Текст книги "Грешники (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
Глава 41
Несколько минут мы просто изучаем друг друга в полной тишине.
Так и хочется съязвить на тему: «Смертельный танец кобр – посмотрите, как они застыли в ожидании момента для смертоносного выпада». Прямо заставка для передачи «В мире животных».
– И так, это ты, – первой нарушает молчание Эльмира.
– Папа учил меня не разговаривать с незнакомыми, – вежливо отвечаю я, – а институт – что нельзя переходить на «ты», пока собеседник не назвал свое имя.
Она прищуривается, и я мысленно расправляю плечи.
Меня ее уничижительный тон ничуть не тронул, а вот мой выпад, кажется, попал в яблочко.
– Эльмира Бакаева, – называется она и напряженно ждет какую-то мою реакцию.
Я выразительно пожимаю плечами – мне эта фамилия ни о чем не говорит, а кто она такая я поняла до того, как она решила перейти в наступление.
– Если вдруг ты не в курсе… – начинает Эльмира, но я нарочито невежливо перебиваю.
– Я в курсе – бывшая Гарика. Рада знакомству.
На самом деле, конечно не рада, но в моем арсенале вежливость всегда была самым убийственным оружием. Пока противник бесится, он забывает, что чеку выдернул, но гранату так и не бросил.
Интересно, если эта она взорвется, стены офиса забрызгает силиконом, гилауронкой и филлерами?
– Откуда ты вообще взялась? – Эльмира подходит ближе, явно наслаждаясь нашей значительной разницей в росте не в мою пользу. Мне приходится немного задирать голову, чтобы смотреть ей в глаза. Нужно признать – это немного подбешивает. – Кто ты? Как тебя вообще зовут?
– Ты пришла сюда прекрасно зная, как меня зовут, и если уже успела забыть, я бы рекомендовала провериться у специалиста – именно так и начинается старческая деменция: сначала ты забываешь, что твои бывшие – свободные мужчины, потом начинаешь мнить себя королевой, а потом вообще забываешь, то всем вокруг чихать на твое мнение.
Она снова щурится, и заломы морщин в уголках глаз выдают ее возраст. Я думала, она моложе. Но если убрать с этого расфуфыренного лица весь труд косметологов, думаю, ее реальный возраст – хорошо за тридцать.
Никогда не понимала женщин, которые начинают гнаться за молодостью в таком возрасте.
Я давно решила, что даже седину закрашивать не буду, а лучше сделаю модную стрижку, чтобы быть стильной статусной женщиной.
Как Громова.
– Думаешь, очень умная? – кривит губы Эльмира. – Раз у тебя кольцо на пальце – это что-то значит? Я носила такое же почти год. Только в отличие от тебя, получила его от влюбленного мужчины, а не от страдающего по бывшей обиженки.
Обиженка и Гарик – эти понятия не вяжутся между собой.
В моем представлении обиженные мужчины истерят, пускаются во все тяжкие, напиваются и приезжают к бывшей посреди ночи, чтобы довыяснять отношения, а не спокойно – даже хладнокровно – предлагают другой женщине партнерский брак.
– Знаешь, – я выразительно смотрю на часы на запястье, – у меня сейчас обеденный перерыв, и я не хочу портить аппетит общением с токсичной бывшей моего будущего мужа. Так что…
Она не дает мне уйти – грубо хватает за локоть, разворачивает к себе лицом, и я чувствую острый прилив злости, помноженный на желание от всей души влепить ей пощечину. Чтобы одумалась и вспомнила, что даже женщины ростом сто шестьдесят сантиметров могут дать сдачи.
Но вместо этого мысленно считаю до трех и освобождаю руку.
– Еще раз тронете меня, Эльмира, и я позову охрану.
– Никто не пустит тебя, нищебродку, в эту семью.
– А мне не нужна вся семья, меня вполне устраивает только Гарик. Так что его мать, если у вас совет да любовь, можешь забирать себе.
Она откровенно бесится.
Это банальная беспомощность, ступор: как это выскочка посмела отказаться играть по ее правилам, не поддается на провокации?!
Меня нечем взять.
И я мысленно еще раз благодарна отцу, который с детства внушал, что ни в какой ситуации, даже если очень плохо, нельзя падать в грязь лицом.
Я не устроила скандал, когда увидела Призрака со своей лучшей подругой, сдержалась, когда вскрыла их подлое предательство.
На фоне этого попытки бывшей Гарика вывести меня на эмоции, задевают меня не больше, чем зуд от комариного укуса.
– Он просто делает мне назло. – Эльмира пытается отзеркалить мою непроницаемость, но, хоть она и выше, и я все еще вынуждена задирать голову, на этом поле она мне точно не соперник. – Вот, если не веришь.
Она сует мне под нос телефон со свежей перепиской.
Я бегло перечитываю последние сообщения.
Прикрываю рот рукой, как будто едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться.
Немного переигрываю, но она вряд ли понимает – тут на лицо заточеность мыслительной деятельности совсем на другие задачи.
У меня достаточно сообщений от Гарика, чтобы понять – эти откровения писал кто угодно, но точно не он.
– Там нет запятой перед «что», «когда-нибудь» пишется через дефис, а «сома подумай» – через «а». Передай этому «Гарику», что прежде чем писать шекспировские признания в любви, для начала неплохо бы подтянуть русский язык. Хотя бы на начальный уровень школьной программы.
У нее вытягивается лицо, и на этом мой триумф можно считать законченным, но…
Напоследок.
Обратка за «нищебродку».
– Неплохая попытка. – Театрально растягиваю губы в одобрительной улыбке. – Только я не представляю, как бы Гарик мог написать тебе в двадцать два пятьдесят один, если в это время его руки были заняты мной, а не телефоном. Но! – скидываю вверх большой палец. – Ты молодец, всегда восхищалась настойчивыми людьми – эту бы энергию да на мирные цели…
На этот раз Эльмира не пытается меня задержать.
Она даже не ругается вслед, но прежде чем двери лифта закроются, я вижу ее лицо и почти каллиграфическую надпись на нем: «Это еще не конец».
Глава 42
Я приезжаю к Гарику поздно вечером.
До сих пор не могу преодолеть мысленную преграду и начать называть это место «домом». Для меня это дом, в котором живет Гарик – мужчина, который скоро станет моим мужем и, одновременно, мужчина, о котором я знаю почти «ничего».
Несмотря на холодный вечер, Гарик сидит на скамейке на веранде, и в пепельнице на кованом столике уже порядочно окурков. Он уже без пиджака, в расстегнутой почти до пупка рубашке с закатанными рукавами.
Выглядит уставшим.
Ненадолго задерживаюсь на крыльце, в надежде получить хотя бы взгляд в мою сторону, но нет – он просто тянется за очередной сигаретой.
Я поднимаюсь к себе, принимаю душ, переодеваюсь в теплую пижаму.
Спускаюсь вниз, делаю две порции горячего шоколада в большие чашки, бросаю на плечо плед и, украдкой, как нашкодившая кошка, устраиваюсь рядом с ним.
Набрасываю плед на наши колени – его и мои.
Мы молча пьем горячий шоколад, и я пару раз ворую затяжки из его сигареты.
– Эльмира приходила в офис, – говорит Гарик, когда наши чашки пустеют. – Служба безопасности отчиталась. Я так понимаю, она хотела поговорить с тобой.
– Я бы не назвала это разговором, – напускаю беззаботный вид. – Скорее попыткой на авось отжать свое. Прости, но она у тебя какая-то недалекая.
Гарик задумчиво рассматривает мое лицо, и мне снова становится неуютно, как тогда в комнате, когда мы пили вино из одной бутылки.
– Маша, она уже давно не «у меня». И это единственное, что тебе нужно знать об Эльмире.
– Я примерно так ей и сказала.
– Правда? – На его лице мелькает тень заинтересованности.
– Нууу… – Закатываю глаза. – Почти вежливо и почти без сарказма. Дала понять, что в то время, когда ты якобы строчил ей признания в любви, на самом деле мы неплохо проводили время в постели. Видел бы ты ее лицо!
Я нарочно пытаюсь дурачиться, потому что мы Гарик продолжает смотреть на меня так, словно вот-вот поддастся искушению и проглотит. И единственный способ не сдуреть от этого взгляда – до последнего отгораживаться от него шутками.
– Мне кажется, твоя бывшая уже энергично рубит лес.
– Рубит… лес? – не понимает он.
– Надо же где-то брать палки, чтобы вставлять их в колеса велосипеда наших счастливых отношений.
– Ты как будто даже довольна, – немного расслабляется Гарик и, наконец, отворачивается.
Я украдкой поглядываю на его профиль.
Точно Хидлстон.
Из одной хромосомы они вылупились что ли?
Я снова пытаюсь украсть у него сигарету, но Гарик выразительно качает головой – нельзя, остановись, хватит.
Это очень странно, но у меня и мысли не возникает, чтобы ослушаться. Как будто есть что-то в этом молчаливом «нельзя» от удара хлыстом опытного Доминанта во взрослых играх в Подчинение и Послушание – мне одновременно и больно, и приятно от того, что рядом есть человек, который может дрессировать мою темную сторону.
Ту, где рождаются мои демоны и черти, с которыми мне одной не справиться.
Стерва с бумерангом в руках – это оттуда, из моей личной тени.
– Ты ее очень любишь? – задаю вопрос, который минуту назад поселился в моей голове и успел стать навязчивой идеей. – Ну я имею ввиду, что, если мужчину шатает из одних отношений в другие без перерыва и без остановки – это очень похоже в незакрытый гештальт с какой-то очень важной женщиной.
Гарик долго молчит.
Так долго, что я успеваю мысленно настучать себе по затылку и подписаться кровью под обязательством больше никогда не совать нос в личную жизнь моего делового партнера. Не хочу, чтобы он думал, что мне не все равно, с кем он и где, раз наше соглашение о сотрудничестве не включает в себя пункт о супружеской верности и исполнении супружеского долга три раза в неделю.
– Думал, что люблю, – наконец, отвечает Гарик, и в облачке сигаретного дыма его лицо становится каким-то очень отрешенным. Как будто здесь, со мной, осталась только оболочка без души. – Ничего серьезного, Маш. Тебе не о чем беспокоится.
– Я и не беспокоюсь, – пожимаю плечами. И, пытаясь корчить из себя Мела Гибсона в «Смертельном оружии», добавляю: – Ничего личного, напарник.
Гарик протягивает руку и, прежде, чем я успеваю что-то предпринять, рывком с неожиданной силой, тянет меня на себя. Сначала я просто барахтаюсь, понимая, что вот-вот просто шлепнусь ему на грудь, но в какой-то момент ощущаю странную легкость.
Он держит меня двумя руками, усаживая на себя, словно куклу.
Мои ноги расходятся сами собой.
Мы впервые так близко – грудь к груди, практически лицо к лицу.
И его пальцы поглаживают мои икры как-то очень вальяжно, словно интимную прелюдию можно совершать даже через одежду, без настоящего «голого» контакта.
– Ничего личного, напарник, – лениво передразнивает он, откидываясь на спинку скамейки. – Так на тебя удобнее смотреть.
– Без проблем, – треснувшим от неожиданности голосом, бормочу я, все еще не до конца придумав, куда деть руки.
В конце концов, кладу ладони ему на плечи, сжимаю в кулаках дорогой шелк рубашки.
– Так вот, напарник. – Гарик как нарочно выделяет это слово интонацией. Пятой точкой чувствую, что теперь он будет частенько использовать его в мой адрес. – Эльмира – это та самая женщина-ошибка, которая есть в жизни каждого мужчины. Пока она есть, кажется, что обладаешь чем-то эксклюзивным, значимым и ценным. Это любимые игры мальчиков: если меня выбрала самая перспективна самка, значит, я классный.
– Ага, – тупо киваю я, и боюсь пошевелиться, чтобы ни одним лишним движением не спровоцировать его на хотя бы тень мысли, что я рассчитываю на пикантное продолжение этой «позы наездницы».
– Твои комментарии сейчас не обязательны, – снова «мягко» стегает он. И я затихаю как монашка перед святым ликом. – Когда Эльмира ушла, я очень болезненно это переживал: шлялся по женщинам, корчил из себя Байрона, искал неприятности и просто сливал жизнь. Где-то через полгода она вышла на связь. Несла какую-то чушь о том, что в разлуке поняла, как я важен и нужен. Что через месяц после расставания узнала, что беременна и не смогла сохранить ребенка, и еще какую-то чушь.
В его голосе такая откровенная скука, что черти из моей тени не могут усидеть на месте.
Я поддеваю пальцем его как всегда гладко выбритый подбородок, заставляю смотреть прямо мне в глаза. В ответ на это, Гарик медленно поднимает ладони вверх по моим ногам, но не рискует двигаться дальше лодыжек.
– Хочу убедиться, что ты говоришь правду, – озвучиваю причину своих действий.
– Я искренен как на исповеди, – лениво и почти безэмоционально, отвечает он. – Мне плевать на эту женщину, Маша. И когда она вырубит свой лес и настрогает палки в колеса велосипеда нашей счастливой жизни, очень важно, чтобы ты это помнила и не поддавалась на провокации.
– Ты правда так внимательно меня слушаешь? – не могу не удивиться точности, с которой он повторил мою идиотскую шутку.
– Я правда интересуюсь абсолютно всем, что ты говоришь, – подтверждает он.
Почему-то меня немного царапает и задевает его нежелание спросить о моих чувствах к бывшему. Мог хотя бы из вежливости.
– Эльмира не остановится, – Гарик устало прикрывает глаза и его руки поднимаются еще выше, оказавшись у меня на бедрах. – Она будет искать способ разрушить наши отношения, потому что у нее тоже появился охотничий азарт – знаешь, как некоторым мужчинам важно одобрение самой расфуфыренной самки, так и некоторым женщинам принципиально вернуть бывшего любой ценой. Я ей не нужен. Это тупой принцип забрать то, что она считает своим.
Я прекрасно понимаю, о чем он говорит.
Это из разряда историй о том, что нам нафиг не нужен человек, который по нам сохнет, но очень приятно ощущать его безусловную любовь и привязанность. Типа запасного аэродрома, на который нельзя садиться другим самолетам.
– Твоя бывшая – дура набитая, уж прости, – фыркаю я, и только спустя мгновение понимаю, что мой палец уже не держит его подбородок, а как само собой разумеющееся поглаживает острые грани челюсти, скользит до уха, задевает мягкие пряди волос.
По крайней мере, мой деловой партнер еще и красавчик, что не может не радовать.
Было бы очень грустно жить под одной крышей с толстым потным колобком.
– Прощаю, – милостиво отвечает Гарик. – Но я не всегда смогу быть рядом, чтобы защитить тебя от нее. И пока не могу пойти в открытую конфронтацию со всем кланом Бакаевых. Кое на чем мы с ними завязаны. Мне нужно время, чтобы развязать ситуацию с наименьшими потерями.
Мне так сильно нравится его этот прохладный, немного уставший хищный голос, что я, уже без страха, поудобнее усаживаюсь, тяну на нас обоих плед и прошу рассказать, что это за завязки и как мой «напарничек» собирается их распутывать.
Гарик даже не пытается выяснить, для чего мне эта информация.
Он просто рассказывает.
Глава 43
– Может, это? – Ленка показывает на какую-то безобразную пену из кружев в середине длинной ряда вешалок со свадебными платьями.
Я, как порядочная, натягиваю улыбку в духе: «Тебе все к лицу, дорогая» и молча смотрю, как консультант тут же бросается нахваливать свой товар.
Если бы не финальная часть нашего плана, я бы ни за что не согласилась на этот променад в компании «счастливой невесты», потому что меня тошнит от всего происходящего. В особенности от мысли, что я, пусть и с минимальным вовлечением, но все же становлюсь участницей свадьбы моего… даже «бывшим» его язык не поворачивается назвать.
Сегодня у меня в сумке лежат рабочие документы «особенной важности».
Мы с Ленкой ушли из офиса в обеденный перерыв, и я нарочно как бы между прочим сказала, что чувствую себя неловко, потому то выношу важные финансовые документы.
Она на это клюнула – я хорошо видела, как загорелись ее глаза.
И снова в который раз пожурила себя за то, что раньше была такой непростительно слепой дурой. Как будто у меня глаза были на известном месте сзади.
Что там за документы – я не очень в курсе, Гарик сказал, что «нужные надежные люди» подготовили все как надо. Суть в том, что там как будто важная информация о закупках сырья по немного завышенной цене, но нужно брать, потому что из достоверных источников известно, что данное сырье вот-вот попадет в группу товаров с высокими ограничениями и тогда цена на него значительно возрастет.
Насколько я понимаю, когда «Эллипс» клюнет на эту инфу, они просто скупят много тонн сырья низкого качества, да еще и по крайне завышенной цене. То есть, конкретно попадут на деньги. Вряд ли человека, который принес такую информацию, погладят за это по голове.
Стараюсь изо всех сил держаться за эту мысль, в особенности, когда Ленка выходит из-за ширмы в свадебном платье а ля «тюль на чайнике».
Хотя, конечно, я просто придираюсь – платье не такое ужасное и сидит на ней хорошо.
Просто если я буду думать, что у нее не за горами свадьба, то могу просто сбежать и поставить жирный крест на нашей с Гариком афере.
– Тебе очень идет, – говорю буквально по капле выцеживая из себя дружелюбие.
– Сидит идеально! – нахваливает консультант, и все время нарезает вокруг Ленки круги, поправляя складки на юбке или еще туже затягивая корсет. – Ни один мужчина не устоит!
– Да он уже и так не устоял, – довольно фыркает Ленка, вставляя напоказ палец с кольцом.
До свадьбы еще месяц, а она уже носит его и всячески выпячивает.
Я непроизвольно кладу руку так, чтобы спрятать свою «подделку с «алика».
Потом хватаю телефон и говорю, что совсем забыла перезвонить матери, и она с меня теперь шкуру снимет одними цензурными выражениями. Ленка проглатывает «наживку» – она в курсе о наших с матерью тяжелых отношениях, и не раз становилась свидетельницей скандалов, которые мать устраивала буквально из ничего, на ровном месте.
Мой портфель остается стоять на диванчике – нарочно расстегнутый, с как бы случайно торчащими наружу листами.
Это слишком лакомый кусок пирога, чтобы моя «подружка» не попыталась его урвать.
На улице я нарочно отхожу подальше – оглянувшись, замечаю, что Ленка поглядывает мне в спину через огромное окно-витрину.
За углом останавливаюсь, прижимаюсь любом к прохладному фонарному столбу и начинаю медленный отсчёт от одного до ста.
Все правильно, это бумеранг.
Нужно изо всех сил это думать, особенно сейчас, когда хорошая девочка во мне вдруг напоминает о своем существовании и начинает канючить, чтобы пощадила этих двух недолюдей, потому что где-то над нами всеми есть Бог и Высшие силы, и прочие товарищи, которые обязательно воздадут по заслугам.
Я вспоминаю чашку в доме Призрака, и потертую позолоту на имени «Елена».
Вспоминаю, что он занимался со мной любовью и предлагал к нему переехать, в то время как встречался с моей подругой и украл мечту всей моей жизни.
Наверное, я немного выдохлась, потому что все это уже не работает – я даже разозлиться как следует не могу, чувствую только дикую моральную усталость, как будто меня выпотрошили и внутри совсем ничего не осталось.
Дрожащими пальцами нахожу в телефонной книге номер Гарика, набираю его и напряженно вслушиваюсь в длинные гудки.
– Да, Маш, – он, как обычно, отвечает почти сразу.
– Мне срочно нужна помощь подельника, – пытаюсь прикрыть панику беззаботной шуткой, но выдох сквозь зубы портит весь спектакль. – Прости, я тут просто… Ну, воплощаю наш план и у меня кризис веры.
– Хочешь все переиграть? – У Гарика всегда такой спокойный голос, что порой хочется как следует вымотать ему нервы, чтобы посмотреть, какой же он там, поглубже, за всеми этими слоями невозмутимости. Не сделала этого до сих пор только потому, что боюсь узнать, что лук – это просто лук, сколько слоев с него не сними.
– Я просто… – заикаюсь. – Не настолько убежденная стерва, как оказалось.
– Тогда остановись, – предлагает он.
– Ты в курсе, что совсем не помогаешь? – злюсь я.
– Просто хочу, чтобы ты знала, что это только твой выбор и твое решение. Не думай, что прикрывшись нашим договором, ты избежишь мук совести – это так не работает.
– Чувствуется твой богатый личный опыт, – ворчу в трубку, и бросаю взгляд на часы – дам Ленке еще пару минут, хоть она уже наверняка успела перефотографировать каждый листок по два раза. – В субботу еду присматривать платье, – брякаю лишь бы потянуть время. Вряд ли ему это интересно.
– Тебе есть с кем?
– Ага. – Я позвонила Грозной и, не вдаваясь в подробности, предложила помочь мне с гардеробом невесты. Она почему-то даже не удивилась, но согласилась, как мне показалось, с радостью. – Это очень странно, что я буду выбирать платье не с мамой, не с будущей свекровью и не с подружками, а со своей бывшей работодательницей?
– Да нормально, – почти слышу, как он пожимает плечами.
Мы прощаемся, я заканчиваю разговор и быстро возвращаюсь в салон.
Извиняюсь перед надутой Ленкой, которая тут же делает внушение, что я совсем не исполняю роль преданной подруги.
Бросаю взгляд в сторону сумки – она стоит боком, не так, как я ее оставила. И листы торчат иначе – я нарочно запомнила, чтобы быть уверенной, что жертва проглотила наживку.
Уже поздно что-то отменять.
И в некоторой степени это приносит облегчение – уже все, уже все случилось, осталось только расслабиться и наблюдать, как зараза медленно уничтожит моих врагов.
Только что-то подсказывает, что я уже не получу от этого удовольствия.
Когда Ленка уходит из салона, оставив в залог деньги, консультант аккуратно меня окрикивает и вкрадчивым тоном говорит:
– Ваша… эта девушка что-то смотрела у вас в сумке.
Добрая честная душа – кто еще в наше время увидит предательство, и не промолчит?
– Я знаю. Так было задумано – это часть свадебного сюрприза. Но спасибо за вашу бдительность.
* * *
В пятницу вечером я – одна на хозяйстве.
Гарик очень неожиданно на пару дней улетел в Мюнхен, и я чувствую себя странно потерянной в этом огромном доме, который он уже успел отдать в мое полное распоряжение со словами: «Меняй дизайн как хочешь – если хочешь».
Я не хотела, потому что мне в нем нравится абсолютно все – далеко не всегда дизайнерская отделка не пригодна для жизни. Над этим трудился явно очень увлеченный человек, который прекрасно понимал, что дизайн – это не про красивое фото, а про красивый, но удобный быт.
Но все же, чтобы добавить хотя бы чего-то родного, намекаю, что хотела бы забрать в свое использование кабинет, который стоит без дела. Давно мечтала заняться фотографией, а там как раз солнечная сторона и прекрасный вид на сад для фото «с фоном».
Гарик, как обычно, вежливо улыбнулся и сказал, чтобы ни в чем себя не ограничивала.
Я устраиваюсь в гостиной, обкладывая себя свежими выпусками журналов о дизайне, включаю макбук и… охранник – их в доме явно больше одного, но на глаза попадается только этот – говорит, что приехала «Марина Ильинична, бабушка Игоря Сергеевича».
Бабушка?
С чьей стороны бабушка? Мама моей драгоценной похожей на смертоносную бомбу «Толстяк»[1]свекрови или мама меланхоличного, как бы вечно «немного вышел» отца Гарика?
Я не успеваю толком предположить, в связи с чем этот визит в восемь вечера пятницы, когда на пороге появляется Эта женщина.
Именно так, голосом Бенедикта Кембербетча, когда он вспоминал Ирен Адлер.
Только этой «роковой красотке Ирен» очень глубоко за шестьдесят, и она носит морщины с гордостью, словно ордена за мужество и отвагу.
И она, несмотря на преклонный возраст, убийственно красива!
Без дураков – у меня даже немного дергается глаз от того, что бабушки – а она объективно бабушка! – могут выглядеть настолько роскошно и элегантно. Так, наверное, выглядела бы Грейс Келли в эти годы.
Я как-то неловко поднимаюсь, и почти не обращаю внимания на грохот упавшего с колен ноутбука.
– Ничего, что я без официального приглашения? – прищуривается она, явно наблюдая мою реакцию. – Подумала, что будущей жене моего любимого внука понадобится помощь.
Я еще ничего о ней не знаю, но уже люблю и обожаю всем сердцем.
Так что очень резво выскакиваю навстречу, протягиваю руку для рукопожатия, но в ответ бабушка Гарика тепло меня приобнимает, и взглядом просит покрутиться.
– Ну наконец-то, – довольно улыбается она, – Гарик выбрал хорошую девочку.
Это звучит как бальзам на колотые раны, нанесенные тупым предметом по имени «свекровь».
– Марина Ильинична, – представляется она, и тут же грозит пальцем: – будешь звать по имени отчеству или «бабушка Марина», словно я какой-то трухлявый раритет – прокляну! Я – Маруся, поняла?
Улыбаюсь и энергично киваю до боли в шее.
Все люди в возрасте кажутся немного строгими, но строгость бабушки Гарика заставляет меня улыбаться и чувствовать себя членом нашей маленькой организованной банды.
– Я бы выпила коньяка, – говорит Маруся, и я несусь в сторону бара, где Гарик хранит свои раритеты. Она пальцами показывает, сколько ей и это приличная треть немаленького стакана.
Эта женщина мне уже нравится, я уже ее люблю!
Чтобы поддержать компанию, тянусь за бутылкой того самого жутко дорогого кислого вина, но Маруся прищелкивает языком и так я понимаю, что сегодня я тоже буду пить коньяк.
Наливаю себе столько же, и послушно иду за Марусей на кухню, пока она на ходу рассказывает, что привыкла вести задушевные разговоры там, где есть кастрюли и плита, а не «эти проклятые диваны».
Хотя, если честно, даже на отделанной бежево-белым мрамором стильной элегантной кухне, Маруся смотрится примерно как роза среди бетона. Так и не скажешь, что привыкла к нашим простым «кухонным посиделкам за жизнь».
Я нахожу в холодильнике сыр с черными трюфелями, прошутто, каперсы и огромные черные оливки, на скорую руку сооружаю на тарелке не очень стройные горки всего этого, а на большую доску высыпаю смесь орехового ассорти.
Садимся за стойку друг напротив друга, чокаемся.
– Подозреваю, никто не сказал тебе этого, девочка, так что: «Добро пожаловать в семью!»
Я широко улыбаюсь и на этот раз даже мужественно не морщусь после глотка крепкого алкоголя.
– Хочу знать, что у тебя с Гариком, – строго говорит Маруся. – Только честно, потому что меня еще никто не обвел вокруг пальца, а мой второй муж вообще называл «ведьмой».
Мне немного не по себе, потому что с одной стороны я ничего не знаю об этой женщине и понятия не имею, можно ли ей доверять, а с другой – у нас с Гариком договор о неразглашении. Может, его бабушке тоже лучше не знать, что мы с ним партнеры и подельники, а не «влюбленная парочка».
Интуиция подсказывает, что я должна ей довериться.
Осуждать она точно не будет.
Так что, вприкуску с орехами и трюфельным сыром, рассказываю ей все как на исповеди.
Странно, что все женщины в моей жизни, которым я хочу довериться и которые абсолютно точно меня не предадут – уже сильно в возрасте. И это при том, что отношения с собсвтенной матерью у меня, как в той поговорке – «оторви и выбрось».
– Я знала, что в конечном итоге Гарик найдет себе боевую подругу, – улыбается Маруся. Двойное дно наших отношений как будто не стало для нее сюрпризом. – Ему нужна женщина, которая вытащит из-под обломков, когда они с Анной снова столкнутся.
– Звучит как противовоздушная сирена, – невесело отзываюсь я.
– У тебя есть время морально подготовиться к боевым действиям, – предупреждает бабушка Гарика. – Она всегда хотела его подавлять, а он всегда сопротивлялся. А потом вырос, заматерел и стал огрызаться.
– И ей это не понравилось?
– Ну а какой ненормальной бабе с замашками Пиночета понравится, что мужчина не пляшет под ее дудку? – фыркает Маруся. Потом делает глоток коньяка, закусывает его оливкой, морща нос, словно съела гусеницу, и добавляет: – Моего Сергея она сломала, увы. Но с Гариком этот фокус не прошел.
Только после ее слов, я понимаю, что как-то нарочно обходила стороной это слово.
Да, именно так – отец Гарика выглядел сломленным. Человеком, который храбро сражался, но которому не дали шанса победить, в качестве подачки согласившись на перемирие. Не представляю Гарика с тем же лицом, что и у его отца, и невольно ежусь как от колючего сквозняка по плечам.
– Элька играла за мамашу, – снова фыркает Маруся, и я улыбаюсь, потому что в ее исполнении «Элька» звучит так, словно речь идет о женщине с «низкой социальной ответственностью». – Но Гарик немного по глупости потерял от нее голову. Мужчины вообще сначала бросаются на яркие перья, пока жизнь не настучит по лбу.
– Ну и женщины иногда тоже, – морщусь я, вспоминая тех немногих своих уже бывших подруг, которые сохли по роковым красавчикам, отвергая обычных хороших парней. Большинство теперь в разводе, с детьми и кусают локти.
– Когда Сергей привел эту женщину в наш дом, я сразу сказала, что эта Венерина мухоловка его сожрет, но… Дала ему сделать эту глупость. Это мое упущение, что он вырос бесхребетным и слабохарактерным.
– Не все мужчины рождены, чтобы держать на плечах небесный свод, – пытаюсь немного развеять эту явную грусть, но Маруся быстро отмахивается от меня, как от проказы.
– Чушь! Воспитание и характер – единственное, что нужно настоящему мужику. Сергея я упустила. Его отец ушел очень рано, а я так горевала, что перелюбила сына. Будь рядом с ним баба с нормальным характером – может, что путное из него бы и проклюнулось.
– Гарик не такой? – осторожно интересуюсь я, потому что, хоть это и звучит дико, я до сих пор не представляю, что он за человек. Он как оригами, где все решает сгиб – влево или вправо, и уже совсем другая фигура.
– Гарик рос вопреки, – скалится его бабушка. – Анна думала, что сломает и этого, что в ее жизни будут две подставки под каблуки, но крепко ошиблась.
Фраза про подставки под каблуки заставляет меня слишком резво проглотить коньяк, и я громко закашливаюсь, обмахивая рот ладонью и смеясь.
– Может, будете подружкой невесты, Маруся? – предлагаю севшим от кашля и крепкого алкоголя голосом. – Обещаю не придираться к цвету платья!
[1] Толстяк (англ. Fat Man) – кодовое имя атомной бомбы, разработанной в рамках Манхэттенского проекта, сброшенной США 9 августа 1945 года на японский город Нагасаки, спустя 3 дня после бомбардировки Хиросимы (ист: википедия)
