Текст книги "За морем"

Автор книги: Беатрис Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

– Надеюсь, что так, – сдалась я наконец. Да у меня и не было, по сути, никакого выбора. Меня крепко держали разного рода моральные узы, очень прочные и надежные, в которых я уже сама порядком запуталась. К тому же всего в нескольких дюймах от меня было лицо Джулиана, столь родное и любимое, столь бесподобно прекрасное, сияющее и неотразимое, заставляющее поверить этому человеку, несмотря на все доводы разума. – Поскольку я вовсе не хочу, чтобы мы сейчас в последний раз вот так лежали рядом.

– Это и не будет в последний раз, родная, – уверил он меня, медленно и умиротворяюще (эта его чертовски не по годам развитая способность!) проведя ладонью по моей шее, по ключице, вокруг груди. – Спасибо тебе, Кейт. Я… Я даже мечтать не смел, что такое возможно.

– Ну да, рассказывай! Видела я, что ты почитывал. «Фанни Хилл», например, о «божественном искусстве любви». Так что кое-что тебе очень даже известно.

Джулиан густо покраснел.

– Я имел в виду не техническую сторону дела. Я говорил о другом – о нашей близости, о том, как я чувствую тебя, как растворяюсь в тебе. Об этой невыразимой радости обладания, о наслаждении… – Он уткнулся губами в ямочку у меня на горле. – Чувствуешь ли и ты это так же?

– Джулиан, – прошептала я, – я даже не берусь это описать. У меня все равно не получится.

Он поцеловал меня – долгим и крепким, проникновенным поцелуем, наконец поднял голову и заглянул мне в глаза, большими пальцами нежно приглаживая мне волоски на висках.

– Неужели ты и правда хотела отлучить меня, отправив прочь, в будущее, лишь бы отвести от поля брани? Зная, что больше никогда меня не увидишь?

– Да, конечно! Я тебе объясню, что…

– Не надо… – легко рассмеялся он. – Ты прелесть! Никуда я не собираюсь отправляться. Я останусь рядом с тобой и твоей любовью, моя драгоценная Кейт, моя милая супруга, моя жена – господи, какое великолепное, удивительное слово! Я бы хотел выкрикивать его с крепостных стен и бастионов!.. Родная, что не так?

– Да, как некстати… – пробормотала я.

– Что с тобой?

Соскочив с постели, я устремилась к умывальному столику, еле успев склониться над лоханкой. Через мгновение Джулиан уже стоял за моей спиной.

– Боже, Кейт, что с тобой?

– Ничего, мне уже лучше, – отозвалась я, чувствуя озноб и жар одновременно.

Тут же плечи мне окутало шерстяное одеяло, и Джулиан, приобняв, отвел меня к постели, усадил на край:

– Посиди немного. Давай-ка я налью тебе воды. – Он налил мне в стакан из уже початой бутылки «Перье», стоявшей на ночном столике. – Вот, возьми.

Я сделала глоток – просто ради его успокоения, – и в желудке тут же стало нехорошо.

– Может, чуть попозже выпью.

– Милая, что с тобой такое? Я ж с ума сойду!

– Все хорошо, правда. Ничего страшного, просто небольшое недомогание. – Я повернулась к Джулиану. – Вот видишь, мне уже гораздо лучше.

Он крепко взял меня за плечи и пытливо посмотрел в лицо:

– Ты ведь мне не говоришь всей правды, верно?

Ухватив края одеяла, я опустила голову. Распущенные волосы упали вперед длинными темными волнами, закрыв меня от его пронизывающего взгляда. Вскоре я почувствовала, как пальцы Джулиана скользнули вокруг моих локтей, пробравшись под колючую шерсть одеяла.

– Да, – прошептала я.

– И ты ни за что не скажешь мне, что с тобой?

– Нет.

Тогда Джулиан обхватил меня за плечи и увлек на тонкую подушку в изголовье. Одеяло тут же соскользнуло к поясу, частично меня обнажив.

– Позволь, я угадаю?

– Не надо.

– Это какая-то болезнь?

Я печально помолчала и наконец выдавила:

– Нет.

– Ты что-то не то съела?

– Нет, – опять не сразу ответила я.

– Кейт, неужели…

Долгое мгновение мы лежали в безмолвии, слыша лишь доносящееся откуда-то из дома поскрипывание, непонятные глухие удары из какой-то другой комнаты. В очаге, уже догорая, едва вспыхивали угли. Оголенными руками я чувствовала прохладу воздуха – лишь тело прижавшегося ко мне Джулиана согревало меня своим влажным жаром.

Наконец его ладонь, скользнув ниже, легла мне на живот.

– Скажи мне только: я об этом знал?

– Да, – сдавленно отозвалась я.

– Мы обязательно поженимся, – решительно сказал он, – в следующий же мой отпуск. Я как можно быстрее постараюсь получить увольнительную. Хотя я и так уже считаю тебя своей женой, но просто хочу, чтобы по этому поводу ни у кого не возникло никаких вопросов и сомнений, если со мной вдруг что-нибудь случится.

Я лишь беспомощно кивнула. Как я могла с ним дальше спорить!

– Мои родители позаботятся о тебе, – уверенно продолжал он, свободной рукой проворно подтыкая вокруг нас одеяло с простыней. – Тебе нельзя оставаться здесь, во Франции. Это слишком опасно.

– Твои родители… Я ведь их совсем не знаю. Они, верно, подумают, что я… какая-то американская нахалка, пытающаяся тебя заловить…

– Я им сообщу, причем совершенно однозначно, кто ты есть для меня. Они непременно тебя полюбят. Особенно отец. Ты как раз из того типа женщин, что так ему нравится. – Джулиан поцеловал меня в висок.

Я повернулась лицом к нему, чувствуя себя в его мужественных объятиях маленькой и хрупкой. Позади него мерцала свеча, и ее приплясывающий огонек отбрасывал сбоку на лицо Джулиана беспокойно подрагивающие тени.

– И все же, как ты можешь настолько доверяться мне? – прошептала я. – Я вдруг, как снег на голову, возникла на твоем пороге, объявила себя твоей женой, к тому же беременной – и ты даже во мне не сомневаешься, никак не испытываешь меня?

– Ну, я, положим, испытал тебя. Причем весьма скрупулезно. – Он снова меня поцеловал, будто демонстрируя эту свою скрупулезность.

– Ну а дитя, Джулиан? Ведь я вполне могла бы пытаться тебя захомутать, просто свалив это на тебя. На тебя, возможно, самого завидного жениха во всей Англии! – Голос мой пронзительно напрягся. – Ты не боишься, что я все это тщательно подстроила?

– Кейт, – ответил он, прижав мою голову к своему плечу, – если бы ты пыталась меня облапошить, навязав мне не моего ребенка, – не думаешь, что ты придумала бы что-нибудь куда более правдоподобное, нежели путешествие во времени?

– Но это все равно мне кажется не совсем честным. Ведь еще с час иль два назад ты был робким девственником. Ты…

Я осеклась. Последние слова внезапным эхом прозвучали у меня в голове.

Девственником!

«Да, – признался мне когда-то Джулиан, сидя со мной у себя в библиотеке. – Была одна. Во время войны».

– Джулиан, – взволнованно сказала я ему в плечо, слыша собственный голос будто из далекой дали, – что было там выгравировано, на кольце?

– Хочешь прочитать?

– Да. Очень хочу.

Разом обессилев, я не могла даже пошевелиться. Взяв меня за руку, Джулиан снял с моего пальца кольцо, потянулся за свечой.

Я склонилась над тонким платиновым ободком. Сперва я даже не смогла разобрать буквы, выведенные на кольце знакомым красивым, убористым почерком. Мне пришлось прищуриться и поднести надпись ближе к неровному свету свечи, да и тогда я еле-еле разобрала слова:

«Ты узнаешь ее по этому кольцу».

От пальцев, державших кольцо, по рукам, стремительно растекаясь по плечам и груди, побежал жуткий холодок.

Он все знал. Бог ты мой, ведь он же все знал!

Все это с ним, тогдашним, уже случилось. Для него – я уже здесь была. И Джулиан – мой Джулиан, тот Джулиан из моего времени! – уже когда-то делил со мной эту постель. Он знал меня задолго до того декабрьского утра, когда мы встретились с ним в «Стерлинг Бейтс», когда он глядел на меня так изумленно и пытливо, неловко теряясь в словах при виде меня. Тут же в голове закружились обрывки воспоминаний, когда-то изреченные им слова, в ту пору показавшиеся очень странными. И эта его как будто абсолютно безосновательная паранойя насчет моей безопасности. И непонятная скорбная печаль, охватившая его после нашей брачной церемонии. И пустовавшие в долгом ожидании шкафы в его доме. И то, как он вдруг влюбился в меня в мгновение ока, точно с первого взгляда…

– Кейт, – услышала я его голос, – все в порядке? Ты сумела прочитать?

Я подняла глаза к его красивому, еще такому молодому лицу, чуть золотящемуся в сиянии свечи, – такому искреннему, пылкому, совершенно бесхитростному. Стены крохотной комнатки в один миг тесно сжались вокруг нас, словно заключив нас обоих в сумеречный бутон лилии, тем самым спрятав от одинокого тоскливого будущего, поджидавшего нас снаружи, от этого грозного и рокового грядущего века.

– Да, – обронила я.

– Вот видишь, – оживился Джулиан. – Все отлично, дорогая. Ведь именно этого я тогда и желал.

Он отставил свечу обратно на прикроватный столик, снова надел мне на палец кольцо и поцеловал его. Его губы обожгли жаром мою онемевшую кожу.

– Очевидно, я хотел быть абсолютно уверен в том, что узнаю тебя, когда ты вернешься за мной. Так что все идет как надо. Я предполагал остаться сейчас с тобой. Предполагал здесь жениться на тебе, дорогая, – сказал он низким уверенным голосом и вновь поцеловал мне руку, потом прильнул к губам.

В очаге, прервав тихое монотонное шипение, громко раскололся кусок угля.

– Да, конечно. Конечно же, ты этого и хотел.

Я обхватила его ладонью за шею, почувствовав под пальцами неожиданно мягкую и нежную кожу у загривка. Естественно, именно так он и должен все это представлять. Джулиану – что нынешнему, что из будущего – никогда бы даже не пришла в голову мысль, будто он не в силах изменить свою судьбу, будто все, что он ни делает, остерегаясь своего рока, какую бы бдительность ни проявляет – все это лишь фрагменты хитроумного узора, давно уже сотканного для него свыше.

Но для меня в единое мгновение все разом прояснилось. Джулиан будущего уже слышал прежде все мои предостережения, все это уже пережил – и никакого толку это не принесло. Любая попытка избежать переноса во времени была заведомо неисполнима, и все, что бы я ни объясняла сейчас Джулиану – хотя бы даже в этот момент, – будет уже предопределено неким означенным свыше порядком.

Всему, что с нами было – и нашей встрече, и тому чудесному лету, и нашему бракосочетанию, и гибели Джулиана, – предрешено было свершиться, и я никак не могла этого изменить. Ошибки, что я совершила, были глупы и непоправимы, навеки непоправимы.

Я потерпела неудачу, еще не успев даже что-то предпринять.

ГЛАВА 27

Из Тетерборо мы с профессором Холландером вылетели в двенадцать минут первого.

Ребята из NetJets не доставили мне много хлопот. Как выяснилось, Джулиан со свойственной ему самонадеянностью активировал счет на мое имя уже на следующий день после приобретения пакета. Имевшаяся в моем распоряжении клубная карта представляла лишь нижний уровень долевой собственности, так что мне пришлось дополнительно приплатить немыслимую сумму. Впрочем, это для меня она звучала шокирующе – я быстро вспомнила, что эта дикая цифра считается здесь всего лишь обычной погрешностью при округлении, и воспользовалась наконец черной кредитной картой, которую Джулиан навязал мне уже столько месяцев назад. Возможность подобных расходов мне никогда и в голову не приходила.

– Вам надо поспать, – посоветовал Холландер, глядя на меня с неясным выражением лица: то ли обеспокоенно, то ли смирившись с неизбежным.

– Не могу, – отозвалась я. – Я не усну, пока не буду знать, что он в безопасности.

Профессор ничего не ответил. Я откинулась головой на мягчайшее кожаное сиденье, глядя в потолок, на длинный ряд притушенных лампочек вдоль всего салона. Фирменная роскошь убранства со спокойным, некрикливым лоском приятных глазу бежевых и голубых тонов казалась мне давно знакомой и уютной, словно погружая меня назад, в умиротворенность моей прежней жизни.

– Все плохо, да? – спросила я Холландера. – Вы считаете, они намерены его убить?

– Нет, – чересчур поспешно ответил он.

– Но все же не исключен и этот вариант, верно? – хладнокровно произнесла я, приподняв голову.

Если чему меня и научили годы работы в инвестбанке, так это тому, как следует решать сложные задачи. Сперва разбить проблему на поддающиеся разгадке звенья, затем каждое тщательно проанализировать, после чего собрать все воедино и разом справиться с проблемой.

– Знаете, я усматриваю здесь три сценария развития событий, – продолжала я. – Первое: Артур и Джефф просто хотят побеседовать с ним по душам. Возможно, попытаются отговорить его от женитьбы. Покажут ему могилу Флоренс и все такое. Это, конечно, наипростейший вариант: Джулиан без труда от них отговорится и следующим же рейсом будет дома.

– Хорошо бы. Тут я более-менее с вами согласен. Следующий вариант?

– Следующий – в том, что они вовсе не планируют его убить, однако Артур вдруг сорвется. И тут все зависит от Джеффа: на чьей стороне он окажется? Так что здесь вполне возможен и скверный исход.

– А третий сценарий?

– Что они заранее нацелены его убить.

– Я правда не думаю, что такое вероятно.

– Однако все-таки возможно, и такой исход – наихудший из допустимых. А потому нам надо сосредоточиться прежде всего именно на нем. В смысле: что мы можем предпринять? Как остановить их?

– Никак, – устало ответил Холландер. – Я не имею ни малейшего представления, как надо драться.

– Мы можем привести с собой полицию.

– Ага, и полицейские начнут их допрашивать, – язвительно прокомментировал он.

– Ну да, пусть! – взорвалась я. – Меня куда больше пугает смерть Джулиана, не дай бог, нежели то, что все это раскроется!

– Это не должно раскрыться! Ни в коем случае! Как вы не понимаете!

– Да, я не понимаю. Я тут ничего не понимаю! Как вообще они все здесь очутились? Почему? Это же странно и немыслимо. Аномалия какая-то! А теперь они, возможно, собираются убить Джулиана, если я не придумаю, как этому помешать.

Холландер беспомощно пожал плечами и оперся локтями на разделявший нас столик.

– Увы, мне ничего на ум не приходит.

– А что, если он уже мертв? Или его убьют еще до того, как мы туда доберемся? Что, если… О боже! – Я выпрямилась на сиденье, пронзенная жуткой мыслью. – Профессор, ведь это я во всем виновата! Если бы он никогда меня не встретил, не решил на мне жениться…

Все это разом обрушилось на меня. До того момента я принимала во внимание лишь факты – сами факты и их возможные последствия, – не желая вникать в их основания и мотивы. Не допуская никаких «если бы», не задаваясь вопросами «зачем?» и «почему?». Возможно, потому, что неосознанно чувствовала, что именно я являюсь корнем всех проблем. Если бы Джулиан никогда меня не встретил, если бы мы никогда не стали любовниками, никогда не зачали бы ребенка, никогда не поженились. Если бы не толкнули за грань срыва несчастного Артура Гамильтона…

– Это все моя вина, – горько сказала я. – И если Джулиан умрет, это будет только из-за меня. – Я уронила лицо в ладони. – Я должна это предотвратить. Иначе я не смогу жить дальше. Я тогда просто умру.

– Нет-нет, что вы, – попытался успокоить меня Холландер тихим мягким голосом. – Бедная девочка! В этом совершенно нет вашей вины. Вы же влюбились, вы сделали его счастливым. Это никакое не преступление. И не в ваших силах вернуть Гамильтону нормальный рассудок.

Подняв голову, я встретилась взглядом с профессором.

– Я беременна. Знали вы об этом? Мы с Джулианом ждем ребенка. Вот почему мы так неожиданно для всех поженились.

У Холландера вмиг кровь отлила от лица.

– Я и понятия не имел. Бог мой! – Он умолк, часто-часто заморгав, пытаясь осмыслить услышанное. Потом заговорил взволнованным шепотом: – Ребенок Джулиана Эшфорда! Бог ты мой! Я и подумать не мог…

– Тем не менее это правда. Мы сами убедились в этом лишь в субботу. – Я посмотрела в окно, на беспросветно черное ночное небо над Атлантикой, что стремительно проносилось мимо, сливающееся с таким же темным океаном внизу. – Джулиан настоял, чтобы мы немедленно поженились. Он и так чувствовал себя виноватым, что не сделал этого раньше.

– Ну да, на него это очень похоже, – воодушевленно отозвался Холландер.

– Будь у него такая возможность, из него вышел бы замечательный отец. Можете себе представить? – слабо усмехнулась я. – Джулиан Эшфорд – футбольный папа! Натаскивает свою «Малую лигу» или что-нибудь в этом духе. У него бы классно получилось. Так что нам обязательно надо что-то придумать, профессор. Ребенок должен знать своего отца.

Тут мою голову словно тисками сжало болью. Как я смогу жить без него? Что будет, если в моей жизни больше не станет Джулиана? Это просто невозможно! Такого не должно случиться! Этого даже представить нельзя!

– Ответьте мне на один вопрос, Кейт, – решительно обратился ко мне Холландер. – Насколько далеко вы готовы были бы зайти, если бы Джулиану действительно грозила смертельная опасность?

– Я бы отдала свою жизнь. Знаю, это звучит сентиментально и, может, напыщенно, но это чистая правда. Если вы сейчас мне скажете, что ради спасения Джулиана надо приставить к виску пистолет и разнести себе мозги, я действительно это сделаю.

– Даже при том, что это погубит вашего ребенка?

Я поколебалась.

– Но по крайней мере так у него появится шанс завести потом других детей.

– Однако он ни за что бы не хотел, чтобы вы на это пошли. Разве не так?

– Он бы в любом случае не хотел, чтобы я это сделала – с ребенком или без. Так о чем мы с вами, в сущности, толкуем? – прищурившись, взглянула я на Холландера.

Некоторое время он сидел в молчании, задумчиво выводя пальцем на лакированном столике широкие невидимые круги.

– Одна из величайших загадок во всей этой истории, – заговорил он наконец, – это в первую очередь, конечно же, вопрос: как все эти люди оказались в нашем времени?

– Это точно. Мне тоже ужасно хотелось бы узнать, как такое получилось. И почему. То есть мне до сих пор в это трудно поверить.

Профессор развернул к себе ладони, уткнувшись в них взглядом.

– Думаю, я могу ответить на этот вопрос, – медленно произнес он.

От неожиданности я резко выпрямилась в кресле, сперва заподозрив, что просто неверно его расслышала.

– Вы?! Серьезно? Почему же вы ничего не говорили? Когда вы это выяснили?

– Ну, на самом деле уже некоторое время я это знаю.

– Правда?! – дернулась я к нему, вцепившись пальцами в край столешницы. – И в чем тут дело? Какие-то пространственно-временные «кротовые ходы» или что-то подобное? Или, может, некий сверхсекретный эксперимент?

– Нет, – поднял он на меня виноватый взгляд. – Боюсь, тут все дело во мне.

Свет в салоне, казалось, на мгновение угас, потом зажегся как прежде. Я изумленно застыла в своем кресле, прислушиваясь к еле различимому вою за бортом, прорывающемуся сквозь монотонный рев двигателей.

– В вас? – наконец выдавила я.

– Да, только во мне.

– Что значит «только в вас»? Как вы сумели… это проделать? И почему именно вы?

Я ошарашенно помотала головой. У меня возникло чувство, будто я наблюдаю все происходящее откуда-то издалека.

– Вопрос «почему», пожалуй, самый простой. Потому что я историк. И потому что я изучаю самую, с моей точки зрения, захватывающую тему, исследуя жизнь этих выдающихся, неординарных людей, вовлеченных в наиболее трагические события войны. А вот насчет «как», – пожал он плечами, – не могу сказать ничего определенного. Это просто… случается.

– Просто случается? – недоуменно переспросила я. – Случается?! Вы, верно, шутите! Как, скажите на милость, один человек может взять да телепортировать другого в какое-то иное время? И как вообще можно узнать, что такое удается? Ведь это же безумие! Безумие чистой воды!

Профессор откинулся на спинку кресла. Взгляд его скользнул куда-то мимо меня, застыв в задумчивой печали. Было видно, как под коричневым твидовым пиджаком его грудь всколыхнулась в глубоком вздохе.

– Это произошло в 1996 году, – молвил он наконец. – Я тогда только-только опубликовал свою третью книгу и уже почти закончил работать над биографией Эшфорда. Осталось лишь соединить кое-какие концы. – Потянувшись к подносу, Холландер прихватил с него сэндвич с ветчиной, покрутил в руке. – Я снял себе жилье в Амьене, который в пору Первой мировой войны так или иначе являлся центром военных действий Британии на Западном фронте. Оттуда я и изучал нужную мне территорию – когда пешком, когда и на арендованной машине, чтоб добраться до места. Вам когда-нибудь доводилось бывать на поле брани?

– Нет. Я видела лишь воинские захоронения, когда путешествовала поездом по Европе. Просто участки земли, испещренные могильными памятниками.

– Железная дорога Кале – Париж главным образом и проходит почти вдоль старой линии Западного фронта. В годы войны можно было окопами добраться от Швейцарии до самого Ла-Манша. Это прекрасно отражено в картах той поры. Я долгими часами прохаживался со своими схемами и диаграммами вдоль различных линий наступления и отхода войск, пытаясь на месте, среди характерных холмиков, уклонов и впадин, разглядеть, как именно велись интересующие меня сражения.

– Ничего себе! – восхищенно выдохнула я. – Вы все это проделывали, чтобы уяснить для себя перемещения Джулиана на фронте?

– Я был поистине с головой увлечен последними днями его жизни. Он отправил матери довольно странное письмо, написанное в вечер накануне того рокового рейда. Сперва он, конечно, в нескольких словах обмолвился о Флоренс: мол, «вскоре я познакомлю тебя с дочерью, о которой ты всегда мечтала для меня». А потом написал: «Отныне я безошибочно знаю, что сам Бог правит моей судьбой, и всецело полагаюсь на Его милость». Как будто он точно знал, что той ночью едва не погибнет! Что, как вы понимаете, совсем для него не характерно. Ему всегда была свойственна этакая беспечно-самонадеянная вера в то, что он сумеет уцелеть.

– А вы спрашивали об этом самого Джулиана?

В этот момент самолет сильно тряхнуло в воздушной яме, да так, что зубы клацнули.

– Спрашивал, и он согласился с моим суждением. Но это, разумеется, было уже много позже. А в то время мне и в голову не могло прийти, что я когда-то увижу Джулиана Эшфорда во плоти. Это же полнейший абсурд! И тем не менее мне хотелось побольше узнать о предмете моих научных поисков. Изучить его письма, стихи. Мне казалось, я уже чувствую его склад ума, образ мыслей. И вот однажды утром я выехал из Амьена, чтобы проследить его путь в ту последнюю ночь с целью по возможности выявить, в каком точно месте он пал.

– И вы нашли? – От волнения у меня пересохли губы, и я быстро их облизнула, не отрывая глаз от морщинистого лица Холландера.

– Надо полагать, нашел. Я довольно долго стоял на этом месте, напряженно размышляя об Эшфорде, вызывая в воображении его облик, пытаясь представить, каким оно было – это его последнее мгновение жизни. И вдруг я услышал весьма странный звук – какой-то протяжный и громкий вой. Так, вероятно, слышится гул приближающегося снаряда. Затем раздался страшнейший удар. Испугавшись, я зажмурил глаза и закрыл голову руками. Когда же я открыл глаза, у моих ног лежал мужчина в армейской форме.

– Джулиан! – прошептала я одними губами. – Так, значит, это вы… Вы перенесли его сюда. Значит, путь в будущее шел через вас… Господи! Это вы спасли его!

– Я естественно, испытал ужасный шок. Сперва даже подумал, что я сплю. Потом, глядя на этого мужчину, предположил, что он мертв. Однако он дышал, хотя и не приходя в сознание, и, разумеется, мне надо было срочно что-то делать. Я побежал к ближайшему фермерскому домику, чтобы вызвать «Скорую», попросил у них какую-нибудь одежду. Фермерам я сказал, что набрел на незнакомца, какого-то очередного «реконструктора» – а они все время там ошиваются, эти ненормальные фанатики, – у которого, похоже, случился сердечный приступ.

– Вы догадались, что это Джулиан?

– Я это сразу понял. Ведь я, разумеется, хорошо знал его в лицо. К тому же у Джулиана на шее имелся армейский медальон – я поспешил снять его еще до приезда «Скорой». И уже когда юношу увезли, я осознал всю значимость произошедшего. Я вернулся в Амьен, навел кое-какие справки… Знаете, в Париже есть место, где могут весьма искусно подделать документы. Потом я собрал для него необходимые вещи – в общем, сделал все, что мог.

– Поражаюсь, как вы при этом смогли сохранить рассудок!

– Конечно, я пребывал в шоке. Лишь гораздо позже я сумел хорошенько все это обдумать. В критической ситуации человеку свойственно просто действовать.

– Да уж, знаю.

Беспокойно поднявшись с кресла, я подошла к подносу, ища чего-нибудь попить.

Диетическая кола. Мне как раз и хотелось чего-нибудь шипучего и бодрящего, что могло бы разогнать заволакивающий туман в голове. И черт с ним сейчас, с кофеином!

– Ну а потом, уже несколько лет спустя, он, естественно, приехал повидаться со мной в Бостоне, конечно, и понятия не имея, что именно я его спас. До того момента я вообще старался избегать его, хотя и делал попытки разузнать, как он устроился и чем занимается. Ведь если бы я сам вышел на него, мне пришлось бы признаться, что я – тот самый человек, что перенес его сюда. И тогда он вполне мог бы попросить меня…

– О чем?

– Чтобы я отправил его обратно.

– А вы можете это сделать?

– Полагаю, да. – Холландер покусал губу. – Даже уверен, что могу.

– А теперь позвольте я угадаю. Вы увидели, что Джулиан страдает от одиночества и, чтобы составить ему компанию, перенесли сюда Джеффа. А потом и Артура Гамильтона.

– С Гамильтоном все получилось намного сложнее. Во-первых, я не знал, где точно он находился, – мне понадобились годы попыток, чтобы набрести на нужное место. Я перенес много других людей – тех, кто на страницах истории вызывал мое неизменное восхищение. Все они были отмечены в рапортах среди потерь, притом тела их так и не нашли. Таких бойцов было, знаете ли, много, очень много. И однажды я подумал: почему бы мне их не спасти, раз уж я в состоянии это сделать? Согласитесь, прямое поражение от снаряда оставляет немного свидетельств.

– Но как?! – не выдержала я. – Как это действует? Вы просто стоите, об этом думаете – и это происходит?

– Не знаю, – пожал плечами профессор. – Нет, все же не совсем так. Должны присутствовать определенные элементы, как мне кажется. Я должен стоять именно в той самой точке, где находился данный человек в свой критический миг. Это необходимое условие.

– В критический миг?

– В тот миг, когда человек как бы исчезает из архива, – нетерпеливо объяснил он. – Во-вторых, я должен иметь при себе какой-то его личный, скажем, артефакт. В случае с Джулианом – без всякого умысла – у меня оказалось его последнее письмо домой. Семья любезно предоставила его для моего научного исследования. В случаях с другими я вынужден был выискивать подобную зацепку как возможный элемент ключа.

– А что еще? Ведь этого никак не может быть достаточно.

– Ну, я подозреваю, тут может быть задействована некая эмоциональная связь. Мне кажется, человек должен иметь какую-то эмоциональную устремленность к современной эпохе.

– Но какую, интересно, связь мог иметь Джулиан, к примеру, с 1996 годом?

– Возможно, такую, что вы в эту пору уже жили.

– Но ведь он тогда совсем меня не знал!

– Ему предстояло вас узнать. Если время на самом деле настолько гибко, настолько циркулярно, то, очень может быть, не так и важно, встретит он вас или нет.

Я села на свое место, пытаясь усвоить услышанное.

– Скажите, вы с кем-нибудь это обсуждали? Со специалистом по физике, например? Потому что вы же не можете просто так путешествовать в пространственно-временном континууме, сами, по своей воле пробивая в нем тоннели. Как какой-то могущественный колдун вуду или вообще как высшая сила.

Холландер надолго умолк.

– Я не могу этого объяснить, – произнес он наконец. – Я не знаю, в чем тут дело. Не знаю, почему мне это дано и как я приобрел эту способность. И один ли я такой. Но уж что есть, то есть.

Что есть, то есть. Так просто – и так невероятно замысловато. От камушка, брошенного в безбрежный водоем, крупной рябью разбегаются волны в вечность. Беспредельность возможностей и беспредельность последствий…

– Можно я кое-что у вас спрошу? – взглянула я на Холландера. – Если бы я захотела попасть назад, в 1916 год, и предостеречь Джулиана от участия в том самом рейде, он бы там находился? То есть на тот момент прошлого?

– Даже не знаю. Однако любопытный вопрос!

– В каком смысле?

– Способны ли вы изменить историю, повлиять на данный ход событий? Ведь мы знаем как факт, не правда ли, что Джулиан перенесся вперед, в наше время? И вы предполагаете для себя возможность отправиться назад и это изменить? Это величайший риск – и для вас, и для него.

– Но если он сейчас умрет, – возразила я, – разве не стоит хотя бы попробовать? Ведь это уже ничего не испортит.

– Не знаю, Кейт. Не знаю… А как с точки зрения этики? Этично ли такое вмешательство? Не знаю, что вам сказать. Ведь одно трепетание крыльев крохотной колибри…

– И все же, вы сделаете это для меня? Если, прилетев в Манчестер, мы обнаружим, что Джулиана убили, сделаете? Отправите меня в прошлое?

Холландер задумчиво откусил от своего сэндвича, неторопливо прожевал.

– Что вы там станете делать? – спросил он наконец.

– Я отыщу его и попытаюсь изменить его планы.

– Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Джулиан исчез в конце марта 1916 года, а менее чем через три месяца его рота поднялась в атаку в битве при Сомме. В тот же самый день капитан, заступивший на место Эшфорда, был убит.

– Но у Джулиана все равно будет какой-то шанс, верно? Я ведь могла бы тогда все ему рассказать, предупредить его! Провести его целым и невредимым через оставшиеся годы войны.

– Шанс… Всего лишь малый шанс, – покачал головой профессор. – И то если это сработает. Если вам удастся вмешаться в ход истории. Если вам не воспрепятствует некая высшая вселенская сила.

– Все равно оно того стоит, – в безрассудном отчаянии бросила я. – Разве вы не видите: мне ничего иного не остается. Я не могу просто смириться с его смертью! Однажды вы спасли его – уверена, я смогу сделать то же. Хотя бы должна попытаться. Ведь в первую очередь из-за меня ему грозит опасность.

Холландер тяжко вздохнул и уставился в иллюминатор.

В последние несколько минут вдоль горизонта стало проступать бледно-голубое сияние. Самолет наш неуклонно стремился навстречу разгорающемуся восходу. Я стянула через кисть свои наручные часы и на пять оборотов прокрутила минутную стрелку.

– По британскому времени сейчас девять, – сообщила я. – Они совсем скоро приземлятся. Если уже не приземлились.

Холландер повернулся ко мне.

– Что ж, хорошо, – решился он. – Если все пойдет плохо и если они все же… – У профессора перехватило в горле, и он резко мотнул головой. – Тогда я это сделаю. Но вам же надо как-то подготовиться. Ведь вы окажетесь в Саутфилде в 1916 году. Вам понадобится какая-то одежда, еда, крыша над головой. Нужно будет добраться до Франции. Вам потребуются деньги.

Я опустила взгляд на запястья.