Текст книги "Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

225.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <31.10.1910. Москва – Тифлис>

31 октября 1910 г.

<…> Вчера приехали Бердяевы. Приехали в 11 часов утра, а в час уже ко мне стучался Николай Александрович. Очень приятно было встретиться. Помимо своих <нрзб> качеств, он ужасно приятен в общении. Часто у него срываются меткие – остроумные «слова». И он их говорит, так аппетитно посмеиваясь. Можно сказать, приехал вовремя! Ибо как раз теперь насели на нас со всех сторон. (Между прочим, он сообщил мне, что в «Утре России» был фельетон А.Белого о моем реферате[863]863
  Андрей Белый. Неославянофильство и западничество в современной русской философской мысли //Утро России. 15.10.1910. № 274., с. 2.


[Закрыть].) Вечером я пошел повидаться с Л<идией> Ю<дифовной>. Они остановились в двух шагах от меня. Очень приятно провел вечер. У них много неприятностей. Мать их, которую они очень любят, сломала ногу и с трудом оправляется. Евг<ения> Ю<дифовна> больна и чувствует себя скверно. Она не приехала. Кроме того, денежные затруднения. Но все-таки настроение у них очень светлое. Л<идия> Ю<дифовна>. очень много смешного рассказывала про Челпанчика. К концу вечера пришел Н.А., который успел уже побывать во многих местах. С<ергей> Н<иколаевич> оказывается страшно волнуется и «лезет на стену». От Белого у Н.А. плохие впечатления. Отчасти оттого, что Белый болен и изможден (кстати, Л<идия> Ю<дифовна>. сказала, что Белый женится! Только пока мало об этом известно), – отчасти оттого, что Белый от всего отказывается. Отказался от возражения мне на реферате, отказался от фельетона, отказывается чуть ли даже не от «Серебряного голубя». Что же касается интриг, то Н<иколай> А<лександрович> очень потешно сказал, расставив руки и прищурив нос: «Как это все мизерабельно!» <…>

226.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <2.11.1910. Москва – Тифлис>

2 ноября 1910 г.

<…> Вчера у нас было заседание. Читал А.Белый "Трагедию творчества у Достоевского". Вечер вышел крайне интересным и оживленным. Реферат был блестящ, <нрзб> написан мастером слова. Прения также вышли очень удачными. В них приняли участие: Брюсов[864]864
  Брюсов Валерий Яковлевич (1873– 1924) – поэт, литературный критик.


[Закрыть], Струве[865]865
  См. о нем примеч. к п. № 27.


[Закрыть], Волошин[866]866
  Волошин Максимилиан Александрович (1877—1932) – поэт, критик, художник.


[Закрыть]. Представь, рядом с Булгаковым сидел Блок[867]867
  Блок Александ Александрович, (1880—1921), поэт; за несколько лет до этого он записал в дневнике свое впечатление от другого религиозно-философского заседания: "<…> Невообразимая и безобразная каша, идиотское мелькание слов. И вот – один тоненький, маленький священник в бедной ряске выкликает Иисуса, – и всем неловко <…> Да хоть бы все эти нововремнцы, новопутейцы, болтуны – влоск исхудали от собственных исканий, никому на свете, кроме «утонченных натур», не нужных, – ничего в России не убавилось бы и не прибавилось. <…> хорошо резюмировал прения остроумный философ. Но ведь ониговорят о Боге, о том, о чем можно только плакать одному, шептать вдвоем, а они занимаются этим при обилии электрического света; и это —тожепотеря стыда, потеря реальности; лучше бы никогда ничем не интересовались и никакими «религиозными сомнениями» не мучились, если не умеют молчать и так смертельно любят соборно сплетничать о Боге".Александр Блок.Собрание сочинений в 8 томах. ГИХЛ. М—Л. 1962, т. 5, с. 211.


[Закрыть]! Говорил хорошо Бердяев. Рачинский насильно меня записал. Я сказал кратко, сжато, но кажется не без сгущенности. Вася, по крайней мере, сказал мне комплимент, – что мои слова были наиболее существенными. Вася и Таня, а также Вера Васильевна, остались крайне довольны и были захвачены общим оживлением <…> Мы слышали, уходя, как на улице неистово спорили студенты о Достоевском. Так что пока заседания удачны. Хороший показатель, что снова много студентов и курсисток. Вчера видели предполагаемую невесту Белого[868]868
  Тургенева Анна Алексеевна (Ася) (1890—1966) – художница, антропософка, первая жена Андрея Белого.


[Закрыть]. Кажется, ты ее знаешь, но описать не могу. Когда мы были на Дункан в зале Благородного собрания, она была недалеко от нас, сбоку, с Петровским. Лицо прелюбопытное, русалочье. Голову поднимает все кверху, шея необычайно красива (Татьяна говорит, что она знает об этом и нарочно показывает шею – ох, женщины, женщины!). Глаза загадочны и моментами пронизывают, все время горят огоньком. Я глядел на нее внимательно. Не думаю, чтобы она сулила Борису Николаевичу безмятежное счастье. Она производит несомненное впечатление, эстетически сильное, но хорошее или дурное – трудно сказать.

Завтра у меня реферат. Меня попросили что-нибудь прочесть в студенческом обществе памяти князя С.Н.Трубецкого[869]869
  Философское общество памяти С.Н.Трубецкого при Московском университете, в котором В.Эрн состоял со студенческих лет, фактически представляло собой студенческую фракцию партии Народной свободы (конституционалистов-демократов). См. Е.А.Ефимовский. Мечты и действительность //Возрождение, Париж, 1960, № 97.


[Закрыть]. Я не мог отказаться и вот буду читать то, что читал в Красной Поляне, то есть приступ к своей диссертации. Этот приступ меня совсем не удовлетворяет по форме – мне завтра предстоит огромная работа исправления. Много придется вычеркнуть, много заменить, особенно в связи с нашими теперешними спорами. Но эту работу все равно нужно было бы проделать, потому что все равно печатать ее в первоначальном виде я не согласился бы. А эта статья сейчас очень пригодится, потому что хладнокровно, аналитически, можно сказать, прямо «за нас» она приводит к тем жгучим темам, которых когда коснешься, все волнуются. Пожелай мне успеха (в работе)[870]870
  Речь может идти об опубликованной позже работе: В. Эрн. Об изучении философии Розмини // Богословский вестник. 1913, № 10, с. 381—393.


[Закрыть] <…>

227.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <4.11.1910. Москва – Тифлис>

4 ноября 1910 г.

<…> Теперь о делах. Сегодня уже четвертое. Значит письмо это будет в Пятигорске 8-9-го, то есть накануне твоего отъезда? Сейчас я получил от Философова телеграмму. Мой доклад назначен на 22-е[871]871
  Доклад В.Эрна на заседании Петербургского РФО, состоявшемся 22.11.1910, назывался «Основной характер русской философской мысли и метод ее изучения». Позже опубл. в качестве предисловия в книге В.Эрн. «Г.С.Сковорода. Жизнь и учение». В архиве Эрна хранится вырезка из газеты «Речь» № 324 от 25.11.1910 с отчетом Огнева о заседании, где в частности сказано, что "доклад является введением к целому ряду историко-философских работ Эрна под скромным названием «Очерки по истории русской фиософии» <…> В прениях по докаду участвовали: Вяч. Иванов, С.А.Алексеев (Аскольдов), одобрившие доклад. Докладчику долго возражал неокантианский младенец Гессен, хлестко и грубо, но малодоказательно. Говорили еще В.И.Иванов и С.А.Алексеев. Первый старался примирить Эрна и неокантианцев, а Алексеев возражал Эрну на тему о значении<нрзб>в философии, не согласился с Ивановым и предпочел «меч» Эрна «миру» Иванова". На полях газетной вырезки рукой В.Эрна: «Написано бывшим священником Огневым».


[Закрыть]. Другими словами, ты должна приехать не позже 15-го <…>, чтобы провести в Москве и Петербурге по крайней мере 5-6 дней. <…>

Вчера читал реферат в студенческом обществе – и был совершенно очарован молодежью. Все семь моих студентов несмотря на то, что мысль моя трудна и отвлеченна, прекрасно ее поняли и возражали мне очень по существу, обнаруживая не только общую философскую начитанность, но и весьма глубокое изучение таких трудных и часто профессорам философии неизвестных философов, как Фихте, Гегель и даже Шеллинг. Кроме того очень недурно говорят. Со мной был Н<иколай> А<лександрович>, который остался тоже очень доволен студентами. Когда заседание закрылось, "студы", как их называют Шеры, устроили мне горячую овацию. Во всяком случае, на моем реферате в нашем Обществе возражения по качеству были много ниже, чем вчера у студентов. Это замечательно и отрадно! <…>

228.     К.М.Аггеев – Д.В.Философов[872]872
  Из частного собрания.


[Закрыть] <10.11.1910. СПб>

10. 11. 1910.

Глубокоуважаемый Дмитрий Владимирович, сегодня я узнал от Дмитрия Сергеевича[873]873
  Мережковского


[Закрыть] о характере предполагаемого собрания РФО памяти Л.Н.Толстого. Считаю необходимым поделиться с Вами, Дмитрием Сергеевичем и Зинаидой Николаевной[874]874
  Гиппиус


[Закрыть] своим отношением к главному элементу этого собрания.

По моему убеждению, Церкви как Церкви, не только можно, но и должно молиться – не говорю о Толстом – хотя бы и о полном атеисте. И – позволю это сказать – сам за литургией молюсь и за Герцена и за Белинского… Синод, таким образом, думаю я поступил нерелигиозно, запретив церковное моление…

Это первое.

Принять участие в общественной "самочинной" (термин канонический) молитве я в виду определенного общего и мною лично полученного распоряжения Е<пархиального> н<ачальства> не могу. Принять участие в такой молитве, Вы, конечно ясно сознаете, значит 17 ноября снять рясу. А к этому я не готов, и по житейским мотивам, может быть, и неспособен… Это второе.

При таком своем настроении я считаю себя не только бесполезным членом Совета[875]875
  Священник Константин Аггеев был членом Совета Петербургского РФО.


[Закрыть] сегодняшнего, но и вредным: скажу ли я да или нет, я одинаково не буду вполне солидарен ни с ними, ни с другими.

Внешние препятствия к присутствию на сегодн<яшнем> совещании таковы – служба в Церкви и непосредственно после нее – единственная в году конференция на курсах, на которой я обещал быть. Но, разумеется я бы преодолел эти препятствия, и в действительности предполагал быть у Вас часов в 11. Но по вышестоящим мотивам решил сознательно не быть.

Пишу это письмо для Вас, а не для Совета.

Ваш свящ<енник> К.Аггеев.

229.     С.Н.Булгаков – А.С.Глинке[876]876
  РГАЛИ, ф.142, ед.хр.198, оп.1, л.122. Из Москвы в Симбирск.


[Закрыть] <16.11.1910.Москва – Симбирск>

Москва, 16 ноября 1910 г.

Дорогой Александр Сергеевич!

Вчера узнал от Михаила Александровича о болезни Ольги Федоровны и очень за вас скорблю. Да пошлет ей Господь выздоровление, а Вам – сил. Молитвенно с Вами. Бог посылает нам испытания и дает чувствовать свою крепкую и милующую руку, открывая нам всю нашу слабость и немощь. Милый мой, как тяжело складывается Ваша жизнь! Не нужна ли Вам в чем-нибудь моя помощь (деньги, например)? Пишите, не стесняйтесь.

Я хотел Вам писать деловое письмо, с которым страшно замедлил вследствие недосуга, но теперь откладываю до выздоровления Ольги Федоровны. У нас все сравнительно благополучно. Целую Вас. Да хранит Вас обоих Матерь Божия!

Ваш С.Б.

230.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн[877]877
  Архив Эрна, частное собрание. Публикуется по автографу.


[Закрыть] <25.11.1910. Москва – Тифлис>

25 ноября 1910 г.

Моя милая, моя любимая, моя золотая девочка! Здравствуй, моя радость, Господь с тобою! Нежно целую твои руки. Я не знал, что буду так беспокоиться без твоих писем. Мне вдруг стало тревожно, что с тобой? Я тебя прежде всего прошу и умоляю: пиши мне всю правду и не скрывай от меня ничего. Если плохо себя чувствуешь, так и пиши. Может быть тебе уехать в Кисловодск до моего приезда? М<ожет> б<ыть> там есть хороший пансион? Поехала бы ты с Валей, и ей было бы хорошо и тебе. Если эта поездка тебе обойдется 100—150—даже в 200 р.– ты помни, что это сущие пустяки. Возьми у Карлюки, а я когда буду уезжать, возьму из издательства столько, чтобы покрыть их. Женечка моя дорогая, моя хорошая! Скорее бы прошло это неопределенное время ожидания и томления!

Милая моя Женя, у меня сегодня много впечатлений. Пошел к Павлуше в 11 дня и возвратился в 10 вечера. Я застал Павлушу одного и несколько часов с ним беседовал. Он, как всегда, тих, мудр и интересен. У нас опять старые хорошие, хорошие отношения. Анна Михайловна была у Люси с ребенком. Люся накануне уехала в Москву по делам и осталась там ночевать. К обеду пришли Василий Михайлович и его брат Миша, который гостит сейчас у Флоренских—семинарист. К обеду же пришла Анна Михайловна с ребенком, завернутым в несколько одеял. Василий Михайлович стал разворачивать и, представь, с таким умением и с такой точностью – точно старая нянька. Ребенок проснулся и заплакал. Но Василий Михайлович стал так великолепно его забавлять, что я им (В.М.) очаровался. Ребенок (он – Шурик) очень хороший. Настоящий Флоренский! Что-то среднее между Люсей и Тосей. Тонкие смешные губы и улыбка робкая, милая. Глаза темные-темные, с маслянистым блеском. Я очень рад, что он не похож на своего отца "Михаила Потапыча". В шесть часов все кроме Анны Михайловны с ребенком, ушли в церковь (говеть). Анна Михайловна при ближайшем знакомстве совсем обвораживает кротостью и детскостью. Лучше жены Павлуша не мог бы найти! Из ее немногих слов я мог заключить, что у Флоренских в Тифлисе очень тяжелое настроение. Валя убита, чрезмерно занимается и у нее подозритеьно болит грудь. Шура[878]878
  Флоренский Александр Александрович (Шура), (1888—1954), минеролог, исскуствовед, брат П.А.Флоренского.


[Закрыть] на днях был при смерти от воспаления легких (в Петербурге). У Люси малокровие. Словом, очень тяжело. Часам к 8 пришла Люся[879]879
  Флоренская Ю. А.


[Закрыть]. Она, оказывается, в Москве ко мне заходила. Встретились просто и хорошо. Я поцеловал у нее руку, и она меня крепко поцеловала в голову. Сразу мы почувствовали себя по-старому, друзьями и очень хорошо провели время. Она страшно похудела. Стала тонкая, как тростинка, издергалась нервно до последней степени. Жаль ее очень. Не пожалела ее жизнь! Завтра зайду к ней и тогда напишу тебе больше.

Пока прощай, моя радость, моя ненаглядная девочка. Христос с тобой и Иринкой. Тысячу раз тебя целую. Будьте здоровы. Привет всем. Всем сердцем любящий тебя Володя.

Надя очень просит передать тебе (она провела весь день у Зверевых) привет и ее любовь. Она напишет тебе из Москвы. В Москве будет завтра. А я поеду в Москву послезавтра.

Еще раз нежно целую.

231.     С.Н.Булгаков – А.С.Глинке[880]880
  РГАЛИ, ф.142, ед.хр.198, оп.1, лл. 123—124об., 126—127об. Из Москвы в Казань. К письму приложен рекламный проспект издательства «Путь» л.125.


[Закрыть] <12.12.1910. Москва – Казань>

12 декабря 1910 г. Москва.

Милый, милый Александр Сергеевич!

Как я страшно давно не писал Вам и как виноват перед Вами, но вместе и не знаю, кстати ли настоящее письмо, потому что от Вас вестей не имею о болезни Ольги Федоровны. Утешаю себя мыслью, что молчание здесь благой показатель. Не писал я Вам то от недосуга, который с годами все увеличивается, то от отсутствия "настроения" в момент досуга, то в ожидании звестий от Вас, то, наконец, от своей собственной краткосрочной и пустяшной болезни. Сейчас ограничусь делом и самыми краткими сообщениями.

В издательстве в общем благополучно и дело крепнет, о болевых точках, которые есть как и в каждом деле, на письме не расскажешь. "Заведующим издательством" на исполнительные функции на днях избран Григорий Алексеевич. Бердяев находится в затруднительном материальном положении, все ухудшающемся. Эрн хворает периодически, здесь Женя, они на днях уезжают на Кавказ.

Вышел пока Киреевский[881]881
  Киреевский Иван. шПолное собрание сочинений в 2-х томах. Под редакцией М.Гершензона. Путь. М. 1911. Т. 1, с. +288; т. 2, с. II+290. Рец.: А.Корнилов //Русская мысль. 1912. № 1. Без подписи //Русское богатство. 1912. № 2.


[Закрыть], и я пошлю Вам на днях. Журналом пока дело не пахнет, да и нет к нему желания. «Московского Еженедельника» давно не существует, газеты, которая могла бы печатать Ваши (или иного соответствующего автора фельетоны) также теперь нет (разве «Утро России»?). «Русская Мысль», находящаяся теперь в единоличном заведовании Струве, стала значительно доступнее для религиозных тем, так что положение здесь улучшилось. (Адрес Струве: СПБ, Лесной, Б.Спасская, 5; адрес Зеньковского: Киев, Караваевская, д.24, кв.6). Струве завел теперь ежемесячные обзоры, посмотрите в последних №№, литературу там ведет А.Крайний[882]882
  Псевдоним Зинаиды Гиппиус.


[Закрыть]. Попробуйте ему предложить присылать иногда обзоры!

Сейчас пишу Вам вот о чем. В издательстве постановлено издать сборник статей, посвященных В.Соловьеву, в память 10-летия. Сборник будет небольшой и недорогой и будет состоять, с одной стороны, из философских характеристик, с другой – из характеристик личности и, наконец, на тему вообще: "Соловьев и мы". Сотрудники Евг. Трубецкой, Булгаков, Бердяев, Эрн, Вяч. Иванов, А.Белый, А.Блок (говорят, он очень религиозно теперь настроен) и Вы. Я имею поручение от издательства пригласить Вас дать о Соловьеве статью для этого сборника, но размером не более листа в 40000 букв. Тему Вы установите сами из общих заданий сборника. По-моему, нужнейшее здесь – показать нужнейшее для Вас в Соловьеве. Моя статья будет филисофская, – о природе у Соловьева. Конечно, статью надо написать не откладывая, п.ч. сборник должен выйти не позже марта. Если Вы согласитесь и будете иметь возможность, конечно, Вы напишете скоро.

Относительно Достоевского Вам полный отчет напишет Григорий Алексеевич, коротко об этом говорить не стоит. Потребуется большая дополнительная работа, чтобы Ваша книга получила характер законченного исследования и, чтобы мы имели шансы провести ее в издательстве. Таково впечатление от прочитанных и разобранных Григорием Алексеевичем глав. Я считаю, что эта работа вполне для Вас выполнима, если только позволит Ваше время и станет охоты производить вновь кропотливую эту возню.

Пожалуйста, отзовитесь, Христа ради насчет того, как у Вас в семье, а также и о статье Соловьева. У нас благополучно, но напряженно… Прочтите при случае роман А.Белого "Серебряный голубь", это незавершенная, но совершенно изумительная вещь.

Флоренский благополучен сравнительно, был у нас недавно с женой. Ничего себе. Но недавно убит на Кавказе муж его сестры, а его друг – Троицкий, учитель гимназии. "Авва" находится в прежнем состоянии. Он волновался во время болезни Толстого (а уж как я волновался, Вы можете себе представить. Кстати, у нас проектируется сборник и о Толстом). Собираемся с Ним перед праздником в Пустынь.

Владимир Александрович благоденствует. Григорий Алексеевич теперь ничего, хотя нервен тяжело. Андрей Белый уехал заграницу; кажется, женится. Он очень хорош, и страшно за него.

Да хранит Вас и семью Вашу Христос и Царица Небесная! Ах, как о многом хотелось бы поговорит с Вами!

Целую Вас и люблю

Ваш С. Булгаков

Ваши чувства при умирании тестя я знаю и пережил это в точности.

Рецепт от экземы пришлите на всякий случай.

232.     С.Н.Булгаков – А.С.Глинке[883]883
  РГАЛИ, ф.142, ед.хр.198, оп.1, л.128.


[Закрыть] <20.12.1910. Москва – Симбирск>

20 декабря 1910 г.

Милый Александр Сергеевич!

Поздравляю Вас с наступающим праздником. Да родится Младенец в темном сердце нашем. От Вас все еще нет известий, и думаю о Вас с тревогой. Получили ли недавнее мое деловое письмо? Для нас тяжелы праздники – как раньше детская елка была величайшим праздником в году, так теперь тяжело думать о ней, хотя и надо! Ездили в Пустынь, говели. Там все по-прежнему. Видели обоих старцев. О. Герман, на мой взгляд, постарел. О. Алексий[884]884
  Схиеромонах Алексий – духовник Зосимовой пустыни.


[Закрыть] несет тот же сверхчеловеческий труд духовника, большую же часть недели пребывает в затворе. Был и Павел Александрович, он очень хорошее впечатление теперь производит. Мечтает о «сыне», в котором уверен. Немного чудит, но вобщем благополучен. Мечтает о бегстве из Академии, все-таки в «деревню», во всяком случае в священство.

Вспоминали Вас, особенно, когда "авва" обличал меня в еретичестве, что вообще говоря, было бы смешно, когда бы не было так грустно. Но я чувствую, что все это становится серьезнее, чем шутка, несмотря на то, что я его по-прежнему вмещаю, но в него не вмещаюсь… Ах, если бы свидеться, о многом бы поговорили. И право не знаю, не уверен, оперся ли бы на Вас авва.

Сегодня я сижу и прислушиваюсь к внутренней тишине, привезенной из пустыни. Вы знаете это чувство…

В издательстве по-прежнему. "Заведующий издательством" много и возбужденно говорит. Непременно прочитайте, если не читали, А.Белого "Серебрянный голубь".

Да хранит Вас и семью Вашу Христос. Целую Вас.

Послал Вам книгу свою.

Любящий Вас С.Б.

233.     С.Н.Булгаков – А.С.Глинке[885]885
  РГАЛИ, ф.142, ед.хр.198, оп.1, лл.129—130об.


[Закрыть] <22.12.1910.Москва – Симбирск>

22 декабря 1910 г.

Милый, милый Александр Сергеевич,

получил Ваше письмо и был ошеломлен им. Я из молчания Вашего заключил, что у Вас все благополучно уже, между тем, как вы все время в такой атмосфере ужаса, под страхом удара великого. Могу только плакать о Вас и молиться, чтобы Господь, посылающий Вам испытания, дал силы, просветил сердце, укрепил волю, показал, чего Он хочет и к чему ведет… О, как я знаю это чувство, – когда обнажается перст Божий и нет сил сказать: не как я хочу, но как Ты! Но в самом великом страдании и слышится голос Божий. Простите слова, без них не обойдешься. Да хранит Вас Господь и Его Пречистая Матерь, да коснутся они души Вашей, и души болящей, и деток Ваших. Милый, милый, сердечный мой! Когда я думаю о Вашей несчастной судьбе, такой жестокой и непонятной, кажется иногда, что особая любовь Божия почиет над Вами. Авве передам. В Пустыни молился о Вас, но не так, как надо было бы, если бы знал все. Николай Александрович и Григорий Алексеевич были очень взволнованы за Вас. Эрн уехал (по обычаю, больной) и находится на Кавказе. Рукопись Вам будет выслана.

Относительно Крыма, посоветовавшись с Е<леной> И<вановной>, могу предварительно высказать следующие соображения. Январь и особенно февраль, легко могут быть неблагоприятны по погоде для переезда, особенно ввиду того, что стояла исключительно погожая осень. Можно, конечно, известиться о погоде по телеграфу, но в это время за погоду нельзя ручаться за один день. Кроме того, переезд из Севастополя в Ялту затруднителен и утомителен и морем и сушей. Ввиду этого, по-моему, следовало бы в Москве обсудить вопрос, не предпочесть ли заграничный курорт (дороже не будет) или Сухум. Относительно устройства в Крыму могу сообщить пока следующее.

Обсудив с Еленой Ивановной положение, мы приходим к заключению, что в зимние месяцы надо устроиться в санатории в Ялте или Алупке, но не в деревне, Олеизе или окрестностях, ввиду крайне недостаточной медицинской помощи, которая пока так необходима. Пишем туда и наводим справки. По имеющимся сейчас у нас сведениям, такие санатории должны быть, но страшно дорогие, – 150—200 руб. в месяц. Но это только на первое время, потому что при первой возможности надо будет оставить их и устраиваться на частной даче. Мы предполагаем спросить, не возьмет ли наша родственница, у которой будет удобнее, чем в Олеизе, где слишком много неудобств <…>

<Последний лист письма отсутствует – В.К.>

234.     Е.Н.Трубецкой – М.К.Морозовой[886]886
  Ранее опубл. с комментариями А.Носовым //Новый мир, 1993, № 9. Написано на бланке и послано в конверте Цонтинентал Чôтелш.


[Закрыть] <23.12.1910. Берлин—Москва>

Берлин, Н.Щ. Неустадт. Кирцчстр. 6/7. Цонтинентал Чôтел.

Берлин 23 декабря

Милая Гармося

Чтобы не забыть, начну с делового. Доктор по болезням сердца, которого я тебя рекомендовал для Мики. – Проф. Краус, живет в Берлине, Брюцкеналлее, 7. На дому он принимает несколько торопливо; будет основательнее смотреть, если ты позовешь его в гостиницу.

Еще вот что: ты забыла заплатить счет Прагеру (Буцччандлунг[887]887
  Книжная торговля (нем.)


[Закрыть] Прагер, Нº 21, Миттелстрассе, зщисцчен Фриедрицч унд Неустадт Кирцчстрассе) около 219 марок. Пошли ему банковым переводом около этого.

А теперь, оставивши эти глупости, поговорю с тобой по душе и сообщу все тебе интересное.

Первое – наше здоровье – слава Богу. У Верочки, к счастию, ничего органического, хотя нервная система в ужасном состоянии. Во мне не найдено ничего плохого, но Боас хотел было на возвратном пути засадить меня в свою санаторию, но на мой энергичный протест немедленно сдался и засадил на 6 недель на строжайшую вегетарианскую диэту. Это сейчас вполне соответствует моему настроению, которое и без того вегетарианское; как и почему, – тому следуют пункты —

Вчера вечером в день приезда в Берлин пошел с мальчиками шататься по улицам, – от нечего делать[888]888
  Трубецкой Сергей Евгеньевич (1890—1949) и Трубецкой Александр Евгеньевич (1892—1968) – сыновья Е.Н.Трубецкого. С.Е. Трубецкой, сын Е.Н., много лет спустя так вспоминает об этих прогулках: «Папа путешествовал не иначе как с большим количеством книг, и куда бы ни приезжали, у него всегда был свой кабинет для занятий, но во время путешествий Папа гораздо чаще, чем в городе или даже в деревне,»спускался на землю" и жил общей жизнью с нами. В Папа просыпалась туристическая жилка, и он с увлечением совершал с нами большие экипажные прогулки. От этого особенно выгадывал я, так как Саша был еще слишком мал. Никогда в детстве я так много не общался с Папа, как за границей. Он много разговаривал со мною во время прогулок, обо многом рассказывал, многое показывал и объяснял." //Трубецкой С.Е. Минувшее, с. 38. Цит. по: А.Носов …//Новый мир, 1993, №9.


[Закрыть]. Зашли в театр-синематограф, и там неожиданно я получил такое сильное впечатление, что даже заболела грудь, напала тоска, и до сих пор я не могу отдышаться от кошмара.

Среди плоских немецких витцов[889]889
  шуток (нем.)


[Закрыть] и добродетельных мелодрам вдруг одна правдивая и реальная сцена. Просто – внутренность аквариума – жизнь личинки хищного водяного жука, а потом самого жука – все это увеличенное во сто раз, так что личинка (с надписью сечр гефряссиг[890]890
  очень прожорлива (нем.)


[Закрыть]) имела вид огромного живого дракона, который с четверть часа пожирал всевозможные живые существа – рыб, саламандру и т. п., которые отчаянно бились в его железной челюсти.

Я не могу представить себе более наглядного и ужасного изображения бессмыслицы естественного существования. Это та неумышленная, беспощадная и бесплодная борьба за существование, которая наполняет всю жизнь природы с тех пор, как есть животный мир. Ты не можешь себе представить, как сильно я в эту минуту ненавидел пантеизм и хотел убежать из этого мира. Редко так сильно ощущал "афонское" настроение. Может ли быть клевета на Бога гнуснее той, которая утверждает, что это божественно!

Ужас мира, покинутого Богом, подчеркивался неимоверной бессознательностью и пошлостью немецкой обстановки, особенно кельнерами, которые предлагали "рафраицчиссементс"[891]891
  прохладительные напитки (франц.)


[Закрыть], пока дракон пожирал свою живую еще добычу, и музыкой, которая неизвестно зачем этому аккомпанировала сентиментальными аккордами. Второй день у меня от этого болит все нутро, – противно думать о себе самих, т.е. о людях, потому что наши бойни, а тем более войны, разумеется, – та же сущность в менее жестокой и безобразной форме[892]892
  Этот эпизод, оставил столь глубокое впечатление, что Е.Н.Трубецкой подробно описал его в центральной главе своей последней книги «Смысл жизни». М. 1918.


[Закрыть].

Когда же на другой день после этого Боас прописал мне вегетарианский режим, то это было словно продолжение того же назревшего хода мыслей. Точно организму вредно то, что ненавистно душе! Между прочим, и Соловьев был вегетарианцем[893]893
  По сведениям А.Носова (Новый мир, 1993, № 9) Соловьев не был последовательным вегетарианцем, он ел рыбу, а в гостях и мясо, чтобы не обижать хозяев.


[Закрыть].

Вообще ужасен этот мир. Как только начнешь его утверждать, так сейчас же станешь этим самым водяным жуком, будешь безжалостно жрать и уничтожать чужие жизни, и животные и людские! Вообще "любовь к миру" – противоречие; между настоящей любовью и этим миром нет ничего общего. Любовь – такой сдвиг, который ничего не оставит на месте в этом мире. В самом своем умопостигаемом корне она ему противоположна! Правда, дорогая? Все разрешение жизненной задачи в этом огромном и мощном повороте жизни в любви к любви. Вся ценность любви – в мире ином! Но Боже мой, как это трудно! Какого подвига требует любовь; и какая ложь – любовь без подвига. Какая правда в том, что Зигфрид должен подыматься в гору, чтобы достать изогня свою Брюнгильду[894]894
  Отсылка к сцене из оперы Вагнера «Зигфрид». Символика огня в этой сцене истолковывается в работе: Лосев А.Ф. Проблема Вагнера в прошлом и настоящем //Вопросы эстетики. Вып. 8. М. 1968, с. 185.


[Закрыть]! Вагнер несомненно ощущал ту любовь, которая награнице здешнего.

Милая и дорогая моя Гармося, не бойся подвига и не страшись этого огня, хотя бы он сжег и многое, что кажется дорогим! Не тоскуй, моя родная: чем больше он в нас сожжет здешнего, тем ближе мы будем друг к другу. Пусть соединит нас и спаяет нерушимое, вечное. Христос с тобой.

Целую тебя крепко.

Завтра еду в Рим. Ах как бы хотелось хоть одним глазком на тебя взглянуть!

235.     М.К.Морозова – Е.Н.Трубецкому[895]895
  Ранее опубл. с комментариями А.Носовым //Новый мир, 1993, № 9.


[Закрыть] <24.12.1910. Москва—Берлин>

24^е дек<абря>

Здравствуй, мой дорогой, милый Женичка. Прости, что так скоро пишу. Во мне происходит целый день сегодня борьба: хочется ужасно написать, а с другой стороны, боюсь. Через некоторое время постараюсь взять себя в руки и в этом. Пока не могу, неудержимо хочется поблагодарить тебя за твое дорогое, чудное письмецо! Милый мой, дорогой мой, прекрасный мой, спасибо тебе за него! Как оно нужно мне! Пиши чаще, моя радость, хоть словечко! А если бы ты посмотрел в мои глаза, то сколько любви, сколько самой нежной, самой страстной, самой бесконечной любви ты увидал бы в них! Моя радость, мое утешение – ты! Не забывай меня, Женичка, умоляю тебя! Ах как я боюсь, что ты меня забудешь, отвыкнешь от меня, я тебе стану чужая! Все сделаю, но но только чтобы этого не было, чтобы не допустить этого! Как я была счастлива получить твое письмо, если бы ты знал! Я живу, думаю и делаю все, все так, как если бы ты все время стоял передо мной, все слушал, все видел, все знал, и я знаю, что ты был бы доволен мной, мой ангел бесценный! Бесконечно счастлива тем, что ты бодр и что сознание того, что ты делаешь, успокаивает твою дорогую, чудную душу! Надеюсь, ты скоро начнешь работать и не слишком увлечешься беготней и суетой. Дай Бог, чтобы это пребывание пинесло В<ере> А<лександроне> успокоение и тебе тоже отдых, сокровище мое! Утром и вечером крещу тебя и молю, чтобы все было хорошо, но молюсь, чтобы и ты меня не забыл.

Твоя Гармося.

236.     Е.Н.Трубецкой – М.К.Морозовой[896]896
  Ранее опубликовано с комментариями А. Носовым //Новый мир. 1993. № 9. При сверке обнаружены небольшие разночтения.


[Закрыть] <27.12.1910. Рим – Москва>

Рома, Виа Тритоне, 36‚ Пенсионе Ломи

27 декабря, № III

Милая и дорогая Гармося

Ты не можешь себе представить, как я был обрадован здесь первым твоим письмом от 23^го, написанным в таком хорошем настроении! Сегодня – Понедельник – ровно неделя, как мы расстались; и столько разных мыслей мимо меня промчалось. А я так же, как и ты, – еще не верю в разлуку, т.е. душа моя еще не понимает, что мы с тобой расстались на такой долгий четырехмесячный срок. Что это такое? И даль и близость чувствуются в одно и то же время. Иногда мне кажется, что ты вот тут – рядом со мной, и хочется заговорить с тобой. А иногда мучительно чувствуется отдаление…

Это бывает, особенно когда испытываешь какое-нибудь сильное переживание. Слишком привык я делить с тобой всю мою духовную жизнь. А когда вдруг этого нельзя, становится тоскливо и больно.

Вот хоть, например, сегодня видел я с мальчиками Сиксистинскую капеллу – фрески Микельанджело, а потом с высоты и чудную панораму Рима с Апеннинами, покрытыми густым снегом (вещь исключительно здесь редкая). Я сильно был взволнован и потрясен этой красотой: в моей душе воскрес целый мир, который, который я переживал много лет назад; я бесконечно обрадовался тому, что этот мир во мне уцелел, обрадовался, между прочим, и контрасту, потому что рядом с этим Рафаэль почти перестал для меня существовать. Но все это мне тотчас же напомнило, что весь этот мир, который так глубоко во мне засел – Италия, ее искусство и природа, – мир, не разделенный у меня с тобой, и меня взяла тоска! Сколько угодно могу говорить о нем с тобой словами, но этих красок, этого ослепительного сияния солнца, этого творчества, живописи, которые переворачивают душу, – мы вместе не переживали. А все святое, духовное, хорошее я хотел бы пережить с тобой, перелить из моей души в твою и обратно! Жизнь наша еще не вошла в колею; вчера устраивались, переезжая в<нрзб> пансион; сегодня, по-видимому, устроились окончательно (адрес в начале письма) и недурно. Раскладка только окончена, Соловьев выложен, и я за него принялся, хотя пока еще ничего не написал. Верочка вдребезги разбитавсякою усталостью, и московскою и дорожною, и моральною и физическою, и пока еще не может наслаждаться. Но я надеюсь на одно: чтобы усталость прошла, нужно, чтобы она обнаружилась: в Москве она обнаруживалась, может быть, в меньшей степени, чем здесь, потому что там была против нее напряженная, но поэтому тоже утомительная борьба. Мне кажется, что это – неизбежная дéтенте де нерфс[897]897
  нервная разрядка (фр.)


[Закрыть], за которой, если Бог даст, последует и отдых. Только очень скоро его нельзя ожидать: уж слишком она измучилась! Ну, прощай, моя родная, еще раз спасибо за письмо, которое так меня утешило и обрадовало. Крепко, крепко тебя целую.

237.     М.К.Морозова – Е.Н.Трубецкому[898]898
  Ранее опубликовано с комментариями А.Носовым //Новый мир, 1993, №9.


[Закрыть] <29.12.1910. Михайловское—Рим>

29^е дек<абря>

С новым годом, дорогой мой, от всего сердца желаю тебе быть здоровым! Будь бодр, работай хорошо, и все, Бог даст, будет хорошо. Посылаю письмо Маруси, она сама захотела тебе написать. Пишу это письмо из деревни, завтра возвращаемся в Москву. Здесь чудно хорошо. Снег блестит, все обсыпано инеем и залито розовыми лучами солнца. Ночи лунные – прямо волшебные. Мы здесь устраивали елки – у себя и в сельской школе для деревенских ребятишек – очень весело смотреть на их радость. Праздник для меня очень труден сейчас. Прервались обычные занятия издательством и школой и общение со всеми наэтой почве – невольно много остаешься сама с собой. С детьми очень трудно, никакого успокоения, за исключения Маруси пока. Встреча праздника была очень грустна, сердце разрывается, глядя на Лелю[899]899
  Вострякова (Мамонтова) Елена Кирилловна.


[Закрыть], да и самой не легче. Нет семьи ни у нее, ни у меня – мы с детьми не составляем единства, чувствуем и ищем совсем другого. Внешне обоюдно уступаем друг другу, а внутренне и те и другие угнетены. Читаю каждый день Евангелие и много размышляю. Добираюсь до самых глубин, туда, где все лежит и решается «Высшим светом, где воля Неба»[900]900
  Вероятно цитата из письма Е.Трубецкого.


[Закрыть]! Как мизерна, как ничтожна наша так называемая сознательная воля, как беспомощно сознание человеческое, как оно коротко. Как оно не знает, зачемчто-нибудь делает человек, что он делает и куда он придет. Маленький у него горизонтик! – Читаю твою книгу «Григорий VII»[901]901
  Григорий II, Папа Римский (1073—1085) Речь идет о книге Кн. Евгений Трубецкой "Религиозно-общественый идеал западного христианства в ХI веке. – Идея Божеского царства в творениях Григория II и публицистов его современников. Киев. 1897. Во вступительной статье автор так объясняет выбор этого исторического персонажа: «...благодаря изумительной цельности своего характера он представляет собою одно из наиболее ярких олицетворений того святительского папского идеала, которому он служит в течение всей своей жизни– в его произведениях находят себе выражение пртязания папства во всей их полноте.» Указ. соч. с. . См. рецензию В.С. Соловьева на книгу //Вестник Европы, апрель 1897


[Закрыть] и тебя там ни секунды не чувствую. Все – и посвящение – рационализм и ученость. Это интересно исторически, это прекрасное твое среднее, но это не ты. Но это грандиозная картина, и я понимаю, что она могла привлечь твой взор как картина. Сию секунду получила твое письмо из Берлина – его привезли из Москвы. Ужасно рада, спасибо, милый, что написал. Пиши чаще – мне очень нужны твои письма. Радуюсь, что здоровье В<еры> А<лександровны> в основном хорошо. Видишь, как ты все преувеличиваешь! О твоем здоровье думай сериозно и исполняй все, ради Бога. Понимаю твой ужас перед тем, что делает презираемая тобой материя, и твое вегетерианское настроение. Я всегда думаю о вегетерианстве, – соблюдаю посты, но чувствую, что должна идти к цели путем «мирного обновления»[902]902
  Намек на «диванную» партию «Мирного обновления», объединявшую в своих рядах либеральную интеллигенцию обеих столиц, печатным органом которой фактически был «Московский Еженедельник». «Ее основатели не имели настойчивости и аппетита к власти. Они были, быть может, для этого слишком „баринами“. Но, образуя аристократическое меньшинство, каждый из них в силу личного уважения, которое внушал, заставлял к себе прислушиваться. эта маленькая группа была чем-то вроде голоса общественной совести». Трубецкой Г.Н. Воспоминания. Облики прошлого. Цит по: А.Носов…//Новый мир, 1993, № 9.


[Закрыть], еще чувствую много соблазнов на пути, а то как бы не сорваться – это хуже. Всегда соглашаюсь с тобой, что пантеизм ложь как мировоззрение, но никогда не могу согласиться и всегда скажу, что он не ложь как переживание, как психологический момент. Если, хотя на минуту, не сольешься с хаосом, не погрузишься в него, не познаешь, что такое мир. А для этого необходимо видеть, чувствовать Бога во всем. Ужас охватывает при видереальной картины природы – это правда. Но вот если бы мы не сталкивались с этой ужасной реальностью, не стремилась бы наша душа и преобразить этот ужас. Ужасно чувствую и слышу твою душу, мой ангел, это все трубные моего солнечного всадника «оттуда». До бесконечности жажду, чтобы огнем горело в тебе все горе, все несовершенство мира и твое собственное. Тем больше ты сделаешь, тем ближе ты будешь всему и всем. Одно меня всегда ужасает – это твое стремление перескочить в мир «иной». Ужасны твои слова, что любовь к миру есть противоречие, – ужасны. Как же, когда любовь к миру есть основа и источник познания и любви к Богу, она свята потому, что только через нее нам дано увидеть Бога. Смысл, завершение любви в мире «ином» действительно, но ценность как раз наоборот. Огонь любви затем и есть, чтобы глубже нас взять к земле, заставить плотью и кровьюполюбить жить на земле, слитьс ней, переживать все ее радости, чтобы мы не покидали ее, не убегали от ее ужасов, а оставались на ней и этой любовью спасали ее и себя, что неразрывно связано.