Текст книги "Грешники (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

Глава 47

Он догоняет меня где-то за поворотом, прямо посреди пешеходного перехода.

Хватает за запястье так сильно, что сколько бы я не пыталась вырваться – не получится, разве что оставшись без руки.

– Пусти меня, слышишь?! – Мы уже на тротуаре, и я отчаянно дергаю рукой, хоть и знаю, что это бессмысленно. – Убери от меня свои поганые грабли!

– Тебе не идет так выражаться, – холодно осаживает Призрак.

Обнимает второй рукой, закрывая от толпы людей, которая возникает вокруг нас словно по волшебству.

Мне противен его запах.

Он будит слишком много воспоминаний, но если я не буду дышать – просто умру.

А умирать мне нельзя – у меня свадьба, красивая жизнь и карьерный Олимп.

– Ты все выдумал, – шиплю ему в плечо, когда Призрак прижимает к себе, лишая возможности даже вдохнуть полной грудью. – Ни единому твоему слову не верю, лживая сволочь. Ты с самого начала все знал! Ты встречался с моей подругой! Ты все подстроил, господи… Меня сейчас стошнит.

– Тебя же никогда не тошнит? – подзуживает он, напоминая какие-то мои слова из наше с ним прошлой жизни.

– Ненавижу тебя, – продолжаю плеваться в ответ.

– Я люблю тебя, Маш. – Его руки вокруг меня сжимаются крепче, чем стальные канаты. – Реально люблю. Прости.

«Прости»?

И это все?

Вот так просто?

– Ты меня совсем за идиотку держишь? – Проглатываю слезы, и клянусь самой себе, что если пролью из-за него еще хоть слезинку, больше никогда не куплю себе духи дороже тысячи рублей.

Но руки почему-то поднимаются сами собой, сжимают в кулаках вечно скрипящую кожу его куртки.

Это проклятый Стокгольмский синдром – жертва влюбляется в своего палача, потому что он слишком убедительно рассказывает полным печали голосом, что не он такой, а просто так распорядилась судьба.

– Я заслужил, – говорит сдавленным голосом. – Заслужил потерять работу с волчьим билетом, пережить все это дерьмо. Но не заслужил потерять тебя.

Что б он провалился!

Мне так отчаянно хочется ему верить, что я физически ощущаю, как кровяные тельца в моих венах разбиваются на два лагеря и устраивают побоище, отстаивая каждый свою правду.

Все отсыпаются, так ведь?

Никто не безгрешен, иначе мир был бы идеально приторным, и жить в нем было бы невыносимо скучно.

Если человек признал ошибку и наклонил голову, кто больший злодей – она, раскаявшийся, или тот, кто не может простить, потому что намертво сросся со злобой?

А потом я вспоминаю тот день, когда меня отчитывал начальник службы безопасности «ТриЛимб», вспоминаю лицо генерального директора и его полную триумфа ухмылочку, вспоминаю разговор с Грозной.

И проклятую чашку с потрескавшейся позолотой на имени «Елена».

Ничего этого не было бы, если бы Призрак не решил, что его правда – правдивее, и его красивая жизнь – важнее.

Важнее, чем я.

Мои пальцы разжимаются сами собой.

Руки обессиленно опадают вдоль тела.

И какая-то назойливая строчка из попсовой песни: «Я отпускаю тебя, я опускаю оружие…»

Почему в самые трагические моменты в нашей жизни, в голову приходит не возвышенная проза, а именно вот это – затертое всеми радиостанциями страны, сопливое и подростковое?

– Маша. – Шепот Призрака почти с надломом, как будто ему, как и мне, сдавило горло. – Прости меня. Я реально не понимал, что творил. Ты была такая со всех сторон успешная, а у меня ни фига не клеилось, даже если я рвал зад двадцать четыре на семь. Представляешь, взрослый мужик обзавидовался молодой соплячке, и испугался, что недостаточно успешен для нее.

Я понимающе киваю.

Правда понимаю, потому что быть устроенной и успешной в глазах окружающих – это мой личный «пунктик».

Только между нами все же есть огромная разница.

Я бы никогда не пошла по головам ради своей красивой жизни.

Я бы лучше осталась на всю жизнь неудачницей, чем предала человека, который делит со мной постель.

– Знаешь, – мне уже не хочется плакать – только выговорится, – я бы простила тебе Ленку. Может, не сразу, но мы могли бы просто общаться какое-то время, и если бы ты хотел меня вернуть – я дала бы тебя шанс, клянусь. Хоть это и звучит как будто я расписалась под тем, что ничтожество.

Он хрипло смеется, обнимает мое лицо ладонями и смотрит сверху вниз.

– Я соскучился по твоим этим речевым оборотам, – улыбается еще шире.

Не сразу, но до меня доходит, что мой Призрак решил, что я готова идти на попятную.

Чувствую себя почти стервой.

– Но я никогда не прощу тебе предательство, – продолжаю свой маленький монолог, и мне почти больно, потому что улыбка медленно сползает с его лица. – Потому что больше никогда не буду чувствовать себя в безопасности рядом с тобой. Это, знаешь, как привычка сворачивать рабочий стол компьютера – она просто есть и она просто работает на автомате, даже если рядом никого.

– Я клянусь, что…

– Нет, Призрак. – Получается слишком жестко. – Нет.

– Я тебя не отпускаю, – он упрямо трясет головой. – Давай ты просто выдохнешь, успокоишься и…

– Нет, – упрямо повторяю я.

– Пожалуйста, не делай этого.

– Ты не оставил мне выбора.

Идиотский диалог.

Дурацкие слова, которые все равно уже ни на что не смогут повлиять, а только растягивают агонию.

Мне не становится легче.

Моя месть свершилась ювелирно точно, мне не к чему придраться.

Предатели наказаны.

Но долгожданное облегчение не наступает.

Я собираю волю в кулак, упираюсь ладонями в грудь Призрака и отталкиваю его.

На этот раз он поднимает руки и отступает, признавая поражение.

– Я тебя дождусь, Ванилька, – говорит с той самой немного самоуверенной улыбкой, от которой я когда-то так глупо потеряла голову. – Месяц, два, полгода, год. Просто держи в голове, что на этом земном шарике есть человек, который принадлежит тебе. Независимо от всего – я всегда буду твоим Призраком.

– Я недостойна таких щедрых подарков, – прячусь за привычную мне маску язвительности.

Но мы оба понимаем, что и на этот раз он точно знал, куда бить.

И хоть невидимая стрела не приносит мне боли и почти не ранит, она делает свое грязное дело – впрыскивает каплю яда мне под кожу.

– Я выхожу замуж, понятно тебе?!

– Совет да любовь, – хмыкает он. – Ты знаешь мой номер, Ванилька. Пришли любой идиотский смайлик, даже если не захочешь говорить.

– Потыкать палкой в дохлую тушу?

– Типа того, – смеется он.

– Ты же знаешь, что я лучше умру, чем сделаю это.

– Знаю, но номер все равно не сменю.

Он оставляет меня одну на тротуаре, и снова, как будто кто-то режиссирует наше личное кино, вокруг – толпа. Люди разделяют нас живой стеной, отрезают друг от друга.

Я все жду и жду, когда же, наконец, станет легче.

Но боль никуда не уходит.

Невыносимо тяжелый груз за плечами не исчезает.

И я, поправив невидимые лямки, достаю телефон, чтобы вызвать себе такси.

Пройдет, конечно же.

Я терпеливая.

Глава 48

Я возвращаюсь домой к Гарику в каком-то горячечном бреду.

Уже в машине то и дело прикладываю ладони к щекам, потому что чувствую, будто кровь прилила к ним вместе с какой-то запредельно высокой температурой.

А потом тут же мысленно стучу себя по лбу, потому что это что-то вроде фантомной боли – просто моя кожа до сих пор помнит прикосновения Призрака, и мои отважные кровяные тельца пытаются выжечь скверну изнутри.

Водитель пару раз поглядывает на меня в зеркало заднего вида, и даже обеспокоенно интересуется, все ли у меня хорошо – видимо, вид у меня и правда, как у припадочной. В ответ только прошу ехать быстрее, если можно.

Почему-то хочется, чтобы Гарик снова сидел на крыльце, как тогда.

Я могла бы забраться ему на руки, укрыть нас пледом и уснуть до утра, думая только о том, что завтра я стану генеральным директором «ОлМакс» и у меня просто физически не будет времени думать о лишних и бессмысленных людях, которые прошлись по моей жизни напалмом.

Но Гарика нет.

Я поднимаюсь к себе в комнату, забираюсь в душ, долго стою под струями раскаленной воды, надеясь, что вся грязь прошлого, наконец, сойдет с меня вместе с пылью и глупыми мыслями.

Все закончено.

Уже все позади.

Больше не нужно принуждать себя общаться с Ленкой или делать вид, что мы с Гариком просто босс и подчиненная. Пора готовиться к новой жизни, потому что она наступит ровно завтра, взойдет над горизонтом с первыми лучами рассвета.

В той моей жизни все будет хорошо.

Когда выхожу из душа, завернувшись в тяжёлый халат – понятия не имею, откуда он там вообще взялся – Гарик сидит на полу около моей кровати и встречает меня немым вопросом.

– Тебя не учили стучаться? – зачем-то немного грублю я.

Это – его дом, он может входить куда хочет и когда хочет вообще без стука, хоть с ноги, хотя пинающий дверь Гарик – это что-то такое же нелепое, как и извергающийся мыльными пузырями вулкан.

Но я просто злюсь за то, что он не сидел на чертовом крыльце.

По крайней мере, так мы могли бы избежать ненужных вопросов и вот этой натянутой неловкости. Хотя, похоже, неловко себя чувствую только я, потому что у моего жениха как всегда немного отстраненный вид.

– Как все прошло, Маша? – интересуется Гарик, без особо интереса разглядывая мои торчащие из-под халата лодыжки.

– Прошло… что? – делаю вид, что не понимаю, потому что точно не посвящала его в свои планы.

– Мммм… – тянет он, подбирая нужное слово. – Разоблачение?

– Напомни, когда именно я делилась с тобой своими планами на вечер, потому что, по-моему, я этого не делала.

– Маш, я должен знать, что происходит, чтобы всегда держать руку на пульсе.

– Любишь доминировать и подавлять? – огрызаюсь я.

Зря, наверное, потому что в этой афере мы с ним – подельники, и нет ничего странного, что Гарик хочет быть в курсе, каким был финал моей личной вендетты. Просто я не переживу рассказывать все это без истерики – обязательно сорвусь. Не так уж хорошо у меня с самоконтролем, над ним еще работать и работать.

Гарик молча ждет, пока я перестану плеваться желчью.

Вот у кого надо поучиться держать эмоции под замком.

Попрошу у него парочку уроков в качестве свадебного подарка.

– Я все им сказала, – наконец, отвечаю я. – Подстроила общую встречу и все сказала.

Гарик продолжает молчать.

И меня снова немного шатает, потому что я рассчитывала, как минимум на триумфальные аплодисменты, а не на лицо а ля «Ну и как тебе живется со всем этим?»

– Довольной ты не выглядишь, – констатирует он.

– У меня просто шок. Когда долго чего-то ждешь, потом всегда тяжело осознать, что это уже случилось.

– Я слышал что-то такое, – небрежно улыбается он, всем видом давая понять, что ни черта не верит моим словам. – Теперь ты довольна? Или хочешь замочить еще парочку обидчиков?

– То есть, это была только моя выгода? Разве ты не слил «Эллипс»?

Он пожимает плечами, как будто информация о том, что его первый конкурент конкретно прогорел по деньгам, была едва ли не последней в списке нашего договора.

Этот мужчина хоть когда-то бывает понятным? Предсказуемым? Господи, да у рептилии больше эмоций, чем у него!

– Теперь ты скажешь, что свадьбы не будет?

Мои внутренности становятся холодными, словно клубок змей. Не знаю, когда и как именно это произошло, но я успела привыкнуть к мысли, что стану его женой и мы, согласно нашего договора, будем состоять в законном браке не менее трех лет. Если он скажет, что раздумал – это… будет слишком неожиданно.

Я хочу быть женой.

На ближайшие три года я хочу быть чьей-то женой, чтобы от меня, наконец, отстали с идиотскими вопросами, чтобы из моей жизни исчезли Димы и Призраки, чтобы просто работать, работать и работать, пока не смогу позволить себе какой-нибудь эксклюзивный «Бугатти».

Все остальное – не для меня.

Жизнь была бы проще, родись я мужчиной.

– Я не собираюсь ничего отменять, тебе не о чем беспокоится. – Он окидывает голову на кровать, и я невольно засматриваюсь на немного выпирающий кадык его идеально выбритой шеи. – Это ведь была моя идея, помнишь? Просто ты могла передумать и вернуться к бывшему – люди которые бьют в спину, как правило очень красиво и правдоподобно раскаиваются.

Я вспоминаю голос Призрака, его признание, почти театральное принесение себя в дар.

Мурашки по коже.

– Я никогда не отказываюсь от своих обещаний, муженек, – пытаюсь придать нашему разговору налет несерьезности, потому что нервы вот-вот сдадут. – И этот булыжник, – показываю на кольцо, – кажется, уже успел врасти мне в палец.

Он делает что-то похожее на кивок.

Напряжение натягивается как струна.

Если сорвется – нам несдобровать.

Так что быстро хватаю со стола телефон и наушники, плюхаюсь на пол рядом с Гариком и протягиваю ему один наушник.

– Ты записала прощальный стон своего бывшего? – интересуется он.

Минуту мы просто смотрим друг на друга, и на его лице нет ни намека на шутку.

Я нервно смеюсь, и быстро листаю свой Apple Music, пока не нахожу плейлист с названием «Романтическая фигня».

– Нам нужна песня для первого танца, муженек. Не думай, что тебе получится от этого отмазаться.

– Да я и не пытался. – Он вставляет наушник и почти сразу морщится, когда включаю вальс Евгения Доги из «Мой ласковый и нежный зверь». – Маш, это банально.

– Это красиво, – пытаюсь защитить свой вкус.

Он отрицательно качает головой.

И заодно отметает «Токатту» Поля Мориа и «Вальс дождя» Шопена.

– Все ясно, кто-то тут не любит классическую музыку, – закатываю глаза, понимая, что мой список сразу стал на половину короче.

– Я люблю классическую музыку, Маша, просто более… серьезную.

– Ладно-ладно, как насчет этого? – включаю что-то попсовое, непонятно как оказавшееся в этом списке, просто чтобы увидеть реакцию моего жениха.

Он морщится и приставляет пальцы к виску, как будто собирается застрелиться.

– Я только из душа – твои мозги не украсят мои свежевымытые волосы, – корчу стерву, и кручу плейлист дальше, до вечного хита Aerosmith – I don’t wanna miss a thing. – Мне кажется, это очень неплохо.

– Ты хочешь танцевать первый танец под музыку из фильма о том, как астероид чуть не уничтожил нашу планету?

– Ты – ужасный циник, – морщу нос. – Учти, когда кончится мой список, тебе придется делать свой и я буду так же фукать на все, что в нем окажется.

– Ну тогда мы останемся без первого танца, – резонно отмечает он, и я включаю Брайана Адамса.

– Нет, – тут же отметает Гарик.

Селин Дион в тандеме с Барбарой Стрейзенд ему тоже не по душе, как и Эд Ширен.

– Можно? – он протягивает руку к моему телефону, и я без опаски вкладываю его ему в ладонь. Гарик вбивает что-то в поиск и, не вернув мне телефон, включат проигрывание. – Закрой глаза и слушай.

И… я его ненавижу, потому что с первых звуков скрипки я понимаю, это – та самая музыка.

Идеальна.

Безупречна.

Но…

– Ромео и Джульетта?[1] – озвучиваю свое предположение, хотя уверена, что не ошиблась.

– Почему я не удивлен, – слышу его тихий голос.

– Это не слишком трагично, м? – Звуки скрипки вводят меня в какой-то гипнотический транс. Поганый мужчина, он за одну секунду нашел то, что я не могла найти неделю!

– В самый раз.

– Ты же понимаешь, что под эту музыку тебе придется меня поцеловать, – продолжаю сходить с ума. Он так долго не отвечает, что я не выдерживаю, открываю глаза и кошусь в его сторону.

Гарик, прикрыв глаза и свесив голову к моему плечу так, что почти касается его лбом, спит.

[1] Тема любви из фильма «Ромео и Джульетта» (1968) в интерпретации Andr? Rieu

Глава 49

Я кручусь перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.

Грозная и Маруся сидят на маленьком диванчике у меня за спиной и, хоть пришли помогать мне определиться с нарядом, больше увлечены разговором друг с другом. Я украдкой поглядываю, как они о чем-то шушукаются и смеются, и нарочно тяну время, чтобы эти двое нашли общий язык.

По крайней мере Грозной точно не помешает еще один друг.

Чем больше я ее узнаю, тем больше понимаю, насколько на самом деле она одинокий человек.

Наверное, почти такой же, как и я в эту минуту.

Хоть на мне почти самое прекрасное платье в мире, какое только можно купить за деньги. По крайней мере, на мой вкус. Пару недель назад я нашла его тут в каталоге и его привезли под заказа из самого Израиля, так что у меня будет наряд от одного из лучших свадебных брендов мира.

Много кружев, длинный шлейф, открытые плечи и идеальный силуэт, который подчеркивает все достоинства моей фигуры.

– Может, покрутишься уже перед нами? – предлагает Маруся, и я, натянув счастливую улыбку, иду, чтобы занять место на небольшом постаменте посреди большого центрального зала. Пара девушек тут же бросаются за мной, чтобы придержать шлейф, который тянется следом на добрых пару метров.

Грозная долго смотрит, и с каждой минутой ее глаза наполняются такой странной тоской, что я чувствую себя невольно виновницей за трагедию, которая случилась с ее дочерью, хоть даже и не знала ее.

– Ты очень красивая, – наконец, говорит Грозная, и вслед за ее словами лицо Маруси приобретает умилительный вид.

– У вас такие лица, будто вы мои феи-крестные, – не могу удержаться от шутки.

Чувствую себя странно неловко, изображая счастливую невесту, хоть это совершенно незачем, потому что они обе прекрасно знают причину нашего с Гариком «брачного союза».

– У нас лица двух почтенных старушек, – хихикает Маруся и они снова о чем-то шушукаются.

Я быстро слезаю с постамента и ухожу в примерочную.

Терпеливо изображаю манекен, пока швея делает последние замеры – несмотря на то, что платье как будто сшито на меня, убрать пару складок в тех местах, где они могут бросаться в глаза. Лишним не будет.

Когда возвращаюсь к моим феям, те уже активно решают, что они будут пить – покрепче и «по-торжественнее». На мой вопрос, что у них за план, молча берут меня под руки с двух сторон и тянут к машине.

– А не слишком рано для традиции похищения невесты? – смеюсь я, чувствуя себя арестанткой, но вряд ли они собираются посвящать меня в свои планы.

Но, конечно, мы едем в ресторан, причем Маруся настаивает, что сегодня угощает она и если кто-то из нас хотя подумает потянуться за кошельком – она забудет, что уже давно интеллигентная старушка и вспомнит молодость парой крепких выражений в наш адрес.

– Ты собираешься устраивать девичник? – спрашивает Маруся с видом человека, который только то и делает, что ходит на девичники. – Ну или хотя бы эту… ну… которая в трусах.

Я чуть не давлюсь минералкой, но Грозная быстро приходит на помощь:

– Маруся, это называется «пижамная вечеринка»!

– Ну трусы-то все равно у всех есть, – резонно замечает бабушка Гарика, и от взрыва нашего хохота остальные посетители ресторана неодобрительно морщат носы.

Наверное, все в этой ситуации нормально, если не считать того, что вся она – ненормальна абсолютно. Мне двадцать пять, я выхожу замуж по расчету, а вместо подружек мамы у меня бывшая начальника и бабушка моего будущего мужа.

А еще из головы не идет Гарик, сидя уснувший рядом со мной.

Я просидела так часа три – боялась его разбудить.

А потом, когда он посреди ночи просто открыл глаза, встали и ушел, не сказав ни слова, провалялась без сна, пытаясь понять, почему мне не все равно, что он даже не пытается хоть как-то проявиться в мою сторону. В последний раз, когда он попытался меня поцеловать, это было еще у моего подъезда, в тот вечер, когда мы заключили договор. Больше месяца назад.

И с тех пор – ни намека на симпатию в мой адрес.

Разве что круговая забота и опека, как о неоперившемся птенце.

– Ну, – Грозная поднимает бокал, которые официант только что наполнил вином, – за нового генерального директора «ОлМакс»!

Я ловлю себя на мысли, что это событие как-то совсем выпало из зоны моего внимания, а ведь вчера это стало настоящей сенсацией нашего офиса. И, как я слышала, слухи о том, что должность мне досталась не за мои мозги, а за «активную работу с нижними чакрами босса», расползлись по каждому кабинету.

Что и следовало ожидать в общем.

Потому что, в общем, так оно и есть – я бы не стала генеральным, если бы не наша с Гариком договоренность и брак по взаимному расчету.

– Я уже побаиваюсь конкуренции. – Грозная изображает вялое беспокойство, и Маруся тут же подбрасывает масла в огонь, рассказывая, что у ее внука нюх на кадры и что если эта должность досталась мне – «ТриЛимб» еще будет кусать локти из-за того, что меня упустил.

Это очень похоже на обычные девичьи посиделки, только моим подружкам уже прилично лет и каждая прошла через свой личный ад.

Мне остается только принять с благодарностью их попытку меня развлечь, и активно попивать шампанское, чтобы головокружение забило неприятную тоску на душе.

Завтра утром мы с Гариком едем в СПА, и я не могу отделаться от мысли, что это будет очень странная поездка.