Текст книги "Грешники (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Глава 13

Все эти разбирательства, конечно, не могут обойтись без согласия собственницы.

Для этого с ней связываются даже в кардиоцентре, где она проходит плановый профилактический курс.

И вся информация, конечно же, незримо расползается по коллективу. Невозможно накинуть платок на каждый рот – так, кажется, говорится в известной поговорке.

Часа три уходит на то, чтобы дождаться полиграфолога, прогнать меня по целой куче идиотских вопросов, еще раз снять проверку с камер проходной и скрытых камер, которые натыканы в каждом кабинете.

Сказать, что я чувствую себя прошедшей девять кругов ада – значит, не сказать ничего.

Но оно того стоит, потому что итог всего этого – моя полная реабилитация. Даже несмотря на то, что генеральный открыто говорит, что сам факт того, что я попала в такой скандал – достаточная причина для моего увольнения.

Собственница предпочитает отмалчиваться, и это – плохой знак.

Меня оправдала техника и против меня действительно нет никаких доказательств, но я все равно замешана в скандале. Грозная много раз подчеркивала, что для нее крайне важна честность и доверие, которые она ставит даже выше профессиональных качество, потому что второму, при желании, человека всегда можно выучить.

В свой кабинет я заползаю только к трем – без обеда, без передышки и с тяжелой головой.

Не хочется ничего. Даже кофе, которая моя заботливая помощница молча приносит и ставит передо мной на стол.

Где-то за этими стенами наша служба безопасности сейчас песочит Ленку.

Нас намеренно развели так, чтобы не могли пересечься даже случайно.

Когда все закончится – я сверну ей шею. Я ее просто убью с особой жесткостью. Оторву все выступающие части тела и завяжу узлом то, что у нее между ног – может хоть тогда она перестанет думать о мужиках и вспомнит о значении слова «ответственность».

И, несмотря на все это, мне до сих пор страшно думать о том, что моя лучшая подруга, которую я столько раз буквально за уши вытаскивала из болота, могла так со мной поступить.

Это… слишком мерзко.

От одних только мыслей, какую змею на груди я могла пригреть, становится не по себе. Хочется пойти под душ и соскрести с кожи даже тень сегодняшнего дня.

В телефон даже не заглядываю, хоть до сих пор никак не ответила на сообщения Призрака.

Говорить ни с кем не хочется.

Точнее, мне очень нужно выговориться. Банально просто покричать хотя бы в пустоту, но лучше, чтобы в этой пустоте был голос, который скажет, что все пройдет, и руки, которые просто погладят по голове.

Я набираю папин номер.

Даже после моего простого «привет, па», он понимает, что в моей жизни случилась пресловутая пятая точка.

Папа – моя опора, поддержка и защита.

Он – мой идеальный мужчина. Он так меня любит, что я просто не согласна разменять свою жизнь и отдать сердце мужчине, который будет любить меня хоть на грамм меньше. Даже если планка требований слишком высока.

– У меня проблемы на работе, пап, – шмыгаю носом. С ним можно не быть сильной карьеристкой, для него я всегда «доча». – Прости, что подставила.

Это ведь он замолвил слово, чтобы хорошее хлебное место досталось мне, это на его репутации я выехала без необходимого стажа по специальности.

– Понял, – скупо, как все серьезные мужчины, говорит он. – За руль не садись – водителя пришлю. Когда?

– Я неделю за свой счет, так что хоть сейчас.

Через двадцать минут мне приходит сброшенный вызов – маячок от Вовы, папиного водителя. Я набрасываю на плечи пальто, беру сумку и выхожу.

– Мария Александровна, – жалобно пищит в спину моя помощница, – вы же вернетесь к нам?

До того, как в «ТриЛимб» пришла ее, директором по персоналу работала, как ее до сих пор зовут, «Мегера в мехах». И моя помощница успела от нее натерпеться всякого, от чего нервы могут сдать и у сильных мужиков. Не то, чтобы я себя хвалю, но при всем обилии у меня плохих качеств – и это чистая правда – я никогда не срываюсь на людях просто так. Тем более на подчиненных, которые лишены возможности сказать хоть слово поперек. Ну если только им не хочется еще больше усложнить себе жизнь рядом с начальником-самодуром.

Мне нечего ответить.

Я стараюсь подбодрить помощницу улыбкой, но ухожу молча.

Самой не хочется думать, что, возможно, мое следующее появление здесь будет только чтобы собрать вещи. Потому что это будет… крах всему. Всем моим мечтам о карьере, о том, чтобы зарабатывать достаточно и ни от кого не зависеть, чтобы купить себе представительский автомобиль и дважды в год летать куда-нибудь в красивые страны. Я мечтала об этом буквально с тех пор, как в шестнадцать лет вышла на свою первую работу – летом, пока остальные отдыхали, я мыла посуду в маленьком летнем кафе, получала за это копейки, но зато эти деньги уже были моими личными. С тех пор я больше никогда ничего не просила ни у матери, ни у папы. В особенности у папы, который уже активно пропалывал «финансовую стезю».

Мне всегда нравилось, как он гордо всем говорит: «Это – моя доча, она всего добилась сама!»

Приходится изо всех сил сдерживать слезы, чтобы не реветь, когда забираюсь в салон черного «Лексуса». Водитель кивает мне в зеркало заднего вида и выруливает на оживленную дорогу.

Я не хочу быть разочарованием.

Знаю, что папа никогда в жизни так не подумает и не скажет, но…

Водитель привозит меня в маленький суши-бар сильно далеко от центра города.

Даже несмотря на кислое настроение, не могу не улыбнуться, когда замечаю папу, сидящего за столом, уставленном красивыми досками с теплыми роллами.

Я быстро чмокаю его в щеку и усаживаюсь напротив.

Есть палочками я так и не научилась, так что хватаю первый подвернувшийся на глаза ролл прямо пальцами, щедро макаю его в соус и отправляю в рот. И так несколько раз, пока на душе не появляется хотя бы что-то похожее на баланс между паникой и верой в лучшее.

Папа о чем-то говорит по телефону, изредка поправляя запонки.

Все-таки он у меня тот еще красавчик, несмотря на свой полтинник лет.

Высокий, подтянутый, до сих пор не прогуливает спортзал, следит за питанием и за модой. В детстве мои подруги пускали слюни на его молодые фотографии, и мне до сих пор очень хочется, чтобы Тот Самый Главный Мужчина Моей Жизни был таким же: очень высоким, синеглазым, с темными жесткими волосами и ямочкой на подбородке. Чтобы он был таким же немногословным, но всегда держащим обещание, ответственным, сильным и знающим четыре заветных слова: «Сиди, я сам решу».

Наверное, когда – или если – я такого встречу, плюну на все правила приличия и сама позову его в ЗАГС.

Только, как говорит бабушка, таких больше не выпускают в тираж.

Глава 14

– Она мне никогда не нравилась, – говорит папа после моей длинной оды на тему «Как я просвистела работу».

Я киваю – он никогда и не скрывал, что считает Ленку прилипалой и приживалой, хотя лично у меня на этот счет всегда было свое мнение – и он его уважал, заканчивая любые споры фразой: «Тебе решать, с кем идти в горы».

Мне эти его слова всегда казались немного не в тему, но сейчас я, кажется, начинаю понимать их простой смысл. Если бы сейчас мне пришлось идти в горы и выбирать напарника для связки и страховки, я бы никогда Ленку не выбрала.

– Пап, ты у меня такой умный, – говорю, подперев щеку кулаком, разглядывая роллы с мыслью, а готова ли я слопать еще парочку. – Я же думала, что хорошо, когда рядом есть друг.

– С друзьями, Маняша, дела вести нельзя. Особенно с неуравновешенными.

Он так выразительно на меня смотрит, что я без труда читаю между строк вторую, очень нецензурную версию этих слов.

Беру еще один ролл, салютую им папе и отправляю в рот.

– Я могу позвонить Грозной, – предлагает он и в ответ на мое недовольное ворчание миролюбиво поднимает руки. – Ладно, понял, ты умница, ты все сама.

Мне очень стыдно.

Просто до колик в животе, которые не заглушить даже самыми вкусными в нашей Северной столице роллами.

Он же постарался для меня.

А получается, что я, пусть и косвенно, но подставила под удар и его репутацию. Будут говорить, что у Барра дочка – ненадежный сотрудник с риском «корпоративного шпионажа».

Это звучит мерзко даже в моих мыслях.

– Может, это моя судьба? – вздыхаю. – Работать рядовым сотрудником где-нибудь в маленькой фирме, родить парочку детишек, ухаживать за мужем и выучить сто рецептов приготовления блинов?

Мы переглядываемся и обмениваемся понимающими усмешками: да, я сказала чушь.

– Ну и что собираешься делать теперь? – интересуется папа, лениво попивая кофе. Сделать бы ему выволочку, что для кофе в его возрасте уже поздно, но когда он меня слушал? – Если что, ты знаешь – у меня всегда есть место для…

– Пап, я знаю, – кладу ладонь поверх его руки. – Но мне важно самой, понимаешь? Хочу, чтобы ты мной гордился всегда-всегда. Чтобы я добилась всего, как и ты – самостоятельно. Хотя, конечно, у меня с рождения все равно есть большой красавчик-бонус.

Он широко улыбается – любит, когда хвалю его внешность.

После их с матерью разъезда – они уже десять лет не живут в официальном браке и это тоже очень грустная история – отец, как это принято называть, решил «пожить в свое удовольствие». Поэтому у него теперь любовница, всего на пять лет старше меня. И сказать, что меня это не радует – значит, не сказать ничего. Даже несмотря на его уверения, что это просто чтобы переключиться и ненадолго, потому что в его возрасте все равно нужна женщина, которая способна распознать первые признаки инсульта и инфаркта.

– Что-то ты своего старого отца совсем спихнула на обочину жизни, – ворчит он.

– Считай, это я просто подлизываюсь, чтобы потом у тебя не было повода отказаться вести меня к алтарю.

– Эти американские традиции, – он снова ворчит, но на этот раз с довольной улыбкой.

Он, как и мать, конечно же уже мечтает о внуках и видеть меня устроенной в гнездо собственной семьи, но, в отличие от мамы, не ставит это мое «женское предназначение» во главу угла. Наверное, если бы не его воспитание, я бы не выросла такой… материально ориентированной на благоустройство.

– А ты что, – отец слегка прищуривается, – нашла уже кандидата?

Я ему никогда не врала и не буду врать, даже если натворю каких-то гадостей и придется в этом сознаться. Но и рассказывать пока нечего, но раз папа – моя лучшая подружка, которая никогда не разведет сплетни, то ему можно излить душу. Чуть-чуть.

Так что я просто показываю ему пару фотографий Призрака, говорю, что он тоже строит карьеру и что мы вроде как проходим этап интернет-знакомства.

– Не в твоем же вкусе, – замечает папа, разглядывая то его фото, на которое я, без преувеличения, пускаю слюни. – Ты вроде любишь таких… чтоб как дровосек.

– Ну, всегда есть исключения, – напускаю загадочности и все-таки отбираю телефон. – В любом случае, пока мы просто виртуальные друзья.

– А ты уже сказала своему виртуальному другу, что у тебя очень злой отец и что он сделает с его «фаберже», если он окажется аферистом?

– Ты не даешь мне ни шага устроить свою личную жизнь! – делано возмущаюсь я и шепотом говорю: – Нет, еще не сказала, но обязательно скажу на первом свидании.

После посиделок отец подвозит меня до дома, еще раз говорит, что я всегда могу на него рассчитывать и целует на прощанье в щеку.

Я захожу в квартиру.

С облегчением скидываю пальто прямо на пол и потихоньку плетусь на кухню.

Сегодня как раз тот день, когда нужно распечатать пачку тыквенного кофе от «Старбакс», смолоть ароматные зерна и побаловать себя огромной чашкой пряного напитка с шапкой аэрозольных сливок.

Успеваю все это сделать и даже устроиться на подоконнике, укутав ноги пледом, когда телефон жужжит входящим вызовом.

– Мария Александровна? – на том конце связи голос генерального, и, судя по плохо сдерживаемому налету сарказма, он позвонил не для того, чтобы обрадовать меня окончанием служебного расследования в мою пользу. – Я только что переговорил с собственницей, ввел ее в курс дела по вашей… гммм… ситуации.

Я точно не услышу ничего хорошего.

– Тамара Викторовна попросила вас уйти по собственному. И тогда мы не станем упоминать эту неприятную историю ни в ваших рекомендациях, ни вашим потенциальным работодателям.

Нужно много сил, чтобы справиться с дрожью в руках и поставить чашку на твердую поверхность, чтобы не расплескать кофе.

Окунаю лицо в ворот свитера, медленно почти беззвучно выдыхаю.

Не будет ему радости видеть меня растоптанной и униженной.

– Спасибо, что проявили заботу и сообщили об этом лично, – говорю с подчеркнутой вежливостью. – Завтра я приеду, чтобы передать дела, написать заявление на расчет и забрать вещи. Предупредите службу безопасности, чтобы за злостной корпоративной шпионкой приставили специального смотрящего. А то кто знает, сколько еще тайн и секретов я растреплю на каждом углу Петербурга. Ну или назло хотя бы стащу табуретку.

Генеральный через силу смеется. Я прощаюсь и кладу трубку, чувствуя себя совершенно раздавленной.

И самое ужасное то, что мысли, лезущие в голову, не добавляют ни капли оптимизма.

За весь день Ленка так ни разу и не дала о себе знать.

Как будто во всей этой истории ее вины нет совсем.

Глава 15

ПРИЗРАК: Я начал волноваться, куда ты пропала

Он пишет это в ответ на мое сообщение, отправленное только на следующий день вечером.

Хотя я собиралась взять тайм-аут и вычеркнуть из своей жизни любые, даже телефонные, социальные контакты.

Но после заявления и «почетного позорного прохода» с коробкой через весь офис нервы не выдержали.

Даже карьеристкам с «фаберже» иногда просто нужно с кем-то поговорить.

Так что я вывалила все свои горести в десятке голосовых сообщений, последние из которых диктовала с надрывом и соплями, как какая-то истеричка.

Вряд ли когда-нибудь решусь переслушать их, чтобы не рухнуть в собственных глазах на самое дно.

ПРИЗРАК: Говорить можешь?

ВАНИЛЬ: Могу, но у меня настроение поныть и пожалеть себя.

Он звонит почти сразу и, когда подношу трубку к уху, говорит:

– Я хотел сказать, что мне не понравились молчанки в две недели, и когда я думал, что это уже все, без вариантов, без продолжения и с жирной точкой, было хреново.

Несмотря на мое кислое настроение, улыбаюсь.

Это такая странная смесь тоски и нежности, что от нее наверняка зашкаливает уровень адреналина в крови.

– Я созрела выпить кофе в приятной компании, – говорю шепотом. Если честно, то не так, чтобы созрела, но, наверное, сейчас для встречи самое подходящее время.

Призрак молчит.

И потом тяжело вздыхает, как будто даже ругаясь сквозь зубы.

– Я до конца недели на работе завален. Внедряю новую концепцию, начальство сопротивляется, сама понимаешь. Приходится стоять одному против всех. Я к тебе с совещания сбежал, мне это еще припомнят.

– Прости, что добавляю хлопот. Возвращайся на свое совещание – я никуда не денусь.

– Ванилька, ты все не так…

Я просто заканчиваю вызов и даю себе обещание больше никогда ничего ему не предлагать.

Это, конечно, не то, чтобы правильная реакция на отказ. У него тоже работа, тоже заботы и дела, огромный пласт личной жизни, и теперь я даже не сомневаюсь, что в ней присутствует реальная женщина, которой он обязан уделять внимание. Просто злит, что вместо того, чтобы сказать правду, мужчина прикрывается работой и делами.

Скажи, что все уже не актуально – никто не будет за тобой бежать три дня, чтобы сказать, как это было по сути не существенно.

Жизнь стала очень странной: мы не боимся лезть на Эверест, делать тяжелую пластику лица ради того, чтобы избавиться от милой горбинки на носу, но нас бросает в дрожь при мысли о честном разговоре.

Я кое-как доползаю до постели, чувствуя себя разбитой любимой маминой чашкой – внутри какая-то потеря потерь, хоть уревись, а легче не станет. Так что чего впустую лить слезы?

Мне даже почти удается выспаться, только голова с утра болит, словно на ней танцевали мазурку. По инерции даже бросаюсь одеваться, искать костюм, только через пару минут понимаю, что раз я не приготовила вещи с вечера – значит, для этого была причина.

– Поздравляю, – улыбаюсь своему опухшему со сна отражению в зеркале, – ты теперь официально безработная.

Мое отражение кисло кривит губы.

Я быстро делаю кофе, собираюсь с мыслями и трачу два часа на то, чтобы составить новое резюме. Никогда не переписывала старые, потому что даже через месяц человек все равно напишет о себе как-то иначе, уже с оглядкой на прошлый опыт. Указываю, что трудоголик, не семейная и не планирую заводить детей в ближайшие годы – по понятной причине. Многие солидные фирмы отдают предпочтение «холостячкам», а вот несемейный мужчина – это, скорее минус. Особенно если ему хорошо за тридцать.

Размещаю резюме сразу на нескольких востребованных биржах труда и трачу еще пару часов на то, чтобы пересмотреть объявления о вакансиях. Нахожу парочку – конечно, не директор по персоналу, но для начала хотя бы что-то. Связываюсь с кадрами, направлю резюме еще и туда.

Когда голова начинает пухнуть от глупых мыслей, собираюсь, кутаюсь в теплый шарф и выхожу погулять. Мороз – лучшее лекарство против хандры. Особенно если он прямо-таки зверствует.

Когда порядком устаю, спускаюсь в метро, еду до нужной станции и забегаю в маленькое кафе, где мы с Ленкой любим предаться чревоугодию. Сначала даже осматриваю столики, чтобы не наткнуться на подругу, с которой сейчас хочется столкнуться меньше всего. Невыносимо гадко просто от мысли, что она так и не нашла в себе смелости позвонить мне и поговорить. А ведь вся эта история случилась из-за нее.

Понятия не имею, где она теперь будет искать работу, и даже не хочу об этом думать.

Официантка приветливо улыбается, явно узнавая лица постоянных посетителей. Я заказываю морскую мини-пиццу и большой Раф с ванильным сиропом.

Но, когда все это оказывается передо мной на столе, и рука тянется, чтобы устроить акт зажора всех неприятностей, откуда-то сверху на меня падает тень, и до боли знакомый мужской голос говорит:

– Я знал, что рано или поздно здесь тебя поймаю.

Рука так резко одергивается под стол, что это словно происходит без участия головы.

Просто та часть, которая живет в каждой женщине и отвечает за ее внутреннюю «милую девочку», сигналит: «Аллё, подруга, ты серьезно собралась сожрать все это в одно лицо, когда рядом твой будущий муж и отец твоих детей?!»

Призрак.

Я боюсь поднять голову, так и сижу с руками на коленках.

Он садится напротив.

Все равно смотрю куда-то вниз, на свои странно скрученные пальцы.

Я не тушуюсь перед мужчинами и не лезу за словом в карман. Но все это оказалось так… странно, что прямо сейчас во мне скорее недоумение, а не стыд и паника. Почему мы встретились? Как? Он действительно сказал: «Я знал, что встречу тебя здесь»? Он меня подкарауливал? Как часто? Каждый день? Или только по четвергам?

На мне ни грамма косметики, но, конечно, не это главное, потому что, хоть я объективно далеко не красавица, но и не страшилище.

И пучок вместо прически – тоже не большая трагедия.

И даже простые удобные скинни с начесом под толстый бабушкин свитер – не беда.

Просто этой встречи не должно было случиться до того, как я свыкнусь с мыслью, что мы так и останемся друг для друга приятелями по переписке.

– Ты пару раз говорила, что это – твое любимое место, – говорит голос напротив, и какая-то часть меня до сих пор не понимает, как это возможно, если мой телефон не прижат к уху, а лежит на столе, чуть справа от чашки с кофе. – Ну я и подумал…

Приятный скрип кожаной куртки – сигнал, что Призрак пожимает плечами.

Я сглатываю и потихоньку, как будто может случиться что-то ужасное, все-таки поднимаю голову.

Было бы проще, если бы он улыбался, потому что его улыбка мне знакома и какой-то романтичной части меня почти успела стать улыбкой родного человека. Но он не улыбается, только немного щурится, тоже разглядывая меня.

Фотографии дают представление о внешности человека, и по ним я бы узнала Призрака в толпе среди тысяч лиц, но реальность все равно вносит свои коррективы.

У него светлее глаза – не темно-карие, а скорее, как гречишный мед, с оттенками янтаря.

И нос уже, и губы полнее.

И не такие уж широкие плечи.

Но все же это куда лучше, чем набор упорядоченных в фото разноцветных пикселей цифровой фотографии.

Призрак смазано проводит ладонью по лицу – видимо, я слишком долго и пристально на него смотрю. Приходится вскинуть руку и помахать, чтобы понял, что дело во мне.

– Хватит молчать, – он все же улыбается. – Меня не очень просто заставить нервничать, но у тебя почти получилось.

– Слушай, дай мне привыкнуть к мысли, что ты – настоящий, – делаю вид, что злюсь.

Он вскидывает руки, как будто сдается.

Мой папа делает так же.

И это… немного понижает градус внутреннего напряжения.