Текст книги "Грешники (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

Глава 35

Мы задерживаемся в ресторане еще ненадолго: молча, не обменявшись ни словом, доедаем улиток, допиваем дорогое вино и с довольными, но насквозь фальшивыми улыбками принимаем в подарок от заведения красивые десерты с марципановыми сердечками.

Даем свое согласие на снимок для галереи ресторана.

У нас же помолвка, в конце концов, хоть порой мне кажется, что с каждой минутой кольцо на моем пальце затягивается все туже и туже.

Потом Гарик подвозит меня домой.

В машине, видимо немного разомлев от шампанского, пересказываю свой разговор с Ленкой. У нас же договор, мы решили топить его конкурентов моих врагов, а свадьба оказалась… бонусом?

Почему-то я уже не так, чтобы уверена в этом, но отступать уже поздно.

Гарик спокойно, как будто вообще ничего не случилось, кивает в такт моим словам, потом говорит, что для «сливщицы» приготовили место – отдел кадров сработал как часы, тем более, что вакансия давно пылилась.

– Можешь приводить ее хоть завтра, – предлагает он, когда машина притормаживает около моего подъезда. – Мои юристы уже работают над дезинформацией.

– Надеюсь, твои юристы умеют держать рот на замке, – зачем-то шучу я.

– Они готовят наш брачный договор, – отвечает Гарик, и это явно должно что-то значить.

Он помогает мне выйти, проводит до подъезда и, даже не попытавшись снова поцеловать, возвращается к машине.

Я не сразу захожу в дом – стою совершенно одна на темном крыльце, позволяя ветру немного остудить щеки.

Хорошо, что я не люблю Гарика и что наши с ним отношения ограничены и подстрахованы взаимным договором и уважением. Если бы все было по-настоящему, я бы лучше легла в могилу, чем приняла тот факт, что у меня будет вот такая свекровь. А еще и непонятная бывшая Эльмира. И какая-то другая, которая ему изменила.

Или это одна и та же «Эльмира»?

Почему-то в ответ на это имя внутри отзывается образ классической жгучей хищницы с темными волосами до копчика, «сделанным» лицом и всеми атрибутами красивой жизни.

Наверное, я где-то все же очень узко мыслю. Может, она хорошая девушка, которая решила не идти на поводу у семьи?

По ступенькам поднимаюсь медленно – утром рано вставать, но еще только десять, так что я собираюсь просто принять душ, сделать себе еще один домашний сеанс красоты и лечь в одиннадцать.

Когда остается последний лестничный пролет, замечаю, что на ступеньках прямо перед моей квартирой кто-то сидит. Инстинктивно тянусь к сумочке, где на всякий случай всегда таскаю перцовый баллончик – папа лично дает мне новый раз в полгода.

Иду медленно, настороженно, заодно держа палец на кнопке экстренного вызова.

Что там надо кричать, если грабят? Пожар?

Фигура, заметив меня, поднимается.

Мне очень знаком скрип кожаной куртки.

И эти ботинки, и небрежно торчащие из них потертые темно-синие джинсы.

Роняю баллончик обратно в сумку, делаю беззвучный глубокий вдох, но это не помогает успокоить вдруг рванувшее в галоп сердце.

В моих планах было держать его на расстоянии еще какое-то время, пока окончательно не задавлю в себе всю симпатию. А заодно не успокою злость, из-за которой могу наболтать бог знает чего и испортить весь план.

Откуда он тут вообще?!

Он же не…

– Номер твоей машины, – перебивает мои мысли Дима. – У меня есть приятель в ГИБДД, он давно был мне должен.

Этот мужчина совсем не в моем вкусе.

Абсолютно – теперь это очевидно.

Я люблю другой тип лица, другой рост, другой цвет глаз.

Другое… все.

Но меня как привязанную что-то тянет к нему, прямо за сердце.

Как будто там у меня струна, и невидимый кукловод рвет ее на себя, заодно оставляя шрамы на бедной кровоточащей плоти.

– Тебе лучше уйти, – не могу придумать ничего лучше.

Резко поднимаюсь по лестнице, пытаюсь открыть дверь, но ключи предательски выпадают из дрожащих пальцев. Когда наклоняюсь за ними – Призрак рядом, пытается опередить и, когда мы случайно стукаемся лбами, я шарахаюсь в сторону, как от удара током.

– Маша, надо поговорить, – с нажимом требует Дима, демонстративно сжимая мои ключи в кулаке. – Я не понимаю, что происходит и почему ты стала от меня прятаться. Хотя бы просто объясни.

Мне тяжело даже просто представить, что подниму голову и посмотрю ему в глаза, но это приходится сделать. Пока я смотрю на носки своих туфель, любая моя резкость все равно прозвучит как обычный бубнёж.

У него все те же карие глаза, но сейчас почему-то очень большие зрачки.

Больше, чем всегда, кажется.

«Я по тебе не скучала, я по тебе не скучала, не скучала, не скучала!»

– Тебе правда лучше уйти, – повторяю, как заевшая пластинка. – Мне рано вставать, у меня нет сил выяснять отношения.

– Я никуда не уйду. – Он сжимает ключи от моей квартиры так крепко, что белеют костяшки пальцев. – Не думай, что можно просто так, ни фига не объясняя, отшить мужика, когда он вдруг перестал тебе нравиться!

Только вовремя включившаяся в голове предупреждающая сирена не дает выпустить на волю всю скопившуюся обиду и злость.

Не дает заорать ему в лицо, какой он мерзкий, гадкий, циничный предатель!

Поэтому, хоть это и трусливо, я делаю единственную вещь, которая быстро все объяснит практически без моего участия.

Протягиваю вперед правую руку с кольцом на безымянном пальце.

Оно слишком выразительно дорогое и помолвочное, чтобы расценивать просто как украшение.

Давай, Призрак, теперь твоя очередь не понимать, как это могло произойти, почему и когда.

Теперь твоя очередь думать, как ты мог быть таким слепым и не заметить созревшее у тебя перед носом предательство.

Дима смотрит на кольцо – потом на меня.

Снова на кольцо, и как будто даже хочет притянуть мою ладонь поближе, чтобы рассмотреть, правильно ли все понял, но вместо этого демонстративно сует руки в карманы куртки.

И снова этот скрип кожи.

Мотаю головой, сбрасывая наваждение воспоминаний.

– А словами ты можешь как-то это объяснить? – кивает на кольцо.

– Я выхожу замуж. – Слава богу, во всей этой ситуации хотя бы голос меня не предает – не дрожит, не заикается, звучит уверенно и спокойно.

– Это чушь, – улыбается Дима.

– Это – правда, но ты можешь думать что угодно.

– Ты ни с кем не встречалась, – начинает злиться он. – Ты со мной встречаться не хотела, потому что чахла над своей драгоценной карьерой, а теперь вдруг решила выйти замуж? Нашла подходящую пару за… сколько? Неделю? Я похож на идиота, который поведется на эту сказку?

На этот раз его слишком много.

Самоконтроль терпит фиаско.

Словно со стороны вижу, как резко взлетает моя ладонь, как она с громким звенящим шлепком оставляет след на его щеке.

В наступившей тишине эхо пощечины звучит ледяным треском разбившейся хрустальной вазы.

– Ты. Ничего. Обо мне. Не знаешь. – По слогам, утешаясь хотя бы его полностью обескураженным выражением лица. – Еще раз здесь появишься – вызову полицию.

Я хочу, чтобы он ушел.

Хотела, как только поняла, что на этот раз разговора не избежать.

Но почему теперь, когда Призрак молча вешает ключи на дверную ручку и так же молча уходит, мне так больно и хочется остановить его, закричать вслед, что мы еще не выкричали друг другу все свои мысли?

Я делаю всего один шаг за ним, но кольцо вовремя напоминает обо всем, неприятно, почти болезненно перетягивая палец у основания.

От меня ушел предатель, а не любящий мужчина.

Я буду держаться за эту мысль изо всех сил.

Глава 36

Я плачу всю ночь.

Не знаю почему, но не могу найти покой в душе и все время хватаю чертов телефон, не зная, зачем.

Чтобы увидеть там новую порцию сообщений? Я знаю, что их больше не будет.

Увидеть пропущенный вызов? Тоже нет, тоже закончено.

Написать все, что накипело? Отправить миллион голосовых сообщений, в которых, наконец, облегчу душу?

Я зашла слишком далеко, чтобы теперь так бездарно все слить.

«Помни о договоре, Маша, – шепчет внутренний голос, – и о предательстве».

Меня немного успокаивают фантазии о том, какими будут лица «сладкой парочки», когда все случится – и они поймут, от кого и за что им прилетело. Это не то, чтобы облегчение – скорее, та соломинка, за которую держусь, чтобы не поддаться импульсу вернуться в образ хорошей девочки.

Я никогда не была стервой, эта шкура – не моя.

Но когда я в нее влезала, то догадывалась, что рано или поздно она начнет засыхать и стягивать меня все сильнее.

Поэтому, я просто реву.

Обо всем сразу, и когда рассеянно вытираю слезы с лица, бриллиант в оправе от «Тиффани» больно царапает воспаленную кожу щек.

В пять утра я молча, как робот, встаю с кровати, делаю себе чай с тридцатью каплями настойки пустырника, завожу будильник на шесть тридцать и укладываюсь в кровать, чтобы в восемь тридцать приехать на работу с видом женщины, которая наслаждалась сладким сном минимум десять часов.

До обеда выполняю все свои обязанности – четко, правильно, идеально.

Мы с Гариком договорились не афишировать наши отношения на работе еще какое-то время, по крайней мере до тех пор, пока не осуществится наш план.

Наверное, мой вчерашний выпад с кольцом немного его подпортил, но раз Призрак все равно мне не поверил, значит, это почти не считается?

Около шести я звоню Ленке, говорю, что поговорила о ней с генеральным и, если она все еще заинтересована в работе, то завтра к девяти ей нужно приехать в центральный офис «ОлМакс».

Она кричит и радуется в трубку.

Так искренне, что меня подворачивает сунуть в эту бочку меда большую лопату дерьма: «Эй, а ты знаешь, что твой Коть вчера караулил меня около квартиры и хотел наладить отношения?!»

– Машка, я тебе… – Подруга задыхается от радости. – Благодарна, в общем, по гроб жизни!

– С тебя двойной тыквенный латте из «Старбакса», – подыгрываю в ответ. – Извини, нужно бежать.

– Может, встретимся? – снова предлагает она, тут же включая плаксивый капризный тон. – Сколько уже не виделись, Машка, потрещать охота! Давай, а то подумаю, что ты на меня еще дуешься!

Встретиться, чтобы что?

Услышать, как у тебя все классно с твоим мужиком? То есть, с нашим мужиком. Например, обсудим, как он филигранно выкручивается из любого вранья, как мастерски навешивает лапшу на уши, и его даже не мучит совесть

Эта ситуация отравляет меня изнутри.

– Я правда очень много работаю, – старательно изображаю уныние и разочарование. – Может, в выходные?

Она что-то там ворчит о моей «вечной тяге заработать все деньги мира» – и я быстро, ссылаясь на то, что пора бежать на планерку, заканчиваю разговор.

– Тебе нужно поработать над самообладанием, – слышу голос Гарика и обеспокоенно озираюсь по сторонам. – У тебя на лбу написано, что тебя сейчас стошнит.

Он стоит прямо перед моим столом – спокойный и холодный, как айсберг, угробивший «Титаник».

Опасливо посматриваю на приоткрытую дверь в кабинет моей непосредственной начальницы.

– Рабочий день закончился полчаса назад, – поясняет Гарик.

Правда? Бросаю взгляд на часы – уже семь. Такое чувство, что у моих негативных эмоций удивительная способность адски быстро пережигать время. Я же только что попрощалась с Ленкой, куда делись проклятых полчаса?!

– Мне нужно заняться тайм-менеджментом, – ворчу себе под нос, быстро наводя порядок на рабочем столе.

Пока собираюсь, Гарик рассматривает фиалки на моем окне и, лениво примяв пальцем землю, поливает их из маленькой лейки. Молчу, что это, в общем, было лишнее. Почему-то после вчерашнего ужина находиться с ним рядом страшно некомфортно, как будто между нами висит какой-то разговор, начать который я не имею права.

– Я помогу тебя с вещами, – говорит он, галантно помогая мне с пальто.

– Эммм… – мычу я, пытаясь понять, о каких моих вечах идет речь, потому что кроме рабочего портфеля и термокружки у меня с собой ничего.

– Ты переезжаешь ко мне, – все тем же немного отрешенным выражением лица поясняет Гарик. – Ты живешь в какой-то дыре.

– Вообще-то это однушка в новостройке, – зачем-то брыкаюсь я, хотя, конечно, эта однушка, даже со всеми удобствами, стоит не на много больше, чем его автомобиль. – Не помню, чтобы мы договаривались о переезде.

Гарик так же галантно проводит меня до лифта, а когда выходим – раскрывает надо мной зонт.

Наконец-то эта весна принесла что-то похожее на дождь.

– Я не думал, что мы будем обсуждать вещи, которые логично вытекают друг из друга. Ты – моя невеста, ты должна жить в соответствующих условиях. И так как я уже предвижу твой отказ на мое предложение снять тебе комфортные апартаменты, остается только злоупотребить тем, что теперь ты носишь мое кольцо.

Поразительно, как ему это удается говорить совершенно спокойно, как будто речь идет о пустяках. Вроде: «Я тут подумал, что ты можешь поставить свой кактус на мой подоконник».

Мы садимся в машину, и водитель рулит в сторону моего дома.

– Лааадно, – у меня снова вырывается нервный смешок. – Хорошо, к тебе – значит, к тебе.

– Не волнуйся, у тебя будет отдельная спальня, гардеробная, туалет и ванна, и личный водитель с автомобилем – никто не узнает, что мы живем вместе.

– А на совещаниях ты будешь смотреть на меня украдкой томным взглядом, как жена Штирлица?

Гарик ничего на это не отвечает, и мне остается только корить себя за глупую шутку.

Хотя, положа руку на сердце, она очень к месту.

На все сборы у меня уходит около часа – когда живешь на съёмной квартире даже с самой милой хозяйкой, приходится завести привычку держать под рукой чемоданы и вместительные коробки, а часть вещей не по сезону отвозить к родителям в гараж.

Все это пара крепких парней грузит в машину, которая, оказывается, все это время следовала за нами.

Потом – дорога к Гарику.

На другой конец города.

В район, куда давно пора начать продавать билеты для бюджетников нашей страны.

Честно говоря, я всегда мечтала жить в одном из этих особняков, где на цокольном этаже есть бассейн, а в гараже – «Майбах» и «Бентли». Но пока мы едем мимо красивых домов за неприступными заборами, мне все больше хочется найти кнопку «отмотать назад» и вернуть свою жизнь в ту точку, когда в моей голове созрел весь этот… гениальный план.

Чтобы как-то сбавить напряжение, завожу разговор о Ленке.

Гарик задумчиво кивает в такт моим словам.

Мыслями он явно где-то далеко.

Машина въезжает на территорию большого дома в три этажа, где даже в эту холодную и позднюю весну на газонах идеальный порядок, а дорожки выметены как перед визитом президента.

Хорошо, что нас не встречает целый штат прислуги – я бы точно дала деру.

Гарик проводит экскурсию. На первом этаже – кухня, размером с мою теперь уже бывшую квартиру, столовая под мрамор, большая гостиная, библиотека, бильярдная. Когда небрежно указывает в сторону резной двери на задний двор, и так же небрежно говорит, что там оранжерея, я снова глуповато шучу, что там-то мы и закопаем трупы наших врагов.

– Я об этом подумаю, – с каменным лицом говорит Гарик, и это звучит так, словно он действительно собирается поразмышлять над резонностью моих слов.

На втором этаже пара спален, музыкальная комната, шикарные ванны и еще что-то, что так и остается за закрытыми дверьми.

На третьем – еще спальни, еще ванны и туалеты, огромная светлая мансардная комната, явно обустроенная под кабинет, в котором так никто и не обжился.

– Ты можешь спать здесь. – В конце экскурсии Гарик провожает меня в комнату на третьем этаже. – Моя спальня на втором, так что…

Я озираюсь по сторонам, жадно впитывая в себя бесподобную отделку в белоснежных тонах с элегантными вкраплениями карамели и марсала.

Мой отец – не бедный человек.

У него тоже есть свой дом, и хоть он поменьше и поскоромнее этого, меня тяжело назвать человеком, которого можно шокировать роскошью.

И тем не менее, я в шоке.

Глава 37

Я наспех раскладываю вещи, просто чтобы убрать подальше в гардеробную свои чемоданы и коробки. Кажется, я привезла в свою новую жизнь хаос, который, если его не убрать, до утра он немилосердно размножится, и моя сказка превратится в тыкву.

Заканчиваю почти в полночь.

Ужасно хочется поваляться в огромной мраморной ванной, влить туда половину бутылки пены и сдувать с ладоней шипящие воздушные облачка, но вчерашняя почти бессонная ночь дает о себе знать и, хоть я все еще крепко стою на ногах, в голове уже подозрительно шумит. Если и сегодня не высплюсь – выглядеть живым человеком мне не поможет даже косметика.

Быстро принимаю душ, подсушиваю волосы, переодеваюсь в шелковую белую пижаму, наслаждаясь тем, что теперь, наконец, могу срезать с нее бирку. Ничего особенного – это просто шелковые брюки и просторная сорочка, которая чуть-чуть мне велика – большой минус распродаж, приходится брать, что есть, но хотя бы за «вкусную» цену.

Мне это идет, по крайней мере, в зеркале я себе нравлюсь.

Когда возвращаюсь в комнату, то чуть не подпрыгиваю от неожиданности – Гарик сидит в кресле, развалившись там с видом хозяина.

Он тоже явно принял душ – светлые волосы растрепаны и поблескивают от влаги, вместо костюма – домашние клетчатые штаны, из-под которых выглядывает резинка трусов модного бренда. Я бы и рада мысленно закатить глаза на тему «Как это банально!», но у меня не получается, потому что кроме этих штанов на нем больше ничего нет.

То есть, совсем.

И так я узнаю сразу несколько вещей.

Во-первых, мой жених прекрасно сложен – у него немного худощавое, но подкачанное тело с красивым рельефом, над которым явно работают минимум три раза в неделю.

Во-вторых – на нем нет татуировок, что очень странно в наше время.

И в-третьих – Гарик, кажется, собирается напиться, потому что в той руке, которая лениво свешивается с подлокотника, бутылка красного вина. Он держит ее за горлышко, небрежно раскачивая из стороны в сторону.

– Ничего, что я без стука? – В его голосе ни намека на сожаление или раскаяние. – Хотел убедиться, что ты хорошо устроилась.

Его взгляд на меня снизу-вверх…

Хочется обхватить себя руками, потому что это словно с меня снимают кожу, причем не раздевая, мастерски, почти безболезненно.

– Хочешь? – Гарик протягивает бутылку.

– Сухое?

Он кивает.

– Спасибо, нет.

– Ты должна попробовать, – настаивает он, подзывая меня пальцем, словно какую-то девочку-служку.

Стою на месте и все-таки кладу руки себе на плечи – какой-никакой, а щит. По крайней мере, так не видно, что под пижамой у меня ничего, кроме веснушек и родинки над пупком на голой коже.

Гарик пожимает плечами, прикладывает горлышко к губам и делает несколько жадных глотков. Я помню вкусы красных сухих вин и невольно морщусь от оскомины. Когда мой жених слизывает с губ рубиновую влагу, не могу отделаться от мысли, что, будь у него темные и длинные волосы, он был бы похож на Тома Хидлстона в «Выживут только любовники»: такой же меланхоличный пресытившийся жизнью древний вампир с внешностью готического принца.

Я подхожу к нему, беру бутылку и, стараясь не поперхнуться под изучающим взглядом, заставляю себя сделать глоток.

Морщусь, чихаю и фыркаю.

– Господи, как можно пить эту гадость? – смеюсь, промокая губы тыльной стороной ладони.

– Эта гадость стоит в десять раз дороже, чем твоя пижама из магазина для бедных.

– Это дорогая пижама, – морщу нос. – А ты – сноб и пижон.

Гарик отбирает у меня вино и снова отхлебывает.

И это выглядит так… Ну, как будто через горлышко бутылки мы передали друг другу поцелуй.

– В последний раз женщина была в моем доме очень давно. – Он внезапно меняет тему и я, предвидя нескорый сон, сажусь около кровати прямо на пол, скрещивая ноги по-турецки. – Я отвык. Мне не по себе.

– Клянусь не приставать, – смеюсь, прикладывая руку к сердцу. И все же не могу не уточнить: – Та последняя девушка… Это она тебе изменила?

Гарик морщит лоб, как будто ему тяжело вспомнить, о ком вообще речь.

Учитывая то, что он собирался подарить ей кольцо, это как-то странно.

– Нет, – наконец, отвечает он. – Эльмира была здесь. Она бросила меня вон в том углу, – указывает пальцем куда-то мне за спину. – Тогда там стояло большое зеркало, я швырнул в него стакан и… Было много осколков. Пришлось вызывать врача.

Мне не по себе от того, что придется жить в комнате с такой историей, но какая в общем разница, если я – не она?

– Всю мебель заменили, – как бы угадывает ход моих мыслей Гарик. – Стены ободрали до кладки и все заново перекрасили. Так что не парься.

– Похоже, что меня это волнует?

Не понятно почему, но я сама тянусь за бутылкой и так же фыркаю после того, как терпкая жидкость скользит по моему горлу. Это какое-то странное вино – я не получаю от него удовольствия, но хочется еще.

– Ты надерешься, – тихо посмеивается Гарик, и я демонстративно прижимаю бутылку к груди. Обхватывая ее руками почти как младенца. – Почему не носишь украшение, которое я подарил?

С удивлением выпячиваю руку с кольцом.

– Я имел ввиду… – Гарик проводит пальцем у основания шеи.

– Ну, я не ложусь в постель в украшениях.

Он почему-то снова хмурится, а потом не спеша, как хищник, который боится спугнуть добычу, переползает ко мне на пол, садится рядом, но между нами все равно остается просвет, благодаря которому мы не касаемся друг друга.

– Ты ее любил?

– Эльмиру? – Гарик отбирает бутылку и жадно выпивает половину оставшегося вина. – А ты любила своего предателя?

– Нет. – Кажется, мой ответ слишком быстрый, чтобы слепо верить в его искренность. Но я буду стоять на своем, даже если это сильно смахивает на самообман. – Нет, не любила. Но и зеркала бы ради него бить не стала, знаешь ли.

– Я – слабак, – в голосе Гарика – концентрат чистой иронии. – Не умею уничтожать людей, только порчу мебель.

Бутылка снова перекочевывает ко мне, и на этот раз я даже не морщусь, когда пью.

– Можешь думать что хочешь, – говорю, глядя перед собой: Гарику, Призраку или им обоим. – Я не сладкая девочка.

– Ты именно такая, – отмахивается он.

– А ты не воображай, будто чертов Вольф Мессинг.

– Тогда я буду звать тебя Мата-Хари, – продолжает поддергивать Гарик.

– Намекаешь, что я выгляжу как располневшая стриптизерша? – Из меня снова вырывается дурацкий нервный смешок. Надо поработать над этой дурной привычкой, она явно совсем не сочетается с украшениями от «Тиффани» и мужем-вампиром. – Божечки, кажется, я правда надралась. Почти не спала прошлую ночь.

– По какой-то пикантной причине? – тоже нервно посмеивается он.

– Поздравляю, – салютую ему бутылкой, – ты тоже надрался. Нет, я просто проревела из-за… ну, в общем…

– Ясно, – Гарик милосердно дает понять, что продолжать совсем не обязательно – он и так все понял. – Давай, уложу тебя в постель.

Мне приятно, когда он, несмотря на свою худобу, без проблем и усилий берет меня на руки, осторожно укладывает в кровать и накидывает сверху ворох одеял.

– Это акт любви и заботы? – не могу удержаться от уже насквозь идиотской пьяной шутки.

Я всегда шучу, когда нервничаю.

И чем больше не в своей тарелке – тем больше шучу.

– Это акт гостеприимства, Маша, – уже почти сквозь сон слышу его совершенно безучастный и абсолютно трезвый голос, но почему-то совершенно не предаю значения этой резкой перемене.

Но прежде, чем провалиться в сон на полном серьезе даю себе зарок утром проверить шею, нет ли там двух ранок от укуса.