

– Разве? – нахмурилась я, силясь воспроизвести подробности нашей первой встречи. Я тогда была так ошарашена всем произошедшим и так сражена его редкой привлекательностью, что сейчас никак не могла точнее припомнить свои впечатления.

– Впрочем, я, возможно, и ошибся, – пожал плечами Джулиан, пропуская меня через вращающиеся двери на щербатый тротуар Восемьдесят шестой улицы, в суету вечернего города. – Только мне показалось вполне естественным, что ты испытала то же чувство притяжения, что и я. Как будто все разом встало на свои места.

– А, так вот как это работает у красавчиков вроде тебя! Стоит тебе почувствовать подобное влечение – и все, девушка уже у тебя на поводу.

– Ты нарочно делаешь вид, что меня не понимаешь. А куда, кстати, ты хотела бы сейчас отправиться?

Мы остановились на углу Восемьдесят шестой и Лексингтон-авеню, с открывающимся с восточной стороны парком.

– Ну, думаю, мне не помешало бы заглянуть домой переодеться, верно?

Мы повернули влево и двинулись по Лексингтон. После дождливой интерлюдии вчерашнего дня вновь воцарилась хорошая погода, между ватными облаками то и дело пробивались слепящие потоки солнечных лучей; на тротуарах кругом толклись горожане, многие – с детскими колясками.

– Похоже, ты вбила себе в голову, – заговорил Джулиан, вновь берясь за ту же нить беседы, – будто я нечто вроде… плейбоя. Кажется, так это называется?

– Этого я не говорила.

– Но ты упрекала меня, будто я развлекаюсь с супермоделями и актрисами…

– Ни в чем я тебя не упрекала! Я просто предположила, что тебе вполне пристало проводить с ними время. В смысле, такому успешному и привлекательному мужчине, как ты.

– Вот чего я никогда не понимал в нынешней эпохе, – произнес Джулиан, – так это всеобщего преклонения перед… как там они называются?.. знаменитостями, да. Конечно, у каждого времени есть какая-то своя одержимость, – но тут такое впечатление, будто тщеславие внезапно перекрасилось из порока в добродетель.

– Однако все мы тщеславны, – добавила я. – В смысле, все на это покупаемся. Разве не так?

Пару кварталов мы прошли в молчании, задумчиво глядя на тротуар в нескольких шагах перед собой.

– Кейт, – заговорил наконец Джулиан, – думаю, это довольно расхожее клише и в некотором смысле сомнительный комплимент, когда восхваляют чью-то внутреннюю красоту. Мне бы ни в коей мере не хотелось преумалять твои внешние достоинства, от которых, признаюсь, у меня порой замирает дыхание. И все же я не мог бы этого испытывать при виде просто симпатичного личика. Здесь все сошлось воедино, это… какая-то одержимость тобою, Кейт.

Я попыталась что-то ответить, но горло у меня словно сдавило тисками. Мы оба остановились, и Джулиан потянул меня к углублению в стене возле витрины винного погребка.

– Ты всякий раз меня чем-то заново удивляешь, Кейт. Причем чем-то таким, чего я даже не подозревал. Эти твои танцы, например.

– Ой да ладно. Я, если честно, не очень-то в этом блистаю.

– Ты говоришь о технике движений, – пожал он плечами, – в которой я совершенно не разбираюсь. Я же видел лишь то, сколько в тебе естественной грации, как ты держалась, двигалась или, вернее сказать, парила. Ты обладаешь несомненным врожденным благородством, дорогая, достоинством, которое проявляется у тебя во всем, постоянно приводя меня в восхищение…

Вплоть до этого момента я всячески старалась подавлять в себе страстную, неудержимую увлеченность Джулианом Лоуренсом. Я прекрасно знала свои слабые места, собственную уязвимость. Любые романтические иллюзии давно уже были попраны и раздавлены грубой и рациональной пятой студенческой жизни в колледже.

Первая, как это нередко случается с поздними цветками вроде меня, подстерегла меня в библиотеке, сразу после коротеньких каникул по случаю Дня Благодарения: очаровательный, уверенный в себе властитель моих грез, красивый, с томными глазами. Мы пофлиртовали с ним примерно пару недель, прежде чем он позвал меня в кино в компании друзей – его друзей, разумеется, – после чего последовало приглашение посмотреть футбольный матч с висконсинскими «Пэкерсами» у него на съемной квартире вне кампуса. Уже потом я поняла, что это вполне обычная, общепринятая и почти беспроигрышная уловка.

Я сидела на диванчике в гостиной в окружении его соседей, угощаясь явно перележалыми кукурузными чипсами с сальсой и попивая из бутылки легкое пиво. Когда же настал перерыв между таймами, парень поднялся, вышел в коридор, и спустя минуту оттуда донесся его голос: «Слушай, Кейт, зайди-ка ко мне в комнату. Хочу тебе тут кое-что показать». Я поднялась с низкого просиженного дивана, чувствуя, как старательно отводят глаза приятели моего друга, и вышла в узкий коридор с холостяцкими запахами застарелых пивных паров и нестираного белья, которые тщетно пытался перекрыть вязкий аромат освежителя воздуха. «Пусть будет как будет, – сказала я себе. – Может, это и совсем не то, о чем ты мечтала, но в реальном мире так обычно и происходит. Не будь слишком благоразумной и не трусь – через это надо пройти».

Едва мы с ним стянули одежду, я, жутко стесняясь, сообщила, что я девственница, на что он с легкостью ответил: дескать, все нормально, нам вовсе нет надобности делать все по полной программе. И в формальном смысле ничего и правда не случилось. Однако когда я часом позже холодной звездной ночью ехала на велосипеде к своему общежитию, когда руки у меня все так же немели и горели огнем, а прижавшаяся к седлу плоть непривычно сочилась влагой, я знала, что больше не невинна.

Потом он еще несколько раз приглашал меня к себе – я тогда еще не слышала выражения «зов плоти» в подобном контексте, – пока не подобрались рождественские каникулы и он попросту забыл обо мне. Однажды, уже весной, он позвонил мне снова – как гром среди ясного неба, – потому что один его приятель объявил, будто бы я растрезвонила всей общаге, что с ним переспала. Заикаясь от волнения, я сказала, что я тут вовсе ни при чем, смутно припоминая тоскливый пятничный вечер, когда я частично поделилась той историей с подружкой, которой вроде бы вполне могла довериться. Потом я повесила трубку и разревелась. Не потому, что он несправедливо меня отчитал, и не потому, что он мне все еще нравился, а потому что именно он первый так близко, так интимно прикоснулся к моему телу, но так по-настоящему и не узнал меня; он не понял даже такой простой вещи: я ни за что не стала бы всем распространяться, что занималась с кем-то сексом.

И теперь, стоя в тени неряшливой витрины, в окружении ящиков с фруктами и расплющенных картонных коробок, перед совсем уже другим человеком – перед Джулианом Лоуренсом, – но чувствуя себя все такой же жалкой и беспомощной, я потерянно уткнулась взглядом в растрескавшийся, испещренный масляными пятнами асфальт.

Тут я почувствовала, как Джулиан скользнул ладонью к моей руке, взяв ее уверенно и крепко, и, развернув, повел вперед.

– Ты мне вот что объясни, – сказал он. – Почему именно балет?

Я сглотнула застрявший в горле ком.

– Господи, не знаю. Я просто подыскивала для себя какое-нибудь занятие помимо бега. То есть пробежек по парку. Подружки мои занялись йогой, пилатесом и чем-то там еще. И вот однажды утром в подземке я проходила мимо рекламного плаката, на котором балерина буквально зависла в воздухе – невероятно изящная и в то же время такая стройная и сильная. И тогда я подумала: вот оно! Вот какой я хочу стать.

– Надо сказать, это занятие очень тебе подходит.

– Знаешь, ребенком я танцевала. Лет до тринадцати. А потом это стало как-то ущемлять мою жизнь. Обычное для тинейджеров дело… Вот и мой дом.

Джулиан остался ждать в вестибюле, беседуя с Джоуи, я же быстро поднялась к себе, переоделась в более подходящий для свидания наряд: в шелковую майку, кардиган, обтягивающие черные легинсы, лодочки на шпильке. Выпустила волосы из тугой балетной кички, и, когда я выпорхнула наконец из лифта, они с давно забытой вольностью разметались по плечам. Обернувшийся от консьержа Джулиан, казалось, на мгновение оторопел при виде меня, хотя голос его прозвучал с обычной невозмутимостью:

– Прелестно выглядишь. Готова?

– Вполне. Куда идем?

– Я припарковался за улицей наискосок. Думал, немного покатаемся. – Он предупредительно отступил на шаг, пропуская меня через вращающуюся дверь.

– Приятно вам провести время, – крикнул вслед Джоуи.

Мы неспешно двинулись по Парк-авеню. Солнце медленно садилось, заодно забирая с небесного свода дневную лазурь. Над тротуарами нависли тени домов, лишь изредка прорезываемые пробившимися между зданиями лучами света. Переменчивый весенний воздух начал стремительно остывать. Чувствуя свою руку в крепкой и мягкой ладони Джулиана, я испытала острую потребность сказать ему что-нибудь задушевное.

– Какой чудесный вечер… – вдохновенно начала я, однако мои слова заглушил визг покрышек такси, которое резко вырулило с противоположной полосы и приткнулось возле нас к бордюру.

В тот же миг из авто выскочил мужчина и метнулся к нам.

– Что за черт! – изумленно вскричала я, но Джулиан быстро потянул меня за руку прочь по тротуару.

Незнакомец заголосил нам в спину:

– Эшфорд! Ей-богу, Эшфорд!

– Пойдем, – буркнул Джулиан, увлекая меня дальше.

– Эшфорд!

Я услышала топот бегущего за нами мужчины.

– Эшфорд, постой!

– Это он тебе? – сдавленно спросила я. И тут мой правый каблук застрял в решетке перед спуском в подземку, отчего я чуть не полетела по лестнице – Джулиан едва успел меня подхватить.

Незнакомец тут же возник рядом:

– Эшфорд! Вот уж не думал…

– Извини, мужик, – произнес Джулиан безупречным американским выговором. – Думаю, ты принял меня не за того парня.

У меня буквально отвисла челюсть.

Мужчине было на вид лет тридцать пять. Круглолицый, темноволосый. По речи – как будто англичанин, но я могла и ошибиться: бедняга сильно запыхался, догоняя нас по тротуару.

– Я очень извиняюсь, дружище. – Глаза незнакомца некоторое время перебегали то на Джулиана, то на меня, наконец уперлись в моего спутника: – Но ты удивительно похож на… на одного парня, которого мне довелось когда-то знать. У себя на родине… Клянусь, я…

– Прости, приятель, – снова отрезал Джулиан. – Ты обознался.

– Ты уверен, дружище? – прищурился тот. – Я – Поулсон. Эндрю Поулсон, – едва ль не умоляюще произнес он.

Джулиан пожал плечами и с видом сожаления помотал головой:

– Нет, не припоминаю. Должно быть, у меня просто такой же тип лица. Извини.

– Тогда… прошу меня простить. Доброго вам вечера…

И мужчина побрел прочь, такой понурый, что мне даже захотелось его догнать, однако Джулиан, за все это время так и не выпустивший моей руки, хладнокровно отвернулся и чуть ли не потащил меня за собой по тротуару.

– Погоди-ка секунду, – не выдержала я. – Все это как-то очень странно. Ты не хочешь мне объяснить, что, собственно, происходит?

– Наверняка какой-то ненормальный, решивший, что я – его давно пропавший друг.

– Но зачем ты говорил с ним с таким акцентом?

– Он же британец. Я подумал, что, услышав американскую речь, он скорее от меня отвяжется.

– А, ну да, логично…

Тем временем мы подошли к переходу, и на краю проезжей части я машинально глянула по сторонам, ориентируясь в потоке транспорта. Подождав, пока мимо проедут авто и загорится нужный свет, мы двинулись через улицу.

– А все ж таки забавно, – сказала я, когда мы двинулись дальше по тротуару. – В смысле, он ведь британец, как и ты.

– В Нью-Йорке много нас таких, – невесело усмехнулся Джулиан.

Остаток пути мы преодолели молча. Парковщик быстро выгнал его машину из многоуровневой стоянки, и Джулиан с рассеянным, отсутствующим видом усадил меня в нее, словно забыв, кто я такая и зачем вообще я здесь. Как только мы тронулись с места, он протянул руку, забрав с передней консоли айпод, ловко воткнул его в нужный порт и, быстро пролистав меню, включил музыку. Судя по мелодии, Моцарта.

– Итак, – кашлянула я, – куда едем?

Джулиан потер лоб.

– Я, похоже, испортил тебе вечер, да?

– Ну, пока не так уж и испортил, – улыбнулась я. – Но ведь еще только восемь – у тебя достаточно времени, чтобы вообще разнести его в клочки.

Джулиан задумчиво побарабанил пальцем по рулю и свернул направо.

– Наверное, мне лучше всего отвезти тебя домой.

В его голосе звучала грусть, без малейшего недовольства, и это вдохнуло в меня надежду.

– Ну-ка стой, погоди! Остановись, Джулиан. Что произошло? Или с тобой повторяется то же, что тогда, в Рождество? Клянусь, на этот раз я так просто тебя не отпущу. Объясни мне: что не так?

– Господи, Кейт! – взорвался он, ударив ладонями по рулю. – Ты же ничего обо мне не знаешь! Мне не следовало… Я наверно, самый самолюбивый мерзавец на свете!

– Перестань! Что вообще все это значит? Джулиан… Можешь ты прислушаться ко мне хоть на секунду, Джулиан? Остановись у обочины.

– Нет, я отвезу тебя домой.

– Нет, не отвезешь. Я отсюда не выйду.

– Я не хочу, чтобы ты оставалась.

– Нет, хочешь. Тебе необходимо, чтобы я осталась. Джулиан, – сказала я уже мягче, – ты мне обещал. Еще вчера ты уверял, что я дорога тебе. Так докажи это. Не разочаровывай меня.

Это возымело действие. Ни слова больше не говоря, Джулиан поехал по Парк-авеню в сторону центра. Я тоже долго хранила молчание, не желая столь скоро нарушать затишье в перепалке, давая ему время прокрутить все в сознании, отговорить самого себя от поспешных крайностей. В тишине между нами кларнеты проворно наигрывали изящные мелодии Моцарта.

В какой-то момент, стоя перед светофором, мы сквозь тонированные стекла «Мазерати» увидели парочку сорока с лишним лет, катившую легкую прогулочную коляску с двойняшками: оба о чем-то спорили, яростно жестикулируя. Не выдержав, я повернулась к Джулиану:

– Знаешь, забудь про свидание. Ты просто отвезешь меня к себе, и мы все обсудим.

Джулиан отогнал машину обратно к паркингу, потом, взяв меня за руку, повел к своему дому, к парадной двери. Во всех окнах было темно, если не считать тусклого света, исходившего откуда-то из дальнего угла на первом этаже. Пропустив меня внутрь, Джулиан закрыл за нами дверь и быстро набрал несколько цифр на панели сигнализации.

– Я проголодалась, – заявила я, обернувшись к нему.

Неожиданно он легко рассмеялся:

– Вполне ожидаемо. Это даже хорошо. Кухня вниз по лестнице.

– Можешь приготовить омлет? – спросила я, спускаясь по ступеням.

– Я в готовке несилен.

Оказавшаяся в глубине дома кухня была современной и великолепно оснащенной. Мраморные столешницы поблескивали в мягком рассеянном свете десятка встроенных ламп. Она была раз в восемь просторнее кухонного закутка в моей съемной квартире.

– Ты хотя бы этим пользуешься? – спросила я, глядя на безукоризненно начищенную нержавейку газовой плиты.

– Вообще-то да, – даже с некоторой обидой ответил он. – Могу сварить овсянку и все такое прочее. Но я держу экономку, которая приходит несколько раз в неделю, пока я на работе. Она в основном для меня и готовит.

– Ого! Это, наверное, здорово.

Я открыла шикарный встроенный холодильник, заглянула внутрь. В середине, в окружении молока, апельсинового сока и кетчупа, стояли несколько жаропрочных лотков.

– О классно, она оставила нам несколько яиц.

Порыскав немного, я нашла отличный фермерский сыр и томаты, закрыла каблуком дверцу и принялась заглядывать в шкафчики в поисках сковородки и чашки для взбивания.

– Ты бы сказал своей экономке, что не стоит держать помидоры в холодильнике, – заметила я, – от этого они теряют аромат.

– Послушай, Кейт, – заговорил Джулиан. – Прости, что…

– Нет, давай не сейчас, – оборвала я. – Нельзя вести разумную беседу на пустой желудок. Найди-ка мне лучше масло, ладно? Я хочу приготовить для вас, сэр, чертовски замечательный омлет, какого вы еще в жизни не пробовали!

– Да, мэм, – покорно отозвался Джулиан.

Он принес мне масло, я же тем временем взбила яйца в пену, плеснув чуточку воды.

– Я вижу, тебе очень нравится это занятие, – заключил он, наблюдая, как я выливаю массу в сковородку.

– Я не очень-то опытна в кулинарии, однако делаю отличный омлет. Меня папа научил. По субботам, пока мама еще спала, мы вместе готовили ей завтрак. – Подняв лицо к Джулиану, я улыбнулась. – Славные были времена… Где у тебя тарелки?

Джулиан мигом достал тарелки, вилки, и, когда омлет «дозрел», я разложила его на двоих.

– Вот, – гордо сказала я, – пробуй и наслаждайся.

Мы уселись за стол и принялись вдвоем за ужин, тихо звякая вилками по фарфору, – прямо семейная пара с немалым стажем!

– Ну как? – спросила я, съев несколько кусочков. – Правда, лучше не бывает?

– Не то слово! Просто восхитительный омлет.

– Что ж, если хорошо меня попросишь, я как-нибудь приготовлю его для тебя еще раз, – пошутила я и потянулась за стаканом с водой.

Джулиан перехватил мою руку:

– Память о том вечере?

Я чуть развернула локоть. Там оставался лишь один пластырь, закрывавший более всего ободранное место.

– Уже заживает, – пожала я плечами.

Он осторожно провел пальцем по пластырю:

– Мне очень жаль. Еще есть какие повреждения?

– Разве что пара синяков. Если тебе повезет, может, попозже продемонстрирую.

Он весело хохотнул.

– Если повезет? То есть для этого мне следует сперва предпринять удачную интервенцию?

Так, за ничего не значащей болтовней, мы наконец покончили с ужином, отправили тарелки в посудомойку.

– А теперь, – развернулась я к нему, – проводи меня наверх, и мы поговорим.

Оказалось, Джулиан успел подступить ко мне гораздо ближе, чем я предполагала. Я даже почувствовала тепло его тела, дыхание его щекотнуло мне нос. Он внимательно глядел на меня всего в нескольких дюймах, в глазах сосредоточилось необычайное волнение. Потом он осторожно обхватил ладонями мое лицо, коснувшись ушей, нежно провел большими пальцами по выступам скул.

– Ты изумительнейшая женщина, – тихо произнес он.

– Это всего лишь омлет, – потрясенно отозвалась я.

И не успела я вдохнуть, как Джулиан наклонился, подхватил меня на руки и понес по лестнице наверх, в библиотеку, где осторожно пристроил на низкий диван, а сам опустился передо мной коленями на ковер.

– Послушай, – заговорила я. – Уж не знаю, что там произошло, но это для меня неважно. И так же неважно, если у нас с тобой вообще не состоится так называемое первое свидание. Это совсем не имеет значения. Важно то, чтобы ты больше не порывал со мною так нежданно, как в тот раз. Никогда. По крайней мере пока мы вместе. Если ты хочешь со мной расстаться – объясни мне. Я не буду из-за этого страдать. Но только не становись со мною внезапно холоден.

– Я британец, Кейт. Для нас это в порядке вещей.

Я выпрямилась на диване.

– Да, но мы-то сейчас в Америке. И раз уж ты оказался на моем поле – играй по моим правилам. Ох, Джулиан, – мягко заговорила я, гладя его ладонью по щеке, – знаешь, ты вовсе не обязан мне все объяснять. Ты прожил тридцать три года, пока не встретил меня, и не сомневаюсь, в твоей жизни было много такого, чего ты не желал бы обсуждать со мной. И это нормально. Но только не разрывай со мной отношения из-за того, что у тебя было. Порви со мной, только если ты вдруг ко мне охладеешь. Это я смогу понять.

– Кейт, милая Кейт, ты просто не ведаешь, что говоришь. Охладеть к тебе? Ты вообще слушала, что я тебе говорил?

– Мужчинам свойственно менять свое мнение.

Джулиан поднял руки, энергично пробежал пальцами по волосам.

– Если б ты только знала, Кейт… Если б я мог тебе все объяснить… О боже! – От волнения он, казалось, перестал дышать.

– Так попытайся, ради всего святого. Это очень важно.

Он мягко взял меня за предплечье.

– Кейт, послушай… Это связано с моим прошлым. Хорошо, я не стану этого отрицать. Однако все гораздо серьезнее, нежели ты можешь себе представить. Это не просто груз минувших лет или как это сейчас называется. Это сама сущность того, что я собой представляю.

– И ты не можешь мне этого сказать.

– Но вовсе не по той причине, что ты думаешь. Не потому, что я не желаю, чтобы ты это знала, не потому, что не хочу тебя полностью в это посвятить. Как раз этого я хотел бы больше всего на свете.

– Почему же тогда?