Текст книги "За морем"

Автор книги: Беатрис Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Я попыталась отвернуть голову, но его хватка оказалась слишком крепкой, и внезапно, неожиданно для себя, я почувствовала такое возбуждение, какого в жизни не испытывала. Я вонзилась в Джулиана ногтями, потом принялась сдергивать с его плеч рубашку, с треском срывая пуговицы, хватая его зубами, задыхаясь и стеная. Повозившись с поясом на его брюках, я кое-как их расстегнула, и тут же он поднял меня выше и вцепился зубами в мою грудь. Откинув голову назад, я услышала, как Джулиан с яростным стоном повторяет мое имя, ощутила его мускулистые руки, сомкнувшиеся вокруг меня, сжала ладонями его прекрасную львиную голову – и полностью забылась в неистовом экстазе.

После он не вымолвил ни слова. Я лишь слышала, как он тяжело дышит за моей спиной, но все, что могла увидеть, – это полированную столешницу бюро под моим лицом с разбросанными по ней украшениями и прочими вещами. Все, что чувствовала, – это прижавшееся ко мне, жаркое, влажное тело Джулиана и затихающие, пульсирующие толчки его только что разразившегося, небывало взрывного оргазма.

– Ох, ч-черт, ну ничего себе! – пробормотала я, пытаясь как-то прийти в себя.

Руки Джулиана исчезли с моего поля зрения, и я тут же ощутила мучительное разъединение с ним. Спустя мгновение он вернулся, и что-то шелковистое окутало мне плечи, после чего я услышала, как дверь спальни открылась и закрылась.

Сквозь еще не унявшиеся в голове вихри до меня дошло, что Джулиан ушел. Я с болью распрямилась и развернулась к комнате. Пеньюар тут же сполз со спины к полу. Подхватив его, я сунула руки в рукава и побрела в ванную.

Из зеркала напряженно вглядывалось мое лицо. Совершенно незнакомое лицо. С хладнокровной объективностью я отметила в нем красоту, чего никогда не бывало прежде. Я увидела расширенные серебристые глаза, с выразительной плотской откровенностью поблескивающие из небольших глазниц, увидела бледное матовое лицо, плавно сужающееся от скул к красиво очерченному подбородку. Темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, наполовину скрадывали рубиновое ожерелье, лежащее на изящных выступах ключиц.

Выглядела я как шлюха. Как элегантная и очень дорогая шлюха.

Я запахнула пеньюар и завязала пояс, убрала волосы назад, стянув резинкой. Тщетно попытавшись справиться с застежкой колье, наконец оставила его на месте, под самым горлом.

Джулиана я нашла в музыкальной комнате. Он сидел в темноте на скамье перед роялем, уткнувшись локтями в крышку на клавиатуре и уронив голову на руки. Когда я вошла, он даже не взглянул на меня.

Майку он уже натянул обратно, а брюки от смокинга, строго говоря, так и не снимал. В слабом свете, проникающем из коридора, я видела, как его тело от широких, одетых в белое плеч постепенно сужается к талии, исчезая в темной ткани брюк. Его физическая красота, о которой он даже не задумывался, которой владел с потрясающе величавой грациозностью, действовала на меня поистине гипнотизирующе.

Царившая в комнате мрачная тишина сперва придавила меня невыносимым гнетом. Наконец, взяв себя в руки, я еле слышно подошла к Джулиану по причудливо выложенным половицам и, встав за его спиной, ласково положила руки ему на плечи.

– Сыграешь что-нибудь для меня? – тихо, почти шепотом произнесла я.

– Кейт, я…

– Пожалуйста.

От его тяжелого протяжного вздоха у меня приподнялись и опустились руки.

– Что бы ты хотела услышать?

Я немного подумала.

– Шопена. Ноктюрн до-диез минор.

Ничего не ответив, Джулиан поднял крышку, опустил пальцы на клавиши. Склонив голову, я зарылась губами в его волосы, и тогда он начал играть, терзаясь мучительной опустошенностью, выплескивая наружу безутешную печаль, тоску по мимолетной радости, желание раствориться в этой глубокой, неизбывной скорби. Еще на мгновение мои ладони задержались на его плечах, однако я заставила себя убрать руки и соединить их за спиной.

Когда пьеса закончилась и последняя нота растаяла в пустоте, Джулиан уронил перед собой руки, схватившись пальцами за край скамьи. Я села рядом, спиной к роялю, и сцепила пальцы на коленке.

– Всякий раз, как ты это играешь, – заговорила я, – я вспоминаю ту первую ночь. Первую мою ночь в твоих объятиях. Не знаю почему. Так много чудеснейших ночей провели мы вместе, но та… Я так отчаянно стремилась к тебе. Мне необходима была уверенность, искренность, открытость. Чтобы все прочее отбросилось прочь – и остались только мы. Только ты и я. И ведь ты знал это. Боже мой, ты же все знал! И это выражение на твоем лице, и то, как ты ко мне прикасался. И все то, что говорил. Ты понял, что для меня важно. И это было настолько прекрасно, Джулиан! Как будто именно в тот момент я сделалась совершенно новым человеком.

– Кейт… – выдохнул он на пределе отчаяния.

– Мне очень жаль. Джулиан, милый! Я наговорила тебе столько ужаснейших вещей, но ничего из этого я не думаю на самом деле. Ты…

– Не надо, – оборвал меня он, тяжело уставясь взглядом в клавиатуру. – Перестань. Я должен попросить у тебя прощения… – Его тело содрогнулось от прерывистого вздоха. – Я вел себя с тобой, как… Обращался с тобой…

Естественно, он не мог найти подходящих слов. Чтобы описать все это, в его словаре таких слов попросту не существовало.

– Послушай… – Я поддернула колено, пристроив ногу на скамье у его бедра. – Заметил ты или нет, мне это доставило огромное удовольствие. Я страстно хотела тебя – именно такого, донельзя разъяренного и прекрасного. Это был… своего рода катарсис. И это было потрясающе! Повтори это когда-нибудь.

Джулиан не ответил. Я попыталась поймать выражение его лица, наполовину обращенного ко мне, однако в комнате было чересчур темно.

– К тому же, – продолжила я, – я ведь сама подтолкнула тебя к этому. Набросилась на тебя, как капризный ребенок, вместо того чтобы здраво все обсудить. Обвиняя тебя, я сама себе противоречила, а это действительно ужасно раздражает. Знаешь, я не люблю проигрывать споры, однако этот я действительно проиграла. Договорились? Да, я вела себя как ревнивая идиотка в отношении Флоренс Гамильтон. Да, я знаю, что ты простил уже мое прошлое. Или я ошибаюсь? Может, и не простил? Может, это сидит этакой маленькой язвой где-то в твоем скрытном британском мозгу, и ты это демонстративно игнорируешь. Но как бы то ни было, Джулиан, тут моя вина. Mea culpa. Я чересчур остро все это приняла.

– На сей раз я бы хотел, чтобы ты просто доверилась мне, Кейт, – заговорил наконец Джулиан, и я поняла, что он все еще рассержен. – У меня есть причины действовать именно так, а не иначе. Это не мой властный произвол.

– Хорошо, но если бы ты изволил объяснить мне, например, что же это за причины, глядишь, и не возникло бы между нами этого неприятного спора. Ведь это как раз ты мне не доверяешь.

– Но совершенно по иным причинам. Просто мне случилось выяснить, что для тебя самой будет лучше, если отдельных вещей ты все же не будешь знать. Это жизненно для тебя важно, Кейт.

– Ой, я тебя умоляю! – даже простонала я. – Джулиан, или ты и впрямь одержим жестокой паранойей, или с твоим нелепым эдвардианским образом мыслей ты до сих пор уперто видишь в женщинах этаких несмышленышей, которых нельзя воспринимать всерьез…

Он раздраженно рыкнул.

– Бесценное замечание. Это ты в университете почерпнула? На каком-нибудь чертовом семинаре по истории?

Я угрюмо посмотрела на свои пальцы.

– Ладно. Хорошо. В любом случае так дальше не может продолжаться.

Наконец Джулиан повернулся ко мне, бледный, разбитый, с бессильно упавшими на лоб светлыми прядями.

– Что ты хочешь этим сказать?

Я собралась с духом.

– Что я готова сложить свои вещи и уехать жить обратно в Лайм, пока здесь не затихнут страсти.

Он дернулся всем телом, точно схватился за оголенный провод.

– Ты хочешь меня оставить?

– Не тебя. Я никогда тебя не оставлю. Я хочу покинуть это место.

Мои слова как будто эхом прокатились по комнате. Я почувствовала на себе потрясенный, буквально поглощающий меня взгляд Джулиана, пытающегося постигнуть услышанное.

– Кейт, ты этого не сделаешь, – прошептал он. – Ты не можешь так поступить.

– Я не могу здесь оставаться, Джулиан. Мне невыносимо видеть тебя таким. Чем-то отягощенным, измученным. Обращающимся со мной, как с ребенком, который не может за себя постоять. Мне нужен тот Джулиан, что доверяет мне, что открывает мне свою душу. – Из-за засевшего в горле комка голос у меня резко напрягся. – Тот, что счастливо смеется, занимаясь со мной любовью. Кто ничего не держит за спиной.

Он открыл было рот, но так ничего и не сказал.

– Послушай, – продолжала я, – именно это меня тревожит. То, что ты все время что-то от меня утаиваешь. И я только и думаю: когда же ты наконец мне все расскажешь? Когда полностью доверишься мне? Потому что я перед тобой полностью обнажена, Джулиан. Я настолько открыта и уязвима перед тобой, что ты одним дыханием можешь меня просто уничтожить.

– О боже, Кейт… – Он перекинул правую ногу, оседлав скамью, и с неистовой, жгучей силой обхватил меня руками. – Я скорее сам себя убью.

– Я очень амбициозна, Джулиан, – горячо заговорила я ему в плечо, – и крайне ненасытна. Я хочу быть той, кто знает тебя лучше всех. Хочу, чтобы все это принадлежало мне. Я хочу тебя всего. Я притязаю на все, что в тебе есть. Позволь мне разделить эту тайну с тобой, чем бы она ни была. Позволь мне помочь тебе…

– Кейт, я…

– Нет, погоди. Ты уже доверил мне все, что только можно: ключи, пароли, незаполненные чеки, коды сигнализации, кредитные карты – да всю свою жизнь, в конце концов. Но почему скрываешь это?

– Я ведь доверил тебе мое прошлое, Кейт.

– Да, но ведь не все же. Какие-то неприятные, неловкие моменты так и остались для меня скрыты – то, что так терзает тебя сейчас.

– Я отдал тебе свое сердце, каждую малейшую его частицу.

Опустив голову, я поцеловала Джулиана туда, где билось это сердце.

– Пытаешься меня обезоружить, да? – прошептала я. – Знаешь, что я не смогу перед тобой устоять.

– Я просто пытаюсь заставить тебя понять, что у тебя уже есть все, что ты хочешь. Я твой целиком и полностью, Кейт. – Он нашел мои кисти и, поднеся к губам, поцеловал каждую ладонь. – Я вот он весь, на твоей ладошке. Даже когда я совсем теряю голову и… овладеваю тобой… как какое-то животное…

Я взяла Джулиана за запястья и завела его руки себе за шею.

– Перестань. Прекрати сейчас же. Сейчас двадцать первый век, Джулиан Эшфорд, и ты волен заниматься самым что ни на есть бурным и диким сексом с женщиной, которую ты любишь, не испытывая впоследствии ни малейшей вины.

– Я разозлился. Потерял над собой контроль. Я же мог причинить тебе боль.

– Ты ни за что бы не причинил мне боль. Если бы я сказала «нет» вместо того, чтобы наброситься на тебя, точно одуревшая от охотки кошка, это бы тебя остановило. Я прекрасно тебя знаю, Джулиан, ты бы точно остановился.

– Остановился ли бы? – с горечью сказал он.

Я терпеливо возвела очи.

– Да, непременно. Самообладание – это твой конек, Джулиан. Это то, что скрепляет тебя воедино. И это на самом деле замечательное свойство. Твоя неизменная самодисциплина, способность держать все под контролем, ставить нужды других людей выше своих. Ты всегда стремишься поступать правильно, придерживаясь какого-то совершенно немыслимого эталона. И постоянно терзаешь себя этим. Но со мной ты можешь забыть об этом, понимаешь? Мне не нужно от тебя благородного аристократизма – со мной ты можешь быть нормальным здоровым эгоистом. Именно этого я от тебя хочу. Вот зачем я здесь, вот зачем я вообще явилась на свет – чтобы время от времени давать тебе передышку. Тебе, несчастному, измученному человеку, с самого рождения несущему на своих плечах бремя вселенских ожиданий.

– Но ведь не зверем же быть, Кейт…

– Тшш… – тронула я пальцами его губы и тут же скользнула ладонью к щеке. – В тебе столько страсти, Джулиан. Ты так глубоко все чувствуешь. Господи, ты просто бесподобен! Все это сияет в твоих глазах – и любовь, и преданность, и неистовство страсти. Эта твоя шальная дикарская жилка, как ты однажды ее назвал. Знаю, ты думаешь, меня это пугает, что меня может это испугать, но это вовсе не так. Это самая сокровенная суть твоей натуры – и для меня она ценнее всего.

Джулиан прикрыл глаза.

– Кейт, ты меня убиваешь. Ты невероятное, дьявольски сверхъестественное создание. И совершенно беспощадна ко мне.

– Ох, Джулиан! Ты что, правда этого не понимаешь? Как ты неотразим, как безумно сексуален, когда сердишься – и особенно, когда сердишься! – Подавшись вперед, я промурлыкала ему на ухо: – Мне ни за что перед тобой не устоять. И я хочу тебя опять, с новой силой. Знаешь ты это? Я ничего не могу с собой поделать. Один взгляд этих глаз – и я таю перед тобой… Ты что это, смеешься надо мною?

Грудь у него мелко сотрясалась.

– Лучше не смейся надо мной, Эшфорд.

– Кейт, – выдохнул Джулиан, – ты меня режешь без ножа. Я сам уже не знаю, рыдаю я или смеюсь. Ты сегодня меня просто уничтожила.

Я скользнула ладонями по его спине, опустив руки на талию, и ненадолго прильнула к его груди, чувствуя, как движется мое тело в ритм его размеренного дыхания. Его руки обхватили меня так легко, так осторожно, словно он боялся меня поломать.

– Итак, расскажи мне об Артуре Гамильтоне, – попросила я. – Я буду паинькой. Умницей-благоразумницей. Никаких больше вспышек ревности.

– Ты правда не представляешь, насколько ты мне дорога, как бесконечно бесценна. И как больно мне причинять тебе хоть малейшие тревоги.

– И все же, почему существование Артура Гамильтона может доставить мне какую-то тревогу? – с осторожной хитрецой спросила я.

Джулиан вновь посмотрел на меня, явно колеблясь с ответом, и я, не выдержав, высвободилась из его рук и пересела на диван: чтобы трезво мыслить и разговаривать, мне требовалось хоть ненадолго удалиться от его прикосновений и притягательного запаха.

– Джулиан, я, конечно, сильно вспылила. Я, знаешь, не оценила прелести столь неожиданного подвоха, и мне пришлось чуть не вывернуться наизнанку, пытаясь сохранить самообладание. Прежде всего ради несчастного Артура. Ну и, разумеется, чтобы отомстить Джеффу, оставаясь максимально невозмутимой.

– Ты была просто невероятна, дорогая. И ты, конечно, всецело права. Мне и впрямь следовало заранее рассказать тебе о нем. Прости, что так получилось.

– И все же, можешь ты понять одну вещь? Я совсем не похожа на тех женщин, с которыми ты бывал знаком, Джулиан. Я привыкла быть независимой и полностью отвечать за свою жизнь. И вдруг, представь себе, я больше ни над чем не властна! Какую я, к примеру, найду себе теперь работу, зная, что все вокруг жаждут твоего покровительства? Я больше не могу вернуться на Уолл-стрит. Я теперь вообще не представляю, чем буду заниматься дальше.

Тогда он кинулся ко мне и, опустившись на колени, взял мои ладони в свои.

– Я в твоей власти, Кейт! В полной твоей власти. Только спроси – и я все сделаю для тебя. Все, что захочешь.

– Ты. Да, это все, чего я жажду. Только ты. Никаких рубинов, никаких нарядов от-кутюр, никаких телохранителей. Только ты, весь ты. Чтобы ты валялся со мною в траве с золотыми на солнце волосами. Это все, что я когда-либо попрошу у тебя, – страстно сплела я свои пальцы с его.

– Любимая! – воскликнул он срывающимся голосом. Я соскользнула с дивана и тут же утонула в его глубоких любящих объятиях. – Прости меня! И за сегодняшнее, и за все остальное.

Я подняла глаза к его лицу. Свет из коридора отбрасывал от его скул резкие суровые тени.

– Вообще-то, – заметила я, – единственный, кому нужно за все отплатить, так это Джефф.

– О да, ему воздастся, – мрачно ответил Джулиан.

Я села обратно на диван и взяла его руки в свои. Что-то заставило меня вдруг взглянуть на его кисти.

– Бог ты мой! Что случилось?

Он тоже опустил взгляд на широкую багровую ссадину на костяшках его правой руки.

– Да ничего.

– Ты кому-то крепко врезал! – с укором сказала я, снова вглядываясь в его лицо, которое внезапно словно наглухо закрылось от меня. – Когда это произошло?

Молчание.

Я прищурилась.

– Ладно…

Взяв Джулиана за руку, я потянула его в коридор и оттуда в нашу спальню.

– Ох, нечистая сила! – вскрикнул он, увидев маленькую голубую аптечку первой помощи. – Это же никакая не рана, Кейт!

Ничего не ответив, я открыла чемонданчик и вытащила проспиртованные тампоны.

– Черт возьми, я выжил на Западном фронте без этой дурацкой канители! – ворчал он, мужественно морщась от боли. – В совершенно невообразимых антисанитарных условиях!

– Это был Баннер, верно? – Я кинула тампон в мусорную корзинку и отвинтила крышечку с «неоспорина».

– Ну, мы обменялись парой слов. Я выразил ему свое недовольство его оскорбительной манерой обхождения.

– Защищая мою честь, да? – Краешки губ у меня невольно дрогнули в улыбке, и я наклонилась к его руке, чтобы этого не показать.

– Беда нынешней эпохи или одна из бед – в том, что таким невоспитанным идиотам вроде Баннера позволительно впадать в дурное помешательство, оскорбляя чужих жен…

– Но я пока не являюсь твоей женой. К тому же он был в стельку пьян.

– Мужчины, которые не умеют пить, не должны прикладываться к спиртному. И ты, насколько я считаю, как раз моя жена… О нет, только не пластырь, Кейт!

– Тебе «Губку-Боба» или «Хелло, Китти»?

Он свирепо глянул на меня.

– Шучу. Ну, порадуй меня на ночь глядя! Ты же можешь снять его утром до того, как кто-либо тебя с ним увидит.

Я стала удалять с пластыря защитные наклейки.

– Кейт, – вздохнул он, – мне казалось, я сделал все самое мыслимое, чтобы приспособиться к обычаям этого мира. Я подогнал себя под новую реальность, осовременился, как мог, всячески адаптировался, изменил себя. Но единственное, от чего я никак не могу отступиться, – это от моего права вышибить искры из глаз у любого, кто осмелится тебя оскорбить. И вовсе не из-за твоей якобы беспомощности – видит бог, ты вовсе не такая. А потому что мужчина не смеет праздно стоять и смотреть, как бесславят его кумира.

Я последний раз хорошенько прижала клейкую полоску и подняла лицо, надеясь, что он не заметит блеска в моих глазах.

– Что ж, думаю, с этим я смогу ужиться. Только постарайся при этом сам не покалечиться, ладно?

Джулиан тихонько фыркнул.

– Нынешние мужчины не имеют и малейшего представления, как надо драться. Так что уже никакого удовольствия от этого.

– Так и что сделал Баннер, когда ты его ударил?

Какое-то мгновение на его щедрых чувственных губах блуждала неясная усмешка.

– Попросил у тебя извинения. – Джулиан мягко обхватил ладонью мой подбородок. – Ну что, теперь я прощен?

Я взяла его руку, переплетясь с ним пальцами.

– Беда с тобой, Эшфорд: на тебя ну совершенно невозможно подолгу злиться. А потому, пока я полностью перед тобой тут не растаяла, поведай мне наконец-то полную версию истории. Что в твоей нынешней жизни делает Артур Гамильтон?

Джулиан пожал плечами.

– В одно прекрасное утро, когда мы только начали работать, он вдруг заявился к нам в контору. В офисе были лишь мы с Джеффом, да еще один сотрудник из бэк-офиса. При виде Гамильтона Джефф в самом буквальном смысле вывалился с кресла. У него в ту пору, знаешь ли, стояло дешевенькое, изрядно подержанное кресло, – с усмешкой добавил он. – У Артура тогда еще не было ни малейшего опыта на финансовых рынках, и мы взяли его к себе заниматься чем-то вроде маркетинга, просто чтобы дать бедному малому какую-то работу.

– То есть он тогда типа… переместился?

– Ну, в общем, да. Среди его бумаг имелись точные указания, как нас найти.

– Как все же это странно. В том смысле, как все это происходит?

– Поверь, я бы согласился отдать свою левую руку, лишь бы только это узнать. – Джулиан откинулся вместе со мной на подлокотник и прижал меня к груди. – В случае Артура это, на мой взгляд, явилось скорее проклятием, нежели благодатью. Видишь ли, он с малолетства не отличался бойцовским духом. И если совсем быть объективным, был даже несколько труслив. Все его письма были донельзя наполнены ощутимо наигранной веселостью. Начальство – что было очень мудро с его стороны – определило его должностью при штабе, за линией фронта в Амьене, однако это, увы, оказалось ненадолго. Уже через несколько недель после моего исчезновения он перешел в полевое командование. Могу лишь предположить, насколько жалким он себя чувствовал, изо всех сил пытаясь командовать своими людьми.

– Но разве сейчас он не рад тому, что выжил?

Легко, даже как-то рассеянно Джулиан принялся гладить меня по волосам.

– Я не очень в этом уверен… Понимаешь, это крайне непросто – оторваться вдруг от всего, что так тебе знакомо. Это чертовски сбивает с толку, просто дезориентирует. Человеку непременно надо найти, ради чего существовать. Мне часто кажется, что Артур так и не прижился в этом новом, современном мире. С одной стороны, он ужасно тоскует по Флоре – она ведь была главной его поддержкой, с детства всегда заступалась за него, ну и так далее. И теперь он, похоже, не представляет, что с собой поделать и куда себя применить. Мы пытаемся как-то расшевелить его, встряхнуть, вернуть к жизни. Причем все это главным образом свалилось на Джеффа, который делит с ним кабинет. Бедолага, – покачал он головой. – Такое впечатление, будто его душа осталась где-то позади. Будто ее просто забыли перенести с ним вместе.

Нас снова окутало молчание, но на этот раз куда более легкое и светлое. Я ощущала, как его рука скользит по моим волосам, слышала под самым моим ухом мерное биение его сердца, и более не чувствовала себя ни никчемной куклой, ни птичкой в клетке, ни шлюхой. Я чувствовала себя лишь самой собой.

– А если бы я завтра стала твоей женой, ты бы рассказал мне все?

– Нет.

– Когда тогда?

– В свое время, любимая. Когда-нибудь ты все узнаешь. И главная моя задача – оберегать тебя, пока этот момент однажды не наступит.

– Чертова паранойя.

– Боюсь, что так. С этим ты сможешь примириться?

– Придется. Я ведь не смогу жить без тебя.

– Тогда, – голос его упал до еле слышного шепота, – ты останешься здесь со мной? Не станешь больше заикаться о сборе чемодана?

Я прикусила губу.

– Так нечестно, Джулиан. Ты говоришь, что полностью принадлежишь мне, что сделаешь все, что я ни попрошу, а я опять остаюсь ни с чем. Ты снова меня обыграл. Уже в который раз.

– Кейт, моя Кейт, – вновь сжал он объятия. – Нет, родная, вовсе не ни с чем. Честное слово, все это только ради тебя. Если бы ты только знала… Если б… – Он оборвал себя и, замерев на мгновение, продолжил уже более спокойным тоном: – Когда все закончится, клянусь, я весь отдамся на волю твоим прихотям. Ты одна будешь все диктовать.

– Но я вовсе не этого от тебя хочу.

– Прошу тебя, любимая, – увещевал он меня на ухо тихим, чарующим голосом, – скажи, что останешься. Ты же знаешь, я без тебя ничто. Просто дай мне немного времени – это все, чего я прошу. Доверься мне. – Проведя пальцами по моей руке, Джулиан крепко взял меня за кисть, и я закрыла глаза, силясь ему не поддаться. – Пожалуйста, Кейт, единственная моя, возлюбленная. – Он поцеловал мне пальцы. – Говори же скорее, потому что от одного твоего вида в этом халатике у меня голова идет кругом, и я не уверен, что долго смогу последовательно мыслить.

Я выдохнула с легкой усмешкой.

– Хорошо. Ты победил. Даю тебе неделю.

– Одну неделю?!

– У тебя есть еще неделя, Эшфорд, чтобы со всем этим разобраться. И если я не получу ответов на свои вопросы, я уезжаю обратно в Коннектикут.

– Одна неделя, – нахмурился он.

– Ты можешь приезжать меня навещать, – утешила я. – Я тебя впущу.

– Премного благодарен.

– И я возьму с собой Эрика, – добавила я, отчего он нахмурился еще пуще. – Пожалуйста, Джулиан, просто обещай не держать от меня никаких секретов.

– Прости меня, – жарко дохнул он мне в шею, – и за сегодня, и за все то, что из-за меня тебе придется вынести, чудное ты мое, великодушное создание…

Я опустила веки:

– Секреты, Джулиан.

Он промолчал, едва не касаясь губами моего рта.

– Ладно, все. У тебя есть еще целая неделя, раз уж ничего нам с этим не поделать.

– С чем с этим?

Я покачала между нами пальцем:

– Сам знаешь. С тем, что между мною и тобой.

– А-а, – улыбнулся он у самых моих губ, – ты, должно быть, говоришь про любовь, Кейт?

– Угу-мм…

Его тихий смешок щекотнул мне кожу.

– Родная моя… Тогда я скажу, что для нас обоих этого вполне достаточно. Я люблю тебя, Кейт… – Он поцеловал меня в губы. – Я люблю тебя, – поцеловал в ямочку за ухом. – Я люблю тебя. – Склонив голову, он поцеловал меня в обнажившееся плечо. – Я люблю тебя! – потом поднял меня на руки и благоговейно положил на постель. – Люблю тебя, моя дерзкая плутовка. Хотя из-за тебя сплошные треволнения.

Я обхватила руками его лицо:

– Хотя как раз за это ты меня и любишь.

– Вопреки всякому здравому смыслу…

Джулиан медленно стянул с меня пеньюар и занялся со мною любовью, нежно, не торопясь лаская мое тело от ресниц до кончиков ступней. И в неярком свете ночника, льющемся сбоку на его золотистое тело, между нами вспыхивали лишь пунцовые отблески рубинов.

– Есть еще иная причина, – прошептала я, когда мы лежали, сплетясь телами, уже в полной темноте.

– Иная причина чего, моя радость? – спросил он полусонно.

– Что я сегодня немного эмоциональнее обычного.

– Разве? Я что-то не заметил.

– Хм.

– А, ну да. Звучит интригующе. Интересно, что бы это значило. – Он погладил меня ладонью по руке вверх и вниз, словно успокаивая норовистую лошадку.

– Это значит… – Я сглотнула, набираясь храбрости.

– Что?

– Это значит, что я беременна.

Амьен

Джулиан постучал в мою дверь ровно в пять минут седьмого.

– Войдите. – Я отложила газету и поднялась с кровати.

– Извините, что так поздно, – порывисто вошел он, весь искрясь мужской энергией и мощью. – Эти полковники все никак не могут разойтись.

– Ничего, все в порядке, – сухим сдавленным голосом отозвалась я.

Это был мой последний шанс. Я могла разыграть лишь единственную оставшуюся, самую отчаянную карту.

– Надеюсь, вы хорошо провели день? Нашли, где перекусить, развлечь себя? – Джулиан глянул на огонь в очаге, слабо вздрагивающий за своей кованой железной загородкой, и шагнул к ведерку с углем.

– Да, я сходила в то заведение, куда вы меня водили вчера завтракать. В «Золотую кошку». Потом немного прошлась по магазинам. – Я неотрывно смотрела, как Джулиан распрямился от очага и повернулся ко мне. – Так приятно было наконец сменить свое дорожное платье на новое.

– Очень красивое. – Он немного помолчал, заложив руки за спину. – Мне жаль, что пришлось оставить вас на целый день. Представляю, как вам было тут скучно. Наверное, все довольно непривычно. Все совсем не так, как в ваше время.

– Скучно? Нисколько. Ощущение такое, будто целиком погружаешься в какую-нибудь историческую книгу. Этот собор, кругом обложенный мешками с песком, везде люди в форме, непривычные вывески и много всякой всячины, для меня новой. Все это так удивительно. Я…

Вся моя живость вдруг показалась фальшивой. Я опустила взгляд под ноги, к грубому некрашеному полу, потом на угол старого вытертого коврика прямо перед носками моих туфель.

Джулиан приблизился ко мне, чуть поскрипывая половицами. Неловко кашлянул в повисшей тишине.

– Может быть… вы не откажетесь поужинать со мной? Мы могли бы сходить в ту же «Кошку»… или еще куда… Кажется, возле вокзала есть еще кафе…

Я подняла глаза к его лицу, на котором отплясывали косые неровные сполохи от свечи, горевшей на прикроватном столике. Электричество иссякло с час назад, резко и окончательно.

– Нам не надо никуда идти. Я кое-что прикупила в продуктовых лавках. Вино и сыр, немного хлеба. И если вы не возражаете…

– О что вы, нет! Звучит очень заманчиво. Устроим что-то вроде пикника.

– Да, верно. – Я непроизвольно свела перед собой ладони, с нажимом соединив кончики пальцев. «Сейчас! Это надо сделать именно сейчас». – Вы не против… не возражаете, если мы сперва немного поговорим? Я кое-что еще должна вам сообщить, а поскольку я уже давно тут сижу, набираясь смелости, мне хотелось бы сделать это немедля.

– Да, конечно.

В комнате имелся только один стул, деревянный и ободранный, с изрядно вытертым, ненадежным с виду сиденьем. Я указала на него Джулиану, сама же присела на краешек кровати.

– Хм, я даже не представляю, с чего начать…

Наклонившись на стуле вперед, Джулиан оперся предплечьями на колени, сцепил кисти и засветился улыбкой:

– Кейт, я вам верю.

– Я знаю. Знаю, что верите. Но это касается вас в той же степени, что и меня, и это… Возможно, вам нелегко будет это понять. И особенно принять… Вы говорили… – Слова словно смешались у меня в глотке. Закрыв глаза, я попыталась собраться мыслями на том последовательном и здравом рассуждении, что раз за разом репетировала аж с полудня. – Вы говорили, у вас возникло ощущение, будто мы встречались прежде. Этак вот, это не совсем верно, но в то же время и не совсем неверно.

– Что вы имеете в виду? Когда мы встречались?

– Вы как-то спрашивали мою фамилию. Я тогда сказала, что пока не могу вам этого сказать, потому что вы все равно мне не поверите. Хотя, возможно, не поверите и сейчас.

– С чего бы мне этому не поверить? Особенно после всего услышанного.

– Потому что меня зовут Кейт Эшфорд. И я – ваша жена.

Лицо Джулиана, столь открытое и страстное, словно застыло вмиг холодной посмертной маской.

– Джулиан, послушайте меня… Вас не убьют в завтрашнем ночном рейде. Вы перенесетесь сквозь время – как это сейчас сделала я, – в конец двадцатого века. И там вы со временем встретите меня – в городе Нью-Йорке.

– Вас, – неживым голосом уронил он.

– Меня. – Я больше не могла сдерживать слезы, и они безудержно наполнили глаза. – По какой-то… непостижимой причине вы полюбите меня, а я – вас. И я никогда не говорила вам об этом. Никогда не говорила, что люблю вас: я почему-то боялась вам это сказать. Я почему-то думала, что слова могут как-то… сглазить, что ли, все это… вашу любовь ко мне… Потому что все было слишком уж чудесно, чтобы быть правдой. И потому, что я ни за что не смогла бы сказать это так замечательно, как вы, не сумела бы найти нужных слов. Это было так глупо с моей стороны, так жестоко, в то время как вы были всегда в этом исключительно щедры.

Я быстро смахнула пальцами слезы, собрала все, какие нашлись, остатки храбрости…

– Поэтому я скажу вам это теперь. Я все вам… Я все тебе скажу. Я люблю чудесный звук твоего голоса, люблю слушать, как ты играешь для меня вечерами на рояле. Люблю эти короткие забавные стишки, что ты нередко оставляешь мне на подушке по утрам. Люблю твой блеск и великолепие во всем, твою доброту. И то, как ты можешь изничтожить в хлам каких-нибудь болванов на Уолл-стрит – и в тот же вечер трогательно плакать в опере. Люблю твои старые кожаные тапочки, что ты носишь дома, когда мы с тобой одни. Люблю, как ночью ты держишь меня в объятиях, называя меня маленькой плутовкой, хотя, возможно, это в каком-то смысле и женоненавистничество. Люблю это чудное выражение на твоем лице, когда ты… когда мы…